Мстители

Гамильтон Дональд

 

Глава 1

Когда присутствуешь на похоронах, все национальные кладбища кажутся похожими друг на друга. Будь то в Арлингтоне или где-нибудь еще — в данном случае кладбище находилось в городке Санта-Фе. Штат Новая Мексика. Люди моей профессии привыкают к тому, что время от времени из жизни уходит кто-то из товарищей, а поскольку многие из нас в прошлом носили военную форму, последние слова зачастую звучат на почве, принадлежащей правительству. И хотя присутствие на таких похоронах в определенной степени нарушает принципы секретности, мы из уважения к покойнику настолько часто закрываем глаза на правила, что окружающая обстановка становится если не привычной, то по меньшей мере знакомой.

Прежде всего, это бесконечные ряды одинаковых белых надгробных плит, в строгом военном строю пересекающих аккуратные зеленые лужайки. Между ними тянется маленькая угрюмая и довольно неорганизованная похоронная процессия — далеко не в военном строю — почти затерявшаяся в необъятных полях небытия. Иногда идет дождь, но далеко не всегда. Это только в кино процессия обязательно бредет по лужам под накрапывающим унылым дождем, ощетинившись неизменными черными зонтами, которые поставляются для съемок по специальному заказу, потому что в жизни я никогда не видал одновременно такого количества черных зонтов: обычно они либо прозрачные, либо окрашены в яркие тона.

Но сегодня все происходило на самом деле, и зонты отсутствовали. В небе ярко светило солнце, ничуть не взволнованное тем, что в этот день мы провожали в последний путь изрешеченное дробью тело Боба Дивайна ирония судьбы, учитывая то, что из-за болезни сердца он ушел на пенсию несколько лет назад, в довольно раннем возрасте, уцелев в многочисленных переделках. Женился, вел спокойную тихую жизнь в моем родном городке, возможно, потому что я описывал Санта-Фе яркими ностальгическими красками. В нашей работе бывают минуты, когда, подготовив все, непосредственно относящееся к выполняемому заданию, ведешь разговоры о всевозможных пустяках, дабы скоротать время. И вот Боб Дивайн ушел на пенсию, и перестал оглядываться по сторонам, а прошлое в руках незаметно подкралось к нему из-за спины с ружьем наперевес. Прошлое ли? Это еще предстояло выяснить.

Вдали, на вершинах гор Сангре-де-Кристо все еще оставалось немного снега, но легкий ветерок, теплый и сухой, доносился со стороны пустыни; шевелил короткие черные волосы стоящей рядом со мной Марты Дивайн, подергивал надетое на ней, несколько нарядное для данного случая черное платье с кружевами на воротнике, запястьях и подоле. Это было праздничное платье, но всем своим поведением Марта говорила, что ей плевать на людей, которым не по вкусу ее наряд. Надела положенный черный цвет и глаза полны слез. Чего еще надо было? Крови?

Я догадывался, что Марта не нашла другого наряда с длинными рукавами, а покупать новое, более строгое платье не захотела. Не так уж часто приходится хоронить мужей, чтобы тратиться особо... Невысокая, она даже в черном платье выглядела несколько полноватой. Мне припомнилось, что Бобу всегда нравились нарядные броские женщины. Однажды (было это задолго до того, как он женился на стоящей рядом со мной девушке) мы, так сказать, по долгу службы, оказались в одном из колумбийских домов терпимости. Обстоятельства требовали вести себя совершенно естественно, что предоставило нам возможность воспользоваться местными услугами за счет дядюшки Сэма. Из двух вышедших к нам навстречу улыбающихся молодых особ Боб мгновенно выбрал себе довольно привлекательную девушку в легком летнем платье, оставив меня наедине с ее худощавой подругой в обтягивающих штанах. Я оказался в достаточно затруднительном положении, во-первых, потому, что всегда прохладно относился к женщинам в брюках, а во-вторых, потому что не люблю смешивать работу и секс. К тому же, опаснейшие особи, за которыми мы охотились, почти наверняка притаились поблизости. Сосредоточенность на постороннем объекте могла обернуться для нас крайне плачевным образом. Последнее соображение в немалой степени помогло мне преодолеть соблазн.

Как выяснилось впоследствии, мне досталась весьма сообразительная и наблюдательная малышка, с одинаковой готовностью отрабатывавшая свои деньги как разговором, так и прочими средствами. Ее ужасно смешил мой неуклюжий испанский, а полученные от нее сведения позволили достаточно быстро завершить дело, которое привело меня и Боба в эти края.

Однако время представлялось не самым подходящим для размышлений о шлюхах и борделях или моих любовных похождениях. Да и Боба тоже. Особенно его. Пришло время сказать последнее прости отличному парню, которому не слишком повезло в жизни — сначала с сердцем, а затем и с роковыми выстрелами; парню, жена которого стояла сейчас рядом со мной, и горе было не единственным чувством, отразившемся на ее лице. Присутствовал там и гнев, что не вызывало особого удивления, учитывая, какая смерть настигла Боба.

По-видимому, она решила сохранить верность мужниным вкусам, по крайности в том, что касалось одежды, но я знал: немалую роль играло и то, что одежда немного значила для Марты Дивайн. Вряд ли несколько лет замужества успели коренным образом изменить ее характер: в душе она скорее всего так и осталась девушкой в джинсах и свитере. Голова ее была непокрытой — очередной вызов условностям и традиции. Супруга Боба никогда не носила дамских шляпок, и на этот раз не стала подчеркивать свое горе броским головным убором с траурной вуалью. Марта Дивайн осталась верна себе.

— Это... довольно личное дело, — сказал мне Мак в своем вашингтонском кабинете. Голос его прозвучал сомнением, обычно не свойственным этому человеку. — Собственно, оно затрагивает и наши профессиональные интересы: загадочная насильственная смерть любого агента, даже вышедшего в отставку, требует расследования, но... сейчас я не могу уехать из Вашингтона. Есть причины полагать, что моей дочери может, понадобится некоторая помощь. Или, скажем, небольшая поддержка, и не хотелось бы отправлять совершенно незнакомого человека. Ты же помнишь Марту, не так ли, Эрик?

При рождении, или по крайней мере, вскорости после рождения, я получил имя Мэттью Хелм, но в этом кабинете, а также в нескольких правительственных досье числюсь под псевдонимом Эрик, возможно, потому что это скандинавское имя, а предки мои были скандинавами. Но это всего лишь догадка. Даже проработав с шефом дольше, чем хотелось бы помнить, я так и не выяснил, каким образом он подбирает клички своим людям. (Боб Дивайн фигурировал в досье как Амос. Почему — не известно).

Показалось, Мак смотрит на меня чуть строже, чем того требовали обстоятельства. Вопрос же был чисто риторическим. Мак отлично знал, что я помню его дочь Марту. Яркий свет, падавший из окна за его спиной, не позволял мне как следует разглядеть выражение лица, но в этом я и не нуждался. Мне ли не знать, как выглядит Мак: худощавый, седой мужчина с густыми черными бровями, в аккуратном сером костюме и консервативном галстуке. Он напоминал банкира, предпринимателя или высокопоставленного чиновника. Последнее было недалеко от истины. Мак и в самом деле состоял на правительственной службе и занимал довольно ответственный пост, только сфера его деятельности не затрагивала финансов, товаров или услуг. По крайней мере, предоставляемые им — точнее говоря, нами — услуги не слишком широко рекламируются.

Его фамилия не начиналась с «Мак». «Мак» было сокращением от второго имени. В действительности шефа зовут Артур Макджилливрей Борден, однако мне, как и всем остальным, вовсе не следовало ведать этого, а тем кто уведовал — предлагалось поскорее забыть. Но сегодня Мак делал все, чтобы исключить забывчивость, напоминая о своей дочери, которую я некогда повстречал — и знал достаточно хорошо, хоть и не слишком долго — как Марту Борден. Как уже сказано, смотрел он на меня несколько строже обычного, как будто давая понять, что знает: покорный слуга переспал с девушкой, с его маленькой девочкой. Правда, уже тогда Марта была не такой уж маленькой, да и чего Мак ожидал, отправляя нас вдвоем в опасную экспедицию через всю страну? Во всяком случае, исходил я из простых, профессиональных, даже в определенной степени патриотических побуждений; ее же побуждения, как выяснилось впоследствии, оказались более сложными и запутанными, да еще и замешанными на юношеском все ниспровергающем идеализме. Но все это случилось давным-давно. Теперь она была женой, или, точнее, — вдовой, Боба Дивайна.

— Да, сэр, — сказал я. — Помню.

— Как я сказал, в какой-то мере это мое личное семейное дело, и я с пониманием отнесусь к возможному...

— Отказу? — спросил я. Мак отмолчался. Я продолжил: — Вы имеете в виду защиту? Разве что-то указывает на то, что люди, убившие Боба, могут угрожать и его жене?

Мак покачал головой.

— Нет. Когда это произошло, они вместе выходили из ресторана. Если бы убийца охотился за Мартой, ему было бы достаточно еще раз нажать на спуск. Возможно, «защита» — не слишком точное определение. Даже — совсем не точное. Я бы предпочел заменить его словом "обуздание".

Я поморщился.

— Простите, туго соображаю сегодня, сэр. Не могли бы вы повторить по слогам?

— Как тебе известно, моя дочь — существо очень мягкое и доброе, абсолютно не приемлющее насилия. В каком-то смысле она даже выставляет это напоказ, как бы протестуя против того, чем занимаюсь я. Прости за любительскую психологию. Сегодня большинство детей не согласны со своими родителями и их жизненными принципами.

— Не только против родителя, сэр, — заметил я. — Марта недолюбливает всех нас. Для нее мы ужасные люди. А я страшнее всех. В этом она никогда не сомневалась. Я так и не понял, каким образом она в конце концов вышла замуж за бывшего агента. Нет, Боб, конечно, был отличным парнем, я имею в виду лишь то, чем он занимался.

Мак вопросительно посмотрел на меня. Во взгляде сквозило некоторое нетерпение — мы удалялись от темы, которую шеф намеревался обсудить. Но ответ прозвучал совершенно спокойно:

— Она встретила Амоса больным; больным и беспомощным. Болезнь делает сильного человека особенно жалким... Амос не привык проводить время в больницах.

Я изумленно уставился на него.

— Но Боб валялся в госпиталях не больше любого из нас!

— Залечивая раны, полученные при выполнении задания. — Мак нетерпеливо отмахнулся. — Не то, Эрик. Конечно, Амос был готов к угрозе извне. Для любого агента это профессиональный риск. Его бы не сломила инвалидность, ставшая итогом пулевой раны, удара ножом или даже изощренных пыток. Невыносимым явилось сознание того, что сокрушительный удар был нанесен изнутри: его предало собственное тело... Марта помогла Бобу обрести новый смысл жизни. Возможно, ее подтолкнули на этот шаг и другие мотивы, о которых ты можешь догадываться лучше меня.

Он еще раз многозначительно посмотрел на меня. Видимо, вбил себе в голову, что между мной и его дочерью некогда, пусть и недолго, существовала душевная близость двух любящих сердец. Мысль эта доставила мне некоторое беспокойство. На самом деле, девушка воспользовалась постелью лишь затем, чтобы завоевать мое доверие — прием, известный со времен Мата Хари. Хотя и намекала на существование каких-то сложных идеалистических побуждений. При расставании Марта совершенно ясно дала мне понять, что независимо от того, какие невинные или греховные удовольствия мы испытали, вне зависимости от всех хитроумных сексуальных игр, в которые играли, преследуя каждый свою цель, ее первоначальное понятие обо мне не изменилось ни на йоту. В ее глазах я по-прежнему оставался выходцем из далекой Трансильвании, другом и соплеменником кровавого графа Дракулы.

Но у покорного слуги и в мыслях не было объяснять все это единственному ее здравствующему родителю и моему непосредственному начальнику. За долгие годы совместной работы мы научились хорошо понимать друг друга. И все же не настолько...

Я пришел к выводу, что пора несколько изменить направление нашей беседы:

— Согласен, ей присущи некоторые сентиментальные представления. Но перейдем к делу.

— Вот именно, — кивнул Мак. — Перейдем к делу. Как нам обоим известно, несмотря на свое миролюбие, Марта однажды действовала достаточно решительно, чтобы спасти свою и твою жизни.

Мы почему-то решительно оставили в стороне возможность того, что я давным-давно позабыл обо всем, имеющим отношение к его дочери. Правда, я и в самом деле прекрасно помнил эпизод, о котором он упомянул. После многочисленных уловок и обмана, все разрешилось простейшей загвоздкой, поставившей под угрозу наши жизни. И тогда Марта выстрелила из ракетницы — единственного оружия, оказавшегося у нее под рукой — прямо в лицо человеку, собиравшемуся пристрелить сначала меня, а затем ее. Зрелище было достаточно эффектным и кровавым.

— Да, я перед ней в долгу, — сказал я. — Наверно, мысль о случившемся долгие годы не давала Марте покоя. Хотя, не знаю. Не слыхал о ней с тех пор, как распрощались во Флориде, вскоре после упомянутых событий. Исключая приглашение на свадьбу, хотя, возможно, это Боб вспомнил о старом товарище по оружию.

— Тем не менее, — проговорил Мак, — вне зависимости от того, раскаивается она или нет, Марта может... — Шеф замолчал, а потом продолжил: — Эрик, я веду к тому, что ненасилие и прочие подобные принципы прекрасно выглядят в теории, но, как мы убедились, зачастую не срабатывают на практике. Особенно, когда под угрозу поставлена жизнь. Вопрос в том, станет ли женщина, мужа которой буквально изрешетили у нее на глазах, и дальше придерживаться тех же принципов. — Он прочистил горло. — Иными словами: однажды моя дочь уже доказала, что не остановится перед насилием, дабы спасти свою жизнь, не говоря уже о твоей. Захочет ли она отомстить за смерть мужа? Ответ представляется весьма важным.

— Понятно, — я нахмурился. — Вы думаете, она может отправиться на поиски убийцы?

— Что-то в этом роде. Нельзя забывать о такой вероятности. Конечно, она не в состоянии отыскать парня, который нажал на курок, или хотя бы узнать, кто он. Этим занимается полиция. Но поскольку преступление не настолько серьезно, как курение марихуаны или выгуливание собаки в неположенном месте, я не слишком рассчитываю на фараонов. — Он произнес это без какого-либо выражения, заставив меня задуматься, каким образом, находясь в двух тысячах миль от места происшествия, Мак пришел к тем же выводам касаемо новомексиканских стражей закона и порядка, что и я, проживший там долгие годы. Хотя, не исключаю, что полицейских Мак вообще недолюбливал.

— И все-таки, сомневаюсь, что гнев моей дочери — если знаю ее достаточно хорошо — будет направлен против непосредственного исполнителя. Во-первых, она умная девушка и понимает, что не имеет ни опыта, ни средств, дабы выследить убийцу. Во-вторых, она, вероятно, сознает: ненавидеть такого человека столь же глупо, как ненавидеть ружье, которым он воспользовался. У нас имеются все основания полагать, что убийца, как и его дробовик, был всего лишь орудием. Я озадаченно покачал головой.

— Я тоже всего лишь орудие и потому не совсем понимаю... Вы хотите сказать, кто-то подставил Боба Дивайна под пули? И Марта знает, кто именно?

— Отлично, — мягко промолвил Мак. — Рад видеть признаки возрождающейся умственной деятельности. Да, если я хорошо разумею положение и правильно оцениваю возможную реакцию. Марта чувствует себя одновременно виноватой и обманутой. Виноватой — ибо, по крайней мере, отчасти ответственна за смерть Амоса: чересчур много рассказала человеку, которому не следовало этого знать. И обманутой, потому что училась вместе с этим человеком, считала его своим другом, подругой, которой можно доверять и рассказывать все. А эта женщина использовала то, что ей удалось выведать у Марты, в своих целях... Подробности ты узнаешь, когда прочитаешь это досье. — Он бросил на стол конверт. — Также поймешь, почему, если моя дочь помышляет о мщении, надо ее остановить. А теперь в путь: похороны назначены на завтра. Секретарша уже приготовила для тебя билет. — Он подтолкнул конверт в мою сторону. — Ознакомишься с этим в самолете. Не сомневаюсь, ты сам поймешь, какие шаги следует предпринять, чтобы мы не оказались втянутыми в это дело. Полагаюсь на твою сообразительность. Удачи.

 

Глава 2

Могилу застенчиво заставили большим фанерным коробом, обитым зеленоватой тканью, которая, по-видимому, должна была сливаться с окружающей травой. Однако рассыпанная повсюду свежевыкопанная земля впечатляюще напоминала: здесь вырыли яму. Судя по форме и размеру, на короб предполагалось водрузить стандартный гроб, но сегодня там возвышалась всего лишь небольшая урна, содержащая, как выразился распорядитель похорон, крестанки. До меня не сразу дошло, что это словцо крестанки, подумать только! — подразумевает кремированные останки, обычно именуемые пеплом ушедшего от нас человека, о котором сейчас столь проникновенно высказывался министр.

В нарисованном им портрете трудно было узнать моего былого напарника по многочисленным заданиям, человека грубоватого, но надежного, безжалостного, слишком неравнодушного к женщинам. Хотя, согласен, обстановка не слишком располагала к тому, чтобы упоминать — даже если министр располагал подобной информацией — что покойный Роберт Дивайн, сносно управлялся с винтовкой, неплохо стрелял из пистолета, достаточно хорошо знал автоматическое оружие, превосходно владел ножом и палкой, был непобедим в рукопашной и не знал равных в постели. Правда, не исключаю, что самому Большому Бобу такая речь пришлась бы по вкусу.

Я почувствовал, как рука отыскала и крепко сжала мою ладонь. Покосился на стоящую рядом со мною молодую вдову в траурной одежде и увидел: голова ее скорбно склонилась. Пряди упавших волос, подобно занавесу, отделили от меня Мартино лицо.

Чуть раньше, когда я подходил к дому, довелось немного понервничать, не будучи уверенным, узнаю ли эту чертову девчонку столько лет спустя. Я настроился действовать осторожно, дабы не угодить впросак, ежели в одной из припаркованных перед домом машин приехала сострадательная девушка примерно того же роста и возраста. Но когда Марта сама открыла мне дверь, я узнал ее тут же. Она тоже меня узнала, что было уже не так удивительно. Секретарша Мака сообщила: я прибуду на церемонию, к тому же не так часто встречаются мужчины ростом шесть футов четыре дюйма. Сейчас Марта судорожно сжимала мою руку и с трудом сдерживала истерический смех. Я заговорщически накрыл ее ладонь своей. Мы стояли, угрюмо изучая носки собственных туфель, и слушали, как святой отец расписывает достоинства несравненного Роберта Дивайна.

Последовала короткая пауза, взорвавшаяся внезапными громовыми раскатами, заставшими нас обоих врасплох: проклятый воинский салют. Марта вздрогнула от неожиданности, еще сильнее сжала мою руку и покачнулась. Я понял, что она вспомнила аналогичные звуки, которые слышала совсем недавно. Только тогда оружие не было направлено ввысь...

— Успокойся, — прошептал я, не поворачивая головы.

— Все в порядке. Можем уйти?

— Не спеши. Тебе положено задержаться и выслушать соболезнования.

— Боже мой! Ладно, инструктор. Постараемся для старика в Вашингтоне. И... и для бедняги в этой дурацкой коробке, Мэтт.

— Да?

— Не исчезай, черт бы тебя побрал. Крутись где-нибудь поблизости.

— Буду рядом.

Вскоре все кончилось, и я вывел взятую напрокат машину к опустевшему шоссе, которое уходило в сторону дома. По обеим сторонам раскинулся характерный пустынный ландшафт: скалы, гравий и кактусы. Шоссе влилось в улицы нового района. Это был один из незнакомых мне, не слишком дорогих райских пригородных уголков, которые как грибы разрастаются на окружающих Санта-Фе пустынных холмах. Участки здесь измеряются акрами, или, по меньшей мере, десятыми долями акра, а не квадратными футами. Нам выплачивают солидную надбавку за риск, и, по-видимому. Бобу удалось накопить солидную сумму, потраченную впоследствии на покупку дома для себя и молодой жены.

С участка открывался красочный вид на долину Рио-Гранде. Сам дом выглядел достаточно скромно и непритязательно: приземистое коричневое строение с плоской крышей, под которой размещались две спальни и жилая часть в виде стилизованного под хижину купола, часто присутствующего в архитектуре пустынного Юго-Запада, где кирпичная печь была и остается извечным стандартом всех сооружений. Как всегда бросалось в глаза явное несоответствие между традиционными круглыми балками перекрытия, воспроизводящими жилища первопроходцев, и огромным современным окном, от которого любой первопроходец пришел бы в ужас — попробуй защити дом с такими окнами при набеге индейцев!

Соседние дома располагались на значительном расстоянии друг от друга. Благодаря холмистой местности и извивающейся дороге с места перед домом, где я остановил машину, были видны всего несколько соседних строений. Выходя из машины, я заметил высокую блондинку в светло-зеленой блузке с длинными рукавами и облегающих зеленых брюках, наблюдавшую за нами из двери дома напротив, бывшего почти точной копией резиденции Дивайнов. Блондинка не сделала ни малейшей попытки приветствовать нас: просто смотрела. На таком расстоянии я почти не видел ее лица, но зачесанные назад ровные волосы поблескивали на солнце, а стройная зрелая фигура притягивала взгляд. Я обошел вокруг машины, помог выбраться Марте. Некоторое время она стояла у дверцы, тяжело дыша, как человек долго плывший под холодной водой.

— Ну, кажется, все, — проговорила Марта. — Где твои вещи?

— Сумка в багажнике, — ответил я. — Думал, будет мало времени, поэтому надел единственный черный костюм и не стал разыскивать мотеля.

— Неси свою сумку в дом. Я быстро взглянул на Марту.

— Думаешь, удобно?

— Не хочешь же ты разочаровать эту даму? — Марта говорила совершенно спокойно, не поворачивая головы._ Если ты не дашь поводов для сплетен, она искусает себя с досады и может взбеситься. Заноси вещи.

— Конечно. Надеюсь, ты ведаешь, что творишь, — осторожно промолвил я.

— Не сомневайся. Делаю доброе дело. Ей нужен убедительный повод, чтобы меня презирать, и я иду навстречу.

— Уверена, что ей хочется тебя презирать? — поинтересовался я, открывая багажник.

— Только так она сможет сохранить уважение к собственной персоне. — Марта, наконец, обозрела другую сторону улицы, потом перевела взгляд на меня. — Я думала, ты достаточно хорошо знал Боба...

— О-о-о! Понятно.

Марта рассмеялась. Торжествующе, но в разумных пределах: не насмехалась и не испытывала ненависти к усопшему.

— Именно так сказал бы и папа. Я вернула Бобу нечто утерянное. Сердечная слабость подорвала его уверенность в собственных силах. Думаю, ты меня понимаешь. Для Боба это был настоящий удар. Он боялся... боялся, что если одна важная мышца вдруг подвела ею без всякой причины, то же может случиться и с любой другой. Я помогла ему убедиться, что этого не произойдет. Понимаешь?

— Мне кажется, орган, о котором идет речь, не слишком зависит от крепости мышц, — осторожно заметил я.

Марта рассмеялась опять, на этот раз с горечью:

— И конечно, после того, как я вышла замуж и сделала из Боба нового человека, стало казаться, что не грех бы ему быть лишь моим новым человеком. Но я ошибалась. Не мне тебе рассказывать, каким прекрасным парнем во многих отношениях был Боб, как не мне рассказывать и то, что он нуждался в постоянном самоутверждении. Во всех отношениях. И после пережитого им страха. Боб счел недостаточным утвердиться только на мне. Со мной. Ему нужно было испытать себя и с другими.

Я захлопнул багажник и приблизился к Марте с сумкой в руке.

— Хм, — пробормотал я. — Например, с дамой напротив?

Марта кивнула.

— Конечно, переспав с моим мужем, местная Лорелея начинает искать достаточно убедительную причину, чтобы меня ненавидеть. Это помогает оправдаться в собственных глазах. Так что будь хорошим мальчиком, заноси свою сумку, продемонстрируй этой даме, какая я ничтожная шлюха: покойник еще не успел остыть, а в доме уже другой мужчина. — Она взяла меня под руку и повела к двери. — Расслабься. Можешь считать, что совершаешь сегодня хороший поступок. Изливаешь бальзам на измученную, страждущую совесть бедной миссис Раундхилз, помогаешь ей обрести душевный покой после дерзкого романа с великолепным, потрясающим и опасным мужчиной из дома напротив, которого никогда и не заслуживала и не ценила ничтожная потаскушка-жена... — Дверь закрылась у меня за спиной. Марта внезапно умолкла. Чуть погодя проговорила совсем другим голосом: — Фу! Как тебе моя болтовня? Ты и представить себе не мог, что я стану такой сплетницей, правда, Мэтт? Оставь сумку здесь. Хочешь выпить?

Внутри дом выглядел достаточно приятно, если не придавать обстановке особого значения. То есть, интерьер не выражал чего-то определенного, а просто создавал атмосферу уюта: массивная темная мебель в мексиканском стиле, которую сегодня делают по обе стороны границы. На полу лежало несколько симпатичных индейских ковров, стены украшали стандартные гравюры, между которыми я заметил несколько подлинников. Мои художественные вкусы достаточно старомодны, и я все еще предпочитаю хорошую березу или осину плохому кубу или тетраэдру. Я оставил сумку в прихожей и вслед за Мартой прошел в гостиную. В углу располагался небольшой бар. Марта показала на него рукой.

— Мартини, да? — спросила она, и когда покорный слуга кивнул, сказала: — Наверное, тебе лучше приготовить его самому. Банку пива открыть сумею, но качества коктейля не гарантирую. Мне немного виски. Сейчас принесу лед.

Мы взяли бокалы и сели. Это показалось первой передышкой с тех пор, как я вышел из кабинета Мака, но, конечно, моя усталость не могла равняться с тем, что пришлось пережить Марте. Из огромного мексиканского кресла я следил, как она устраивается в углу массивной мексиканской софы, подобно ненужной тряпке отбрасывая отслужившую маску благородной молодой вдовы, давая выход усталости и не беспокоясь больше о том, насколько женственно легли ее ноги, в порядке ли платье. Я заметил — небрежная поза выставляла это напоказ — что на Марте надеты прозрачные черные колготки, и одновременно понял: мне позволено видеть это теперь, после ухода Боба Дивайна. Позволено, только, возможно, чуток преждевременно. Марта заметила мой взгляд и насмешливо улыбнулась. Потом одернула подол красивого черного платья туда, где ему, собственно говоря, и надлежало находиться.

— Спасибо за помощь, Мэтт. — Не знаю, как и пережила бы этот день. Ужасная процедура. Боюсь, если бы не ты, мне бы не удалось продержаться до конца. Спасибо, что помог не ударить лицом в грязь. — Она пригубила виски, поглядывая на меня через край бокала: — А теперь выкладывай правду. Зачем приехал?

Я ощутил легкое беспокойство. Маленькая девочка подросла. Правда, она и прежде была далеко не ребенком, но тогда в облике ее присутствовала какая-то детская мягкость, а в поведении — юношеская скованность и порывистость. Теперь я имел дело со зрелой молодой женщиной, чья спокойная уверенность коренилась не в избытке теоретической веры в собственную правоту, а в практическом осознании своих возможностей. Позади остались трудные времена, но они пошли на пользу. Опыт сделал Марту гибче и умнее девушки, которую я некогда знал. Одновременно она стала гораздо привлекательней.

— Друзья на то и существуют, чтобы появляться в трудные минуты, — заметил я. Марта рассмеялась.

— Чепуха. В течение трех — или теперь уже четырех — лет ты вел себя так, как будто мы с Бобом прокаженные. Боб даже немного обижался. Мы слышали, ты бывал в городе, но никогда не появлялся. Странная дружба.

— Ты всегда была сообразительной девочкой, — сказал я.

— Что?.. А-а-а...

— Я не знал, что ты ему рассказала, не знал, что представляет собой ваша семья. Кстати, какое-то время не знал и о том, что вы поженились. Когда это случилось, был далеко. К тому же, увидев нас вместе, Боб сразу бы обо всем догадался. Подобные вещи трудно скрывать, даже, если миновало немало времени. А Боб всегда был наблюдательным парнем. Мы с тобой плохие актеры. Я не знал ваших отношений, но считал, что лучше держаться подальше.

Марта медленно кивнула.

— Прости. Убедил. Кстати, я ему так и не рассказала. У него... у нас и без прежних любовников хватало неприятностей. Ты правильно сделал, не став рисковать. И все-таки, не верю, что ты приехал только за тем, чтобы поддержать мою дрожащую руку и утереть слезы.

— Возможно, ты и права, — сказал я. — Но хотелось бы кое-что узнать, прежде чем отвечу на вопрос. Какого лешего ты вообще вышла замуж за Боба? Марта отвела взгляд.

— Он был болен...

— Брось, Марта, — оборвал ее я... — Твой комплекс Флоренс Найтингейл не успел развиться до такой степени. А если и успел, не стоило особого труда подыскать порядочного инвалида, который не вкалывал всю жизнь под руководством твоего отца в рядах организации, методы и цели которой тебе отвратительны. Она облизала губы.

— Собственно говоря, во всем виноват ты. И наше дурацкое путешествие. Ты все перевернул для меня с ног на голову. Все, во что я верила. Потом ты исчез, а я обнаружила ужасную вещь. Вся жизнь моя вдруг предстала в однообразных черно-белых тонах, за исключением того времени, что мы провели вместе. Оно, как говорится, запечатлелось в ярких, пульсирующих цветах. Я не могла с этим бороться. Наверное, звучит довольно глупо?

Я улыбнулся:

— Да ведь это единственный период твоей короткой беззаботной жизни, когда ты действительно жила. Преследовала и спасалась от преследователей. Любила и была любимой, если наши запутанные отношения можно именовать любовью. А ты как думала? Все остальное девичество ты провела стремясь к уюту и безопасности, слепо веря утверждениям других, тебе подобных, заверявших, что именно такой и должна быть настоящая жизнь. Господи! Весь этот народ не хочет от жизни ничего, кроме безопасности! Ничего удивительного, что пригоршне скверных, беспокойных парней, таких, как я и Боб, приходится его защищать... Вернулась к столь дорогим твоему сердцу уюту и безопасности, обнаружила, что они потеряли былую прелесть... Невелика потеря. Марта пристально посмотрела на меня.

— Может быть, ты и прав. Может быть, пожив с волками — хм, волком — в какой-то степени утрачиваешь интерес к коккер-спаниэлям, какими бы красивыми, послушными и обученными те ни были. Я продолжала встречаться с прежними великолепными мужчинами-спаниэлями и испытывала смертельную скуку. То и дело приходило в голову, как бы любой из них, прости, обгадил штаны, окажись он лицом к лицу с людьми, державшими нас на прицеле. — Марта покачала головой. — А потом отец взял меня в больницу, проведать Боба, и зрелище было жалкое, но спаниэлем Боб на стал. Я подумала: вот отличный парень, ему надо помочь... и, хотя знала, чем он промышлял в прошлом, решила, что с этим покончено. Теперь он больше не занимается своими грязными делами, и не придется идти против собственной совести. К тому же, я чувствовала себя одинокой и тоже нуждалась в нем. Поэтому и вышла замуж. Боб очень болел, и было довольно трудно, но потом он выкарабкался, и все стало на место. Я была счастлива. Какое-то время. А потом последовало ужасное разочарование, он обидел меня так, что я совершила поступок, о котором буду сожалеть до конца дней. Как девчонка, разболтала все человеку, которому доверяла. Превратилась в маленькую ведьму, залившуюся спиртным и оплакивавшую собственную участь, ибо ее мужчина сбежал к другой. Господи, да разве я не знала, за кого замуж выхожу? На него достаточно посмотреть всего один раз, чтобы понять: этот человек может измениться как угодно, но только не в одном отношении. Неужели я надеялась, что Боб станет монахом... Мэтт!

— Да?

— Тебе рассказали, как это произошло?

— Имеешь в виду убийство? Да, в общих чертах. Марта судорожно вздохнула.

— Не нужно объяснять, что мы ненавидели друг друга, — заговорила она. — Теперь у обоих имелись на то причины: его ненасытный глаз и мой длинный язык. И с этой ненавистью мы отправились в ресторан, пытаясь сохранить внешние приличия, а может, и вернуть нечто утерянное, однако весьма важное для обоих. Но между нами остался лишь холод. Из ресторана выходили, не прикасаясь друг к другу и направлялись к машине, когда из переулка донесся звук. Я увидела, как Боб рванулся вниз и в сторону. Он отреагировал очень быстро, и, наверно, успел бы укрыться на земле, за припаркованной машиной. Но тут он вспомнил обо мне, своей ненавистной жене, которая болтает о вещах, совершенно ее не касающихся. Я все еще ошарашенно стояла на том же месте. Наверное, раздумывала о своих новых чулках и нарядной блузке, и о том, что земля грязная, и буду выглядеть ужасно глупо, если... Он задержался ровно настолько, чтобы швырнуть меня на землю. И тут раздались выстрелы. — Марта закашлялась: — Знаешь, когда для тебя делают подобные вещи, поневоле забываешь с кем спал или не спал этот человек. — Она опять закашлялась: — Теперь твоя очередь. Какое-то время я молчал.

— Конечно, я здесь прежде всего затем, чтобы посильно тебе помочь. И еще удержать от необдуманных поступков.

— Поступков? — Марта посмотрела на меня и рассмеялась, но в глазах у нее не было веселья. — Имеется в виду нечто вроде мести? Но каким образом?.. Я хочу сказать, даже если бы я могла и хотела... я ведь только мельком видела человека в переулке. Не имею ни малейшего представления, как его найти, да, наверное, и не узнала бы, если бы встретила. Силуэт, промелькнувший в темноте...

— Мы имели в виду не его, — сказал я. Марта быстро покачала головой.

— Послушай, Мэтт, это отдает дешевой мелодрамой. Ты же меня знаешь. Знаешь, как я отношусь... к оружию и насилию. Даже после того, что произошло. Ты вообразил, что маленькая глупая Марта надумает взять правосудие в свои руки и начать глупую вендетту? Неужели ты или отец считаете, меня способной... — Голос ее дрогнул. Я молчал. И ждал. Наконец она облизала губы и заговорила так тихо, что я с трудом разбирал слова: — Ладно. Мне ведь все равно никого не провести, правда? Но это нужно сделать, Мэтт. Сам понимаешь. Никому не позволено делать то, что она сделала с нами. Со мной. Никому. Я бы еще могла смириться, если бы она сама раскопала где-нибудь все это и потом опубликовала. Я считала ее своей подругой, но ладно, работа есть работа. Но она явилась в мой дом, воспользовалась нашим гостеприимством, воспользовалась тем, что я не владела собой и доверилась ей...

Последовала небольшая пауза. По улице проехала машина. В большом окне медленно угасали краски дня.

— У тебя есть экземпляр под рукой? — спросил я. — Мой лежит в сумке, но я успел только мельком взглянуть на него.

— Он здесь. Теперь я без него никуда. Я буду хранить его всю оставшуюся жизнь. Может, это научит меня держать язык за зубами. — В голосе ее прозвучала боль. Она открыла маленькую черную сумочку, которую оставила на журнальном столике, достала сколотые вместе сложенные страницы из журнала и протянула их мне. — Вот. Уже выучила наизусть.

Я развернул протянутые мне страницы. Прежде всего внимание привлекало типичное броское изображение огромной руки, сжимающей огромный пистолет, направленный прямо на читателя. Предполагалось, что картина несет с собой угрозу, но подготовившие ее журналисты не слишком разбирались в оружии. Кольт сорок пятого калибра, курок которого не взведен, выглядит не слишком устрашающе. К тому же эта старая пушка производит слишком много шума и чересчур велика, чтобы ею пользовались люди нашей профессии. Однако, если не обращать излишнего внимания на детали, статья производила определенное впечатление.

СМЕРТОНОСНАЯ МАШИНА СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ

Элеонора Брэнд. Личное дело № 1. Крупный, довольно привлекательный мужчина с выразительными голубыми глазами. Женат на красивой черноволосой девушке, значительно моложе его. Живут супруги в обычном доме, в обычном новом пригороде Санта-Фе, в штате Новая Мексика. Тем не менее, Роберт Уилсон Дивайн — далеко не обычный человек. До того, как несколько лет назад он вышел на пенсию из-за болезни сердца, мистер Дивайн был убийцей высочайшего класса, состоявшим на службе у правительства Соединенных Штатов Америки...

 

Глава 3

Наибольшего успеха, как кулинар, я достиг в приготовлении двух блюд. По утрам способен предложить вам отменную яичницу с беконом. (Но при этом не советую пробовать приготовленный мной кофе: я ленив и склонен использовать быстрорастворимые концентраты. Слишком часто приходилось мне поспешно глотать всевозможную коричневую бурду, чтобы превращать утренний кофе в священнодействие). К концу дня, ежели под рукой окажется кусок мяса, несколько вареных картофелин и чуток лука, могу состряпать довольно экзотическое блюдо, которое мои скандинавские предки именовали «питт-и-панна». В достаточно вольном переводе это означает «бросай на сковороду». Бросай на сковороду все, что есть под рукой. Можно сперва нарезать.

Именно над этим деликатесом я и трудился, стараясь уберечь от пятен свою рубашку с коротким рукавом и подобранный для похорон галстук, когда Марта, после получасового отсутствия, вошла на кухню. Чуть раньше, когда мы обсуждали статью Элеоноры Брэнд, ее внезапно охватила безудержная истерика, ничем определенным не вызванная. При этом Марта решительно отвергла все мои попытки утешить ее, сквозь слезы извинилась за собственную глупость и попросила налить еще бокал, покуда возьмет себя в руки. Теперь лицо было умыто, волосы подобраны, а глаза почти осушены. Туфли на высоком каблуке и похоронное платье Марта сменила на пару сандалий и длинный свободный наряд в голубую и зеленую полоску, чарующий и кокетливый, точно пляжный зонт.

— Тебе ни к чему этим заниматься! — первым делом заявила она. — Я прекрасно могу...

— Разумеется, можешь, — согласился покорный слуга. — И я тоже. Давай посмотрим, что из этого получится.

— Пахнет аппетитно... Мэтт.

— Да. Она заколебалась, и я понял: что-то не дает ей покоя.

— Надеюсь... хочу сказать, то есть... не желаю, чтобы у тебя сложилось ложное впечатление, после того, как я затащила тебя в дом. Надеюсь, ты понимаешь. Я всего лишь разыгрывала спектакль для этой женщины. Хочу сказать...

Я улыбнулся. Смущение весьма наглядно говорило вместо самой Марты.

— Хочешь уведомить, что сегодня заниматься любовью не настроена.

Ответом был искренний румянец на ее щеках.

— Раз уж требуешь изъясняться напрямик, то да. То есть, нет. Нужно проявить немного... немного уважения, правда? Небольшой... траур. К тому же, я ужасно устала. — Внезапно Марта судорожно рассмеялась: — Ты же не хочешь, чтобы я зарыдала на самом интересном месте, верно?

Я покачал головой:

— По правде говоря, не собирался повергать вдову прямо на свежезасыпанную могилу. Но раз уж ты заранее и недвусмысленно лишила меня всякой надежды на секс, придется искать утешения в бокале. Кажется, еще немного мартини осталось. Потом накроешь на стол. Довольно сложных объяснений! Проанализируем сложившееся положение после еды.

Не мне себя хвалить, однако национальное блюдо получилось довольно сносным. Секрет состоит в том, чтобы на сковороде блюдо прожарилось и покрылось коричневатой хрустящей коркой, а не просто нагрелось. При этом не мешает время от времени помешивать и переворачивать его. Марта жадно набросилась на еду, да и я управился с двумя порциями. Последний раз мне удалось подкрепиться, если придерживаться точного смысла этого слова, в промежутке между двумя авиарейсами. Марта остановила меня, когда я вознамерился прибрать со стола.

— Нет уж, оставь тарелки в покое. И кофе приготовлю сама. В конце концов, чей это дом? Отправляйся в гостиную и жди.

Я подчинился и начал в очередной раз перечитывать злополучную статью, но почувствовал, что не могу сосредоточиться. Мысли то и дело переключались на этот уютный, спокойный и непритязательный дом под усыпанным звездами небом штата Новая Мексика и на звуки, доносившиеся из кухни, где хозяйничала очаровательная дама. Когда-то и у меня был такой дом, и даже несколько отпрысков, спокойно спавших в одной из комнат. Я задумался, как поживают дети, по-прежнему ли Бет счастлива в Неваде со своим мужем-фермером. Я нечасто навещаю их. Боюсь оставить лишние следы. На свете чересчур много людей, способных использовать против тебя все, что угодно.

Но сейчас, мистер Хелм, подвернулся превосходный экземпляр! Пожалуй, несколько молода для вас, но умна и смела.

Отличная наследственность — по крайней мере, с единственной известной вам стороны. Привлекательная внешне и, как свидетельствует опыт, отличная партнерша в постельных и любых иных отношениях. Несколько порочная страсть спасать всех и вся, но похоже в последнее время избавляется от нее. Возможно, все дело в возрасте. С одной стороны, это плохо — мир нуждается в самоотверженных натурах, но значительно облегчает жизнь близких людей с другой стороны. Короче, вполне приемлемая кандидатура, к тому же проверенная в чрезвычайных обстоятельствах. А как приятно сознавать, что у тебя есть дом, в который можешь вернуться, и ждать будут столько, сколько будешь отсутствовать, а это скорее всего означает — всегда.

Но вы, мистер Хелм, уже попробовали это однажды, попытка была долгой, мучительной, и провалилась. Так почему вы считаете, что удастся сейчас? К тому же, она прекрасная девушка и заслуживает намного большего, чем списанный с арены больной гладиатор или его покуда здоровый коллега. Да и субъект, задумавший расквитаться с вами, начнет, вернее всего, с дорогого для вас человека. Так что оставьте Марту в покое, понятно? И еще: вы неплохо сработались с ее отцом, но как представляете его в роли тестя?

Появилась Марта, облаченная развевающимся полосатым нарядом, с подносом в руках. Подошла, поставила поднос на стол, налила кофе в две чашки. Затем уселась в излюбленный угол софы, поджав под себя ноги. Мы живем в эпоху повального равноправия мужчин и женщин, и все-таки девичья рука не способна по-настоящему сильно бросить бейсбольный мяч, а женские ноги позволяют усаживаться в странные кошачьи позы, которых ни единый мужчина не выдержал бы и минуты. Сам собой напрашивается вопрос, какие еще внутренние источники неравенства проглядели сторонники женского равноправия.

— Эта госпожа Брэнд никоим образом не должна пострадать, — сказал я, — и прежде всего, от нас, либо людей, прямо или косвенно с нами связанных. Надеюсь, это ты понимаешь? Своими публикациями она уже поставила нас в достаточно затруднительное положение, но, думаю, это мы переживем — такое бывало и раньше. А вот если появится хоть тень подозрения, что американская правительственная служба, или некто, связанный с американской правительственной службой — а ты с ней связана, как родством, так и узами брака — замешаны в насильственных действиях против уважаемой журналистки, и что действия эти явились возмездием за опубликованный материал, публика, уверенная, что тайным службам не место в нашем обществе, получит неубиенный козырь. И не исключено, что им удастся-таки нас прихлопнуть.

— Она убила моего мужа, — тихо промолвила Марта. — Более того, меня вынудила стать соучастницей убийства.

— Возможно, — сказал я. — Мы ни в чем не можем быть уверены, пока не узнаем, кто нажимал на курок, и кто отдавал приказы. Если когда-нибудь узнаем, конечно.

— Продолжай, Мэтт! Надеюсь, ты не станешь убеждать меня, что человека с прошлым Боба мог застрелить случайный маньяк — причем сразу после публикации, описывающей его карьеру и содержащей чуть ли не домашний адрес. Не многовато ли совпадений?

— Люди, которых это интересует, знали все и без статьи, — возразил я. — Понимаешь, мы располагаем досье практически на всех, занимающихся нашим ремеслом, а они, в свою очередь, имеют досье на нас, по крайней мере на тех, кто принимал достаточно бойкое участие в делах. Думаешь, Москва станет растрачивать драгоценное время профессионального убийцы на устранение оперативника, вышедшего в отставку с больным сердцем и явно вознамерившегося провести остаток жизни, ухаживая за кактусами в саду и ловя форель?

— Тогда кто-то, кого он обидел в прошлом, выполняя... профессиональный долг, — упрямо проговорила Марта. — Жаждущий мщения человек, который, возможно, никогда бы его не нашел, если бы не мой длинный язык и не статья Элли. Нападавший прочитал эту проклятую статью, понял: выдалась удобная оказия...

— И это возможно, — сказал я. — Но подобное бывает не так уж часто. Мы не имеем обыкновения сводить счеты с противником. Противная сторона, или стороны — тоже. Смахивает на игру: кто-то умирает, а кто-то остается в живых. Мы берем на заметку посторонних, которые вмешиваются не в свое дело. Когда и если предоставляется такая возможность, эти люди платят за свои ошибки. Как однажды выразился твой отец, не стоит заигрывать с циркулярной пилой, когда та перепиливает дерево. Но в наших тесных профессиональных рядах неприятелю не мстят.

Марта раздраженно покачала головой.

— Скоро получится, что Боба вообще не убивали, мне просто пригрезилось! — Она тяжело вздохнула. — Как бы то ни было, я не принадлежу к числу вшивых профессионалов. Я всего лишь вдова, которая намерена расквитаться за погибшего мужа. И за себя. — Она поморщилась: — Расквитаться. Звучит по-детски, правда? Что значит расквитаться? Ведь прошлого все равно не вернуть. Но Мэтт, я не могу позволить ей и дальше использовать дружбу и доверие людей в грязных целях. Кто-то должен поставить ее на место.

— Ну, если ты собираешься всего лишь дать ей пинка под зад, мешать не стану. Я-то думал, твои намерения более серьезны.

— Ты... ты имеешь в виду, например, убить ее? — Марта рассмеялась. — Мэтт, ты шутишь! Не думаешь же ты, что я возьму в руки оружие и стану охотиться на человека, даже если... — Она замолчала и покачала головой. — Господи, я не умею притворяться, и к тому же смертельно устала. Не выставляй себя на посмешище и отправляйся спать. Комната для гостей — дальше по коридору. Вторая дверь слева. Ванная — первая дверь. Оставь тарелки, я займусь ими утром. — Марта встала, я последовал ее примеру. На мгновение она замерла, в нерешительности глядя на меня.

— Но если ты действительно... мне бы не хотелось, чтобы ты испытывал неудобство. В конце концов, мы занимались этим и раньше. Я улыбнулся.

— Имеешь в виду профилактическую процедуру? Спасибо, я переживу.

— Не заявляй об этом настолько уверенно. Не то я решу, что утратила неотразимость. Спокойной ночи, Мэтт.

 

Глава 4

Я отнес пиджак, галстук и сумку в указанную комнату. Будучи профессионалом, я привык заранее осматривать место предстоящей операции, даже если вся операция состоит в том, чтобы улечься в постель. Разложил на постели пижаму для дальнейшего использования, достал полученный от Мака конверт — для немедленного изучения. Небольшое пространство комнаты занимали маленькая кровать и стоявший у одной из стен впечатляющий ткацкий станок с дополнительными приспособлениями, назначение коих осталось для меня загадкой. По-видимому, в свободное время Марта развлекалась ткачеством. Явление, типичное для Санта-Фе. Все мы здесь непризнанные художники или ремесленники.

На обратном пути в гостиную я осмотрел небольшую ванную и использовал ее по назначению. Бачок работал исправно. Ему эхом ответил звук аналогичного устройства, потревоженного Мартой где-то в другой части дома. Это напомнило мне, что я не одинок. В гостиной я положил на стол конверт, взял чашку с кофе, подошел к окну и раздвинул занавески. На умеренно дорогой пригород, известный как Каса Глориэта, опустилась тихая спокойная ночь. Дорога была пуста. В доме напротив горел свет, но шторы закрывали окно, и мне не удалось еще раз полюбоваться на стройную блондинку. На широком подъездном пути к двойному гаражу стоял теперь массивный автомобиль-вездеход: изысканный японский пикап, именуемый «вегонир». Ничего удивительного, в этих местах семья, которая может позволить себе иметь две машины, обязательно обзаводится по крайней мере одним лендровером или джипом для охоты, рыбалки, или просто, чтобы возить детей в школу зимой. Предположительно, в гараже стояло нечто более элегантное, используемое хозяйкой дома в хорошую погоду для поездок по магазинам и в бридж-клуб.

Вид этой огромной машины напомнил мне о моем личном средстве передвижения, таком же громадном пикапе на колесах полутонного грузовика «Шевроле-4ВД». Я сказал себе, что ради правительства, которое оплачивает мои расходы, стоило бы вывести машину из гаража и сэкономить на пути сюда из Альбукерке. Самолеты в Санта-Фе не летают, последние шестьдесят миль приходится ехать на автобусе или брать машину напрокат. (Даже железнодорожная ветка Санта-Фе не достигает города, он обслуживается линией, отходящей от основной магистрали в Лами). Я успокоил свою совесть заверением, что скорее всего пробуду здесь не так долго, чтобы затраты подорвали федеральный бюджет.

Я позволил шторам опуститься на место, прошел с чашкой на кухню и заново наполнил ее. Потом вернулся в гостиную, сел и вытряхнул на стол содержимое большого конверта. Вверху оказался мой экземпляр статьи Элеоноры Брэнд. Первый раз я поспешно проглядел ее в самолете, потом — здесь, под пристальным взглядом Марты, а теперь приготовился прочитать внимательно и сосредоточенно. Автор проделал неплохую работу и раскопал значительно больше, чем могла бы сообщить Марта. На работе или на пенсии, здоровый или больной. Боб никогда не стал бы доверяться жене до такой степени, а уж от Мака вряд ли приходилось ожидать, что он станет выкладывать дочери государственные тайны. Скорее всего слова Марты стали толчком для дальнейших поисков. Что ж. Сегодня мы участвуем в игре под названием «свобода печати». В статье даже вкратце упоминалось наше южно-американское сафари, во время которого я познакомился с милой болтушкой Рафаэлитой. За моим именем следовал намек, что я представляю собой еще один любопытный смертоносный экземпляр, с грязной историей которого автор постарается познакомить читателей в следующих номерах.

Итак мисс Элеонора Брэнд проявила себя как талантливый исследователь, одаренный сочинитель и целеустремленная женщина, которая, фигурально выражаясь, подхватила из дрогнувшей руки Марты непротивленческий факел. В то же время она представлялась мне совершенно безжалостной дрянью, ни на мгновение не задумывавшейся о судьбах людей, пострадавших или погибших ради ее журналистской карьеры. Хотя, учитывая природу собственной деятельности, не покорному слуге осуждать госпожу Брэнд.

В углу первой страницы красовался портрет с небольшой биографической справкой. Двадцатисемилетняя мисс Брэнд окончила Смитсоновский Университет и получила степень магистра в Колумбийском. Автор многих публикаций. О некоторых из них доводилось слышать, о других — нет. Получила какую-то премию, название которой мне ни о чем не говорило, поскольку она не была ни Нобелевской, ни Пулитцеровской. Ныне обреталась в окрестностях Карибского моря, нежась на солнышке и собирая материал для будущей статьи о Бермудском треугольнике.

Последнее заставило меня нахмуриться. Это не вписывалось в составленное мною представление. Во время одного из заданий мне лично пришлось столкнуться с байкой о Бермудском треугольнике: материал не слишком подходящий для острых зубок умной и циничной молодой дамы. Я имею в виду, что данный вариант предоставляет журналисту всего две возможности. Одна — до потери дыхания утверждать, что все — чистейшая правда, правда и еще раз правда — то есть речь идет о зловещих внеземных силах, превосходящих пределы нашего понимания. Это не ново. Другая — холодно и осторожно заявить, что научные исследования убедительно доказали: рассуждения о сверхъестественном — бред любителей дешевой мелодрамы. И это опять же не ново. Речь же идет о девушке, явно предпочитающей откапывать потрясающие новости для своей журналисткой мельницы. С какой стати драгоценное время терять на расследование россказней об исчезнувших кораблях и пропавших самолетах, из коих уже выжали все мыслимое?

Вглядываясь в фотографию, я пришел к выводу, что изначально семейная фамилия звучала на Брэнд и даже не Брандт. Лицо не относилось к англо-саксонскому или германскому типу. Голова была скорее брахицефалической, а не долихоцефалической. Другими словами, — широкая и приплюснутая от лба к затылку, а не вытянутая и узкая, как например, мой скандинавский череп. Коротко подстриженные, прямые темные волосы с одной стороны разделены пробором и подколоты с другой стороны. Лицо широкое и плоское, с длинными тонкими губами, коротким острым подбородком и низким вздернутым носом. Глаза посажены достаточно далеко друг от друга, но редкие брови и ресницы не слишком их украшают, а она никак не пытается исправить этот недостаток.

Трудно было представить портрет этой девушки так, чтобы он выглядел достаточно привлекательно. В глаза сразу бросалась невыразительность и дисгармония лицевых черт. Решительная рожица хитроумной обезьянки, весьма далекая от привлекательного облика красивой и умной девушки. И все-таки, меня не оставляло странное чувство: стоит мисс Брэнд прийти к выводу, что вы можете быть ей полезны или располагаете нужной информацией, как вы внезапно поймете, что в обезьянках нет ничего отталкивающего, и даже напротив, они довольно-таки привлекательные существа...

Пожалуй, я зашел в своих умозаключениях слишком далеко, учитывая, что фотография немногим превосходила обычную почтовую марку. Отвлечемся от Элеоноры Брэнд. Тем более, что расследованием занималась не только она. Я обнаружил копию полицейского отчета о насильственной смерти Роберта Дивайна. Стреляли из дробовика, с расстояния около тридцати ярдов. Неподалеку был найден патрон «магнум» двенадцатого калибра — укороченный вариант «магнума», длиной два и три десятых дюйма, а не длинный трехдюймовый патрон, содержащий дроби больше, чем обычно требуется охотнику. Исходно патрон содержал дробь номер один, отличный выбор для цели размером с оленя или человека, хотя двойная дробь пользуется значительно большей популярностью. Четырнадцать из двадцати дробинок попали в тело. Одиннадцать были обнаружены во время вскрытия. Остальные три оставили на теле отметины и отлетели в сторону. Что ж, одиннадцать уверенных попаданий обеспечивают успех... Один мой знакомый охотился на перепелов в олений сезон, наткнулся на крупного самца оленя и повалил его достаточно слабым зарядом мелкой птичьей дроби. Я внимательно изучил отчет, посмотрел на прилагаемую фотографию, запечатлевшую сцену убийства — видимо, Мак воспользовался своими каналами, чтобы добиться от полиции надлежащего сотрудничества. И быстро отложил снимок: лежащий на земле человек не имел ничего общего с парнем, которого я когда-то неплохо знал...

Я сгреб документы назад, в конверт, и задумчиво пригубил остывающий кофе. Марта, похоже, заснула, вот уже с полчаса из ее комнаты не доносилось ни звука. Я взял со стола поднос, отнес посуду на кухню, опорожнил и сунул в мойку, пользуясь тем, что Марта не может меня остановить. Помимо ощущения собственной добродетельности, это помогало убить время. Потом покорный слуга вернулся в комнату для гостей, с сожалением посмотрел на пижаму и сменил одежду. Натянул джинсы, голубой свитер с высоким воротником и туфли на мягкой резиновой подошве. Достал из потайного отделения сумки небольшой пятизарядный смит-и-вессон, проверил барабан и сунул за пояс, накрыв свитером. Металл неприятно холодил кожу. Я нащупал маленький нож, который всегда ношу с собой. Потом, не выключая света, вышел из комнаты, вернулся на кухню и включил посудомойку. Шум работающей машины не разбудил Марту, и она не прибежала, дабы возмутиться моим самоуправством. Я открыл замок кухонной двери, оставил щеколду взведенной, и под шум посудомойки незаметно выскользнул из дома.

Конечно, более глупый поступок трудно было и придумать. Я действовал по наитию, нанося удар вслепую. И не рассчитывал на особый успех. Я искал потерянную соломинку, ловил ускользающий призрак, боролся с ветряными мельницами. Кем я себя вообразил: Шерлоком Холмсом, Ниро Вульфом, Эркюлем Пуаро или лордом Питером Вимсеем? Я даже не знал, существует ли человек, которого я ищу. Никогда не видел его. Понятия не имел, как его зовут. И все-таки, во всем, что я услышал и прочитал о смерти Боба Дивайна, присутствовало некое странное несоответствие. Ни оружие, ни поведение стрелявшего не согласовывалось с обликом профессионального убийцы, который, похоже, успели нарисовать себе все заинтересованные лица. Игра, мною затеянная, не сулила особых перспектив, но и рисковал я всего лишь несколькими часами сна.

Стояла безлунная ясная ночь. Звезды пылали намного ярче, нежели в Вашингтоне. Оно и понятно, учитывая, что предгорья Сангре-де-Кристо или Крови Христовой, приближали нас к светилам на семь тысяч футов. В этих местах люди не привыкли окружать свои жилища стенами и оградами и, преодолев небольшой подъем за домом Дивайна, я оказался на чужой территории. Осторожно миновал расположенный там освещенный дом, выбрался на дорогу. Покуда все шло хорошо. Оказавшись на дороге, я неспешно побежал. В былые времена вид бегущего человека приводил окружающих в замешательство, и герой крепко рисковал столкнуться с парнями в белых халатах. Сегодня же лучший способ остаться незамеченным это выдерживать размеренный ритм подобно тысячам приверженцев здорового образа жизни, выталкивающим из легких застоявшийся воздух.

Бежать мешали пистолет и давняя отвычка. Я только-только поднялся от уровня моря, а на высоте сразу не разбегаешься. На первом перекрестке я свернул направо, пересек дорогу, на которой жила Марта, именуемую Навахо-Драйв, и вышел на следующую, с табличкой Ют-Роуд, которая опять сворачивала направо. Еще раз повернул направо. Последнее напряжение измученных легких — и я оказался напротив исходной точки, но на расстоянии квартала от нее, если столь ординарная мера, как квартал, применима к замысловатой местной планировке. Я проскользнул меж двумя разбежавшимися далеко в стороны домами, по узкой полоске земли вернулся к Навахо-Драйв и, наконец, очутился на склоне холма. Отсюда через дорогу был виден дом, из которого я недавно вышел. Окно комнаты, где спала Марта, оставалось темным, в гостиной и на кухне горел оставленный мной свет. Прямо подо мной лежал дом, на подъездном пути к которому стоял «вегонир», хотя сейчас машину закрывал от меня гараж. Тяжело дыша, я присел рядом с темными зарослями можжевельника в надежде, что на его фоне не удастся разглядеть мой темный силуэт, если кому-нибудь взбредет на ум посмотреть в эту сторону.

Ничего не происходило. Соседний дом погрузился во тьму. По дороге проехала запоздалая машина. Отдаленный лай, который я первоначально принял за голос койота — во времена моей семейной жизни в Санта-Фе мы слышали их постоянно — как выяснилось, принадлежал собаке, которой тотчас ответила другая. Скоро местные жители избавятся от этого неудобства. В будущем собакам и голубям не позволят гадить на сверкающие безукоризненной чистотой улицы наших городов и шуметь как бешеным. Нам предстоит жить в сверкающих, погруженных в блаженную тишину домах, под пустыми небесами. Подобные философические размышления неплохо помогают скоротать время в ночном дозоре, но сейчас приближалась полночь, а я отнюдь не намеревался дожидаться зари, сидя под кустом. Судя по всему, хозяева интересующего меня дома не собирались выключать свет и отправляться спать. Легче, конечно, иметь дело с внезапно разбуженным человеком, но я утешился надеждой, что до крайности дело не дойдет.

Опасны были только две двери: кухонная, с тыльной стороны дома, и небольшая дверца в боковой гаражной стене. Конечно, оставались еще ворота гаража с лицевой стороны, однако представлялось сомнительным, что кто-нибудь станет их открывать лишь затем, чтобы выглянуть наружу. Еще имелся парадный вход, но там горел свет и незаметно выскользнуть через эту дверь никому не удалось бы. Я прокрался к декоративной сосне на углу гаража, набрал пригоршню небольших камешков, принялся бросать их в декоративные кусты под освещенным окном, производя загадочные шелестящие звуки. Некоторым из камней позволил слегка удариться о стену.

Ничего не происходило и я оставался в неведении: то ли зрительский зал вообще пуст, то ли аудитория клюет носом. Я вздохнул и пошарил вокруг, отыскал в темноте увесистый булыжник. Отошел подальше, развернулся и запустил свой снаряд в ближайшее окно гаража. Тихая ночь наполнилась оглушительным грохотом и звоном — даже перекликавшиеся вдалеке собаки недоуменно замолчали. Я быстро вернулся за свое декоративное вечнозеленое укрытие.

Миновало немного времени, и он объявился.

Я даже почувствовал некоторое сожаление. Судя по всему, этот человек сам привык прогонять енотов и управляться с заползшими змеями — опаснейшими существами в представлении большинства наших современников. Если я в нем не ошибся, не приходилось сомневаться: полицию вызывать не станут. Сейчас он не горит желанием встречаться с фараонами. Правда, он и при других обстоятельствах вполне смог бы сам защитить свой дом. Такие люди вызывают уважение, и я с неохотой думал о предстоящем. К сожалению, парень зашел слишком далеко, а мы, профессионалы, ставим себе за правило не дозволять посторонним безнаказанно заигрывать с циркулярной пилой. Конечно, светловолосая миссис Раундхилз, которую Марта окрестила местной Лорелеей, вела себя далеко не лучшим образом, да и Бобу Дивайну следовало удовлетвориться тем, что имел и оставить чужих жен в покое, но все-таки возмездие с помощью дробовика представлялось некоторым излишеством.

Помогло разбитое окно. Когда, проходя по гаражу парень обо что-то споткнулся — вероятно, о брошенный мною камень — и тихо выругался, я понял, откуда его ждать. И был готов, когда он открыл боковую дверь гаража и вышел наружу. При свете звезд тускло блеснуло длинноствольное ружье. Пристально оглядывая свои владения. мужчина двинулся в сторону. И тут я вышел из-за угла.

— Не делай глупостей, друг, — тихо окликнул покорный слуга — в руке у меня пушка тридцать восьмого калибра, нацеленная прямо тебе в спину. — Парень послушно замер на месте. Я продолжил: — Если рассчитываешь развернуть свою гаубицу, лучше не пытайся. Не удастся. Медленно положи ружье наземь.

— Кто ты такой?

— Пожалуйста, положи дробовик на землю, — повторил я. Вежливость всегда приводит противника в замешательство. — Потом поговорим. Не делай резких движений... Отлично, можешь выпрямиться, но не поворачивайся. Все равно не увидишь ничего, кроме незнакомца, с которым не должен знакомиться.

— Кто ты такой, черт побери?

— Просто субъект с пистолетом в руке, — ответил я. — Неужели ты так туго соображаешь, друг? Ведь читал статью, не так ли? Проклятие, да я уверен, что ее читали все местные жители. «Вы уже читали заметку о новой семье, которая поселилась на Навахо-Драйв? Да, об этом здоровенном парне и его хорошенькой молодой жене». — Я помолчал, а затем продолжил с угрозой в голосе, дабы проверить, что мне удастся вытрясти: — Зачем ты сделал это, amigo? Ты что, любитель острых ощущений? Если уж захотелось кого-то пристрелить, зачем выбирать человека с такими связями и друзьями? Не приходило в голову, что мы не оставляем своих людей даже после того, как те вышли на пенсию? Я знаю, он и сам напрашивался на это, но времена неписаных законов давно прошли. Прости, друг. А теперь, пожалуйста, стань к стене. — Я шагнул вперед и поднял с земли ружье. — Вот, значит, чем ты воспользовался.

Оружие выглядело в точности так, как я и предполагал, исходя из картины преступления: длинноствольный дробовик-автомат, идеально подходящий для охоты на уток и гусей, несколько хуже — для стрельбы по перепелам, неудобный и громоздкий для человекоубийства. Темнота не позволяла прочитать надпись на стволе, но я готов был биться об заклад, что дуло снабдили чековым сужением.

Стоящий передо мной мужчина, назовем его для удобства мистером Лорелеем, беспокойно шевельнулся и заявил:

— Вам никогда не удастся доказать... — И замолчал.

— Конечно, — согласился я. — Один заряд дроби не отличить от другого: не пуля. Что можно узнать по пригоршне маленьких круглых шариков? Но ты не потрудился подобрать стреляную гильзу. В этом недостаток самозарядных ружей с точки зрения преступника — они разбрасывают пустые патроны куда попало. Твой сейчас находится в руках полиции, а по патрону не так уж трудно определить, из какого ружья стреляли. Каждый боек оставляет неповторимую отметину, прибавь еще возможность баллистической экспертизы. Конечно, здесь, на юго-западе, ружья двенадцатого калибра есть чуть ли не в каждом доме. Вряд ли полиция станет обыскивать всех обитателей Каса-Глориэта, чтобы найти оружие убийцы, особенно учитывая то, что стреляли в городе и из-за прошлого Боба Дивайна все считают это делом профессиональных рук. Но если кто-нибудь наведет их на мысль проверить взаимоотношения между соседями, и они заглянут... — Я помолчал. — Почему ты не избавился от ружья?

Мужчина пожал плечами, не отворачиваясь от стены.

— Я немного охочусь, все знают, что у меня есть ружье. Его исчезновение сразу бы указало на меня, верно? По крайней мере, жена догадалась бы... Хотя и так все поняла по моему поведению.

— Не мне судить о моральном облике местных жителей, — заметил я, — но кажется, времена, когда убивали любовников жены, давно прошли.

— Ты не понимаешь, — возразил он. — У нас наконец все стало налаживаться. Наконец. Проклятие, моя жена не шлюха, просто иногда устает и пускается на поиски чего-то нового. Бывает, выпьет лишнего... довольно часто... Но мы... она избавилась от этой привычки, и все наладилось. А потом появился он и эта проклятая статья: великий и ужасный мужчина, красивый парень, мужественный и привлекательный, в груди которого тикает бомба с часовым механизмом. Затем последовало возбуждение от опасной связи, она опять взялась за старое... Я не мог... — Он замолчал и еще раз пожал плечами. — Не собираюсь корчить альтруиста. — Конечно, я ревновал и ненавидел этого проклятого ублюдка за то, что он сделал после всех наших попыток хоть как-то наладить жизнь. Ведь он даже не любил ее, она была ему совершенно безразлична...

Парень умолк. По Навахо-Драйв проехала машина, но свет ее фар не достиг места, где мы стояли. Я нарушил тишину:

— Там, за рестораном, ты помедлил. У него было время рвануться в одну сторону, по пути передумать и вернуться. Ты стрелял наверняка...

— Проклятие, я не хотел, чтобы пострадала его жена! Она-то здесь ни при чем. У этого ружья небольшое рассеивание, но я предпочел выждать, пока они окажутся достаточно далеко друг от друга, чтобы не задеть ее. Даже одна дробинка может нанести серьезную рану. Поэтому ты и догадался?

— Не обладай ружье максимальным чоком, миссис Дивайн все равно бы пострадала, — заметил я. — Кстати, ни один профессионал не стал бы применять такое длиннющее оружие. Куда удобнее воспользоваться коротким крупнокалиберным обрезом, который можно легко укрыть под плащом. Но такой обрез засыпал бы свинцом всю стоянку. И как бы сильно ни толкнул муж, миссис Дивайн все равно получила бы несколько дробинок. В то же время, в тело Боба угодила бы меньшая часть заряда. — Я вздохнул: — А еще, ни один профессионал не стал бы заботиться о его жене. С таким опытным человеком, как Боб Дивайн, рисковать нельзя, тем более, что и у него могло оказаться оружие. Профессионал стрелял бы сразу, наплевав на всех, кто может безвинно пострадать. Даже если бы при этом погиб еще один человек. — Я немного помолчал и добавил: — Ладно. Просто хотел убедиться во всем наверняка. На этом, друг, моя роль заканчивается. Я сообщу, что речь идет о личных счетах, которые нас не касаются. Что касается меня, то ты заслужил прощение тем, что ждал пока миссис Дивайн окажется на безопасном расстоянии. Если теперь это имеет какое-либо значение.

— Да, — тихо и подавленно проговорил он. — Если теперь это имеет какое-либо значение. Я...

В это мгновение в гараже загорелся свет и оттуда послышался женский голос:

— Эй, куда ты подевался? Что ты делаешь? Куда ты запропастился? Что... что там происходит, черт тебя побери?

Пока мы разговаривали я успел разрядить ружье, и теперь прислонил оружие к стене и отступил в тень кустарника, как только дама появилась в освещенном дверном проеме — покачивающийся силуэт со стаканом в руке.

— Ч-что... — голос подвел ее. Женщина попыталась собраться с силами и предприняла очередную попытку. — Что это за ужасный грохот... грохот, а?

— Наверное, дети бросили камень, — ответил мужчина. — Он попал в окно гаража.

— И ты их не перестрелял? Эх ты! — На мгновение исполненный холодной ненависти голос стал почти трезвым. — Ты не успел подстрелить кого-нибудь из них как кролика, на бегу? Ну и дерьмовый же ты охотник!

Она отошла от двери, поворачиваясь, чтобы получше разглядеть мужа. Лицо женщины попало в полосу света, и я увидел, что она разительно изменилась. Сейчас она ничуть не походила на ту собранную, аккуратно одетую и привлекательную особу, которая наблюдала за нами из дверей своего дома сегодня днем.

