Каюта, отведенная мне в качестве тюремной камеры, располагалась на носу судна, и явно предназначалась для проживания членов команды. Гостям вряд ли пришлось бы по вкусу это пустое помещение с белыми стенами. В каюте имелись две расположенные одна над другой койки, небольшая раковина и крошечный клозет, упрятанный под оббитой крышкой. В целом помещение не превосходило по размерам железнодорожное купе. В единственный иллюминатор не смогла бы пробраться и кошка, даже если бы он открывался, что вызывало большие сомнения. Это была настоящая современная яхта, а настоящий современный яхтсмен вряд ли пустит на свое судно свежий морской воздух — по меньшей мере, вся вентиляция осуществлялась с помощью кондиционеров.

Я умылся в маленькой раковине. Мосье Блю вздумалось изобразить из себя эдакого современного инквизитора. В отличие от своего военного советника, он обожал раздавать людям пощечины. Смех да и только. Неужели он вообразил, что пара пощечин заставит меня выдать свои секреты, даже если бы у меня таковые имелись. Тем более, что ладонь у мосье была не слишком тяжелой. Хуже дело обстояло с пальцем, на котором он носил большой перстень...

Некоторое время спустя в коридоре за дверью послышались голоса. Дверь отворилась и в каюту ввалилась Норма, поддерживаемая мужчиной, который отпустил ее в мои руки сразу же, как только она перешагнула через порог. Я заметил, что ее правая рука поддерживается повязкой — чьим-то большим голубым платком — а лицо исцарапано и кровоточит не меньше моего. Проклятый перстень неплохо поработал. Мне пришло в голову, что за эту ночь впустую пролилась масса крови. Накануне мне пришлось убить двух людей, и то я наследил значительно меньше.

Я осторожно опустил свою ношу на сидение, скрывающее местные удобства.

— Как ты, Чикана? — спросил я. Ее голова порывисто встрепенулась.

— Я же говорила не называть меня... — Мой смех не дал ей договорить.

— Мне подумалось, что это поможет тебе прийти в себя. Так что у тебя с рукой?

— Кажется, это всего лишь ключица. Когда машины столкнулись, я обо что-то ударилась. Потом еще стукнулась головой и заработала величайшую в мире головную боль, а этот элегантный старый мерзавец отнюдь не помог мне от нее избавиться. — Норма поколебалась. — Я ему рассказала. Изображать из себя героиню было ни к чему, не так ли?

— Именно так, — подтвердил я. — Что ты ему рассказала?

— В основном то, что касается Эрнимана. То немногое, что мне известно.

— Отлично. Итак, он выслушал одну и ту же историю из двух источников. Возможно, в настоящий момент он задействует свою хитроумную электронику, свяжется со своими хитроумными агентами и узнает, что это правда. На это уйдет несколько часов. Предлагаю тебе умыться и лечь в кровать, пока мы будем ждать...

— Мэтт.

— Что?

Она бросила на меня странный взгляд.

— Ты отправил меня на север, чтобы уберечь от опасности, правда?

Я поколебался, потом сказал:

— Зачем впустую рисковать опытной живой силой? К тому же Юлером действительно стоит заняться...

— Да, именно поэтому я и согласилась. Ты говорил достаточно убедительно, хоть я и знала, что не без задней мысли. Но теперь достаточно. Возможно, нам ни к чему быть несокрушимыми безмолвными героями, но и в сентиментальных сопляков тоже превращаться не стоит.

Я нахмурился.

— Не понимаю...

— Прекрати! — бросила она. — Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Если ты задумал каким-то образом выбраться отсюда, я вряд ли смогу тебе в этом помочь. Если же ты надеешься убедить их тебя отпустить, маловероятно, чтобы с тобой освободили и меня. Я не совсем ясно представляю себе сложившуюся ситуацию, но отпустить тебя могут только в том случае, если надеются получить что-то взамен. В этом случае они обязательно оставят меня в качестве гарантии лояльности с твоей стороны. Собственно говоря, наверное, для этого я им и понадобилась. Верно?

— Постой, я немного тебя умою. Давай не будем накликать неприятности...

— Прекрати изображать из себя большого и сильного опекуна, черт тебя побери! — со злостью проговорила она. — Запомни, что ни о каких играх с заложниками не может быть и речи. Я не хочу после того, как ты уйдешь, лежать здесь и гадать, станешь ты выполнять их приказы ради сохранения моей жизни или нет. Возможно, я обольщаюсь, и ты не подумаешь принимать это во внимание, и все-таки я хочу быть в этом уверенна. Мужчины склонны измышлять романтические бредни по отношению к девушкам, с которыми они переспали. Чтобы со мной этого не было, слышишь? Я профессионал, и так же как и ты выполняю задание. Так что если тебе вздумается провалить наше задание, чтобы спасти драгоценную жизнь представительницы испаноязычного меньшинства, я назло тебе сама перережу себе глотку. И ты ничего не выгадаешь. Обещаю.

Я с уважением посмотрел на нее. Потом кончиками пальцев приподнял ее подбородок и осторожно поцеловал в губы.

— Не беспокойся, Вирджиния Домингуэс, — сказал я. — Можешь быть уверенной, что я меньше всего стану беспокоиться о твоем благополучии.

Они пришли за мной на следующее утро. Их было двое: здоровенные мексиканцы в белой судовой форме. Дверь они открывали осторожно. Один сжимал пистолет.

— Пошли, — сказал ближайший ко мне, невооруженный конвоир.

— А сеньорита? — поинтересовался я.

— Сеньорита останется.

Я спрыгнул с верхней койки, подмигнул Норме и прошел мимо них, слыша, как дверь закрывается и запирается у меня за спиной. Меня привели во все ту же роскошную каюту, где наш хозяин лениво потягивал бренди из огромного бокала, который нежно согревал обеими руками. Мне показалось, что для бренди сейчас рановато, но возможно я исходил из неправильных предпосылок. Видимо, раннее утро следовало прировнять поздней ночи. Полковник Питер Хантингтон стоял у одного из больших занавешенных окон. В руках у него тоже имелся сосуд с бренди, но он не прилагал столь усердных стараний, чтобы довести напиток до рекомендуемой температуры.

— Кто такой Су? — спросил он.

— Кто-кто?

Я совсем позабыл о нашем хозяине, этом галльском Торквемаде. Он не замедлил напомнить мне о своем присутствии, отставив бокал, сделав шаг вперед и наградив меня звонкой пощечиной, от которой на глазах выступили слезы. К счастью, он действовал ладонью. После чего повернулся к Хантингтону и бросил какую-то фразу.

— Мосье Блю говорит, что сейчас не время для игр, старина. Будьте так добры, ответьте на вопрос. Господин по имени Су. Что он из себя представляет?

Собственно говоря, я просто старался выиграть время, чтобы собраться с мыслями. Имя, конечно, было мне знакомо. Мак немало постарался, чтобы упомянуть о китайце во время одного из наших телефонных разговоров. Разумеется, это следовало расценивать, как предупреждение, но поскольку впоследствии азиаты не давали о себе знать, я о них почти позабыл.

— Если быть точным, — проговорил я, — этого господина зовут не Су. На самом деле его именуют то ли Высокий Толстяк, то ли Низкая Утка — это отмечено где-то в нашем досье. Но, по крайней мере, на этом континенте, он не пользуется этим именем, а потому не пользуемся им и мы. Он называет себя Су. Мы тоже называем его этим именем или китайцем. Последнее слово не предполагает ничего унизительного.

В действительности, я помнил его настоящее имя, но не видел причин добровольно рассказывать об этом. Пусть попробуют меня заставить. Но они и не подумали это делать.

— Китайский агент? — спросил Хантингтон.

— Совершенно верно.

— Вам приходилось иметь с ним дело?

— Это зависит от того, что вы подразумеваете под оборотом «иметь дело», — осторожно ответил я. — Несколько раз, точнее — три, мне доводилось сталкиваться с ним.

— И кто победил?

— Что ж, пока мы оба живы, по крайней мере, когда я слышал о нем в последний раз, он был жив. Так что можно сказать, что пока никто из нас по-настоящему не победил. Тем не менее, по очкам я немного опережаю его.

— Почему вы не рассказали нам этого раньше?