Судя по всему, она приняла изрядную дозу спиртного. Тщательно уложенные блестящие волосы, которыми я любовался издалека, теперь превратились в сбившиеся и беспорядочно свисающие космы. Отглаженная светло-зеленая блузка была измята и наполовину расстегнута, одна пола выбилась из-за пояса и свисала. Дорогие, безукоризненно скроенные светло-зеленые брюки в течение всего дня подверженные распирающему давлению полного зрелого тела и небрежному обращению, напоминали невероятно грязную тряпку. Трудно представить, как удается за несколько часов довести вещи до такого состояния, словно в них спали неделю кряду. Остановившись, она угрожающе покачивалась на своих высоких каблуках, выплескивая бренди на одежду, когда пыталась поднести ко рту дрожащую руку со стаканом. Всем своим видом она демонстрировала, что ей глубоко наплевать на состояние, в котором она находится, да и на то, что с ней будет дальше. Более того, она, казалось, наслаждается производимым эффектом, с удовольствием созерцая новые мокрые пятна на одежде, точно добавляя последние штрихи к своему живописному наряду. Собственно, так оно и было.

Я запоздало сообразил, что сегодня эта женщина намеренно предается пагубной привычке, не пытаясь, как это бывало в прошлом, если верить словам ее мужа, бороться с собой. Она отчетливо сознавала, к чему это приведет и испытывала определенное извращенное наслаждение. Мужу наглядно демонстрировалось, сколь малого он добился, убив любовника. Стоило ли совершать преступление ради этого спившегося, неряшливого и едва стоящего на ногах существа? Он совершил ужасный непоправимый поступок и теперь будет видеть ее только такой. Это была ее месть мужу, да и себе самой.

— Видишь? — тихо пробормотал мужчина, не поворачивая головы. — Видишь, до чего он ее довел? Она уже почти справилась с этим до того, как он появился!

Вряд ли справедливо было обвинять во всем Боба Дивайна, поскольку основная проблема существовала и до его вмешательства, хотя, несомненно, на нем лежала своя доля ответственности. В этом деле переплелось чересчур много запутанных и разрушительных страстей. Не мне было судить. Все, что следовало выяснить, я выяснил. Что касается наказания, эти люди в полной мере обеспечат его друг другу и без моего содействия.

— Давай, — прошептал я. — Если можешь, постарайся отправить ее спать. Удачи.

Ответом мне был тихий и подавленный голос мужчины:

— Удачи? О чем ты?

Стакан выпал из руки его жены и разбился о бетонную дорожку. Мужчина поспешно рванулся к ней. На помутневшем, но все еще привлекательном лице женщины появилось недоумевающее выражение. Она внезапно поняла, что в порыве гнева недооценила свои силы и перебрала меру. Она не собиралась уже сегодня доводить свое саморазрушающее мщение до такой степени и теперь из последних сил пыталась добраться до спасительного дома, и без сомнения, ванной. Муж успел как раз вовремя, дабы подхватить падающее тело. Женщина навалилась на него, оба скрылись в дверях. Но им так и не удалось добраться до дома. Я услышал, как ее внезапно стошнило прямо в гараже и под повторяющиеся звуки рвотных спазмов тихо направился прочь.

Совершив несколько окольных маневров, в которых, по всей видимости, не было никакой нужды — но привычка есть привычка, в нашем деле она помогает уцелеть, — я вошел в дом Дивайнов через заднюю дверь и застал Марту на кухне.

— Свежий кофе заварен, — сказала она, отворачиваясь от плиты.

— Сдается, ты спала, — заметил я.

— Так же, как и ты, — с улыбкой ответила она. После недавней картины она выглядела просто превосходно и радовала глаз даже в свободном наряде. Не все еще потеряно для человеческой расы. Даже вид ее голых ног, невинно выглядывающих из под полы халата, доставлял удовольствие, хотя обычно я предпочитаю чулки и туфли на высоком каблуке. Но сегодня была особая ночь. Мы с этой девушкой давно и хорошо знали друг друга, и сейчас чувствовали себя необыкновенно уютно, что в прошлом случалось далеко не всегда. В серых глазах Марты застыл безмолвный вопрос. Я ответил:

— Боба застрелил парень из дома напротив. Муж. Думаю, ты поймешь почему, если достаточно напряжешь воображение. Статья Элеоноры Брэнд не имеет к этому никакого отношения. Перед тобой она виновата лишь в том, что обманула доверие. Тебе вовсе ни к чему разыскивать ее, дабы, выражаясь официальным языком, преднамеренно причинить увечье. Она никоим образом не виновата в смерти Боба.

Конечно, это была не совсем правда. Характеристика, данная Бобу в журнальной статье, по всей видимости заинтриговала усталую и несчастную, временно бросившую пить миссис Лорелею, облегчив начало романа, с которого все и началось, но я не счел нужным привлекать внимание к этой подробности.

Марта кивнула.

— Ладно, Мэтт. Наверное, для меня эта новость в какой-то степени утешительна. А то чувствовала, что должна... это была своего рода обязанность... Но раз уж ни она, ни я не виноваты в его смерти, думаю, остальное можно простить. — Немного помолчав, Марта несколько натянуто продолжила: — Итак, ты закончил свои дела здесь. Выполнил задание отца. Весьма умело удержал меня от необдуманных шагов. И что вы намерены делать дальше, мистер Возвращайка-На-Путь-Истинный?

Я открыл рот — ответить, но не успел. Вдали послышалось приближающееся завывание сирен. Я проследовал в гостиную и, отодвинув занавеску, увидел, как у дома напротив останавливается машина с «мигалкой» на крыше. Я задумался, могла ли упивающаяся мщением жена тайком от мужа позвонить и рассказать все полиции и пришел к выводу, что это маловероятно. Не в том она была состоянии, чтобы связно разговаривать по телефону. Оставалось предположить, что муж утратил последние крохи уверенности в правильности своих действий. Пытался помочь жене, а в результате все окончательно загубил и понял: больше не вправе заботиться о ней. Настало время передать эстафету иным людям, в надежде, что другие окажутся более удачливыми.

Я крепко сомневался, что даже будучи абсолютно трезвой, эта женщина смогла бы вызвать у меня какие-то нежные чувства, но в данном случае вкусы и предпочтения роли не играли. Этот человек любил ее, любил настолько сильно, что погубил себя, но и после этого не прекратил любить. Нежно помог жене сбросить пришедшую в негодность одежду, смыл с нее грязь и заставил обрести по возможности приличный вид. Затем осторожно отвел в кровать, может быть, даже поцеловал на прощание, если не опасался, что это будет ей слишком неприятно. Потом сам направился к телефону, отыскал номер полиции, позвонил туда, после чего набрал номер друга или соседа, чья жена сможет прийти и позаботиться о пьяной после того, как самого заберут. Мне пришло в голову, что я даже не видел его лица и не знал имени.

— Кофе готов, — послышался голос Марты у меня за спиной. — А на мой вопрос ты так и не ответил...

 

Глава 5

Во многих отношениях Флорида далеко от Новой Мексики настолько, насколько это можно себе представить. Прежде всего, их разделяет расстояние в две тысячи миль, плюс семь тысяч футов разницы по высоте. Они почти на сто процентов отличаются друг от друга по влажности: ничто никогда не ржавеет в Новой Мексике, все только и делает, что ржавеет, во Флориде. И тот, и другой штат популярны среди отдыхающих и вышедших на пенсию людей. Но люди, которых тянет на высокогорный юго-запад совсем не похожи на тех, кто устремляется на юго-запад равнинный. У художников, интеллектуалов и эксцентриков, которые навещают Санта-Фе, очень мало общего с типичными бизнесменами, которые обычно проводят отпуск или живут на пенсии в окрестностях Майами.

Но, пожалуй, больше всего отличаются транспортные средства, которыми пользуются отдыхающие. В Новой Мексике это лошади и машины-вездеходы. Во Флориде это лодки, лодки и еще раз лодки. К сожалению, водная стихия, несмотря на то, что покорному слуге довольно часто приходилось иметь с нею дело по долгу службы, в определенной степени все еще остается для меня загадкой. Тщательно поразмыслив над сложившимся положением и ознакомившись с имеющейся информацией, я решил посоветоваться с профессиональным знатоком морской среды, а уж потом решать, какие шаги следует предпринять или, точнее говоря, как подступиться к ожидающей меня задаче. Задаче и человеку.

В немалой степени на моем решении сказалось и то, что интересующий меня человек тоже обращался к этому самому знатоку, причем не один, а целых два раза.

Из Альбукерке, вернув броской сотруднице фирмы «Авис» взятую напрокат машину, я вылетел в Даллас, откуда в свою очередь попал в Майами. Там меня встретил посыльный и передал некоторые нужные материалы. Затем последовал перелет на ветхом <Ди-Си-3", совершающем рейсы из Флорида-Киз в Ки-Уэст с промежуточной посадкой в Марафоне. В небольшом аэропорту Марафона меня поджидала еще одна взятая напрокат машина.

Морской курорт Фаро-Бланко не слишком изменился за те годы, что я здесь не был. Он по-прежнему оставался поросшим пальмами оазисом, позволяющим укрыться от проходящей неподалеку так называемой заморской магистрали — сумасшедшей цепочки мостов и дамб, связанных меж собою старыми износившимися мостовыми, с мотелями и заправочными станциями по обе стороны. Цепочка эта соединяет острова Киз один с другим и с материком взамен прежней железнодорожной ветки, построенной парнем по фамилии Флеглер, которого впоследствии унес ураган. Я миновал административное здание, пересек утопающие в зелени места с разбросанными по ним редкими маленькими коттеджами и выехал на побережье. Тут тоже мало что изменилось. Даже лодки, казалось, остались те же, что были раньше. «Квинфишер» все так же выделялся среди прибрежных рыбацких лодок, выстроившихся вдоль пирса. Хэрриет Робинсон, известная в здешних местах как капитан Хэтти, по обыкновению, пребывала в моторном отсеке своего судна. На мгновение мне показалось, что я вообще отсюда не уезжал.

— Эй, на «Квинфишере»! — крикнул я.

На палубе появилась высокая привлекательная женщина в перепачканном машинным маслом комбинезоне цвета хаки. Женщина, о которой я, пожалуй, знал больше, чем кто бы то ни было в этих местах. Некогда она жила значительно дальше к северу, имела много больше денег и мужа-интеллектуала, который, впрочем, ее не слишком занимал. В те времена ее звали не Робинсон и даже не Хэрриет, но теперь это уже не имело значения. Личность сильная, с достаточно стойкими убеждениями, она оказалась замешанной в весьма неприятную и несколько непатриотическую историю, которая привлекла наше внимание. По окончании этого дела она стала перед выбором: исчезнуть или оказаться в тюрьме. И в результате попала сюда, в Киз, без денег и без мужа, но зато с катером, который очень любила и содержала в отличном состоянии. По-моему, Хэтти не жаловалась на жизнь.

Начали мы с того, что играли в разных командах, однако впоследствии, когда все раскрылось, она неохотно оказала мне значительную услугу, точнее говоря — спасла жизнь. В благодарность — хоть она не просила о благодарности — мы приложили все усилия, чтобы помочь ей стереть преступное прошлое, хотя в подобных вещах наша организация далеко не всесильна. Официально Хэтти уже не была той великосветской дамой, какой я узнал ее впервые. Иначе и быть не могло, поскольку эта богатая женщина — разыскиваемая полицией — утонула во время урагана в Чесапике. Стоящая передо мной особа со всей уверенностью, которую только могла обеспечить поддержка нашей организации, могла утверждать, что она всего лишь грубоватая капитан Хэтти Робинсон с новым, вымышленным, но достаточно убедительным прошлым и пятном смазки на носу.

— Опять ты, — заявила она, как будто последние несколько лет я только и делал, что околачивался вокруг.

— Лицо испачкала, — заметил я.

— С какой стати тебя волнует мое лицо? — Она стерла грязь кончиком зажатой в руке тряпки. — Рано или поздно мне придется поставить на эту развалину новый двигатель.

— Как ловится рыба? — поинтересовался я.

— Отвечу только если тебя это и вправду интересует. Но учти, на это уйдет не меньше трех часов. Знаешь, во что мне обходится содержание этого корыта?

— Могу я предложить тебе выпить? Хэрриет помедлила с ответом, явно припоминая, что некогда нам доводилось быть врагами, невольными союзниками, даже какое-то время — пылкими любовниками, когда того потребовали обстоятельства, но друзьями — никогда. Странное и вызывающее смутное беспокойство стечение обстоятельств привело меня от Марты Дивайн к Хэрриет Робинсон, со стороны это могло выглядеть так, будто я стремился вспомнить былые победы, хотя я крепко сомневался, что в обоих случаях победу одержал именно я.

Хэрриет пожала плечами.

— Ладно, поднимайся на борт. У меня где-то была припрятана бутылка, может, удастся отыскать.

— Помнится, когда мы расстались в последний раз, — осторожно заметил я, — ты предложила шлепать с твоего проклятого катера прямиком в преисподнюю, и там оставаться.

Хэрриет рассмеялась, бросила взгляд на расположенные по другую сторону дороги бар и ресторан, посмотрела на свою одежду. Потом покачала головой.

— В таком рванье нельзя появиться в приличном месте, к тому же это было много лет назад. Проходи. Я не умею злиться так долго даже на тебя, и даже после того, как ты заставил меня помочь тебе в прошлый раз. Подожди только, помою руки...

Пять минут спустя мы уже сидели, расслабившись, в уютной каюте «Квинфишера». На столе красовалась бутылка, которую Хэрриет отыскала достаточно быстро. В руках мы сжимали бокалы с внушительными кусками льда. На судах рыболовов-любителей редко рискуешь остаться без льда, но если его хранят вместе с наживкой, виски приобретает рыбный привкус.

— Я соскучилась по тебе, пройдоха, — тепло проговорила Хэрриет. — Подумать, сколько лет ненавидела тебя за все, чего ты меня лишил... Только не становись в позу и не заявляй, будто я сама во всем виновата, а ты только и делал, что помогал мне! Как бы там ни было, мне не хватает этой восхитительной ненависти. С каким удовольствием я предвкушала наслаждение, которое получу, когда убью тебя при следующей встрече, а ты подстроил все так, что пришлось спасать твою паршивую жизнь! — Она от души пригубила виски, и я подумал, что приятно глядеть на женщину, управляющуюся с бокалом не хуже мужчины. Хэтти спросила: — Что привело тебя сюда, Мэтт? Прошлый раз моя помощь понадобилась, чтобы найти исчезнувших миллионеров. Ты вообще умеешь работать самостоятельно? Что случилось на сей раз? Что мне предстоит отыскать для маленького беспомощного мальчика?

— Несколько пропавших кораблей, — ответил я, пристально глядя на нее.

— Ты имеешь в виду ужасы Бермудского треугольника? — небрежно поинтересовалась она, но я следил за глазами и понял, что попал в точку. Я был не первый, кто задавал ей этот вопрос.

— Возможно, — сказал я. — Собственно говоря, меня интересуют не столько корабли, сколько человек, который занимается их поисками. А эта женщина утверждает, что пытается разгадать тайны легендарного треугольника. Нам известно, что она дважды побывала у тебя: один раз — около года назад и второй — совсем недавно. Речь идет об этой девушке, — я протянул ей статью Элеоноры Брэнд. — Можешь прочитать, если хочешь.

Хэрриет рассмеялась:

— Не валяй дурака, Мэтт. Конечно же, у меня есть свой экземпляр. Ведь там упоминается твое имя. Неужто упущу случай поближе познакомиться с человеком и организацией, которые лишили меня всего и превратили из великосветской дамы в несчастную Золушку, брошенную на милость пары никуда не годных моторов? К тому же у меня есть и другие причины интересоваться этими публикациями: она как раз работала над ними, когда мы встретились в первый раз. Элеоноре откуда-то стало известно о твоем... нашем старом приключении. И она захотела узнать все захватывающие подробности. Увы, боюсь, я не очень ей помогла. При виде репортеров с моей памятью приключаются странные вещи.

— Но недавно она побывала здесь во второй раз. Что ей было нужно?

Какое-то время Хэрриет внимательно смотрела на меня. Потом слабо покачала головой.

— Нет, дорогой. Этого я не сделаю. Не стану тебе помогать.

— Помогать в чем?

Она еще раз покачала головой, на этот раз почти раздраженно.

— Проклятие, не забывай: мне известно, что ты собою представляешь. Не могу сказать, что я в восторге от Элеоноры, но девушка занимается своим делом, и это вызывает уважение. Не стану наводить тебя на нее. Так же, как не стану наводить ее на тебя, Мэтт.

— Ты всегда была чертовски упрямой особой, правда, Хэтти?

Было почти забавно следить, как оскорбление заставило ее сорваться с места. Лицо внезапно сделалось надменным и неприступным, совершенно не соответствующим простой рабочей одежде. Такие лица не часто встречаются в наши спокойные времена: крупный нос, точеные сильные скулы — не женщина, а черноволосый ястреб — я слышал, что самки ястребов крупнее и сильнее самцов; стройная и загорелая, с мелкой сетью морщин в уголках прекрасных черных глаз.

— Ты давеча напомнил, что однажды я уже вышибла тебя со своего катера, — спокойно проговорила она. — Вижу, не терпится испытать это еще раз.

— Ты же взрослая женщина, — заметил я. — В твоем возрасте нельзя верить всему, что показывают по телевизору.

— Что ты имеешь в виду?

— Если бы мы хотели ликвидировать госпожу Брэнд, это не составило бы ни малейшего труда. Действует она грубо, шумно и непродуманно, так что рано или поздно обязательно станет кому-нибудь поперек дороги. Не знаю, что именно она здесь ищет — надеюсь, ты что-нибудь подскажешь мне на этот счет — и не знаю, что станет искать там, куда отправилась отсюда, но она рискует сильно разозлить ужасных инопланетян, продолжая совать нос в их родной треугольник. С другой стороны, если Элеонора всего лишь прикрывает этой треугольной чепухой то, чем занимается на самом деле — а я подозреваю, что именно так и есть — она подвергается еще большей опасности.

— И это тебя тревожит? — сухо поинтересовалась Хэрриет. — А может быть то, что она пообещала в следующей статье вывести на чистую воду тебя? Я вздохнул:

— Хэтти, Хэтти! Только не строй из себя опытную шпионку! Я начал заниматься этими делами задолго до нашей встречи, да и после нее немало времени прошло. Неужели ты думаешь, я до сих пор не известен нашим противникам в других странах? В этом смысле меня давным-давно вывели на чистую воду. Сейчас осталось очень немного мест, где я могу действовать секретно против настоящих профессионалов с их досье, так что по большей части и не пытаюсь. Одна молодая дама недавно титуловала меня устранителем неприятностей и попала в самую точку. А нам, капитан Робинсон, ужасно не хотелось бы столкнуться с такой неприятностью, как насильственная смерть молодого репортера сразу после опубликования статьи о наших безжалостных агентах и их злодейских делах. Ты прекрасно понимаешь: кто бы ни позаботился о мисс Брэнд, все обязательно припишут нам. Все, так же, как и ты, придут к выводу, что мы, как выражаются ребята из Лэнгли, крайне предумышленно устранили Элеонору, ибо не понравилось то, как она о нас отзывается. Шеф говорит, уже возникли кое-какие осложнения из-за созданной рекламы, однако надеется все уладить. Но, если дело дойдет до крайности, нам, скорее всего, не поздоровится. Поэтому мы не намерены этого допустить.

Хэрриет задумчиво посмотрела на меня.

— Звучит весьма убедительно, дорогой. Впрочем, ты умеешь быть убедительным.

— Черт возьми, мне она только одолжение делает своей писаниной, — сказал я. — Если она опишет меня так, как я предполагаю, то лучшей рекламы и не придумаешь. После этой статьи даже оружие носить не придется. Узнав, сколь опасный я субъект, враги, едва завидев покорного слугу, будут в ужасе разбегаться. А кто не успеет — тут же подымет руки и признается во всех грехах под пронзительным взглядом моих беспощадных голубых глаз.

Хэрриет еще какое-то время изучающе глядела на меня, потом слабо пожала плечами.

— Если ты больше не собираешься использовать эту бутылку, подвинь сюда.

Я повиновался. Хэрриет долила немного виски в мой почти пустой стакан, затем позаботилась о себе. Катер мягко покачнулся на волне, поднятой большим лайнером, выходящим из бухты.

— Что касается сенсаций мисс Брэнд, — заговорил я, — нам, конечно, хотелось бы узнать, не затрагивают ли они кого-либо из наших людей, до сих пор не известных противнику, особенно, если те выполняют сейчас опасное задание. Это, по крайней мере, позволит вернуть их домой, прежде чем попадутся на крючок. И мы, естественно, предпочли бы убедить эту особу не упоминать открыто фамилии тех агентов, которые могут быть использованы в будущем...

— Хэрриет беспокойно пошевелилась, не сводя с меня пристального взгляда.

— Прекрати! — раздраженно бросил я.

— Что именно?

— Раньше ты была разумнее. Говоря «убедить», я имею в виду именно «убедить». И вовсе не намекаю на щипцы и прочие орудия пыток.

— Ничего удивительного...

— Ты ведешь себя как ребенок, который слишком много смотрит телевизор. Опомнись, — резко оборвал ее я. — Несколько лет назад ты убила одного из наших людей, во всяком случае, это сделали по твоему приказу. И все-таки сидишь здесь, живая и здоровая, правда? С чистеньким новым прошлым, которое тебе обеспечили. Не в наших правилах сводить счеты с помешанными бабами, которым организация пришлась не по вкусу. Кому, как не тебе это знать?

Последовала короткая пауза. Затем Хэтти не спеша протянула длинную изящную руку — не первой чистоты, но сейчас это не имело особого значения — повернула к себе мое лицо, склонилась вперед и осторожно поцеловала меня в губы.

— Прости, дорогой. В здешнем окружении поневоле становишься толстокожим. Тебе стоит заглядывать почаще, не то я потеряю остатки чувствительности. — Она скривилась, спохватилась, что выглядит неромантично, и резко отдернула руку. — Ладно, выкладывай, что тебе нужно, а то не терпится закончить работу и принять душ. Если управлюсь со вторым двигателем, можно считать, что день прошел не впустую.

— Как уже сказано, — ответил я, — хотелось бы попытаться убедить Элеонору пойти нам навстречу. Признаюсь, коварный замысел зиждется на том, что человек, которому спасли жизнь, как правило, испытывает некоторую признательность и может даже согласиться убрать из своей статьи одну-две нежелательные фамилии. Хотя все это достаточно неопределенно. Вероятно, у меня ничего не получится, поскольку, судя по всему, для мисс Брэнд понятия благодарности, дружбы или порядочности теряют смысл там, где начинается работа. Поэтому для меня главное, чтобы она осталась в живых. Хорошо, если впоследствии удастся воспользоваться этим в собственных интересах, но мы в любом случае не можем допустить, чтобы нас сочли виновниками ее гибели. После того, как люди забудут о ее статье, она может хоть сама сунуть голову в петлю. А ныне ее жизнь весьма драгоценна для нас. Хэрриет тихо рассмеялась.

— Что ж, выражаешься достаточно ясно, даже цинично, но все же не понимаю, чего ты хочешь от меня.

— Я хочу удостовериться, что Элеонора не сунет свой длинный любопытный нос — вернее, по фотографии судя, короткий любопытный нос — в какую-нибудь опасную историю...

Хэрриет быстро покачала головой, и я умолк.

— На это лучше не рассчитывай.

— Ясно. Спасибо. Уже кое-что. Итак, начинаем действовать, исходя из второго варианта возможного развития событий. Как официальный устранитель неприятностей я закатываю рукава и готовлюсь защищать эту любопытную дрянь ото всех неприятностей, которые она ищет на свою голову. Может быть, подскажешь, с какой стороны их ожидать?

Моя собеседница заколебалась.

— Что тебе известно о ее работе?

— Прежде всего, я конечно не принимаю всерьез ее россказни о набившем оскомину Бермудском треугольнике. Судя по всему, Элеонора использует треугольник как прикрытие для своих истинных целей. Пытается заставить нас поверить, будто собирает сведения о таинственном море и загадочно исчезнувших кораблях, но чем же занимается в действительности? Почему ей вообще взбрело в голову скрыть свои намерения за столь своеобразной ширмой? Знаешь, меня внезапно посетила хорошая мысль. Я попросил заглянуть в компьютер и проверить, не было ли в последнее время сообщений о пропавших судах. Прислали целый ворох газетных вырезок и кое-какую другую, весьма интересную информацию. Внутри и за пределами Смертоносного Треугольника морское дно самым бессовестным образом усеяли останки затонувших судов, причем значительно чаще среднестатистического уровня столкновений, потерь от штормов и попаданий на мель. Из всех сообщений компьютер отобрал около полудюжины заслуживающих внимания — я еще не успел все просмотреть, не считая последней заметки в газете, которую прочитал в самолете. И прихватил с собой. Посмотри и скажи, что ты об этом думаешь.

Я достал вырванную из газеты статью и положил на стол. Хэрриет развернула ее так, чтобы прочитать заголовок над фотографией нового красивого судна, мирно плывущего по спокойному океану:

— ТАНКЕР ЗАТОНУЛ, — прочитала она вслух. — Дата и так далее.

... Четыре человека погибли в результате катастрофы, произошедшей с танкером «Фэйрфакс Констеллейшн» неподалеку от Багамских островов. Выше приведена фотография судна, сделанная во время его первого рейса в 1963 году. Судно затонуло вскоре после того, как с борта поступило сообщение о взрыве и пожаре. Погодные условия были достаточно благоприятны. Команда подобрана... и так далее и так далее. Двадцатипятитысячетонное судно приписано к порту Монровия, в Либерии. Последний трагический рейс оно совершало с полным грузом нефти из Арубы в Уилмингтон, штат Северная Каролина. Причина взрыва не установлена...

Хэрриет задумчиво покачала головой.

— Судя по всему, ты убежден, что все последние катастрофы непостижимым образом связаны друг с другом.

— Разве Элеонора Брэнд считает иначе? Сдается, именно поэтому она объявлялась вторично, зная по прошлой беседе, что ты отлично разбираешься в судах? Немного помедлив, Хэрриет кивнула.

— Твои догадки, как всегда, правильны. Да, именно поэтому и побывала у меня по пути в Карибское море. Но я не смогла особенно ей помочь. Большие суда не по моей части. К тому же, как ты понял, я не в восторге от мисс Элеоноры Брэнд, и, конечно, по определенным причинам не испытывала восторга от ее расспросов.

— Почему?

— Кто задает глупые вопросы на этот раз? — поинтересовалась Хэтти. — Естественно, мне не хотелось фигурировать в ее статье, равно как не хотелось и любой другой шумихи вокруг моей скромной персоны. И уж, конечно, меньше всего радует меня перспектива заинтересовать Элеонору настолько, чтобы та начала копаться в моем прошлом. Ведь когда ответственный репортер получает из определенного источника достаточно важные сведения, он начинает проверять надежность этого источника, не так ли?

— Итак, ты постаралась не сообщить ей ничего стоящего внимания, — сказал я. — Чего же именно?

Хэрриет заколебалась и с непонятным смущением посмотрела на меня. Потом быстро заговорила.

— Я не имела в виду... я говорила вообще. Хотела сказать, что просто постаралась поскорее избавиться от Элеоноры. Меньше всего мне хотелось прославиться в качестве консультанта по проблемам судоходства.

— Ясно. А меня проконсультируешь?

— Что ты имеешь в виду? — в голосе ее прозвучала опаска.

— Как начет того, чтобы стать моим консультантом по проблемам судоходства, Хэтти? Хотелось бы получить хоть малое представление о том, в какую историю впутывает себя, а заодно и меня, эта девчонка. Не сомневаюсь, ты успела поразмыслить обо всех этих недавних катастрофах, и хотя большие суда не по твоей части, знаешь о них куда больше, нежели я.

Хэрриет быстро открыла рот, чтобы что-то сказать, но передумала. Последовала непродолжительная пауза, после чего она заговорила:

— Боюсь, Мэтт, я немногим смогу пособить. — Она не смотрела на меня, а в голосе нежданно появилась необычная для этой женщины нерешительность. Затем Хэтти глубоко вздохнула и бросила на меня вызывающий взгляд.

— Нет, это неправда. Не буду тебя обманывать. Просто не хочу тебе помогать, так же, как не хотела помогать Элеоноре Брэнд. По тем же причинам.

Ответ несколько ошарашил меня. Я совершенно не ожидал подобного от нынешнего капитана Хэрриет Робинсон, хотя, с другой стороны, ее можно было понять.

— Несмотря на то, что миновала уйма времени, все еще не чувствуешь себя в безопасности. Это имеешь в виду?

Она кивнула.

— Я... Мэтт, происходит нечто странное, и если все действительно так, не хочу впутываться в эту историю никоим образом. Постарайся меня понять. Достаточно своих забот в море и на берегу, я не вмешиваюсь в чужие дела. Всем известно, что капитан Хэтти слепа и глуха, и невероятно, просто восхитительно тупа. Я не замечаю людей, тайно привозящих наркотики, хотя для этого приходится прилагать немало усилий. Я ловлю рыбу и не нарушаю при этом закон, а если кто-то ловит рыбу иначе, меня это не касается. Никого не хочу злить. Не хочу, чтобы у кого-нибудь возникло желание наводить обо мне справки даже после того, как ты обеспечил мне безукоризненное прошлое, за что весьма признательна. Но ведь и я это некоторым образом заслужила, не правда ли? И вряд ли можно считать меня твоим должником.

— Ты ничего не должна мне, даже наоборот. Хэрриет смотрела в иллюминатор, опять избегая моего взгляда.

— Пожалуйста, пойми. Я все еще ужасно уязвима для любого, кому вздумается по-настоящему покопаться в моем прошлом. Ведь ты при всем желании сможешь защитить меня только до определенного предела. Что если кто-то узнает правду и сообщит об этом властям? Стоит им узнать, что я жива, — многое припомнят. Сомневаюсь, чтобы даже у большого человека в Вашингтоне хватило сил отвести от меня угрозу, если власти возьмутся за дело со всей серьезностью. Соучастие в убийстве — не единственное, в чем меня могут обвинить; не исключено, что случившееся назовут заговором, или даже изменой. Я была наглой, самовлюбленной и ужасно глупой особой. Мэтт, я не хочу попасть в тюрьму, я этого не вынесу. С меня хватит... хватит и этой ссылки... — Она замолчала. Какое-то время царила тишина. Казалось, Хэтти прислушивается к эху собственных слов. Я почувствовал дрожь, пробежавшую по ее телу.

— Бога ради, Мэтт! — прошептала она, и в голосе прозвучал страх: — Что со мною творится? Я становлюсь труслива, спешу зарыться в укромную нору!

— Все в порядке, — быстро проговорил я. — Не следовало...

— Нет, черт меня побери, не в порядке! — порывисто перебила Хэтти. — Я просто помешалась от страха. Так жить нельзя. Мне стали известны кое-какие подробности...

— Нет, — сказал я. — Ты и в самом деле ничего не должна мне, Хэрриет. Все долги на моем счету. Не следовало приезжать. — Я встал: — Спасибо за выпивку. Мне пора. Приятно было повидаться.

— Опусти задницу на место и слушай, — хрипло проговорила она. — Садись! — Голос гулко разнесся по каюте. Я сел. Хэрриет продолжала: — Я дам тебе название и фамилию, дальше можешь делать с ними, что хочешь. Название: ПРАВСТОЛК. Правило 18-a-IV. Имя: Джордж Уинфилд Лорка. Мисс Брэнд я ничего этого не сказала; с какой стати рисковать своей шеей ради нее? Можешь использовать сведения непосредственно, или в качестве предмета для торговли, как тебе заблагорассудится.

— А с какой тебе стати рисковать головою ради меня?

Хэрриет улыбнулась и предупреждающе коснулась моих губ кончиком указательного пальца.

— Не надо вопросов. Ты получил то, зачем пришел. Теперь можешь идти.

Голос прозвучал слегка вызывающе, как будто подразумевалось предложение катиться ко всем чертям. Это заставило меня пристально посмотреть на нее. После продолжительного молчания покорный слуга спросил:

— В самом деле?

— Что в самом деле?

— Я получил то, за чем пришел? Она глубоко вздохнула, не сводя с меня изучающего взгляда. Потом мягко проговорила:

— Эй, шпик, похоже, возникают недоразумения? Я прочистил горло.

— Когда ловлю себя на том, что с удовольствием смотрю на тощую даму-морехода в грязном комбинезоне, то не сомневаюсь: что-то со мной не в порядке. Тем паче, в прошлый раз эта самая дама с проклятиями вышвырнула меня вон с корабля.

Хэрриет медленно улыбнулась.

— Правда, но до этого даму оказалось не так уж трудно уговорить избавиться от платья и туфель. Я еще раз прочистил горло:

— Насколько помню, больше тогда на тебе ничего и не было.

— Что выбираешь на этот раз: быстроту или привлекательность? — спросила Хэтти.

Я ответил, что предпочитаю женщин в подарочной упаковке, если ее интересует именно это, и если она действительно хочет стать моей женщиной. Хэтти предложила выпить еще и заметить время, когда услышу, что она выключила душ. Через пять минут можно выходить на цель.

Так я и сделал.

 

Глава 6

Раннее утро во Флориде обычно прекрасная пора, тихая и спокойная. Я соскользнул с двойной койки в клинообразной каюте на носу «Квинфишера»: просторная полка, несколько смещенная относительно центральной линии катера, дабы наилучшим образом использовать странную форму помещения, почти полностью занимала небольшую каюту — и отнес одежду в рубку, стараясь не разбудить Хэрриет. Чтобы побриться или переодеться в чистую одежду, нужно было принести оставшуюся в машине сумку, поэтому я временно ограничился трусами и шортами. Во Флориде мужчина без туфель "и рубашки не привлекает особого внимания, хотя приходилось признать, что по местным меркам торс мой чересчур уж бледен.

Ранний рыбак на небольшой лодке с навесным мотором направлялся к выходу из бухты. В остальном вокруг царил совершенный покой. Поднятая маленьким суденышком расходящаяся волна бесшумно пересекла прозрачные воды гавани и с тихим всплеском ударилась о пирс, заставляя всколыхнуться причаленные к нему лодки. Я прошел вдоль пирса к расположенному через дорогу платному телефону. Дорога вела к бару и ресторану, еще закрытым и безлюдным. В этих местах, чтобы позавтракать, приходится подниматься к кафе, расположенному неподалеку от шоссе, но большинство местных коттеджей имеет свои кухни. В ожидании связи с Майами я восхищенно разглядывал вновь замершие в неподвижности суда, стройные пальмы и чистое голубое небо. Промелькнула надежда, что появится пеликан — самая неуклюжая на земле, но прекрасная в воздухе птица — однако в последнее время пеликаны редко встречались в этих местах, и мои надежды не оправдались.

— Говорит Эрик, — сказал я, когда в трубке послышался голос. — Информация для меня.

— Отель «Парадиз Тауэрс» в Нассау.

— Какого черта ее понесло в Нассау? Я думал она где-то в районе Виргинских островов.

— Наше дело — отыскать, а над причинами думай сам.

Я скорчил гримасу пролетающей мимо чайке, на которую это не произвело особого впечатления.

— Что ж, вполне подтверждает мои догадки относительно ее истинных целей. Видимо, собирает сведения о последнем затонувшем корабле. Быстро работает... — заметил я и продолжал: — "Фэйрфакс Констеллейшн ", двадцатипятитысячетонный танкер, зарегистрирован в Либерии, вышел из Арубы, недавно затонул в районе Багамских островов. Вчера об этом сообщили газеты Майами, вероятно, и другие тоже. Соберите для меня все доступные подробности, узнайте, где найти уцелевших членов команды. Хотя меня не оставляет предчувствие, что достаточно не упускать из виду мисс Брэнд, и она сама меня к ним приведет.

— Запрос принят.

— Кто нас представляет в Нассау? Фредди?

— Да, по-прежнему.

Между мной и Фредом, когда я в последний раз работал на островах, возникали некоторые трения. Фред считал меня ублюдком-расистом, и был совершенно прав. Я и впрямь не перевариваю чернокожих, не спешащих нажать на спуск, когда на карту поставлена моя жизнь. Естественно, я столь же отрицательно отношусь к белым, голубым, красным и зеленым, которые проявляют подобную медлительность при аналогичных обстоятельствах.

— Можешь помочь мне с самолетом и гостиницей? — спросил я.

— Сделано, дружище. Отправляйся сегодня в Майами, на ночь зарезервирован номер в гостинице аэропорта. Завтра утром в восемь ноль пять садишься на восточный рейс. В восемь пятьдесят он приземляется на острове Нью-Провиденс. Номер в «Парадиз Тауэрс» уже заказан. Объект живет в номере четыре-пять. У нее есть спутник: мужчина, блондин, широкоплечий, симпатичный. Официальное занятие — фотограф, но я бы не доверил ему снимать свою свадьбу, если бы надумал жениться, чего делать не собираюсь. У него больше мышц, чем профессионализма. Звать Уоррен Питер-сон. Комната четыре-семь. Кажется, номера сообщаются друг с другом.

— Я уже вне себя от ревности, — сказал покорный слуга. — Отлично сработано. За сегодняшнюю информацию получишь от меня золотую звезду. Еще пара вопросов. Пожалуйста, выясни, что может означать ПРАВСТОЛК. Пэ-эр-а...

— Последние Международные Правила по Предотвращению Столкновений в море были опубликованы Межправительственной Консультативной Организацией по проблемам судоходства при ООН в 1972 году. Недавно в них вносились изменения, кажется, в 1977 году. Известны под сокращением ПРАВСТОЛК — то есть правила столкновений. Соответственно сама организация, если тебя это интересует, именуется МКОПС. Точно так же, как клозет теперь величают судовым санитарным приспособлением или ССП, спасательный жилет — личным плавательным приспособлением или ЛПП, а помпу или ведро — устройством обезвоживания или УО. За что можешь выразить свою признательность шутникам — лингвистам из Береговой Охраны Соединенных Штатов, известной как БОСШ. Какая статья тебя интересует?

— Статья 18-а.

— Нет под рукой, но я найду.

— Приятно узнать, что еще остались вопросы, на которые ты не можешь ответить сразу. А то я уже заподозрил, что меня подсоединили напрямую к нашему всемогущему компьютеру. Ладно, отыщи это и передай меня попечению Фреда. И еще добавь старый номер «Тревэл Таймс» со статьей Луизы Тейлор. Статья называется «Кируна сегодня». Я назвал дату и подождал, пока он ее запишет. Потом продолжил: — Буду очень признателен, если попросишь кого-нибудь присмотреть за капитаном Хэрриет Робинсон. Помнишь капитана Хэтти? Есть предчувствие, что она слишком много знает, чтобы чувствовать себя в безопасности. — Тут я припомнил еще кое-что, о чем чуть было не забыл. — Да, еще нужна информация об одном человеке. Его зовут Джордж Уинфилд Лорка.

Мой собеседник тихо присвистнул.

— Будь осторожен, дружище. Это взрывоопасное имя.

— Я всего лишь темный кочевник из пустыни, — парировал я.

— Пришлю все, что удастся найти, в асбестовом конверте, предупреди Фреда, пусть запасается каминными щипцами.

— Вас понял, — сказал я. — Облачусь в пуленепробиваемый костюм, известный как ПК, сразу, едва лишь самолет приземлится в Британской Вест-Индии, известной как БВИ. Хотя, насколько мне известно, она больше не Британская.

— Точно. Теперь она потрясающе независимое государство. Удачи.

— Пока.

Выйдя из кабины, я увидел, что один пеликан все-таки удостоил меня своим присутствием. Он уселся на верхушку одной из свай пристани, мимо которой мне предстояло пройти, и замер, прижимая длинный клюв к длинной шее. Когда я приблизился, пеликан бросил на меня укоризненный взгляд, расправил крылья и устремился прочь, мгновенно превращаясь из нелепого существа в грациозное создание. Даже непомерный клюв при полете выглядел изящно.

Осторожно ступая босыми ногами, я подошел к взятой напрокат машине, достал из багажника сумку и вернулся на катер. Из каюты на носу не доносилось ни звука. Я побрился в крохотной каюте, отведенной под уборную, воспользовался приспособлением, известным, как ССП, и привел себя в достаточно приличный вид: туфли, рубашка и все остальное. Я понадеялся, что Хэрриет не столь ревниво относится к своему камбузу, как Марта к кухне, хотя нельзя сказать, будто мысль эта доставила мне особое удовольствие. Похоже, у меня начали складываться несколько запутанные отношения с противоположным полом. Рискуя вызвать неудовольствие хозяйки, я разжег плитку, которая, к облегчению моему, работала на обычном бутане. Некоторые судовые плитки используют спирт или керосин.

Хотя в юности мне приходилось иметь дело с полевыми примусами, с тех пор прошло чересчур много времени...

Я поставил греться воду для растворимого кофе — в этом отношении Хэрриет, похоже, разделяла мои взгляды — и отыскал в небольшом судовом холодильнике бекон и яйца. Кроме того, там оказалось несколько банок с апельсиновым соком, которые во Флориде всегда выглядят неестественно. Как можно пить консервированный сок цитрусовых, которые в изобилии растут в этих местах. Мне припомнилось, что последний раз свежий апельсиновый сок я пил на завтрак в ресторане мотеля в небольшом мексиканском шахтерском городке со странным названием Хероика де Карборка. Видимо, люди там слишком далеки от цивилизации, чтобы придумать этим плодам лучшее применение. Камбуз был чистым и опрятным, но тут сказывалась моряцкая, вовсе не кулинарная любовь к чистоте. Судя по всему, хозяйка относилась к приготовлению пищи так же, как к уходу за оборудованием, надраиванию палубы и прочим судовым обязанностям. Я не заметил никаких особых кухонных приспособлений или, скажем, необычных приправ. Установив в рубке стол и определив бекон оттаивать на бумажном полотенце, я отправился будить свою Даму.

Хэрриет еще спала, и я с восхищением окинул взглядом ее загорелую стройную фигуру. Всегда была броской женщиной. Некогда объявила войну Соединенным Штатам Америки, не желая мириться с тем, что правительственные чиновники вознамерились использовать землю, которой Хэтти дорожила, в целях, которых Хэтти не принимала и не одобряла — речь велась о части солидного земельного участка, унаследованного ею в Мэриленде. Я мог бы понять и разделить ее негодование, не окажись Хэтти столь неразборчивой в выборе союзников — в своем желании отыграться на правительстве она не обращала внимания на истинные мотивы и политические убеждения этих людей и (о чем я напомнил накануне) стала причиной гибели одного из наших агентов.

Хэрриет вплотную приблизилась к тому, чтобы самой или чужими руками избавиться от меня, и только преждевременная развязка не позволила мне должным чередом убить или отправить ее в тюрьму. Однако, несмотря на все разногласия, покорный слуга с облегчением воспринял известие о том, что в конце концов Хэтти удалось бежать, оказавшись за бортом разбившейся яхты, во время шторма, официально ставшего причиной ее гибели. Позже, когда Хэрриет обнаружили живущей здесь под другим именем и в совершенно иной обстановке, я с радостью убедился, что она все-таки не утонула. Правда, не слишком-то и опасался этого. Такие, как она, легко не тонут.

Итак, на севере я выиграл первый раунд нашего длинного и ожесточенного поединка, разрушил планы Хэрриет и иностранцев, которых та в слепой ярости сделала своими союзниками, вынудил ее бежать. Однако в разыгравшемся здесь втором раунде Хэтти взяла реванш. Во время очередного задания она подсказала мне ход, который впоследствии спас от гибели. В благодарность мы постарались сделать все возможное, дабы обезопасить ее новую жизнь. Один — один. Вчера звук гонга ознаменовал начало третьего раунда, но вглядываясь сейчас в лицо спящей женщины, я ощутил, что меня обуревают сильные чувства, истинную природу которых я не решался определить. Однако уже само их наличие свидетельствовало о том, что за прошедшую ночь наши отношения перестали быть поединком...

Хэрриет ощутила мое присутствие и несколько настороженно открыла глаза. Потом лениво перевернулась на спину, вспоминая происшедшее и улыбаясь моему появлению.

— Привет, шпик.

— Капитан Робинсон, завтрак ждет вас. Стюард желает знать, что вы предпочитаете: яичницу или омлет.

— Как насчет яиц-пашот, омлета со сливками или запеканки?

— К сожалению, мы не принимаем специальных заказов, мэм. Довольствуйтесь меню.

Хэрриет села и встряхнула головой, поправляя взъерошенные волосы — они были достаточно короткими, чтобы не нуждаться в дополнительной процедуре — опустила ноги на пол и вернула сбившуюся атласную бретельку на положенное место. Это сделало ее плечо еще более гладким и загорелым. Я попросил даму в подарочной упаковке, и Хэрриет выполнила мое пожелание. Белую ночную рубашку, длинную и изящную, снизу и сверху украшали аккуратные кружева. Она не выглядела ни откровенно-вызывающе, ни невинно-девственно: просто изысканный наряд, который переводил отношения между мужчиной и женщиной от грубого и откровенного совокупления на гораздо более высокий уровень. Обнаженные женщины, несомненно, обладают своими достоинствами, и я отнюдь не противник наготы, однако испытываю совершенно особое наслаждение, получая возможность не спеша освобождать прекрасное тело женщины от красивой одежды, которую она оставила специально, дабы партнер мог в полной мере оценить и самостоятельно, до конца раскрыть все тайны.

— Два яйца, переворачивай осторожно, — сказала Хэтти.

— Слушаюсь, мэм, и жду наверху. Я накрывал на стол и уже собирался звать женщину, когда та возникла в дверях рубки, выглядя бодро и уверенно. Как будто и не было мягкой, прижавшейся ко мне женщины в нежной дорогой рубашке.

— Как, вы не поджарили гренок? — поинтересовалась она, усаживаясь. — Придется немедленно заняться этим, стюард, на корабле очень строгие порядки.

— Сию минуту, мэм.

Какое-то время мы продолжали болтать ни о чем, но теперь в наших отношениях появилась натянутость, которой не было внизу, покуда мы лежали на одной койке. Только сейчас я увидел, что она изменилась, и наконец понял: вся прелесть прошедшей ночи заключалась в том, что эта женщина отчаянно нуждалась во мне.

По крайней мере, в том, чтобы с моей помощью убедиться: она — Хэрриет Робинсон, в прошлом Робин Ростен, которая во всем привыкла полагаться только на себя, — все еще остается привлекательной и желанной. Доказательства тому были на лицо, но я предпочитал их не замечать.

Когда я видел Хэтти в последний раз, ей и в голову не пришло бы задуматься, как отнесутся к ее появлению на вечеринке — любой вечеринке — если отправится туда прямиком от своих двигателей. Она ни на минуту не усомнилась бы: окружающим чертовски повезло, что она удостоила их своим присутствием, пускай даже в мешкообразных, перепачканных смазкой штанах. Поначалу Хэрриет не относилась к своему теперешнему положению, как к ссылке, и, конечно, ей и в голову бы не пришло покупать дорогое фривольное белье, чтобы тайком вспоминать о навсегда ушедшей шикарной жизни. В те времена никакие разумные соображения собственной безопасности не заставили бы ее держать язык за зубами. Тогда она с полной отдачей и наслаждением вживалась в роль капитана, однако первоначальная радость уже померкла, уступая место разочарованию и осмотрительности.

У меня, наконец, открылись глаза, и я понял, насколько ей тяжело. Эта прекрасная женщина переживала тяжелый кризис, а я ничем не мог ей помочь. Хэтти устала от примитивного и во многих отношениях унизительного существования — капитану чартерного катера, будь то мужчина или женщина, приходится выслушивать немало дурацкой болтовни от всякого рода ничтожеств — не говоря уже о том, что несмотря на все наши старания, она до сих пор официально пребывала в розыске, а стало быть, и под угрозой тюрьмы. Но самыми тяжелыми оставались воспоминания обо всем, от чего пришлось отказаться. Хэрриет понимала, что не создана для такой жизни, что впустую растрачивает свои силы, теряет время, которого не вернуть. Перед глазами немедленно возник болезненный образ другой женщины, которую я видел не так давно: совершенно сломавшейся под невыносимой тяжестью рухнувших на нее испытаний. Не думаю, что Хэрриет в критическую минуту повела бы себя так же, это представлялось невообразимым, — но и она все больше утрачивала власть над собой, приближаясь к неминуемой развязке.

— Расскажи мне о девушке, — внезапно сказала Хэрриет.

— Какой девушке? Хэтти рассеялась:

— Твоей девушке, Мэтт. Той, к которой ты столь благородно не прикоснулся ради ее же блага. — Она протянула руку и на мгновение накрыла мою ладонь. — Я ни в чем тебя не виню, в самом деле, но неужели ты думаешь, женщина не заметит, что ее используют в качестве заменителя? Ты явился сюда в Киз, горя отчаянным желанием заняться любовью с кем попало, явно потому, что совсем недавно расстался с девушкой, которая действительно была тебе нужна. Но ты, несомненно, не притронулся к ней из благороднейших побуждений. — Хэтти насмешливо посмотрела на меня: — Разумеется, не исключаю, что она попросту отвергла твои притязания, но сомневаюсь. — Она замолчала и слегка покраснела. Потом поспешно сказала: — Стюард, моя чашка опять пуста. Будьте любезны, обслужите.

Я с радостью воспользовался предлогом, дабы отойти чуток подальше от слишком проницательных черных глаз. В тоже время я с трудом удерживался от смеха. Пока я размышлял о ее невеселом положении, она изучала меня, и, конечно, попала в самую точку. Я прекрасно чувствовал себя с Мартой Дивайн в доме, который построил Боб, и испытывал сильное искушение остаться, воспользовавшись возникшей между нами близостью. При этом, естественно, одной из желанных целей представлялась постель. Я сознавал, что при достаточно терпеливом, сдержанном и разумном подходе, эта, а возможно и некоторые другие цели, не столь уж недостижимы. И все-таки, сам не зная почему, направился сюда. По отношению к Хэрриет Робинсон это было не слишком честно.

— Угадала? — поинтересовалась Хэтти, когда я вернулся.

Я кивнул.

— До мельчайших подробностей. Весьма сожалею...

— Надеюсь, нет! — В ответ на мой удивленный взгляд, она сказала: — Дорогой, сожалеть о содеянном непростительнее всего. Я улыбнулся:

— Тогда не сожалею.

Хэрриет рассмеялась и задумчиво пригубила кофе, не сводя с меня глаз.

— Так что же за непреодолимое препятствие возникло между вами, Мэтт? Ты достаточно привлекательный проходимец, а твоя работа могла отпугнуть разве что совсем уж робкую девицу. Женщин обычно притягивают опасные мужчины, хотя некоторые не желают в этом признаться.

— Девушка, о которой идет речь... хм, достаточно молода. Она только что похоронила мужа и не хотела, чтобы я сразу занял в кровати его освободившееся место.

— Она так сказала, но действительно ли имела это в виду?

Я пожал плечами:

— Не имеет значения. Она почти ребенок, пережила не слишком удачный брак с одним из моих коллег и меньше всего нуждается в новом наемнике преклонного возраста, который будет являться к супруге в перерывах между войнами. Лучшим выходом для нее будет поскорее забыть о нашем существовании и устроить свою жизнь с каким-нибудь скромным, воспитанным субъектом, шлепающимся в обморок при одном виде оружия.

Хэрриет еще какое-то время смотрела на меня, после чего грустно покачала головой.

— Учитывая род твоих занятий, поражаюсь, как тебе удается до сих пор уцелеть. Вряд ли хорошие парни имеют какое-то преимущество в этом отношении... И ты, конечно, ошибаешься. Страсть к шпикам, как героин, входит в привычку. Если ты однажды клюнула, жизнь без них становится ужасно серой. Девица не сможет успокоиться с очаровательным страховым агентом, обаятельным доктором или дантистом.

— Я должен был предоставить ей такую возможность. Как она ею воспользуется, дело иное.

Хэрриет продолжала пристально смотреть на меня.

— Теперь твоя очередь, Мэтт, — сказала она. — Что ты думаешь обо мне?

Положение не располагало к колебаниям или дипломатии.

— Что ты потеряла вкус к такой жизни, — прямо сказал я.

Хэрриет кивнула.

— Совершенно верно. Видишь ли, я по натуре сноб. Заниматься поиском рыбы для компании залившегося пивом мужичья, сносить пошлые выходки, жить в каюте, едва ли большей, чем клозет в приличном доме, никогда не позволить себе прилично выглядеть или общаться с приличными людьми — разве что временами, как слуга, подручный — все это доставляло удовольствие до тех пор, пока удавалось заставить себя поверить, что я вожу за нос весь мир, а это не могло продолжаться вечно... — Хэрриет внезапно замолчала, прочистила горло: — Дело обстоит именно так, — тихо проговорила она. — И я начинаю понимать, что больше ничего не осталось. До конца жизни.

— Принес бы полотенце, слезы утереть, да не знаю, где ты его держишь, — намеренно жестко сказал я.

Всегда подмывало спровоцировать Хэтти, увидеть, как мгновенная вспышка гнева сжигает все ее терзания и сомнения, заставляя быстро вскинуть голову и обвести белый свет вызывающим взглядом прекрасных глаз. Мгновение она смотрела на меня, потом откинула голову назад и громко рассмеялась.

— Спасибо, шпик. Кажется, я немного раскисла сегодня, Мэтт...

— Да?

— Ты вернешься? Я... я ни к чему тебя не обязываю. Просто хочу знать.

— Вернусь, — ответил я. Это прозвучало как соглашение. Никому не удается побороть жизнь в одиночку. Может, вдвоем у нас что-нибудь и получится. На следующее утро я был в Нассау.

 

Глава 7

Фред ждал меня в аэропорту. Я миновал эмиграционно-таможенные коридоры и сразу же увидел его, стоящего рядом со своим такси. Сменил свой прежний огромный «плимут» на машину поменьше — красную, новую и сверкающую — в соответствии с новомодными требованиями к экономии горючего, которые, возможно, вполне оправданы с экологической и экономической точки зрения, но совершенно не принимают во внимание физических потребностей длинноногого пассажира ростом шесть футов четыре дюйма.

Несмотря на то, что с последней нашей встречи прошло несколько лет, я узнал довольно высокого и мускулистого мужчину с приветливым черным лицом, которое при виде меня стало несколько менее приветливым, напоминая: старые обиды не забыты. Однако они не помешали Фреду сноровисто подвести машину так, что при помощи небольших маневров с моей стороны, мы встретились у посадочной площадки. Вместе со мной в машину село еще несколько пассажиров, направляющихся в ту же гостиницу, так что поговорить не удалось. К счастью, покуда особых разговоров и не требовалось. Когда Фред остановился у гостиницы и достал из багажника мою сумку, то поставил рядом с ней аккуратный «дипломат», который, по-видимому, не принадлежал никому из остальных пассажиров. Я расплатился, и в руке у меня оказался небольшой ключ, предположительно, от «дипломата».

— Спасибо, сэр, — вежливо поблагодарил Фред. — Надеюсь, вы приятно проведете время в Нассау, сэр.

— Кажется, городок не слишком изменился? — сказал я, превращая утверждение в вопрос.

— Ах, так вам уже приходилось тут бывать? Нет, мало что изменилось. Думаю, вы не заметите никаких перемен.

Во время моего последнего пребывания в Нассау, я останавливался в отеле «Бритиш Колониэл», красивом старинном здании на побережье, обслуживание в котором вполне могло претендовать на самое плохое в мире. Отель «Парадиз Тауэрс», расположенный на Райском острове, прежде именовавшемся Островом Свиней, представлял собой откат к примитивизму в архитектурном отношении и немногим отличался от любого другого высокого современного сооружения из стекла, бетона и хрома, однако персонал достаточно быстро снизошел к моей просьбе отыскать заказанный загодя номер, а коридорный даже поблагодарил за чаевые, чего бы никогда не случилось в «Бритиш Колониэл». Номер оказался маленьким, неуютным и дорогим, но в нем все работало.

Я запер за собой дверь, положил «дипломат» на кровать, отпер замок и открыл его. Внутри находился широкий ассортимент печатных материалов, от брошюр и вырезок из газет до специальных подборок, собранных в скоросшиватели. Там же лежал револьвер марки смит-и-вессон 38-го калибра с двухдюймовым стволом, боеприпасы к нему и одна из наших небольших стандартных аптечек, которую покорный слуга тотчас сунул в карман. Я зарядил оружие, но не стал прятать его на себе, поскольку считал, что до стрельбы еще неблизко. Уложил его вместе с двумя оставшимися комплектами патронов в секретное отделение моей сумки — хотя секретным оно остается лишь до тех пор, пока достаточно опытный человек не приложит стараний, дабы его найти. Оставалось надеяться, что если мне все же придется воспользоваться незнакомым оружием, пуля полетит не слишком далеко от того места, куда я ее направлю. Правда эти курносые пушки никогда не отличались особой точностью.

Я поспешно исследовал остальное содержимое чемоданчика. Наш молодой человек в Майами чертовски эффективно использовал имевшееся в его распоряжении короткое время: похоже, тут находилось все, о чем я просил. Неплохо было бы присесть и внимательно ознакомиться с новыми материалами, но Фред недвусмысленно ответил, что за последнее время особых перемен не "произошло, то есть, интересующая меня дама по-прежнему пребывает все в том же месте, а именно — в своем номере. Мне хотелось застать ее прежде, нежели она куда-нибудь исчезнет. Я добавил к лежащим в «дипломате» бумагам уже имевшиеся материалы, закрыл и замкнул чемоданчик, после чего какое-то время стоял, задумчиво нахмурившись, но так и не нашел никаких причин являть особую изобретательность. Так или иначе, предстояло встретиться с мисс Элеонорой Брэнд. Простейшим способом представлялось подняться и постучать в дверь ее номера. Именно так я и поступил, прихватив с собою «дипломат».

— Минутку.

Раздавшийся женский голос несколько приглушался разделяющей нас дверью. Последовала еще одна продолжительная пауза. Откуда-то изнутри номера донесся звук другой закрывшейся двери. Потом послышались решительные женские шаги и все тот же голос полюбопытствовал:

— Кто там?

— Меня зовут Хелм, — представился я. — Мэттью Хелм.

— Что вам надо?

— Боб Дивайн умер, — сказал я. — Мне хотелось бы рассказать вам об этом.

Мгновение спустя я услышал щелчок замка, и дверь распахнулась. Появившаяся передо мной девушка оказалась значительно меньше, чем я ожидал, а потому и выглядела несколько иначе. Иногда грубые или даже отталкивающие черты крупной женщины выглядят весьма интригующе в меньшем и более изящном варианте.

Конечно, Элеонору Брэнд нельзя было назвать миниатюрной. На меня смотрела достаточно внушительная особа ростом около пяти футов и трех дюймов. Странная обезьянья мордашка, которой я любовался в черно-белом варианте журнальной фотографии, в живом цвете выглядела не столь уж плохо. У нее был приятный цвет лица, чистые, коротко стриженные прямые каштановые волосы, удлиненные помадой подвижные губы. На нижней я заметил небольшой шрам, не слишком свежий, но и не оставшийся со времен школьных. У меня промелькнула мысль, не наградил ли ее шрамом на память некто, кому пришлась не по вкусу очередная статья, однако более вероятным представлялось, что она ударилась в темноте или стала жертвой небольшого дорожного происшествия.

Фигура ее выглядела не более привлекательно, чем лицо с приплюснутым носом: достаточно стройная, но несколько удлиненная в верхней части и коротковатая в ногах по современным меркам. Тем не менее, сами ноги выглядели вполне прилично, к тому же у Элеоноры хватило сообразительности украсить их чулками и туфлями на высоком каблуке. Исходя из нынешних представлений о красоте, она была несуразна и несоразмерна, устроители всевозможных шоу назвали бы ее фигуру просто ужасной, и все-таки сразу чувствовалось — перед тобой Элеонора Брэнд, единственная и неповторимая, а неповторимость не столь часто встречается в нашу эпоху серийных моделей.

Сознательно или нет, а она вряд ли могла это сознавать, но эта девушка избрала кратчайший путь к моему сердцу тем, что надела аккуратный костюм с юбкой, а не брюки. Приятно было разнообразия ради встретить женщину, не разделяющую убеждения, что женскую свободу лучше всего подчеркнуть старыми мужскими штанами. Костюм представлял собой легкий летний наряд из шамбре — так, по-моему, называется этот гладкий хлопковый материал. Дополняла одежду тонкая белая блузка с круглым воротником. Глаза девушки изучали меня с настороженным интересом. Они напоминали глаза газели, в глубине которых затаился страх, но Элеонора старалась ничем его не проявить.

— Заходите, мистер Хелм, — сказала она, отступая назад. — Конечно, я вас знаю. Вернее, знаю о вас.

Комната у нее была больше той, которую выделили мне. К стене слева прижималась двойная кровать. В правой стене имелись две двери, ближайшая из которых оставалась распахнутой и вела в ванную. Другая дверь была закрыта. Прямо впереди, перед окном, стояли стол и пара стульев. Почетное место на столе занимал странного вида фотоаппарат в чехле на толстом ремне с резиновой прокладкой наплечника. Ему составляла компанию женская сумочка. Я закрыл за собой входную дверь, поставил на пол «дипломат».

— Да, полагаю, вы все обо мне знаете, — сказал я, выпрямляясь и пытаясь изобразить располагающую дружескую улыбку. — И, насколько известно, вам никак не терпится поделиться своими знаниями с другими.

— Так вот что привело вас ко мне, мистер Хелм? — Она продолжала приглядываться ко мне. — Вы упомянули Боба Дивайна — это был всего лишь предлог, чтобы заставить меня открыть дверь?

Я покачал головой.

— Вам, конечно, известно, что я помимо всего прочего, еще и друг Марты. Я только что побывал у нее. И подумал, вам будет любопытно, как умер ее муж.

— Спасибо, но я уже слышала об этом, — несколько вызывающе проговорила Элеонора Брэнд. — Насколько понимаю, вы считаете, что в его смерти виновата я?

— Марта, во всяком случае, сначала думала именно так, — ответил я.

Девушка глубоко вздохнула и на лице у нее появилось выражение озабоченности.

— Да, знаю. Очень жаль. Боюсь, Марта просто не понимает, что профессиональные интересы всегда важнее личных.

Я насмешливо улыбнулся.

— Иначе говоря, сенсации ради можно надуть и собственную мать, не говоря уже о доверчивых друзьях.

Мисс Брэнд слегка побледнела. Как я и предполагал, такой оборот пришелся ей не слишком по душе. Надменно приподняла голову, что странным образом, — поскольку у этих женщин не было ничего общего — напомнило мне Хэрриет Робинсон, и сказала:

— Не думаю, мистер Хелм, что вы вправе меня упрекать. Разве вам никогда не приходилось жертвовать личными чувствами ради... вашего дела? — Не получив ответа, прибавила: — Как бы то ни было, сенсация — слишком пошлое и затасканное выражение.

— Как я уже сказал, — сначала Марта считала вас виновной. Однако я провел на месте небольшое расследование и выяснил, что статья никак не связана со смертью Боба. Как вам известно, он гулял на стороне, и ревнивый муж пальнул в него из дробовика. Так что, мисс Брэнд, совесть ваша совершенно чиста. Я решил, вам приятно будет об этом узнать.

Некоторое время она молча смотрела на меня. Я заметил, что глаза Элеоноры странно заблестели, потом она резко повернулась, подошла к окну и остановилась, глядя наружу. Чуть погодя, я приблизился и стал рядом. Когда она заговорила, голос прозвучал едва слышно:

— Не понимаю.

— Относительно Боба Дивайна? Он был хорошим, мужественным человеком, крепким и надежным партнером в том, что касалось отношений между мужчинами, но всегда заглядывался на женщин. Некоторые мужчины неспособны измениться в этом отношении.

— Нет, — она покачала головой. — Я не это имела в виду. Было... не слишком приятно считать, что я повинна в его смерти, хоть он и не слишком мне нравился. Я считала, что Марта зря связалась с этим человеком. Но конечно же не хотела, чтобы его убили из-за моей статьи, и теперь не понимаю, почему вы потрудились приехать сюда... оправдать меня в собственных глазах.

— Вы имеете в виду, — продолжил я, — с какой стати мне беспокоиться о чересчур любопытной журналистке, написавшей и обо мне грязную статью, и почему не оставить ее жить с сознанием собственной вины, даже если на самом деле она здесь ни при чем?

Мисс Брэнд медленно повернулась ко мне лицом, спиной к свету. Скрывшиеся в тени губы тихо произнесли:

— Вы удивительный человек, хоть я, разумеется, поняла это, еще когда собирала о вас материал. Но сейчас вы намеренно демонстрируете это, правда? Хотите удивить и вывести меня из равновесия? — Последовала небольшая пауза, и я напомнил себе, что, судя по материалам, имею дело с одной из самых неглупых женщин, встречавшихся в последнее время. Элеонора все так же вежливо продолжила: — Что вам от меня нужно, мистер Хелм? Какова цель вашего появления? Статья о вас, вторая в моей серии, будет опубликована в ближайшее время...

— Я это знаю.

— Тогда, если вы немного знакомы с работой репортеров, а вы с нею знакомы, то понимаете, что слишком поздно вносить в материал какие-либо изменения, не говоря уже о том, чтобы отозвать статью. Далее, если я этого захочу. Даже, если вы убедите или заставите меня отказаться от публикации. Вы и вся ваша законспирированная организация можете, чтобы не позволить людям узнать о вас всю правду, лишь взять и уничтожить весь журнальный тираж, если хватит на это сил и влияния.

— Побойтесь Бога! — Я изумленно покачал головой. — Где мы по-вашему живем? В полицейском государстве? Нам и в голову бы не пришло нарушать Первую Поправку или бросать вызов прессе. Вы меня удивляете, мисс Брэнд! Наверное, вы имели в виду какое-то другое правительство и другую организацию, нечто вроде КГБ. — Я кивнул головой в сторону двери, которая предположительно вела в соседнюю комнату. — Раз уж мы заговорили о шпионах и соглядатаях, не пора ли пригласить мальчика присоединиться к нашей компании? Ему, наверное, ужасно скучно и одиноко в соседней комнате.

На мгновение она заколебалась, после чего повернула голову, и сказала:

— Ладно. Уоррен!

Дверь открылась, и в комнату вошел парень, которого мне описали. Он и в самом деле оказался блондином с вьющимися волосами, почти не уступавшим мне ростом и значительно шире в плечах. У него было широкое, загорелое, голубоглазое мальчишеское лицо. Фигуру подчеркивала спортивная рубашка в голубую клетку из бумажной ткани — или того синтетического суррогата, который теперь ее заменяет — плотно облегающие белые брюки и подчеркнуто спортивные «мокасины» из грубой кожи. В руке парень сжимал пистолет примерно того же калибра, что и мой недавно обретенный смит-и-вессон. Однако благодаря четырехдюймовому стволу выглядевший более внушительно — дело рук конкурента, фирмы «Кольт-Файрармс Инк».

Я наблюдал, как он заходит и осмотрительно останавливается вдалеке. Оружие, как обычно, коренным образом меняло дело. Мне это совершенно не понравилось. Мисс Брэнд произвела на меня впечатление достаточно рассудительной девушки, и у меня на какое-то время возникла надежда вежливо изложить свое предложение, убедить ее согласиться. Я предпринял последнюю попытку.

— Мисс Брэнд, попросите убрать пушку.

— Уоррен... — Блондин быстро покачал головой и направил свой пистолет на меня.

— Сначала я должен убедиться, что он не вооружен. Не вмешивайся, Элли. Ты попросила позаботиться о твоей безопасности, так что предоставь дело мне. — Он качнул рукой с оружием. — Стань к стене. Подними руки, чтобы я мог тебя обыскать. — Я тяжело вздохнул.

— Сейчас я очень медленно опущу руку во внутренний карман пиджака, — сказал я. — Оттуда извлеку небольшое удостоверение в кожаной обложке, из которого следует, что я состою на службе у правительства Соединенных Штатов. Можешь стрелять, когда вздумается. Милости просим.

Двигаясь нарочито неторопливо, я извлек замысловатое удостоверение личности, которыми нас снабжают на случай, если понадобится урезонить стражей закона, а при случае и некоторых штатских. Раскрыл его, положил на стол у окна. Парень оглядел удостоверение, покачал головой.

— Это ничего не меняет, — заявил он. — Мы знаем, что представляют собою ваши люди, на кого бы они ни работали. Знаем, зачем ты сюда явился на самом деле, правда, Элли? В некотором роде мы даже ждали тебя. Именно поэтому я здесь — чтобы защищать ее, а не просто щелкать фотоаппаратом. Я сказал, поднять руки!

Он еще раз махнул пистолетом. К счастью, это было самовзводное устройство, иначе при таком обращении оно давно бы выстрелило.

Неожиданно я почувствовал, что ужасно устал от мистера Уоррена Питерсона и его угроз. Мистеру Питерсону, по-видимому, никто не преподал основного урока, гласящего: никогда не направляй дуло на человека или предмет, если не собираешься немедленно стрелять. Он утомил меня настолько, что я потерял всякое терпение.

— Слушай меня внимательно, — спокойно проговорил покорный слуга. — Сейчас, amigo, я подойду прямо к этой штуковине, которой ты размахиваешь. Можешь нажать на спуск в любое мгновение. Пожалуйста, заметь: мои руки совершенно пусты. Если намерен стрелять в безоружного, сделай одолжение.

— Мистер Хелм... — сдавленным голосом произнесла Элеонора Брэнд.

— Поздно, мисс Брэнд, — не оглядываясь, ответил я. — Не забывайте, что я вежливо просил вас прекратить это, причем не доставал револьвера и не проявлял враждебности.

— Уоррен, пожалуйста...

Но я уже двинулся вперед. Уоррен Питерсон следил за моим приближением, мучительно пытаясь на что-то решиться, и не обратил на девицу ни малейшего внимания. Лицо его побледнело, в тот же цвет окрасились костяшки на руке, сжимающей оружие, все, за исключением пальца, лежащего на спуске. Последний не пошевелился. Я остановился рядом и ствол уперся мне в грудь. Медленно и осторожно я поднял руку к револьверу и мягко сдвинул его чуть левее от центра.

— В любое мгновение, дружище, — повторил я, глядя на его бледное растерянное лицо. — Цель прямо перед тобой, так что не промахнешься. Стреляй, когда пожелаешь... нет? Ладно, тогда я медленно начинаю отступать назад, все так же прижимая к себе ствол. У тебя есть выбор. Продолжай сжимать руку и ты волей-неволей нажмешь на спуск, пистолет громко выстрелит и ты останешься с трупом на своем счету. Или можешь просто отпустить пушку. — Я смотрел в беспокойные голубые глаза. — Готов? Тогда я трогаюсь. В обратную сторону. Напряги свою дурацкую башку и решайся.

С моей стороны это было просто нечестно. Я не оставил парню ни малейшего шанса. Это был один из неспособных на убийство субъектов, каких все больше появлялось в последнее время благодаря яростным требованиям запретить огнестрельное оружие. Я почувствовал это и воспользовался его слабостью. Некоторые из этих ребят даже в сражении неспособны выстрелить во врага, уже взявшего их на прицел. Допускаю, что в моральном отношении превосходство было на его стороне, но тогда спрашивается, какого черта таскать с собою ствол? Хотя, он, как и все ему подобные, и подумать не мог, что придется воспользоваться пистолетом. Ему и в голову не приходило, что если достать пистолет, кто-то — Боже сохрани! — может вынудить ненароком нажать на спуск. Для него оружие представляло собою всего лишь символ силы, волшебную палочку, но никак не реальную вещь, способную громко стрелять и проливать кровь. Последовало мгновение мучительной нерешительности — мучительной для нас обоих — после чего он неохотно разжал руку и пистолет перешел ко мне.

Я перевернул оружие, нажал на рычажок, вытащил обойму и вытряхнул патроны на ковер. Потом собрал кольт, опять перехватил за ствол и, как будто возвращая, протянул парню. Тот, совершенно сбитый с толку, инстинктивно потянулся к пистолету, я быстро шагнул вперед и ударил рукоятью по голове — причем пришлось приложить массу усилий, дабы ударить не слишком сильно. Мне страстно хотелось проломить череп глупого молокососа, и еще раз — просто для собственного удовольствия — со всей силой пнуть по ребрам, покуда парень будет падать. Несбывшееся желание видимо все еще отражалось на моем лице, когда я повернулся.

Как бы то ни было, Элеонора Брэнд внезапно с ужасом посмотрела на меня. Не знаю, что ее испугало: зловещий мой вид или распростертое на полу тело незадачливого телохранителя. Она рванулась к двери. Я уронил револьвер на пол и перехватил девицу в трех шагах. Быстро нащупал и нажал нужную точку, после чего Элеонора охнула и обмякла в моих руках. Поднес ее к большой кровати и не слишком вежливо опустил на нее. Затем извлек «аптечку», слегка приподнял помявшуюся юбку и ввел небольшую дозу лишающего сознания препарата в бедро прямо сквозь нарядные тонкие колготки. Вернулся к лежащему на полу мужчине и успокоил его полной четырехчасовой дозой в руку, причем сопливцу чертовски повезло, что я не воспользовался другой ампулой — она успокаивает навсегда.

Я бестрепетно управился с обоими. Железный Мэтт Хелм.

 

Глава 8

Укола, которым я угостил Элеонору Брэнд, оказалось достаточно, чтобы утихомирить ее на время, в течение коего я успел разложить содержимое «дипломата» на столе у окна — предварительно сдвинув в сторону фотоаппарат и сумочку. Покорный слуга окинул стол взглядом, оценивая лежащие на нем материалы и то, какое они производят впечатление. Естественно, краем глаза я видел распростертую на кровати девушку, а также некоторые подробности этой картины: сбившиеся волосы, юбку, находящуюся не совсем там, где ей надлежало быть, и то, что белье и чулки не так уж непрозрачны. Однако я совсем недавно удовлетворил свои мужские потребности со значительно более интересной женщиной и потому достаточно спокойно взирал на эти небольшие нарушения приличий. Тем более, что молодая женщина, к которой они относились, отнюдь не представляла собой эталон красоты. Я пришел к выводу, что Элеонора Брэнд даже в нынешнем виде едва ли согласилась бы на то, чтобы ее одежду приводил в порядок посторонний мужчина под фальшивым предлогом галантного соблюдения приличий.

Лежащий на полу мужчина меня совершенно не интересовал. До меня доносилось его дыхание, кажется, вполне нормальное, а если мозги уже начали вытекать из ушей — невелика беда. Чтобы испачкать ковер, их чересчур мало, а сам парень вряд ли будет страдать из-за их отсутствия, поскольку никогда ими не пользовался.

Я заметил, когда Элеонора пришла в себя. И с удовлетворением отметил, что первым делом девица начала очень и очень осторожно подтягивать к себе ногу так, чтобы дотянуться до туфельки на высоком каблуке — единственного доступного ей оружия. Следующими движениями явно предполагались прыжок из кровати и удар по лбу зарвавшегося шпика за столом. В нашем перевернутом с ног на голову мире, где полицейские запугивают законопослушных граждан, уговаривая не сопротивляться и не мешать преступникам в их черных делах, где беззащитным заложникам случается воспылать страстью к своим похитителям-террористам, здоровая враждебная реакция пришлась мне как нельзя более по душе.

— Ничего не получится, Элли, — не поворачиваясь, заметил покорный слуга.

Я услышал, как девушка тихо вздохнула и расслабившись, откинулась на кровать. Чуть погодя спросила:

— Что с Уорреном?

Мне все больше нравилось ее поведение. Сначала, как и следовало, попыталась действовать немедленно и решительно, затем проявила похвальную озабоченность состоянием помощника, сотрудника, либо любовника — уж не знаю, кем приходился ей этот парень.

— Имеет значение? — поинтересовался я. Последовала короткая возмущенная пауза.

— Он живой человек, мистер Хелм. Я покачал головой.

— Нет, Элли. Мир состоит из друзей и врагов. Друзья — это люди. Враги — нет. Обычно я настроен ко всем чрезвычайно дружелюбно. Люблю всех окружающих, пока не вынуждают к обратному. Приложив определенные усилия, наверное смог бы полюбить даже этого мускулистого межеумка, но он уберег меня от чрезмерного напряжения, когда направил на меня оружие и тем самым превратился во врага — не человека. Сезон охоты открыт. Он сам на это напросился.

— У вас ужасные взгляды на жизнь! — Я не спеша продолжал, чтобы дать ей время полностью оправиться после короткого вынужденного сна.

— Одна моя коллега как-то заметила, что в современном перенаселенном мире волей-неволей приходится пересматривать все прежние понятия о морали. Теперь уже нельзя спасать всех подряд. На всех просто не хватит места. Приходится пытаться приспособить этот тесный мир для тех, кто согласен проявлять разум и сдержанность во взаимоотношениях с окружающими. Для чего приходится так или иначе избавляться от всех остальных. На мой взгляд, поведение человека, который направляет на меня пистолет, очень трудно назвать разумным и сдержанным. И я чувствую, что с моральной точки зрения имею полное право — возможно, даже обязан — сделать мир, или по крайней мере ближайшее мое окружение, лучше, устранив такого человека. Тем более, он совершенно явно продемонстрировал, что собирается устранить меня.

— Но ведь на самом деле Уоррен... я хочу сказать, вы же знаете, что он никогда не нажал бы на курок.

— Если не собирался стрелять, зачем вообще понадобилось оружие? Однако на ваш вопрос могу ответить, что дыхание у него вполне нормальное. Должен проснуться часа через три. — Я сделал паузу. Наступил ее черед выяснять мои планы, однако девушка превзошла мои ожидания. Успела все обдумать и не стала унижаться, задавая испуганные вопросы, на которые естественный ход событий несомненно даст надлежащие ответы. Она сможет и подождать. Я решил, что с удовольствием позабочусь, чтобы такая сообразительная, смелая и гордая особа осталась в живых. Конечно, если сама этого захочет.

— ПРАВСТОЛК. Правило 18-a-IV. Тебе это о чем-нибудь говорит? — спросил я.

Девушка несколько помедлила с ответом, явно перебарывая искушение спросить, в порядке ли у меня голова, но в конце концов удовлетворилась коротким ответом:

— Нет.

— Тогда я оглашу соответствующий раздел. Страница двадцать, издание Береговой Охраны СС-169, 1 мая 1977 года. Правило 18, взаимная ответственность кораблей. За исключением случаев, оговоренных в правилах 9, 10 и 13: а) моторные суда обязаны уступать дорогу: I. судам, потерявшим управление; II. судам с ограниченной способностью к маневрированию; III. судам, занимающимся рыболовством; IV. парусным судам. Теперь яснее?

— Даже не представляю, о чем речь, — ответила Элли. — По-моему, вы ненормальный. Куда клоните?

— Просто немного помог в том, чем вы занимаетесь. Во всяком случае, я считаю, что ты этим занимаешься. Я проконсультировался у достаточно опытного человека, и он счел это правило весьма важным. Ты не видишь никакой связи между ним и своей работой? Последовала короткая пауза.

— Можно мне сесть?

— Даже встать, а при желании — подтянуть чулки и опустить юбку, — сказал я. — Если хочешь, можешь выбежать в коридор и позвать на помощь. Правда, я сомневаюсь, что ты станешь это делать.

— Откуда такая уверенность?

— Дело в том, что ты репортер. Журналист, и насколько я понимаю, достаточно талантливый. И если у меня есть нужная информация — а я полагаю, что дело обстоит именно так — ты не станешь с криком убегать лишь потому, что я не слишком понравился по той или иной причине.

Я наконец повернулся и посмотрел на нее. Она уже встала и успела привести в порядок одежду, но прическа еще напоминала о недавней нашей стычке. Элеонора откинула волосы с лица и сказала:

— Как бы то ни было, статья о вас окончена и сдана в набор. Какой же информацией вы рассчитываете меня заинтересовать?

— Для ответа на этот вопрос тебе всего лучше взглянуть сюда.

Она немного помедлила, потерла рукой точку на шее, которая, видимо, все еще побаливала, и задумчиво почесала бедро сквозь юбку. Поймав себя на этом, озадаченно посмотрела вниз. Затем без особого стеснения приподняла юбку и отыскала на гладком чулке маленькую кровяную точку.

— Значит сделал мне укол? Ну конечно. Я же знаю, чем вы пользуетесь. Поскольку я все-таки очнулась, ты использовал препарат А, не так ли?

— Совершенно верно, — подтвердил я. — И, как известно, у меня есть еще два других. Это ничуть не смутило ее.

— Препарат В убивает мгновенно, но оставляет следы, — сказала Элеонора. — Препарат С действует чуть медленнее, зато его невозможно обнаружить в теле после смерти. Очень неприятная штука. Почему я должна о них помнить?

— Подумай сама. Я мог воспользоваться любым из них, повесить на дверь табличку «Не беспокоить» и оказаться за пределами страны задолго до того, как тебя и твоего друга обнаружат. Если бы хотел убить. Но полагаю, согласишься, что я никак не проявил подобных намерений. Действовал сдержано, учитывая опасность, угрожавшую мне со стороны твоего вооруженного защитника.

— Я не думала, что Уоррен станет... ладно, наверное, я действительно виновата в случившемся. Взяла его с собой, зная, что он вооружился пистолетом. Итак, мистер Хелм, вы действовали из самых чистых и невинных побуждений. Что дальше?

— Проклятие, — не выдержал я, — я мог делать с тобой все, что хотел, но всего лишь заставил немного поспать, чтобы остыла и дала спокойно поговорить. Если причешешься не рукой, а расческой, будешь выглядеть почти прилично.

Но моим советом она не воспользовалась, а присела рядом с Уорреном Питерсоном и почти профессиональным движением проверила его пульс. Я заметил, что Элеонора носит скромные часы из нержавеющей стали с секундной стрелкой, видимо, предназначенные для медсестер. Часы полностью соответствовали ее облику.

— Вы уверены, что Уоррен не пострадал? — спросила она, поднимая глаза.

— Гарантий дать не могу. Удар по голове всегда рискованная штука. Можно повредить мозги, но в данном случае это вряд ли будет большой потерей.

Мисс Брэнд поднялась и бросила на меня негодующий взгляд.

— Как могут жить такие бездушные люди, как вы!

— Мое бездушие очень помогает избежать преждевременной смерти, — ответил я. — А я бы обязательно умер, если бы этот осел размахивал снятым с предохранителя автоматическим пистолетом со взведенным курком, а не самовзводным кольтом, что для него, наверняка, одно и то же! Кстати, почему тебя так удивляет мое безобразное поведение? Собрала обо мне достаточно материала, чтобы знать, чего от меня можно ожидать. Так что причешись, справь нужду и давай поговорим, как цивилизованные люди.

Элеонора уже повернулась в сторону ванной, однако задержалась и с удивлением оглянулась на меня.

— Откуда вы знаете? Я улыбнулся.

— О нужде? После всего, что ты пережила, ее отсутствие было бы странным. — Девица исчезла за дверью, но я продолжал говорить, повысив голос, дабы он проникал сквозь разделяющую нас дверь. — Вот еще что. Насчет дружка. Я бы не хотел еще раз повторить то же самое. Если очнется в добром здравии, а я полагаю, что так оно и будет, то в следующий раз уже не отделается так легко. Все причитающиеся послабления с моей стороны он уже получил. Так что держи его на поводке или выгони вон. Ясно?

Она не ответила. Я успел подумать, не вздумалось ли ей испортить мое хорошее впечатление, запершись внутри подобно перепуганной героине телефильма, но тут сработал бачок и дверь открылась. Короткие волосы мисс Брэнд хранили следы прикосновений влажной расчески, которой она воспользовалась, чтобы привести их в порядок. Она остановилась передо мной и заговорила, как будто никакой паузы не было:

— Вы совершенно невероятный тип, правда? Вы и в самом деле способны на что угодно.

— Сначала был просто удивительным, теперь стал просто невероятным, — подытожил я. — Кажется, набираю очки. Хотя не знаю, к чему это приведет.

— Кроме того, еще и очень смелый человек, — сказала она. — Проделать этот трюк с пистолетом! Или просто сумасшедший... На что я ответил:

— Просто не было выбора. Нельзя же позволять какому-то ослу размахивать оружием у тебя перед носом. Уж лучше с достоинством умереть, но попытаться исправить положение. К счастью, до этого не дошло.

Какое-то время Элеонора молча смотрела на меня.

— При таких взглядах удивительно, что вы до сих пор еще живы.

Я покачал головой.

— Ничуть. Опаснее всего дать противнику понять, что ты боишься смерти. Тогда — каюк. Испытываю я на самом деле страх или нет, значения не имеет. Пока мне удается заставить всех поверить, что я в достаточной степени безрассуден — или, если делать себе комплимент, отважен — чтобы невзирая на последствия, всегда идти напролом, имеется надежда остаться в живых. И не исключено, что так оно и есть на самом деле. — Девушка облизала губы.

— Возможно, мне все-таки придется немного переделать эту статью. Боюсь, я изобразила не совсем верно. — Она разочарованно пожала плечами: — Хотя никогда не удается быть до конца объективной. Так что ты мне хотел показать? — Но когда я потянулся за стулом для нее, она помедлила и перевела взгляд на распростертого на полу мужчину. — Что если переложить его на кровать? Так будет спокойнее. Я пожал плечами.

— Как пожелаешь. Бери за ноги, и доставим в целости и сохранности.

— Вот уже действительно странная получилась встреча, — проговорила Элеонора, когда мы перенесли и аккуратно устроили Уоррена на кровати. — Так чего же вы пытаетесь добиться, мистер Хелм?

— Прошу принять меня на работу, мисс Брэнд, — сказал я и продолжил прежде, нежели она успела заговорить: — Разве не ясно? Я наглядно продемонстрировал свое миролюбие, поскольку мог вас убить и не сделал этого. Доказал, что ваш теперешний защитник никуда не годится. Если согласитесь подойти сюда, покажу, что умею фотографировать ничуть не хуже его. Кроме того, располагаю полезными для вас источниками информации, о которых он даже не подозревает. Так что я весьма ценный сотрудник с любой точки зрения. Идите сюда, пожалуйста. — Я вернулся к столу, пододвинул ей стул и сел рядом. — Сначала взгляните на это.

Элеонора взяла несколько подколотых вырезок, которые я ей протянул.

— "Кируна сегодня", — прочитала она вслух. — Статья Луизы Тейлор, фотографии Мэттью Хелма. — Она посмотрела на меня: — Конечно. Я наткнулась на эту статью, когда копалась в вашем прошлом. Какое-то время вы серьезно занимались фотографией, верно? — Она перевела взгляд на вырезки. — Кируна — крупная шахта на севере Швеции, не так ли? А кто такая Луиза Тейлор?

Я улыбнулся:

— Лучше оцените фотографии, а не задавайте несущественных вопросов о несущественных дамах. Какое-то время она занималась тем же, что и вы, но в Европе. Слышал, что потом вышла замуж. Это была наша единственная совместная работа.

Дело приобретало странный, почти мистический оборот.

Казалось, меня повсюду подстерегают напоминания о прошлом. Боб Дивайн и Марта, Хэрриет Робинсон и теперь Лу Тейлор. Я осознал, что удивительно отчетливо помню ее, темноволосую, несколько худощавую и порывистую, со странным хрипловатым голосом, который стал результатом пулевого ранения. Очередь из того же автомата убила ее первого мужа. Стрелял часовой, получивший на сей счет специальные указания от людей, о которых я впоследствии позаботился. Странно, однако именно это и положило конец нашим с Лу отношениям. Ей не понравилось, как я управился с этим делом, несмотря на то, что в итоге отомстил за гибель мужа и спас ей жизнь. Что ж, надеюсь, ей посчастливилось выйти замуж за более тонкого и подходящего мужчину.

— Неплохо, — с видом знатока проговорила Элеонора Брэнд, просмотрев фотографии. — Ничего выдающегося, но достаточно профессионально.

— Вы имеете в виду, что он уволен, а я нанят на его место.

Она удивленно посмотрела на меня.

— Вы серьезно?

— Совершенно серьезно.

— Тогда объясните почему.

— Судите сами, — начал я. К счастью, я уже излагал это однажды Хэрриет, так что теперь говорил как по маслу. — Подумайте немного, и вы сами поймете: мы не можем допустить, чтобы с вами случилась какая-то неприятность, пока печатаются эти статьи. Ваша жизнь, Элли, стала весьма ценной для нас. И мы не можем доверить ее охрану столь ненадежному типу, как этот мальчик. Итак, моя госпожа, сэр Мэттью к вашим услугам.

Она еще какое-то время смотрела на меня и наконец поняла. И от всей души рассмеялась.

— Вы хотите сказать, — наконец пробормотала она, — хотите сказать, ваша организация вынуждена защищать меня, потому как боится, что если я пострадаю, могут подумать, будто вы... это просто изумительно, верно? Ирония судьбы. Я улыбнулся.

— Примерно разок в пять лет кто-нибудь обязательно обнаруживает существование на американской земле нашей ужасной организации. Остальное время журналисты заняты разоблачениями ЦРУ, ФБР и прочих смертоносных, безжалостных и вездесущих правительственных служб. Мы уже привыкли к подобным вещам. Вы проделали добросовестную, кропотливую работу, но мы и это переживем. — Улыбка исчезла с моего лица. — Однако если у кого-нибудь возникнет подозрение, что мы занимаемся убийствами молодых очаровательных американских журналисток, пытающихся поведать американскому народу о наших грехах, нам действительно придется туго. Если с вами что-нибудь случится прямо сейчас, дела примут именно такой оборот.

— Но кто может мне угрожать? Кто кроме вас? Я грустно покачал головой.

— Элли, вы меня сильно разочаровываете. Неподалеку отсюда кто-то или что-то топит суда. Правильно? И вы занимаетесь расследованием этой истории? Правильно? Вместе с судами на дно идут люди, а стало быть, к прочим преступлениям в открытом море добавляется еще и смертоубийство, а мисс Брэнд не понимает, кому придет в голову помешать ее расследованию! Если вы и в самом деле так думаете, вам нужен не телохранитель, а психиатр.

— Понятно. — Она облизала губы. — Не только удивительный и невероятный, но еще и достаточно умный. Каким образом вам удалось выяснить, над чем я работаю в действительности? Мне казалось, я обеспечила себе достаточно надежное прикрытие.

— Вы имеете в виду бермудскую чепуху? — я опять покачал головой. — Начисто не подходящая тема. Вы не похожи на ловца дешевых сенсаций. Точнее говоря, с радостью наброситесь на сенсацию, но это должна быть настоящая сенсация, как например группа убийц-маньяков, пробравшихся на заседание правительства, а не набившие оскомину выдумки о сверхъестественных явлениях и пришельцах из космоса. — Я ухмыльнулся: — Поэтому я начал искать другую, более близкую вам тему. И раз до этого додумался я, то додумается и кто-нибудь другой.

— Вынуждена вас огорчить, сэр, — заявила она. — До сих пор на мою жизнь никто не покушался. Если, конечно, не считать здоровенного громилы, который вломился в мой номер, задрал мне юбку и вонзил огромную иглу в мою нежную плоть. И одному Богу известно, что делал со мной, пока я лежала без сознания. — Она улыбнулась. — До сих пор не могу понять, как ему удалось после этого так аккуратно натянуть на место мои колготки...

Внезапно она замолчала, и в глазах у нее промелькнуло странное испуганное выражение. Я видел, что она внутренне содрогается от собственных слов, поражаясь, как можно вести себя столь глупо и пошло. Хотя замечание и можно было счесть несколько выходящим за грань приличий, мне показалось, что реагирует она слишком сильно для девушки, успевшей кое-что повидать в своей жизни. Видимо, ей была неприятна сама тема секса, и она сожалела, что вообще затронула ее. Тем хуже для нее. Элеонора показалась мне достаточно самостоятельной девицей, но, наверное, у всех имеются слабые места.

Она поспешно отвела взгляд в сторону.

— Ладно, предположим, я все же пытаюсь разобраться с этими происшествиями. Чем вы намерены мне помочь?

Я подтолкнул к ней достаточно толстую папку:

— Должно иметь отношение к делу, но я еще не успел разобраться, какое именно. — По правде говоря, я успел лишь мельком взглянуть на материалы. — Надеюсь, вам это удастся.

Элеонора посмотрела на заголовок.

— Джордж Уинфилд Лорка. Как он может быть связан со всем этим?

В груди у меня пробежал холодок неприятного предчувствия. Представлялось совершенно немыслимым, что Хэрриет Робинсон может знать о затонувших судах больше, чем сидящая рядом со мной девушка, проводящая тщательное расследование этого дела. Хотя, не исключено, что это не так уж немыслимо. Капитан Хэтти каждый день выходит на своем катере в районы оживленного судоходства, неподалеку от островов, которые некогда служили оплотом пиратов, да и сегодня кишат контрабандистами наркотиков и прочими современными браконьерами. За ней закрепилась слава женщины, умеющей помалкивать. К тому же, напомнил я себе, эта женщина имела свою тайну и потому находилась в весьма уязвимом положении, а во время последней нашей встречи пребывала в угнетенном и подавленном состоянии, терзаясь от неопределенности, что совсем не походило на известную мне Хэрриет Робинсон.

— Вам не приходилось встречать это имя в процессе вашего расследования? — спросил я. Элеонора покачала головой.

— Мне, конечно же, известно, кто он такой. Собственно говоря, я даже написала о нем статью незадолго до последних выборов.

Я с раздражением подумал, что, похоже, все знают, кто такой Джордж Уинфилд Лорка, все, кроме меня. Но поделиться своими мыслями не успел. Раздался телефонный звонок. Элеонора Брэнд сняла трубку, прислушалась, на лице у нее отразилось некоторое удивление, после чего она протянула трубку мне. Я взял трубку и представился.

— Первоочередная срочность, — произнес знакомый мне женский голос. Я никогда не встречался с обладательницей этого голоса, но получал от нее указания во время прошлого пребывания в Нассау. — Первоочередная срочность. Машина Фреда ждет вас у выхода. Самолет в аэропорту готов к отлету. Все формальности улажены. Первоочередная срочность. Выполняйте.

Игры и развлечения. Все эти резервные агенты должно быть многие годы нетерпеливо ждали, когда же представится случай продемонстрировать, сколь великолепно они способны управиться с заданием первоочередной срочности. Последнее означает: бросай все дела, не задавай никаких вопросов, просто отправляйся куда велят. Ребятки почувствовали себя настоящими секретными агентами.

Я же чувствовал только страх. Занимаясь этим ремеслом долгие годы, перестаешь задаваться вопросом, что или почему ожидает тебя в подобных чрезвычайных положениях, поскольку скоро тебе и так предстоит это узнать, и ответ наверняка окажется не из приятных.

 

Глава 9

Только не Киз, мысленно умолял я, пожалуйста, только не Киз.

После взволнованного инструктажа по телефону сама операция выглядела достаточно прозаично. В кино, разумеется, меня обязательно ждал бы сверхсовременный остроносый истребитель, экипаж на бегу натягивал бы на меня летный комбинезон, и надевал на голову шлем, и закрывал фонарь кабины, после чего мне надлежало под рев двигателей и прочий соответствующий обстановке антураж исчезнуть в бездонной голубизне неба. Увы, мне так и не удалось выяснить, как заставить начальство следовать примеру киногероев, к тому же я совершенно не нуждался в сверхзвуковом самолете, чтобы вернуться в Соединенные Штаты, от которых отделяла пара сотен миль. Итак, я получил в свое распоряжение служебную четырехместную «Чессну» с двумя добрыми старыми пропеллерами, пилота средних лет с пышными усами и крейсерскую скорость порядка ста шестидесяти километров в час, если я не ошибся в показаниях приборов.

Только не Киз, думал я. Господи, помоги! Пусть это окажется Майами, Форд Лодердейл или Сант-Агустин, только не Киз!

Я не смел загадывать дальше. Хотя без труда мог ответить на вопрос, почему не хочу возвращаться туда, почему мне страшно вновь оказаться в этом месте в обстановке первоочередной срочности, свидетельствующей о том, что произошло нечто из ряда вон выходящее, и это нечто непосредственно касается меня, но зачем звать беду? Я не позволял предчувствию оформиться в мысль и допустить существование определенной вероятности в надежде, что это не позволит ей осуществиться. С места, где я сидел, не удавалось отчетливо разглядеть показания компаса. Поэтому я наблюдал за солнцем — стояла отличная летная погода. Послеполуденное время означало, что солнце должно находиться примерно к югу, а оно постоянно держалось у нас по левому борту, если такое выражение применимо к самолету. Значит, мы направлялись на запад, возможно, забирая немного на юго-запад. А такой курс пролегал слишком далеко к югу для Агустина, Палм-Бич или Лодердейла, правда, я напомнил себе, что еще остается Майами. В данном случае я не достаточно четко представлял себе географию страны.

Внизу промелькнула сочная зелень Багамских островов, которая сменилась зеленовато-голубыми водами бесконечного мелководья Большой Багамской Отмели и ровной голубизной глубокого Гольфстрима. Опять началась земля, справа вдали остался купол грязноватого тумана над Майами, и мы начали снижаться в сторону Киз. Что ж, молитвы мои редко сбываются. Наверное, следует либо прилагать больше стараний, либо вообще от них отказаться.

Усатый пилот молча управлял машиной. Молчал и я. У него были свои заботы, у меня — свои. Он обогнул взлетную полосу по широкой дуге со стороны моря, после чего мягко и умело посадил машину на землю. Там нас поджидал Брент, наш молодой человек из Майами, которого сопровождал какой-то парень, представлявший таможенную или иммиграционную службу, а может и ту и другую одновременно. Последний не проявил ни малейшего интереса к моей персоне — его заранее предупредили — и занялся улаживанием формальностей, касающихся пилота и самолета. Я поблагодарил пилота, попрощался и мы оставили их одних.

Брент не слишком изменился с тех пор, как последний раз вынырнул из резервного своего существования в городе Майами, дабы оказать помощь нашей организации. Вернее это был последний известный мне раз. Он, конечно, повзрослел на несколько лет, все мы стареем, но по-прежнему остался собранным моложавым рыжеволосым парнем с пышной вьющейся шевелюрой и баками, умевшим поддерживать хорошую форму. Предположительно занимался подводным плаванием с маской и ластами, но неплохо разбирался и в катерах. На нем были джинсы и свободная рубашка. Брент молчал, и я не расспрашивал его ни о чем. Я и так вполне догадывался, зачем я здесь, чем могла быть вызвана необходимость моего срочного здесь появления, не хватало только деталей, и разговоры были бесполезны. Дело предстояло неприятное, никакие разговоры ничего не могли изменить.

Мы сели в машину Брента — во всяком случае, я предположил, что машина принадлежит ему, ибо колымага выглядела частным транспортным средством — спортивный «датсун» с номером, оканчивающимся на Z. Автомобиль провез нас по острову и остановился перед домом, состоявшим большей частью из стекла, неподалеку от прорытых со стороны океана, заключенных в бетон каналов, которые покрывают большую часть побережья Флориды. Человек прорывает канаву и устраивает по болоту с каждой ее стороны, подчеркнуто игнорируя вопли экологов. Частная береговая собственность. В канале был оборудован причал, у причала стоял катер, который лучше самолета вписывался в детективную атмосферу. Киношникам он бы пришелся по душе: удлиненное быстроходное судно с маленьким утопленным кокпитом и широченной кормой, огромные люки которой свидетельствовали об упрятанной внизу мощной силовой установке.

— Все убеждены, что мы ужасно спешим, — сказал Брент. — Меня предупредили, что эта штука выжмет все шестьдесят, что совсем неплохо для такого катера. Я поверил на слово.

Я не стал предлагать свою помощь в управлении катером. Парень знал свое дело, а я, по правде говоря, разбирался в нем весьма посредственно. При необходимости, конечно, могу управиться с простой моторной лодкой, но совершенно не разбираюсь в тонкостях навигации и потому, если есть возможность, предоставляю это занятие другим. Я утвердился внутри рубки, по опыту зная, что предпочтительнее стоять, крепко вцепившись в поручни. В противном случае эти штуки имеют обыкновение впиваться в спину сидящему, когда катер на большой скорости подпрыгивает на волнах. В этом отношении я не слишком полагался на показную самоуверенность Брента. Моторные суда почти всегда обладают независимым норовом. Тем не менее, Бренту удалось довольно ровно провести катер по каналу и дальше, между островами, поросшими мангровыми деревьями. Выйдя в открытое море, он просто сориентировал судно в нужном направлении и позволил ему спокойно рассекать волны, не пытаясь побить рекорды скорости. Я огляделся по сторонам. Мы опять направлялись в сторону Киз. Солнце осталось у нас за спиной, все еще довольно высоко в небе — наступил один из самых длинных дней в моей жизни.

В скором времени Брент повернул штурвал и катер промчался по спокойным водам отмели в сторону песчаной оконечности острова. Там стоял катер, который я все еще надеялся не увидеть. Вид его лишний раз доказал: я изначально был прав в подсознательных своих опасениях, но особого удовлетворения это не доставило.

— Боунфиш-Харбор, — сообщил Брент. — Одна из лучших стоянок на всем побережье.

«Квинфишер» бросил якорь в небольшой бухте и спокойно покачивался на волнах, со свободно провисающим якорным тросом. В покрытой мелкой рябью воде искаженно отражалась высокая надстройка. На носу сидел мужчина и ловил рыбу. По крайней мере, сжимал в руках удочку и что-то высматривал в воде. Мужчина смотал леску, отложил удочку в сторону, помог нам причалить к большому катеру. Мы поднялись на борт, предоставив ему позаботиться о нашем судне.

— Где? — спросил я. Это был глупый вопрос. На сорокафутовом катере не так уж много места.

— Там, — махнул рукой Брент. — Иди. Я подожду здесь.

Я зашел в знакомую рубку. Внутри царил безукоризненный порядок, и только на столе, где я накрывал завтрак накануне утром, лежал лист бумаги, по-видимому, письмо, прижатый небольшой зеленой коробкой с патронами — длинными патронами для нарезного оружия 22-го калибра. Фирмы «Ремингтон», если это имеет значение. «Винчестер-Вестерн» красит свои упаковки в желтый цвет. Государственные предприятия — в красный. Я не стал останавливаться, чтобы прочесть письмо. Оно могло подождать.

Хэрриет лежала в большой каюте. Она проделала все чрезвычайно аккуратно, настолько аккуратно, насколько возможно. Уложила волосы, слегка подкрасила губы и даже позаботилась о глазах, хотя даже во времена великосветской жизни на севере не придавала последним особого значения. На ней была нарядная ночная сорочка, которую Хэтти надевала при последней нашей встрече. Она забралась на широкую койку и нажала на спуск, а мягкая маленькая пуля никак не могла пройти навылет, обезобразить тело кровавой раной на выходе и нарушить порядок в каюте. Не исключено, что Хэтти просто попались под руку такие патроны, однако я крепко сомневался. Эта женщина привыкла все продумывать до конца. На первый взгляд казалось, она просто спокойно спит у себя в каюте, на пару с кольтом — «вудсмэном», лежавшим рядом с подушкой. Крови почти не было.

Один из самых длинных дней в моей жизни обернулся и самым неприятным: следовало понять, сколь ужасно уязвимой чувствует себя эта женщина и принять соответствующие меры. Однако, прежде чем остановиться и осмыслить — прочувствовать — весь ужас случившегося, надлежало кое-что сделать. Я осмотрел револьвер настолько внимательно, насколько возможно, не прикасаясь к нему, но не обнаружил ничего подозрительного. Я помнил, что Хэрриет была правшой — в последний раз она тоже действовала правой рукой. Да и вся обстановка подчеркивала истинность первого впечатления: никто иной не смог бы угадать столь правильный антураж: рубашка, макияж, прическа и все прочее. Ни одного бросающегося в глаза несоответствия, чего-то несовместимого с ее характером, ничего такого здесь не было. Она свела счеты со своей загубленной жизнью. Существовала, покуда существование того стоило, а потом подвела аккуратную черту, наплевав на всех окружающих, на моральные либо религиозные представления.

Я вернулся в рубку и прочитал письмо. Письмо оказалось очень коротким. Точнее говоря, это была ксерокопия письма, адресованного государственному прокурору штата Мэриленд, в город Аннаполис, округ Энн Эрандел. Сообщаю, что находящаяся в розыске миссис Робин Ростен, обвиняемая в заговоре с целью и так далее и так далее в настоящее время проживает в городе Марафоне, штат Флорида под именем Хэрриет Робинзон. Подписано: доброжелатель. Сверху черным фломастером добавлено: оригинал выслан... И стоит вчерашняя дата.

Я задумался, сколько раз она прочла это письмо, прежде чем принять окончательное решение, но понял, что это глупо. Решение Хэтти приняла давным-давно. По всей вероятности, с самого начала была настроена любой ценой избежать унижения, не позволить заковать себя в наручники и привезти туда, где когда-то был ее дом и жили ее друзья, не дать устроить над собой показательный процесс, даже если его исход, теперь, по прошествии стольких лет, представлялся неопределенным. Попасть в руки властей, значило утратить свободу выбора. На такой риск она пойти не могла.

«Дорогой, я не собираюсь отправляться в тюрьму, — сказала она мне. — Я этого не вынесу». Она отчетливо представляла все унижения и страдания, которые сулила тюрьма. Сознавала, что человек, выросший и живший в привилегированных и отделенных от жестоких реальностей жизни условиях, привыкший, что окружающие относятся к нему с почтительным уважением, не сможет стерпеть бесцеремонного обращения, неминуемого в подобном месте. Годы ссылки несколько закалили ее, но Хэтти понимала, что не до такой степени. Тюрьма либо убила бы ее — тогда почему не умереть сразу и не избежать мучений? — либо, что еще хуже, просто сломала, окончательно и бесповоротно. Когда-нибудь она вновь оказалась бы на свободе, но к тому времени это понятие потеряло бы всякий смысл для тусклой тени прежней женщины, уничтоженной и втоптанной в грязь. Хэрриет не могла этого допустить.

Я опять направился в каюту и какое-то время стоял рядом с Хэтти. Несомненно, ей, как говорит пословица, следовало родиться в другие времена. В бархатном платье и в мантилье — если я ничего не напутал в одежде — расхаживала бы она по зубчатым стенам замка, спокойно наблюдая за приготовлением кипящего масла, которое предстоит лить на головы атакующих крепость мерзавцев, если тех не сумеют остановить тупоголовая братия в железных рубахах. Взрывная, неудержимая гордость, ставшая причиной самоубийственного бунта против власть предержащих, в те века воспринималась как нечто приличествующее человеку ее положения. Я ощутил необходимость как-то выразить свои чувства и мимолетно прикоснулся к ее волосам — прощайте, миледи — после чего решительно двинулся прочь.

— Рассказывай, — обратился я к Бренту в кокпите. Брент кивнул в сторону второго мужчины.

— Это Марко. Он расскажет. Марко был чернокожим мужчиной с черными волосами и крупным носом.

— Мне поручили приглядывать за ней. Днем к ней зашел человек. Я не обратил на него особого внимания — это был всего лишь Бенни, который принес письмо или что-то подобное. Возможно, то самое письмо, которое лежит здесь.

— Бенни? Брент пояснил:

— Бенджамин Кроу. Выполняет всякие подручные работы на причале. Не слишком сообразительный парень. У меня есть подробности.

— Продолжайте, — обратился я к Марко.

— После того, как Бенни ушел, примерно через полтора часа, она отвалила от причала. Я держал наготове катер с мальчиком на борту — он и сейчас ждет неподалеку, чтобы забрать меня отсюда. Слишком большое скопление катеров могло бы вызвать нежелательный интерес к этой стоянке. Итак, вышла в море. Одна, без клиентов. Направилась прочь от берега, в сторону Гольфстрима. Легла в дрейф и наблюдала за играми дельфинов. Казалось, ей просто вздумалось отдохнуть. Немного проплывет и опять стопорит мотор, сидит на палубе и оглядывается по сторонам. Незадолго до захода солнца бросила якорь здесь. Выпила на палубе, перекусила и принялась за работу. Помимо всего прочего, занималась двигателями. Как будто задалась целью привести катер в полный порядок. Немного поплавала в темноте, приняла душ. Ночь стояла тихая и я слышал журчание воды. Потом уселась в кокпите и весь остаток ночи провела здесь. На восходе немного понаблюдала за птицами, их тут много летает рано поутру. Затем спустилась вниз. Прошло полчаса, и я услышал тихий щелчок, как будто переломили палку. Но я-то знал звук выстрела. Я поднялся на борт, увидел ее и отправил сообщение. Вот и все. — Он посмотрел на меня и беспомощно развел руками. — Простите, но не представляю, как я мог этому помешать.

— Тут никто не виноват, — сказал я. Конечно же, немного покривил душой: виноват был не он, а я.

— Никто здесь не появлялся, — добавил Марко. — Если бы ей кто-то угрожал, я бы сразу вмешался.

— Знаю, — кивнул я. — Она застрелилась. И приплыла сюда просто, чтобы попрощаться со всей этой красотой.

Брент посмотрел на меня.

— Ты удовлетворен?

— Удовлетворен. — Слово не слишком подходило к обстоятельствам, тут вряд ли можно было говорить о каком-либо удовлетворении, но я понимал, что он имеет в виду.

— Можешь сообщать в полицию, — произнес Брент, обращаясь к Марко, после чего повернулся ко мне. — Пошли.

Трудно представить, чтобы Д. Эдгар Гувер или человек, занимающий ныне его место, мог придумать нечто подобное. Организовать миссию первоочередной срочности всего лишь для того, чтобы какой-то истребитель мог попрощаться с женщиной, с которой накануне провел ночь. Может, поэтому сотрудники шефа и не разбегаются от него во всевозможные шикарные агентства. Хотя дело, конечно, не только в этом. За Маком оставался небольшой должок. Я совсем недавно помешал его дочери впутать себя, а может быть, и всех нас в достаточно противную историю.

И наконец, нельзя не учитывать того простого обстоятельства, что Мак распоряжается из Вашингтона напрямик, без каких-либо промежуточных местных представителей, контролеров и прочей бюрократии, а потому хорошо знает нас. Он несомненно понимал, что без этого, от меня_ в ближайшее время будет мало толку. Я не поверил бы в самоубийство, пока не увидел его собственными глазами. Чтобы избавиться от сомнений, мне пришлось бы самостоятельно проделать всю работу, что потребовало бы немало времени и могло привести к непредвиденным осложнениям. Ибо — и он знал об этом не хуже меня — наряду с состраданием я испытывал и чувство вины. Ведь в конце концов, независимо от того, насколько оправданы были мои действия, именно я отправил Хэтти в эту, как она выразилась, ссылку, и, по всей вероятности, я же навлек на нее последнюю беду, или, по меньшей мере, подстегнул всегда нависавшую над ней угрозу.

— Я не хочу помогать, — ответила она, когда я обратился к ней со своей просьбой. — Не хочу никого злить.

И все-таки, собственная упрямая гордость заставила ее помочь, я позволил ей сделать это, а в результате некто разозлился по-настоящему. Или испугался. Кто-то, знавший, как она отреагирует на подобное письмо. И человек этот совершил серьезную ошибку. Не хочу сказать, что я простил бы ему простое убийство, однако в силу своей профессии покорный слуга и сам не слишком чист в этом отношении, а потому вряд ли вправе укорять другого. Но никогда не смогу смириться с тем, что ее заставили наложить на себя руки, воспользовавшись единственной угрозой, которую Хэтти действительно боялась. Я задумался, насколько спокойно чувствует себя теперь проделавший это человек. Ведь на его взгляд, он придумал все как нельзя более хитроумно и не замарал рук. А все-таки для него было бы значительно лучше самому нажать на курок, раз уж он решил, что женщина должна умереть. Теперь он навсегда утратит покой, потому что ежели действуешь подобным образом, непременно сыщется человек, который не остановится, пока не доберется до тебя.

Этим человеком буду я.

 

Глава 10

Но сначала предстояло расквитаться с одним долгом и проделать некую работу. Мак приложил немало усилий и средств, дабы доставить меня сюда и позволить собственными глазами убедиться, что меня не обманывают. Сие означало: отныне я должен сосредоточиться на непосредственном задании, которое было кратковременно прервано по соображениям этики и для передачи существенной информации. Роль Немезиды я смогу сыграть позже, в свободное время. Как бы то ни было, я отнюдь не помогу умершей тем, что позволю убить живую, к тому же не исключена вероятность, что заботясь о безопасности Элеоноры Брэнд, я, не отрываясь от задания, выйду непосредственно на интересующего меня человека. Последнее представлялось наиболее приемлемым.

— Дадите самолет? — спросил я у Брента, пока остроносый катер рассекал волны, направляясь обратно вдоль побережья.

— Дожидается. Хочешь сразу вернуться на Багамы? В голосе Брента прозвучало не то чтобы удивление, а скорее некоторое облегчение. Я догадался, что Мак обсуждал с ним по телефону мою возможную реакцию на самоубийство Хэрриет — я явно выбрал наиболее предпочтительный для них вариант. Интересно, что предлагалось предпринять Бренту, коль скоро я вознамерился бы остаться здесь и, например, вытрясти из парня по имени Бенни всю правду о том, от кого он получил конверт, который доставил на «Квинфишер» накануне. Но это была бы пустая трата сил. Если интересующий меня человек настолько глуп, чтобы засветиться подобным образом, я без труда найду его и впоследствии. Хотя вряд ли это окажется настолько просто.

— Я попросил Фреда приглядеть за прилавком во время моего отсутствия, — сказал я, — но не хотелось бы слишком долго оставлять его одного.

— Фред надежный парень, — заметил Брент. Мне понравилось, что он отзывается о Фреде подобным образом, зная, что мы с ним ладим не лучшим образом. Следовательно, его не подавляет мое заоблачное превосходство.

— Знаю, — согласился я. — Хороший профессионал, но это не совсем по его части. А светловолосый сосунок с пистолетом, которого привезла с собой Брэнд, — Питер-сон — попросту пустое место. — Я оглянулся, но «Квинфишер» уже скрылся из виду. — Проследи, чтобы... обо всем позаботились, хорошо? Брент кивнул.

— Как насчет семьи?

— Они считают, что Хэрриет утонула несколько лет назад, но если это письмо станет достоянием гласности, возможно, пожелают что-нибудь предпринять. А может, и нет. Кто-то и так обо всем позаботился. Похоже, последнее время меня преследуют похоронные процессии.

Согласен, речь идет всего о двух случаях, но и это немало, когда уходят близкие тебе люди.

Брент кивнул. Потом немного помолчал и сказал:

— Я займусь Бенджамином Кроу, но сомневаюсь, что это к чему-нибудь приведет. Интересующий нас человек, скорее всего, слишком хитер, чтобы попасться на таком пустяке. К тому же, полиция наверняка и сама расспросит Бенни о письме.

— Согласен. — Я вздохнул, посмотрел на него и постучал по стеклу тахометра: — Слушай, можно чуток подстегнуть это корыто?

Брент улыбнулся:

— А как же! Только пристегнись, не то за борт вылетишь. Когда мы пристегнули ремни, он добавил: — Итак, ты моторист. Действуй.

Я ухватился за рукояти рычагов и слегка подтолкнул их вперед. Брент управлял рычагами одной рукой, второй придерживая штурвал, но когда штурвал или клапаны начинают работать по настоящему, с ними невозможно управиться одновременно: каждый требует полного внимания. Вскоре большие винты за кормой сначала повысили голос, затем завыли и, наконец, взревели. Брент миновал прибрежный фарватер, известный под названием Хок Ченнел, пересек рифы и вырвался в темно-голубые воды Гольфстрима, которые покрывал мелкой зыбью дующий с юго-востока ветер. Я полностью сосредоточился на бегущих навстречу волнах и едва успевал регулировать клапаны: времени на сожаления или угрызения совести не оставалось. В конце концов я таки не поспел вовремя, катер подпрыгнул на волне и ударился о воду с такой силой, что если бы кто-нибудь из нас сидел и не смягчил удар коленями, одного-двух выбитых позвонков ему не миновать.

Катер зарылся носом в следующую волну, она окатила бак и разбилась о низкое лобовое стекло, наполовину заливая нас обоих. Я поспешно рванул рычаги назад, и мы дружно рассмеялись. Эта встряска помогла мне в какой-то степени разрядиться, избавиться от кипящей внутри черной злобы настолько, что зародилась надежда оставить в живых случайного проходимца, если бедняга нечаянно толкнет меня на улице.

— Тебе не шибко мешает нынешняя заварушка? — спросил я у Брента позже, когда мы отъезжали от стеклянного здания с пристанью, оставив катер на том же месте, где его нашли. Брент удивленно посмотрел на меня. Я пояснил: — Ведь для тебя это всего лишь побочное занятие, правда? Наверное, и своих забот хватает.

Он улыбнулся.

— Прежде всего, отвечу на вопрос, который ты старательно избегаешь задавать. Я адвокат. Занимаю достаточно незначительную должность в конторе, но рассчитываю выбиться в партнеры. Хозяевам известно, что я таинственным образом связан со стражами закона и порядка, что они время от времени пользуются моими услугами. Это не вызывает возражений. Некоторый практический опыт только поднимает тебя в глазах клиента, да и связи с полицией и властями конторе отнюдь не помешают. — Брент посмотрел на меня и еще раз улыбнулся. — Что же до второго незаданного вопроса касаемо того, каким образом столь бравый субъект, и так далее, и тому подобное... что ж, мне довелось немного помочь одному человеку вскоре по окончании юридического колледжа. Ничего выходящего за рамки закона, но дело оказалось немного сложнее ожидаемого. Собственно, он мог воспользоваться помощью полиции, но предпочел проделать все достаточно тихо, чтобы об этом знали только мы двое. Видимо, остался доволен тем, как я себя проявил, и впоследствии упомянул мое имя кому-то в Вашингтоне, после чего однажды вечером мне позвонили. Дальше ты, наверное, и сам догадываешься.

Он ошибался. По правде говоря, я не слишком догадывался, потому что никогда не работал в качестве резервиста. Я попал в организацию другими путями и всегда действовал на первых ролях. Однако бюджет нашего ведомства не позволяет содержать разбросанный по всему миру персонал, работающий на постоянной основе, как это практикуется у наших более удачливых коллег в Лэнгли, и мне кажется, это помогает скрасить серую жизнь, а заодно и неплохо подработать кое-кому из ничем не примечательных, тщательно законспирированных граждан, которые берут на себя обязательство при необходимости в любое мгновение оказать помощь таинственному чужаку в черном пиджаке с пистолетом под мышкой бороться с силами зла.

Мне пришло в голову, что Брент представляет собой типичный образец племени резервистов. Этот человек не просто нажимал кнопки на засекреченном коммутаторе. Однажды, по крайней мере, на моей памяти, он обеспечил нас катером в условиях, когда плавание представлялось довольно опасным. Как бы то ни было, я всегда больше доверял людям, которые помогают нам ради собственного удовольствия, нежели тем, кто жаждет исключительно денег.

— Что касается первоначального вопроса, — продолжал Брент, — как ты помнишь, я тоже знал эту женщину. Мне тоже не слишком нравится то, как с ней обошлись. Чем надлежит заняться?

— Прежде всего, проверь телефон на набережной напротив ресторана, подле причалов. Подыщи человека, который в этом разбирается, пусть покопается в нем, уберет возможных «жучков» — будем надеяться, их не успели оттуда убрать. Сомневаюсь, чтобы Хэтти нарушила свое правило — ни с кем не делиться своими тайнами. У нее на катере был радиотелефон, но я предпочел не рисковать и позвонил тебе из будки — по крайней мере, считал, что при этом не рискую. Но не исключено, что некто оказался еще менее склонным к риску и вставил «жучки» в оба аппарата, чтобы ни на минуту не упускать ее из виду. А также ее тупоголовых гостей.

— Думаю, смогу найти человека, который справится с этим, — сказал Брент. — Что еще? — Я с сожалением покачал головой.

— К сожалению, не могу дать тебе точных указаний. Присмотрись к судам и чужакам. Может, она наткнулась в море на нечто особенное и при этом попалась кому-то на глаза? Или заметила в окрестностях какую-нибудь странную личность и проявила излишнее любопытство? Не знаю. Все это не согласуется с ее правилом: заниматься только своими делами, но если она почувствовала, что ей что-то угрожает, возможно... проклятие, каким-то образом ей удалось узнать то, о чем она мне рассказала, и об этом стало известно заинтересованным лицам. Они начали присматриваться к ней, узнали о ее прошлом и воспользовались им, чтобы заставить Хэтти молчать.

— Возможно, — согласился Брент, — но, мне кажется, все это лишь догадки.

Я опять, на сей раз с раздражением, покачал головой.

— Почти уверен, что так оно и было. Хэтти изменилась до неузнаваемости. Почему? Кто-то узнал о ее прошлом и заставил подчиниться. Она не осмелилась противиться — слишком страшной представлялась альтернатива. Но это убило ее как личность, уничтожило весь мир, который она создала для себя здесь. Капитан Робинсон, бесстрашный и опытный профессионал, оказалась пустышкой! Хэрриет утратила веру в себя, обнаружив, что ее можно шантажировать подобным образом, что у нее не хватило сил заявить: публикуй любую мерзость, но убирайся ко всем чертям! Она перестала быть гордой бесстрашной женщиной, каковой считала себя всю жизнь, и тут появился я — напоминание о прошлом — и Хэтти осознала, во что превратилась, отступив перед угрозами. Представила, какой робкой и запуганной выглядит в моих глазах, и это переполнило чашу. Она буквально взбесилась, наплевала на всех и вся, не задумываясь о последствиях. Но что она видела такого, чего не следовало видеть? Кем был человек, который предпочитал остаться незамеченным?

— Итак, лодки и чужаки, — проговорил Брент. — Постараюсь сделать все, что в моих силах.

— Будь осторожен, — предупредил я. — Думаю, эти люди готовы пустить в ход не только письма и ксерокопии. Надеюсь, ты меня понимаешь. — Я улыбнулся: — Не слишком-то подходящее занятие для прилежного адвоката.

— Чья бы мычала! Фотографу оно подходит еще меньше, — огрызнулся Брент. — Кстати, подготовил для тебя фотоаппаратуру. Ждет в самолете. Все, что я забыл, сможешь приобрести в Нассау: возможно, даже дешевле.

— Ты просто осчастливишь женщину, которая выйдет за тебя замуж, — заметил я. — Или успел жениться? Да нет, ты же говорил, что не женат. Брент покачал головой.

— Стал бы я рисковать головой ради каких-то шпиков, будь у меня семья?

— Пожалуй, особенно рисковать в любом случае не стоит, — сказал я, мысленно сожалея, что не могу отправить его на ранчо в Аризоне, выслушать краткий подготовительный курс. У Брента были неплохие задатки, но парень не знал чересчур многого, и это могло стоить жизни.

Спустя несколько часов неразговорчивый усатый пилот легко, точно перышко, опустил самолет на острове Провидено, и я отправился на поиски такси, которое отвезет меня в Нассау. Покорный слуга прошел уже половину пути, когда вспомнил, что так и не узнал имени пилота. Хотя, возможно, субъект не горел желанием знакомиться. В подобных делах это случается не так уж редко.

 

Глава 11

Усталость и озабоченность несколько замедлили мою реакцию, и это в некотором роде спасло положение, ибо отомкнув дверь своим ключом, я обнаружил, что в номере горит свет, а незнакомый темнокожий господин склонился над столиком и разливает ликер в два бокала. Из дверей ванной появилась незнакомая темнокожая дама в блестящих вечерних туфлях на высоких каблуках и черных колготках. Выглядела она достаточно привлекательно. Обнаженная грудь была восхитительна, ей вполне соответствовал величественный жест, которым смуглянка неспешно потянулась за довольно прозрачным красным пеньюаром, перекинутым через спинку ближайшего стула.

— И кто же вы такой? — поинтересовалась она, спокойно облачаясь в яркий наряд.

— Убирайся отсюда! — в свою очередь заявил мужчина.

Я посмотрел на ключ, который весь день носил с собой, потом перевел взгляд на дверь. Номера совпадали.

— Кажется, это мой номер.

— Думаю вам лучше спуститься к портье и там раз решить свои сомнения, — посоветовала темнокожая женщина.

— Да, мэм, — согласился я. — Так и сделаю. Простите.

— Извинения приняты, — кивнула она. — Условно, в зависимости от того, насколько быстро вы исчезнете.

— Да, мэм, — повторил я.

Вернулся в коридор, прикрыл за собою дверь и какое-то время стоял, глубоко дыша, ибо положение было совершенно критическим. Если бы женщина не появилась в дверях ванной в столь обезоруживающем виде, если бы мужчина остановился где-нибудь в стороне, а не прямо перед дверью, где я мог отчетливо его видеть, если бы он сделал поспешное движение, что отнюдь не исключалось, я бы не удержался и ответил на вторжение в номер, который имел все основания считать своим, куда более невежливо. Люди моей профессии, которые в подобных обстоятельствах ждут, пока их официально представят, долго не живут. Я вернул на место смит-и-вессон, который уже успел наполовину вытащить, и улыбнулся. Женщина несомненно была колоритной фигурой, к тому же прекрасно владела английским. Возвращаясь к лифту, я наткнулся на спешащего мне навстречу запыхавшегося Фреда.

— Проклятие, попросил одного из местных водителей остановить тебя у входа и попросить подождать, пока я переговорю по телефону, но, должно быть, он тебя проморгал, — выговорил Фред.

Как ни странно, я достаточно спокойно воспринял очевидную глупость, несмотря на то, что она могла иметь серьезные последствия. Людям свойственно ошибаться, и тут ничего не поделаешь, причем высокоморальные гуманные побуждения нередко могут стоить жизни другим — как однажды мне чуть было не стоили жизни принципы Фреда, не сумевшего заставить себя выстрелить в красивую маленькую девушку, а та, цветочек милый, готовилась меня застрелить. Что ж, у каждого свои недостатки.

— Что происходит? — спросил л. — Кто звонил?

— Звонил Брент из Марафона. Просил передать, что ты оказался прав насчет телефонной будки. И еще — телефон на борту подвергли той же операции.

То, что мои предположения оправдались, не доставило мне особого удовольствия. Получалось, что именно я по глупости предупредил противника о разговоре с Хэрриет. Сознавать это было неприятно, очень неприятно. Меня ничуть не оправдывало то, что в то время я не подозревал, что нахожусь в зоне военных действий: человеку моей профессии положено всегда принимать во внимание подобную вероятность. Наличие же прослушивающих устройств, как в автомате возле «Квинфишера», так и в телефоне на самом катере свидетельствовало о том, что я имею дело с серьезным противником. И надеяться на успех могу лишь засучив рукава и начав действовать более осторожно и профессионально.

— Ладно, спасибо, — сказал я. — А что с моим номером? Я только что получил хорошенький нагоняй от одной очаровательной дамы в deshabille, как выражаются французы — или правильнее сказать dishabille? — которая, похоже, уверена, что она и ее муж, или кем он там ей приходится, имеют на эту комнату полное право.

— Да, извини, — проговорил Фред. — Они, видимо, вселились в номер после того, как я перевел тебя в номер четыре-семь, сообразно указаниям, полученным от нашего объекта. Она ждет тебя в столовой. Когда пилот сообщил, что вы вылетаете из Марафона, я предупредил ее, что ты скоро будешь и назвал ориентировочное время. Так что она опережает тебя на пару шагов. — Он потянулся за моим фотоаппаратом. — Давай, отнесу это в твой новый номер, чтобы ты мог сразу спуститься к ней. Это весьма нетерпеливая особа. Я оставлю ключ у портье.

— Хорошо, — согласился я. — Спасибо. Кстати, заодно, можешь отдать и этот. — Я с некоторым сожалением протянул ему ключ, которым недавно воспользовался — нельзя сказать, что происшествие не доставило мне никакого удовольствия. — И оставь какие-нибудь указатели под обеими дверьми, кажется, пора начинать вести себя более осторожно. Заметил что-нибудь подозрительное?

Фред покачал головой.

— Полное затишье.

— Забудь об этом, — сказал я. — Если не ошибаюсь, настал сезон ураганов.

Когда я вошел в столовую, Элеонора Брэнд сидела за столиком на двоих, неподалеку от стены. На ней было белое шелковое платье с коротким рукавом, украшенное большими черными пуговицами, которые спускались вниз от открытого мягкого воротника. Она покуривала сигарету и задумчиво хмурясь делала пометки в блокноте. Аккуратная строгая прическа. Прохладный белый шелк платья делал кожу гладкой и теплой. Когда я остановился рядом со столиком, она подняла на меня взгляд, после чего посмотрела на все те же часы из нержавеющей стали.

— Пунктуальность входит в число требований, предъявляемых к нашей работе, мистер Хелм, — со строгим видом поучительно изрекла Элеонора. — Можете садиться... Меня предупредили, что вы должны прибыть полчаса назад, и я заказала обед соответственно. Вы заставили меня ждать, и тем непростительно провинились.

— Простите, мэм, — в тон ей произнес я и уселся напротив. — Виной всему крайне неблагоприятные погодные условия. Итак, могу ли я считать себя принятым на работу?

Она неожиданно улыбнулась. Это была широкая улыбка, которой мне не доводилось видеть раньше, улыбка совершенно изменила ее лицо. Конечно, прекрасным оно не стало, но теперь ему уже нельзя было отказать в привлекательности.

— Да, черт бы вас побрал, — ответила она, — и я, между прочим, ужасно рада вас видеть. Что-что, а нагнать страха вы мастер. Я весь день только и ждала выстрела в спину. Этот Фред весьма обходительный и милый человек, но ему не хватает вашего нахальства, чтобы вызывать полное доверие. — Я улыбнулся.

— Думаю, это следует воспринять как комплимент? Элеонора тоже улыбнулась и сказала:

— Надеюсь, вы не возражаете переселиться в соседний со мной номер? Я подумала, что это придется вам по душе, раз уж вы напросились в телохранители.

— Разумеется, — кивнул я, — но что случилось с моим предшественником?

Чувственный рот внезапно стал тонким и жестким.

— Не будем о нем вспоминать, — промолвила она, и я ощутил некоторую жалость к Уоррену Питерсону, который сперва серьезно пострадал от моей руки, а затем явно получил добавки от сидящей напротив меня девушки. Интуиция подсказывала, что Элеонора при этом не слишком выбирала выражения. Наверное, эти мысли отразились у меня на лице, ибо Элеонора Брэнд заставила себя достаточно холодно добавить: — Похоже, мистер Питерсон не совсем правильно воспринимал наши с ним отношения. Мне пришлось... указать на его ошибку.

— Моя задача состоит в том, чтобы сохранить вам жизнь, а при случае еще и отщелкать несколько фотографий. Ни то, ни другое никоим образом не связано с дружбой, либо другими видами эмоциональных взаимоотношений. Вы удовлетворены? Она едва заметно нахмурилась.

— Конечно, только теперь вы разозлились на меня. Почему?

— Тупоголовый бедняга изо всех сил старался защитить вас, и даже запасся на этот случай револьвером, с которым не умел обращаться. Он явно намеревался укротить целую банду нанятых правительством головорезов, и все потому, что вы ему нравились. — Я поморщился. — Я видел, как вы поступили со своей подругой на западе, теперь точно так же обошлись и с другим человеком. Не беспокойтесь, Элли, меньше всего на свете мне бы хотелось попасть в число ваших друзей. Судьба их представляется весьма малопривлекательной.

Лицо ее побледнело. Взгляд карих глаз не отрывался от моего лица. Я ожидал гневной вспышки, но ее не последовало. Наоборот, Элли медленно расслабилась. За чем последовало странное и совершенно неожиданное заявление.

— Простите, — проговорила она. — У вас неприятности, правда? Мне следовало догадаться.

Это не только удивило, но и несколько встревожило меня. Она обладала женской интуицией намного большей, чем можно было предположить. Я хрипло произнес:

— Похоже, мы подходим друг другу, Элли. Я тоже не слишком хорошо обращаюсь со своими друзьями. Только что побывал у одного из них. Кто-то отправил этой женщине письмо, которое оказалось хуже смерти. Поэтому она облачилась в свою самую нарядную ночную рубашку, легла в кровать и пустила пулю в лоб. А я знал, что ей грозит беда, и если бы принял элементарные меры предосторожности... Да что об этом говорить! — Я прочистил горло. — Итак, у нас достаточно много общего, за исключением, разве что, выпивки. Или у вас дозволяется пить только начальству?

— Выпивка близится, — заверила Элли, и внезапно официант поставил передо мной бокал, хотя никто его об этом не просил. Видимо, все обустроили заранее. Выражение моего лица заставило Элеонору слегка улыбнуться. — Мартини, правильно? Не забывайте, я написала о вас статью!

Я сделал большой глоток и с облегчением выдохнул.

— Ох! Кажется, полегчало! — Потом перевел взгляд на нее и сделалось немного стыдно за свое поведение. В конце концов, кто я такой, чтобы переживать за Уоррена Питерсона, и уж конечно Элеонора не виновата в моих неприятностях.

— Простите, — сказал я. — Вы правы.

— Со всеми бывает. — Она поколебалась. — Это... это важно? Или не следует об этом спрашивать?

Я рассказал ей обо всем, хотя и ощущал себя несколько неловко, пытаясь объяснить молодой женщине сложные, уходящие корнями в прошлое, отношения, которые связывали меня с Хэрриет. И потому с облегчением покончил с подробностями, касающимися меня лично, и испробовал на ней теории, которые уже представлял на суд Брента в Марафоне.

— Значит, вы считаете, ее довели до самоубийства, чтобы заставить молчать, — наконец промолвила Элеонора.

— Что-то подобное, — подтвердил я. — Но поскольку она уже раскрыла кое-какие карты, а может, и все до единой, речь велась большей частью о наказании. И я бы нисколько не удивился, узнав, что этот человек наслаждается возможностью смешать с грязью подобную женщину — бросить на самое дно, заставить выбирать между смертью и тюрьмой. Итак, начинает обрисовываться безжалостная личность, привыкшая к беспрекословному повиновению, не брезгующая для этого шантажом, и беспощадно уничтожающая тех, кто выходит из-под контроля. Этот человек настолько скудоумен, что нетерпимо воспринимает любые проявления превосходства — например, барские манеры женщины, о которой вы упоминали.

— Скудоумен, — пробормотала она. — Премного благодарна.

— Естественно, о присутствующих не говорят, — заверил я.

— Естественно, — сухо повторила она. — Что еще, по-вашему, могла бы сообщить капитан Робинсон, останься она в живых?

— Мне представляется, что я получил наиболее существенные сведения: кто и почему. Тем не менее, не исключено, что она могла бы несколько ускорить ход дела, объяснив, что именно это значит, как ей удалось это узнать, а возможно, и где найти подтверждение. Избавляясь от нее, или вернее, заставив ее сделать это собственными руками, противник стремился выиграть время. Вряд ли он мог рассчитывать на полную безопасность, этого ему не вернуть.

— Выиграть время, зачем? — спросила Элеонора.

— Затем, чтобы успеть расправиться со мной, а теперь и с вами, прежде чем мы выясним, о чем говорила Хэрриет. Но сдается нам вовсе ни к чему помогать ему в этом и морить себя голодом...

Еду принесли достаточно быстро, и она оказалась достаточно сносной. Хорошо подкрепившись и приятно расслабившись впервые с тех пор, как этим утром я сел на самолет в Майами — похоже я весь день только и делал, что курсировал между Соединенными Штагами и Багамами — я оценивающе пригубил коньяк, наблюдая, как Элеонора достает новую сигарету.

— Не возражаете? — спросила она, когда я поднес ей горящую спичку. Вопрос застал меня немного врасплох. Видимо, я не поспеваю за переменами и все еще живу в том времени, когда только мужчины извинялись за зажженную сигарету.

— Сделайте одолжение, — ответил я. — Ваши легкие — ваше дело, что же до меня, люди моей профессии редко умирают от того, что вдохнули лишку дыма, выпущенного собеседником. Элеонора рассмеялась.

— Вы приятное исключение среди борцов с никотином. Уоррен все время пытался уберечь меня от самой себя. — Она протяжно вздохнула. — Но хватит болтать о пустяках. Мы неплохо подкрепились, в меру выпили, пора и делом заняться.

— Тогда расскажите мне все, что вам известно о Джордже Уинфилде Лорке, — сказал я.

 

Глава 12

Джордж Уинфилд Лорка, по ее словам, был человеком, который коренным образом изменил всю свою жизнь. Он не делал ни малейшего секрета из своего прошлого: да, некогда он был плохим, очень плохим человеком, но затем увидел свет истины, причем самокритично добавлял, что упомянутый свет оказался вынужден закатить приличную оплеуху, прежде нежели мистер Лорка соизволил удостоить его вниманием. Иными словами, субъект столкнулся лицом к лицу со смертью, которая пометила его выразительным шрамом. Последовал продолжительный и невероятно мучительный период, в течение которого никто — в том числе и сам Джордж Уинфилд Лорка и подумать не мог, допуская, что он тогда обладал способностью размышлять — что он когда-либо поднимется с больничной койки, а если и поднимется, то попадет куда-либо за исключением одного из тех заведений, в которых заботятся о людях, «крыша» которых сильно поехала и не позволяет им самим позаботиться о себе. И вот с этим твердолобым парнем, который не верил ни в какую мистическую чепуху, произошло на больничной койке нечто, чего он позже никак не мог объяснить: его мысленному взору предстал выход из тьмы. Позже он оплатил свой долг — привык платить по счетам — тем, что распрощался с темными дружками и отрекся от темных дел.

— Конечно, он мог себе это позволить, — сухо заметила Элеонора. — За время работы на синдикат или корпорацию, как они его иногда называют, он успел накопить весьма приличную сумму. И естественно, что после такого ранения в голову, с наполовину парализованной рукой, не говоря уже о некоторых трудностях с речью, человек вряд ли наилучшим образом подходит для лихих дел, которыми некогда занимался. Но он не сложил оружия. Приложил массу усилий, чтобы вырваться из заточения, в которое отправила его пуля. И ему это удалось. Кроме того, появился отличный предлог удалиться от дел и проводить большую часть времени с женой и детьми... точнее, ребенком. Обычно такие люди уходят на пенсию только после того, как дети подрастают и занимают их место.

Она извлекла еще одну сигарету, и я галантно потянулся за спичками, но Элеонора быстрым нервным движением зажгла новую от окурка первой — типичная девушка-репортер из какого-нибудь фильма — после чего раздавила окурок в стеклянной пепельнице. В голове моей зашевелились тревожные вопросы. Было еще слишком рано делать какие-либо заключения, однако некогда мне приходилось встречаться с неким высокопоставленным мафиози, который пережил ранение в голову и хотя звали его, во всяком случае, в то время, не Лоркой, фамилия была испанской, что не так уж часто встречается в организации, уходящей корнями на Сицилию. Однако этот человек умер. Умер ли?

Элеонора заговорила вновь, прежде чем я успел сформулировать свой вопрос. Она сказала:

— Наиболее удивительным нам, асам массовой информации, представляется то, что теперь Лорка намерен направить свои силы в политику... Создается впечатление, что бывшие коллеги слишком легко позволили ему уйти, даже принимая во внимание больную руку. А потом слишком уж терпимо относились ко всем его достаточно резким высказываниям на свой счет во время недавней кампании. Проклятие, о нем наверняка знают достаточно, чтобы заставить замолчать. Темными делами он занимался так долго, что раскаяние — даже если оно искреннее — отнюдь не гарантирует юридической неприкосновенности. К тому же, как я уже говорила, у него жена и ребенок, которых ничто не защищает от пуль. Бывшие соратники Лорки редко испытывают колебания в отношении людей, которые болтают лишнее. Тем не менее, еще ни одна из машин мистера Лорки не взорвалась, когда он поворачивал ключ зажигания. Его дочь разъезжает и на автомобиле, и верхом, плавает на яхте, как любая нормальная девушка. Правда, однажды ее имя в течение нескольких дней было у всех на слуху, но как выяснилось, малышка просто угодила в шторм, когда каталась под парусом с подругой, поплавала немного в спасательном поясе и ее нашли. Сами понимаете, рассказ ее не преминули тщательно проверить. Миссис Лорка ездит в банк и в парикмахерскую без каких-либо телохранителей, как будто ее муж и не думал поливать грязью своих бывших коллег на страницах всех газет и с экрана телевизора и не обещал в случае избрания раз и навсегда осушить это болото коррупции в качестве искупления собственных грехов. Он отлично разыграл свою партию, умело использовал и шрам и инвалидность, заставил людей поверить себе. Сейчас сенатор Джордж Уинфилд Лорка сидит в Вашингтоне тише воды и ниже травы, но знатоки утверждают, что рано или поздно он себя проявит.