Я уже открыл было рот, чтобы ответить, но в последнее мгновение передумал. Я намеревался сказать, что не упомянул о Су потому, что сам лишь мельком слышал о его причастности к этому делу и не имел ни малейшего представления, какую роль в мексиканской революции может сыграть китайский агент. Однако демонстрировать излишнюю неосведомленность столь же глупо, как добровольно выдавать информацию. Обычно люди отказываются верить, что ты можешь быть настолько глуп, даже если дело и в самом деле обстоит именно так.

— Наверное, я решил, что вас это совершенно не касается, — сказал я.

В результате хозяин прошелся по моему лицу обратной стороной ладони еще до того, как сказанное было переведено, демонстрируя, насколько он нуждается в переводчике. После чего выдал полковнику какую-то булькающую французскую фразу.

— Мосье Блю говорит, что вы напрасно потеряли большую часть ночи из-за того, что утаили от нас эту информацию. Если бы вы сразу сказали нам правду, мы смогли бы договориться гораздо быстрее.

Честно говоря, я понятия не имел, какую правду он имеет в виду. По-видимому, эти люди отыскали недостающий мне фрагмент головоломки. Столь же очевидным было и то, что расспросы на эту тему представлялись нежелательными.

— Простите, — сказал я. — Я полагал, это личное дело.

Странно, но Хантингтона это убедило, несмотря на то, что сам я не видел в сказанном ни малейшего смысла.

— Ваш рассказ об этом Эрнимане был подтвержден, — сказал он. — Мы пришли к выводу, что ваши причины избавиться от него вполне убедительны. Прошу прощения за недоразумение, старина. Похоже, что на этот раз, по крайней мере, пока, мы сражаемся на одной стороне.

Я промокнул платком кровоточащую губу, познакомившуюся с фамильной реликвией семьи Блю, и хмуро произнес:

— Для меня это большая честь, полковник.

— Нам не удалось выяснить только одно, — добавил он. — Кто нанял этого профессионального убийцу, чтобы избавиться от Диаса?

— У нас тоже нет особой уверенности на этот счет, — ответил я. — Одна гипотеза предполагает, что Эрнимана наняла миссис Кларисса О’Херн, которая навязалась ко мне в попутчицы, чтобы в критический момент не дать помешать ее планам.

— Миссис О’Херн? — На лице у него отразилось удивление. — Вы имеете в виду жену Оскара...

— Ваш друг отнюдь не создан для семейной жизни, полковник. Женщина, с которой он живет, — живет, когда бывает дома — ненавидит его до мозга костей. Не исключено, что она ненавидит его настолько, чтобы сорвать вынашиваемую им революцию, а потом рассмеяться ему в лицо.

— Не исключено? Вы не уверенны?

— Нет, не уверен. Это всего лишь гипотеза, причем она не слишком нравится и мне самому. После того, как я провел некоторое время в обществе упомянутой дамы, мотивы кажутся мне не особенно убедительными.

— У вас есть другие предположения?

Я покачал головой.

— Мой мексиканский друг, Солана-Руис вполне удовлетворен подобным объяснением, как и пристало полицейскому, отыскавшему правдоподобную разгадку. Он собрал массу доказательств, но меня ему убедить не удалось, так что если у вас имеются другие предположения...

Хантингтон поколебался, а затем сказал:

— Что ж, если задуматься, здесь в Баха имеется определенная группа, которой хотелось бы, чтобы мы потерпели неудачу. Я не имею в виду местных мексиканцев. Знаете, здесь успело осесть множество иностранцев, по большей части, американцев. Они вполне удовлетворены нынешним положением дел. Приспособились к мексиканским законам и не хотят перемены правила Особенно вооруженного вмешательства. Они считают, что открыли этот живописный, никем не используемый рай, исключительно для себя и не желают, чтобы его перехватила некая группа богатых беглецов от цивилизации, которая в случае удачи не даст им ничего, помимо того, что у них уже есть, да еще и начнет всячески притеснять.

Мосье Блю откашлялся, привлекая внимание к собственной персоне. Говорил он долго и проникновенно. Когда он наконец закончил, я повернулся к Хантингтону в ожидании перевода.

— Мосье Блю, — сказал полковник, — говорит, что могучая «Сенктуэри корпорейшн» не намерена принимать во внимание пожелания обосновавшихся здесь янки. Он говорит, что ранее были предприняты попытки найти взаимопонимание с кое-кем из наиболее влиятельных американцев в Баха, однако они не пошли нам навстречу. За что сами и пострадают.