Покорный слуга покачал головой.

— Я очень плохо выполняю свой гражданский долг. Каждый раз, когда решается политическая судьба страны, я либо оказываюсь за ее пределами, либо забираюсь в горы, отдыхая после всевозможных переделок. — Я нахмурился: — Лорка. Никогда не слышал этой фамилии, если, конечно, не считать испанского поэта и драматурга, о котором у меня сохранились смутные воспоминания еще со времен колледжа.

— По-моему, в его роду смешалась испанская и англо-саксонская кровь, — заметила Элеонора. — Джордж-Уинфилд-Мануэль-Лорка де Сапио, или что-то в этом роде. Мне никогда не удавалось заучивать эти бесконечные испанские имена. Сдается, во времена своей бурной молодости он был известен как Малыш Сапио или Сапер, возможно, благодаря своему любимому оружию... В чем дело?

Похоже, у меня выдалась сплошная неделя воспоминаний, и мне совсем не нравилось то, как прошлое наступало мне на пятки.

— Мафиози, именовавший себя Мануэль Сапио, — заговорил я, — умер в Нижней Калифорнии, в Мексике, когда попал в ловушку в безлюдном заливе, именуемом Байя Сан-Агустин. Правда, тогда залив был не совсем безлюдным, ибо там находился я. По заливу плыл катер, а на покрытом кактусами берегу стояли люди, и все они сжимали оружие, включая Сапио и меня. Это была запутанная история, связанная с контрабандой наркотиков, правда, Вашингтон в ней интересовали другие детали, неважно какие, хотя из них получился бы отличный материал для вашей статьи. А может, он уже там присутствует? В таком случае, вам должно быть известно, что я лично вывел Сапио из игры, но тут вмешались другие ребята, которые набросились на меня и прикончили его до того, как парень успел прийти в сознание, выстрелом в голову...

— Господи, я понятия не имела, что вы участвовали в этом деле. Похоже, поспеваете повсюду. Казалось, я изучила вашу биографию в достаточной степени, однако... — Элеонора безнадежно пожала плечами: — Как бы то ни было, он именно этот человек, но прикончить его не удалось. Лорка попал в больницу города Сан-Диего, где его круглосуточно оперировали специалисты по хирургии мозга.

— Когда я знал его как Мануэля Сапио, это был весьма крепкий орешек, — заметил я. — Очень сомневаюсь, чтобы дырка в голове могла его настолько изменить. Хотя некоторые утверждают, что покопавшись в голове, можно и тигра превратить в домашнюю кошку, предпочитаю проверить успех операции на ком-нибудь другом, прежде чем войти в клетку. — Я поморщился. — Правда, хотим мы того или нет, в клетку с тигром, похоже, уже попали.

Элеонора пожала плечами.

— Потом, как только он почувствует себя достаточно уверенно, мы станем свидетелями множества неудачных попыток падших парней из преступного мира оказать давление на мистера Добродетель. На алтарь борьбы с преступностью будет брошено немало жертвенных козлов и цыплят. А тем временем... что ж, кто знает, чего сможет добиться синдикат, располагая действительно влиятельными друзьями в высшем эшелоне власти. Они и так контролируют значительно большую часть страны, чем хотелось бы верить нашим согражданам.

— И каким же образом, — поинтересовался я, — все это может быть связано с судами, тонущими вдоль атлантического побережья?

После минутной паузы Элеонора покачала головой.

— Не знаю. До сих пор я не улавливала здесь никакой связи. Пока не встретила вас.

— Неправда, — возразил покорный слуга. — Вам известно, что Хэрриет Робинсон упомянула всуе святое имя Лорки и была немедленно за это наказана. Это не могло быть простым совпадением. Получается, некая связь наличествует. Остается только найти ее. Элеонора заколебалась.

— Досье Лорки, которое вы принесли, все еще у меня в номере, — несколько неохотно проговорила она. — Думаю, стоит изучить его вместе. Может, удастся наткнуться на что-нибудь интересное.

Десять минут спустя мы вышли из кабины лифта на четвертом этаже, предварительно выписав чек за обед — обязанность Элеоноры, как начальника нашей репортерской команды, — и взяв мой ключ у портье, где его оставил Фред. Я ощущал, как девушка тихо идет рядом в своем нарядном белом платье, беззвучно ступая по ковру «лодочками» на высоком каблуке, и знал, что она тоже ощущает мое присутствие. От меня не ускользнуло плохо скрываемое нежелание устраивать совещание в своем номере в столь позднее время.

— Мэтт, — проговорила она.

— Выбрось из головы, Элли, — сказал я. — Ведь мы уже обсудили все эмоциональные стороны, помнишь? То же касается и физических. Нас связывает работа, работа и только работа.

— Не пытайся читать мысли, — холодно заметила девушка, — у тебя это не слишком хорошо получается. Я просто собиралась сказать, что ужасно устала. Разве досье не может подождать до утра?

— Конечно может, — согласился я. — Как скажете, начальница.

— Мэтт...

— Да, Элли. — Она смотрела прямо перед собой.

— Ты делаешь слишком поспешные выводы. Я отнюдь не застенчивая, пугливая девица, и в обычных обстоятельствах меня ничуть не смутила бы необходимость запоздно переговорить с мужчиной у себя в номере, а потом оставить его спать в соседней комнате. Я... я просто пытаюсь избежать положения, в котором оба мы будем чувствовать себя неловко. Трудно объяснить. Тем не менее, буду весьма признательна, если ты перестанешь напускать на себя вид самого опытного мужчины в мире, великодушно покровительствующего робкой маленькой девочке с ее глупыми комплексами. Буду чрезвычайно признательна!

Мы остановились перед дверью номера, ключ от которого я все еще сжимал в руке. Некоторое время покорный слуга молча смотрел на Элеонору. Она спокойно ответила на мой взгляд.

— Виноват, — проговорил я. — Мне... — И тотчас приметил то, что лежало на ковре у самых ее ног. Я привлек Элли к себе и почувствовал инстинктивное, испуганное сопротивление ее тела. — Тихо, тихо! — прошептал я ей прямо в ухо, несмотря на сопротивление прижимая ее к себе. — Слушай! Немедленно убирайся отсюда! Быстро! Позвонишь 23572 из будки в холле. Скажешь им где ты, и останешься там, пока за тобой не придут. 23572! Действуй.

Я отпустил ее, махнул рукой и увидел, как она после мгновенного колебания поворачивается и на цыпочках уходит. В надежде, что нашу короткую возню слышали за дверью, я заговорил громче.

— Эй, малышка! — хрипло окликнул я. — Эй, красотка! Ты чуть было не провела меня своим неприступным видом. Ну ладно, давай перенесем встречу внутрь, там мы сможем поподробнее все обсудить... Куда я подевал свой ключ?

Возможно, ваш покорный просто выставлял себя на посмешище, однако, если слушатели отсутствовали, то и беды особой не было. Я опять перевел взгляд на «сигнализатор», который Фред ранее прицепил на двери номера, лежащий неподалеку на полу. Конечно, не исключено, что ко мне просто заходила горничная, прибрать в номере, но в таком случае почему она оставила без внимания и заботы комнату Элли? Тамошний сигнализатор преспокойно висел на месте.

Я провозился с замком достаточно долго, чтобы заставить гостей понервничать, — ежели, конечно, упомянутые гости наличествовали. Затем с силой толкнул дверь, ударил ею стену и шагнул внутрь...

 

Глава 13

Вломившись в номер, я мельком успел заметить человека-приманку, который остановился на безопасном расстоянии, целясь из пистолета. Оставалось надеяться, что он не станет впопыхах спускать курок. Я резко развернулся налево и, действительно, обнаружил там его напарника с оружием наизготовку, однако стрелять он собирался в спину, когда я замру от неожиданности и превращусь в удобную неподвижную мишень. Парень так и не дождался звездного часа. Мы столкнулись лицом к лицу. Я воспользовался его секундной растерянностью, выбил оружие — это оказалось достаточно просто — и схватил за лацканы пестрой спортивной куртки. Причем успел заметить, что брюки на противнике не менее впечатляющей расцветки.

Теперь я оказался меж двумя огнями. Человек в центре комнаты мог спокойно выстрелить мне в спину, однако, разумеется, не стал этого делать. Любой мало-мальски подготовленный субъект никогда не станет поспешно стрелять туда, где находится его напарник. Первым делом новичка заставляют твердо уяснить допустимые секторы обстрела, зарубить себе на носу, что пальба в известных направлениях просто недопустима. Не исключалось, что человек у кровати мог все же решиться выстрелить — в надежде, что напарник находится в стороне от линии выстрела, или тело мое остановит пулю, однако в голове у него надрывался предупредительный сигнал — опасно, опасно, опасно! — а в итоге парень упустил решающее мгновение. Рывком за пеструю куртку я развернул второго олуха в нужную сторону, швырнул прямо на пистолет и услышал звук выстрела.

Тела закрывали оружие с двух сторон, грохот получился несколько приглушенным. Я увидел, как мужчина с пистолетом в ужасе отшатнулся назад, а коллега рухнул на колени, безуспешно пытаясь дотянуться до раны. Прежде чем стоящий мужчина пришел в себя, оружие его оказалось у меня. Я ударил ребром ладони по горлу, и парень развернулся на месте, хотя бил ваш покорный далеко не в полную силу. Тем не менее, супостат ухватился за горло обеими руками, судорожно хватая воздух.

— Дверь закрыть?

Я мгновенно развернулся, одновременно отступая в сторону так, чтобы держать в поле зрения и двух противников, и дверь. На пороге стояла Элеонора Брэнд. Мне показалось, что она несколько уменьшилась в росте. Оказывается, сняла туфли и сжимает одну из них в руке, полностью готовая к решительным действиям.

— Говорил же тебе... — прохрипел я.

— Прекрасно помню, что ты говорил, — спокойно заявила Элли. — Подожди минутку, возьму свою сумочку и вторую туфлю. — Она исчезла в коридоре, но вскорости вернулась и закрыла за собой дверь. — Все спокойно, — сообщила она все тем же тоном. — Это... — Она судорожно сглотнула и прочистила горло. — Превосходная работа. Что ты собираешься с ними делать?

— Перережу глотки и выброшу на помойку, — ответил я.

— Нет, — быстро возразила она. — Ты надо мной смеешься.

— Да, — подтвердил я, — потешаюсь.

— Если бы ты действительно хотел их убить, то воспользовался бы оружием.

— Не забывай, мы здесь, чтобы собрать материал для статьи, — заметил я, — отнюдь не наживать неприятностей с местной полицией. А огнестрельное оружие обладает свойством причинять владельцу уйму хлопот. Особенно за границей. До сих пор не способен уразуметь этого и смириться. Человека можно убить чем угодно, начиная от бейсбольной биты и заканчивая вязальной спицей, и все отнесутся к этому снисходительно. А стоит пристрелить — как подымается невообразимая буча. Почему ты вернулась? — В следующее мгновение я быстро покачал головой. — Оставим объяснения на потом. Сначала нужно избавиться от мусора. — Я повернулся к стоящему мужчине, тяжело прислонившемуся к кровати. Это был здоровенный парень в белых брюках и еще одной пестрой спортивной куртке. Ему все-таки удалось втянуть в себя достаточно воздуха, чтобы выжить.

— Слушай, — заговорил я. — Понятия не имею, кто тебя послал, но если тебе случайно доведется встретить парня по фамилии Лорка, он же Сапио, передай ему кое-что от меня. Скажи, что я советую вспомнить залив в Нижней Калифорнии и то, что я сказал, прежде чем уложил спать его и четырех подручных. Жалкие были личности, совершенно безобидные, вроде вас, ребята. А теперь забирай приятеля и уматывай отсюда, да смотри, не попадайся мне больше на глаза. Ибо в следующий раз могу рассердиться, и это кончится весьма плачевно.

Я кивнул Элеоноре, которая приоткрыла дверь, осторожно выглянула наружу и кивнула в ответ. Потом отошла в сторону, пропуская наших гостей, закрыла дверь и заперла ее на замок.

— Думаешь... думаешь он выживет? — спросила она. — Я имею в виду раненого. Я пожал плечами:

— Как уже говорилось, Элли, мир делится на друзей и врагов. Вражеские неприятности совершенно безразличны мне. Главное, что парень успел убраться отсюда.

— Такая горилла, а руки трясутся, — заметила она. — У тебя нет, случаем, чего-нибудь выпить? — Тут взгляд ее упал на столик, она откупорила бутылку и попыталась налить, но часть жидкости попала мимо. — Господи! Похоже, это заразно. — Какое-то время она стояла молча, опираясь о стол. Потом заговорила, не поворачивая головы. — Что ты велел Лорке-Сапио той ночью в Нижней? Почему этот человек не стрелял? Тот, что стоял у кровати? — Когда я объяснил, почему, Элеонора сказала: — И ты ставишь свою жизнь в зависимость от столь сомнительных предположений? Ненормальный и все! Так что случилось с той голливудской блондинкой?

— На самом деле она не имела никакого отношения к Голливуду, — ответил я. — Это была очень серьезная девушка. Даже слишком серьезная. Вбила себе в голову, что я должен преобразиться, распрощаться с жизнью, полной насилия и жесткости. С чем я так и не смог согласиться. Больше мы не виделись. Что тебя подтолкнуло написать статью или серию статей о нас, Элли? — Она отвела взгляд в сторону.

— Этого я сказать не могу. Профессиональный секрет.

— Ладно, — согласился я. — Не возражаешь, если я позвоню? Можешь слушать. Собственно говоря, я даже советую тебе послушать.

— С какой стати возражать? Просто прихвачу с собой бутылку в это кресло, и болтай сколько угодно, я о себе позабочусь. Кстати, не надо переносить меня в кровать. Я прекрасно высплюсь и в кресле.

Я сел на кровать, подтянул к себе телефон и набрал вашингтонский номер. Спустя какое-то время, меня соединили с Маком, ему всегда нетрудно дозвониться, даже посреди ночи. Вскоре в трубке раздался его голос.

— Это Эрик, — сказал я. — Сэр, думаю, нам следует срочно кое-что предпринять. Боюсь, я допустил некоторую оплошность, мне следовало догадаться об этом раньше.

— Догадаться о чем, Эрик?

— Вам известно, где находится Роберта Принс?

— Не могу припомнить, кто это... ох! Да, конечно!

— Пять футов десять дюймов, стройная, серебристые волосы, голубые глаза. Последний раз ее видели в Мексике, причем направлялась она на север, в сторону США. Во всяком случае, я ее видел последний раз именно там. Как и в случае с Хэрриет Робинсон, мы стерли из прошлого мисс Принс некоторые сомнительные детали в обмен на оказанные нам услуги. Это было несколько лет назад. У вас есть более свежая информация?

— Проверю...

— Подождите, сэр. Пока будете проверять, пожалуйста свяжитесь с Мартой и узнайте имя ее соседа из дома напротив. Пускай сообщит, где его можно найти сейчас.

— Человека, который убил Амоса? Это я могу сказать тебе сразу. По крайней мере, кое-что. Его фамилия Эллиот, Роджер Эллиот. Отпущен под залог в ожидании суда. Думаю, скорее всего, ты сможешь найти его дома.

— Под залог? — удивился я. — За убийство? Должно быть, у него хороший адвокат.

— Так оно и есть. Но я не могу подсказать тебе номер его телефона.

— Ничего. Он живет в Каса Глориэта, по Навахо-Драйв, правильно? Я узнаю в справочной. Перезвоню вам позже.

— Мистер Эллиот?

— Да?

— Мы с вами, можно сказать, встречались некоторое время назад.

Последовала короткая пауза.

— Да, ваш голос показался мне несколько знакомым. Что вам нужно?

— Ответ на вопрос. Что толкнуло вас на это?

— Что вы имеете в виду? — Однако вопрос прозвучал слишком нарочито-вызывающе.

— Вы, что называется, застали их на месте преступления? Или жена сама призналась в неверности и заявила, что встретила лучшего человека? Что побудило вас выйти на тропу войны с заряженным дробовиком?

Он еще немного помолчал и сказал:

— Вряд ли мне хочется отвечать.

— Думаю, все произошло совершенно иначе, — продолжал я. — Думаю, вы получили анонимное письмо или вам позвонили по телефону.

Вновь тишина, после чего опять послышался его голос.

— Зачем спрашивать, если вы и так знаете? — Я промолчал, и он уже более спокойно продолжал: — Я не знал. Не догадывался. И поначалу не хотел в это верить. Казалось, все складывается так хорошо. А потом, когда стало совершенно очевидным... Я был просто потрясен.

— Письмо или звонок? — спросил я.

— Звонок.

— Вы можете что-нибудь сказать о звонившем вам человеке?

— Только то, что это была женщина. Я чуть не свистнул.

— Уверены?

— Конечно, уверен. Голос был глубокий и хрипловатый — кажется, это называется контральто — но совершенно определенно принадлежал женщине.

— Спасибо, — сказал я. — Конечно, это меня не касается, но как ваши дела?

— Она... в одном месте. Разрешает навещать. Странно, ведь она так ненавидела меня, пока полиция... А теперь, кажется, ей не слишком хочется, чтобы меня осудили. Посмотрим, что из этого выйдет.

— Что ж, желаю удачи, — сказал я.

— Вы и в прошлый раз пожелали мне удачи, — заметил он. — Буду стараться.

— Неважные дела, — сказал Мак.

— Ничего другого я и не ожидал, — отозвался я. Потом вспомнил о недавних событиях и у меня запершило в горле. — Мертва?

— Четыре года назад вышла замуж, — сказал Мак. — За парня, с которым познакомилась в Голливуде. У них родился сын. Недавно они вышли на яхте в море из Марина-дель-Рей; у них там была небольшая яхта. На яхту налетел катер. Мужу удалось спастись. Он утверждает, что катер развернулся и направился на них еще раз — женщину просто изрубило винтами — но ему не особенно поверили: самого сильно ударило по голове. Ребенка так и не нашли.

Мне однажды довелось видеть, во что могут превратить человеческое тело лопасти гребного винта — зрелище было не из приятных. Я с сожалением подумал о красивой, умной и довольно смелой молодой женщине, которая мечтала о покое и мире и почти добилась своего, когда прошлое, в котором и я сыграл свою роль, настигло ее. Тем временем Мак продолжал говорить.

— Что вы сказали, сэр? — переспросил я.

— Как ты догадался?

— Простая логика, — ответил я. — Достаточно представить происходящее в качестве единого продуманного целого, а не ряда не связанных друг с другом событий. Я только что разговаривал с Эллиотом, человеком, который убил Боба Дивайна. Его подтолкнул на это анонимный телефонный звонок. А Хэрриет Робинсон покончила с собой, получив анонимное письмо. У меня же только что побывала парочка пожелавших остаться неизвестными гостей с пистолетами. А некая молодая журналистка готовит о нас серию разоблачительных статей и не желает признаться, кто ей подбросил эту идею. Кажется, мы кому-то ужасно насолили. И этот человек делает все возможное, чтобы спутать карты, а то и уничтожить членов нашей организации, начиная с натравливания ревнивого мужа на нашего бывшего агента — женатого, кстати, на вашей дочери — и заканчивая молодой ненасытной журналисткой, которую он пустил по нашему следу. — Я подмигнул Элеоноре, которая продолжала сидеть с невозмутимым лицом опытного игрока в покер. И продолжал: — Слишком много совпадений, сэр. Мне следовало заметить это раньше. Мы явно имеем дело с целенаправленной кампанией, а не с простой цепью неприятных случайностей.

Ответом была сдержанная реплика Мака, которого отделяло от меня не меньше тысячи миль:

— Смотри, как бы тебе не стать жертвой паранойи, Эрик, у нас это профессиональная болезнь. К тому же Роберта Принс, в последнее время — Роберта Хендриксон, не принадлежала к числу наших агентов.

— Нет, но участвовала в одной из наших операций в Мексике, а в свое время я специально предупреждал некоего человека, чтобы он держался от нее подальше. Этот тип собирался расправиться с ней не только потому, что считал, будто Роберта предала его, помогая мне, но и чтобы продемонстрировать, как именно относится он к моим предупреждениям. В некотором роде я даже подставил ее, разговаривая с ним подобным образом.

— Ясно, — тихо проговорил Мак. Мгновение он молчал. — Теперь он именует себя Лоркой, не так ли? Не могу сказать, что испытываю особое желание связываться с этим человеком. В последнее время он сделался довольно значительной фигурой.

— Нет выбора, сэр, — заверил я. — У нас нет выбора. Он явно ведет целенаправленную атаку, нечто вроде мести.

— Отлично. Делай что сочтешь нужным.

— О неверности жены Роджеру Эллиоту сообщила женщина с голосом контральто, — сказал я.

— Весьма интересно, — заметил Мак. — Мужу Роберты Хендриксон показалось, что катером управляла черноволосая женщина, но он не совсем в этом уверен, потому что в последнее время длина волос еще не свидетельствует о половой принадлежности. Я проверю возможные варианты, Эрик.

— Да, сэр.

— Действуй осмотрительно. Благодаря недавней статье мисс Брэнд об Амосе, мы сегодня не в лучшем стратегическом положении.

— Осмотрительно, — повторил я. — Да, сэр. Осмотрительно.

Я положил трубку и какое-то время сидел молча. Элеонора Брэнд прикурила от окурка новую сигарету и помахала рукой, разгоняя в стороны дым.

— Вот значит, как выносят смертные приговоры, — сказала она. — Осмотрительно.

 

Глава 14

По ее словам, она написала о Лорке предвыборную статью во время недавней кампании.

— Я воспользовалась несколькими источниками. Конечно, не всем можно было доверять в равной степени. С одной стороны парни из его пресс-службы пытались представить хозяина в самых розовых тонах, с другой — пресс-службы других кандидатов плюс естественные враги делали все, чтобы смешать с грязью. Приходилось весьма осторожно взвешивать информацию, это составная, возможно, самая важная часть нашей работы. Даже сомнительный источник зачастую преподносит тебе долю правды, либо подсказывает, где найти сведения, которые в противном случае остались бы незамеченными. А иногда по мере расследования открываются новые возможности, которые подсказывают темы для новых статей... Сам знаешь. Сам крутился в этой среде, пусть даже с фотоаппаратом, а не с блокнотом и магнитофоном. — Она бросила на меня быстрый, почти смущенный взгляд. — Странное дело. Когда я писала о тебе, то и представить не могла, что нам когда-нибудь доведется вот так по-дружески сидеть и выпивать... Ох, прости! Совсем забыла, ни о какой дружбе не может быть и речи. У нас исключительно деловые отношения, правильно? Так на чем я остановилась?

— На достоверности источников, — сказал я. Элеонора раздавила сигарету в гостиничной пепельнице.

— Да. Так вот, однажды человек, который помог мне раздобыть кое-какие материалы о Лорке, сказал, что у него есть определенная информация. Не имеет никакого отношения к предвыборной статье, над которой я работаю, но, возможно, пригодится в дальнейшем. Он искал, кому бы об этом рассказать и пришел к выводу, что мне можно довериться на случай, если ему понадобится защита. Собственно, только этого он и хотел — защиты. Он раздобыл этот материал и испугался, что если определенным людям станет об этом известно, его жизни будет угрожать страшная опасность. Старательно разрекламировал этот материал...

— Полагаю, под зловещими личностями он подразумевал нас, — заметил я. Элеонора кивнула.

— Он утверждал, будто прежде работал на правительство и был уволен под начисто вымышленным предлогом. На самом же деле чист как стеклышко, но разделил судьбу всех, кому приходилось сталкиваться с тем, с чем столкнулся он, и что с тех пор тяжким грузом лежит на его совести: информация об ужасной секретной правительственной организации, которую нужно вывести на чистую воду ради блага всей страны. Он располагал неплохими материалами и подсказал, в каком направлении работать дальше. Когда он упомянул, что у начальника этой страшной службы есть дочь по имени Марта, вышедшая замуж за бывшего агента по фамилии Дивайн, я открыла для себя еще один источник информации. И покончив со статьей о Лорке, принялась разрабатывать эту тему. — Она вызывающе посмотрела на меня: — Пожалуйста, мистер Хелм, не надо рассуждений о низких методах, посредством коих я добываю информацию. Ты ведь использовал в своих целях ту голливудскую блондинку, несмотря на то, что спал с ней? А в конце концов, она умерла по твоей милости. Не думаю, что после этого ты вправе кого-то упрекать.

— Я не проронил ни слова, — мягко заметил покорный слуга. — А тебе не приходило в голову, что у перепуганного «источника» могли быть скрытые причины науськать на нас печать? У него, или у кого-то другого? Элеонора рассмеялась.

— Не будь наивным, малыш, — сказала она. — Конечно, я об этом подумала. Такие люди всегда заявляют, что руководствуются самыми высокими, чистыми и патриотическими побуждениями, а на поверку выходит, что они просто стремятся расквитаться с кем-то, кто им насолил. Ну и что? Не все ли равно, каким образом попала ко мне эта информация? Я проверила ее, и оказалась, что все на самом деле обстоит именно так. Возможно, парень хотел отомстить уволившему его правительству, или какой-то отдельной службе. Главное, информация была стоящей, а все остальное не имело для меня ни малейшего значения. Теперь выясняется, что, по всей вероятности, кто-то использовал его, а заодно и меня, чтобы разделаться с вами, но мне и на это наплевать. Докажи, что мне подсунули хоть толику лжи, и я тут же упаду перед тобой на колени. Но я все проверяла весьма тщательно, и не думаю, что тебе это удастся. И до тех пор, пока пишу только правду, я, как говорится, чихать на тебя хотела. Если не хочешь, чтобы живописали твои дела, не совершай дел, стоящих того, чтобы живописали.

Мне показалось, что она несколько переусердствовала в своем возмущении, хотя по правде говоря, все журналисты немного помешаны на свободе слова.

— Сбавь обороты, дорогая, — проговорил я. — Никто не собирается тебя обижать, так что тебе вовсе ни к чему рычать и лаять на меня.

Мгновение спустя она глубоко вздохнула и улыбнулась.

— Давненько никто столь деликатно не называл меня сукой, — заметила она.

— А Хэрриет Робинсон, как ты вышла на нее? — спросил я.

Элеонора пожала плечами.

— Этот источник здесь ни при чем. Ее имя всплыло, когда я собирала материал о тебе и твоих захватывающих похождениях, и я поехала порасспросить ее. Она явно не горела желанием помогать мне в том, что касается тебя. Послушать, так она и имя твое почти забыла. В то время как раз появились первые сообщения о затонувших кораблях, и мы вскользь коснулись их в разговоре. Эта женщина превосходно знала свое дело, была просто кладезем сведений по мореходству. Позже, когда я покончила с тобой и твоими коллегами и решила заняться этой историей, то вспомнила о всеведущем капитане Робинсон, однако во время второй встречи она вообще не пожелала со мной разговаривать. Тогда я решила, что дело в личных отношениях, знаешь, мы не особенно пришлись друг другу по душе, но по всей видимости, это далеко не все.

— Да, похоже, к тому времени она уже оказалась замешанной в какую-то историю и потому предпочитала держать язык за зубами. И знаешь что? Мне с трудом верится, что в то самое время, когда ты расспрашивала Хэрриет обо мне, с аккуратной подачи Лорки, она совершенно случайно натолкнулась на некое другое проявление таинственной деятельности мистера Лорки. — Я задумчиво нахмурился. — Наверное, ты вела себя не слишком осторожно, занимаясь этой женщиной.

— Осторожно? Что ты имеешь в виду?

— Ты принимала какие-либо меры предосторожности, чтобы избежать слежки? Любой, кого это интересует, мог проведать, что твои копания в моем темном прошлом увели к некой владелице чартерного катера во Флорида-Киз.

На что Элеонора заметила несколько оправдывающимся тоном:

— Секретный агент здесь вы, мистер. Я всего лишь невинный журналист и не привыкла оглядываться через плечо, убеждаясь, что за мной нет хвоста. — Немного помолчав, она спросила: — Ты думаешь, за мной и вправду следили? Именно я привела их к ней? — Я кивнул.

— Боюсь, что да. Ты обратила на нее их внимание, а потом нагрянул я. Между нами... — покорный слуга пожал плечами: — Кто станет искать себе врагов, имея таких друзей как мы? Только не Хэтти Робинсон.

— Это всего лишь догадки.

— Не совсем. Судя по всему, ведется планомерная кампания по выявлению наших слабых мест и использованию их в собственных целях. Раз уж они достаточно внимательно наблюдали за Бобом Дивайном, чтобы знать, что он гуляет на стороне, и это можно использовать, чтобы доставить нам неприятности, если они поделились своей новостью с мужем этой женщины, почему бы им не приглядывать за Хэрриет на случай, если она сможет принести какую-нибудь пользу, раз уж они взяли ее на заметку? Только мне почему-то сдается, что в данном случае их методы в некотором роде обернулись против них.

— Каким образом? — Я пояснил:

— Хэрриет далеко не похожа на тебя, молодую журналистку, совесть которой ничто не тяготит. За спиной у нее осталось прошлое, которое могло настигнуть ее в любую минуту, и она всегда пребывала начеку. К тому же она была опытным моряком и узнала бы сухопутную крысу на расстоянии десяти миль в туманный день, далее если этот человек облачится в ветровку, темные очки и ослепительно белые штаны. Она бы очень скоро обнаружила, что за ней увязались какие-то городские субъекты, пытающиеся строить из себя моряков. Какое-то время она сносила их присутствие, но особым терпением эта женщина не отличалась, и в конце концов они ее порядком разозлили. Если вы полицейские, то доставайте наручники, и хватит ломать комедию. Если нет, тогда какого черта вам надо? В общем, они ее порядком достали, и Хэтти решила в свой черед выяснить, с кем имеет дело. А сделать это она могла. Хэрриет действовала на своей территории, а эти люди — нет. Мне кажется, они не проявили должной осторожности и навели ее на кого-то или что-то, чего не следовало видеть. Это вынудило их связаться с боссом и покаяться в своих грехах, потому что утаить проступки было еще страшнее. К тому времени Лорка успел собрать достаточно информации о прошлом Хэрриет, и угрозами заставил ее молчать.

— И все-таки мы понятия не имеем, что или кого она могла видеть, — заметила Элеонора. — Вряд ли она наткнулась на самого Джорджа Уинфилда Лорку, собственноручно обстреливающего торпедами мирный танкер или сухогруз.

— У меня складывается впечатление, что он осуществляет две отдельные операции. Одна преследует цель отомстить: для него мы, и в первую очередь я, виновники того, что произошло с ним в Нижней Калифорнии и теперь, когда он превратился в могучего и неуязвимого сенатора Лорку, настало время втайне расплатиться за дырку в голове. Это достаточно очевидно, но вот касаемо истории с пиратством... Ясно, что это никак не может быть направлено против меня или нас. Мы никак не связаны с морскими перевозками. И все-таки, между этими двумя направлениями деятельности Лорки должна существовать какая-то связь, поскольку Хэрриет удалось ее обнаружить. Теперь это должны сделать мы. Или я.

— Мы, — сказала Элеонора. И вопросительно посмотрела на меня. — Кстати, до сих пор не могу понять, почему ты так на этом настаиваешь. Уж если руководствоваться законом, то у тебя есть все основания отправить Лорку за решетку по обвинению в убийстве. Он уже ответственен за гибель по меньшей мере трех человек...

— Докажи! Хэрриет покончила с собой. Боба Дивайна застрелил ревнивый муж. Бобби Принс умерла в результате несчастного случая на море, во всяком разе никто до сих пор не доказал противного и вряд ли кому-либо это удастся. Вдобавок, наш девиз осмотрительность, помнишь?

Элеонора нахмурилась.

— Не понимаю.

— Популярный новый сенатор вступает в конфликт со значительно менее популярной старой правительственной службой: кто окажется на высоте? Да еще после твоих статей, разоблачающих нашу подлость и коварство? У нас нет ни малейшего шанса хоть чем-то отплатить за плохое отношение. Дело выльется в простое соревнование в популярности, и нам, скорее всего, не победить.

Я пристально посмотрел на нее. День выдался тяжелый, но она ничем не выдавала своей усталости. О количестве выпитого свидетельствовало лишь то, что Элли стала несколько мягче и привлекательнее, чем во время нашей утренней встречи. Хотя, не исключено, что это свидетельствовало о том, сколько выпил я.

— Если не возражаешь, — осторожно проговорил я, — я бы предпочел оставить смежную дверь открытой.

— Если это не помешает тебе, не помешает и мне, — холодно ответствовала она. — Спокойной ночи, Мэтт.

— Спокойной ночи, Элли.

Странная, противоречивая девочка — у меня до сих пор не выходила из памяти ее паническая реакция на мое прикосновение, когда я схватил ее у двери. Но теперь она полностью владела собой.

Сплю я очень хорошо, и потому открытая дверь вряд ли могла помешать...

 

Глава 15

Я быстро скатился с кровати в сторону, противоположную двери между комнатами, сжимая в руке оружие. Я еще не знал, что меня разбудило, но человек, который в подобных обстоятельствах дожидается объяснений, рискует умереть раньше, чем дождется. Пока я настороженно сидел на корточках, укрывшись за кроватью, звук повторился: судорожные всхлипывания женщины, вызванные нестерпимой болью и страхом. В пижаме и босиком, с оружием наготове, я тихо приблизился к двери.

— Нет, не надо! — донесся до меня ее стон. — Вы не посмеете, не посмеете... будь вы прокляты... я убью вас за... ох. Господи, Господи, нет... А-х-х!

Теперь я наконец понял, с чем имею дело. Мягко толкнул полуоткрытую дверь и вошел внутрь. В комнате, конечно, никого не оказалось, никого, кроме девушки, лежащей в большой кровати. Она отбросила в сторону покрывало и лежала на спине, широко раскинув руки, как будто распятая на белой простыне, беззащитная и беспомощная. Тело ее более-менее закрывала сбившаяся ночная рубашка, цвет и фасон которой невозможно было разобрать в падающем из окна тусклом свете. Несмотря на отсутствие рукавов, рубашка выглядела значительно более закрытой, чем следовало бы, и окутывала девушку подобно савану.

Дышала Элеонора Брэнд громко и тяжело, каждый раз втягивая воздух с такой силой, как будто его вот-вот начнут выдавать по карточкам. Глаза ее были закрыты.

— Я убью их, — прошептала она. — Я убью их, убью их, убью, убью, убью их... Господи, почему они выбрали...

Внезапно глаза Элли открылись и она порывисто села, глядя на меня. Волосы у нее беспорядочно растрепались, она механически потянулась рукой, чтобы смахнуть с лица влажные полосы. Затем глубоко вздохнула, зажгла стоящую рядом с кроватью лампу и опять посмотрела на меня.

— Не стреляйте, мистер, — совершенно спокойно проговорила она. — Кошмар. С каждым случается. Иди спать. И прости за беспокойство.

— Как это случилось? — спросил я. Она не стала делать вид, что не понимает, о чем речь. Просто покачала головой.

— Не хочу говорить. Тут не о чем говорить. Проклятие, это совершенно естественный профессиональный риск для молодой женщины, которая сует свой нос куда не следует.

— Как скажешь, — согласился я. — Ты не обращалась к психоаналитику?

— Мне не нужен психоаналитик. Я и так в полном порядке. Просто иногда повторяются эти сны, но я умею с ними бороться. Иди спать. — Мгновение спустя, когда я не пошевелился, она сказала: — Ладно, раз уж тебе нужно все знать, дай мне сигарету. Они там, на столике. Я и подумать не могла, что со мной может такое случиться.

Я протянул ей сигареты, но пальцы Элли слушались плохо, так что мне пришлось достать сигарету самому, вставить девушке в губы и зажечь. Я положил пачку на ближайший столик, пододвинул ей пепельницу и присел на край кровати.

— Все так считают, — заметил я.

— Не надо банальностей. Посмотри на меня.

— Я смотрю.

— Ну и что же ты видишь? — В голосе ее прозвучало нетерпение. — Лицо типичной обезьяны из городского зоопарка, правда? У меня нелепое, костлявое, коротконогое тело с плоской, почти отсутствующей грудью. Щиколотки еще на что-то годятся, но кого сегодня волнуют женские щиколотки? — Она помолчала, предоставляя мне возможность выразить свое отношение к услышанному, которое в действительности ее совершенно не интересовало. Когда человек поглощен самоуничижительными излияниями, ему лучше не мешать. И продолжала: — Любители изнасилований без труда подыщут себе одну из милашек, которых полно вокруг. Что им до маленькой нелепой обезьянки с записной книжкой? По крайней мере, я так считала, да и невозможно заниматься моим ремеслом, когда боишься всех и вся. Потом пришлось вставлять два зуба, а на лице, там, где здоровяк ударил по губам, до сих пор остался шрам.

— Его почти не видно, — сказал я.

— Как и всего остального, — мягко проговорила она, — но они изуродовали меня, будь они прокляты, они безнадежно изуродовали меня, хоть этого и не видно. Они изуродовали все. С тех пор и мир, и сама я навсегда стали другими.

— Физически?

— Нет, физически у меня все на месте. Я потом проверялась и сдавала кое-какие анализы, чтобы убедиться, что они... что после них не осталось никаких биологических или патологических последствий, понимаешь? И все-таки что-то во мне сломалось. Теперь я веду себя как старая дева в лучших викторианских традициях. Не то, чтобы я раньше была зажигательной женщиной — с моей-то внешностью! — но, во всяком случае, я вполне нормально реагировала на предложение или упоминания об этом. Теперь я не могу разговаривать на эту тему. Не выношу, когда ко мне прикасаются. Да ты и сам заметил. Я же видела, что заметил.

— И все-таки, ты в полном порядке, и психоаналитик тебе ни к чему, — сухо заметил я.

— Чем он сможет мне помочь? — воскликнула она. — Ушедшего не вернуть, того, что случилось не изменить. Когда я вышла, они поджидали у машины. Место напоминало заброшенную пещеру в заброшенной части города, но внутри меня никто не трогал, а человек, к которому я приходила, вел себя очень вежливо и даже предложил пива. Наверное, они видели, как я заходила внутрь, и то ли им совсем уж приспичило, то ли дело было в чем-то другом. Они набросились на меня, когда я направлялась к машине, здоровяк и второй — поменьше — отвратительные типы. Я попыталась бежать, но они догнали и потащили за угол дома. Там было темное пустое место, и там они сделали это со мной, избивая, когда я пыталась сопротивляться. — Она судорожно вздохнула. — Знаешь, это непередаваемое унижение, ничего унизительнее и представить нельзя. У тебя не остается ничего. Когда они закончили, я почувствовала, что у меня не осталось ни капли человеческого достоинства, не говоря уже о достоинстве женском...

— Потом я долго рыдала в грязи среди консервных банок, травы и пивных бутылок. На мне не осталось ничего, кроме рваных чулок на щиколотках и перепачканного свитера на шее, который им так и не удалось с меня сорвать. Болело все тело, я боялась пошевелиться и почувствовать, как сильно меня избили. Потом пришел страх, что кто-то явится и увидит меня здесь, в таком виде. Это было как в дурном сне: совершенно голая посреди города, а всего в полуквартале от меня мелькают фары машин.

Она смотрела на меня сухими неподвижными глазами. Я протянул руку, взял из ее пальцев забытую сигарету и раздавил в пепельнице. Элеонора слабо покачала головой, как будто отвечая на вопрос, который слышала только она. Потом еще раз протяжно, порывисто вздохнула и облизала губы.

— Ладно, — прошептала она. — Похоже, я немного оправилась, раз могу об этом рассказывать. Ладно...

— Элли...

— Вот еще что, — заговорила она. Лицо ее внезапно стало жестким и упрямым. — Прежде чем начнешь жалеть несчастную маленькую девочку, которую обидели два ужасных здоровяка, я, пожалуй, добавлю, что впоследствии расквиталась с ними. — Я удивленно посмотрел на нее, и она добавила: — Такие вещи нельзя оставлять безнаказанными.

— Расскажи, — сказал я.

— Я же тебе сказала! — В голосе ее прозвучало нетерпение. — Я с ними расквиталась. Их держали, пока я проделала это ножом, который купила в скобяной лавке. Знаешь, такой маленький обоюдоострый нож, которым пользуются на скотоводческих фермах. Я прочитала об этом в книге о скотоводстве и разведении лошадей, которую нашла в библиотеке, здесь, в Майами, ну, и. Меня потом рвало в кустах, но не могла же просить кого-то сделать это за меня. — Она пристально посмотрела на меня. — А теперь выкладывай соболезнования.

Странно, что рассказывая об этом, она казалась такой маленькой и беззащитной в большой кровати. Я не ожидал услышать ничего подобного, не был готов к такой истории, но все-таки ухитрился выдавить из себя улыбку, дабы не выходить из образа несравненного секретного агента с железными нервами.

— Ужаснуться прикажете? — Элеонора пожала плечами.

— Я решила, что все-таки не стоит их убивать, — небрежно заметила она. — Провести за решеткой остаток жизни? Хотя почему человек вообще должен садиться в тюрьму или даже представать перед судом за то, что... По-моему, это следовало бы отнести в разряд службы на благо общества. Вернувшись домой, в Чикаго, я рассказала то же, что говорила в Майами: я попала в аварию и ударилась о ветровое стекло. Я рассчитала, что ограничившись сделанным и не убивая выродков, смогу избежать неприятностей с полицией, поскольку и ребятки хвастать не станут. И оказалась права — все прошло тихо. Теперь я могу о них забыть. О них может забыть мой разум. Но глупое тело не желает о них забывать.

— Кто тебе помог? — спросил я.

— Один достаточно злобный борец-тяжеловес из Майами-Бич, которому я некогда оказала услугу. Во всяком случае, он так считает. Просто я кое-что узнала, а публиковать не стала. На самом деле это никак не согласовалось с темой, над которой я работала, но позже он дал мне знать, что считает себя моим должником. Поэтому, как только я решила, что и как следует сделать, как только смогла ходить, а не ковылять, как дряхлая старушка — плевать, что выглядела я далеко не лучшим образом, на восстановление моей внешности, включая дантиста и все прочее, впоследствии ушло несколько месяцев — я позвонила ему и сказала, что мне нужны трое крепких ребят. Он дал их мне, мы отыскали мерзавцев, я расквиталась с ними, а он уплатил свой долг, ежели таковой вообще существовал. Наверное, теперь ты считаешь меня ужасной женщиной, — совершенно спокойно добавила она, не сводя с меня взгляда.

— Ужасной, — подтвердил я. — И еще уродливой. Не забудь про уродство.

В глазах у нее вспыхнул гнев.

— Черт бы тебя побрал, сама не знаю, с какой стати мне вдруг вздумалось исповедоваться посреди ночи такому бесчувственному чурбану! — Она бросила на меня испепеляющий взгляд. — И не думай, будто я нуждаюсь в твоих гарантированных методах лечения травматической фригидности, проклятый ублюдок! — Я улыбнулся.

— Ты все высказала? Полегчало?

— Станешь уверять, что ты не об этом думал, сидя здесь, на моей кровати?

— Ну конечно, — согласился я. — О чем еще может думать мужчина, сидя на кровати у женщины в два часа утра? Но теперь советую немного поспать.

— Я считала тебя проходимцем, — сказала она. В глазах вспыхнул озорной огонек. — Человеком, который не упускает ни одной юбки. А ты, наверно, импотент.

— Ты не готова играть в эту игру, Элли, — заметил я. — И слишком плохо знаешь меня.

— Какую игру?

— Ты не против попробовать и посмотреть, что у нас с тобой получится, но в то же время боишься неудачи и потому не решаешься. Вот и решила вывести меня из себя, чтобы я на тебя набросился и решил все за тебя. Примерно так же выталкивают из самолета парашютиста, который боится прыгать сам.

Последовала короткая пауза. Я увидел, как ее грудь резко вздымается под украшенной цветами ночной рубашкой.

— Мгновенный и высоко просвещенный диагноз? — пробормотала она, однако злость уже успела улетучиться из ее голоса. — Прости. Наверное, я веду себя ужасно глупо. Ты не представляешь, как мерзко чувствовать себя... инвалидом. Мне казалось, что если найти человека, которому можно доверять... Но ведь у меня нет никаких причин доверять тебе, правда?

— Ни единой, — сказал я. — Я самый непорядочный человек на свете. А Уоррену ты доверяла?

Она захлебнулась воздухом.

Я не оглядываясь направился к двери. Свет за спиной погас. Вернувшись к себе покорный слуга какое-то время стоял, вглядываясь в темноту за окном. И без того запутанное задание и запутанные взаимоотношения еще более осложнялись. Внезапно помимо моей воли перед глазами у меня возникло бледное изувеченное лицо беззубой девушки, с окровавленным ножом в руке склонившейся над прижатым к земле мужчиной. Кошмар какой-то. Но с другой стороны, намного ли приятнее заботиться о безопасности нежной мягкосердечной особы, которая назовет меня чудовищем за то, что я обидел несчастных ребят, поджидавших с пистолетами в руках. Спасибо, такой опыт у меня уже был и в критический момент я предпочитаю иметь дело с Элеонорой Брэнд, с ее всеусердным отношением к работе, с ее ужасной ненавистью к собственной персоне, ее неукротимой мстительностью и туфельками, которыми она готова воспользоваться в любую минуту.

Меня разбудил телефонный звонок. Я посмотрел на часы. Они показывали почти семь утра.

— Номер 743, — произнес женский голос, который накануне сообщил мне о задании первоочередной срочности.

— Докладывайте.

— Он прибывает сюда и просит, чтобы вы не опаздывали.

— Я никогда не опаздываю, — ответил я. — Когда назначено?

— Мне было поручено разбудить вас ровно за час.

— Отлично. Где Фред?

— Сейчас занят. Встречает специальный рейс в аэропорту, после чего выполнит несколько поручений. Вы тем временем продолжаете прикрывать объект самостоятельно. Поручено передать, чтобы вы были чрезвычайно осторожны.

— Сообщение принято.

— У нас есть час, чтобы одеться и поесть, — сообщил я. — В Нассау прибывает большое начальство. Предстоят великие дела.

— Прости за прошлую ночь, — сказала Элеонора.

— De nada, как говорим мы, знатоки испанского. — Элли поморщилась.

— Все разболтала, да? Господи, я рассказала тебе о том, о чем не собиралась рассказывать никому. И самое смешное, что я ненавижу людей, которые причитают и жалуются на судьбу. Подумаешь, пара мерзавцев избила и изнасиловала меня на пустыре. Пожалуйста, забудь весь этот дурацкий спектакль.

— Тебе полегчало? Она бросила на меня удивленный взгляд.

— Что ж, весь остаток ночи я проспала как невинное дитя, так что можно сказать — полегчало. Спасибо. — Она немного помолчала:

— Мэтт?

— Да?

— Ночью... зачем ты это сказал?

— Девушка с такой физиономией явно нуждается в утешении.

Гнев вспыхнул в ее глазах, и она уже открыла рот, чтобы осадить меня, но вместо этого одарила своей неповторимой широкой и обаятельной улыбкой.

— Ах ты, мерзавец. Все продумал заранее, да? Достаточно вывести девушку из себя и можно делать с ней все, что заблагорассудится. Ладно, пока ты побреешься, я буду готова.

 

Глава 16

Она вновь облачилась в свой аккуратный костюмчик из шамбре в сочетании с той же, а может и другой, белой блузкой. Когда мы выходили из-за стола после завтрака, я обратил внимание, что лодыжки у нее и правда достаточно привлекательные. И вновь заставил себя выбросить подобные мысли из головы. Тут открывались широкие перспективы для любителей реабилитационных проектов — слишком много хорошего материала, чтобы позволить ей вечно считать себя безобразной и ни на что не пригодной. Однако психологическая реабилитация юных особ не входит в сферу моих профессиональных обязанностей. К тому же не так просто позабыть, как эта девушка расправилась со своими обидчиками. Хотя с другой стороны человеку моей профессии не пристало проявлять излишнюю чувствительность в подобных вещах.

Мы остановились в ожидании лифта, и она бросила на меня почти застенчивый взгляд.

— Ты всегда ведешь себя с женщинами подобным образом, или у тебя отдельные представления о терапии?

— Когда обстоятельства требуют, я становлюсь самым вежливым человеком в мире.

— Вот только не можешь припомнить, когда это было в последний раз. — Она еще раз одарила меня широкой улыбкой, которая исчезла так же внезапно, как и появилась. — Кстати, касаемо обстоятельств. Они и в самом деле требуют моего присутствия на встрече с этим твоим высокопоставленным начальством? — Я пожал плечами.

— Этого требую я. Не забывай, что мне поручено тебя защищать. К тому же, ведено проявлять повышенную осторожность, а поскольку мы и без того всегда осторожны, последнее свидетельствует о наличии неких особых обстоятельств.

Мы вышли из лифта на седьмом этаже, посмотрели на номера комнат и повернули направо, но Элеонора прикоснулась к моей руке и остановилась.

— Послушай, — неуверенно промолвила она, — ты и впрямь придумал для меня какую-то сумасшедшую терапию? Поэтому все время и подтруниваешь надо мной?

— По долгу службы придется провести с тобой какое-то время, Элли. И задача моя намного облегчится, если удастся выбить из твоей головы весь этот вздор насчет отталкивающей внешности. Того, что с тобой случилось, мне не изменить. Ладно. Согласен выслушивать повести о ночных кошмарах, но пожалуйста, избавь меня от дневных. Или никак не можешь забыть очаровательную маленькую сестренку, которую отец любил больше тебя?

Мы двинулись дальше. Не глядя в мою сторону, она довольно холодно произнесла:

— Нет, но я помню свою очаровательную маму, которая мечтала об очаровательной маленькой девочке-куколке, а получила существо, больше напоминающее обезьяну. Да и чего она ждала? Отец у меня далеко не самый красивый человек на свете. Был умен и богат, поэтому она и выбрала его. Если хочешь иметь красивых детей, выходи замуж за кинозвезду. — Элли замолчала и в уголках ее подвижного рта обозначилась насмешливая улыбка. — Кстати, ты даже не попытался сказать, что у меня не отталкивающая внешность.

— Разве я не говорил, что у тебя красивые плечи? Со временем я составлю мнение и обо всем остальном, не торопи события... Стой! — Я схватил ее за руку и удержал на месте.

— В чем дело?

Мы свернули в последний раз и приближались к нужному номеру. Впереди, дальше по коридору, у двери стояли двое мужчин. Завидев нас, они замолчали и отошли в сторону, и я сразу почуял неладное.

Они не относились к числу обслуживающего персонала, поджидающего за дверью, покуда клиент закончит свои дела, и толкующего тем временем о футболе, бейсболе или женщинах. Эти люди заняли заранее оговоренные позиции, чтобы осуществить заранее продуманный план. По их рассчитанным и осторожным движениям было видно, что они напряжены (как это обычно и бывает в начале операции). Даже такой, которая обещает быть не слишком затруднительной. Например, управиться с ничего не подозревающими мужчиной и девушкой...

— Назад, к лифту! — сказал я, разворачивая Элеонору. — Если велю бежать, беги со всех ног. Помнишь номер, который я называл тебе прошлой ночью?

Теперь мы направлялись прочь. Они не последовали за нами, по крайней мере, пока я мог их видеть, но это еще ничего не значило.

— 23572? — У нее наверняка имелись вопросы, но она не стала их задавать.

— Молодец. Если что-нибудь случится, и мы потеряем друг друга, ты доберешься до безопасного — до совершенно безопасного — места и позвонишь по этому номеру. О тебе позаботятся.

Мы уже подошли к лифту, и нам повезло: дверь как раз открывалась. Из кабины вышли хорошо одетые темнокожие молодые люди, говорящие с мягким багамским акцентом, которые не обратили на нас ни малейшего внимания. Мы спустились на четвертый этаж. В коридоре не встретилось никого, кроме темнокожей горничной, которая лишь мельком взглянула в нашу сторону. Дверь номера оставалась нетронутой. По-видимому, горничная еще не заходила к нам, а главное, после нашего ухода никто не подготовил ловушки. Мы зашли ко мне в номер, и я запер входную дверь.

— Ладно, — проговорил я. — Пока все идет нормально. По-видимому, именно это он и имел в виду, когда предлагал быть чрезвычайно осторожным. Теперь будем ждать начала второго этапа.

— В чем дело, Мэтт? — спросила она. — Что происходит?

Я покачал головой.

— Не будем терять время на догадки. Раньше или позже кто-нибудь нам все объяснит. Открой сумочку.

Она бросила на меня удивленный взгляд, но подчинилась. Я извлек из глубин своей сумки один из вчерашних трофеев — им оказался револьвер Уоррена Питерсона — и показал ей.

— Знаешь, как с ним обращаться?

— Немного. — Она внимательно осмотрела оружие и добавила: — По крайней мере, знаю, что это револьвер и у него нет предохранителя.

— Да ты просто оружейный гений, — заметил я. — Многие авторы, в чьих книгах фигурирует эта штуковина, об этом и не подозревают.

— И его не обязательно взводить, правильно? Можно взвести, но не обязательно.

— Совершенно верно. Достаточно сильно нажать на спуск.

Элеонора прошлась языком по губам.

— И что я буду с ним делать?

— Когда я велю направить его на кого-нибудь, направишь. А когда скажу стрелять, будешь стрелять. Причем стрелять до тех пор, пока не скомандую «стой». И будет это не после ленча, завтра, или в следующем месяце, а сейчас.

Она мимолетно улыбнулась.

— Слушаюсь, мистер Хелм, есть, сэр. — Я проверил патроны и вернул барабан на место. Затем определил оружие в большую кожаную сумку.

— И еще. Меня совершенно не волнует, кого ты изрешетишь. Главное, чтобы это оказался не твой покорный. Так что будь поосторожнее, пожалуйста. Элеонора посерьезнела и кивнула.

— Да, знаю. Буду осторожна. — Она осторожно прикоснулась к оружию, прежде чем закрыть сумочку. — Как жаль, что у меня не было его с собой той ночью.

— Да, это средство лучше всего излечивает людей от грязных намерений, — согласился я. — Но сегодня люди, похоже, предпочитают изнасиловать десяток прекрасных девственниц, чем застрелить одного негодяя. Что ж, мы живем в любопытном мире...

Телефон прервал сии глубокомысленные размышления. Я посмотрел на Элеонору и взял трубку. Послышался знакомый голос.

— Мэтт?

— Да, сэр, — отозвался я. — Прибыл в указанное место в назначенное время, но комитет по встрече вызвал некоторые сомнения.

— Боюсь, ты несколько переусердствовал, Мэтт. — Голос Мака звучал холодно. — Похоже, по окончании этого дела придется отдохнуть на Ранчо. — «Ранчо» именуется некое место в Аризоне, куда я намеревался отправить Брента для обучения; место, где помимо всего прочего тебя отремонтируют после задания — успешного или нет, — и подготовят к следующему. Я не стал принимать слова Мака слишком близко к сердцу, поскольку они явно предназначались для посторонних ушей, о чем свидетельствовало и подчеркнутое обращение ко мне по настоящему имени, вместо кодовой клички — своего рода условный сигнал. Тем временем Мак продолжал: — Уверяю, коллеги из ОФБ не причинят тебе вреда.

— Да, сэр, — сказал я. — Тем не менее, не могли бы вы попросить их явить дружелюбие внутри комнаты? Подальше от двери, так, чтобы я мог видеть всех сразу, когда войду? Без оружия в руках. Дверь пусть оставят открытой. У меня уже были неприятности кое с кем, а точнее с двумя, нет, даже с тремя особами в этой гостинице, а я отвечаю за безопасность молодой дамы. Как вы сказали, я склонен излишествовать. Если кто-либо, руководствуясь какими угодно побуждениями, направит в мою сторону оружие или появится с неожиданной стороны, я, вне зависимости от того, кем будет этот человек, не отвечаю за последствия, вызванные моим усердием.

— По-моему, все эти меры предосторожности излишни и даже отдают паранойей, — отозвался Мак, — но раз уж настаиваешь, попрошу мистера Беннетта проинструктировать своих людей соответствующим образом. Кстати, его весьма заинтересовала вышеупомянутая молодая дама. Считает, что она способна сообщить ценные сведения, имеющие отношение к проблеме морского терроризма, которой занимается его организация. Он с нетерпением ждет возможности переговорить с ней. И весьма недоволен случившейся заминкой, хоть я и объяснил, что тебе предписано принимать все необходимые меры предосторожности в том, что касается мисс Брэнд.

— Да, сэр. Я ее приведу, — сказал я и положил трубку.

— Возникли неприятности, — сказал я.

— Рассказывай.

— Тебя хочет допросить мистер Беннетт из ОФБ. По-видимому, это предполагает заполучить тебя в свои руки и вывести нас из игры. ОФБ, что тебе с твоим вашингтонским опытом несомненно известно лучше, чем мне, расшифровывается как Отдел Федеральной Безопасности, ранее Бюро Федеральной Безопасности, ранее...

— Да, я знаю.

— Как только появляются жалобы на их не слишком чистоплотные методы, тотчас проводят реорганизацию и меняют вывеску. Меняют названия так же часто, как рубашки, а уж за рубашками своими они следят, можешь не сомневаться. Это агенты с голубой кровью, не то, что мы, грязные крестьяне. Вкалывать в поте, а зачастую и крови лица, обрабатывая подпольные виноградники — наше дело. Они снимают сливки. Лишь только доходит до рекламы, они тут как тут, а уж кто начинал работу не имеет значения. Естественно, все исключительно на благо общества. Судя по всему, в настоящее время они столкнулись с морским терроризмом и считают, что ты сможешь им помочь. Следовательно, все твои затонувшие суда каким-то образом затрагивают политику... Что?

Элеонора покачала головой.

— Это не связано ни с политикой, ни с терроризмом. Что угодно, только не это.

— Почему ты уверена?

— Почему прошлой ночью ты был уверен, что в комнате поджидают? Я профессионал, Мэтт, и должна разбираться в подобных вещах. Поверь, дело обстоит именно так. — Она поморщилась. — Ваши недалекие выскочки из ОФБ всего лишь ухватились за самый простой ответ. У них заготовлен штамп на все случаи жизни: если не наркотики, следовательно, терроризм. Но это дерьмовая логика — прошу прощения за терминологию.

Я кивнул.

— Похоже, ты успела неплохо поработать над материалом.

— Достаточно, чтобы понять, чем он пахнет. Это сумасшедший, непредсказуемый запах любительской работы, Мэтт. У тебя бывали случаи, когда точно знаешь, что противник — не выполняющий задание обученный агент и даже не революционер, самоотверженно сражающийся за свои политические доктрины? Случаи, когда просто чувствуешь, что имеешь дело с каким-то полоумным бедолагой, который схватился за оружие и начал стрелять направо и налево только потому, что кто-то поцарапал его машину или обидел подружку.

— Понимаю, — сказал я.

— Видишь ли, на дно в основном отправляются достаточно потрепанные суда, посудины, отслужившие свой век, никчемные дешевки. Ни один уважающий себя террорист и пальцем не прикоснется к такой развалине; политические заявления гораздо убедительнее звучат на фоне затонувшего нового сухогруза или гигантского супертанкера. Это реклама, так реклама! Убытки должны заставить мир содрогнуться, задуматься и без колебаний заплатить назначенную цену. История с затонувшими судами тянется уже несколько лет, но я до сих пор не слыхивала ни о каких требованиях. А слушала очень внимательно, можешь не сомневаться.

— Есть какие-либо другие следы? — поинтересовался я.

Элеонора заколебалась.

— Да, и это касается экипажей. Я разговаривала со всеми уцелевшими, кого удалось отыскать; именно этим я и занимаюсь тут, в Нассау. Некоторые из моряков с последнего затонувшего корабля лежат в местной больнице, и я встречалась с ними. Вчера я расспрашивала молодого офицера, третьего помощника капитана. Во время аварии он находился на мостике. — Элли нахмурилась. — Мэтт, я уверена, этот человек что-то скрывает.

— Как ты относишься к тому, чтобы поделиться своими соображениями с ОФБ? — спросил я.

— Глупый вопрос. Как, по-твоему, я должна к этому относиться? Ведь это мой материал. Что нужно от меня стражам закона? Информация находится здесь. Источники здесь. Если им понадобилось что-то узнать, почему бы не провести небольшое расследование вместо того, чтобы пытаться прокатиться за чужой счет? Они могут пойти дальше и рискнуть раскрыть своих собственных информаторов, вместо того, чтобы пытаться заставить нас раскрыть наших. Посмотрим, что им удастся узнать в следующий раз, когда пройдет слух, что этим парням нельзя доверять! — Она мрачно покачала головой. — Возьмем этого мальчика из больницы. То, что ему известно, его явно дискредитирует, иначе зачем запираться? И совершенно очевидно, что он ни о чем мне не расскажет, пока я не поклянусь, что его имя никогда не будет фигурировать в этой истории, что я воспользуюсь информацией исключительно, чтобы понять происходящее и наказать виновных, и не стану его распинать. Что я с начала и до конца прикрываю его, даже если придется угодить за решетку. — Она поморщилась. — Что это за закон, если он заставляет нарушать клятвы, данные поверившим тебе людям?

Я улыбнулся.

— Отличная речь. Возможно, потребуется в суде, но пожалуй попрактиковаться лучше как-нибудь в другой раз.

Элеонора глубоко вздохнула.

— Извини. Стоит нажать кнопку «свобода прессы», и меня не удержать. Итак с моими неприятностями мы разобрались. Что же мучает тебя?

—Вопрос: отдавать им тебя или нет. Я покачал головой.

— Решать тебе, Элли. Защитить тебя мне удастся только в том случае, если я смогу рассчитывать на помощь и сотрудничество с твоей стороны. Разумеется, об этом не может быть и речи, если я в присущей мне грубой манере воспрепятствую твоей встрече с очаровательным мистером Беннеттом и его несравненными сотрудниками.

На губах у нее промелькнула улыбка.

— Думаешь, тебе и правда удастся с ними совладать?

— Милая, человек, вооруженный пистолетом, способен совладать с кем угодно. Во всяком случае, пока он жив.

— Каким образом?

— Не спрашивай, если ты и правда не хочешь знать. — Она облизала губы.

— Хочу.

— Что ж, это будет самый потрясающий цирк из всех, какие тебе когда-либо приходилось видеть. Настоящий спектакль из жизни Дикого Запада. Все герои в одном лице. Шеф, разумеется, как всегда, попытается меня утихомирить, а я, как всегда, подскажу ему, куда он может пойти. В этом трюке с сумасшедшим отработаны все ходы. Беннетту мы не подчиняемся, но если не продемонстрировать, что шеф здесь ни при чем, этот человек способен осложнить нам жизнь. Так что в результате все упирается в нас с тобой. От тебя требуется не вмешиваться и не прерывать спектакль на самом интересном месте. Решайся. Либо мы вместе проделаем весь путь с начала и до конца, либо не будем даже начинать. Что скажешь?

Элеонора подняла свою тяжелую сумочку и взяла меня под руку.

— Звучит многообещающе. Мне нравится цирк. Пойдем?

Первое, что я увидел, когда мы вошли в номер на седьмом этаже, был человек, адамово яблоко которого пострадало у меня в комнате накануне вечером.

 

Глава 17

Судя по всему мы попали в гостиную большого номера, спальня которого располагалась за дверью. Вся компания в сборе, хмуро подумал я. Тут присутствовал не только парень, с которым я познакомился прошлой ночью — участие в случившемся ОФБ заставляло заново все обдумать, — но и парочка, слонявшаяся по коридору этим утром. Все дружно сидели на софе, как голуби на телеграфном проводе. Кроме того, в силу пока неизвестных мне причин, они пригласили и Уоррена Питерсона. Вид у последнего был мрачный и не менее глупый, чем во время последней нашей встречи. Если я и наградил его шишкой, то она скрывалась под светлыми волосами. Он расположился в большом кресле, слева от единственного в комнате мужчины, лицо которого было мне незнакомо. Мужчина этот мог бы сойти за еще одного мужественного симпатичного агента, если бы не полное отсутствие волос. Природа выкосила растительность на макушке, об остальном же позаботился он сам. Мне это не понравилось. Я уже встречался с людьми, которых не устраивают собственные волосы — своего рода синдром голого черепа. И почти всегда нарывался на неприятности.

Некогда признаком свободного и независимого характера почитались длинные волосы. Нынче к ним привыкли. Волосы превратились в нечто традиционное, и свидетельством характера стала самодельная лысина. Обычно она призвана подчеркивать мужество и непреклонность своего обладателя в противоположность мягкотелым сосункам с длинными кудрями. На длинном лице Беннетта выделялся крупный нос, прямой и костистый, начинающийся прямо между бровями. Глаза у него были карие, а я, как истинный голубоглазый швед, не слишком доверяю людям с карими глазами. Хотя этому человеку я не стал бы доверять и в том случае, если бы глаза у него были цвета ясного летнего неба. На нем был легкий костюм из числа тех, что некогда именовались «палм-бич», пока их не начали делать из нефти. Наряд, помимо ничем не примечательных туфель и рубашки, дополнял галстук-бабочка — еще одно яркое свидетельство характера в наши времена дешевых галстуков или полного отсутствия таковых.

Приятного мало. И дело вовсе не в том, что он крутой парень; дело в том, что он считает себя крутым и мысль об этом постоянно преследует его. Настоящие крутые парни умеют проявлять рассудительность: им нечего доказывать. Они знают себя и плевать хотели на то, что о них подумают. Этот же мужчина со своим показным свидетельством характера явно не уверен в себе. Но скорее умрет или убьет кого-нибудь другого, чем признается в своей слабости.

Упомянутый мужчина выразительно посмотрел на часы.

— Хелм? Вам было приказано явиться сюда ровно в восемь часов.

Я проигнорировал его. Я ему не подчинялся, а стало быть, и полученные мной приказы и соответственно их пунктуальное выполнение или отсутствие такового его не касались. Мой взгляд остановился на Маке. Тот сидел справа от Беннетта, но вежливо встал при появлении Элеоноры — единственный в комнате мужчина, который удосужился это сделать. Одет он был в один из своих обычных серых костюмов, более светлого чем обычно, оттенка, в качестве уступки багамскому климату. По-моему, у него припасены костюмы на все случаи жизни: от тропического до арктического. Возможно, это тоже являлось неким свидетельством, но после стольких лет совместной работы меня не слишком волновало его значение. Гладко выбритое лицо казалось застывшим, но я уловил почти незаметное движение ресниц. В его случае это было самым откровенным подмигиванием, равнозначным насмешливой гримасе на лице другого человека. Знак подтверждал: Мак догадывается о моих планах — единственно возможных при сложившихся обстоятельствах — и дает им зеленую улицу. Я повернулся к тяжеловесу, чей речевой аппарат пострадал от моей руки накануне. Теперь мужчину украшал аккуратный костюм и галстук. По-видимому, спортивная рубашка использовалась для маскировки.

— Вставай! — бросил я. — Уступи даме стул, орясина!

Ошарашенный мужчина открыл было рот для резкого ответа, но Беннетт опередил его.

— Здесь командую я, Хелм! Я развернулся к нему.

— Ну так командуйте. Полная комната здоровенных лбов, и ни единый не потрудился оторвать от стула толстый зад. Где ваши хорошие манеры, господа? Кстати, что делает здесь этот мускулистый дебил? — Я бросил взгляд на Уоррена Питерсона и опять повернулся к Беннетту. — Если он состоит у вас на службе, значит вам приходится довольствоваться последними отбросами.

Беннетт холодно произнес:

— Мистер Питерсон располагает определенной информацией, которая показалась нам заслуживающей внимания. Он утверждает, что вы напали на эту женщину и на него самого, а теперь, должно быть, используете какие-то наркотики — по его словам, испробовали их на нем — чтобы подавлять ее волю и заставлять выполнять ваши распоряжения.

— Безмозглый ублюдок угрожал пистолетом. Пришлось отобрать у него оружие и ударить по голове. Возможно, он это считает наркотиком. Потом я дал ему слабое снотворное, чтобы не очнулся и не заставил себя убить. Что касается мисс Брэнд, то она способна говорить от своего имени, а посему смолкаю.

— Никто не подавляет мою волю и не заставляет выполнять чужие распоряжения, — быстро откликнулась Элеонора. — К тому же, я просила мистера Питерсона оставить меня в покое и не вмешиваться в чужие дела. Понятия не имею, что он себе напридумывал.

Питерсон прочистил горло.

— Раньше ты просила помочь и защитить тебя, Элеонора. Я чувствую себя обязанным и дальше делать это, несмотря на то, что ты попала под власть того самого человека, которого ненавидела и боялась...

— Ты ведешь себя как последний дурак, — сказала Элеонора. Голос ее прозвучал как удар бича. — К тому же на самом деле тебе просто не дает покоя то, что я не пустила тебя к себе в постель.

На короткое время в комнате воцарилась тишина. Щеки Уоррена Питерсона окрасились в алый цвет — румянец, которого не устыдилась бы и викторианская горничная. Беннетт прочистил горло.

— Ладно, Лоусон. Пожалуйста, уступите даме стул. Я перевел взгляд на Мака.

— Что мы здесь делаем, сэр? Я пришел, выполняя ваш приказ, но прошу заметить, что сделал это против своей воли.

— Мэтт, вовсе ни к чему проявлять такую враждебность...

— Скажите это им, — отозвался я. — Сколько враждебности с их стороны требуется стерпеть, прежде чем ответить той же монетой? За последние двадцать четыре часа мне угрожали оружием двое из присутствующих в этой комнате и еще один ныне отсутствующий их коллега. Мне такое поведение представляется откровенно враждебным. Еще двое полчаса назад поджидали в коридоре. После всего этого мне не так-то просто быть вежливым с ними или с их начальником. С какой стати вообще терять на них свое время? Наше время, сэр?

— Сотрудничество между нашими организациями...

— Дерьмовое сотрудничество! — грубо оборвал я. — Двое сотрудников ОФБ поджидают меня в номере с заряженным оружием и это называется сотрудничеством? Вам прекрасно известно, что они намеревались сделать.

Так же, как известно и то, что намечалось учинить в коридоре сегодня утром. Парни рассчитывали неожиданно броситься на меня и аккуратно разоружить, после чего все должно было идти так, как они того пожелают. Им не терпится самим обеспечить «защиту» нашей подопечной. Хорошенькое сотрудничество! — Тяжеловес, именовавшийся Лоусоном, неуклюже подвинул Элеоноре стул. Я развернулся к нему. — Эй, держи. — Он поспешно повернулся и ухватил протянутый ему револьвер. — Это твоего больного дружка. А вот и твой. — Он еще не успел управиться с первым револьвером, когда появился второй, и в результате выронил оба на пол. Я покачал головой. — Не стоит так нервничать, amigo. Я вынул из них пули. Мы, профессионалы, обычно называем их патронами, но думаю, вы, любители, именуете их пулями, как это принято в дамских детективах, так что будем придерживаться более привычной вам терминологии. — Я вновь повернулся к Беннетту. — На вашем месте я бы приказал ему не заряжать здесь оружия. У этого парня скверная привычка стрелять в случайных людей.

— Громкое и впечатляющее представление, Хелм, — проговорил Беннетт, почти не разжимая губ. — Во всяком случае, громкое. Теперь, если можно перейти к делу... Простите, мисс Брэнд. Здесь не курят.

Мгновение я с недоверием глядел на него. Во всяком случае, изобразил недоверие: от него можно было ожидать чего угодно. Потом повернулся к Элеоноре и взял за руку, поднимая со стула.

— Пошли, малышка. Нам здесь делать нечего. И вновь она не задала ни одного вопроса; просто встала и направилась к двери.

— Хелм! — Голос за моей спиной принадлежал Беннетту. Не дождавшись моего ответа, он рявкнул: — Лоусон! Бердетт!

Двое мужчин поднялись с софы и попытались перекрыть путь к двери. Но тут же замерли на месте, глядя на тупорылый револьвер в моей руке.

— Элли, — сказал я.

— Да.

— Пора. Достань свой револьвер, пожалуйста. Я беру того, что слева. Ты позаботься о правом. Когда я застрелю своего, второй поступает в полное твое распоряжение... Готова? — И тихо добавил: — Я же говорил, что тут будет потрясающий цирк.

— Я готова, Мэтт. — Голос прозвучал совершенно спокойно.

— Вынужден попросить вас утихомирить этого полоумного! — резко произнес Беннетт у меня за спиной. — Видимо, это адресовалось Маку.

— Сэр, — сказал я.

— Да, Мэтт.

— Предупредите их, пожалуйста. Возможно, у них сложилось обманчивое впечатление, что я блефую. Объясните им. Если я увижу оружие, если прозвучит хоть один выстрел... Скажите им, что произойдет. Голос Мака мягко прозвучал в тишине:

— Некогда на реке Фрейзер в Канаде стояла баржа, своего рода плавучий дом. Там состоялась встреча — вас это заинтересует, Беннетт — некой группы террористов. Присутствовало десять человек. Двое ушли, и осталось восемь, в том числе и мой агент, находившийся у них в плену. Затем началась стрельба. В конце концов наружу вышел мистер Хелм. В нем остались две девятимиллиметровые автоматные пули с металлической оболочкой, одна револьверная пуля тридцать восьмого калибра с мягким наконечником и порция дроби, тем не менее, он вышел. Кроме него в живых остался лишь один молодой террорист, которого унесли на носилках. Впоследствии врачам удалось его спасти. Так что я посоветовал бы не спешить с оружием, господа.

После мгновенной паузы Беннетт произнес:

— Тогда прикажите ему убрать оружие.

— Я не вмешиваюсь в работу своих агентов, — сказал Мак. — Они просто получают задание, а дальше вольны действовать как заблагорассудится. Вы сами спровоцировали мистера Хелма на ответные меры. На него было совершенно вооруженное нападение. Вы неоднократно готовили ему ловушки. Как ни странно, подобное поведение в его представлении не совсем соответствует тому, как должны взаимодействовать члены двух сотрудничающих организаций. Как ни странно, я вполне с ним согласен. Вы сами создали проблему, Беннетт, вот теперь и решайте ее.

Он отклонился от стандартного сценария, описанного мной Элеоноре, который предписывал мне принять весь огонь на себя, покуда Мак,, а стало быть, и агентство, отказывается поддерживать мое вызывающее поведение. По-видимому, он не слишком любил, не шибко боялся мистера Беннетта, и не видел причин поощрять грязные приемы этого человека.

Голос Беннетта едва заметно дрогнул.

— Но чего же он хочет?

— Почему бы не спросить об этом у него самого? — ответствовал Мак.

— Чего вы хотите, Хелм?

— Даму вверили моим заботам, — сказал я. — Поэтому чувствую себя обязанным проследить, чтобы по отношению к ней проявлялись вежливость, уважение и предупредительность. Личные ее привычки не могут становиться предметом критики. Если ей вздумается поковырять в носу, она будет ковырять в носу и никто даже словом не обмолвится по этому поводу. Если ей захотелось покурить, она будет курить здесь, или я отведу ее туда, где она сможет курить, и не завидую тому, кто попытается меня остановить. Если есть желающие попробовать, милости прошу.

Воцарилась непродолжительная тишина. Затем Беннетт тихо рассмеялся, и я понял, что все кончено, отныне с него глаз нельзя спускать. Этот человек не успокоится, пока не отплатит за нанесенное оскорбление. Правда, я и без того не стал бы упускать его из виду.

— Сколько шуму из-за какой-то сигареты — небрежно бросил он. — Покорнейше прошу извинить, мисс Брэнд, я и не подозревал, что табак столь важен для вас. Разумеется, можете курить. Лоусон, принесите даме пепельницу.

— Ладно, Элли, — сказал я. — Можешь убрать оружие.

— Видите? — раздался вздрагивающий голос Уоррена Питерсона. — Хелму каким-то образом удалось подчинить Элеонору себе. Теперь она готова даже убивать для него!

Никто не обратил на Питерсона ни малейшего внимания. Элеонора вновь опустилась на стул, и губы ее едва заметно пошевелились:

— Если ты Дикий Билл Хикок, кто тогда я. Грозная Джейн?

— Она была еще страшнее тебя, — пробормотал я. — Да и побольше. Управляла двумя десятками мулов как парочкой пони...

— Мисс Брэнд.

Элеонора бросила на меня насмешливый взгляд и сказала:

— Да, мистер Беннетт. Беннетт прочистил горло.

— Теперь, когда мы покончили со всем этим мелодраматическим фарсом, надеюсь, вы не откажитесь рассказать нам о публикации, над которой вы работаете в настоящее время.

— Вы имеете в виду мою статью о Бермудском треугольнике? — охотно отозвалась Элеонора. — Боюсь, мне не удалось пока собрать нового материала. Вам конечно известно о военных самолетах, которые вылетели из Форт-Лодердейла и исчезли и о принадлежащей частному лицу яхте «Ревонок», которую никто не видел после того, как она отчалила от Ки-Уэст.

— Пожалуйста не надо, мисс Брэнд. Мы знаем, что вы воспользовались своего рода прикрытием, чтобы не разглашать истинные цели своего расследования...

— Но возможно, люди, с которыми она имеет дело этого еще не знают, — быстро вмешался я. — Когда прошлой ночью мы наткнулись на засаду, я решил было, что им все известно, но как выяснилось, это всего лишь друзья из сотрудничающего с нами агентства устроили дружеский розыгрыш... Кстати, как чувствует себя жертва розыгрыша?

— А я-то думаю, когда вы удосужитесь поинтересоваться, — холодно произнес Беннетт. — Он в удовлетворительном состоянии, похоже, ему удастся выкарабкаться.

— Мой интерес к людям, которые бросаются на меня с оружием и в результате получают дулю, весьма ограничен, мистер Беннетт, — заметил я. — Даже, когда стреляю в них я сам, чего в данном случае не было. Но я рад за мистера Лоусона, что его жертва выживет.

— Проклятие, если бы ты не... — возмущенно начал крупный мужчина.

— Тебе не повезло, — прервал я. — Через пару поколений мы выведем прекрасную мягкотелую расу граждан, которые не приучены давать сдачи, да еще и успеем полностью их разоружить. Увы, ты родился слишком рано, amigo. Тебе бы понравилось жить в тихом обществе, где оружия нет ни у кого, кроме тебя. Мак прочистил горло.

— Думаю, пора это прекратить, Мэтт.

— Да, сэр. Как я уже сказал, не исключено, что прикрытие мисс Брэнд все еще действует и прежде чем мы двинемся дальше, мне хотелось бы получить некоторые гарантии того, что оно будет действовать и дальше, в течение максимально возможного времени. То, что Питерсон проболтался вам об ее истинных целях, еще не означает, что об этом нужно кричать на весь город.

— Уверяю, мы в полной мере сознаем, насколько важны требования безопасности, — заявил Беннетт. — Кстати, как вы скоро поймете, вопрос уже обсуждали. Тем не менее, я пользуюсь возможностью заверить мисс Брэнд, что переданная ею информация не станет разглашаться без особой необходимости. — Он посмотрел на Элеонору. — Прошу вас, мисс. Что известно о деятельности этих террористов?

Элеонора помедлила с ответом. Я догадывался, о чем она думает. Мы заранее договорились, что не станем идти на поводу у кого бы то ни было. Тем не менее, Элли была достаточно умна, понимала, что не стоит перегибать палку без особой нужды, пыталась представить свою точку зрения достаточно ясно.

— Мне ничего не известно ни о каких террористах. Я занималась расследованием случаев кораблекрушений, которые имели место неподалеку от побережья в последнее время, но так и не смогла выяснить, чем они вызваны. Никаких доказательств, которые давали бы основание называть их террористическими актами, обнаружить не удалось.

— Возможно, мисс Брэнд, мы располагаем несколько большей информацией по этому поводу, — в голосе Беннетта прозвучало самодовольство. — Тем не менее, будем весьма признательны, если вы сочтете возможным поделиться с нами всем, что вам известно.

В глазах Элеоноры сверкнули искорки гнева, но она продолжала говорить сухим деловым голосом:

— Я изучила все происшествия за последние пять лет. Рассмотрела все возможные причины: столкновения, мели, штормы, пожары, взрывы и так далее. Отбросила целый ряд случаев, явно попадающих в категорию обычных морских аварий. Выделила несколько сомнительных случаев, обычно связанных с исчезновением судна, когда никто, в том числе и уцелевшие, если таковые имеются, не способен объяснить, что же произошло. И осталась небольшая категория, не вызывающая практически никаких сомнений. Пять кораблей; шесть, включая последний. Все эти случаи похожи друг на друга. Во всех имело место повреждение в носовой части. Корабль, по-видимому, наталкивался на нечто, и оно либо взрывалось само, либо вызывало взрыв на борту. Такова первая гипотеза. Другая предполагает, что причиной кораблекрушений стали действия злоумышленников, хотя непонятно, зачем им понадобилось выбирать для своих целей одно и то же место на всех судах. Как выяснилось, все происшествия имели место в течение последних двух лет.

Беннетт кивнул.

— Нам понадобятся названия всех судов, мисс Брэнд. И все прочие относящиеся к ним сведения. В частности, насколько мне известно, вы разговаривали с некоторыми уцелевшими членами команд. Хотелось бы получить записи этих разговоров.

— Не сомневаюсь, что вам этого хотелось бы, — сухо отозвалась Элеонора. — Но почему бы тогда не провести собственное расследование?

— Даже если бы мы могли позволить себе терять время на повторение уже проделанной вами работы, в случае, который в настоящее время интересует нас больше всего, это невозможно.

Элеонора, нахмурившись, посмотрела на него.

— Вы на что-то намекаете. Поясните, пожалуйста.

— Речь идет о человеке, которого звали Юрген Хинкамф. Он служил третьим помощником на «Фэйрфакс Констеллейшн», танкере, который недавно затонул неподалеку от Багамских островов. Прошлой ночью Хинкамфа задушили подушкой в больничной кровати. Убийца до сих пор не найден.

Лицо Элеоноры побледнело.

— Ох, бедный мальчик!

— Насколько мне известно, вчера вы разговаривали с ним в больнице.

— Совершенно верно. Но он отказался отвечать на мои вопросы. Я... надеялась повидаться с ним сегодня.

— Не удастся. — Беннетт оглянулся на меня и продолжал с некоторым злорадством: — Вот, что я имел в виду, когда говорил, что проблема безопасности в данном случае уже обсуждалась. Кому-то явно удалось выяснить истинную цель проводимого мисс Брэнд расследования, что было совсем не трудно после того, как она начала расспрашивать уцелевших в кораблекрушениях. По-видимому, этот человек или организация пытается не дать ей достигнуть цели, устраняя источники информации. — Он вновь перевел взгляд на Элеонору. — Вам не показалось, что этот Хинкамф что-то скрывает?

Элеонора кивнула:

— Но понятия не имею, что это может быть. Так далеко я еще не продвинулась.

— А как далеко вы продвинулись?

— Он рассказал мне о случившемся, — ответила Элеонора. — По его словам, корабль содрогнулся, раздался громкий звук, он вышел на открытое крыло мостика — была как раз его вахта — и тут весь нос корабля охватило пламя. Пламя это, как огромный огненный мяч, катилось навстречу Хинкамфу. Не помня себя, он бросился на поиски укрытия. И очнулся в спасательной шлюпке, куда ему по-видимому помог добраться кто-то из членов команды.

— Судя по вашему описанию, корабль перевозил бензин.

— Нет, сырую нефть. То есть, весь набор компонентов, тяжелых и легких, в том виде, в котором их добывают из земли. А легкие составляющие практически представляют собой бензин — вернее, нерафинированный бензин — так что при отсутствии должных мер предосторожности может образоваться взрывоопасная смесь. По-видимому, на «Констеллейшн» таких мер предосторожности никто не принимал. Это была старая и дряхлая посудина, так что пожар на носу вполне мог перекинуться на весь груз. — Элеонора поколебалась. — Вероятно, багамские власти пожелают увидеть меня, поскольку я говорила с ним незадолго до того... до того, как его убили.

— Да, вас просили побывать у них сегодня во второй половине дня. Я подскажу, как найти нужный кабинет. Если пожелаете, можем предоставить вам и средство передвижения.

— О средстве передвижения позабочусь я, — сказал я.

Беннетт пожал плечами.

— Как пожелаете. Мисс Брэнд, так вы говорите, Хинкамф вам все это рассказал? Он не проявлял нежелания описывать подробности аварии?

— Ох, нет. Нежелание проявилось, когда я попыталась... когда попросила рассказать, что творилось на мостике во время взрыва, попыталась выяснить, чем занимались он и подвахтенный, когда разразилась катастрофа. Он тут же внезапно почувствовал себя слишком слабым, чтобы отвечать на вопросы.

— У вас есть какие-либо предположения относительно того, что он может скрывать? Элеонора передернула плечами.

— Разве что самые очевидные. То ли он сделал что-то, чего не должен был делать, то ли не сделал того, что должен был сделать. Возможно, просто отвлекся, пока судном управлял автопилот, зачитался комиксами, Иммануилом Кантом или чем-нибудь еще. Такое случается. Эти корабли практически не нуждаются в управлении, даже старые модели. Как бы то ни было, слишком уж он охотно живописал восхитительный фейерверк и слишком велико было его нежелание обсуждать технические подробности ночной вахты. Думаю, Хинкамф понимал, что допустил какую-то ошибку, а в результате как дежурный офицер по меньшей мере частично отвечает за гибель корабля.

— Отвечает перед своей совестью? Или перед законом?

Элеонора быстро встряхнула головой.

— Если вы ведете к тому, что он участвовал в заговоре по уничтожению судна, то я в этом сильно сомневаюсь. Судя по тому, как он об этом рассказывал, уверена, что взрыв и для него явился ужасной неожиданностью. Ничего подобного Хинкамф не ожидал. В этом я готова поклясться. Но мне кажется, он сознавал, что допустил профессиональную оплошность или что-то недосмотрел и это, по меньшей мере, благоприятствовало катастрофе. Нечто такое, о чем он никому не осмелился рассказать, в особенности любопытной журналистке, которая, как оказалось, знает о судовых порядках чуть больше, чем он предполагал, когда согласился дать интервью. — Элли едва заметно улыбнулась.

— Знаете, я провела неделю на сухогрузе, прежде чем взялась за это расследование, так что немного разбираюсь в судах.

— Вы упомянули о подвахтенном. Вы разговаривали с ним?

— Не представилось такой возможности, — сказала Элеонора. — Юрген не знает, что с ним случилось, но среди уцелевших этот моряк не числится.

— Если террористы, которые организовали кораблекрушение, заручились помощью на борту, они могли впоследствии незаметно эвакуировать своего помощника в безопасное место.

— Интересная гипотеза, но на мой взгляд не слишком правдоподобная, мистер Беннетт. Как можно проделать подобную операцию, когда танкер пылает и вокруг разлилась горящая нефть? Мне представляется более вероятным, что этот человек утонул вместе с кораблем, но если вы намерены попытаться его отыскать, его звали Эйнар Кеттлиман. — Она поколебалась. — И вообще я не верю, что это дело рук террористов.

Беннетт одарил ее своей неспешной самодовольно-насмешливой улыбкой.

— В таком случае совершенно необъяснимым представляется то, что мы располагаем посланием, подписанным некой подпольной организацией, в котором выдвигается требование уплатить крупную сумму денег с угрозой потопить еще один корабль, если наличные не поступят к указанному сроку. Вы со мной согласны, мисс Брэнд?

 

Глава 18

— Чепуха, — заявила Элеонора. Потом повернулась и посмотрела на меня. — Полнейшая бессмыслица. Дело шито белыми нитками. Что бы этот лысый мерзавец ни говорил о каких-то посланиях, я ни за что в это не поверю. Не тот случай. Я это чувствую.

Мы провели трудный день после встречи на седьмом этаже, которая и сама по себе была нелегкой, но Элеонора никак не проявляла усталость. Вновь наступил вечер и, пообедав, мы вернулись в номер на четвертом этаже «Парадиз Тауэрс». Всю вторую половину дня мы провели общаясь с полицейскими. Процедура включала длительные периоды ожидания вперемежку с беседами со множеством тупых и гораздо меньшим количеством умных чиновников.

Несмотря на длинный и трудный день, ее костюм и блузка — вернулись мы так поздно, что переодеться к обеду было некогда — по-прежнему выглядели свежими, тонкие чулки остались гладкими и целыми, а деловая прическа послушно хранила очертания. Стойкая девушка, но я предпочел бы увидеть несколько морщин, складок и выбившихся волос. Ее обязательная аккуратность несколько пугала. Судя по всему давалась она ценой невероятных усилий и преследовала цель избавиться от всего, что хоть как-то напоминало о той ночи, когда было безжалостно разрушено привычное ей дисциплинированное и опрятное представление о собственной персоне. Я вложил в ее руку бокал и поднял свой.

— За терроризм, — провозгласил я. — Беннетту хочется в него верить, — и на здоровье. Может, погоня за призраками не позволит ему уделять достаточно внимания нашим скромным особам.

Но ее голову занимали какие-то другие мысли.

— Мэтт, — наконец проговорила она. — Мэтт, сегодня утром ты и правда выстрелил бы в этого человека? Некоторое время я молча смотрел на нее.

— Всегда хочется все знать, не так ли?

— Не забывай, я тоже в этом участвовала. Думается, имею право знать.

Я пристально поглядел на нее и спросил:

— А ты бы выстрелила?

Элеонора поколебалась, потом едва заметно пожала плечами.

— Наверное, да. Если бы ты приказал. Дело в том, что если я обращаюсь за советом к специалисту по физике, то не стану оспаривать справедливость формулы Е == мс2. А если имею дело со знатоком оружия, и он утверждает, что необходимо произвести с помощью револьвера некий негромкий и смертоносный звук, кто я такая, чтобы оспаривать его слова? Да, если бы ты дал команду, я бы наверное выстрелила. Исходя из предположения, что ты ведаешь, что творишь. Но ты сам и правда сделал бы это?

Мне припомнилось, что я имею дело с крепкой маленькой девочкой, которая весьма неприятным образом расплачивается за нанесенные оскорбления. Что ж, иногда устаешь от сентиментальных болванов, а уж она к их числу явно не принадлежала.

— На сегодня три человека живы лишь потому, что вчера я проявил завидную терпимость и пошел на значительный риск. Наличествовали все основания защищать себя насильственными, то есть смертельными для противника средствами, но я обошелся без них. И предупредил тебя, что с этим покончено. Эти люди исчерпали запас моей терпимости. Я достаточно рисковал. Скажем так: никогда не направляю оружие на людей шутки ради. Если бы я и в самом деле решил уйти из комнаты, а они попытались меня остановить, началась бы стрельба. Если бы кто-либо из них направил на меня оружие, этот человек был бы мертв. И я не посмотрел бы, кто он, и чьи приказы выполняет. Удовлетворена таким ответом?

Элеонора кивнула и уже открыла рот, чтобы задать следующий вопрос, но передумала. Чуть погодя она сказала:

— Защитники Святой Земли, подумать только. Выкуп в миллион баксов, не то на дно отправится еще один корабль. Любопытно: защищают Святую Землю, Палестину, взрывая корабли и разливая нефть по святым океанам. Говорю тебе, Мэтт, здесь дело нечисто. Я в этом уверена.

— Что, — заметил я, — означает, что ты не так уж сильно в этом уверена, правда?

Я тут же пожалел о сказанном, увидев странное выражение в ее глазах. Лицо ее обмякло и тело осунулось под наплывом усталости, с которой до сих пор ей удавалось бороться. Она беспомощно оглянулась в поисках стула. Затем опустилась на пододвинутый мной стул, сделала большой глоток из бокала, который я ей дал, и вздрогнула. Бокал она сжимала обеими руками. Наконец, не глядя на меня, заговорила:

— Ты становишься слишком догадливым относительно меня. — Голос ее звучал тихо и спокойно. — Чересчур догадливым. Да, я не совсем уверена. Нет, я не совсем уверена. Прежде... прежде, чем это со мной случилось, я была бы уверена. В те времена я была сообразительной и самоуверенной особой. Всегда все знала наперед. Но вот той ночью ошиблась. Не сомневалась, что мне ничто не грозит, а на самом деле... Какие еще ошибки наделала я в своей гордыне?

Я пододвинул другой стул и сел напротив нее.

— Мне приходят в голову две ошибки. — Элеонора бросила на меня пронзительный взгляд. Я продолжал: — Два невозможных совпадения, которые ты приняла на веру. Я ужасно чувствителен к совпадениям, Элли. В моем ремесле нельзя упускать из виду ничего, хотя бы отдаленно напоминающего совпадение. Это погубило слишком многих.

Она глубоко вздохнула и наклонившись сбросила туфли. Аккуратно поставила их сбоку на ковре и пересела в большое кресло, быстрыми, умелыми движениями привела в порядок прическу и одежду. Ноги подобрала и внезапно вновь превратилась в опрятную, никогда не устающую журналистку, всего на мгновение расслабившуюся — да и то, слегка — в обществе друга.

— Какие совпадения? — спросила она. Голос ее прозвучал несколько сухо. — Я и не подозревала, что упустила из виду... ох, ты имеешь в виду связь Лорки с этике происшествиями на море, не так ли? Я кивнул.

— Это первое совпадение. Присмотримся к нему. Ты заканчиваешь статью о Джордже Уинфилде Лорке, ныне сенаторе Лорке, умываешь руки и собираешься взяться за статью, вернее — серию статей на совершенно другую тему. Собираешься писать о нас. Но теперь выясняется, что мысль эту скорее всего подбросил тебе парень, состоящий у Лорки на содержании. Правильно?

— Неважно, кто и что мне подбросил. Я уже говорила, что проверила все самым тщательным образом...

— И не думал критиковать твои методы, — поспешно оговорился я. — Но смотри, что происходит дальше. Ты заканчиваешь с нами и берешься за другую тему — корабли. И — подумать только — тут главная роль тоже отводится сенатору Лорке, если только Хэтти Робинсон не ошиблась, а она обычно не ошибалась. Не могу поверить, что все случилось само по себе. Таких совпадений просто не бывает. Должна быть некая связь. Элеонора нахмурилась.

— Не станешь же ты утверждать, что Лорка вложил мне в голову и эту идею! Одно дело пустить меня по твоему следу, это вполне объяснимо, учитывая его к тебе отношение, но зачем ему хвастаться собственными делами? И убивать людей, чтобы те ничего мне не рассказали. Полная бессмыслица! К тому же я тебе уже говорила, что эта мысль пришла мне в голову после разговора с капитаном Робинсон.

— Стало быть, ты впервые услышала о затонувших судах во время первого разговора с Хэрриет? И тебя сразу захватила мысль заняться этой темой? Можно сказать посетила муза журналиста? Элеонора поморщилась.

— Ты же знаешь, что это не происходит подобным образом. У меня имеется и множество всевозможных замыслов и все эти идеи я аккуратно записываю в свой блокнот, хоть и знаю, что большинство из них там и останется. Но время от времени что-то реализуется. Идея может многие месяцы отлеживаться в блокноте и у меня в голове. Потом случается что-то прочесть или с кем-нибудь переговорить, как например с Хэрриет Робинсон, и тема обретает определенную реальность. Тогда я откладываю в сторону текущие дела и начинаю работать над новым материалом.

— Значит, у тебя были заметки на эту тему и до разговора с Хэрриет?

— Да, конечно. Тема позволяла собрать материал для статьи, и я бы с удовольствием ею занялась, если бы удалось кого-нибудь заинтересовать. Когда увидела, насколько хорошо эта женщина разбирается во всевозможных судах, то припомнила о морской загадке. И перевела разговор на эту тему после, того, как закончила расспрашивать о тебе. К тому времени она была просто счастлива, что я прекратила свои дотошные расспросы о тебе, о ней и о том, чем вы занимались у кубинского побережья, и переключилась на корабли. Разумеется, когда я посетила ее в следующий раз и попросила подтвердить сказанное, Робинсон и слышать об этом не захотела.

Я нахмурился.

— Но откуда впервые появилась мысль заняться этой темой, ты все-таки не знаешь.

— Господи, Мэтт, ведь ты и сам когда-то занимался журналистикой и должен знать, как бывает. Нет, я не знаю, откуда она появилась. Возможно, что-то прочитала в газетах, что-то от кого-то услышала...

— От кого?

Элеонора уже открыла рот для раздраженного ответа, но передумала.

— Ладно, — после небольшой паузы проговорила она. — Ладно. Возможно, ты и прав. Кажется, я припоминаю... Серина.

— Кто?

— Серина Лорка. Его дочь. Я брала интервью у семьи Лорки: жены, Джанин и дочери, Серины. Малышка, похоже, помешалась на Бермудском треугольнике и хотела узнать мое мнение, не может ли последнее кораблекрушение — в то время как раз затонули два корабля — быть делом рук пришельцев. Я ответила, что не верю в подобную чепуху, но потом призадумалась...

— Итак, на мысль взяться за эту тему тебя навела Серина Лорка. И, она же подсказала тебе, каким прикрытием можно воспользоваться. Элеонора пожала плечами.

— Пожалуй. Хотя весьма маловероятно, чтобы она сделала это намеренно, правда? Ведь она еще почти ребенок. Несмотря на внешность зрелой двадцатилетней девицы... Не думаю, чтобы это имело особое значение... — Помолчав, она спросила: — Каково же второе совпадение?

— То что тебе случайно довелось пережить изнасилование как раз тогда, когда ты готовила статью о Джордже Уинфилде Лорке. Дорогая моя, это не укладывается в пределы допустимой реальности.

— Я не твоя дорогая, — отрезала Элеонора. — К тому же это произошло, не так ли? Не приснилось же, черт побери!

— Я и не говорю, что этого не было. Но подобное никак не могло явиться случайным совпадением. — Я склонился вперед. — Послушай, Элли, мы имеем дело с парнем, который, чтобы свести старые счеты, бросил женщину под винт катера. Другой он отправил смертоносное послание, потому что она осмелилась выйти за рамки дозволенного. Попутно поручил убить из дробовика совершенно неизвестного себе человека лишь затем, чтобы заставить понервничать других, известных и не внушающих ему симпатии людей. Не далее, как вчера, по его приказу подушкой удушили молодого парня, который сболтнул лишнее. Нам во всяком случае приходится исходить из предположения, что за всем этим стоит Лорка — это единственное правдоподобное объяснение. Или ты считаешь, что с Юргеном Хинкамфом расправился один из местных врачей за то, что он ущипнул за мягкое место симпатичную медсестру?

— Нет, но...

— Нет, но, похоже, ты склонна доверчиво полагать, что опытную журналистку совершенно случайно втоптали в грязь, используя все доступные средства, в то самое время, как она занялась этой опасной личностью, — жестко заметил я.

Элеонора облизала губы.

— Но... но зачем все это? Лорка и его люди во всем шли мне навстречу, зачем им нанимать кого-то, чтобы...? К тому же эти мерзавцы и не пытались мне угрожать, говорить, чтобы я не совала куда-то свой нос или что-нибудь в этом роде. Мне не предлагалось убраться восвояси и забыть о Джордже Уинфилде Лорке, чтобы в другой раз не случилось чего-нибудь похуже. Не прозвучало вообще никаких предостережений или ультиматумов, они просто избили жертву, сорвали с нее одежду, сделали свое дело и убежали.

— И не произнесли ни слова? Все происходило в полной тишине?

Элеонора судорожно сглотнула.

— Знаешь, мне не особенно приятно об этом вспоминать.

— В вещах, которыми мы занимаемся, вообще мало приятного. Каждому из нас предстоит проделать свою работу и вслепую это не удастся. Так что же произошло на самом деле? Что они говорили? Расскажи мне обо всем. Во всех подробностях.

Лицо ее стало бледным и упрямым.

— Я тебе уже рассказывала. Прошлой ночью вылила на тебя все, как последняя истеричка... Я покачал головой:

— Прошлой ночью ты рассказала мне о том, что было потом. Теперь я хочу услышать, что было сначала. Пока я знаю лишь то, что это было невероятно унизительно и полностью растоптало твое женское достоинство.

— Проклятие, Мэтт. что ты со мной делаешь? — прошептала она.

— Проклятие, Элли, ты что-то проглядела. Потеряла какую-то деталь. Забыла а ней. Выбросила из памяти нечто, чрезвычайно для тебя неприятное. Заставила себя поверить, что речь идет всего лишь о случайном изнасиловании. Обычный профессиональный риск, но так ли это на самом деле? Отбрось девичью стеснительность и давай поговорим начистоту. Послушай, однажды в Центральной Америке я вытащил из джунглей девушку-агента, после того, как с нею позабавилась целая революционная армия. Неужели ты думаешь, после этого твоя незатейливая история произведет впечатление?

— Ах ты, мерзавец! — пробормотала она. — Ах ты, грязный мерзавец!

— Слова, — настойчиво произнес я. — Ведь они говорили, не так ли? Ты же опытная журналистка и должна запоминать услышанное. Предлагаю тебе провести расследование случившегося с некой мисс Элеонорой Брэнд; или ты считаешь себя не такой как все остальные? И можешь копаться только в чужом грязном белье? Например, заниматься лучшей подругой, которая тебе доверяла, правительственной службой, в поте лица выполняющей свои задачи, молодым моряком, которого убили в кровати за беседу с тобой? Давайте, мисс Сенсация! До сих пор я слышал только о твоих переживаниях. Теперь изложи подробности, пожалуйста. Прозвучали какие-то слова. Я хочу услышать эти слова.

Элеонора глубоко вздохнула, как будто намереваясь излить на меня поток проклятий, но выпустила воздух, не произнеся при этом ни звука. Затем еще раз прошлась языком по губам.

— Веди себя хорошо, малышка, и мы не причиним тебе вреда... — с усилием прошептала она. — Вот тебе слова, черт тебя побери! Чем они тебе помогли?

— А потом?

— Потом я дралась изо всех сил, пытаясь вырваться и убежать. Меня поймали и швырнули на землю. Я очутилась на четвереньках и получила еще один пинок, перевернулась и попыталась подняться. И вновь оказалась на земле и заработала несколько ударов ногами... Вряд ли я и правда надеялась убежать, просто пыталась оттянуть развязку. Они же вовсе не пытались изуродовать, сломать или убить меня, скорее просто наслаждались моими мучениями, прежде чем... Но потом я впилась ногтями в лицо здоровяка, и вот тут-то он рассвирепел и по-настоящему набросился на меня. Ударил в челюсть, рот наполнился кровью и обломками зубов, их приходилось выплевывать, чтобы не подавиться. Вас устраивают такие подробности, мистер Хелм? Тогда мне показалось, что я пострадала много больше, чем было на самом деле. Представилось, что если буду и дальше сопротивляться, то останусь совсем без зубов и проведу остаток жизни, как дряхлая старуха, которая вынимает на ночь вставную челюсть и оставляет ее в стакане с водой. Этого я не вынесла. Поэтому я затихла, сидя там, куда меня отбросил удар, а по подбородку стекала кровь... Надеюсь, вы довольны моим рассказом, мистер Хелм!

— Отлично излагаешь, — отозвался я. Глаза Элли источали ненависть.

— Ты и в самом деле такой мерзавец, да? — Она судорожно вздохнула. — Потом здоровяк рывком поднял меня на ноги, а тот, что поменьше стоял и любовался... Слова? Ладно, слова. Он сказал что-то вроде, посмотри теперь на эту высокомерную дамочку: не пожелала снизойти до нас, простолюдинов! И вот, смазливая мордашка вся в крови, а нарядная одежда превратилась в тряпки.

Затем взялся за воротник моего свитера и попытался его разорвать, но тот лишь немного треснул на плече. Он рассвирепел, выхватил большой нож и попытался разрезать свитер, но и это не удалось, свитер был слишком мягким и податливым, а нож — недостаточно острым. В результате субъект просто наделал дыр и изорвал его, совершенно новый свитер, прежде он был розовым, а стал серой тряпкой — вот тебе подробности. Тут приятель сказал: прекрати валять дурака и действуй, пока никто не появился. Тогда тот, что поменьше, распорол пояс моей новой юбки — новой она была до того, как я вывалялась в грязи, вот тебе еще подробности, разорвал ее и отбросил в сторону. Потом залез мне под свитер, схватил спереди за лифчик и орудовал ножом до тех пор, пока не избавил меня от него. Хотел было выбросить, но помедлил, разглядывая кружева — ближайшая улица давала достаточно света. Он сказал... — она внезапно замолчала.

— Что он сказал, Элли? — Она помедлила с ответом. Когда же заговорила, укоризненный тон сменился странными, почти извиняющимися нотками.

— Ты должен меня понять, Мэтт. Впоследствии я пыталась все это забыть. Начисто. Не позволяла себе думать об этом. И сегодня впервые оглянулась. До сих пор я просто не могла на это решиться. Меня всю переворачивало. — И неожиданно со злостью добавила: — И сейчас переворачивает, черт бы тебя побрал.

— Что он сказал?

— Он сказал... сказал, что у меня красивая одежда, даже белье, дорогое, как у принцессы, наверное, мне хорошо платят за то, что суну свой пронырливый нос...

— Дальше? Элеонора встряхнула головой.

— Здоровяк приказал ему заткнуться и делать свое паршивое дело. Он так и сказал, паршивое дело. Тот, что поменьше, отбросил мой лифчик и — тебе нужны подробности — взялся за нож и позабавился с моими чулками. Потом с хохотом уставился на меня — должно быть я выглядела ужасно нелепо в оставшихся на ногах обрывках чулок, после того, как он сорвал... хм, верхнюю часть. Надеюсь, мистер Хелм, эти подробности доставляют вам истинное наслаждение. — Она с трудом сглотнула. — Однако ножа не убрал, несмотря на то, что теперь я... была раздета достаточно для того, что они задумали. Он окинул меня насмешливым взглядом, и я поняла, что ему пришло в голову использовать нож на более интересном объекте. Гораздо более занимательном, чем нейлон, шерсть и синтетика. Он приставил лезвие к моему животу и надавил так, что выступила кровь, но здоровяк, который стоял у меня за спиной и удерживал, велел прекратить. Потом приказал убрать дурацкий нож и не забывать, что меня не должны изувечить слишком сильно. До сих пор я этого не осознавала. Слишком усердно старалась не вспоминать.

В комнате воцарилась тишина, только из коридора доносились чьи-то шаги. Элеонора выждала, пока шаги стихнут вдали и неестественно спокойным голосом продолжала:

— Потом они просто швырнули меня на землю и... Вот и все. Думаю, последние подробности подскажет ваш собственный опыт, мистер Хелм. Слава Богу, особой изобретательности не проявили. — Помолчав, она тихо добавила: — Да и наконец последняя подробность. Уверена, она тебе понравится. Мое избитое, изувеченное, валяющееся в грязи и отбросах тело, покорно, как испорченная механическая игрушка, потворствовало им. И я не стала с этим бороться, мистер Хелм. Я боялась, что они, не почувствовав удовлетворения, разозлятся и опять ударят меня в лицо. К тому времени мне уже все стало безразлично. Единственно хотелось уберечь то немногое, что еще от меня осталось. Прелестная подробность, мистер Хелм, не правда ли? Думаю, вы в полном восторге. Налей мне выпить.

Когда я вернулся с ее наполненным бокалом, Элеонора меня сначала не заметила. Потом протянула руку и взяла бокал. Какое-то время я стоял неподвижно.

— Элли...

— Мы все-таки проделали это, — не отрывая глаз от бокала, невыразительным голосом промолвила она. Затем немного помолчала и тихо добавила: — Не говори этого, Мэтт. Не извиняйся за то, что был грубым и жестоким. Ведь ты доказал свою правоту, верно? Они знали, кто я, это не было случайным совпадением. Они выполнили приказ, расправились со мною. Расправились, соблюдая меру, по-видимому, чтобы я смогла взять в руки перо перед началом выборов.

— Я должен был заставить тебя избавиться от этого, даже через боль.

— Да, и возможно, завтра или на следующей неделе я буду тебе признательна за то, что смогла наконец взглянуть правде в глаза. Возможно, окажется, это даже пошло на пользу. Но сегодня мне не очень хочется тебя видеть, так что давай покончим с этим. Я хочу принять душ. Этот разговор как будто заново вывалял меня в грязи.

Я опустился на стул, вновь пристально глядя на нее.

— Человек, с которым ты встречалась в этих местах, прежде чем тебя схватили — тот, который был очень вежлив и угостил пивом. О чем ты с ним разговаривала?

Элеонора пожала плечами.

— О его сестре. В зловещем прошлом Лорки, от которого тот ныне отрекся, была подружка. Хорошенькая блондинка, считающая; что умеет петь, по имени Арлетт Свеллоу. Ее брат. Пит Свеллоу, должен был устроить мне встречу с ней.

— Возможно, Лорка не хотел, чтобы ты брала у нее интервью, — предположил я. — Может быть, считал, что старая любовница повредит его новому образу.

Элеонора быстро встряхнула головой.

— В наши-то времена? Не будь наивным, малыш. Сегодня даже президенты пускаются во все тяжкие, и никто не обращает на это внимания. К тому же, сомневаюсь, чтобы журнал поместил этот материал. В том, что касается политики, существует нечто вроде джентльменского соглашения: грязное постельное белье выносится на свет исключительно в том случае, когда грязно сверх меры, и искушение невозможно преодолеть. Лорка время от времени спал с певичкой из дешевого ночного клуба, задолго до чудесного обращения на путь истинный. Теперь же он преданный семьянин, у него прелестная жена и дочь, которыми он невероятно дорожит. Тем не менее, я наткнулась на упоминание об этой девушке...

— Каким образом? Она поколебалась.

— Что ж, по секрету сообщил об этом мне некто, заинтересованный в провале предвыборной компании Лорки. Я сомневалась, что упоминание об этом эпизоде может повредить Лорке, даже если окажется чистейшей правдой, но все-таки решила заняться девушкой. По крайней мере, это позволило бы представить, что представляет собой Лорка с ее точки зрения, а стало быть дополнить сложившийся у меня образ великого человека.

— Тебе это удалось?

— Собственно говоря, нет. Ее брат должен был мне позвонить, но он, кажется, не позвонил...

— Кажется?

— Мэтт, Бога ради! На следующий день я едва поднялась с кровати, а когда посмотрела в зеркало, пожалела, что встала! Я рассказала гостиничному персоналу историю о транспортном происшествии и выходила из номера разве что... В общем, я тебе уже рассказывала. Пока не смогла без дрожи посмотреть на свое лицо. Все это время я просто стучала по проклятой машинке, пытаясь забыть, как сильно я пострадала и почему.

— Что ты писала? Она нетерпеливо отмахнулась.

— Предвыборную статью о Лорке, разумеется! В чем дело? К чему этот перекрестный допрос?

— Предвыборную статью о Лорке, в которой не упоминалось о его подружке, — промолвил я. — Потому что брат так и не позвонил. А ты слишком пострадала, чтобы пытаться выяснить, почему он не позвонил.

— Будь ты проклят, Мэттью Хелм!... — Элли замолчала. В затянувшейся паузе лицо ее начало медленно розоветь. Наконец она неохотно кивнула: — Да, черт тебя побери. Статью о Лорке без упоминания о его подруге. Да. Да. Единственное, чего мне хотелось, это поскорее покончить со статьей и улечься в кровать, чтобы подсчитывать синяки, исследовать свой новый рот и гадать, когда же я вновь стану похожей на человека, вернее, настолько похожей, насколько когда-то была. — Она поморщилась: — Да! Я отстучала материал, который успела собрать, и отправила в журнал. Они попросили внести небольшие изменения, но мы оговорили это по телефону. Так что мистеру Пулитцеру, видимо, придется подыскать другую кандидатуру для своей премии. Даже если он мне ее предложит, я морально обязана отказаться, не так ли? Хорошенький из меня получился журналист!

— Ты слишком строга к себе.

— Отрога? — Голос ее задрожал от недовольства собственной персоной. — Не настолько я очумела. Ведь смогла же побывать у врача и дантиста, потом ознакомиться с методами кастрирования животных... Но мне и в голову не пришло задать себе вопрос, почему это случилось со мной именно тогда, и кто и чего мог добиться унизив, уничтожив и частично парализовав меня на данном этапе расследования. Хитрый изворотливый мерзавец! Если бы мне стали угрожать, я бы разозлилась и заупрямилась, но так, как он это организовал... Никаких угроз, никаких предостережений, достаточно нанять парочку негодяев, чтобы немного позабавились с девчонкой! Заставили эту любопытную дрянь сосредоточиться на других проблемах! — Она тяжело вздохнула. — И я полностью оправдала его надежды. Несмотря на то, что скоты проговорились и выдали себя, я просто приползла в гостиницу, проклиная невезение. А потом заставила себя подняться из кровати лишь затем, чтобы закончить безобидную статью о Лорке и даже думать забыла заниматься его таинственными подружками и их скрытными братьями. Я даже не удосужилась спросить себя, что заставляет брата быть таким скрытным и почему так трудно встретиться с его сестрой. Тебе когда-нибудь приходилось слышать об исполнительнице, которая избегала бы встреч с репортерами? Обычно от них невозможно отделаться! Я кивнул:

— Стало быть, понятия не имеешь, почему Пит Свеллоу не выполнил обещания и не позвонил тебе. Элеонора покачала головой.

— Нет. Как я уже говорила, я просто выбросила из головы весь этот проклятый вечер; только так можно было жить дальше. Но я могу проверить это прямо сейчас.

— Можно подождать и до утра, — заметил я. — Тебе нужно выспаться.

— Иди к черту, — заявила она. — Следи за своим здоровьем, а уж я как-нибудь сама побеспокоюсь о своем. Возможно, мне и нужен телохранитель, но уж сиделка точно ни к чему. — Она нахмурилась. — Посмотрим, смогу ли я дозвониться до Спада Мейклджона в Майами. Вряд ли ему удастся что-либо узнать этим вечером, но он мой должник, и с утра постарается сделать все возможное.

— Пусть не сообщает результаты сюда. Мы узнаем о них на месте.

Элеонора бросила на меня резкий взгляд, после чего улыбнулась.

— Мистер, вам поручено охранять мое тело, а не заставлять его двигаться. Так что же ты задумал?

— Что тебя удерживает здесь, в Нассау? Человек, которого ты намеревалась расспросить, мертв. Полиция тебя оправдала, так что лучше побыстрее сматываться отсюда, пока у них не появились новые вопросы. К тому же, я хочу, чтобы ты меня кое с кем познакомила.

— А именно?

— С большим человеком из Майами-Бич, который одолжил тебе трех подручных.

— Вело? Что тебе нужно от Джузеппе Вело?

— Его так зовут? Думается, у него имеются связи с синдикатом.

— Еще какие! Правильнее будет сказать, именно он заправляет синдикатом в этих краях, хотя сейчас частично отошел от дел. Крепкий старикан, жесткий и безжалостный стервятник!

— Отлично. Именно такой человек мне и нужен.

— Но нужен ли ты ему, Мэтт? И нужно ли мне брать на себя ответственность за вашу встречу? Вело хороший человек, когда не таит на тебя зла, и мне не хотелось бы делать его плохим без особых на то причин.

— Проклятие, Элли, я могу сделать это и сам. У меня имеются кое-какие знакомства. Но моя задача значительно упростится, если воспользоваться твоей связью с местной шишкой вроде Вело. Можешь предварительно позвонить ему. Телефон рядом с кроватью. Попроси его связаться с Отто Рентнером из Милуоки и расспросить о человеке из "М", который был с Генрихом Глоком, известным также как Гейни-Хлоп, когда тот умер с двенадцатикалиберной пушкой в руке.

Элеонора бросила на меня удивленный взгляд.

— Что еще за "М"? — спросила она.

— Человеку, который посвятил столько сил изучению нашей организации, следует знать подобные вещи. Так нас называют парни из синдиката. "М" от «метельщики».

Элеонора слегка вздрогнула.

— Вряд ли ты имеешь в виду мусор. Нет, с этим мне сталкиваться не приходилось. Это... это весьма живописная деталь, возможно, она мне пригодится. — Поколебалась и продолжала. — Ладно, надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Повтори мне, пожалуйста, еще раз, помедленнее...

Вся процедура заняла около часа. Мы сделали два звонка в Соединенные Штаты и стали ждать первого ответа. Наконец раздался телефонный звонок. Элеонора сняла трубку.

— Понятно, — сказала она. — Да, конечно. К ленчу. Да, я знаю, где это. Пожалуйста, передайте мистеру Вело мою признательность. — Она положила трубку и посмотрела на меня. — Все в порядке. Видимо, проверка дала положительные результаты. Вело ждет нас к ленчу завтра у себя.

— Спасибо, Элли. Так будет намного проще. Я всего лишь пытаюсь прогнать детей с проезжей части.

— Если мне предлагается это понять, тебе лучше повторить все утром, когда вновь обрету способность соображать. Господи, что за день! Кто позаботится о билетах на самолет?

— Я.

— Превосходно. Стало быть, я рассчитываю на тебя. — Она замолчала и некоторое время не двигалась, сидя на краю большой кровати, моей большой кровати. Похоже, естественная враждебность, вызванная моим вторжением в запретные уголки ее памяти, успела отхлынуть. Выглядела она теперь скорее маленькой и уязвимой, а для мужчины нет ничего опаснее, чем естественная мужская уверенность в том, что вне зависимости от настроения и состояния дамы, именно тебе предназначено ее исцелить. Разумеется, общепринятым способом. Элеонора бросила на меня взгляд и слегка улыбнулась, поднимаясь с кровати.

— Нет, дорогой, — пробормотала она. — Пациентка еще не готова для лечения по методу доктора Хелмштейна.

— Надеюсь, мадам даст знать, когда сочтет, что подходящее время наступило.

— "Подходящее" не совсем то слово, герр доктор. Но мадам обязательно даст вам знать. Спокойной ночи, Мэтт.

— Спокойной ночи, Элли.

 

Глава 19

Утро неизбежно принесло с собой перемену настроения. Завтрак превратился в трапезу на расстоянии. С психологической и социальной точки зрения расстояние за столом измерялось скорее милями, нежели футами. Несмотря на то, что никаких кошмаров я не слышал, Элеонора явно провела беспокойную ночь; это подчеркивали ее отекшие, усталые глаза.

Я понимал, что она заново переживала всю глупую сцену, разыгравшуюся накануне вечером, с ненавистью вспоминая все свои откровения и меня, спровоцировавшего ее на них, а затем с интересом выслушивающего перечень всех унижений, которые ей довелось пережить. Теперь я сделался человеком, познавшим все бездонные глубины ее падения. Мне была известна даже последняя, самая унизительная деталь, о которой она, вероятно, предполагала никогда никому не рассказывать, — то, что в конце концов она сознательно позволила себе подыграть насильникам, дабы уберечься от новых побоев. Ее холодное и неприступное поведение явно демонстрировало уверенность в том, что отныне я считаю ее окончательно оскверненной и испорченной, да к тому же еще и безнадежно трусливой.

Что ж, пожалуй в мире и правда есть мужчины, которые признают только идеальных, безупречно чистых девушек из мечты, так же, как некоторые филателисты признают только идеальные, безупречно чистые марки, которые после использования в значительной степени теряют свою ценность, не говоря уже о других возможных повреждениях. Разумеется, и девушек, и марки следует по возможности беречь и защищать, дабы сохранить их совершенную чистоту и чистое совершенство. И все-таки с подобными девушками из мечты хорошо иметь дело в мечтах, наверное почти у каждого мужчины осталась в прошлом девушка-мечта — в свое время и я был женат на такой — которая некогда многое значила для него, но не оправдала себя в грубой реальной жизни. Ведь пытаться уберечь женщину от окружающей реальности можно только до известного предела.

И еще существуют девушки из реальной жизни. Им случается испачкаться и оступиться, а иногда и серьезно пострадать, но они упрямо делают все, чтобы выжить, как бы отвратительно это ни было. Да еще умудряются подняться, очистить себя от грязи и продолжать делать свое дело. Их не приходится спасать от использования, они ждут, что их используют, им это нравится, они понимают, что именно для этого и созданы женщины. Впрочем, как и мужчины. Не беда, если пытаясь защитить их от опасности, ты немного сплоховал. Не так-то просто их обесценить. Элеонора вплотную приблизилась к тому, чтобы стать одной из таких настоящих девушек, по крайней мере, в моем представлении, а я так и не решил, хочу ли видеть ее в этой роли. Девушки-мечты приходят и уходят, настоящая девушка может остаться навсегда, а с человеком моей профессии трудно оставаться навсегда.

— Когда отправляется самолет? — спросила Элеонора, глядя на свои деловые часы.

— Когда скажешь, — поднимаясь, ответил я. — Ждет на взлетном поле.

Она встала и уже намеревалась двинуться прочь, но врожденная честность заставила ее помедлить и оглянуться.

— Что ж, наличие всемогущего телохранителя имеет немалые преимущества. Как например, персональный самолет. Очень мило с вашей стороны, мистер Хелм. — Она поколебалась и несколько неуверенно оглядев себя добавила: — Не подумай, что я на тебя злюсь, Мэтт. Я проследил за ее взглядом и улыбнулся.

— А, имеются в виду штаны!

— Я помню, что тебе не нравятся женщины в брюках, мне они и самой не нравятся, но вчера ночью у меня не было сил стирать блузку, а другой чистой одежды в сумке не оказалось. На этой неделе мне пришлось слишком много ездить, чтобы успеть побывать в прачечной. — Она улыбнулась. — К тому же, Сеппи Вело обожает женщин в брюках, вокруг него всегда крутится как минимум одна блондинка в обтягивающих штанах. Наверное, ему доставляет удовольствие щипать самые тугие места. В его возрасте на большее он, скорее всего, не способен.

— В этих штанах ты доведешь его до помешательства, — заметил я. — У меня и то уже пальцы чешутся.

Я почувствовал, что перегнул палку и злоупотребил ее расположением. Элеонора холодно посмотрела на меня.

— Думаю, если мы намерены поспеть в Майами к ленчу, пора идти, — сказала она.

И быстро направилась прочь. Я окинул взглядом подвижную фигурку в голубых босоножках на высоких каблуках, отглаженных белых брюках и тонкой морской голубой кофточке с короткими рукавами. Брюки на самом деле отнюдь не бросались в глаза, просто были подогнаны по фигуре, и я решил, что однажды, когда мы вновь станем друзьями, должен буду признаться, что помимо очень красивых плеч и лодыжек, у нее прелестная маленькая попка. В аэропорту я заметил, как двое молодых людей в грязных комбинезонах оторвались от своего занятия, чтобы проводить ее взглядами. Возможно, ее нельзя было назвать самой красивой девушкой в мире и тело не во всем соответствовало классическим канонам, но гибкая, молодая, неповторимая и несомненно женственная фигурка обладала несомненной привлекательностью. Я ничуть не жалел, что в данном случае мне выпало быть спутником Элли, а стало быть сделаться предметом мимолетной зависти посторонних наблюдателей. Увы, сама она была психологически не способна воспринимать и наслаждаться их восхищением.

Нас поджидал все тот же двухмоторный четырехместный самолет со все тем же усатым молчаливым пилотом. Мы уселись на заднее сиденье, хотя Элеонора и намекнула, что не будет возражать, если я займу место впереди, где моим длинным ногам будет поудобнее. Судя по всему, общества моего она не жаждала, но когда мы оторвались от земли, я почувствовал, как ее пальцы отыскали мою руку и на мгновение сжали. Я с удовлетворением отметил, что самолеты все еще немного пугают ее, несмотря на множество перелетов, которые она несомненно совершила. Меня тоже пугают.

Когда Элли убрала руку, я взглянул на нее и заметил, что лицо девушки слегка порозовело.

— Только маленькие самолеты, — пробормотала она. — К большим уже привыкла, но маленькие до сих пор не внушают мне доверия. Всегда сомневаешься, удастся ли оторваться от земли.

— Понимаю, — сказал я.

Элеонора поколебалась и пристально посмотрела на меня.

— Я дрянь, — сказала она.

— Какие еще новости?

— Нет, позволь мне извиниться. Просто сегодня утром я почувствовала себя такой... раздетой. Теперь тебе известно обо мне все.

— Тебе тоже немало обо мне известно, так что думаю, мы квиты.

Какое-то время мы сидели молча, вслушиваясь в шум двигателей и разглядывая пробегающие внизу разноцветные Багамские острова.

— Мэтт.

— Да?

— Та девушка, — проговорила она, глядя прямо перед собой. — Та девушка в джунглях.

— Какая девушка в джунглях? — переспросил я. — А, эта девушка.

— Девушка-агент, которую ты спас. — Элеонора искоса посмотрела на меня. — Ее звали Шейла Саммертон, не так ли? Это одна из операций, о которых мне удалось раздобыть немного информации, — Немного помолчав, она сухо добавила: — Точными сведениями на этот счет не располагаю, но бьюсь об заклад, что ты тоже с нею переспал.

Я припомнил изможденный, обтянутый кожей скелет, который мы вытащили из джунглей, худощавую большеглазую, боящуюся собственной тени девушку, в которую костяк превратился впоследствии. Со временем нам удалось изгнать некоторых из одолевавших ее призраков. Но это не помогло. Слишком оказалась мягкотелой для нашего ремесла. Именно мягкость и подвела ее прежде всего — в решающий момент Шейла оказалась неспособной нажать на курок. Позднее та же ее черта чуть не стоила мне жизни. Она ушла от нас, и больше я о ней не слышал.

— Если занимаетесь исследованием моей личной жизни, мисс Брэнд, не забывайте, что речь идет о нескольких женщинах, с которыми ваш покорный слуга имел дело за многие прошедшие годы. Другое дело, если бы я обслужил всех и каждую на прошлой неделе. Элеонора быстро встряхнула головой.

— Не сердись, пожалуйста. Эта девушка... ей тоже пришлось несладко. Разве странно, что меня это интересует?

— Нет, сударыня. И раз уж вас это интересует, да, я с нею спал. Сначала пришлось немного откормить. Она ужасно истощала там, в джунглях. Учитывая все обстоятельства, я чувствовал себя несколько виноватым, но она рассмеялась и заявила, что раз уж пережила все это, то не видит причин, почему бы разнообразия ради не переспать с человеком, который ей по душе. Согласен, подобный выбор свидетельствует о не слишком хорошем ее вкусе.

Элеонора молчала. Возможно, она была не согласна, что такой выбор можно назвать здравым, или считала его слишком здравым для девушки, которая пострадала значительно больше, чем она сама. Возможно, решила, что я сравниваю, и результаты не в ее пользу. Я же, в сущности, говорил, не задумываясь, как она это воспримет. Психологические и сексуальные проблемы мисс Элеоноры Брэнд успели несколько меня утомить. Тем более, что хватало и собственных забот. Например, предстояло решить, как вести себя с этим Джузеппе Вело, крестным отцом из Майами-Бич.

Но прежде чем я успел найти ответ на этот вопрос, что вряд ли было возможно загодя, самолет приземлился в Майами, и перед нами встала другая задача, или помеха. Аэропорт, в котором полно незнакомых людей, не лучшее место для обеспечения чьей-либо безопасности, так что мне приходилось стараться изо всех сил, дабы не зазеваться ненароком. Следуя за Элеонорой, я сознавал, что она тоже выискивает кого-то в толпе; разница состояла в том, что она знала, кого искать.

Нужный нам человек оказался высоким мужчиной с циничным взглядом и волосами песочного цвета, который вручил Элеоноре большой конверт, перекинулся с ней парой фраз о каких-то происшествиях или заданиях, в которых приходилось участвовать вместе, и удалился, не сказав мне ни слова. Оно и понятно: я не вхож в журналистскую среду, а потому приравниваюсь к окружающей обстановке. Я провожал взглядом его удаляющуюся фигуру и еще раз оглядывался по сторонам, когда Элеонора издала странный сдавленный звук, заставивший меня резко обернуться и потянуться за оружием. Полет на частном самолете избавил нас от прохождения через детекторы металла, и позволил обойтись без хитроумных трюков с револьвером.

Но на Элеонору никто и не думал нападать. Тем не менее, лицо ее смертельно побледнело. Я протянул руку за фотографиями, которые она рассматривала. Она быстро покачала головой.

— Нет, сначала взгляни на эту, Арлетт Свеллоу. В руках у меня оказалась яркая глянцевая фотография симпатичной молодой женщины вульгарного вида с распущенными светлыми волосами в интригующе скудном костюме и с большой гитарой. Я вернул фотографию Элеоноре, и она протянула мне второй снимок.

— Арлетт Свеллоу.

В какой-то мере меня подготовила к увиденному ее реакция, но в любом случае приятного было мало. Запечатленная на второй фотографии девушка была мертва. Снимок сделала полиция, и хотя лицо жертвы не пострадало, с трудом верилось, что перед тобой та же самая девушка. Светлые волосы потемнели, казалось они были грязными и неухоженными еще до смерти. Дерзкий нос странно обмяк и как будто сгорбился, но больше всего изменился чувственный рот. Верхнюю губу рассекла широкая, рваная рана, превратившая ее в подобие незалеченной заячьей губы. Еще один неприятный шрам виднелся на правой щеке. Я прочистил горло.

— Типичная работа с помощью пивной бутылки, — сказал я. Элеонора посмотрела на меня. — Согласен, зрелище не из приятных, но бывает и хуже. Одного моего знакомого ударили бутылкой по лицу, а потом поработали тем, что от нее осталось. После этого парень выглядел пострашнее. Правда, его и прежде нельзя было назвать красавчиком.

Элеонора вздрогнула.

— А я носилась со своими подбитыми глазами и парой сломанных зубов! Бедняжка! У нее всего-то и было, что привлекательная внешность, и вот этот человек разозлился, или напился... и лишил ее всего. И даже не дал обратиться к хорошему хирургу, чтобы тот хоть как-то исправил увечья. Не удивительно, что видя такое в зеркале каждый день, она набралась смелости бросить ему вызов.

— Что на остальных фотографиях? — спросил я. Элеонора облизала губы.

— Ее брат Пит, конечно. Тоже до и после смерти. Они оба погибли в одной дорожной аварии через день после того, как меня... обработали.

— Думаю, девушка по глупости сунула свой нос куда не следует, и Лорка-Сапио застукал ее на этом. Это вполне в духе раннего Сапио: изуродовать женщину так, чтобы ни один мужчина не пожелал взглянуть в ее сторону. Нынешний Лорка не мог позволить, чтобы из углей его зловещего прошлого поднялся призрак с таким лицом и разрушил весь его старательно создаваемый образ, не говоря уже о предвыборной компании. — Я вернул фотографию и посмотрел, как она укладывает ее обратно в конверт. — Теперь понятно, почему он напустил на тебя своих подручных, когда кто-то навел тебя на фамилию «Свеллоу». Посмотрим, что нам скажет мистер Вело.

К высокому зданию на набережной мы подъехали как раз вовремя. Загорелый молодой человек в пестрой спортивной рубашке, опускающейся на сверкающие белые брюки, помог нам выйти из такси и проводил к лифту в конце коридора. У дверей стояли двое столь же небрежно одетых мужчин, но поведение их было далеко не небрежным. Один из них последовал за нами, когда наш молодой сопровождающий провел нас через сверкающее помещение. Мы вышли на крышу, где в кресле-каталке ожидал старик с коричневой от загара кожей. Зеленый пластиковый навес закрывал от солнца столик на троих. Шедший за нами мужчина приблизился к старику и что-то прошептал ему на ухо.

— Если его беспокоит оружие, мистер Вело, готов отдать, — уведомил я. — Мне поручено защищать даму, но уверен, что здесь она в полной безопасности.

Я вопросительно распахнул пиджак, но старик быстро покачал головой.

— Они просто выполняют приказы, — сказал он. После чего сделал мужчине и молодому сопровождающему знак оставить нас. После того, как они ушли, он произнес:

— Так вы Хелм? Известный заодно как Эрик, ха! Из "М", ха! Такое количество трюков, кодов и шифров напоминает детскую игру в пирата Черную Бороду. И с вами стойкая девушка-репортер. Она произвела впечатление на моих солдат, а это сделать не так-то просто. Подойди сюда, девочка. — Элеонора шагнула вперед. Старик протянул руку и костистым коричневым пальцем прикоснулся к слабому шраму на ее губе. — Мне говорили, ты пострадала, но я вижу, залечила раны. Рад, что смог тебе помочь. С тобой поступили нехорошо. Хочешь что-нибудь выпить? А вы, Хелм?

Элеонора сравнила его со стервятником, но ошиблась в выборе птицы. Такие не питаются падалью. Это был хищник, старый и чрезвычайно опасный хищник. Ссохшееся тело тонуло в свободных штанах и рубашке, которые выглядели почти как пижама, а лицо напоминало обтянутый коричневой кожей череп, но в хищно изогнутом носе и полуприкрытых карих глазах по-прежнему таилась угроза. Мы разобрали бокалы, поданные статной девицей с золотистыми волосами в обтягивающих вельветовых штанах. Груди прикрывал — хотя слово это не слишком подходило в данном случае, — кусок вельветовой материи, явно слишком маленький для этой цели.

Мы обсудили совершенный перелет через Гольфстрим" установившуюся прекрасную погоду, виднеющиеся вдали яхты и рыболовный катер Вело, которым он больше не пользовался из-за запрета врачей.

— Ха, этот мне врач, — заявил он. — Однажды я скажу ребятам отнести меня на катер, привязать к креслу, отыскать для меня самого большого в мире марлина, а после того, как я испущу дух, сражаясь с этой рыбой, выбросить ее за борт. Ха, эти мне врачи, которые пытаются сохранить тебе жизнь тогда, когда механизм уже никуда не годится. В мире и так слишком много людей: по крайней мере старикам вроде меня можно позволить, когда настанет час, с наслаждением уничтожить себя и освободить место для других. Мне это поможет сделать большая рыба. Неплохой способ оставить этот мир, ха! Теперь давайте перекусим, а потом поговорим о делах. Помоги мне управиться с этим креслом, девочка. Не вы, Хелм. Я предпочитаю, чтобы меня перемещали симпатичные дамы, ха!

Перед нами разыгрывался спектакль, этот человек изображал отжившего свой век старика, одновременно внимательно наблюдая за нами и делая свои выводы: я нисколько не сомневался, что ему прекрасно известно, зачем я здесь. Нас обслуживала все та же блондинка, балансирующая на пятидюймовых каблуках, и глядя на нее, покорный слуга невольно задавался вопросом: лопнет выдерживающий неравную борьбу лифчик, или повременит? Я заметил хмурый, неодобрительный взгляд, брошенный на меня Элеонорой — женщины всегда воспринимают таким образом естественную реакцию мужчины на естественные возбудители, без которых человечество давным-давно прекратило бы существование. Блондинка с преувеличенной сосредоточенностью склонилась, наливая в мою чашку кофе, едва заметно подмигивая одной из своих невероятных ресниц — внутри безотказно разукрашенного робота все-таки скрывалась настоящая девушка.

— Так, — наконец произнес Джузеппе Вело. — Достаточно, дорогая. Оставь кофе, мы сами о себе позаботимся. Итак, Хелм. Что вам нужно от старого Сеппи Вело?

— Мануэля Сапио, — сказал я.

 

Глава 20

После моих слов воцарилась продолжительная тишина. Полуприкрытые глаза Вело жестко, в упор смотрели на меня. Внезапно, как будто махнув рукой на меня и на вздор, который я несу, он переключился на Элеонору. Голос его звучал подчеркнуто мягко.

— Нас считают испорченными, злыми людьми, мисс Брэнд, — пробормотал он. — Добропорядочные граждане уверены, что мы в своей жизни занимаемся исключительно тем, что творим зло. Продаем в бордели юных красавиц. Знакомим школьников с прелестями марихуаны, кокаина и героина. Запугиваем честных торговцев и несчастных павших проституток, отбираем заработанное в поте лица. В гольф играем исключительно для того, чтобы провернуть какую-нибудь зловещую политическую махинацию. Если катаемся на лыжах, то за этим скрывается тайное собрание гангстеров и рэкетиров. Если отправляемся на рыбалку, то лишь для того, чтобы разведать потенциальные маршруты доставки наркотиков водным путем.

— Вы хотите сказать, что все это ужасное недоразумение, мистер Вело? — поинтересовалась Элеонора, когда он замолчал.

На губах старика появилась тонкая улыбка.

— Не совсем так, дорогая, но почему-то никому и в голову не приходит, что плохие парни нуждаются в отдыхе не меньше, чем хорошие, и зачастую занимаются спортом просто потому, что это доставляет удовольствие. Злые дела даются далеко не просто, мисс Брэнд, и требуют не меньших усилий и сосредоточенности, чем добрые. — Взгляд холодных карих глаз обратился на меня. — Пример тому деньги и старания, вложенные в человека, которого вы называете Сапио. Сам он теперь предпочитает именоваться Лоркой.

— Знаю, сказал я, — поэтому-то я к вам и пришел, сэр.

— Сейчас я отошел от дел и почти ничего не решаю, — промолвил он. — Все мое влияние осталось в прошлом. Перед вами обыкновенный старик, который сидит на крыше в ожидании смерти. Но я знаю, что от Лорки ждут многого, особенно теперь, когда он достиг таких высот.

— Мистер Вело, думаю, вам стоит предупредить своих коллег, или, если хотите, бывших коллег, что очень скоро они лишатся Лорки.

Глаза Вело сузились.

— Вы выводите его из игры? Сенатора Соединенных Штатов? — Не дождавшись моего ответа, он насмешливо произнес: — Интересно, откуда у вас уверенность, что здесь можно говорить открыто? Что если в этой вазе с цветами спрятан микрофон?

— Я прихватил с собой собственного репортера. Вот она, сидит рядом с вами. Плюньте на свои микрофоны. Скажите, что вы хотите опубликовать, и она опубликует это для вас. Правильно, Элли? — Я немного помолчал и добавил: — Конечно при условии, что вы согласны увидеть на страницах газет весь недавний послужной список Лорки. Сомневаюсь, что вы этого захотите, когда ознакомитесь с ним.

Вело оценивающе поглядел на меня и медленно кивнул.

— Что ж, давайте послушаем. — На то, чтобы изложить всю историю, у меня ушло некоторое время. Начал я с событий на мексиканском побережье, где некогда оставил Лорку, посчитав мертвым, и постепенно дошел до настоящего времени. Когда я закончил, Элеонора встала и налила кофе в чашки — себе и мне. Вело заявил, что ему не разрешают выпивать и одну чашку, не говоря уже о двух. Элеонора вновь села на свое место, и он задумчиво постучал пальцами по стеклянной поверхности стола.

— Вы не упомянули о случившемся с мисс Брэнд, — сказал он. — Это были люди Лорки. Мы впоследствии навели справки на случай возможных жалоб. Никаких жалоб не поступало.

— Неприятности мисс Брэнд не входят в компетенцию моего агентства. К тому же, с вашей помощью она отлично управилась и сама. И еще я не упомянул о девушке по имени Арлетт Свеллоу. В свое время сенатор Лорка, известный тогда как Сапио, усердно поработал над ее лицом. Недавно ее вместе с братом убили, дабы похоронить эту историю. Мы не занимаемся правосудием, сэр. Как любит выражаться мой шеф, невозможно управиться со всеми мерзавцами; если делить людей по этому признаку, трудно провести черту. Но Лорка обернул дело так, что речь идет о том, кто выживет: мы или он.