— Понятно, — кивнул я. — Иными словами, в случае успеха вам нечего предложить этим американским эмигрантам. С другой стороны, в случае провала, мексиканцы станут относиться к иностранцам настолько нетерпимо, что им придется собираться и уезжать, побросав все, что они успели нажить. Это интересный ракурс. Я об этом не думал. Полагаю, этих людей трудно назвать бедняками.

— Думаю, некоторые из них достаточно богаты.

— Итак, если один из них предложит разумный план для недопущения переворота, пустив шляпу по кругу, они вполне могли собрать достаточную сумму, чтобы нанять человека по имени Эрниман. Что-нибудь свидетельствует, что именно так оно и было?

— Пока нет, — сказал Хантингтон. — Как бы то ни было, вопрос об ответственности интересует нас чисто теоретически, старина. Главное сейчас — немедленно позаботиться об этом самом Эрнимане. Вы сказали, что его видели в Ла-Пас. По-видимому, он направляется на юг, в сторону Сабо Сан Лукас. Вряд ли можно считать совпадением то, что у генерала Диаса именно там назначены некоторые важные встречи. Отменить их генерал не может. Мы нуждаемся в поддержке людей, с которыми он будет говорить. Мы не можем его отозвать и даже не можем убедить быть осторожным. К сожалению, он из числа этих мужественных мексиканских парней — как там они их называют?

— Macho?

— Вот именно. Просить нашего macho генерала не высовываться, потому что ему угрожает опасность, все равно, что поставить под сомнение его отвагу. Он из тех недалеких позеров, которые больше всего боятся, что их сочтут трусами. Мне удалось посадить на борт самолета телохранителя под видом адъютанта и личного секретаря его превосходительства, но если я попытаюсь открыто предупредить Диаса, это только подтолкнет его выставлять себя напоказ, чтобы доказать, какой он храбрец. — Хантингтон вздохнул. — Вот так-то, старина. Легче иметь дело с врагом, чем кое с кем из друзей.

— Это уж точно, — подтвердил я. Полковник мимолетно улыбнулся.

— Итак, поскольку этого осла практически невозможно защитить, я должен как можно быстрее устранить угрожающую ему опасность — этого самого Эрнимана.

— Совершенно верно, — сказал я. — Именно это я и собирался сделать, когда вы нарушили все мои планы, старина.

Хантингтон коротко рассмеялся.

— На всякий случай еще раз приношу вам свои извинения. Прежде чем вы уедете, я ознакомлю вас с предполагаемым маршрутом генерала. Ваша машина ждет вас на берегу. Там же ваше ружье и патроны. Мы их не трогали, деньги и остальное ваше оружие вам, разумеется, вернут. Вы можете рассчитывать на любую возможную помощь с нашей стороны. Вы удовлетворены?

— Договорились, — сказал я.

Пожилой господин с фамильным перстнем на пальце разразился очередной очередью на французском языке. Полковник Хантингтон вздохнул и неохотно произнес:

— Мосье Блю напоминает мне об одной упущенной мной детали. Молодая дама.

Последующее нетрудно было предугадать. Я мысленно поставил Норме «пятерку» по ясновидению.

— Так что же насчет молодой дамы?

— Мосье Блю говорит — мне очень жаль, старина, но это необходимая мера предосторожности — мосье Блю говорит, что отныне жизнь девушки самым непосредственным образом зависит от жизни генерала Диаса. Можно сказать, они неразрывно переплетены. Пока жив генерал, жива и ваша очаровательная помощница. Если умрет Диас, умрет и она. Понятно?

Я глубоко вздохнул и сказал:

— Мне казалось, вам не хочется вызывать недовольство Соединенных Штатов убийством кого бы то ни было из американских агентов.

Полковник заколебался. Ответ я получил от француза, который взял меня за руку и развернул лицом к себе. Хриплым голосом, на прекрасном английском языке, с почти незаметным акцентом, он произнес:

— Если мы потеряем ключевую фигуру — генерала, никакой революции не будет. Если не будет революции, какое нам дело до чьего бы то ни было недовольства? Comprenezvous?

Я его прекрасно понял.