— У вас нет доказательств.

— Для суда — нет. Но ведь и он не спешит прибегать к услугам адвокатов.

— Так чего же вы хотите от старого Сеппи Вело?

— Мне поручено усмирить Лорку избегая лишней огласки. Могу ли я заручиться вашим содействием, сэр? Или же ваши друзья и коллеги будут упорно пытаться уберечь средства, вложенные в этого человека?

Полуприкрытые карие глаза не отрываясь смотрели на меня.

— Что произойдет, если они выберут второй вариант?

Я покачал головой.

— Мне не хотелось бы это обсуждать, мистер Вело. Вы навели обо мне справки, вам известно, какую организацию я представляю, а, стало быть, можете предугадать ответ. Мне не хотелось бы говорить ничего, что может быть истолковано как угроза, сэр.

По лицу Вело скользнула мимолетная улыбка.

— Лучше угрозы и не придумаешь, ха! — Он перевел взгляд на Элеонору. — Нравится мне твой знакомый. Вежлив и умеет изложить свою точку зрения. Но боюсь, он переоценивает мои возможности.

— И последнее, — сказал я. — Думается, вложенные в Лорку средства в любом случае очень скоро пропадут. Можете намекнуть на это своим друзьям.

— Поясните.

— Сэр, представьте человека, который достиг значительных высот в политике. В нынешнем его положении достаточно небольшого усилия, вовремя задействованных политических связей, и он сотрет нас в порошок, не преступая закона, урезав выделяемые нам ассигнования или попросту законодательно положив конец нашему существованию. Тем не менее, Лорка предпочитает, использовать шантаж и убийства, ставя под угрозу все, чего сумел добиться для вас и для себя. Почему?

— Этот неуравновешенный недотепа с дыркой в голове никогда ничего не добивался для меня, — мягко заметил Вело. — Я не советовал использовать его, ибо никогда не верил, что деньги и красивые слова заставят американцев уважать такую гориллу, какой бы рекламой его не окружили. Выяснилось, что старик Вело безнадежно отстал от жизни. Лорку умело упаковали и продали. И народ с удовольствием купил эту дешевку. Поэтому нынешнее мое предложение отказаться от Сапио прозвучало бы не слишком убедительно. — Старик нахмурился.

— Отчего, по-вашему, он пошел на такой риск?

— Политические интриги отнимают много времени. Особенно у новичка, еще не слишком твердо стоящего на ногах. Думается, ваша операция, несмотря на вмешательство свыше, или как там его Лорка называет, прошла не совсем успешно. Какое-то время он имел успех, умело выставляя напоказ увечную руку и речевые дефекты, но интуиция подсказывает: возникли какие-то осложнения, и Лорка знает об этом. Только сознанием того, что время ограничено, можно объяснить подобную спешку расплатиться по старым счетам. Поинтересуйтесь у своих друзей, действительно ли они хотят отправиться в преисподнюю ради парня, чьи дни, скорее всего, сочтены вне зависимости от нашего вмешательства.

После того как я закончил. Вело какое-то время сидел, задумчиво нахмурившись. Наконец нажал потайную кнопку и перед нами вновь появилась девушка в спадающих вельветовых штанах.

— Я воспользуюсь внутренним телефоном, Ванда, — сказал он. — Ты пока можешь навести здесь порядок и позаботиться, чтобы наши гости не скучали.

Девушка взялась за кресло, и они исчезли внутри особняка. Мы проводили их взглядами, после чего Элеонора встала и подошла к краю крыши, разглядывая пляж и морскую гладь. Я направился к бару у двери, чтобы приготовить себе напиток, но блондинка Ванда опередила меня, поинтересовалась, что я желаю и приготовила заказанный коктейль. Чрезвычайно исполнительная девушка. Когда я приблизился к Элеоноре, та даже не посмотрела на меня. В ответ на вопрос, не хочет ли она выпить, молча покачала головой, но так и не повернулась.

— День лютой вражды, — заметил я. — Что ж, я вынес это за завтраком, переживу и ленч. К тому же, ревность женщины свидетельствует, что ты ей небезразличен.

Элеонора возмущенно оглянулась на меня.

— Ревность? К этому... этому манекену?

— Тес... не так громко. Она побольше тебя, да еще и в хорошей форме. Бьюсь от заклад, тебе с ней не совладать.

— Да уж, формы свои она не скрывает! — Последовал короткий сдавленный звук, вынудивший меня поспешно посмотреть на нее. Но то, что я принял за всхлипывание, в действительности оказалось смешком. — Господи, наверное я веду себя, как дура. Просто возникает ужасный комплекс неполноценности в присутствии стройных и красивых девушек, твердо уверенных в собственной неотразимости. Дура! — Она немного помолчала, после чего снова посмотрела на меня.

— Что-то вы стали вдруг невероятно вежливы, мистер Билл Хикок? Забыли как ведут себя на Диком Западе? — Она передразнила меня. — Нет, мистер Вело, сэр, я не хотел бы сказать ничего, что может быть расценено как угроза, пожалуйста, поймите меня правильно, сэр.

— Приходится подстраиваться под аудиторию. Это тебе не межеумки из ОФБ. Если бы я попытался сыграть с этим парнем круто, он потребовал бы доказательств серьезности моих намерений. Беннетт и его ребята достаточно разозлили меня своими манерами, но бросать вызов целому синдикату или как там они себя именуют — увольте. И уж тем паче, если этого можно избежать, немного полицемерив.

Вело разговаривал по телефону более получаса. Затем Ванда, которая убирала на столе и приводила в порядок бар, получила какой-то сигнал и исчезла. Вскоре она появилась вновь, толкая перед собой коляску. Она доставила Вело в тень пластикового навеса, где мы расположились на чем-то, напоминающем пляжные шезлонги.

— Хорошо, дорогая, можешь идти, — сказал он. — И пусть меня не беспокоят звонками или чем-либо еще, понимаешь?

После того, как девушка ушла, он произнес:

— Наводятся справки. Один — ноль в вашу пользу: люди, которые вложили столько труда в создание образа преобразившегося гражданина, не в восторге, что Лорка рискует репутацией, дабы свести личные счеты. — Он слегка улыбнулся. — Разумеется, пока все ограничивается вашими словами; понадобятся определенные доказательства. Как вы понимаете, дело не в том, что кто-то принципиально против мести. Это у нас в крови, это не дает людям заходить слишком далеко, потому как человек, которому ты слишком сильно наступишь на ногу, может вернуться с топором. Но месть не должна ставить под угрозу важные дела. Особенно, если речь идет о правительственной службе, с которой мы предпочитаем не схлестываться. Поэтому наводим справки. Однако поставленный вами диагноз не подтвердился. Эти люди в курсе происходящего. И пациент пребывает в прекрасном здравии.

— В курсе происходящего, — повторил я. — Кто же держит их в курсе, Лорка?

Вело взглянул на Элеонору.

— Сообразительный парень, правда? — промолвил он и вновь перевел взгляд на меня. — У меня тоже возникал подобный вопрос. Нет, сведения поступают и по иным каналам. Тем не менее, мы не упускаем из виду того, что и проводящие обследование врачи бывают не чисты на руку. Будет проверен и этот вариант. Предстоит обсуждение на самом высоком уровне...

Он замолчал. На крыше появилась блондинка, остановившаяся рядом с креслом Вело в ожидании, когда он удостоит ее вниманием. Вело повернул голову.

— В чем дело?

— Звонят...

Коричневое лицо старого хищника внезапно сделалось угрожающим.

— Тупая девчонка, я же говорил, не беспокоить меня никакими звонками. Слушай, что тебе говорят, не то живо вылетишь отсюда.

Лицо блондинки не дрогнуло, она отвечала невозмутимо:

— Да, старый козел, ты велел не беспокоить. Но вовсе не говорил, чтоб не беспокоили его. — Ванда кивнула головой в сторону покорного слуги. Вело нахмурился.

— К телефону просят...?

— Хелма. Это он, не так ли? Вело, по-прежнему хмурясь, перевел взгляд на меня. Я покачал головой.

— Мы не афишировали своего визита сюда, но в то же время и не делали из него большой тайны. Из аэропорта приехали на такси. В здешнем потоке машин я не стал удостовериваться, что за нами не следят, тем более, счел маловероятным, будто приведу к вам кого-то, представляющего угрозу.

— В таком случае, узнайте, кто звонит. Отведи гостя к телефону, Ванда.

Голос старика стал далеким и безразличным. Я встал, но девушка знаком попросила меня подождать. Она шагнула вперед и мягко поцеловала Джузеппе Вело в обтянутый коричневой кожей череп. Старик поднял глаза, и на хищном лице отразилась странная смесь облегчения и чувства вины. Внезапно я осознал, насколько он дряхл. Вело протянул руку, нежно шлепнул Ванду по заду, и они опять стали друзьями.

Поспевая за быстрой, несмотря на высокие каблуки, походкой девушки, я заметил:

— Интересная должно быть работа.

— Не надо иронии, — отозвалась она. — В больнице я и за год не зарабатывала того, что здесь платят мне за неделю. К тому же. Вело неплохой старик.

— Очень плохой, — возразил я. Обнаженные бронзовые плечи едва заметно приподнялись.

— Что ж, возможно, именно это и любопытно. Вот телефон.

Я взял трубку и прислушался к стихающему вдали постукиванию каблуков.

— Хелм слушает.

— Защитники Священной Земли, — раздался в трубке незнакомый мне женский голос.

— И что дальше?

— Вас это интересует?

— Не исключено. Какова ваша цена?

— Три пули, — сообщил голос. Был он низкий и хрипловатый, с пробивающимися мужскими нотками, которые вызывали у меня смутное беспокойство. Мне припомнилось, что именно женщина с низким и хрипловатым контральто позвонила некоему Роджеру Эллиоту и сообщила, что его пьяница-жена связалась в Бобом Дивайном, что в свою очередь привело к преждевременной насильственной смерти последнего. Тем временем голос продолжал:

— Для каждого из них. Отправляйтесь... — Я заставил ее повторить адрес, после чего спросил:

— Кто вы?

Послышался смех и связь оборвалась. Я положил трубку и отправился попрощаться с хозяином и поблагодарить его за приятно проведенное время.

 

Глава 21

Беннетт, разумеется, собрал для обсуждения полномасштабный военный совет. Если бы в деле участвовала только наша организация, я просто связался бы с Маком и получил краткие указания — найти его обычно не составляет труда, вот и на сей раз мы отыскали его в аэропорту, когда Мак уже собирался вылетать в Вашингтон. Но если бы он находился вне пределов досягаемости, я бы и сам просчитал его возможную реакцию на услышанное мной по телефону и поступил соответствующим образом. Для меня это не представляло особого труда. Я проработал у Мака достаточно долго, чтобы научиться понимать ход его мыслей; по счастливому стечению обстоятельств, мысли мои зачастую следуют похожим путем. Было ли это итогом того, что мы столь долго работали вместе, или, напротив, так долго проработать вместе нам удалось именно благодаря сходству мыслительных процессов, ответить сумел бы лишь человек, искушенный в философии, да и то, разгадав сначала загадку: что появилось раньше, курица или яйцо.

Но поскольку в деле принимало участие ОФБ, приходилось соблюдать формальности, и в конце концов мы встали перед проблемами, не уступавшими по сложности задачам, которые решают на конференциях по Ближнему Востоку. Заинтересованные лица собрались в роскошном номере одного из отелей Майами, таком же роскошном, как и тот, где проходило совещание в Нассау. Беннетт явился в сопровождении всей свиты: Лоусона, тяжеловеса, который невзлюбил меня за то, что я вынудил его подстрелить собственного напарника, двух громил, с которыми я впервые столкнулся в коридоре гостиницы, и безмозглого красавчика Уоррена Питерсона, выбившегося, похоже, в любимцы.

Ряды наши несколько пополнились по сравнению с предыдущей встречей: в строй вступил Брент, наш резервист в Майами. Предположительно, Мак пригласил его как человека, знакомого с местом предстоящей операции, хотя не исключено, что попутно Брентово присутствие должно было продемонстрировать мистеру Беннетту: на нас работают и приличные, вежливые, хорошо воспитанные люди, а не только неотесанные отщепенцы вроде меня.

— Вело! — С ударением произнес Беннетт после того, как мы расселись и его ввели в курс дела. — Так вы говорите, неизвестная позвонила вашему человеку тогда, когда он находился у самого престарелого Дона, заводилы местной мафии? Любопытно, что привело туда Хелма?

— Вы считаете, это имеет какое-либо значение? — мягко полюбопытствовал Мак.

— Чрезвычайное, — заявил Беннетт. — Ответ на этот вопрос подтверждает, либо, напротив, опровергает достоверность полученной информации. — Он в упор посмотрел на меня. — А также надежность информатора.

Итак, старый спектакль пользовался неизменным успехом. Публика требовала повторения. Я встал и устало обратился к Элеоноре:

— Нам опять пора уходить. — После чего оглядел сидящих в углу комнаты сотрудников Беннетта. — Сегодня есть желающий сыграть Горация на мосту? Нет? Идем, Элли.

— Мэтт. Я резко повернулся в сторону Мака:

— Ведь говорил: бессмысленно приглашать сюда ОФБ, разве не так? Плюньте на пресловутое сотрудничество, сэр, мы и сами управимся! Скажите, что я ходил получить нашу ежемесячную долю от торговли героином, а потом пойдемте отсюда и займемся делом. Мы попусту теряем время. Не забывайте, мне еще нужно смотаться в Нью-Йорк за деньгами, которые выплачивают нам рэкетиры. Плюс доходы от проституции на побережье. У меня напряженная пора сбора урожая, и не стоит размениваться по мелочам.

— Мэтт, мистер Беннетт и не думал предполагать...

— В таком случае он избрал для этого не самый лучший способ. Судя по всему, в его работе ему приходится иметь дело исключительно с президентами и Папой Римским.

Беннетт пошевелился, намереваясь что-то сказать, но сидящий рядом Уоррен Питерсон опередил его:

— Теперь вы видите, что этот агент, на словах беспокоящийся о благополучии мисс Брэнд, таскает ее за собой в притоны опаснейших преступников.

Зрелище он являл собою достаточно жалкое, к тому же я никогда не забываю и по-настоящему не прощаю людей, угрожавших мне оружием — в нашем реальном мире, в отличие от теле— и кинобоевиков, человек, взявший в руки оружие, изъявляет желание и готовность тебя убить — но приходилось признать: его укор не лишен оснований.

— Попробовал бы он отправиться туда без меня. Не забывай, это мой материал, — вмешалась Элеонора.

Затевался совершенно бесполезный спор, так что я счел нужным резко вмешаться.

— Возможно, ты и отстучишь этот материал на машинке, но это еще не значит, будто следует лезть под пули. Этот человек прав.

Обиженная и злая, Элли попыталась что-то возразить, но инициативу перехватил Мак.

— Сядь, пожалуйста, Мэтт. У тебя есть какие-нибудь соображения относительно того, почему этот аноним предпочел связаться с тобой именно в резиденции Вело?

Я изобразил на лице недовольство, но пожав плечами. вновь уселся на место.

— Возможно, мне давали понять, что Большая Сестра, кем бы она ни была, не спускает глаз с меня — меня и, предположительно, мисс Брэнд. Что она может найти нас где угодно, даже по телефону Сеппи Вело, который не отыщешь ни в одном справочнике. Угроза и похвальба, слитые воедино.

— Вы узнали голос? — спросил Беннетт. Я покачал головой.

— Женский, но искаженный, возможно, говорили через платок. — Хватит с него и этого, пусть перебирает сопрано, пока мы займемся контральто. — Я слышал этот голос впервые, — добавил покорный слуга. Что ж, тут я, по крайней мере, не погрешил против истины.

Мак, уже посвященный во все подробности, не стал уточнять и воздержался от предположений, кем могла быть загадочная незнакомка. Вместо этого, он сменил тему разговора и представил Брента, как нашего местного помощника, проверившего переданный мной адрес. Беннетт выслушал с кислым видом. Он явно не сомневался, что его люди управились бы намного лучше, и без особого удовольствия мирился с необходимостью довольствоваться отчетом молодого веснушчатого подручного Мака. Сам же Мак, передавая суть полученного мной сообщения, старательно обошел наиболее существенные моменты. Вот тебе и сотрудничество.

— Это покосившийся старый плавучий дом в канале к югу от города, — сказал Брент. — Там обитают хиппи, или как там они теперь себя называют, которые выплачивают символическую ренту хозяину развалившегося причала. Нечто вроде заброшенной промышленной зоны. Канал настолько засорен, что ни одно приличное судно по нему не пройдет, так что посудину не вывести оттуда даже, если бы удалось заставить работать кормовые двигатели, но, судя по водорослям на винтах, они не работают уже несколько лет. И вероятно, насквозь проржавели. На причал перекинут кабель, так что есть возможность пользоваться светом, кондиционером, холодильником и, пожалуй, печью. Ныне на борту живут три человека: двое мужчин и девушка. Девушка, похоже, имеет небольшой доход, достаточный для ведения домашнего хозяйства.

Бледная, хмурая маленькая блондинка, и могла бы казаться достаточно привлекательной, если бы решила выкупаться и вымыть голову. Я видел ее мельком, когда проезжал мимо. С ней был мужчина, что помоложе. Этакий бодрый крепыш, который, как я узнал, помогает чинить суда в гавани. Второй, постарше, которого сегодня, похоже, там не было — во всяком случае, он не показывался — по описанию худощавый, темноволосый, бородатый тип с настороженным взглядом. Кажется, какое-то время назад приторговывал марихуаной, вероятно, продолжает заниматься этим и сейчас, но то же самое относится и к половине населения прибрежных районов Флориды. Какие-то технические детали вынудили суд освободить его. Местные жители теряются в догадках, кто, с кем и чем занимается на борту — думаю, вы меня понимаете.

— Вам было поручено провести осторожную разведку, — кисло заметил Беннетт, — а не заниматься тщательным расследованием. Если они в самом деле те люди, которые нас интересуют, то исчезнут сразу, лишь только узнают, что кто-то ими интересовался. Брент покачал головой.

— Я всего лишь один раз проехал мимо и понаблюдал из надежного укрытия; никто не видел меня. Что касается остального, у меня есть небольшой .катер, и я время от времени путешествую по городским заводям. В нижней, достаточно чистой части канала есть причал, где мне доводилось бывать и раньше. Так что я всего лишь заглянул туда, угостил смотрителя пивом и договорился о стоянке для катеров на следующие выходные. Смотритель обожает поговорить; он уверен, что поселившиеся выше по течению развратники портят репутацию здешних мест и готов выложить все плохое, что ему о них известно. Даже то, что не известно.

— Трое бродяг на заброшенном плавучем доме не совсем подходят на роль зловещей пиратской команды, до сих пор не установленным способом уничтожившей полдюжины океанских судов, — сказал я, и посмотрел на Беннетта. — Вы получали от этих защитников Святой Земли дальнейшие указания относительно того, куда доставить запрошенную сумму? И собираетесь ли платить?

— Если удастся поладить с ними без денег, вопрос отпадет сам собой, не так ли? — сухо промолвил он. — И еще вы упускаете из виду, что по меньшей мере один из троих занимался контрабандой наркотиков. Это означает...

Остального я слушать не стал. Я и сам мог изложить предлагаемую гипотезу не хуже. Как только речь заходит о наркотиках, срабатывает своеобразный рефлекс поиска подпольного гения преступного мира. В представлении Беннетта давнишняя связь старшего хиппи с наркотиками автоматически означала, что перед нами замаскировавшийся Фу Манчу, располагающий целым флотом быстроходных катеров, промышляющих контрабандой, и оснащенных торпедами, минами, лазерами или таинственными смертоносными излучателями. Самое неприятное здесь то, хмуро подумал я, что мне ужасно не нравится упоминание о плавучем доме. Не везет мне с плавучими домами. В Канаде я чудом уцелел в одном из таких сооружений — Мак упоминал об этом случае на нашем предыдущем совещании, — а на борту другого плавучего дома, здесь, во Флориде, неподалеку от Эверглейдса на Западном побережье мы с Мартой Дивайн, тогдашней Мартой Борден, едва избежали смерти. Я почувствовал нависшую опасность и запах смерти. Черт бы побрал все плавучие дома. В этом доме приготовили ловушку — сомневаться не стоило. Но какую именно и для кого?

— Сегодня вечером, — говорил тем временем Беннет, теперь обращаясь к Маку: — Разумеется, мы прекрасно управимся и сами, если дадите адрес, но полагаю, вы пожелаете отправить и своего представителя...

Его прервал стук в дверь и женский голос, произнесший мое имя. В результате на меня обратилось внимание всех присутствующих, за исключением Мака, который, как и я, сразу же узнал голос. Это было не хрипловатое контральто таинственной незнакомки, а голос, очень хорошо известный нам обоим. Я бросил взгляд на Элеонору, которая тоже должна была его узнать. И понял, что она действительно узнала его, но в силу каких-то причин следила за моей реакцией.

Я поднялся и подошел к двери, отстраняя людей Беннетта, которые проворно вскочили на ноги, готовясь блокировать проход. Повернул ручку, и моему взгляду предстала стоящая в коридоре темноволосая девушка. Завидев меня, она едва заметно улыбнулась. Эта знакомая улыбка вызвала у меня странное чувство. На ней был отглаженный белый летний костюм, голые ноги покрывал красивый ровный загар, а высокие каблуки белых босоножек делали ее выше и женственнее запомнившейся мне босоногой особы в свободном полосатом халате. Я пожалел, что не верю в сверхчувствительное восприятие — оно во всяком случае прекрасно объяснило бы каким образом я подумал о Марте Дивайн за мгновение до ее появления здесь.

— Папа здесь? — спросила Марта. Она всегда без должного уважения относилась к требованиям безопасности и протокола; поведение, приличествующее самоуверенной дочери председателя правления — любого старого правления, или президента компании — любой старой компании. — Я позвонила в Вашингтон, и мне сказали, что найду тебя здесь, но они не знали, успел ли ты догнать его прежде, чем он сядет на самолет.

Тут она взглянула мне через плечо и увидела в глубине комнаты Элеонору Брэнд. Губы Марты сжались при воспоминании о предательстве, совершенном этой девушкой.

— Да, здесь, — поспешно проговорил я. — Проходи и познакомься со всеми этими изумительными людьми.

Представляющий ОФБ мистер Беннетт наверняка пожалел, что приходится иметь дело с организацией, на сверхсекретные совещания которой запросто заглядывают молодые девицы в поисках своих родителей.

 

Глава 22

В машину мы сели вчетвером и хотя это был большой седан, из числа тех, которые Америка некогда любила, но теперь не в состоянии прокормить, людей почти невозможно было разглядеть за грудами оружия. Я ничуть не удивился бы, исцарапав голень о базуку или разбив локоть о миномет. Разумеется, имелись тут и автоматы, снабженные множеством запасных магазинов. Невольно промелькнула мысль, что в нынешнем боевом настроении да с подобной экипировкой нам бы впору захватить Кремль и переустроить его на свой манер или по меньшей мере заглянуть в Гавану и наставить Кастро на путь истинный...

Несколько раньше Мак вместе с Мартой уехал в аэропорт, предоставив нам нанести последние штрихи самостоятельно. План, который приняли после оживленного обсуждения технических деталей, был прост, как и все великое. Поскольку считалось, что среди присутствующих я обладаю наибольшим опытом и вообще представляю собой нечто вроде неистребимого гладиатора, то мне предоставили честь быть человеком, который постучится в парадную дверь — в данном случае ей соответствовала корма судна — и прикажет злодеям-террористам выходить с поднятыми руками, тогда как три человека Беннетта будут прикрывать все возможные выходы. Беннетт изложил это несколько иначе. Он не преминул подчеркнуть, что его ребята и сами управятся со столь пустяковой задачей, но если уж мне так хочется их сопровождать, что ж, можно использовать и мои столь шумно разрекламированные таланты. Разумеется, в том случае, если я не предпочту взять на себя менее рискованную миссию. Он уверен, что никакого сопротивления нам не окажут, но принимает во внимание все возможные варианты.

После того, как план предстоящей битвы был окончательно утвержден, я перекинулся несколькими словами с Брентом. Остальные тем временем занимались подготовкой вооружения и амуниции.

— Возьмите, — сказал он и протянул маленький автоматический пистолет, который я сунул в левый носок. Оружие двадцать пятого калибра не слишком эффективно, но как правильно заметил один человек, любая пуля доставляет пострадавшему мало удовольствия, даже если она выпущена из пистолета двадцать пятого калибра. Зачастую, когда главный арсенал утрачен или израсходован, наличие подобного резерва может сыграть решающую роль в критическое мгновение. Я облачился в туфли на мягкой резиновой подошве, черные брюки и черный свитер с высоким воротником, который был бы слишком теплым для здешнего климата, если бы мы предполагали действовать при свете дня. Однако это в наши расчеты не входило.

К этому времени уже успело достаточно стемнеть.

— На стоянке у гавани вас будет ждать машина, на случай, если понадобится собственное средство передвижения, — сказал Брент. Маленькая белая «тойота»-пикап. В таком месте никто не обратит на нее внимания. Вот ключ. Еще что-нибудь?

— Укрытие? — спросил я.

— Сколько угодно. В тех местах намеревались создать промышленную зону, которая так и осталась в зачаточном состоянии. Это захламленный пустырь, поросший травой и кустарником. Есть несколько пустых зданий, некоторые недостроенные.

— Канал?

— Густая растительность по берегам.

— Истинная глубина?

— Дно предполагалось углубить до двенадцати футов, чтобы там могли проходить баржи, но сомневаюсь, что успели сделать. На сегодня глубина составляет меньше половины, а в некоторых местах, наверное, не больше двух-трех футов, к тому же там полно всевозможного мусора: бетонных блоков, старых машин и тому подобного.

— Ты занимаешься Элеонорой Брэнд, — сказал я. — Знаю, что телохранителя из тебя не готовили, но постарайся от души. Судя по всему, я впал у нее в немилость после того, как пресек попытку отправиться с нами.

— По крайней мере, у Беннетта, несмотря на всю его любовь к рекламе, хватило ума согласиться с тобой. Ладно, будь осторожен...

Я сказал какую-то подходящую фразу, и мы присоединились к группе, готовившейся захватить Защитников Святой Земли, или как там окрестил Беннетт для протокола нашу команду. И вот теперь мы приближались к зоне боевых действий в достаточно заброшенном районе города, где раньше мне бывать не доводилось — правда, я и в остальном небольшой знаток Майами. Мне припомнилась Элеонора Брэнд и ее вызывающее поведение. Оставалось надеяться, она смирит эмоции, не станет чересчур усложнять жизнь опекающему ее Бренту. Затем я вспомнил Марту Дивайн и то, как мило улыбнулась она, когда я открыл дверь; но, в конце концов, не один я удостаивался ее милой улыбки. Плевать на Марту Дивайн, твердо сказал покорный слуга самому себе. Я покончил с мыслями о ней, когда переспал с другой, более привлекательной женщиной, которая затем покончила с собой. Впоследствии кто-то еще заплатит за это; впоследствии, но не сегодня. Сегодня мы шли по следу опаснейших политических террористов и зловещих акул наркобизнеса, в существовании которых я крепко сомневался.

— Прокати разок мимо баржи, — приказал Лоусон, сидящий рядом со мной. — Не сбавляй скорости. Следи за дорогой, окрестности я буду разглядывать сам.

Мы с Лоусоном, как старшие офицеры, расположились позади. Мужчина, которого некогда в Нассау я узнал как Бердетта, занял переднее правое сидение. За рулем сидел младший солдат нашей армии: худощавый, темноволосый парнишка по фамилии Эллершоу. Последний, как я заметил, просто трясся от волнения. Он то и дело зевал, как будто засыпая, — верный признак нервного перевозбуждения — но с управлением справлялся вполне прилично. Бердетт, невысокий коренастый светловолосый мужчина, производил впечатление спокойного, уверенного в себе человека, но и он немного колебался.

Сидящий рядом со мной Лоусон так и рвался в бой, рвался так, что временами почти забывал, как сильно ненавидит меня за то, что я неоднократно выставлял его не в самом лучшем свете. Почти, но не совсем. Хорошенькая группа захвата, хмуро подумал я. Если они почти намочили штаны, когда нам предстоит иметь дело с тройкой немытых хиппи, среди которых — девушка, чего ожидать от этих людей в случае настоящей опасности?

Пока мы проезжали мимо, я, не поворачивая головы, заметил освещенные окна плавучего дома, достаточно крупного в своем роде сооружения, сделанного из стекловолокна. Некогда белая краска успела выцвести и облупиться. Рулевой пост размещался на палубе под изорванным белым навесом — некогда, если не ошибаюсь, они именовались крышами Бимини. Причал, у которого стояло судно, представлял собой массивное сооружение, рассчитанное на большие грузовые баржи, но половина его обрушилась в канал, оставив сваи, торчащие из воды наподобие обломков черных зубов. Неподалеку от причала, на усыпанной гравием площадке, между улицей и стеной канала, стоял маленький, изрядно потрепанный форд-фургон. Я уловил отзвуки музыки — чего-то громкого, с тяжелыми ударными инструментами.

— Сейчас свернешь налево, — сказал Лоусон. — Вон к тем складам, или ангарам. Припаркуйся так, чтобы нас не было видно отсюда. Вы готовы, Хелм?

— Относительно, — ответил я. — Вы уверены в целесообразности этого путешествия?

Соображения дипломатии требовали явить определенную сдержанность. Нетерпеливый герой ни у кого не вызывает восторга.

— Вы сами вызвались отправиться с нами. Никто вас не просил.

Итак, требования дипломатии были удовлетворены. Эллершоу отыскал пустырь между двумя темными сооружениями из шлакоблоков, выбитые окна которых свидетельствовали о заброшенности, и пристроил туда седан. Мы выбрались наружу. Автоматы моих напарников зловеще поблескивали в темноте. Покорному слуге скорострельное оружие предложить не удосужились, но я по этому поводу не испытывал особых сожалений. Всегда считал, что автоматы предназначаются для людей, которые не умеют стрелять и рассчитывают десятком разбросанных пуль добиться того, для чего достаточно одного точного выстрела. Иногда это и срабатывает, но в любом случае представляется не слишком экономным.

— Дайте нам время занять позиции, — сказал Лоусон.

— Сколько угодно, — отозвался я. — Мой девиз: «не торопись».

— К черту ваши девизы. Дайте пятнадцать минут я начинайте действовать.

Я бросил взгляд на светящийся циферблат часов. — Пятнадцать минут. Ваше пожелание для меня закон.

Лоусон издал сдавленное рычание и двинулся прочь в сопровождении свиты. Как всегда в подобных обстоятельствах мне припомнился генерал, который сказал, что сумеет управиться с врагами, но упаси Бог иметь дело с союзниками. Имя его я позабыл. Тихие звуки шагов стихли вдали, и на пустыре вновь воцарилась тишина: отдаленные отзвуки городской жизни почти не долетали сюда. На протянувшейся вдоль канала улице появилась машина, я увидел как Лоусон со товарищи быстро прижались к стене, выжидая, пока она проедет. Затем исчезли из виду.

Я направился к цели другим путем, обходя склады с обратной стороны. Быстро миновал протянувшийся за ними пустырь, перебегая от кустов к остову старой машины, а затем к отслужившему свой век побитому старому рефрижератору. На дорогу вышел примерно в сотне ярдов ниже по течению — точнее, отклонившись в сторону устья канала, где он наконец впадает в реку Майами, затоку Бискейн, Флоридский пролив или куда-либо еще. Прошел чуть дальше, туда, где дорога совершала небольшой поворот, скрывая меня из виду людей на борту плавучего дома и в его окрестностях, перебрался через проезжую часть и оказался среди кустов, окружавших канал. Брент назвал их густыми зарослями. Что именно там росло, сказать затрудняюсь. Возможно, манговые деревья. Ботаник, особенно ночью, из меня никудышний.

Затем, с мыслью о змеях и аллигаторах, я ступил в воду. Появление здесь акул представлялось маловероятным, чего нельзя было сказать о барракудах. Вдобавок мне припомнились фигурировшие в одной газетной статье аквариумные пираньи, которых выпустили где-то в окрестностях Флориды, после чего они успешно прижились в этих местах. В той же статье упоминалось и о зубатках, но я пришел к выводу, что уж с ними-то человек должен суметь управиться, будь-то на суше или в воде. Нынешнее купание не входило в планы предстоящей баталии и являло собой мою собственную, возможно, не слишком удачную задумку. Не исключено, что я вернусь из похода промокший, грязный и нелепый, тогда как остальные воины прибудут чистыми и сухими, громко потешаясь над моим жалким видом. Однако агенты, которые боятся предстать в глупом свете, долго не живут. Вне зависимости от того, что подумает Беннетт, я был бы последним дураком, если бы явился к двери, указанной мне анонимным звонком, не попытавшись выяснить хотя бы что-нибудь о людях, скрывающихся за этой дверью.

Чрезвычайно медленно, дабы избежать плеска, я передвигался вдоль берега под прикрытием густых свисающих ветвей. По дороге сразился с боа-констриктором, оказавшимся выброшенной покрышкой, и оцарапал голень о что-то твердое и ребристое, что вполне могло быть или крокодилом, или еще одним отработавшим протектором. Перед глазами у меня стояли прозрачные голубые воды тропических морей, омывающие белоснежные пляжи. Затем мне припомнилась Элеонора Брэнд, и я испытал некоторое сожаление, что не позволил ей вкусить неповторимые прелести мокрой и грязной жизни секретного агента. Увы, помешанная девчонка скорей всего с удовольствием пробиралась бы вслед за мной по грязному каналу, не забывая делать пометки в своем водонепроницаемом блокноте. Возможно, и неплохо, что Беннетт неожиданно поддержал меня, когда я предложил ей остаться дома и играть со своими куклами — единственный случай, когда он хоть в чем-то со мной согласился.

Я остановился. От белого плавучего дома меня отделяло сейчас менее пятидесяти ярдов. Черные очертания причала вырисовывались почти на одном уровне с верхней палубой. Возможно, этому способствовал прилив, хоть я и испытывал некоторые сомнения касаемо наличия таковых в Майами. Предположительно, приливы здесь были, но точно этого я не знал. Не знал и многих других более или менее важных вещей. И наиболее важной из них, неожиданно осознал я, представлялся ответ на вопрос, почему закоренелый любитель рекламы мистер Беннетт из ОФБ этой ночью возражает против присутствия в организованной им экспедиции журналистки, могущей запечатлеть в бессмертной прозе его победу над зловещими силами террора. Брент также упоминал об этом странном феномене, но я думал о других вещах и не придал его словам особого значения. Вдобавок, хмуро подумал я, немалый интерес представляло и то, что ни Мак, ни я и не думали настаивать на моем собственном участии. Беннетт просто предположил или сделал вид, что предполагает подобную реакцию с нашей стороны. Вывод, напрашивавшийся из всех этих размышлений, представлялся совершенно невероятным, однако я пережил многих своих коллег по ремеслу, в том числе и потому, что отказывался от невероятных предположений не чаще, чем боялся выглядеть нелепо.

Я сделал глубокий вдох и очень осторожно двинулся вперед. Легкий ночной бриз поднял на поверхности канала слабую рябь, помогающую скрыть расходящиеся от меня круги. Потом над головой навис причал, я пробрался между черными сваями и остановился в темноте. Грохочущая музыка стала громче, и я смог передвигаться быстрее, не опасаясь быть услышанным. Вблизи выяснилось, что обитатели плавучего дома соорудили для своих нужд некое подобие лестницы, грубо сколоченную неуклюжую конструкцию, творение рук, не слишком пекшихся о результатах своего труда. Я двинулся к ней и обнаружил, что вода вокруг баржи довольно глубока: последний отрезок пришлось проплыть. Медленно и осторожно я начал подниматься, благословляя громкую музыку, которая заглушала плеск воды, стекающей с моей мокрой одежды.

В двух пролетах над уровнем палубы покорному слуге удалось заглянуть в выходящее сюда большое окно рубки. Когда-то окно было разбито, возможно ходившим мимо случайным вандалом. Впоследствии проем закрыли тонким прозрачным пластиком, расколовшимся на части, которые теперь слегка покачивались на ветру, позволяя звукам музыки — и, вероятно, также упомянутому Брентом кондиционированному воздуху — беспрепятственно пробиваться наружу. Отсюда открывался отличный вид на внутреннее помещение и вид этот был весьма любопытным. Впервые в жизни я созерцал рубку, выстеленную деньгами.

Банкноты валялись повсюду, подобно опавшим осенним листьям, покрывали ободранную софу, исцарапанный стол, два кресла с изорванной обшивкой, не говоря уже о потертом ковре на полу. Банкноты лежали даже на печи и в раковине, различимой в дальнем конце рубки. Посредине помещения, на полу сидела маленькая, довольно симпатичная девушка с умеренно грязным лицом и спутавшимися светлыми волосами. На ней был изысканный, явно новый и дорогой атласный пеньюар кремового цвета, искусно украшенный легкими кофейными кружевами. Застегнуто сие одеяние было весьма небрежно, позволяя разглядеть, что ничего больше на ней нет. Я отметил, что тело у нее довольно красивое. В руке она сжимала пластмассовый бокал для шампанского, из числа тех, что разбираются на две части: ножку и чашу. Свободной рукой она подбрасывала в воздух банкноты, выгребая их из объемистой сумки. Сумка была полна денег. Банкноты, кружась, опускались повсюду и девушка радостно хохотала. Затем она игриво бросила пригоршню в человека, видеть которого я не мог.

Внезапно музыка оборвалась: мгновение спустя, послышался резкий звук, заставивший меня сунуть руку под мокрый свитер и сжать рукоять револьвера. В поле моего зрения появился человек, сжимающий пенящуюся бутылку с шампанским, из которой он наполнил бокал девушки. Девушка отчаянным жестом указала на сверкающий пеньюар, оросившийся брызгами напитка.

— Осторожнее, ты наставишь мне пятен, — донесся до меня ее голос.

— Забудь об этом; там, куда мы направляемся, у тебя будет гора таких шмоток. Я просто хотел показать тебе маленький кусочек новой шикарной жизни, чтобы ты начинала привыкать. Но теперь лучше надеть старую одежду. Не ехать же в этом наряде, хотя должен признать, выглядишь ты в нем превосходно.

Это был старший из описанных нам мужчин, тот, которого Бренту не удалось повидать, высокий, черноволосый с аккуратной маленькой остроконечной дьявольской бородкой, которая странно противоречила мятой хлопчатобумажной рубашке и грязным джинсам. Он зазывающе махнул бутылкой, и я увидел третьего члена зловещей банды террористов: полного мальчугана, тоже в джинсах, который не обзавелся бородой по простой причине, что борода еще не росла. Только слабый белый пух покрывал нижнюю часть его пухлого лица.

— Ты... ты уверен, что мы теперь в безопасности? — с беспокойством спросила девушка.

— Не беспокойся, это был ловкий трюк, и все прошло как по маслу, — заверил ее черноволосый. — К тому же я выждал, пока все успокоится, и только потом вернулся. Можешь быть уверена, за мной никто не следил. — Он улыбнулся. — Итак, ребята, Защитники Святой Земли объявляют о самороспуске. Господи, я и сам не верил, что найдутся простаки, которые клюнут на такую дешевку. — Он недоверчиво покачал головой. — Признайте, это почище контрабанды.

— Когда ты взялся за дело, я решила, ты рехнулся, — сказала девушка. Она хихикнула. — Правда, я и сейчас так считаю. Но хитрости тебе не занимать стать.

— Но... кто же на самом деле потопил все эти корабли? — спросил пухлый парнишка. Бородатый резко встряхнул головой.

— Не знаю и не хочу знать. Люди, которые топят корабли, опасны. — Он посмотрел на бутылку, наполнил протянутые ему бокалы, и покончил с остатком, приложив горлышко к губам, после чего удовлетворенно вытер рот рукой.

— Знаете, я начинаю привыкать к этому пойлу, — заявил он. — Собственно, почему бы и нет? Теперь допивайте и начинайте собирать наше не облагаемое налогом состояние. Мы покидаем трущобы и направляемся к богатой праздной жизни.

Настала пора действовать, собственно, назначенное время уже прошло. Я покинул машину двадцать пять минут назад. Оставалось надеяться, что затаившаяся в кустах или где-либо еще команда не слишком болезненно воспримет затянувшееся ожидание. Я сделал глубокий вдох, отделился от воды и приподнявшись на лестнице, перекинул ногу через перила, осторожно переместил свой вес. Даже большое судно заметно отреагирует на пару сотен фунтов, внезапно брошенные на его палубу. Наконец, я обрел опору, прокрался под окном, выпрямился и быстро свернул за угол, направляясь к двери, выходящей на корму. Остановился и резко постучал по ней рукоятью револьвера.

— Отдел Федеральной Безопасности, — громко произнес я, — Судно окружено. Выходите с поднятыми руками.

В следующее мгновение я двумя прыжками преодолел расстояние, отделявшее меня от поручня с противоположной от берега стороны, перемахнул через него и бросился в канал. И все же реакция моя оказалась недостаточно быстрой. Первая автоматная очередь ударила в дверь прежде, чем я закончил говорить, и если бы я уже не двигался в сторону, то мгновенно превратился бы в решето. Однако и так одна из скверных маленьких девятимиллиметровых пуль обожгла мне руку прежде, чем я покинул зону обстрела. Падая в воду, я слышал за спиной оглушительный грохот трех деловито работающих автоматов. Напоминало Третью Мировую Войну.

Не удивительно, что ребята Беннетта слегка нервничали, отправляясь на дело в одной машине с человеком — вернее, одним из людей — которого намеревались убить. И не удивительно, что Беннетт предпочел не показывать сегодняшнюю бойню остроглазой журналистке.

 

Глава 23

Ударяясь ногами о поверхность канала, я припомнил слова Брента о встречающихся в этих местах остовах старых машин и бетонных блоках, но подо мной оказалось достаточно много воды. Я погрузился по меньшей мере на восемь футов, прежде чем коснулся ногами дна. Дно оказалось достаточно мягким и илистым, и я предпочел расстаться с ним как можно скорее. Однако по пути на поверхность вспомнил, что и там меня ожидает мало приятного. В результате я развернулся и поплыл под водой в сторону баржи, которая в настоящий момент представлялась наиболее надежным укрытием, если ее вообще можно считать укрытием от автоматных очередей. Маленькие автоматные пули с твердым покрытием можно добиться, разбрасывая пули наугад — и чего добиться нельзя. Мужчина стоял за спиной девушки, помогая ей подняться и поторапливая. Лицо его было залито кровью.

— Не спеши, — услышал я его шепот. Проберешься в окно и сразу бросайся за борт. Там сбросишь эту шикарную тряпку, чтобы им было во что пострелять, а сама поплывешь под водой. Столько, сколько выдержишь...

— А Элмер? — Голос девушки дрожал от пережитого потрясения, но она оказалась крепче, чем я предполагал: по-прежнему думала о товарище.

— Элмер мертв. Когда скажу «вперед»...

— А ты?

— Двинусь сразу за тобой, малышка. Вперед!

Они поднялись вместе. Мужчина руками отбросил в сторону осколки стекла, очищая напарнице путь. Пару раз он освобождал ее цепляющийся за предметы свободный наряд, из последних сил подталкивая ее к выходу. Ему уже не предстояло никуда идти, и он сознавал это. На ногах его удерживала исключительно сила воли, движимая последним желанием помочь спутнице спастись.

Затем дверь рубки распахнулась, и вновь заговорил автомат. Я увидел, как мужчина отчаянным рывком бросился между маленькой светловолосой девушкой и новым дуновением смерти, но мгновение спустя рухнул на палубу и оставил подругу беспомощно покачивающейся на пороге. Тело ее несколько раз сильно содрогнулось. Света было достаточно, чтобы я смог разглядеть ошарашенное и недоверчивое выражение, застывшее на симпатичном лице. В уголке ее рта появилась струйка крови, и она машинально попыталась утереться рукавом, затем рот раскрылся и густой темный поток оросил красивый наряд, который дружок подарил ей в начале новой, богатой и красивой жизни. Еще мгновение она стояла, покачиваясь, потом не удержалась и исчезла из виду.

Что ж, людям, которые пытаются отыскать Эльдорадо на чужих банковских счетах, не пристало слишком громко жаловаться, когда приходит расплата. И все же, эти ребята в худшем случае нанесли вред чьему-то бумажнику. Сам я человек достаточно жестокий, и возможно, не мне говорить такие вещи, и все-таки на мой взгляд существует совершенно определенная граница между преступлениями, совершенными с помощью мышц, и преступлениями, совершенными с помощью ума, или, иначе говоря, так называемыми насильственными преступлениями и преступлениями белых воротничков. Одно дело поставить под угрозу жизнь человека и совсем другое — поставить под угрозу его деньги. Главное сохранить жизнь и здоровье, а деньги — дело наживное. Только мертвого или калеку можно считать по-настоящему пострадавшим. Физически эти ребята не причинили вреда никому. Поэтому настигшее их суровое возмездие представлялось не слишком оправданным.

Однако сейчас времени для сентиментальных размышлений у меня не было. Когда имеешь дело с грубыми людьми, приходится помнить: с тобой могут обойтись грубо. Я продвинулся вперед вдоль борта баржи и остановился у тупого нависающего носа. Едва я успел устроиться на новом месте, как судно ощутимо покачнулось. Двое коллег присоединились к Лоусону, уже находящемуся на борту. Я знал, что именно он распахнул дверь и в последний раз нажал на спуск автомата, поскольку затем с баржи донесся его голос, сообщающий: все в порядке, можно перебираться на борт. Чуть погодя, послышались неуверенные шаги и звуки рвоты: молодой Эллершоу прощался со своим обедом, обнаружив, что стрельба по живым мишеням несколько отличается от упражнений в тире. Двое остальных появились на палубе.

— Как только он управится, — донесся до меня голос Лоусона, — отправишься с ним на берег, отыщешь парня и позаботишься о нем. Проклятие, ведь я держал его на мушке, но он двигался слишком быстро...

— Нет.

— Что ты сказал?

— Ты прекрасно слышал, — холодно ответил Бердетт. — Я не стал бы забираться в чащу на поиски разъяренного гризли и не стану бросать вызов агенту вроде этого, особенно после того, как участвовал в попытке его убить. Этот человек профессионал. Сейчас он притаился и ждет нас. И я не слишком рассчитываю, что сопливый мальчишка — сопливый в полном смысле этого слова, ты только посмотри на него — поможет управиться с Хелмом в темноте. Тебе нужен мистер Хелм, иди и выслеживай его.

— Послушай, мы должны...

— Ты должен. Я ничего не должен. Теперь, если хочешь навести порядок на борту — например, вложить оружие в руки этих людей, прежде чем вызовем полицию, жду твоих приказов. Но приказа пойти на самоубийство я выполнять не стану и мальчишку тоже не пущу. Он неплохой парень, разве что нервничает немного, и я не позволю отправить Эллершоу в руки профессионального охотника на людей, который ему не по зубам. Ты у нас храбрец, тебе и карты в руки. Я же предпочитаю прослыть жалким трусом и остаться здесь. Да и то не надолго. Так что решайся поскорее.

— Я тебе это еще припомню, Бердетт!

— Сделай одолжение. Мертвецу ты ничего не припомнишь.

— Собственно говоря, Хелм скорее всего уже давным-давно сбежал. Он понимает, что ему с нами не совладать, у него и оружия-то всего одна пушка тридцать восьмого калибра.

— Давай, давай, постарайся себя уговорить. Меня тебе не убедить, и мальчишку тоже. И если тебе нужна наша помощь, дабы эта бойня выглядела более убедительно, говори, что от нас требуется, пока тела не остыли. Или пока кто-нибудь не попросил полицейских выяснить, что за битва здесь разыгралась. — Последовала короткая пауза, после чего Бердетт другим, более мягким голосом произнес:

— Иди сюда, сынок. Раз уж тебе предстоит стрелять в людей ради заработка, надо привыкать к тому, как это выглядит.

Они вошли внутрь, где я не мог их слышать. Я осторожно двинулся в сторону причала и отыскал место, где большая свая обеспечивала укрытие, а поперечная балка давала опору ногам. И стал ждать. Наконец Лоусон обеспечил своих подручных работой и вышел наружу. Люди вроде него никогда ничему не учатся. Они уверены, что весь мир принадлежит им. Бердетт — другое дело. Он более реально смотрит на вещи. Лоусон же и представить не мог, что его самоуверенная манера то и дело хвататься за оружие, а зачастую еще и нажимать на спуск, раздражает окружающих. Двух попыток в отношении моей скромной персоны было более чем достаточно. К тому же компания по-прежнему остро нуждалась в трупе, а собственное тело я предлагать не собирался.

Тяжеловес Лоусон обогнул рубку, направляясь к трапу. Он потянулся вверх и положил оружие на причал, чтобы ухватиться за лестницу обеими руками. Я обошелся с ним не слишком честно. У него не оставалось ни малейшего шанса, точно так же, как у девушки в рубке. Я выглянул из-за сваи, тщательно прицелился и четырежды попал ему в грудь через лестницу. Это представлялось не слишком экономным, хватило бы и одной пули плюс две для подстраховки, но мне хотелось быть абсолютно уверенным; к тому же любопытно было проверить, все ли патроны выстрелят после пребывания в воде. Как выяснилось, нынешние производители боеприпасов дело свое знают.

Секунду или две после последнего выстрела Лоусон еще висел, отчаянно вцепившись в лестницу, подобно умирающей девушке-хиппи, после чего тяжело рухнул на палубу. Я бросил туда же револьвер и проследил, как он скользит по палубе и останавливается рядом с неподвижным телом. Мгновение спустя, на палубе появился Эллершоу с автоматом наизготовку. Он уже готов был полить окрестности беспорядочным огнем, но тут за спиной у него возникла фигура Бердетта, который положил руку ему на плечо.

— Не суетись, сынок.

— Но он застрелил мистера Лоусона! И не мог далеко уйти!

Бердетт склонился над телом. Затем выпрямился, сжимая в руке револьвер, — мой револьвер, но мы не носим оружия, которое можно опознать. Не глядя на палубу, Бердетт громко и выразительно произнес:

— Чертовски неприятно, но по крайней мере, у нас теперь имеется отличный труп с пулевыми ранениями спереди. И я не намерен уточнять их происхождение. У нас есть даже револьвер, из которого сделаны выстрелы. Ну-ка, парень, помоги мне дополнить картину так, чтобы мы смогли доложить всемогущему мистеру Беннетту, что выдающийся его агент принял геройскую смерть от рук злодеев-террористов...

Я двинулся прочь, оставив их за этим занятием. Путь по каналу до гавани, о которой упоминал Брент, оказался неблизким, и несколько раз мне приходилось нырять, скрываясь от полицейских машин, наконец направляющихся к месту происшествия. Небольшой пикап ничем не выделялся среди остальных, припаркованных на стоянке машин, и сев за руль, я не привлек к себе внимания. Отъехав на безопасное расстояние, я остановился у закрытой в эту пору заправочной станции и воспользовался местным телефоном-автоматом. Я не рассчитывал, что мне ответит сам Брент, поскольку ему было поручено охранять Элеонору Брэнд, но он должен был оставить кого-нибудь у телефона на время своего отсутствия. Однако никак не ожидал услышать голос Марты Дивайн.

— Думал, ты уже в Вашингтоне, — сказал я.

— Разве я говорила, что собираюсь в Вашингтон? Я просто проводила отца в аэропорт, а потом... Мэтт. Ее голос заставил меня встревожиться.

— Что-то случилось?

— Да. Твой друг, мистер Брент попал в больницу. Он просил, чтобы ты побывал у него как можно скорее. Сказал... сказал, если понадобится, врывайся с боем, потому что ему нужно немедленно тебя видеть.

В голове у меня быстро промелькнули возможные варианты случившегося.

— Ты не знаешь...

— Я не знаю почти ничего, Мэтт. Знаю только, что он срочно хочет повидаться с тобой. Он попросил меня приехать сюда, дождаться твоего звонка и объяснить тебе, насколько это важно.

— А ты-то как оказалась замешанной в эту историю?.. Ладно. Какая больница?

— "Святой Маргариты". — Она продиктовала мне адрес. — Я буду ждать тебя у столика дежурной... Ох, Мэтт.

— Что?

— Не будь к нему слишком строг. Я уверена, он сделал все, что было в его силах.

 

Глава 24

Со временем учишься не напрягать голову понапрасну. Представлялось совершенно бессмысленным перетруждать мозг по дороге в больницу, пытаясь угадать, насколько пострадал Брент или что случилось с Элеонорой Брэнд в его отсутствие. Все это я узнаю в свое время. Предварительные рассуждения ничем не помогут.

Однако существовала некая неприятная вероятность, о которой следовало подумать прямо сейчас. Вероятность того, что я, подобно Беннетту, повел себя, как сопляк. Несколько запоздало я осознал, что если бы незнакомка с хрипловатым голосом хотела только обратить внимание Беннетта на компанию, именующую себя Защитниками Святой Земли, она могла бы позвонить непосредственно Беннетту. Зачем вмешивать в это дело меня? Разве что она знала репутацию Беннетта достаточно хорошо и понимала: этот человек никогда не станет делиться с нами опасной информацией, доставшейся ему одному. Он нашел бы способ провернуть дело без нашего участия.

Выбранный же ею способ дозволял надеяться, что ознакомив с полученной информацией сотрудничающую организацию я также приму участие в предстоящей затее. А стало быть, в течение определенного времени не смогу служить телохранителем. Наблюдение за Элеонорой Брэнд временно поручат кому-нибудь другому. И весьма вероятно, что успокоенные полным отсутствием враждебной деятельности — единственным посягательством на безопасность Элеоноры до сих пор была самонадеянная попытка Беннетта — мы не станем поспешно приставлять к женщине, которой, похоже, пока ничего не угрожает, еще одного опытного агента. Тем более, что не так уж их у нас и много. Попытаемся обойтись помощью подручных средств.

В результате мы — какие там мы, я! — поручил неопытному парню сыграть роль телохранителя, покуда сам отправился купаться в темных каналах, причем, как выяснилось, без особой нужды. Увы, сидя за рулем, невозможно задать самому себе хорошенькую взбучку. Японские же пикапы обладают всеми недостатками любого американского грузовика. Поэтому на большой скорости приходится внимательно следить за дорогой, дабы не вылететь на обочину. В больницу я добрался позже, нежели предполагал. Марта уже ждала меня, сидя на скамье, напротив справочного стола.

При моем появлении она встала и с удивлением посмотрела на меня, напомнив, что я являю собой далеко не безупречный образец изящно одетого мужчины. Тем не менее, одежда успела высохнуть, я по возможности очистил ее от грязи, а в свете нынешней моды выглядел даже менее подозрительно, чем человек в тщательно отутюженных брюках.

— С тобой все в порядке? — поинтересовалась Марта.

Я кивнул.

— Как он?

— Критическим состояние не назовешь, но Брент отказывается принимать любое лечение, пока не поговорит с тобой. Боится, что его выведут из игры.

— Куда нам идти?

— К нему только что прошел врач. Он просил тебя, когда приедешь, подождать; он сейчас вернется.

— Хорошо. — Я поколебался. — Ты не знаешь, где сейчас Элеонора Брэнд?

— Элли? — Марта удивленно нахмурилась. — Нет, понятия не имею, откуда мне знать? Последний раз мы виделись днем. — Губы ее сжались. — Не забывай, что после того, как она со мной обошлась, нас больше нельзя назвать подругами. А почему ты спросил?

— Бренту было поручено приглядывать за ней. Боюсь, ей угрожает опасность.

— Вот уж не слишком огорчусь. — Марта ухмыльнулась. — Ладно, не обращай на меня внимания. Но Брент мне об этом не говорил. — Последняя фраза прозвучала несколько обиженно. Я улыбнулся.

— По-видимому, просто не знал, насколько тебе, можно доверять, хоть ты и дочь босса. Так что же случилось?

Марта глубоко вздохнула, настраиваясь, и принялась за рассказ:

— Проводив отца, я зашла в ресторан аэропорта — точнее, в нечто вроде бара. Выпила, после чего вспомнила, что ничего не ела с того времени, как вылетела из Новой Мексики сегодня утром. В самолетах еда в последнее время стала совершенно невозможной. Девушка за стойкой сказала, что я могу поесть здесь же, в кабине. Разумеется, пришлось подождать. Еду должны были принести из соседнего ресторана, куда, конечно, никто и не подумал бежать сломя голову. Но меня это не слишком беспокоило. Отец оставил мне номер, по которому следовало впоследствии позвонить и узнать, чем закончилась ваша экспедиция, но было еще слишком рано. Я заказала себе еще бренди, и тут у стойки появился Брент. Я махнула ему рукой, и он подошел, но особой радости от встречи со мной не проявил. Выглядел довольно озабоченным. Тем не менее, предложил мне доехать до гостиницы на его машине и сэкономить на такси. Собственно говоря, ничего больше он мне сказать не успел. На нас напали на стоянке в аэропорту. — Марта поколебалась. — Я... я не слишком ему помогла, Мэтт. Точнее говоря, совсем не помогла. Я повела себя как беспомощная девица в кино, которая, опирается на машину и наблюдает, как ее спутников... Это произошло так быстро!

— Сколько их было? — спросил я.

— Двое. Молодые. Чернокожие. Один неожиданно выпрыгнул и схватил мою сумочку. Я закричала, Брент бросился на него, и тут второй появился из-за машины и ударил Брента чем-то по голове. Брент упал, и тогда тот, что держал мою сумку, обошел его и несколько раз ударил ногой. Потом первый нагнулся, ударил опять, и оба убежали... — Она немного помолчала и добавила: — Полиция нашла мою сумку неподалеку. Исчезли только Деньги. Это сочли обычным ограблением, но ведь было не так, правда?

— Вероятно, нет.

— Брента забрала «скорая помощь», а я села в его Машину — он оставил мне ключи — и поехала к нему и, как он просил, стала ждать твоего звонка. Там был еще один человек, Брент назвал его дублером, который отнесся ко мне весьма недоверчиво. Заставил меня подтвердить свою личность через Вашингтон, и лишь тогда подпустил к телефону.

— Именно так и должен был поступить. Брент сказал тебе, что он делал в аэропорту?

— Он сказал... — Марта нахмурилась, пытаясь припомнить. — Сказал, будто проводил кого-то и договорился, чтобы об этом человеке позаботились... Элли? Я пожал плечами:

— Это всего лишь догадка. Долго намерен копаться этот врач?

— Мэтт?

— Да.

— Как его зовут? — спросила она. Я нахмурился.

— Кого, врача? Откуда мне знать... А, Брента? Кажется, Майк. Майк Брент. Почему ты спрашиваешь?

— Он... он очень приятный парень. Странно, что такой человек участвует в грязных играх отца. И в твоих.

Это прозвучало несколько покровительственно. Опытная, взрослая вдова в аккуратном белом костюме, миссис Роберт Дивайн бросила снисходительный взгляд на занятых глупыми играми детей. Неодобрительное отношение к тому, чем занимаемся мы с ее отцом, не тронуло меня, к этому я уже привык, но так и подмывало ответить, что парень, о котором идет речь, — многообещающий сотрудник уважаемого законного учреждения, а сама она не так уж стара. Однако внимание наше привлекла женщина за столом дежурной.

— Звонил доктор Ливайн, — сказала она. — Вы можете пройти в палату.

Доктор встретил нас, когда мы вышли из лифта: невысокий мужчина в белом халате с загорелым лицом, крупным носом и умными, сочувствующими карими глазами.

— Надеюсь, это действительно важно, — сказал он.

— Что с ним, доктор? — спросил я.

— Пытаемся определить, но пациент отказывается подчиняться, пока... Ясно, что сломано несколько ребер. Ему нанесли несколько ударов по черепу, один довольно сильный. Мы опасаемся трещины... Пожалуйста, постарайтесь закончить как можно быстрее. Я не позволил бы вам являться к нему, но больной упрямо утверждает, что это важно, а нервное возбуждение может оказаться не менее опасным, чем некоторое промедление. Поэтому дайте ему выговориться, но, пожалуйста, не оставайтесь там ни минуты дольше, чем действительно необходимо.

Я кивнул и, не думая о приличиях, первым прошел внутрь. За мной следовала Марта и вежливо пропустивший ее доктор Ливайн. Брент лежал на кровати с закрытыми глазами. Веснушки особенно бросались в глаза на побледневшем лице. Голова была перевязана, а под больничной пижамой угадывалась плотно стянутая грудь. Врачи обожают подобные вещи, которые, как я убедился на собственном опыте, не слишком помогают пациенту. Ребра все равно заживут в свое время, с перевязкой или без оной, так что остается только стискивать зубы и ждать. Как только возвращается способность безболезненно смеяться и кашлять, можно считать себя выздоровевшим. Но люди в белых халатах, по-видимому, полагают необходимым сделать хоть что-нибудь, даже если процедура неприятна, болезненна и бесполезна. Брент открыл глаза и провел языком по губам.

— Прости, — прошептал он. — Я завалил дело.

— Не беспокойся, — сказал я. — Куда отправилась Брэнд?

— Назад на Багамы. Ей позвонили. Она поехала переговорить с человеком по имени Эйнар Кеттлиман, который...

— Я знаю, кто такой Кеттлиман. Куда?

— В одну из больниц в Нассау. Его подобрал в море рыбак и сперва доставил на один из внешних островов...

— Не важно, это я еще успею узнать. Как она сбежала от тебя?

— Разозлилась на всех, и на тебя особенно за то, что ты не взял ее с собой. Заявила, чтобы я... занимался своими игрушками. Сказала, что не хочет больше иметь дела с правительственными недоумками... Тем более, что никакая опасность ей пока не угрожает. Уоррен Питерсон прекрасно позаботится о ее безопасности. Мне поручено передать, чтобы ты... больше не совал свой нос в ее дела. Прости, но так она сказала. У них были билеты, у нее и у Питерсона. На коммерческий рейс. Мне билета не удалось достать. Хорош телохранитель, не смог попасть на борт самолета. Делмана тоже не оказалось, он выполнял какое-то задание...

— Делмана?

— Марри Делмана, чартерного пилота, который...

— Ясно, продолжай.

— Я попросил ему передать. Он вернется и ровно в три будет готов вылететь вновь. Все формальности с полетом улажены. Я позвонил Фреду, он встретит Брэнд в аэропорту в Нассау и будет присматривать за ней, пока его не сменят. Вот и все, что мне удалось. Прости, что свалял дурака...

— Ты поступил правильно, — сказал я. — Так и следовало сделать. Теперь расслабься и дай врачу...

— Нет! Не уходи! — В голосе его появилась напряженная настойчивость. — Это не все. Главное, что я хотел тебе рассказать... Собирался отчитаться днем, но все были заняты по уши, и я решил, что потом будет достаточно времени. Расследование. Помнишь Киз?

— Помню, но может об этом потом?

— Не потом. Сейчас. Серина Лорка.

— Что?

— Дочь Лорки. Серина. Они зовут ее Рина. У Лорки есть рыболовный катер, большое судно с двумя детройтскими двигателями. Все головорезы из мафии обзаводятся большими хромированными катерами. Удобно для тайных встреч с друзьями. И с подругами. И самолюбию льстит. Иногда даже отправляются на рыбалку. Но дочь Лорки предпочитает парусные суда. Предпочитает — не то слово. Вот... вот, что обнаружила капитан Хэрриет Робинсон: Рина любит яхты настолько, что за последние два года приобрела четыре судна, теперь уже пять. Пять больших прогулочных яхт. Покупала подержанные, но и так они стоят не меньше четверти миллиона долларов. Покупала, но не продавала. Никаких упоминаний о продаже. Интересно?

— Очень интересно, — сказал я. — Расскажи о Рине.

— Серина Лорка, двадцать два года, пять футов четыре дюйма, короткие черные волосы, карие глаза... Считается хорошим моряком, но два-три года назад утопила судно, плавая с подругой, неподалеку от берега. «Тамблвид», длина тридцать футов, шлюповая оснастка, построен... построен... забыл. Единственная яхта, которую отец купил новехонькой. Да, вспомнил, это была «Персоне Боутъярд», Лодердейл.

— Неважно, — сказал я. — Элеонора рассказывала мне об этом случае.

— Нет, послушай! — В голосе Брента звучало нетерпение. — Начался шторм, яхта потеряла мачту. Подругу мачтой выбросило за борт, спасти не удалось. Зацепившаяся мачта пробила обшивку точно таран, прежде чем удалось от нее избавиться. Ее подобрали в спасательном жилете пять дней спустя, в плохом состоянии. Лежала в больнице, лечилась у психиатра. Чушь.

— Что? — Брент облизал губы.

— Все это чушь, Мэтт. «В поднявшемся шторме упавшая мачта пробила обшивку точно таран». Так она рассказала репортерам. Слово в слово взяла из старой журнальной статьи. Я читал. Потом нашел журнал, я храню их. Лежит у меня вместе со списком купленных ею яхт. Статья о парне, который потерял яхту и жену во время шторма у мыса Мендочино в Калифорнии. Серина позаимствовала оттуда практически все подробности. Я проверил тогдашние сводки погоды: никаких штормов. Разве что шквал, они налетают время от времени. Но ничего подобного шторму, о котором она рассказывала. Подумай.

— Отличная работа, — сказал я. Стоящий рядом со мной врач нетерпеливо пошевелился. — Расскажи мне о потерявшейся подруге.

— Энн Бергерсон. Погибла в восемнадцать лет, была двумя годами старше Серины. Неполная информация, но известно, что она была высокой, стройной, светловолосой и достаточно красивой.

— Где сейчас Серина?

— Не знаю. Я занимался этим, когда... Два дня назад вышла в море на своей последней яхте. «Джембоури», бывшее гоночное судно, сорок футов, построено в шестьдесят девятом году. Топмачтовый шлюп, переделанный под слегка укороченную тендерную оснастку. Я хотел переговорить с тобой, прежде чем начинать поиски.

Пятидесятифутовый катер папаши тоже отчалил; он всегда выходит в море вслед за яхтами. Почему? Догадывайся сам, я сейчас плохо соображаю. «Сер-Джан». Ух, терпеть не могу эти вычурные двойные названия. Лорка назвал свою блестящую рыболовную игрушку в честь дочери и жены; Как какой-нибудь сентиментальный сопляк, чрезвычайно трогательно...

Доктор Ливайн решительно выступил вперед. Я поспешно произнес:

— Ты проделал отличную работу, amigo. Что-нибудь еще?

— Кажется, нет... Да, еще одно. Револьвер, который ты дал Брэнд.

— Принадлежавший Питерсону.

— Да, но она не могла пронести его на борт самолета и оставила мне. В машине, в перчаточном ящике. Просила тебе передать...

— Знаю, — кивнул я: — «Не суй свой нос в мои дела». Верно?

— Вам пора уходить, — сказал доктор, и мы ушли.

 

Глава 25

Спустившись вниз, я остановился у телефона в холле и вновь набрал номер связного в Майами. На этот раз вместо Брента мне ответил незнакомый мужской голос. Мы произнесли все обязательные фразы и спустя некоторое время меня соединили с Нассау.

— Фред поджидал в аэропорту, — сказал знакомый мне приятный женский голос. — С тех пор сообщений не поступало.

— Его предупредили, что объект отказывается сотрудничать? — спросил я.

— Да. К тому же она его знает, что еще больше затрудняет задачу, но он поменялся машинами с другим водителем и постарается не попадаться на глаза. — Последовал неопределенный звук, напоминающий сдавленный смешок. — Разумеется, в темноте все чернокожие парни на одно лицо, масса Эрик.

Впервые, во всяком случае, во время этого задания, я услышал от нее нечто человеческое и неофициальное, да еще и указывающее на расовую принадлежность. Последнему я не придал особого значения. Важнее было то, что судя по холодному и деловому обращению, она приняла сторону Фреда в нашем с ним необъявленном противостояния. Теперь же лед, видимо, слегка подтаял.

— А черные девушки? — поинтересовался я.

— Без комментариев. Я уважаемая замужняя женщина. — Голос ее стал серьезным. — Ваши указания?

— Я прибуду к вам еще до рассвета, но будет нужно знать, куда направиться. Когда Фред объявится, попросите его давать о себе знать как можно чаще.

— Принято. Что-нибудь еще?

— Да. Скажите, пусть не высовывается. Бренту уже досталось. Сейчас он в больнице, в неважном состоянии. Начинается грубая игра. Соблюдайте предельную осторожность.

— Я... передам, как только смогу. Предельная осторожность.

Короткое озабоченное колебание не оставляло ни малейших сомнений. У меня промелькнула мысль, что хорошо бы иметь в своем распоряжении сеть, состоящую исключительно из профессионалов, желательно без семей и родственных связей, вместо исполненных энтузиазма, но неопытных героев-любителей вроде Брента и Фреда. Но сейчас мне было не до фальшивых слов ободрения встревоженным подчиненным.

— Понадобится номер в гостинице, — сказал я. — Да, и проверьте, не заходила ли в гавань яхта «Джембоури» или катер «Сер-Джан». Конец связи.

Мгновение спустя, в трубке раздался мужской голос:

— Вы закончили разговор с Нассау, сэр?

— Закончил, — сказал я. — Повторите вашу фамилию, пожалуйста.

— Маэстас. Дублер. Произносится: эм-а...

— Я жил в Новой Мексике и знаю, как произносятся испанские фамилии, — перебил я. Еще один любитель, нетерпеливый и услужливый. Я обменял бы десяток таких как он на одного крепкого, неспешного, дерзкого, старого профессионала, за которого не придется чувствовать себя ответственным.

— Можно спросить, что с Брентом, сэр?

— У нас есть только один человек, которого называют «сэр», и это не я. Брент жив, в сознании, выглядит не очень плохо, но врачи еще ни в чем не уверены. — Я нахмурился. — Брент сказал, там у вас лежит список с пятью названиями судов. Вы его можете отыскать?

— Сейчас... — Он отказался от слова «сэр». Что же, знание этого слова и готовность его использовать говорили исключительно в его пользу. Слишком многие гордецы поплатились жизнью за свое высокомерие. — Вам его прочитать?

— Да.

Уму непостижимо, каких названий не напридумывали люди. Я попросил прочитать список еще раз и повторял его про себя, пока не убедился, что запомнил, хотя пока и не видел непосредственного применения для данной информации.

Когда мы закончили, Маэстас сказал:

— Разрешите вопрос.

— Да?

— Сюда заходила... молодая особа; сказала, что ее направил Брент. Я проверил через Вашингтон, и они подтвердили допуск, но мне хотелось удостовериться и у вас. Она и вправду?..

Я бросил взгляд на Марту, сидящую на все той же скамье и старающуюся не проявлять нетерпения. Потом улыбнулся.

— Да, она и вправду, — подтвердил я. — Мне почему-то припомнилась девушка по имени Серина Лорка, которую я никогда не видел. — Жизнь была бы намного проще, Маэстас, если бы у людей, особенно у важных людей не рождались дочери с сильным характером. Но и намного скучнее.

Когда я повесил трубку. Марта встала, поправила волосы, разгладила белый костюм. Я подождал ее, и мы направились к двери. Прежде чем пересечь улицу, отделяющую нас от стоянки, я остановился, нагнулся и нащупал все еще остававшийся в носке маленький пистолет на случай, если этим парням понравилось делать свое дело на стоянках. Несколько раньше я уже разбирал и протирал платком крошечное чудовище, но рассчитывать, что после всей воды и грязи механизм даже при наличии нормального патрона сработает исправно, не приходилось. Тем не менее, оружие могло остановить возможного противника на время, позволяющее принять дополнительные меры. Однако нас никто не побеспокоил. Стояла ясная ночь, огни стоянки делали звезды тусклыми и далекими. Мне припомнилась недавняя ночь в Санта-Фе. Тогда я приехал к этой самой девушке, которая сейчас деловито вышагивала рядом со мной на своих высоких каблуках, и звезды казались гораздо ближе. Но теперь мы находились в Майами-Бич, в штате Флорида, и долетающий со стороны Гольфстрима теплый бриз тихо шелестел в призрачных пальмовых кронах.

Марта открыла дверцу спортивного «датсуна», на котором Брент в свое время возил меня в Киз. Села внутрь, протянув руку, открыла вторую дверцу, после чего полезла в перчаточный ящик и извлекла револьвер, о котором упоминал Брент.

— Думаю, тебе это понадобится, — сказала она, протягивая мне оружие. — Кто такой Эйнар Кеттлиман?

— Моряк, который стоял на мостике танкера «Фэйрфакс Констеллейшн», когда последний затонул неподалеку от Багам после загадочного взрыва. Вместе с ним на вахте находился молодой офицер, но его убили, прежде чем ответил на все вопросы, которые Элли намеревалась ему задать. Она, несомненно, попробует выведать то же у Кеттлимана.

— И совершенно не думает, что в итоге могут убить и его, — сухо заметила Марта.

— Меня не слишком беспокоят неприятности, которые могут возникнуть у Кеттлимана, — отозвался покорный слуга. — Гораздо больше беспокоит то, что Кеттлиман может доставить неприятности Элеоноре. Если он еще жив, и даже, если мертв.

— Так ты считаешь, это может оказаться лишь выдумкой, рассчитанной, чтобы заманить ее...

— Они весьма ловко избавили ее от телохранителя, не так ли? — угрюмо проговорил я, когда Марта замолчала. — Сначала отправили меня выслеживать террористов, потом вывели из игры Брента. Тем временем ее с помощью хитроумной истории заставляют покинуть страну в сопровождении парня, который даже оружие в руках держать не умеет. Да у него и нет оружия. Здесь осталось. — Я посмотрел на револьвер, проверил заряды, опустил кольт за пояс и накрыл свитером. Затем сунул второй пистолет назад в носок. Хелм во всеоружии. Бросил взгляд на часы: — Пора одежду сменить, вещи сложить и направляться в аэропорт...

—Я тебя подвезу, — вызвалась Марта.

— У меня своя машина. И все равно, спасибо.

— Ты можешь оставить машину и попросить кого-нибудь позаботиться о ней.

Я пристально посмотрел на Марту. Потом пожал плечами.

— Разумеется, если ты согласна меня возить.

— Всё равно больше делать нечего. Садись. Какое-то время мы ехали в молчании. Потом она осторожно произнесла:

— Наверное, ты успел хорошо узнать Элли Брэнд за это время.

— Брось, Марта, — сказал я. — Ты уже большая девочка и живем мы в унылом конце двадцатого столетия. Если тебя интересует, спал ли я с ней, так и спроси. — Не дождавшись ее реакции, я добавил: — Ответ отрицательный, сударыня. И если тебя удивляет, почему мы защищаем ее, несмотря на то, что она о нас пишет, то, кажется, вопрос обсуждали еще в Санта-Фе. Пораскинь мозгами, и сама поймешь, что именно ее писанина и заставляет беспокоиться о ней. Увы, это далеко не просто.

Марта управляла машиной, не отрывая глаз от дороги. Сцеплением и коробкой передач пользовалась умело, но, возможно, излишне сосредоточено. Даже в темноте салона я видел краску, залившую ее лицо. Когда Марта наконец заговорила, голос прозвучал на удивление мягко.

— Господи, неужели это было настолько очевидно?

— Достаточно очевидно, — подтвердил я. — Однако чистота взаимоотношений с упомянутой дамой — не совсем моя заслуга. Этому способствовали и некоторые обстоятельства. В обычной ситуации, я скорее всего не проявил бы подобной твердости. Познакомившись поближе, начинаешь понимать, что она довольно привлекательный человек.

— Привлекательный!

— В тебе говорит предубежденность, — заметил покорный слуга. — Если в Элеоноре Брэнд ничего привлекательного, каким образом вы были подругами в течение стольких лет, пока не выяснилось, насколько безжалостной и безоглядной может она быть?

— Я считаю преданность очень важным качеством, Мэтт, — сухо проговорила Марта.

— Разумеется, но преданность чему? Человеку или профессии? Попробуй доказать свою правоту, милая, и увидишь, я камня на камне не оставлю от твоих доводов. — Внезапно Марта торжествующе рассмеялась.

— Это ты теперь так говоришь, а несколько лет назад, когда дошло до дела, рассудил иначе.

Последовала короткая пауза. Разумеется, она была совершенно права. Во время того давнего задания, которое и свело нас вместе, я, вместо того, чтобы стрелять в порученного мне человека, перевел прицел на другого, который собирался убить Марту. В результате обстоятельства осложнились настолько, что пришлось немало попотеть, дабы довести дело до конца. Позже Марта точно так же пожертвовала свояки миролюбивыми убеждениями, чтобы спасти мою, а заодно и собственную жизнь. Можно было бы счесть, что мы квиты: жизнь за жизнь; но в действительности обстояло чуток иначе.

Глядя прямо перед собой. Марта мягко продолжала:

— Ты не спросил меня, что я делаю в Майами, Мэтт. — Я посмотрел на нее.

— Так что же вы делаете в Майами, миссис Дивайн?

— Ищу человека.

— Это большой город, — выразительно заметил я. — И людей в нем хоть отбавляй. Вас интересует кто-нибудь определенный?

— Человек по имени Хелм, — ответила она. — Личность весьма зловещая. Холодный взгляд, уверенный палец на курке. Известен ужасными деяниями. Ты ведь совершал ужасные деяния этой ночью, не правда ли, дорогой?

— Совершенно верно, — подтвердил я. — Чрезвычайно ужасные.

— Я всегда угадываю это по твоим глазам. Они становятся какими-то тусклыми. Я не спрашиваю, что это было; просто не хочу знать. Меня смущает только то... — она замолчала и судорожно сглотнула. — Меня смущает только то, что временами этот ужасный человек бывает довольно милым, а я так давно знаю его. И когда он уходит, мне начинает его не хватать. Мне ужасно не хватало его теперь, когда... когда мой дом опустел. Вот я и подумала: если приеду сюда повидаться, а возможно и перекинусь несколькими словами, то...

Она замолчала. Я услышал слабый сдавленный звук. Марта осторожно взглянула в заднее зеркальце, включила сигнал поворота, свернула на обочину и поставила машину на ручной тормоз. Затем извлекла из сумочки платок и прочистила нос.

— Сама не знаю, почему плачу, — проговорила она. — Наверное, веду себя как дура, да? Я собиралась оставаться спокойной и рассудительной, Мэтт. И обо всем с тобой поговорить. А на самом деле? Сначала веду себя, как ревнивая дрянь, потом закатываю истерику. — Она тяжело вздохнула. — Понимаешь, мне стало ужасно одиноко после твоего ухода, и я не раз пожалела, что ты — мы — придавали такое значение моему вдовству. Если бы не это, если бы той ночью мы наплевали на приличия, думаю, так или иначе удалось бы до чего-нибудь договориться.

— Я тоже об этом подумывал. Марта слабо улыбнулась.

— Да, я видела, о чем ты думаешь, и мне доставляло удовольствие это видеть. Но потом тебя охватили сомнения, ты пожалел бедняжку, которая уже совершила одну ошибку и готовилась вот-вот совершить вторую. — Она быстро отмахнулась: — Да знаю, ты считаешь мое с Бобом супружество ошибкой. Ты к нему прекрасно относился, вы дружили, но ты считал, что я... слишком хороша для него. Ты даже вбил себе в голову, что я и для тебя слишком хороша. Ты меня просто идеализируешь, дорогой. Помнишь беседу о волках и коккер-спаниэлях? Ты испортил меня для мужчин-спаниэлей, не пора ли смириться с последствиями? — Не дождавшись ответа. Марта продолжала: — Что ж, кажется, мне все-таки удалось более или менее связно все изложить. Хотелось, чтобы ты понял: больше притворяться ни к чему. Я знаю, о чем ты думаешь. — Она внезапно улыбнулась. — Ты думаешь: Господи, до чего неподходящее время выбрала эта особа! Самолет дожидается, а тут она со своими сентиментальными излияниями! Поздравляю, ты вел себя, как истинный джентльмен: ни разу не посмотрел на часы.

Мы рассмеялись, и она склонилась и легко поцеловала меня. Затем убрала руку с тормоза и выжала сцепление. Три часа спустя, когда на небе еще ничего не указывало на приближающийся рассвет, молчаливый усатый пилот, которого, как наконец выяснилось, звали Марри Дедманом, не произнеся ни слова, доставил меня на остров Провидено и, не попрощавшись, отдал мою сумку.

 

Глава 26

В здании аэропорта я отыскал телефон и доложил о прибытии, представившись надлежащим образом, хотя местная связная к этому времени наверняка запомнила мой голос. К некоторому моему разочарованию — с сотрудниками предпочтительно поддерживать дружеские отношения — голос ее вновь стал далеким и деловым, как будто мы никогда не шутили друг с другом: возможно, она успела пожалеть о минутной слабости. Возможно, в ночи почувствовала себя одиноко, но теперь близилось утро.

— Номер вам заказан там же, где и прежде: отель «Парадиз Тауэрс».

— Принято.

— Яхта «Джембоури» до сих пор не обнаружена. Катер «Сер-Джан» стоит здесь, в Нассау, в гавани Айлендер, неподалеку от моста.

— Принято. От Фреда есть новости?

— Как раз подхожу к этому. — В голосе прозвучал укор моему нетерпению. — Объект охотно пошел на контакт с Фредом. Она утверждает, будто получила информацию, которую должна с вами немедленно обсудить. Она разговаривала с Эйнаром Кеттлиманом.

— Где мы встретимся?

— Уоррен Питерсон отвезет вас к ней. К этому времени он уже должен быть в аэропорту. У него взятый напрокат седан, мягкого зеленого цвета, модель он не указал.

— Бьюсь об заклад, что при его любви ко мне он в восторге от своей новой роли шофера. Что случилось с Фредом и его машиной?

— Было решено, что Фреду лучше проводить Брэнд, поскольку у него имеется оружие и некоторые навыки его использования.

— Проводить куда? Что еще задумала эта сумасбродная журналистка?

— Похоже, она использует информацию, полученную от Кеттлимана. Питерсон расскажет вам по дороге. У меня все, конец связи.

Некоторое время я молча смотрел на трубку, прежде чем повесить ее. «Все, конец связи». Некая стандартная заключительная фраза, ставшая таковой в основном благодаря кино — в жизни она используется не столь уж часто — в данной обстановке приобретала особое значение. Нечто вроде большого красного сигнала, сирен и предупредительных ракет одновременно. «Все, конец связи». Другими словами, хватай спасательный жилет, бродяга, и бегом к шлюпкам, корабль идет ко дну. Я сделал глубокий вдох. Еще один длинный тяжелый день и ночь. Правда, если бы я стремился к более спокойной работе, то со своим опытом давно получил бы место ночного сторожа. Марта была бы в полном восторге, хотя, возможно, предпочла бы что-нибудь посолидней и не связанное с ношением оружия. Однако сейчас было не самое подходящее время размышлять о Марте Борден, которая впоследствии стала Мартой Дивайн, а теперь, похоже, не прочь превратиться в Марту Хелм, тем более, что я и сам мог бы привести некоторые доводы в пользу подобного замысла...

Седан, который остановился на обочине, когда я вышел наружу, действительно оказался зеленым, и я понял, почему модель осталась неуказанной. Это был один из тех ничем не примечательных среднегабаритных автомобилей, которые Детройт продолжает упорно производить, несмотря на то, что сегодня люди предпочитают покупать маленькие модели. Я подозреваю, что подобные машины явились результатом стремления производителей добиться максимальной экономии в производстве, для чего они объединили свои возможности. В результате одна и та же сборочная линия в понедельник выпускает крайслеры, во вторник и среду форды, а в четверг и пятницу изделия Дженерал Моторз, соответственно меняя только торговую марку и радиаторную решетку. Я еще застал былые времена, когда владельца форда невозможно было спутать с владельцем шевроле, причем и тот и другой с презрением поглядывали на любителя плимута. Теперь же все мы ездим на «датсунах», тойотах, мерседесах и «фольксвагенах», пока национальная автомобильная промышленность продолжает пребывать в дремотном состоянии. Разумеется, размышления эти не имели ни малейшего отношения к делу, так же, как и мысли о Марте Дивайн, но по крайней мере позволяли не думать о том, о чем думать не хотелось. Я бросил сумку на заднее сидение и уселся рядом с шофером.

— Куда направляемся?

Питерсон тронулся с места с видом заправского водителя, который попусту растрачивает свои таланты на семейном седане. Как ни старайся, а перевести рычаг автоматической коробки передач в положение «ход» совсем не то же самое, что небрежно и изящно работать пятью скоростями.

— Гавань Айлендер, — ответил он. — Они поехали посмотреть стоящий там катер и выяснить, кто находится на борту.

— Судя по всему, это пятидесятифутовое судно, именуемое «Сер-Джан», — хмуро предположил я, и он кивнул. — Интересно, кто надоумил мисс Брэнд?

— Собственно говоря, это были вы, — несколько злорадно заявил Питерсон. — Дело в том, что нам стало известно о появлении таинственного катера примерно этих размеров. Потом переговорили с вашим агентом, который следовал за нами. Выслушав Кеттлимана, Элли настояла на том, чтобы с вами связались. Этот темнокожий парень позвонил — выяснить, где вы, и его жена сказала, вы направляетесь сюда. Кроме того она упомянула, что вы расспрашивали о таком-то катере, а его обнаружили в Нассау... Сами знаете, какой становится Элли, когда выходит на след. Ничто не могло заставить ее отказаться от мысли взглянуть на этот проклятый катер, пока мы ждали вашего прибытия.

— Фреду пора бы научиться помалкивать о том, что связано с работой, — сказал я. — Кстати, не советую называть его темнокожим в лицо.

— Как бы там ни было, у него есть оружие, и надеюсь, она в безопасности, — заявил Питерсон, никак не отреагировав на мои слова. — Свой пришлось оставить в Майами.

Я не стал говорить, что его револьвер у меня за поясом; Питерсон и безоружный был достаточно опасен. — Так что же рассказал Элли этот Кеттлиман?

Питерсон поколебался, потом пожал плечами и сказал:

— Какую-то невероятную историю. По его словам, корабль налетел на парусную яхту и начался сущий кошмар.

Я нахмурился.

— Еще раз и помедленнее, пожалуйста. Стало быть, Кеттлиман сказал вам — сказал Элли — что «Фэйрфакс Констеллейшн» столкнулся с какой-то парусной яхтой? Насколько разумею, третий помощник, Юрген Хинкамф ни слова не говорил о каком бы то ни было столкновении, ни ей, ни кому-либо еще.

— Оно и понятно. — В голосе Питерсона прозвучало удивление моей тупости. — Пораскинь мозгами, парень. Ведь столкновение-то произошло по его вине, правильно? Именно он стоял на вахте. Кто же станет трубить на весь мир, что писал письмо подружке, а помощник вздремнул или что-нибудь в этом роде; а идущий на автопилоте танкер, за которым никто не следил, в темноте налетел на яхту? Для него это означало бы конец служебной карьеры, а возможно, еще и суд и тюрьму. Но никто на борту, кроме него и Кеттлимана, яхту не видел, а Кеттлимана он считал мертвым, вот и предпочел не распространяться о случившемся.

— Расскажи о столкновении, — попросил я. — Что говорит Кеттлиман?

Питерсон еще раз выразительно приподнял мускулистые плечи.

— Собственно говоря, для танкера это и столкновением трудно назвать. Огромный корабль способен сокрушить яхту так, что никто на борту ничего и не заметит — все равно что грузовик, наехавший на жука, — но в данном случае Кеттлиман припомнил, что ему положено стоять на вахте. Судно шло со скоростью четырнадцать узлов, когда он поднялся и выглянул в окно мостика. Увидел прямо по курсу отблеск света и едва различимые очертания белых парусов. Окликнул офицера, третьего помощника, который бросился к нему, но было уже слишком поздно. Они ничего не могли изменить. Чтобы остановить такую махину, требуется три или четыре мили — а у тех, что побольше, на это уходит миль восемь-девять — и даже на сильный поворот штурвала они реагируют только спустя изрядную долю мили. Поэтому оба наблюдателя просто беспомощно застыли на внешнем крыле мостика, наблюдая, как крошечные паруса исчезают под форштевнем танкера и ожидая, возможно, легкого содрогания или скрежета, и вдруг... БАБАХ! Судно превратилось в огнедышащий кратер. Кеттлимана сбросило с мостика в воду, и он остался позади — судно продолжало идти со скоростью тринадцати или четырнадцати узлов, но он нашел крышку люка, которую выбросило вместе с ним, и забрался на нее. Увидел, как пылающий корабль остановился наконец в паре миль от него и начал погружаться в воду, носом вперед.

Когда Питерсон сделал паузу, я спросил:

— Ты упоминал о каком-то катере? Питерсон раздраженно отмахнулся.

— Не подгоняй, парень! Я сам все расскажу, ладно? Разумеется, Кеттлиман попытался плыть в сторону корабля, надеясь, что там успели спустить хотя бы одну шлюпку, которая его подберет. И тут услышал отдаленный звук мотора, оглянулся, увидел приближающийся большой рыболовный катер, по его словам, рассекающий воду, как эсминец. Странное дело, судно шло, не зажигая огней, так что Кеттлиман видел только вырисовывающиеся на фоне неба очертания надстройки и белую пену у носа. Но тогда он не задумывался об этом, просто ждал, когда катер подойдет достаточно близко, чтобы можно было позвать на помощь. Он, конечно, подумал, что катер спешит на выручку горящему танкеру и проплывет неподалеку. Катер же, не доходя до него, сбавил ход и сделал круг, будто в поисках чего-то. Кеттлиман увидел скользнувший по воде луч, потом катер остановился и поднял что-то на борт. Кеттлиман говорит, это был большой, черный блестящий предмет, напоминающий человека в мокром костюме. После этого катер развернулся и направился туда, откуда приплыл, и не подумав прийти на помощь команде тонущего судна. Кеттлимана это просто взбесило. Его относило все дальше и дальше. Утром к месту происшествия прибыло спасательное судно, да Кеттлимана проглядели. Два дня спустя на него наткнулся рыбак, поднял на борт и отвез в маленькую деревушку на одном из дальних Багамских островов. Связь был неважной, и прошла почти неделя, прежде чем удалось договориться перевезти его в Нассау для лечения ожогов.

Я с интересом выслушал его рассказ, но наиболее интересным в данный момент показалось мне то, что мистер Уоррен Питерсон, который никогда не испытывал к покорному слуге особой симпатии, столь старательно посвящает меня во все подробности. Даже если Элеонора пущей быстроты ради попросила его по дороге ввести меня в курс дела, можно было ожидать скорее краткого и сухого отчета, а не столь продолжительной морской саги, в течение которой мы успели пересечь весь город и подъехать к мосту, перекинутому через бухту, отделяющую нас от острова Парадиз. Питерсон остановился, чтобы заплатить пошлину. Когда мы съехали с моста, я попросил его задержаться на первой попавшейся стоянке. Меня не покидало чувство напряженного ожидания. Я осторожно прикинул возможные варианты.

— Послушай, — обратился я к Питерсону, — не знаю, с кем доведется иметь дело, но судя по всему люди на борту катера настроены отнюдь не дружелюбно. Поэтому лучше вернуть тебе это.

Я извлек из-за пояса тридцативосьмикалиберный кольт с четырехдюймовым стволом. Питерсон принял оружие и мгновение напряженно вглядывался в него, затем убрал и угрюмо произнес:

— Вижу, ты не слишком спешил вспоминать о нем, голубчик.

— Прошлый раз ты воспользовался им не лучшим образом, голубчик, — отозвался я.

— Ладно, ладно, возможно, тогда, в номере у Элли я немного поторопился. У тебя тоже есть пушка?

Я продемонстрировал Уоррену маленький пистолет.

— Если от смеха не умрут при виде этой штуки, возможно, удастся добиться смертельного исхода при помощи пуль. Ладно, будем надеяться, что артиллерия не понадобится. Поехали, посмотрим, чем занимаются Элли с Фредом.

Питерсон вновь тронулся с места и вскоре свернул на извилистую дорогу, между деревьями выходившую к стоянке у небольшой гавани. Водный бассейн выглядел крошечным по сравнению с популярными в Штатах огромными заводями, но суда в нем стояли большие и живописные. Тут расположились несколько дорогих рыболовных катеров с длинными аутриггерами, напоминающими мачты парусной яхты. Мне припомнилось, как я ловил рыбу в детстве. Вся моя экипировка состояла из пары старых резиновых сапог и самодельной удочки. Владельцы катеров, похоже, демонстрировали серьезный подход к делу (во всяком случае на расходы не скупились), но, разумеется, тут я им не указчик.

— Вон такси, — прошептал Питерсон. — Кажется, ваш Фредди ждет нас. Элли я не вижу.

— Проклятие, при таком напоре ее наверное пригласили на борт, взять интервью за завтраком. Какой катер?

— Третий справа от стены набережной. С темно-голубым корпусом.

Я некоторое время разглядывал катер и не заметил ни света в каюте, ни каких-либо признаков жизни на борту.

— Ладно, остановись с этой стороны, так мы вызовем меньше подозрений, — проговорил я. — Пошли узнаем, какие новости у Фреда.

Стоянка была довольно большой, и машины заполняли ее меньше, чем наполовину. Такси, на которое указал Питерсон — еще один непримечательный среднегабаритный американский седан — стояло капотом к воде, что обеспечивало Фреду хороший обзор гавани. Пересекая вымощенное открытое пространство, с Питерсоном, поспевающим у меня за спиной, я заметил первые проблески рассвета слева, среди деревьев, но суда и машины все еще окутывала темнота. Ветра не было, все вокруг замерло неподвижно. Фред так и не выглянул из машины. Ладно. Приблизившись к такси, я постучал по дверце со стороны водителя. Никто не ответил. Тогда я сделал то, что от меня ожидали: взялся за ручку и открыл дверь. Тело Фреда грузно осунулось на мостовую у моих ног. Я резко отшатнулся и, как того требовали обстоятельства, поперхнулся от ужаса. Что-то прикоснулось к моей спине.

— Брось оружие, — послышался голос Питерсона. — Брось и подними руки. Прости, парень, но мне пришлось это сделать. Я отдам тебя, а мне вручат Элли, понимаешь? Спасибо, что вернул мне оружие и облегчил задачу.

— Что случилось с Фредом?

— Твой черный парнишка попытался, невзирая на их угрозы, добраться до телефона и передать жене, чтобы она тебя предупредила. Дрался так отчаянно, что пришлось воспользоваться ножом... Стой спокойно! Я же сказал: бросить оружие...

Он еще продолжал говорить, когда я повернулся и выстрелил в него из пистолета. Краем глаза я заметил, что на стоянке мы уже не одни. Призрачные фигуры приближались со всех сторон, однако всему свое время. Уоррен Питерсон с недоумением и укором смотрел на меня: я вновь нарушил все правила, которым он научился, сидя у экрана телевизора. Он направил на меня револьвер, этот символ власти, волшебную палочку, направил во второй раз, а я по-прежнему не желал выполнять его распоряжения. Телевизионные принципы не срабатывали, заставляя пережить величайшее разочарование.

И тут на него обрушилось осознание ужасной действительности: в него стреляли, он ранен и в руках сжимает револьвер. И следует выстрелить в ответ. Собственно говоря, ему следовало выстрелить сразу, как только я повернулся, прежде чем в него попала смертоносная маленькая пуля. Я выстрелил еще раз, и он наконец попытался направить револьвер в мою сторону — заново прицелиться в меня — но было уже слишком поздно, да и не слишком ему этого хотелось. Он так до конца и остался мальчиком, воспитанным на идеях ненасилия. Третья пуля ударила его, и он начал падать, роняя мощное оружие, из которого так и не успел выстрелить.

После третьего выстрела маленький пистолет припомнил, что недавно побывал в воде, но трех пуль туда, куда я их всадил, было вполне достаточно. Несмотря на легкомысленный вид, этот пистолет далеко не игрушка. Тени были уже совсем рядом. Я повернулся и направил на ближайшего смолкший ствол, тогда как второй умело нанес мне удар сзади.

 

Глава 27

Серьезное загорелое лицо девушки окаймляли черные волосы. Лицо выглядело несколько расплывчатым по краям, но хорошенько поразмыслив, я пришел к выводу, что виной тому мое зрение, а не девушка. На первый взгляд она производила впечатление крепкой, довольно привлекательной особы с мальчишескими ухватками, из числа тех, что способны переиграть тебя в любом состязании, но платье и туфли с высокими каблуками наденут разве что под угрозой смерти.

Однако, по ближайшем рассмотрении становилось ясным, что эта крепкая молодая женщина принадлежит к той особой категории людей, которые способны совершать потрясающие открытия, но не испытывают от этого особого восторга. Сильное, отлично сложенное тело с высокой грудью и широкими бедрами явно пребывало в хорошей спортивной форме. Не менее привлекательным было и покрытое ровным слоем загара лицо, правильные черты которого успешно выдерживали испытание короткой мужской прической, если понятие «мужская прическа» еще применимо в нашу эпоху стирания половых различий. На ней были белые теннисные туфли с прочными «морскими» подошвами, в меру обтягивающие белые шорты и напоминающая огромную повязку верхняя часть купальника без бретельки. Красный купальник делал ее плечи очень сильными и загорелыми. Такими же загорелыми и сильными выглядели и ноги. Последние мне было видно особенно хорошо, поскольку лежал я в непосредственной близости от них, на полу каюты.

При наличии пола должна быть и сама каюта, а последняя предполагает пребывание на борту судна. Потрясающая логика, мистер Хелм. Кажется, к вам начинает возвращаться способность соображать. Итак, где я нахожусь, выяснить удалось, осталась самая малость — придумать, как выбраться отсюда. Да еще и с человеком, ради которого я и явился сюда. Разумеется, исходя из предположения, что она где-то здесь.

Однако я несколько торопил события. Пока достаточно было знать, что нахожусь я на борту судна, судя по звуку и вибрации — мощного моторного катера, и он куда-то направляется. Кроме того, по описанию Брента и фотографиям в досье Лорки, с которым мне наконец удалось ознакомиться на борту самолета, стоящую надо мной мускулистую молодую особу звали мисс Серина Лорка, и была она дочерью сенатора Джорджа Уинфилда Лорки, в прошлом так же известного как Мануэль Сапио, Малыш Сапио и Сапер. И еще меня пронзила внезапная боль сожаления и вины при мысли, что я потерял кого-то важного. Потерял я парня по имени Фред, который умер, сражаясь, дабы помочь мне, и тем самым разрешил наш давний спор...

— Можете сесть?

Это был тот самый глубокий женский голос, который я слышал по телефону в резиденции Джузеппе Вело. Для девушки он казался излишне сильным. Не слишком доверяя собственному голосу, я кивнул, о чем тут же и пожалел, поскольку движение напомнило о недавнем ударе по голове.

— У вас за спиной стоит вооруженный человек, — сообщила Серина Лорка. — Так что не делайте глупостей. То, какой вы отчаянный парень, мы уже видели, смотрите, не перестарайтесь.

Она склонилась, взяла меня за руку и помогла взобраться на канапе, рядом с которым я лежал. На мгновение мне пришлось прислониться к ней, чтобы уравновесить движение судна, в результате чего я едва не получил пулю из автоматического пистолета — девятимиллиметрового браунинга или достаточно похожей модели — находящегося в руках мужчины, расположившегося в дверном проеме, уводившем на кокпит. Это был смуглый крепыш в сверкающих белых штанах и майке в голубую и белую полоску. Оглянувшись по сторонам, я выяснил, что нахожусь не в каюте, а, если придерживаться точной терминологии, в рубке со множеством окон. Рубка представляла собой достаточно примечательное помещение, изобилующее тиковым деревом, включая бар и стол, и меньше всего походила на рубку. Я отметил, что пост управления здесь отсутствует. Стало быть, кто-то управлял судном с верхнего мостика. Итак, один наверху и двое здесь — всего трое. Особых математических способностей для подобного вывода не требовалось, но я все же ощутил некоторую почву под ногами.

Похоже, мы находились в открытом море — земли ни с одной стороны мне разглядеть не удалось. Стоял прекрасный солнечный день с легким бризом. Солнце находилось достаточно высоко; близился полдень. Или недавно миновал. Разумеется, ничто не свидетельствовало о том, что день все тот же. Что ж, это я успею выяснить, когда окрепну достаточно, чтобы взглянуть на часы, если те еще идут.

— Если тревожитесь о том, как долго находились без сознания, успокойтесь, — сказала Серина Лорка. — Ударили вас не слишком сильно. Вы начали приходить в себя почти сразу, но времени вами заняться не было, поэтому я ввела вам инъекцию препарата из вашей аптечки. Препарат "А". Ровно четыре часа, правильно?

— Как вы узнали, каким воспользоваться? — поинтересовался я. — Если конечно, это имело какое-либо значение?

— Подсказала ваша знакомая. Я дала понять, что в противном случае воспользуюсь первым попавшимся под руку, а там уж как вам повезет. Один шанс из трех, не так ли? Она сказала, что два остальных препарата смертельны. — Серина Лорка кивнула головой в сторону бака. — На ваш следующий вопрос отвечу, что Брэнд заперта там, в хорошем состоянии. — И добавила со встревожившими меня злорадными нотками: — Да, в отличном состоянии.

С некоторой долей отвращения Серина освободилась от моей хватки. Отступила назад, уверенно балансируя на покачивающемся полу, после чего легким прикосновением поправила блестящие черные волосы и подтянула эластичный лифчик. В данных обстоятельствах естественная женственность ее движений выглядела несколько странной. Женщина она была довольно эффектная, если вам нравятся плотные мускулистые фигуры, но с сексуальной точки зрения явно пребывала вне пределов мужской досягаемости.

Подобные вещи всегда приводят меня в смущение, что по-видимому свидетельствует о том, насколько я старомоден. Как неоднократно замечала Элеонора Брэнд, я всегда с интересом и удовольствием вникал в тонкости взаимоотношений мужчины и женщины. Люди же, которые избегают соприкасаться с противоположным полом, мягко говоря, настораживают. По-видимому, это свидетельствует о пробелах в моем образовании, и тем не менее не могу без грусти смотреть на совершенно недоступную привлекательную молодую женщину. Речь не идет о счастливых супругах — эти женщины все же кому-то достались, пускай даже и не мне — я имею в виду тех, которые объявили себя совершенно и всецело недоступными. Неразумно, даже если дама находит для себя другие развлечения. Разумеется, это чисто мужская эгоистическая точка зрения.

Я заметил, что Серина Лорка разглядывает меня, пренебрежительно ухмыляясь: девушка в точности угадала мои мысли. Я напомнил себе, что в конце концов ее сексуальные пристрастия меня не касаются. И отвернулся в сторону, наблюдая за белыми полосами, расходящимися за кормой к пустому горизонту.

— Не тешьтесь пустыми надеждами, — посоветовала девушка. — Погони пока не видно.

— Потрясающий трюк, — заметил я. — Три выстрела, два трупа, и никому нет дела. Она отрывисто рассмеялась.

— Ваша игрушка производит шума не больше, чем мотоциклетный выхлоп, а ужэтого добра в Нассау хватает. Крови на стоянке пролилось не много, к тому же мы прибрали и там, и в такси. А похоронили пострадавших, пока вы отдыхали. В море. Эти вещественные доказательства никто больше не увидит. Привязанные к щиколоткам пятидесятифунтовые свинцовые чушки надежная тому порука. В этих местах глубина северо-восточного фарватера достигает тысячи саженей. — Она нахмурилась, пристально глядя на меня. — Теперь мне хотелось бы узнать, что предпримет ваша темнокожая девушка?

— Какая еще темнокожая девушка?.. Ox. — Я пожал плечами. — Она позвонит в Вашингтон и сделает то, что прикажут.

— А Вашингтон? Что предпримут там? Я еще раз пожал плечами.

— Когда это можно было предугадать? — Я поморщился. — Мне было поручено просто охранять Брэнд, чтобы она не доставила нам неприятностей своей смертью. Теперь же все значительно усложнилось. Не исключено, что ее попросту спишут и меня вместе с ней.

— Как насчет ловцов дерьма? — спросила Серина Лорка. — Думаете, их поставят в известность?

— Кого это? Она поморщилась.

— Береговую охрану. Раньше их интересовали спасательные жилеты и наркотики, а теперь на первое место вышли наши клозеты. Именно они нынче решают вопросы жизни и смерти. Эти парни кичатся своими традициями, а сами не брезгуют совать нос в вонючие гальюны. Скоро при их появлении придется снимать штаны, дабы могли исследовать не только место, куда говно попадает, но и то, откуда выходит...

Я улыбнулся. Уж в этом-то все нынешние яхтсмены едины. Одно упоминание о дурацких требованиях, предъявляемых к устройству канализации на судах, выводит их из себя. Девушка сразу показалась мне более человечной и симпатичной, несмотря на все, что я о ней знал.

— О береговой охране можете не беспокоиться, — заверил я. — Операция проводится в глубокой тайне, так что ни о каких людях в форме не может быть и речи. Серина Лорка недоверчиво нахмурилась.

— Другими словами, вертолеты уже поднялись в воздух, и вы стараетесь, чтобы мы не нервничали понапрасну, пока сюда прибудут. Я покачал головой.

— Существуют веские причины, по которым в деле не могут участвовать Береговая Охрана, Военно-Морской флот или, на худой конец Морская Пехота.

— Что же это за причины? Я помедлил с ответом.

— Сначала ответьте на мой вопрос. Питерсон изложил совершенно невероятную историю гибели последнего судна, «Фэйрфакс Констеллейшн». Я знаю, ее сочинили вы, чтобы у меня не оставалось никаких сомнений в том, что они действительно разговаривали с Эйнаром Кеттлиманом и не возникло подозрений, будто парень везет меня в ловушку. Но какая доля правды содержалась в этом рассказе?

Мгновение она не мигая глядела на меня.

— А вы сами как думаете?

— Я не верю, что Кеттлимана сбросило в воду с мостика. Его офицер, Хинкамф, описывал взрыв совершенно иначе. И еще не верю, что Кеттлиман мог что-либо видеть, восседая на крышке люка — я не слишком разбираюсь в судостроении, но по-моему деревянные крышки люков остались в прошлом вместе с капитаном Джоном Флинтом. Сегодня их делают из тяжелой стали и поднимают не иначе, как с помощью лебедки. Собственно говоря, я вообще не верю в Эйнара Кеттлимана. Скорей всего, к этому времени он успел превратиться в обглоданную рыбами груду костей, лежащую на дне океана. В остальном же, история была весьма занимательна и правдоподобна.

Серина Лорка поколебалась.

— Какое все это имеет отношение к участию или неучастию в деле Береговой Охраны?

— Самое непосредственное. Ибо вам только кажется, что вы потопили это судно... Ведь это были вы, не так ли? Думается мне, блестящий черный объект, который после взрыва подобрал таинственный катер без огней — скорей всего, этот самый катер — все же не был мужчиной в мокром костюме. Это была женщина в мокром костюме. Вы.

— Что ж, если вы удосужились побывать по адресу, который я вам сообщила, и видели этих оборванцев, то несомненно поняли, что потопить они могут разве только самих себя, да и то в море гашиша. Защитники Святой Земли, подумать только! Очередная кучка паразитов, пытающихся нажиться на чужой работе.

— Нет, нет, — возразил я. — Ничего подобного. Вот тут-то вы и ошибаетесь. Вам не известно, что несравненная правоохранительная служба. Отдел Федеральной Безопасности, во всем блеске проявила свои неординарные способности и победоносно расправилась со злодеями-террористами прямо в их зловещем логове. Разыгралась кровавая битва, во время которой геройски погиб один из агентов, но и негодяев настигло заслуженное возмездие.

Серина Лорка с ужасом и недоверием уставилась на меня.

— О Господи! Вы меня разыгрываете, Хелм!

— Проклятие, меня чуть было не выбрали на роль агента, принявшего геройскую смерть. Точнее говоря, выбрали, но я отказался от этой чести и подыскал другого добровольца. Правда, не совсем добровольца, но это не слишком меняет дело. — Я задумчиво потер оцарапанную пулей руку.

Серина облизала губы.

— Эти сопляки намочили бы штаны при одном виде оружия. Правда, и без того изрядно воняли. — Она пристально посмотрела на меня. — Вы хотите сказать, хитрый мерзавец, который командует правительственной шайкой — как там его? Беннетт — намеренно отправил свою команду, чтобы перебить...

— Не мог же он допустить, чтобы их захватили живыми, и всем стало известно, как его оставили в дураках, рассказав о мнимых террористах ценой в миллион долларов.

Серина Лорка глубоко вздохнула и сказала:

— Собственно говоря, я не думала подставлять их под пули. — Голос ее стал тверже. — Хотя сами виноваты. Не надо было совать нос в чужие дела.

— Задумка принадлежала старшему, остальные просто подыгрывали. — Я с интересом посмотрел на девушку: — Как вам удалось их найти?

Серина передернула плечами:

— Баловались травкой. Не брезговали и порошком. Получается, должны были где-то доставать. Один из них пару раз работал на нас. Организация не упускает из виду подобных людей, от них всегда можно ждать неприятностей. Когда прошел слух, что кто-то пытается выжать из судовладельцев солидную сумму, осталось только навести справки...

— Прошел слух?

— Да кто здесь задает вопросы в конце концов? — внезапно вскинулась она. Потом пожала плечами. — Разумеется, у нас имеются связи в прибрежной зоне; мы в курсе последних новостей. — Она нахмурилась. — И все-таки я не понимаю, какое это имеет отношение к тому, станут или нет ваши люди предупреждать дерьмовую полицию.

— Подумайте хорошенько, и сами все поймете. Дело закрыто, закрыто и еще раз закрыто. Улавливаете? Не думаете же вы, что Беннетт попросит Береговую Охрану выйти в море и заставить его вернуться к уже закрытому делу? И объяснить, откуда же на самом деле взялись четыре трупа? Уж сейчас-то ему меньше всего хочется самостоятельно или с чьей-либо помощью выяснять, что же произошло в океане на самом деле. Ему только и остается надеяться, что никто и никогда этого не узнает, а Сумасшедший Потопитель Судов не нанесет нового удара. В противном случае имя Беннетта смешают с грязью. — Я покачал головой. — Нет, нет. Вне зависимости от того, что ему удалось выяснить к настоящему времени, он не станет организовывать погоню и более того, приложит все силы, чтобы это не сделал кто-нибудь другой. Даже если для этого придется пожертвовать ничего не значащим оперативником из другого агентства и неприметной журналисткой. Ведь погоня может вас настичь. Представляете, в какую историю он тогда влипнет?

— Но вы-то работаете не на Беннетта? Я пожал плечами:

— Какое это имеет значение? Вы же знаете, что представляет собой ОФБ, у этих ребят всегда все козыри на руках. Работая с ними, либо подстраиваешься под них, либо выходишь из игры. Мой шеф не продержался бы на своем месте столько лет, если бы наживал себе таких врагов.

«Прошу прощения, сэр», добавил я мысленно. Серина Лорка нахмурившись смотрела на меня.

— Но вас-то не слишком беспокоит, что подумает этот Беннетт, правда?

— С чего вы взяли? — изумился я. Она к чему-то вела, к чему я пока не понимал и лишь надеялся, что веду себя именно так, как от меня ожидают. — Разумеется, однажды он выбрал меня в качестве жертвы, а теперь позволил похитить и наверняка даже пальцем не пошевелит, чтобы выручить. Только и всего. Да, братских чувств я к нему не испытываю.

На губах у нее появилась слабая улыбка. Я угадал правильный ответ, хотя до сих пор не понимал, почему. Оставалось надеяться, что впоследствии все выяснится. Если, конечно, проживу достаточно долго. Несколько секунд она пристально разглядывала меня, потом взяла лежащую на противоположном канапе большую красную сумку и принялась рыться внутри. Извлекла оттуда небольшую фотографию — сделанный «поляроидом» цветной снимок, осторожно вытащила ее из пластикового конверта и протянула мне.

— Вот в чем дело, — странным голосом проговорила она. — Знаете, кто это?

Я взял фотографию. Учитывая небольшой формат, это был отличный портретный снимок красивой молодой девушки со светлыми волосами, невероятно белыми и шелковистыми. К тому же достаточно длинными. У девушки были тонкие черты лица и большие голубые глаза. Мне показалось, что за этими голубыми глазами вряд ли скрывается слишком многое, но по одной фотографии делать подобные выводы представлялось опрометчивым.

Я припомнил имя, слышанное от Брента.

— Энн Бергерсон?

— Да, — подтвердила Серина Лорка. — Энн. Моя Энни. Она была такой молодой и красивой, сами видите, какой красивой она была, а они убили ее. Выбросили в холодный океан и утопили. Огромный корабль мчался в темноте, и никто не смотрел куда. Я выпустила сигнальную ракету, но те продолжали идти прямо на нас, а «Тамблвид» даже с работающим двигателем не мог двигаться против ветра достаточно быстро, чтобы избежать столкновения. Потом я осталась на разбитом, погружающемся в воду судне со сброшенной мачтой. Палуба была залита кровью Энни, а сама она исчезла. Я искала, искала — всю ночь и весь следующий день, но так и не нашла. Теперь вы понимаете, почему я охочусь за ними и убиваю их так же, как они убили ее? — Не дожидаясь моего ответа, она забрала у меня фотографию и обратилась к мужчине с пистолетом: — Отведи его к девчонке. Оставайся и следи за дверью. Артуро будет наблюдать за палубой с мостика; оружие у него есть. — Она повернулась, направляясь к кокпиту, но остановилась: — Хелм.

— Да?

Мгновение она молча смотрела на меня. Я начал замечать, что эта девушка на все смотрит странным, напряженным взглядом, присущим некоторым сумасшедшим. Взгляд этот отнюдь не означает, что тебе уделяют особое внимание, напротив, не исключено, что тебя не замечают вообще.

Тем не менее, голос ее прозвучал вполне рассудительно:

— Я не собираюсь убивать вас или девушку, это не входит в мои намерения. Разве что вы меня сами заставите. Поверьте. Поэтому, пожалуйста, не делайте глупостей.

В следующее мгновение она оказалась за дверью, направляясь к трапу, ведущему на мостик. Охранник махнул мне своим оружием, что я воспринял, как обнадеживающий знак. С теми, кто склонен размахивать оружием, обычно не составляет труда управиться, но было еще слишком рано. Предстояло обдумать обещание Серины Лорка, к тому я составил только смутное представление о том, сколько человек находится на борту и не мог предугадать развитие событий. Поэтому я позволил нетерпеливому конвоиру толчками направить меня в главную каюту, все так же изобилующую тиковым деревом. Исключение составлял стальной стол на камбузе, где жилистый седоволосый мужчина занимался приготовлением какого-то блюда. Ага, четверо.

Меня провели мимо камбуза к закрытой тиковой Двери на носу. Еще одно нетерпеливое прикосновение пистолетного ствола продемонстрировало, что мне предлагается ее открыть. Когда я это сделал, сильный толчок швырнул меня на пластмассовое ведро, установленное между двумя сходящимися клином койками. Дверь захлопнулась у меня за спиной.

На койке правого борта лицом вниз лежала девушка. Я узнал «морскую» кофточку с короткими рукавами, белые брюки и босоножки на высоком каблуке. С тех пор, как Серина Лорка со злорадным видом сообщила мне об отличном состоянии пленницы, я не переставал беспокоиться об Элли. Однако вонь, наполняющая маленькую клинообразную каюту, представлялась обнадеживающим знаком. Если речь шла только об этом, беспокоиться не стоило.

— Элли, — сказал я, прикасаясь к ее плечу. Она слабым движением отбросила мою руку.

— Отстань от меня! — простонала она. — Господи, меня тошнит, как собаку. Отстань от меня, черт побери! О Господи, малышка Элли не преминет воспользоваться любым способом, чтобы выглядеть еще ужасней, чем она есть... О Боже мой, опять!

Я поспешно отступил в сторону, пропуская ее к ведру. С моей стороны это было не слишком красиво, девушка страдала, но тем не менее я поймал себя на том, что улыбаюсь. Я застал мисс Элеонору Брэнд за ее любимым занятием — беспощадной критикой собственной персоны. Старое доброе времяпрепровождение.

 

Глава 28

В детстве мне с гордостью сообщили, что семья, по крайней мере по одной линии, ведет свое начало от морских бродяг — викингов, которые, как выяснилось в свете моих более поздних исследований, были не слишком приятными ребятами. Что ж, на Западе я знавал одну даму, которая гордилась предком — конокрадом. Не сомневаюсь, что она и на порог не пустила бы этого грязного, жующего табак оборванца, случись им столкнуться лицом к лицу. Не стану утверждать, что родство с северными морскими пиратами сделало из меня великого морехода, но крепким желудком они, похоже, меня все-таки одарили. Что теперь оказалось весьма кстати. Большой катер продолжал мчаться к неизвестной нам цели, крошечную носовую каюту раскачивало, да к тому же невозможно было дышать от запаха рвоты, но я ощущал разве что легкую тошноту, возможно, еще и потому, что с прошлого дня ничего не ел.

Первым делом нужно было почистить камеру. Когда Элеонора сделала знак, что на время отрывается от своего занятия, я взял ведро, постучал в дверь, немного подождал и осторожно открыл ее. Наш тюремщик стоял в узком проходе с оружием наготове.

— Чего надо? — с подозрением осведомился он.

— Как тебя зовут? — спросил я. Он уже открыл было рот, чтобы заявить, что меня это не касается, но передумал, пожал плечами и сказал:

— Джулио.

Всегда легче добиться взаимного уважения и доверия, когда знаешь и используешь имя человека.

— Послушай, Джулио, — сказал я, — куда мне вылить это?

— А ты как думаешь? Нет, дверь налево. И будь осторожен.

— Я всегда осторожен, Джулио. Гальюн оказался маленьким сверкающим помещением, которое просто стыдно было загрязнять нечистотами. Тем не менее, покорный слуга вылил ведро и вымыл его под душем, поскольку в маленькую раковину оно не помещалось. Затем настал черед поломать голову, каким же образом очищается унитаз. Те, с которыми приходилось иметь дело на судах, приводились в. действие ручкой, но тут была установлена значительно более сложная и утонченная аппаратура, по всей видимости напичканная электроникой. Я осторожно высунул голову наружу.

— Как мне промыть эту дрянь? Джулио ухмыльнулся.

— Сначала нужно включить электронный поедатель дерьма. Кнопка «измельчитель-хлоринатор» или «ИХ». Когда загорится зеленый свет, жми на кнопку слива, "С", и дело сделано. А когда эта штуковина не срабатывает, заливает всю палубу, или садятся батареи, вызываешь специалистов по охране окружающей среды, и они все приводят в порядок. Ха-ха. Только и всего.

— А зачем нужна кнопка с красным светом? — поинтересовался я.

— Чтобы сообщать, что у поедателя дерьма закончилась начинка и его нужно подзаправить. Для чего нажимается кнопка "Н" — наполнение, но тебе это не понадобится. Его заправили, прежде чем мы отчалили. Мистер Лорка любит, чтобы на его катере царил полный порядок. — Глаза мужчины сузились. — Хватит болтать. Делай свое дело и возвращайся.

Я набрал требуемую комбинацию, и управляющий компьютер исправно убрал смердящую массу, которой в соответствии с предписаниями правительства предстояло пройти очистку и стерилизацию, прежде, нежели быть выброшенной за борт. Потрясающе. У меня сразу улучшилось настроение при мысли, что данной части океана не угрожают наши отбросы, потому как никогда не знаешь, как много вреда может нанести рвота одной маленькой девушки. Остается только одеть подгузники на всех китов и дельфинов, и благородная задача будет завершена.

Я вымыл руки, прихватил с собой чистое полотенце и влажную салфетку и вернулся в каюту, где, преодолев слабое сопротивление, перевернул Элеонору на спину, после чего вытер ей лицо и почистил кофточку там, где она успела ее запачкать. В течение всей процедуры она беспомощно лежала с закрытыми глазами, и я вдруг поймал себя на том, что ее некрасивое бледное лицо вызывает у меня странные чувства. Я беспокоился, очень беспокоился о ней. И был ужасно рад оказаться вместе, пока ее не постигло ничего хуже морской болезни. Причем не пытался увязать свое отношение к ней с тем, что я испытывал к Марте Дивайн. Или, если уж на то пошло, с моими чувствами к покойной Хэрриет Робинсон. По-видимому, следовало обзавестись бурнусом, верблюдом, провозгласить себя шейхом и собирать гарем. Элеонора открыла глаза.

— Привет, — прошептала она.

— Дура, — отозвался я. — И чего ты собиралась добиться своим бегством? Как маленькая девочка, которая обиделась, потому что ребята не взяли ее играть в футбол. Дура.

— Как... как ты сюда попал?

— Сначала ты. Каким образом попала к ним в руки? Элеонора пожала плечами.

— В аэропорту мы сели в такси и попросили отвезти нас в больницу. Я не надеялась, что меня сразу пустят к Кэттлиману, но хотела хотя бы проверить, действительно ли он находится там. Мы проехали совсем немного, когда водитель резко затормозил. Настолько резко, что оба оказались на полу. Прежде чем мы успели встать, в окнах с обеих сторон появились пистолеты. Эта девушка была там. Кажется, она чуток помешанная. На переднее сидение уселся мужчина с пистолетом, она звала его Джулио. Мы проехали еще какое-то расстояние, позади послышался скрип тормозов. Машина остановилась, и к нам привели вашего Фреда. Ехал за нами, а они вытеснили его машину на обочину. Нас отвезли на этот катер и потребовали, чтобы Фред позвонил — на палубе имелся телефон — но Фред отказался сообщить номер.

— Но связной звонили. — Элеонора облизала губы.

— Да. Я сообщила им номер, тот, который ты когда-то мне давал. Помнишь? Прости, Мэтт, но они угрожали расправиться с ним. Там был маленький седоволосый мужчина, его называли Робертом, со смешным французским акцентом, но у него имелся нож — совсем не смешной. Я не вынесла... короче говоря, они набрали номер и приказали Уоррену сказать женщине, по-видимому жене Фреда, что телефон прослушивается. Это, конечно, была ложь, ибо как можно установить прослушивание, не зная номера? Уоррен передал ей, что именно сказать тебе и что в точности случится со всеми нами — особенно с Фредом, если тебя попытаются предупредить. Но тут Фред вырвался и попытался схватить трубку, а Роберт ударил его ножом... Девушка потом отчитала его, но было уже поздно. Мэтт?

— Да?

— Мне... не следовало говорить им номер? Это из-за меня его убили?

Я покачал головой.

— Вряд ли это имело какое-либо значение, Элли.

— Спасибо, — прошептала она. — Попытаюсь в это поверить. Теперь твоя очередь. Как ты здесь очутился?

Я рассказал. На это ушло немало времени. Когда я закончил, Элли некоторое время молчала, обдумывая услышанное. Я с удовлетворением отметил, что зеленоватый оттенок исчезает с ее лица; по-видимому, худшее осталось позади. Наконец она с трудом села, перекинула ноги через край койки и подняла глаза на меня. Я рри-сел на край противоположной койки.

— Не мне тебя упрекать, верно? — тихо проговорила она.

— Ты имеешь в виду Уоррена? Элли кивнула.

— Как бы там ни было с телефонным номером, Фред оказался здесь из-за меня, и умер из-за меня. Если бы я не помчалась в Нассау, как... Ладно, не важно. Но, имея такое на своей совести, не мне строить из себя моралистку... Просто не понимаю, зачем ты его убил.

— Скажем, он сам напрашивался на это. Я уже рискнул однажды, отбирая у него оружие. До каких же пор ублажать любителя размахивать револьвером? Однажды я уже просил попридержать этого парня, если не хочешь его потерять. Вот ты его и потеряла. Элли быстро встряхнула головой.

— Я не могу удовлетвориться подобным объяснением, Мэтт. У тебя должны были иметься более веские причины для убийства, помимо того, что он не обратил внимания на довольно вызывающее предупреждение, переданное через меня.

— Не стану утверждать, что причина именно в этом. Но это избавило меня от каких-либо обязательств беспокоиться о состоянии его здоровья. Парень исчерпал пределы моего терпения. Я вручил ему оружие, испытал. Это был жест доверия, свидетельствующий, что я предпочитаю забыть о прошлом и сотрудничать ради твоего спасения. Однако он не ответил доверием на доверие, не рассказал, что случилось и не попросил моей помощи, чтобы управиться с неприятностями. Другими словами, не хотел сотрудничать со мной ради твоего спасения, намеревался проделать все один, за мой счет. И не оставил ни малейшей надежды на взаимопонимание, ибо ненавидел меня до глубины души и столь же сильно желал напакостить мне, как и спасти тебя. Вот и еще одна причина, по которой я вручил ему револьвер — чтобы занять его руки. Не будь у него огнестрельной игрушки, набросился бы сзади с каким-нибудь приемом дзюдо или каратэ.

— Положим, он не знал...

— Брось. Эти крепыши просто обожают разбивать кирпич ребром ладони. Это сделало бы мое пленение особенно впечатляющим.

— Она... Лорка пообещала нам, что если Уоррен доставит тебя, меня отпустят.

— Мне она пообещала, что нас не убьют, поскольку это не входит в ее намерения. Слышать приятно, только боюсь, не следует слишком полагаться на слова.

— Мэтт, я не... Понимаешь, я пыталась спорить с ним, остановить его. Говорила, что не хочу свободы такой ценой...

Я улыбнулся и, протянув руку, потрепал ее по щеке.

— Где же безжалостная маленькая дрянь, готовая пожертвовать кем угодно ради хорошего материала? Прикосновение моей руки заставило Элли смутиться.

— И все-таки мне кажется, не следовало убивать Уоррена, — упрямо проговорила она.

— В таком случае, представим дело иначе. Предположим, речь идет о твоей жизни и предстоит выбрать для этого путешествия одного человека, который по возможности попытается тебя спасти. Перед тобой досье мистера Уоррена Питерсона: подготовка, опыт, среднее число ударов сердца в минуту опасности. Рядом аналогичные материалы на мистера Мэттью Хелма. Оставим в стороне личные пристрастия и будем исходить исключительно из бесстрастных данных. Кого бы ты выбрала, чтобы уцелеть в этой переделке? — Я пожал плечами: — Пожалуй, особого выбора у меня не было.

Элеонора облизала губы и сказала:

— Ты и в самом деле дерзкий самодовольный мерзавец, не так ли, дорогой?.. Мэтт?

— Что? В глазах у нее появилось странное выражение.

— Я сейчас туго соображаю, похоже, что заодно с обедом вылетели и мозги. Я не понимала...

— Так чего же ты не понимала?

— Ты... ты специально позволил им захватить себя!

— Как иначе смог бы я быстро тебя отыскать? — раздраженно поинтересовался я. — На звонки в полицию не оставалось времени, к тому же появление толпы неуклюжих неумех могло бы стоить тебе жизни. Я пришел к выводу, что безопаснее заняться делом самому. Для этого нужно было пробраться внутрь и выбранный мной путь представлялся наиболее логичным. Подожди, пойду выброшу эти салфетки, они все тут завоняли.

И вновь, прежде чем открыть дверь, я позаботился о том, чтобы предупредить нашего охранника, не обращая внимания на слова Элеоноры у меня за спиной. Джулио стоял в полной готовности. Он сообщил, что в передней каюте имеется встроенная корзина для грязного белья, и я сгрузил туда свою ношу.

— Как малышка? — поинтересовался он, когда я вернулся.

— Будет жить, — ответил я. Потом бросил взгляд на орудие в его руке. — По крайней мере, некоторое время.

— Если мисс Лорка сказала, что вы не умрете, значит, не умрете, — заверил он.

— Хочешь сказать, она умеет наделять бессмертием? На этом можно заработать кучу денег.

— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Никто не причинит вам вреда, если сами на это не напроситесь — вот, что я имею в виду. Не знаю, зачем ты ей понадобился, но только не за этим. — Он посмотрел в сторону мостика: — Отлично управляется с судном. Вот уж не думал.

— Почему?

— Обычное дело, — запинаясь, промолвил он. — Когда босс сказал, что дочка будет время от времени пользоваться этим катером, а нам положено выполнять все приказы и держать язык за зубами, мы решили: жди беды. Мало того, что в шкиперы определили даму, так это еще и молодая, весьма норовистая дама. — Джулио. сделал характерный жест кистью руки. — Знаешь, управляться в море с катером не так просто, можно наткнуться на что угодно.

— Или что угодно может наткнуться на тебя, — ответил я, не сводя с него глаз. Смуглое, достаточно симпатичное лицо мужчины застыло: он отказывался говорить об этом. Дабы ободрить его, я спокойно и несколько педантично продолжал: — Знаешь, все это выдумки. Древние греки воспринимали гомосексуалов как нечто само собой разумеющееся, в тамошних армиях их было полно. В битве при Херонее на стороне Фив сражался целый полк. Когда македонцы атаковали афинян, левый фланг обратился в бегство, центр был смят, но Священная Лента Фив не дрогнула, они умерли не сдвинувшись с места, триста человек, каждый рядом со своим любовником или как там они их называют. В те времена никому и в голову не приходило увязывать подобные вещи с храбростью.

Джулио с сомнением посмотрел на меня, явно испытывая подозрения в отношении моих сексуальных пристрастий.

— Похоже, ты знаток в этих делах. — Я улыбнулся.

— Нет, просто люблю исторические романы. — Я потянул носом воздух. — Неплохо пахнет, похоже на еду. Может, она и правда не собирается убивать нас сразу, а заставит умереть от голода...

Страж отправил меня справиться об аппетите Элеоноры, которая заявила, что ничего не хочет — нет, ни в коем случае! Затем, соблюдая все меры предосторожности, отвел меня в рубку, усадил за стол и не сводил глаз, пока я ел. Еда оказалась отличной. Повара звали Роберт, и разговаривал он со смешным французским акцентом. Как я уже говорил, это был невысокий жилистый мужчина с седыми волосами. Внешность соответствовала описанию человека, который убил Фреда. Представлялось весьма вероятным, что отправиться в плавание его вынудили неприятности, возникшие на суше в связи с излишним пристрастием к холодному оружию. Я по достоинству оценил еду, но Роберта взял на заметку, чтобы разобраться с ним потом, когда это не будет мешать более важным делам...

Вторую половину дня мы провели лежа на койках. Ближе к вечеру с палубы донесся крик: «Парус!». Полчаса спустя дверь открылась, нас отвели в кокпит и переправили на одномачтовую яхту, которая тяжело покачивалась у борта катера. На корпусе судна было выведено название «Джембоури» — если верить Бренту, пятая яхта, приобретенная мисс Лоркой через два года после смерти прекрасной подруги.

Оставалось надеяться, что этой яхте не уготована судьба четырех предыдущих. По правде говоря, надежда была слабой.

 

Глава 29

Не знаю уж почему, но когда судно поворачивает налево, оно идет правым галсом, и соответственно, когда поворачивают направо — левым. В данном случае мы рассекали воды Атлантического океана правым галсом, подгоняемые свежим юго-восточным бризом. Мы с Элеонорой вновь получили в распоряжение каюту на носу с двумя клинообразными койками, очень напоминающими койки на борту катера, но этим сходство исчерпывалось, за исключением разве что постоянно присутствующего ведра. Новая камера была меньше и темнее, без боковых иллюминаторов. Их заменял прозрачный люк, через который мы могли видеть два упругих треугольных передних паруса, кливер и фокаштаг, если не путаю названий. Опыт мореплавания также подсказывал, что расположенный ближе к корме и находящийся вне пределов нашего поля зрения парус именуется гротом.

Возможно, из-за меньшей скорости яхту качало не так сильно и резко как катер. Выражаясь ученым языком, увеличились период колебаний и амплитуда. Тем не менее, пол то и дело проваливался под ногами, а койки ухали вниз. Задраенный верхний люк защищал нас от накатывающихся на палубу волн, воздух в крошечном помещении был теплым и спертым. В общем, не самая уютная камера из тех, в которых мне довелось побывать, а я перепробовал их немало.

Элеонора продержалась почти полтора часа после того, как нас поместили в каюту. Затем ее опять скрутило, однако на сей раз спазмы накатывались почти впустую. Выносить вон было почти нечего, но представлялось желательным не нарушать сложившийся образ несчастной страдающей девушки и терпеливого заботливого мужчины, поэтому я использовал каждый предоставляемый ею предлог для путешествия за дверь. Джулио вместе с нами переправился на новое судно, не забыв прихватить и свой браунинг, но теперь между нами установились новые отношения. Отныне нас, двух здоровых, сильных мужчин объединяла благородная и несколько снисходительная озабоченность состоянием слабой женщины.

Когда мы ступили на борт «Джембоури», там находилось двое мужчин. Один из них теперь спал на койке, расположенной за двумя, разделенными тиковым столом канапе в главной каюте. С противоположной стороны имелось еще одно, весьма похожее, спальное место. Третью койку я заметил рядом с камбузом, почти под главным люком, ведущим на кокпит. Она же использовалась в качестве кресла во время работы за навигационным столом. Судя по всему, ее занимала Серина Лорка — шкипер и навигатор судна — тут остались ее туфли и сумочка. Сама она босиком поднялась на палубу и вместе со вторым членом экипажа управляла яхтой. На Джулио, по-видимому, в этом отношении они не рассчитывали. Он специализировался исключительно по катерам, и в данном случае на него возлагались только обязанности нашего стража и тюремщика.

Гальюн располагался там же, где и на катере — слева по борту, в сторону кормы от нашей крошечной камеры. Был он поменьше, и без отдельного душа. Зарешеченное отверстие в полу свидетельствовало, что для мытья предлагается использовать все помещение — и не бойся намочить окружающие предметы. Раковина представляла собой еще более примитивную конструкцию, чем на катере, зато канализация оснащалась чуть меньшим вариантом того же электронного унитаза, с такой же хитроумной панелью управления. Я мысленно поздравил себя: накопленный на катере опыт не пропал даром, и теперь не придется заново постигать премудрости сложной техники. Судя по всему, устройство установили совсем недавно. Когда я упомянул об этом Джулио, он с отвращением отмахнулся.

— На посудине имелся отличный сортир, но его, понимаете ли, соорудили до принятия новых правил, так что мисс Лорке пришлось истратить пару тысчонок, дабы не нарушать закона.

— Да, — заметил я, — сразу видно законопослушного гражданина.

— Убирайся в каюту, — рявкнул он, однако гнев был скорее притворным.

Успело изрядно стемнеть, но электрическое освещение в нашей каюте работало вполне исправно — я проверил это заранее. Над каждой койкой имелось по лампочке. Я включил свою. Тут же с палубы донесся крик и в дверь застучали.

— Выключи свет, ты освещаешь передние паруса и мешаешь управлять яхтой.

— Прости, выключаю.

Я вновь прикоснулся к выключателю и в темноте откинулся на койку, прислушиваясь к тихому плеску воды за бортом. Быстрое беззвучное движение судна создавало странное, но приятное ощущение. Глядя через заливаемый водой прозрачный пластиковый люк, я мог видеть передние паруса, слабо обозначенные цветными габаритными огнями — что бы ни задумала на этот раз Серина Лорка, незаконной невидимости яхты это не требовало. Картина вырисовывалась довольно ясная: она мстила за свою погибшую возлюбленную точно так же, как отец мстил за дырку в голове. Оставалось выяснить лишь последние подробности ее мести, и инстинкт подсказывал мне, что очень скоро она сама обо всем нам расскажет. Проблема гениев преступного мира в том, что если ты провернул удачную операцию и держишь язык за зубами, никто так и не узнает, какой ты молодец. Большинство из них рано или поздно этого не выдерживает. Меня не оставляло предчувствие, что нас выбрали на роль благодарных слушателей, которым мисс Лорка поведает о своих деяниях.

— Мэтт. — Голос Элеоноры слабо пробился сквозь доносящиеся снаружи звуки.

— Как ты там? — отозвался я. Я уступил ей безопасную койку с подветренной стороны, тогда как мне досталось ненадежное место напротив. Чтобы не упасть, на койке имелось хитроумное брезентовое приспособление, но я предпочел не лишать себя подвижности до такой степени.

— Мэтт!

В голосе у нее прозвучал внезапный страх, и я понял, что она не расслышала мой ответ. Я приподнялся с койки, огибая ведро на полу, подсел к Элли, отыскал в темноте ее плечо. Она накрыла мою руку ладонью, на мгновение судорожно сжала и отпустила.

— О Господи, какая же я малодушная трусиха! — пробормотала она.

— Совершенно верно, — согласился я. — И еще грязная уродина. Не забывай о грязной уродине.

— Черт бы тебя побрал, Мэттью Хелм!.. — я услышал, как она отрывисто рассмеялась в темноте: — Ладно, доктор Хелмштейн. Будь по вашему. Продолжайте свою шоковую терапию. Но ведь я и в самом деле являю жалкое зрелище, разве не так? Господи, как меня тошнило! Ужасно, когда тебя выворачивает наизнанку, а внутри уже ничего не осталось. От меня сильно воняет?

— Есть запашок, — ответил я. — Но терпеть можно.

— Очень жаль. Но если меня еще можно выносить, не мог бы ты... сжать зубы и обнять меня? Если, конечно, можешь находиться рядом с таким вонючим отвратительным существом.

Произнести эти слова для нее было равнозначно громкому крику с просьбой о поддержке и утешении. В то же время она решилась на достаточно смелый шаг, если принять во внимание то, что с ней произошло и последствия этого события. Разумеется, в случае, если я откликнусь на ее просьбу, проводилась четкая грань между дозволенным и недозволенным, но тем не менее, я счел подобное обращение обнадеживающим знаком.

— Мне лучше лечь с низкой стороны, — сказал я. — Так я по крайней мере не раздавлю тебя, когда яхту встряхнет в очередной раз... Ох, это еще что?

— Извини, кажется, я задела тебя своим каблуком.

— Господи, до сих пор не сбросила босоножки? Твою сиделку нужно уволить. Дай-ка я...

— Не беспокойся.

— Разгуливать по судну на высоких каблуках не рекомендуется, мэм.

— Брось, Мэтт. Тебя никогда не ударяли высоким каблуком? По-настоящему, изо всей силы? Решительная женщина может сделать каблук грозным оружием. Пускай считают, что я не заслуживаю ни малейшего внимания, даже босоножки не удосужилась снять.

Позже, когда мы лежали рядом, я почувствовал, как она борется с собой. Близость моего тела заставляла ее напрягаться, пытаясь выдерживать между нами определенное расстояние, но качка препятствовала ей, прижимая нас друг к другу не менее плотно, чем селедок в бочонке. Постепенно я почувствовал, как ее тело начало расслабляться.

— Это не слишком честно по отношению к тебе, правда, Мэтт? — прошептала она. — Но мне не хотелось бы сейчас... Вряд ли я смогу... Мне просто нужен... человек рядом.

Не стану утверждать, что я никак не реагировал на присутствие маленького теплого тела в моих объятиях. По непонятной причине мне припомнилась другая недавняя ночь, когда я повел себя аналогичным образом по отношению к другой женщине. Правда, тогда мы находились в разных комнатах, а стало быть, атмосфера была менее интимной. Однако я счел, что подобными размышлениями не стоит делиться с моей нынешней спутницей.

— Я постараюсь обуздать клокочущую страсть, мисс Брэнд, — пообещал покорный слуга.

— Расскажи мне о Марте.

Просьба застала меня врасплох, хотя я только что думал о Марте Дивайн. Что ж, никогда нельзя сбрасывать со счетов телепатию. Особенно, когда находишься с женщиной в одной кровати, даже если вы одеты.

— Что именно? — спросил я.

— Зачем она неожиданно появилась в Майами? Ведь ни ты, ни ее отец явно не ожидали ее увидеть.

— Понятия не имею, зачем. Спроси у моего шефа, ведь это же его дочь.

— Ты лжешь, дорогой, — заявила она.

— Совершенно верно, — согласился я. — Лгу. Последовала короткая пауза.

— Ладно, — тихо проговорила она. — Я чересчур любопытна и меня это не касается, верно?

— Верно.

— Ты ее любишь, Мэтт?

— Разумеется. Послушать тебя, так я люблю половину человечества. Всю женскую половину. С какой стати делать из бедняжки Марты исключение? Последовала еще одна пауза.

— Ладно, тогда расскажи, что произошло во время вашей ночной экспедиции. — Голос ее прозвучал слегка обиженно. — Если это тоже не попало в разряд секретной информации.

— Прости, но именно туда и попало. Во всяком случае, материал не для публикации. Если тебе и в самом деле хочется знать, расскажу, но строго между нами. Слово чести и тому подобное. — Чуть помолчав, я продолжал: — И раз уж мы об этом заговорили, боюсь, придется просить тебя забыть всю эту сумасшедшую историю: затонувшие суда и прочее.

Я почувствовал, как она мгновенно напряглась.

— Ты с ума сошел, Мэтт! Отказаться от материала меня не заставит и сам Президент Соединенных Штатов!

— Что ж, вполне с тобой солидарен. Но ведь просит даже не государственный секретарь.

— А... а если я откажусь, что тогда?

— Перестань, малышка. Это была просто просьба. Если тебе хочется, могу добавить «пожалуйста». Никаких угроз или карательных санкций. Решать тебе.

Какое-то время она молчала, затем сухо произнесла:

— Расскажи мне о вашем ночном походе. Конфиденциально.

Я выполнил просьбу. Когда же закончил, Элеонора сказала:

— С тобой не просто иметь дело, правда, Мэтт?

— Стараюсь исправиться, — заверил я. — Но почему-то никак не получается. Прости.

— Во всяком случае, теперь понятно, почему ты пытаешься заткнуть мне рот. Тебе не хочется, чтобы стала известна правда о гибели этих судов, поскольку вскорости ваш драгоценный мистер Беннетт уже обнародует свое совершенно отличное объяснение, а ты не хочешь выставлять его лжецом; лжецом и убийцей. — Не дождавшись ответа, Элли спросила: — Почему?

— Что почему?

— Почему ты защищаешь его? Почему не позволяешь написать правду и показать, что он собою представляет?

— Разве тебя кто-то останавливает? Я попросил всего лишь о личном одолжении, не подразумевающем каких-либо угроз. Никто тебе не мешает. Ты свободна поступать как тебе вздумается, разумеется, если проживешь достаточно долго, чтобы узнать всю правду, да еще изложить на бумаге, но я постараюсь, чтобы выжить удалось. Ты по-прежнему остаешься моим главным заданием. Беннетт волнует меня в гораздо меньшей степени.

Я почувствовал, как Элли нетерпеливо отмахнулась в темноте.

— Уж Беннетт-то ни за что не станет беспокоиться о тебе.

— Вовсе не обязательно быть таким же дерьмом, как он.

— Почему? — настойчиво повторила она. — Ты так и не сказал, почему?

— Собственно говоря, во всем виновата ты.

— Я!

— Послушай, — терпеливо проговорил я, — ты и так уже подняла достаточно шума, поведав, каких головорезов, вроде меня, использует в своих целях правительство Соединенных Штатов. Да, последняя статья была посвящена Бобу Дивайну, но следующая расскажет и обо мне. Тут уж ничего не могу поделать. Ты говоришь, материал передан в работу и теперь находится вне пределов даже твоей досягаемости. Придется сжать зубы и постараться вынести этот ураган. Единственное, что мы можем сделать, это предотвратить твою смерть, чтобы нас не обвинили еще и в этом. — Я глубоко вздохнул. — Согласен, поднимать шум твое ремесло, но разве я не могу по-дружески попросить тебя немного угомониться? Дай людям в Вашингтоне оправиться от скандала с нами. Согласен, Беннетт мерзкий тип, и в его организации хватает мерзавцев, но есть и немало порядочных людей. Хотя тебе, с твоим опытом общения с ними и трудно в это поверить, они проделали немало полезной работы. Тем более, погибших уже не воскресить, что бы ты ни написала. Если Беннетт продержится на посту еще пару лет, я первый благословлю тебя взяться за него. Можешь использовать даже, что я тебе сегодня рассказал. Заранее обещаю. Но сейчас ты и без того доставила нам достаточно неприятностей, и я прошу тебя немного передохнуть. И дать передохнуть нам. Позволь страстям немного поостыть, прежде чем затевать новую баталию.

Долгое время царила тишина. Наконец в темноте послышался ее голос:

— Не припомню, чтобы ты раньше хвалил ОФБ.

— Я и родного брата не стал бы хвалить, будь у меня родной брат. Скорее всего, он был бы невероятно скучным коротышкой, отсиживающим где-нибудь свои рабочие часы, с девяти до пяти, так что я считал бы его полностью потерянным человеком, пока не подвернулся бы случай припомнить, что, как утверждает старая пословица, родная кровь — не вода.

— Мистера Беннетта вряд ли можно назвать твоим братом.

— Не будь так в этом уверена. Во всяком случае, работающий на него Бердетт — мой брат, и тот парнишка, которого опекает Бердетт — мой младший брат. Все мы принадлежим к одной вздорной и задиристой правительственной семье и все занимаемся более или менее одним делом, причем большинство из нас по одним и тем же причинам.

— Каким причинам, Мэтт? Меня всегда интересовал этот вопрос.

— О Господи, — простонал я. — Теперь от меня требуется философское обоснование! Причин этих много и далеко не последняя среди них та, что встречаются люди, которые не ощущают полноты жизни, не имея возможности попадать под пули и отстреливаться. Тебе не обязательно пытаться это понять. Это относится к числу грязных маленьких тайн нашего якобы спокойного и ненасильственного времени, но поверь мне, что это так. Среди нас есть охотники за людьми, которые получают наслаждение от выполнения своего задания, играя в самую опасную игру в мире. Есть и искатели справедливости, которые мечтают переустроить мир в соответствии со своими идеалами; они встречаются повсюду, даже в нашем ремесле. И наконец — люди, жаждущие власти, которые обожают носить оружие и командовать вооруженными людьми. Имеется и множество других причин, хороших или плохих, а может и только плохих, но одна причина движет всеми — или почти всеми нами — хотя некоторые из нас о ней забывают.

— Какая же это причина, Мэтт? Я раздраженно произнес:

— Возможно, мы живем и не в самой лучшей стране, хотя лично я лучших не встречал, но это единственная страна, которая у нас есть. А теперь, пожалуйста, давай немного поспим. День выдался трудный, а у меня предчувствие, что и завтра легче не будет.

 

Глава 30

Когда на следующее утро я занял указанное Джулио место на канапе с низкой подветренной стороны стола в главной каюте происходящее показалось мне несколько нереальным. Элеонора расположилась рядом со мной. Это было самое удобное место за столом, наподобие отклонившегося кресла-качалки — собственно говоря, я уже сидел здесь раньше, когда ел завтрак под присмотром Джулио — но оно сковывало движения не менее эффективно, чем если бы меня связали по рукам и ногам. Стол представлял собой большую конструкцию с опускающимися, теперь поднятыми, крыльями, намертво пригвожденную к полу каюты большой алюминиевой мачтой, проходящей через его середину. Он являл собой островок устойчивости. Не могло быть и речи о том, чтобы я толкнул его в сторону Джулио, наподобие Джона Уэйна, очищающего салун на Диком Западе. Учитывая же, что стол занимал большую часть каюты, а Элеонора преграждала мне дорогу с одной стороны, добраться до нашего конвоира было немыслимо.

Однако пока подобные враждебные мысли казались почти предосудительными. В конце концов с тех пор, как мы вышли в море, похитители вели себя как нельзя более вежливо. Никто не толкнул, не ударил, более того, даже не сказал ни единого грубого слова. Нам вообще не причинили никаких неудобств, за исключением неизбежно возникающих в подобных обстоятельствах. Пожаловаться я мог разве на то, что кулинарные способности Джулио не шли ни в какое сравнение со стряпней француза Роберта. Поданный на завтрак кофе оказался слабым, а яичница подгоревшей. Все вместе взятое и вызывало у меня ощущение некоторой нереальности происходящего.

Первые слова Серины еще больше усилили это чувство. Держалась она чрезвычайно вежливо.

— Хочу поблагодарить, — заявила она. — Хочу поблагодарить вас обоих за то, что поверили моему слову.

Разумеется, в упомянутой атмосфере изысканности и хороших манер присутствовали и некоторые изъяны. Например, пассажиры явно не вписывались в шикарную обстановку блестящего тикового дерева и мягкой мебели. Моя одежда успела изрядно помяться, да и небритое лицо выглядело не лучшим образом. Элеонора умылась и привела в порядок прическу, и кофточка у нее оказалась достаточно стойкой, но все портили некогда элегантные белые брюки. Джулио из-за смуглой своей кожи нуждался в бритве еще больше, чем я. Короткие волосы Серины пребывали в полном порядке, и красный лифчик как всегда успешно справлялся со своими обязанностями, но белые шорты утратили безупречно отглаженный вид, и я разглядел грязь у нее на плечах. Что ж, белые брюки и голубые кофточки не лучшим образом подходят для плавания на яхтах.

Я услышал, как мужчины на палубе перекинулись несколькими словами, за которыми последовал скрежещущий звук лебедки, поднимающей парус. Серина по-прежнему молчала, сидя напротив нас, с высокой стороны стола. Рядом с ней расположился Джулио со своим пистолетом — еще один штрих, портящий картину дружеской прогулки на яхте.

— Я знала, что вы опытный профессионал, — заговорила она, обращаясь ко мне, — и потому весьма опасалась, что воспользуетесь возможностью сбежать вместе с мисс Брэнд. Точнее, — добавила она, бросив взгляд на беспокойно пошевелившегося Джулио, — тем, что вы могли счесть возможностью. Джулио также весьма опытен. Поймите, я никоим образом не хочу угрожать или бросать вам вызов. Вы здесь потому, что нужны мне, и вы нужны мне живыми. Никому из вас не причинят никакого вреда. Пожалуйста, поверьте.

Это прозвучало весьма успокаивающе и обнадеживающе, но я не мог оторвать взгляда от ее глаз. Они по-прежнему вели себя странным образом, беспорядочно перебегая с предмета на предмет и в то же время ничего перед собой не замечая.

Наблюдая за этими обескураживающими карими глазами и размышляя, много ли действительно здравого смысла скрывается за ее показной вежливостью, я чуть было не упустил из виду значительно более важный сигнал, промелькнувший в глазах Джулио, когда прозвучало уверение, что нам не причинят вреда: мгновенный всплеск полузлорадного, полунасмешливого выражения, выдающего истинное положение вещей. Я внутренне содрогнулся. За подобные ошибки обычно расплачиваются жизнью. Я позволил себе излишне довериться и недооценить врага, посчитать себя таким умным и сильным, что никому не по силам перехитрить меня или притронуться ко мне. Неожиданно я осознал, что этот непримечательный морячок, беспечно размахивающий браунингом, играл со мной точно также, как я с ним — добивался взаимного уважения, даже дружбы, чтобы убить со смаком.

Я заставил себя смотреть в прежнем направлении; один взгляд — и Джулио понял бы, что я его разгадал.

— Приятно слышать, — сказал я девушке. Она кивнула мне и повернулась к Элеоноре:

— Я намерена помочь вам собрать материал для статьи, мисс Брэнд. Для той самой статьи, над которой вы так усердно работаете. Прежде всего, уверена, вам обоим будет интересно узнать, что в трюме находится солидный заряд взрывчатки. — Выражение наших лиц вызвало у нее улыбку. — Ох, не беспокойтесь. Взрыв нам не угрожает. Собственно говоря, взрывчатку установили на судне сразу после того, как я его приобрела, одновременно с прочими доработками, требуемыми новыми правилами. По сути дела, взрывчатка стала неотъемлемой частью судна, она упрятана в днище так, что отыскать и извлечь ее оттуда, не разобрав яхту на части невозможно. И она не представляет ни малейшей опасности, пока детонатор не включен определенным образом.

— Каким же? — поинтересовался я. Серина встряхнула головой.

— Этого не скажу. Человек, которому известно, каким образом устанавливается детонатор, может его и разрядить, а вам это ни к чему.

Я пожал плечами.

— Ладно. Что за детонатор?

После некоторого колебания последовал уклончивый ответ:

— О том, что касается взрывчатки, ничего больше изложить не могу. Во-первых, потому что и сама не помню всех технических тонкостей, а во-вторых, потому что располагая подробными сведениями вы сможете определить ее местонахождение, а мне вовсе ни к чему лишние трудности. Что же касается детонатора, тут возникает своего рода проблема. Как чисто практического, так и морального характера.

Элеонора беспокойно пошевелилась.

— Морального характера? Вот уж не думала услышать это выражение в подобной речи, мисс Лорка.

Лицо Серины Лорки напряглось. Она холодно произнесла:

— Ничуть. Видите ли, мисс Брэнд, я не намерена убивать этих мерзавцев своими руками, а потому не хочу использовать взрывное устройство с дистанционным управлением, где достаточно просто нажать на кнопку. Нет, эта сволочь должна сама себя уничтожить. — Она глубоко вздохнула, нервно поправила лифчик и продолжала, отчетливо выговаривая каждое слово: — Практическое решение данной проблемы было весьма и весьма непростым. Вы провели ночь на движущейся яхте и понимаете, что о контактном взрывателе не может быть и речи. Заряд взорвался бы от первой же сильной волны. То же относится к любому детонатору, срабатывающему в зависимости от поведения судна. Яхта и без столкновения может вести себя самым невероятным образом; достаточно представить внезапный сильный шквал.

— Приближение? — предположил я. Она кивнула.

— Кажется, взрыватели, срабатывающие при приближении использовались на торпедах во время Второй Мировой войны. Разумеется, с тех пор их не раз применяли и в других типах снарядов. О данном типе взрывателя скажу только, что мы приобрели полдюжины из числа армейских излишков у подпольного торговца, который... в общем, не важно. Один из отцовских... в общем, специалист в этой области приспособил их для моих целей. Взрыватель срабатывает на расстоянии тридцати футов от любого крупного металлического объекта. По моему, это достаточно справедливо. Ведь детонатор находится практически в центре яхты. Любое крупное стальное судно с двигательной установкой, находящееся в море на расстоянии тридцати футов от центра сорокафутовой парусной яхты несомненно нарушает правила судоходства. ПРАВСТОЛК 18-a-IV. Я не чувствую себя обязанной усложнять собственную задачу, действуя из расчета на непосредственное столкновение.

— Мне следовало догадаться, — промолвила Элеонора. — Вы взяли эту идею из книги, и я, кажется, даже знаю из какой.

— Книги, как бы не так! — вскинулась черноволосая девушка. — Да вы не найдете ни одного живого моряка на побережье, который не наталкивался бы в море на эти огромные, наглые механические чудовища и не жалел при этом, что у него нет заряженной пушки под рукой. Меня тоже посещали такие мысли, я подумывала о чем-то наподобие базуки, которую можно направить на мостик и разнести мерзавцев, но так даже лучше. Так они сами решают свою судьбу. Если выполняют требования правил и держатся на безопасном расстоянии, им ничто не угрожает. Если продолжают идти своим курсом, не обращая внимания на какую-то яхту — а многие из них именно так и поступают: — плевать, это всего лишь парусная скорлупа, и пусть убирается с нашего пути, если успеет — или если они просто не утруждают себя наблюдением за морем, что ж, они покойники, и в полной мере заслужили подобную участь.

— По-моему, не слишком справедливо осуждать на смерть всю команду судна за беспечность нескольких человек на мостике, — заметила Элеонора.

— Это не просто беспечность. Люди с больших судов уверены, что океан принадлежит только им, и плюют на правила. К тому же, каждый вносит свою лепту в конечный результат. Мотористы запускают двигатели и разгоняют махину, прекрасно сознавая, какие кровожадные недотепы управляют ею с мостика, а стало быть повинны в столкновении не меньше тех, кто находится на палубе. Попробуйте убедить евреев, что Эйхман не виновен, потому что просто выполнял приказы! — Серина еще раз глубоко вздохнула и одернула лифчик, несмотря на то, что тот находился в точности на положенном месте. — Ладно. Не стану вдаваться в подробности. Оба вы слышали о гибели «Фэйрфакс Констеллейшн», а стало быть понимаете, о чем идет речь. Все, что я рассказала вашему Питерсону, происходило на самом деле, за исключением разве что некоторых драматических подробностей. И мне остается лишь раздать материалы для прессы. Как видите, я поместила их в водонепроницаемые конверты. Я обещала, что вас не убьют, но не обещала, что вы не намокнете, хотя последнее в определенной степени зависит от погоды. — Серина Лорка обратила свои немигающие глаза на Элеонору. — Как истинная журналистка, вы, конечно, не откажетесь помокнуть в резиновой лодке, дабы лицезреть смертоносный Бермудский треугольник в действии? Ведь ваше журналистское расследование было посвящено Бермудскому треугольнику, не так ли, мисс Брэнд?

Она бросила на наклонную поверхность стола два пластиковых конверта. Элеонора помедлила, прежде чем открыть свой.

— Материалы для прессы?

— Ведь мы проводим пресс-конференцию, не так ли, мисс Брэнд? — отозвалась черноволосая девушка. — Я передаю вам теоретическое обоснование события, которое вы увидите, как только мне удастся его организовать. Уверена, что вам не раз приходилось бывать на подобных конференциях. И надеюсь, что соблюдаю правильную процедуру: к сожалению, не обладаю вашим опытом.

Я уже открыл свой конверт. Находящаяся внутри бумага содержала длинное подписанное заявление, по сути дела , подробное признание. Перечислялись названия четырех судов, причем к каждому прилагались дата, географические координаты, а также название и описание яхты — плавучей мины или торпеды, использованной для его уничтожения. Весьма занимательный был документ. Спустя какое-то время Элеонора подняла глаза.

— Это неполный список, — сказала она. Серина покачала головой.

— Вероятно вы имеете в виду «Бонавентуру» у мыса Себл. Мы никогда не действовали так далеко к северу. Судно занималось нелегальной перевозкой оружия, в том числе довольно старого и небезопасного. А возможно, кому-то не хотелось, чтобы оружие прибыло в пункт назначения. На корме судна произошел взрыв, причину которого так и не выяснили. Разумеется, владельцы не пожелали признаваться в незаконной деятельности, вот и постарались зачислить корабль в список таинственно пропавших; но теперь уже власти располагают соответствующей информацией.

Элеонора пристально смотрела на нее.

— А как насчет «Зета Президент», который затонул в южной части пролива Мона?

— Вы отлично справились с домашним заданием, — одобрительно заметила Серина Лорка. — Видите ли, «Зета Шиппинг, Инкорпорейтед» переживает не самые лучшие времена, можно сказать, они на краю банкротства. Вот они и заплатили кое-кому из команды солидную сумму, чтобы бедняга «Президент» отправился на дно. Сами понимаете, страховка... — Девушка замолчала. Со злостью сжала руки в кулаки, но продолжала все тем же спокойным голосом: — Страховая фирма получила все необходимые доказательства и скоро выступит с обвинением. И наконец, хитроумные ребята, которые вознамерились разбогатеть за мой счет... Все пытаются использовать меня в своих целях, но никто не понимает, что я пытаюсь доказать, чего пытаюсь добиться! Той ночью, когда моя прекрасная Энн исчезла навеки, и я думала, что тоже умру, я пообещала ей: если проживу достаточно долго...

— Мисс Лорка! — прервал ее голос, донесшийся с кокпита.

Мгновение Серина Лорка молчала. Я заметил, как она судорожно сглотнула, но когда заговорила, голос ее вновь прозвучал нормально.

— Да, Генри?

— Справа по борту приближается судно, мэм.

— Иду. — Поднимаясь и выходя из-за стола, она одарила нас слабой улыбкой. — Возможно демонстрация для прессы состоится даже раньше, чем я предполагала. Проследи за ними, Джулио.

Она вытащила инструмент из кронштейна на перегородке над навигационным столом. Инструмент напоминал солидных размеров компас с пистолетной рукоятью и смотровыми визирками. Наполовину поднявшись по лестнице, она остановилась так, что мы могли видеть только нижнюю половину ее тела. Немного постояла, затем вновь спустилась вниз, положила инструмент на место и покачала головой.

— Сухогруз, пройдет далеко впереди нас. Что ж, я все равно предпочитаю охотиться ночью. — Она села и некоторое время разглядывала нас. — Видите, я играю честно. Возможно, включив двигатель, я смогла бы разогнать «Джембоури» так, чтобы пересечь его курс, но я не делаю подобных вещей. Во-первых, это недопустимо с точки зрения действующих правил. С работающим двигателем мы переходим в категорию моторных судов, даже если у нас подняты паруса. В этом случае мы обладаем равными правами, а поскольку он приближается с правой стороны, то имеет право пройти первым. Нет, я соблюдаю правила. Если меня попытаются обойти, не стану затруднять им задачу. И если будут смотреть, то заметят меня без труда. На борту имеется большой радарный отражатель, а габаритные огни у нас гораздо сильнее, чем того требуют предписания; собственно говоря, я заменила на «Джембоури» все освещение, что обошлось в круглую сумму. Я предоставляю им все возможные преимущества, даже не устанавливаю детонаторы в туман или в плохую погоду, когда кто-то может допустить честную ошибку. По сути дела, я почти не нарушаю закон. Возможно, мне следовало раздобыть у бюрократов разрешение на перевозку взрывчатки и вывесить красный флаг или что-нибудь в этом роде, свидетельствующие, что я везу опасный груз, но неужели вы и вправду считаете, в итоге что-нибудь изменилось бы? Если не желают замечать и обходить восемнадцатитонную парусную яхту, у которой восемьсот квадратных футов парусов на шестидесятифутовой мачте, думаете, они обратят внимание на паршивый восемнадцатидюймовый красный флаг? — Она немного помолчала. — У вас есть какие-либо вопросы?

— Как ко всему этому относится сенатор? — поинтересовался я.

— Он за это платит, остальное додумывайте сами, — Серина Лорка не мигая уставилась на меня. — Разумеется, я плачу ему услугой за услугу.

— Например, убийством, — сказал я.

— Имеете в виду эффектную блондинку на Западном побережье? — Она пожала плечами. — Я уже говорила, что дала одному человеку обещание, важное обещание. Важное для меня. Я сделаю все, что от меня потребуется, чтобы не обмануть умершую и, раз уж мы заговорили об убийстве, чтобы продемонстрировать всему миру преступления, которые постоянно совершаются в океане. Это поважнее жизни какой-то голливудской блондинки и ее отребья. — Голос прозвучал совершенно спокойно. — Что же касается вашего застреленного дружка — «majo», то ему следовало поосторожнее демонстрировать мужские достоинства. А ваша очаровательная знакомая в Киз попросту сбежала от правосудия, которое рано или поздно должно было ее настичь, особенно после того, как начала совать свой благородный нос куда не следует. Но есть нечто, за что я не несу ответственности... мисс Брэнд.

— Да? — проговорила Элеонора.

— Я хочу сказать, что не имела ничего общего с тем, что случилось с вами. — Серина Лорка облизала губы. — Поверьте, я бы не стала науськивать на женщину. Приказы отдавал... другой человек.

После короткой паузы я произнес:

— Итак, вы заключили с отцом соглашение: вы помогаете ему в его мести, а он поддерживает вашу.

— Месть? Я называю это правосудием, — холодно заявила она. Потом поморщилась и сказала: — Для меня это слишком серьезно. Судите сами. После гибели «Тамблвида» денег, полученных по страховке, хватило, чтобы купить и подготовить одно подержанное судно. Тогда я думала всего об одном ответном ударе. Без резервного корабля. Я пребывала не в лучшей форме, слишком много времени провела одна в океане после того, как... потеряла все. И только что вышла из заведения, где мне пытались вправить мозги. Мне было почти все равно, вернусь я назад или нет, лишь бы разделаться с один из этих чудовищ. Мне хотелось слышать, как эти мерзавцы вопят от ужаса, видеть, как они бросаются в море, спасаясь от пламени. Мне снилось это по ночам. Да и теперь снится. Вы когда-нибудь ненавидели, мистер Хелм?

— Мы не можем позволить себе подобной роскоши, — ответил я.

Она презрительно рассмеялась, как будто не поверив. Возможно, их и правда не следовало воспринимать слишком всерьез. Затем продолжала:

— Итак, я купила яхту, первую из них — эта маленькая «Барбара» указана в вашем списке, но, разумеется, понадобилась техническая помощь. Я и с динамитом-то обращаться не умела. К тому же то, что мне было нужно, не продается в магазинах. Наверное, следовало ожидать, что один из людей, у которых я пыталась осторожно навести справки, выяснил, кто я, и связался с отцом. Мы с ним... повздорили.

— Да уж, представляю себе, — бросил я. Серина пожала плечами.

— Вот именно. Разумеется, я и без взрывчатки доставляю семье немало хлопот. Уверена, что отцу пришлось приложить массу усилий, чтобы скрыть мои маленькие... странности. Несколько лет назад, когда он впервые узнал об этом, мы по сути разорвали дипломатические отношения. Отец заявил, что его тошнит, а я напомнила, что он не всегда обладал такой повышенной чувствительностью. Тем не менее, он явился на верфь, где я работала над яхтой, и поинтересовался, чем я занимаюсь. Когда я рассказала, он расхохотался.

Наступило молчание, нарушаемое только поскрипыванием яхты и отдаленными отзвуками разговора на кокпите.

— Рассмеялся! — тихо повторила Серина Лорка. — Я ожидала чего угодно, но только не этого. Он запрокинул голову — со своим шрамом и этой эффектной проседью — и расхохотался так, как будто услышал нечто невероятно забавное. Потом положил мне руку на плечо и нежно обнял — впервые за несколько лет.

«Рина, — сказал он. — Малышка Рина, все-таки в тебе есть моя кровь! Собираешься разнести их всех за то, что они сделали с тобой и с твоей смазливой подружкой. Вот это характер! Порадовала-таки отца». — Голос ее звучал презрительно, но в то же время и немного тоскливо, возможно, причиной тому была отцовская похвала, полученная слишком поздно и в неподходящих обстоятельствах. Она прочистила горло: — Потом спросил, нет ли на моей полупинтовой посудине чего-нибудь выпить, мы уселись посреди разбросанных инструментов и распили на двоих бутылку пива. Впервые я почувствовала себя его дочерью. Он задумчиво говорил: «Знаешь, малышка Рина, есть на свете люди, которых и я с удовольствием разнес бы в пух в прах, за то, что они со мной сделали», — и прикоснулся к шраму на голове. — «Но теперь приходится следить за каждым своим шагом; они с меня глаз не сводят. Но ты-то их не интересуешь, малышка. Может, нам удастся с тобой сработаться, а?»

Элеонора, нахмурившись, посмотрела на нее.

— Что он имел в виду? Кто не сводит с него глаз? Серина Лорка окинула ее недовольным взглядом. Я вмешался прежде, чем она успела заговорить.

— Ты же присутствовала при моем разговоре с Вело, Элли. Синдикат истратил кучу денег, чтобы обеспечить Лорке его теперешнее положение. Разумеется, они приглядывают за ним, чтобы не потерять вложенные средства.

Серина кивнула.

— А мой отец не из тех людей, которым можно указывать, что делать и чего не делать. Вы и ваша организация не давали ему покоя долгое время, с тех самых пор, как его полумертвого привезли из Мексики. У него это стало почти навязчивой идеей. Однако он был достаточно умен, чтобы понимать, что если в подготовке возмездия будут замешаны он и его люди, очень скоро наверху узнают, что сенатор ставит под угрозу все ради дурацкой вендетты, объявленной правительству Соединенных Штатов. В то же время, кому какое дело, чем занимается его помешанная дочь. Главное, чтобы она не выставляла свои сексуальные пристрастия на потеху широкой американской публике.

— И вы договорились? Она опять кивнула.

— Разумеется, я знала его достаточно хорошо, чтобы понимать, условия договора будут соблюдаться лишь до тех пор, пока можно меня использовать, и ни минутой дольше. Тем не менее, этого времени вполне могло хватить для осуществления моего грандиозного замысла, от которого я отказалась из-за отсутствия средств. Поэтому я спросила его: — «Кого нужно убить?» — Он опять расхохотался и сказал: — «Давай начнем с женщины, которую зовут Хендриксон, Роберта Хендриксон. Назовем это проверкой. Управишься с работой, и тогда можешь покупать все суда, которые пожелаешь. Окажу любую возможную помощь». — Я сделала то, о чем он просил. — Она произнесла это совершенно невыразительно, как будто речь шлаоб отцовском костюме, который она забрала из прачечной по дороге домой. На лице у нее появилась улыбка. — Да, мистер Хелм, наша семья на мести просто помешана. Я орудовала, он оплачивал мои счета.

«Джембоури» взлетел на волну и обрушился вниз с силой, от которой наверняка сработал бы установленный контактный взрыватель. Элеонору бросило на меня. Я почувствовал, как ее ладонь отыскала мою руку, и на мгновение сжал пальцы Элли, прежде чем девушка выпрямилась. Я понимал, что она чувствует. Меня и самого несколько пугала сидящая перед нами особа.

— Разумеется, вам известно, что я не стрелял в вашего отца, мисс Лорка, — сказал я. — Напротив, разделался с человеком, который сотворил это. Она передернула плечами.

— Намеренно или нет, вы подставили его под пулю. Вдобавок, той ночью в Мексике натянули носы ему и его людям. — Она быстро встряхнула головой: — После того, сколько времени отец провалялся в больницах, вам трудно рассчитывать на его снисходительность. Кто-то должен был заплатить за все, что ему довелось вынести, за все его страдания; он выбрал вас и ваших друзей. — Она в упор посмотрела на меня: — И на мою снисходительность тоже не рассчитывайте, мистер Хелм.

— Вы сказали, отец не решался использовать своих людей, — заметил я, и кивнул головой в сторону Джулио. — Но он-то здесь.

— Джулио моряк и не имеет никакого отношения к синдикату. Он обслуживает катер. Правильно, Джулио? То же относится и к двоим, оставшимся на «Сер-Джане», а также к Генри и Адаму наверху. Все эти люди когда-то работали на судах отца. Они никак не связаны с организацией.

Элеонора заглянула в полученный список.

— Как вы объясните то, что ни в одном из отчетов о гибели четырех судов ни словом не упоминалось о появлении яхты?

Серина Лорка хрипло рассмеялась.

— Вы не хуже меня знаете ответ. Разумеется, меня видели, видели мои суда, но какой же судовой офицер признается или позволит признаться члену своей команды, если только в состоянии этому помешать, что они небрежно топят маленькие яхты посреди океана, где ничто не мешает разминуться сообразно предписаниям. Для этого и усилий-то прилагать не надо, достаточно повернуть ручку автопилота, вот и все. Не то что развернуть современное парусное судно со всеми его эрнс-бакштагами, предохранительными тросами, парусами и прочей оснасткой. Именно поэтому правила и ставят их в привилегированное положение.

Элеонора задумчиво нахмурилась.

— Вы и в самом деле считаете, что они молчат намеренно?

Черноволосая девушка презрительно фыркнула.

— По меньшей мере, несколько офицеров и матросов из оставшихся в живых прекрасно знают, что налетели на заминированную яхту. Но никто из них не поставит под угрозу свою карьеру и не пожелает отправиться в тюрьму за преступную небрежность. Они счастливы, что все списывают, как очередную загадку моря. Возможно, другие начинают догадываться о правде, но и они не спешат делиться догадками.

— Почему? — поинтересовалась Элеонора.

— Как, поставить под сомнение профессиональные качества непогрешимого собрата по ремеслу? Нет, у них такая же круговая порука, как у неумелых хирургов, скрывающих действительные причины неудачной операции. Уверяю вас, это огромный преступный заговор. Предлагаю вам пари, мисс Брэнд. Бьюсь об заклад, что когда в печати появится объяснение случившегося, на меня обрушится град проклятий за ловушки, расставленные на пути судов, но никто и словом не обмолвится о вине тех, кто натыкается на эти ловушки. Поэтому я рассчитываю на вас. Напишите эту статью! Растолкуйте им! Растолкуйте им, что я хотела всего лишь спокойно и безопасно плавать по морю, на что имею полное право. Так, как плыли мы с Энн на нашем несчастном безобидном «Тамблвиде». Я всего лишь отплатила им той же монетой, показала, что не всегда бываю такой беспомощной, как той ночью. Несколько фунтов взрывчатки, и я смогла бросить вызов этим гигантским махинам. Но я не нарушаю правил. И не охочусь на них. Это они охотятся на меня. И сами расплачиваются за подлость.

Воцарилась тишина. Мы сидели, переваривая параноидальную картину океана, полного зловещих чудовищ, и непорочной Жанны д`Арк, вступившей с ними в неравную схватку. Серина Лорка еще раз нервно дернула свой лифчик.

— Вижу, вы мне все-таки не верите, — обратилась она к Элеоноре. — Тем не менее, все изложено на бумаге. Там стоит и моя подпись. Я хочу, чтобы вы рассказали американскому народу, всем людям правду об этих наглых неумехах, вслепую ведущих по океану свои гигантские смертоносные машины и не обращающих ни малейшего внимания на крошечные суда, которые имеют равное право плавать в этих водах. К тому же, вам не придется верить мне на слово, все увидите собственными глазами. Увидите, как это происходит на самом деле. Ведь вы искали именно этот материал, не так ли? Опубликуйте его! — Внезапно она повернулась к Джулио. — Дай мне второй пистолет, пожалуйста.

— Но мисс Лорка...

— Не беспокойся, я знаю, как с ним обращаться. Я прослежу за Хелмом. Ты отведешь мисс Брэнд наверх, пусть немного осмотрится. Ей нужно немного разбираться в управлении яхтой, чтобы написать статью. Генри даст любые объяснения, которые потребуются.

Джулио неохотно нагнулся и извлек знакомого вида револьвер — оружие Уоррена Питерсона, или похожее на него. Серина проверила патроны и вернула барабан на место, после чего направила оружие на меня. Виднеющиеся по обе стороны корпуса серые свинцовые головки пуль свидетельствовали: револьвер действительно заряжен.

Элеонора подчинилась движению пистолета Джулио и встала из-за стола. Миновала камбуз и, поднявшись по лестнице, исчезла из виду, сопровождаемая своим стражем. Я остался лицом к лицу с Сериной Лоркой.

Девушка по-прежнему не сводила с меня своего пристального, обескураживавшего взгляда:

— Думается, есть вопросы, которые вам не хотелось задавать в его присутствии.

— Целых два, — кивнул я. — Во-первых, если вам хочется разрекламировать свои морские операции, зачем было убивать Юргена Хинкамфа? Ведь вы утверждаете, что заинтересованы в чистосердечном признании одного из членов команды.

Девушка нахмурилась.

— Хинкамфа? А, это молодой офицер с последнего танкера... Меня не было в Нассау, когда это случилось, но мне сказали, что он умер от ожогов. Его убили? Удивление было достаточно искренним.

— Задушили в больничной кровати, прежде чем он успел рассказать Элеоноре о том, что видел в ночь, когда потонуло судно. Напрашивается вывод: некто без вашего ведома беспокоится о вашей безопасности, не так ли? Она отрывисто рассмеялась.

— Не думаю, что речь идет о моей безопасности, мистер Хелм. О том, что случилось с Хинкамфом, я не знала, но объяснение напрашивается само собой. Отец никогда не действовал в открытую. Теперь, когда я свершила месть, о которой он мечтал — во всяком случае большую часть ее, с остальным будет покончено, лишь только Джулио разделается с вами, если вы предоставите ему такую возможность — он спешит позаботиться о том, чтобы я не стала источником нежелательной для него рекламы. В обмен на мою помощь он рискнул профинансировать несколько анонимных налетов. Возможно, мои намеки позволяли ему надеяться, что я и в дальнейшем постараюсь не разглашать правды. — Ее улыбка стала зловещей. — Но сейчас, я ему больше не нужна, к тому же он начинает понимать, к чему я на самом деле стремлюсь, и потому намерен, выражаясь дипломатическим языком, односторонне расторгнуть наше соглашение. Джулио присутствует здесь еще и для того, чтобы проследить за этим. Думаю, не подозревает, что мне это известно. — Серина не сводила с меня пристального взгляда. — Я знаю способ управиться с ним. Надеюсь, это удастся, и вы поможете мисс Брэнд написать ее статью. Этот револьвер я оставлю во втором ящике стола на камбузе, прямо под столовыми приборами. Не рискну отдать вам его прямо сейчас, ибо вы можете попытаться воспользоваться им раньше времени и сорвать мои планы. Но если меня постигнет неудача, найдете оружие здесь. — Она нахмурилась. — Вы упоминали о двух вопросах.

— Вы пообещали Питерсону освободить Элеонору, если он выполнит ваше поручение. А мне пообещали, что нас не убьют.

Серина Лорка рассмеялась.

— Что ж, я и сейчас намерена ее отпустить. Более того, хочу, чтобы она оказалась на свободе. И у меня нет никаких причин желать вашей смерти: надеюсь, вы проживете еще много-много лет. Возможно, я не совсем точно выразила свои обещания, мистер Хелм. — Внезапно пристальный взгляд странных карих глаз впился в мое лицо. — Но в то же время, стоит ли верить словам помешанной девчонки? Сумасшедший Потопитель Судов, кажется, так вы меня окрестили?

 

Глава 31

Мы испытали почти облегчение, вновь оказавшись запертыми в нашей крошечной треугольной камере — правда стены не совсем сходились впереди, упираясь в небольшую перегородку, место за которой, по-видимому, отводилось для якорной цепи или каната. Да и дверь не запиралась, но расположившийся снаружи Джулио со своим браунингом вполне заменял запоры и замки.

Элеонора присела на левую койку, подняла на меня глаза и открыла рот, чтобы заговорить, но внезапно утратила равновесие и полетела назад, беспомощно размахивая ногами, вслед за провалившимся вниз носом «Джембоури». Она позабыла, как сильно качает здесь, в передней части судна. Я нагнулся, помог Элли вновь усесться, удерживая, пока она потирала пострадавший при падении затылок.

— Все в порядке? — спросил я. Она передернула плечами.

— Утвердительный ответ содержал бы некоторое преувеличение. Я ужасно напугана, крайне нуждаюсь в ванне, не отказалась бы от чистой одежды, к тому же время от времени меня продолжает подташнивать. Поэтому не стану утверждать, что все в полном порядке. В то же время дыры в черепе не наблюдается, если твой вопрос подразумевал именно это. Я улыбнулся.

— Молодчина, — проговорил я и, склонившись, легко поцеловал ее в макушку.

Это был обычный дружеский жест, во всяком случае предполагался как таковой, но он оказался серьезной ошибкой. Внезапно я ощутил на себе ее серьезный вопросительный взгляд, чрезвычайно отчетливо осознал выразительную форму ее рта и поймал себя на мысли, что для поцелуя можно было бы выбрать место и получше. Человеку, заключенному в раскачивающейся микроскопической камере, за дверями которой поджидает вооруженный убийца, на борту судна, начиненного взрывчаткой, чрезвычайно трудно подыскать менее подходящий объект для размышлений. Тем не менее, я неожиданно и совершенно отчетливо осознал, что больше не соглашусь провести ночь, по-братски обнимая эту девушку, вне зависимости от ее одиночества и психологических проблем. Железное самообладание, которым, как известно, обладаем мы, угрюмые труженики тайных служб, тоже имеет свои границы.

Я отвернулся, взял подушку со своей койки и вместе со второй подушкой подложил ей под спину, дабы избежать повторного постыдного падения к подветренному борту. Затем уселся лицом к ней, упираясь ногами в койку, чтобы не оказаться на коленях у Элеоноры.

— Отчитывайтесь, Брэнд, — сказал я. — Опишите мне обстановку наверху. Сначала оружие. Кстати говоря, на камбузе имеется несколько ножей, в том числе и довольно больших, а во втором ящике снизу предположительно будет находиться револьвер, если мисс Лорка сдержит обещания. Особо не уверен, однако знать об этом тебе не помешает.

Элеонора кивнула.

— В кокпите имеется дробовик, — сказала она. — Привязан шнуром неподалеку от штурвала. Довольно короткий ствол. Вроде ружей, которыми снабжают полицию.

Я осмотрел люк над головой.

— Стало быть, даже если удастся открыть эту штуку — а ее, похоже, ничто не удерживает — нам снесут головы, как только высунемся наружу. Что за дробовик? С одним или с двумя стволами?

— По-моему, эта штука известна как самозарядное ружье. Один ствол с трубой-магазином снизу и подвижной деревянной рукоятью.

— Значит, пять или шесть патронов, если магазин не переделан на три заряда для легального использования на охоте, что скорее маловероятно. Ограничитель магазина сняли, когда укорачивали ствол. Дальше.

— У Генри в ножнах нож, но со странным тупым лезвием. Как оружие он по-моему не годится, во всяком случае, не для колющих ударов.

— Матросский нож. А сам Генри?

— Здоровяк. Вид у него суровый, но не безжалостный, если ты понимаешь, что я имею в виду.

— Наверное, боец, но не убийца?

— Что-то в этом роде. У второго мужчины, Адама, имеется настоящее оружие, что-то вроде кинжала с замысловатыми ножнами и рукоятью. Лезвие дюймов шести.

— Угу. Похоже на заказной боевой клинок. Будем надеяться, что к нему не прилагается руководство по применению. Что представляет собой Адам?

— Пониже Генри, но в той же весовой категории. Широкоплечий и мускулистый. Чернокожий, и, по-моему, постоянно думает об этом. Мне не понравилось то, как он на меня посмотрел, и вовсе не потому, что я женщина. Эти люди исполнены ненависти, Мэтт.

— Полагаю, у них есть на то свои причины, однако нам от этого не слаще. Еще оружие? Она покачала головой.

— Это все, что я видела, за исключением пушки Джулио, разумеется.

— Подумай хорошенько. На парусной яхте должны быть всевозможные кофель-нагели, гарпуны для марлина и тому подобные приспособления.

Элеонора рассмеялась.

— Боюсь, ты отстал от жизни. Это тебе не старомодный парусник с прямыми парусами. Тут нет никаких кофель-нагелей. Есть несколько здоровенных стальных рукоятей для лебедки, с фут длиной. Может, даже пятнадцать дюймов, трудно сказать. Две в пластиковых упаковках на кокпите, и две на мачте. Большой отпорный крюк, не меньше девяти футов, закреплен на палубе у левого борта. Длинный алюминиевый шест у правого борта. Но эта штука имеет пять или шесть дюймов в толщину и не меньше двадцати футов в длину, так что в качестве оружия не сгодилась бы даже для Геркулеса. Большой якорь на передней палубе, с пометкой сорок пять фунтов. Небольшой плот, маркированный «на шесть человек» в пластиковой коробке, на каюте сразу за мачтой; рядом что-то вроде спасательного буйка. — Она нахмурилась, припоминая увиденное на палубе. — Да, чуть не забыла, на палубе нет шлюпки, я имею в виду настоящую лодку из дерева или стекловолокна, но на буксире идет солидных размеров надувная лодка. Джулио называет ее «Зодиак». Она состоит из двух толстых резиновых труб, соединяющихся на носу и расходящихся на корме, где стоит деревянная перегородка для навесного мотора. С деревянным настилом. Без сидений, только коробка для бензобака.

— Мотор есть?

— На «Зодиаке» он не установлен, однако я видела двигатель, лежащий на корме. Маркировка «двадцать пять лошадиных сил».

— Отличный отчет, Брэнд, — сказал я. — Он и правда провел с тобой подробную экскурсию. Теперь попытайся подытожить. Думается, вся необходимая информация у нас есть. Предположим, к нам приближается корабль. Прозвучала команда атаковать. По какому сценарию обычно развиваются события? — Элеонора задумалась.

— Прежде всего, — наконец заговорила она, — Лорка проверит приближающийся объект своим инструментом. Джулио называет его ручным пеленгатором, потому что эту штуку держат в руках, получая пеленг. Лорка должна будет убедиться, что судно действительно следует курсом на столкновение или близким к нему. Затем... — она нахмурилась, прокручивая возможные варианты. — Затем Серина должна избавиться от своей команды, не так ли? Для решающего удара они ей не нужны, да и они вряд ли испытывают особое желание рисковать шкурами. Видимо, для этого и предназначен «Зодиак». Двое мужчин — я исхожу из предположения, что на борту их до сих пор было только двое — переходят в лодку. Лорка включает рацию и предупреждает катер, который курсирует где-то на горизонте. Затем оставляет «Зодиак» позади и дальше плывет сама. Она утверждает, что не пользуется мотором, ибо это не честно, но не сомневаюсь, что с помощью парусов делает все возможное, чтобы добиться столкновения. Разве что корабль действительно изменит курс, чтобы обойти ее. Думаю, тут она говорит правду. Если они продемонстрируют, что следят за курсом и стремятся избежать столкновения, она не станет затруднять им задачу. — Элеонора ухмыльнулась. — Лорка, разумеется, убеждена, что на больших судах плавают одни мерзавцы, но по-моему она сгущает краски. Сухогрузом, на котором я побывала, прежде чем взяться за статью, управляли вполне профессионально, и у меня нет причин считать его исключением.

— Нельзя забывать, что она тронулась в этом отношении. Представляется маловероятным, чтобы большинством обычных грузовых судов управляли столь небрежно или преступно, как она, похоже, склонна полагать.

— Разумеется, у нее есть причины для предубежденности, — заметила Элеонора. — Ведь ее первая яхта была потоплена, а подружка убита. Такое непросто пережить.

Я покачал головой.

— Речь сейчас не об этом, Элли. Речь о том, что предстоящая демонстрация, как она это называет, скорее всего не удастся с первым попавшимся кораблем. Возможно, не удастся и со вторым. Они вовремя изменят курс. Весьма вероятно, ей придется перепробовать несколько судов, прежде чем отыщется подходящее, которое направится прямо на нас. Поэтому следует быть готовыми к нескольким возможным вариантам.

— Собственно говоря, вариантов существует три, не так ли? — сказала Элеонора. — Первый: Серина высаживает свою команду и держит курс к точке столкновения X, но объект предусмотрительно меняет курс и ничего не происходит. Полагаю, что в этом случае она просто даст отбой на «Сер-Джан» и вернется, чтобы подобрать «Зодиак» с командой. Второй вариант: она точно также направляется к точке X, но успевает нацепить резиновый костюм, включить автопилот и выпрыгнуть за борт. Она не может оставаться на яхте до последнего мгновения, чтобы не пострадать от взрыва. Однако, либо корабль сворачивает в сторону, либо она ошибается в оценке курса и вновь ничего не происходит. В этом случае «Зодиак», по-видимому, возвращается и извлекает ее из воды. Они догоняют яхту — полагаю, что навесной мотор позволяет это сделать — и возвращаются на борт. После чего начинают все с начала.

— Тут она изрядно рискует, — заметил я. — Не так-то просто отыскать пловца посреди океана. Но она, разумеется, позаботилась о второй линии обороны. Если «Зодиаку» не удается ее найти, либо из-за неисправности двигателя они не могут догнать яхту, на помощь приходит катер. В любом случае, они должны использовать какие-нибудь электронные определители местоположения с направленным приемником на борту «Сер-Джана».

Элеонора кивнула.

— Третий вариант, — продолжала она. — Все срабатывает как часы, и корабль с яхтой встречаются в точке X. БАБАХ! «Сер-Джан» мчится на помощь, собирает команду яхты, а возможно прихватывает и «Зодиак». Затем, как это было описано Питерсону, из воды извлекается мисс Лорка в мокром костюме, которая возвращается на берег покупать новую подержанную яхту.

— Что ж, ясно по крайней мере, одно. Она не шутила, когда сказала, что предпочитает работать ночью, скорее немного блефовала раньше, пытаясь произвести впечатление, когда заявила, что готова начать действовать при дневном свете. В противном случае, раньше или позже, кто-нибудь из уцелевших поведал бы о появлении большого катера, который оставил людей тонуть. Это привело бы к скандалу и тщательному расследованию случившегося. В то же время ночью даже большой катер трудно заметить, если он не зажигает огней.

— И еще, — проговорила Элеонора. — На этот раз не будет покупки очередной подержанной яхты. Джулио в разговоре со мной совершенно ясно дал понять, что отец перекрыл денежный кран. Я угрюмо кивнул.

— Она знает об этом. И надеется лишь на то, что Джулио даст ей завершить эту последнюю атаку или демонстрацию, прежде чем сделает свой ход. Возникает только вопрос: почему он медлит? И напрашивается единственный возможный ответ. Он совершенно не доверяет Генри и Адаму.

Элеонора нахмурилась.

— Не понимаю. Если речь идет о том, чтобы избавиться от нас вопреки ее желанию — насколько я понимаю он работает на отца, а не на дочь — вряд ли можно рассчитывать, что эти двое станут нам помогать, независимо от того, что она скажет. Ведь, в конце концов, все они люди Лорки.

— Я имел в виду не нас, — сказал я. Глаза Элеоноры изумленно расширились.

— Если ты и в самом деле думаешь о том, что мне показалось, это просто ужасно.

— Ужасно или нет, но Серина ждет этого. Джулио поручено убрать всех. Не оставляя никаких зацепок. Она знает об этом и подготовила какой-то ответ, какую-то защиту — намекнула на это. Мне представляется, что единственной ее надеждой могут быть люди, с которыми она плавала, даже если они первоначально работали на ее отца. — Элеонора молчала, и я продолжил: — Моряки своеобразный народ. Мне приходилось иметь с ними дело раньше. Эти трое, Серина и ее команда проплыли вместе множество морских миль, пережили немало опасностей. Девчонка она крепкая, к тому же, несмотря на все свои странности — отличный моряк. Люди нередко привязываются к таким, как она. Элеонора облизала губы.

— Возможно, я слишком наивна, и все-таки не верится, что ее родной отец мог...

— В том, что касается Лорки, я могу поверить во что угодно. Да и тебе следовало бы. Девушка уже пережила одну морскую катастрофу, почему бы ей не попасть во вторую. Только на сей раз выжить ей не удастся. Если взглянуть на дело без лишних эмоций, Лорка будет намного спокойнее чувствовать себя, устранив дочь, от которой получил все, что хотел. Перед избирателями предпочтительнее предстать убитым горем отцом пропавшей в море дочери и собирать на этом дивиденды, нежели родителем сексуальной извращенки, как это называют некоторые люди, либо дерзкой пиратки, террористки или как еще определить то, чем она здесь занимается. Мертвая она может ему пригодиться. Живая — представляет непосредственную угрозу карьере, особенно теперь, когда решилась обнародовать свои морские подвиги. Неужели ты думаешь, Лорка позволит ей сделать это? Если бы он мог предположить, что дочь настолько помешана, с самого начала не стал бы иметь с ней дела. Рассказ о том, чем она занимается в море, история, в которой прозвучит имя отца, не только уничтожит Лорку как политика, но и приведет в ярость его покровителей из синдиката. А таких людей, как они, сердить не рекомендуется никому, даже могущественному мистеру Лорке. — Я покачал головой. — Он пошел на большой риск, чтобы отомстить. Теперь, когда с этим покончено, или будет покончено, как только Джулио избавится от меня, Лорка должен застраховаться от возможных последствий. После чего поставит себе на стол фотографию несчастной утонувшей дочери. Сентиментальные посетители будут тронуты до глубины души. И уважаемый, популярный и могучий сенатор Лорка сможет почить на лаврах, уплатив по всем счетам.

— Я просто дура, — неожиданно жестким голосом проговорила Элеонора. — Столько лет занимаюсь своим ремеслом и до сих пор удивляюсь тому, на что люди способны по отношению друг к другу. Но что это означает для нас, Мэтт?

— Это означает, что Джулио придется действовать чрезвычайно осторожно. Он понимает, что на борту этой яхты находится в меньшинстве. Разумеется, пока речь идет о нас, он может делать все, что пожелает, и скорее всего, никто не станет ему мешать. Возможно, Серина и хотела бы попытаться, но знает, что Генри и. Адам не станут подставляться из-за нас, даже если она их попросит об этом. Но едва только Джулио продемонстрирует враждебность по отношению к ней, придется противостоять всей команде. Предполагаю, что до тех пор, пока мы ведем себя хорошо и не мешаем Джулио, он оставит нас в живых, с тем, чтобы впоследствии управиться сразу со всеми. Но для этого понадобится подкрепление. Он не может вызвать своих друзей на катере, не имея на то веской причины, ибо в противном случае Серина догадается, что он задумал, и возможно, предпримет решительные действия до прихода катера. Не исключено, что Джулио и сам в состоянии управиться с Генри и Адамом, не говоря уже о Серине, тебе и мне, но зачем усложнять задачу? — Я ухмыльнулся: — Поэтому, думается мне, что все мы останемся добрыми друзьями и будем мило улыбаться друг другу до тех пор, пока Серина этой ночью не предпримет первую попытку и не вызовет катер так, как это изначально предполагалось. Артуро, по-видимому, предупрежден, что это сигнал, и направится к месту действия, не обращая внимания на отмену вызова. Стало быть, это станет сигналом и для нас. Стоит заранее подумать, что предпринять. — Я немного помолчал, задумчиво глядя на Элли. — Кстати, у тебя случайно нет с собой того обоюдоострого скотоводческого ножа?

Последовала продолжительная пауза.

— Ого, ты меня просто пугаешь, — наконец пробормотала Элеонора. — Так вы еще и ясновидящий, мистер Хелм? — Я ничего не ответил, и она продолжала: — По чистой случайности он у меня с собой. Как ты догадался?

— Ты же умная девушка. И даже когда разозлилась на меня, несомненно понимала, что совершаешь глупость, отказываясь от нашей защиты и улетая на Багамы. Ни на минуту не поверю, что ты полностью понадеялась на беспомощного тупицу Питерсона. Ты наверняка задумывалась, как защитить себя при необходимости. Не далее, как прошлой ночью ты призналась, что не снимаешь босоножки на случай, если придется ими воспользоваться. А человек, который подумывает о подобных вещах, вряд ли оставит нож в сумочке — первом, чего лишится при нападении. — Я окинул ее пристальным взглядом. В кармане у нее что-то лежало, но по форме оно не напоминало нож. — Так где же? — спросил я.

Элли внезапно улыбнулась милой, широкой улыбкой:

— Хорошо, что его не видно. Он у меня в колготках. В довольно укромном, и, я бы сказала, весьма неудобном месте. Однако Серина не обнаружила его, когда ощупывала меня с ног до головы после поимки.

— До него можно добраться?

— Ты, наверное, шутишь. — Она рассмеялась. — Тебе пришлось бы либо сунуть мне руку за пояс и добираться до него, не обращая внимания на приличия, либо расстегнуть «молнию» на брюках и сделать кесарево сечение моим лучшим колготкам. Хотя они уже изрядно пострадали. — Она встряхнула головой. — Нет, быстро до него не доберешься, но ничего лучше мне придумать не удалось.

Мгновение я молча смотрел на нее, намереваясь сказать, что ее поведение намного превосходило то, чего можно было ожидать от большинства девушек в подобной передряге. Однако это прозвучало бы излишне покровительственно, а с такими людьми, как она, излишне самоуверенными в одном и достаточно робкими в другом отношении, покровительственный тон не безопасен.

Поэтому я небрежно произнес:

— Не подозревал, что к штанам полагаются еще и колготки. По-моему, излишняя роскошь. — Я улыбнулся: — Однако это объясняет нечто, привлекшее мое внимание.

— И что же привлекло ваше внимание, мистер Хелм? — неохотно поинтересовалась она.

— Если помнишь, я обещал продолжать отчитываться о своих впечатлениях по мере поступления новой информации. Мы с тобой уже обсудили плечи и сошлись на том, что ножки у тебя в полном порядке. Так вот, когда я шел позади тебя к самолету, то воспользовался случаем продолжить исследовательские работы. И теперь с удовлетворением сообщаю, что у вас превосходный маленький зад, мисс Брэнд. Аккуратный, ровный, без единой морщинки.

Элеонора поперхнулась воздухом и уже открыла было рот, чтобы поставить меня на место, но в последнее мгновение передумала. Вместо этого на лице у нее появилась слабая улыбка.

— Благодарю вас, мистер Хелм, — сказала она. — Однако сдается мне, что сейчас мой зад не так уж важен, верно? Каким бы занимательным ни представлялось обсуждение данной темы, оно вряд ли поможет нам вернуться домой с материалами Серины Лорки, которые ты все равно не позволишь опубликовать. Кстати, можешь забрать, все равно не понадобится...

Она извлекла из кармана полученный пластиковый конверт. Внезапно атмосфера нашей крошечной каюты-тюрьмы перестала быть теплой и дружеской. Я взял конверт и отбросил его в сторону.

— Спасибо, Элли. Весьма признателен.

— Не спрашивай, почему я это делаю, потому что мне ужасно не хочется задумываться над ответом. — Голос ее прозвучал холодно. — Надеюсь, твой дружок Беннетт тоже будет признателен. Хотя на последнее слишком рассчитывать не приходится. Этот человек вообще умеет что-то ценить? Не стану утверждать, будто с радостью оказываю вам эту услугу. Как ему, так и тебе. — Она судорожно вздохнула. — Нож тоже отдать?

— Нет, пускай лучше останется у тебя, — ответил я. Соболезнования в связи с потерянным материалом или извинения за просьбу отказаться от него ни к чему бы не привели, поэтому я ровным голосом продолжал: — Предчувствую, что нам еще придется освобождаться от веревки или чего-нибудь в этом роде. Думаю, Джулио скоро перестанет разыгрывать из себя джентльмена и упакует нас, чтобы облегчить себе задачу. У меня тоже припрятана острая штуковина на этот случай, но приятно иметь кое-что в запасе. — Я помолчал. — Элли...

— Да? — Голос ее звучал по-прежнему сухо.

— Я действительно благодарен тебе за услугу. Она холодно посмотрела на меня.

— Наверное, ты убедил меня своими рассуждениями о патриотизме. Можно ли в чем-то отказать мужчине со столь возвышенными устремлениями?

— Разумеется, — кивнул я. Давно пора было сменить тему. — Элли, помнишь, как ты воспользовалась этим ножом в последний раз?

Она немного помедлила с ответом.

— Такое трудно забыть, но почему ты спрашиваешь?

— Потому что сегодня ночью, в критический момент, если он и впрямь наступит сегодня ночью, хотелось бы иметь рядом решительную девушку. — Она молчала. После небольшой паузы я продолжал: — Советую распроститься с иллюзиями относительно того, что нам предстоит. Забудь все, что ты видела по телевизору или в кино. В жизни такого не бывает.

— Что ты имеешь в виду, Мэтт?

— Правила кино предписывают нам заранее обдумать подробнейший план нашего бегства, не так ли? Предусмотреть, как мы выберемся из каюты, как управимся с противниками, свяжем и сложим аккуратными штабелями в соседней каюте, вызовем по рации помощь, которая заберет нас с этой плавучей бомбы. Правильно? Все телегерои отличные парни, они разрабатывают самые хитроумные планы, как спасти свою драгоценную жизнь, при этом стараясь по возможности не пролить ни капли чужой крови. Разве не так?

Элеонора провела языком по губам. Ее враждебность исчезла. Она не сводила с меня пристального взгляда.

— Продолжай, Мэтт.

— Все это выдумки, — сказал я. — Отличным парням удается уцелеть только в кино. Я собираюсь поделиться с тобой секретом, которым не часто делюсь с другими, особенно с чувствительными молодыми женщинами. Основной принцип бегства, мисс Брэнд, состоит в том, чтобы этому бегству никто и ничто не помешало. А помешать не смогут лишь будучи мертвым. Вы следите за моей мыслью, мисс Брэнд? — Она облизала губы.

— Продолжай.

— Грубо говоря, это можно выразить так: нас будут интересовать глотки, а не лодки. Неважно, что до сих пор Джулио вел себя с нами достаточно вежливо. Неважно, что Серина — несчастная неуравновешенная девушка, выросшая в неблагоприятной семье. Неважно, что Генри, возможно, отличный моряк и по-своему неплохой парень, а Адама можно понять, учитывая его расовую принадлежность, оставшийся же на катере Роберт превосходный повар, хоть и страдает дурной привычкой поспешно хвататься за нож, да и Артуро, возможно, обладает положительными качествами, с которыми я не имел случая познакомиться. Предстоит обо всем этом забыть. Просто забыть обо всем. Сможешь? — Она глубоко вздохнула.

— Не знаю. Это кажется... излишеством.

— Это естественно. Я сталкивался с подобным и раньше. Однажды в самый неподходящий миг довелось вступить в перепалку с нежной молодой дамой, которая сочла, что я излишне жестоко обошелся с несчастными охранниками, вставшими у нас на пути. — Я пожал плечами. — Ладно, так будет сложнее, но раз ты настроена подобным образом, я все сделаю сам, или, по крайней мере, попытаюсь сделать. Мне просто подумалось, что поскольку однажды ты решила испачкать руки в крови, сочтя причины достаточно убедительными, то и теперь, когда речь идет о собственной жизни, не побоишься рискнуть еще раз. Однако...

— Мэтт, заткнись! — Я посмотрел на нее и увидел, что ее лицо побледнело. — Хватит болтовни. Я просто сказала, что это жестокое решение, вот и все. И не говорила, что не стану тебе помогать. Лучше излагай по существу.

— По существу, — угрюмо повторил я. — Ладно, раз уж тебе этого хочется. Остановишь, если покажусь тебе излишне жестоким. По существу дело выглядит так: как только выпадет случай воспользоваться этим ножом, не раздумывай. Бей в любое место, изо всей силы и не бойся перестараться. Бей по чем попало. Забудь о бегстве. Позже бегство устроится само собой. До тех пор, пока один из них стоит, движется, даже слегка вздрагивает, ты занимаешься им и не помышляешь о бегстве. Слишком много людей, помышлявших о бегстве тогда, когда следовало сосредоточиться на непосредственной задаче, погибало от руки противника, которого великодушно оставляли в живых, следуя традиции телегероев. Я не намерен умирать лишь потому, что твоя чувствительность позволит кому-нибудь в последний раз дотянуться до револьвера. — Я холодно посмотрел на нее: — Ты по-прежнему не раздумала помогать? — Элеонора сглотнула.

— Продолжай.

— Это можно назвать психологической подготовкой. Конкретно же, мне хотелось бы, чтобы ты сосредоточила свое внимание на Серине. Это может показаться несколько непорядочным, поскольку она в определенном смысле на нашей стороне против Джулио, однако известно, что статья не будет опубликована, если только я смогу этому помешать, поэтому не станем вдаваться в тонкости. Вспомни, она безжалостно убила симпатичную молодую замужнюю женщину и ее ребенка лишь для того, чтобы заручиться отцовской поддержкой в своем крестовом походе, не говоря уже о прочих грязных услугах, которые оказывала отцу. Эта девушка — маньяк, и сейчас одержима идеей в последний раз использовать свою плавучую торпеду по назначению. Мы просто не можем позволить себе оставить ее на свободе, чтобы впоследствии вразумлять. Ибо в противном случае имеем все шансы оказаться на дне Атлантического океана вместе с очередным взорванным кораблем. — Я сделал паузу, но Элеонора молчала. — Поэтому по возможности держись к ней поближе. И постарайся управиться с ней сразу, как только события примут решающий оборот. Она сильнее и больше тебя, но я рассчитываю на то, что от такой сухопутной крысы, как ты, она ожидает разве что обычно принятого в девичьих драках дергания за волосы, царапания лица и разрывания платья. Если ты возьмешься за дело, намереваясь по-настоящему стереть ее в порошок, а не просто растрепать волосы и подпортить одежду, имеешь надежду застать врасплох. Есть возражения?

Я замолчал, и тут с палубы до нас донесся голос Генри.

— Судно по левому борту, мэм.

— Иду. — Мы замолчали, прислушиваясь, и вскоре уже с палубы до нас долетел хрипловатый голос Серины Лорки: — Меняем курс. Он пройдет достаточно далеко, но нам вовсе ни к чему догадки, почему так далеко от берега мы ведем лодку на буксире, тогда как обычно ее держат на палубе. Кстати, когда он исчезнет из виду, можно установить на «Зодиак» двигатель. — Она довольно рассмеялась. — Думаю, погода и дальше будет нам благоприятствовать. Отличная ночь для охоты.

Элеонора смотрела на меня.

— Не возражаю, Мэтт, — тихо проговорила она. — Я не хочу, чтобы потонуло еще одно судно. Это, действительно, довольно неприятно, и все же Лорку нужно остановить, какие бы оправдания она для себя не находила.

— Да, — сказал я. — К сожалению, нам скорее всего не удастся помешать ей при первой попытке. Будем надеяться, что попытка окажется неудачной.

 

Глава 32

Лежа на своих койках, мы наблюдали за меркнущим дневным светом в люке наверху. Ноги у нас почти касались, тогда как головы находились на приличном расстоянии. Ветер по-видимому слегка ослабел, угол наклона яхты уменьшился, и я уже без труда удерживался на своей койке с наветренной стороны. Я не знал, о чем размышляет моя сокамерница и не задавал вопросов. Интересно, как отреагировала бы на распоряжение безжалостно уничтожить врагов Марта Дивайн? Правда, ей я не стал бы давать подобных указаний, несмотря на все, что нам довелось вместе пережить. Просто она была далеко не такой крепкой, как моя нынешняя спутница. Но это отнюдь не свидетельствовало против нее. Или в пользу Элеоноры Брэнд. Женщины просто являли собой совершенно непохожие человеческие типы.

Например, трудно было представить, чтобы Марта своими руками отомстила паре насильников так жестоко, как это сделала Элеонора. Собственно говоря, некогда Марта подумывала наказать бывшую подругу за предательство, но, по-моему, с облегчением вздохнула, когда я избавил ее от взятого на себя обязательства. Подозреваю, что у нее в любом случае не хватило бы решимости довести свой план до действительно смертельного исхода, хотя она и могла зайти достаточно далеко, чтобы усложнить нам жизнь. Если бы Марта и в самом деле полагала взяться за дело серьезно, то не отступила бы так легко. В то же время, Элеоноре и в голову не пришло бы выйти замуж за выписавшегося из клиники бедолагу-агента. В отличие от Марты, она не относилась к числу девушек, предрасположенных к уютной семейной жизни...

Вверху над нами загорелись габаритные огни яхты, окрашивая паруса в красные и зеленые цвета. Пена на люке успела высохнуть, и на прозрачном пластике, нашем окне, выходящем на темнеющее небо, выкристаллизовывались крупицы соли. Момент представлялся не самым подходящим для размышления о Марте Дивайн, которая пересекла половину континента, чтобы предложить мне себя. По-видимому, она в той же степени пыталась сбежать от одинокой вдовьей жизни, что и вернуть былое наслаждение, которое мы некогда испытывали в обществе друг друга. Однако сейчас и правда думать было больше не о чем. Все усердные размышления остались уже позади. Можно запросто свихнуться, пытаясь предугадать все возможные варианты и комбинации развития событий. Много лучше заранее определить для себя основные направления действий и вносить корректировки в соответствии с обстоятельствами. Сквозь шум движения яхты я расслышал приближающиеся к каюте шаги.

— Кажется, нам пора, — сказал я, садясь и опуская ноги на пол.

— Я забыла тебя поблагодарить, — проговорила Элеонора. — Ведь ты здесь из-за меня. Спасибо, Мэтт.

— Если не боишься лишний раз выставить себя на посмешище, можешь в подходящий момент вспомнить о своем недомогании.

— Хорошо. В дверь постучали.

— Хелм.

— Сейчас посмотрю, здесь ли он, — отозвался я. — Кто его спрашивает?

— Медленно выходи наружу, — послышался снаружи холодный голос Джулио. — Очень медленно. Девушка останется в каюте, пока ее не позовут.

Поднимаясь, я бросил взгляд на Элеонору и, нагнувшись, слегка потрепал ее по щеке. Она повернула голову и ответила мне спокойным пристальным взглядом, значение которого я не разгадал. Возможно, мысли у нее текли по тому же, что и у меня руслу; возможно, она намекала, что пора мне разобраться в своих женщинах, пока никто серьезно не пострадал. Однако времени на решение запутанных проблем моей или ее личной жизни и правда не оставалось. Сколь бы навязчивыми ни были они.

— Спокойно, — приказал Джулио, когда я вышел наружу. — Постарайся не нервничать, дружок.

Итак, вечеринка закончилась, наступила пора мыть посуду. За время нашего с Джулио знакомства мне не раз предоставлялись случаи попытаться управиться с ним, хотя не исключено, что он просто дразнил и проверял меня. Я мысленно пожалел об упущенных возможностях, если они и правда были таковыми, поскольку теперь он соблюдал все меры предосторожности, осторожно отступая передо мной по длинному узкому проходу между гальюнами по левому борту и рядом рундуков с неизвестным содержимым по правому. Приблизившись к освещенной главной каюте, где крылья стола опустили, чтобы освободить место, Джулио шагнул в сторону и знаком предложил мне пройти внутрь.

Чернокожий Адам, которого мне до сих пор видеть не приходилось, стоял с ружьем наизготовку, опираясь на стол. Кинжал у него на бедре, как я догадался по описанию Элеоноры, был сделан на заказ. Пожалуй, я смог бы даже отгадать фамилию мастера, если бы это имело какое-либо значение. Обычно подобными уникальными вещицами склонны обзаводиться люди, умеющие ими пользоваться.

На Адаме были джинсы и старая рабочая рубашка с отрезанными рукавами. Рубашка была расстегнута до пояса, поэтому в глаза больше бросались блестящие черные бицепсы и грудь, чем выцветшая голубая ткань. Ружье оказалось винчестером двенадцатого калибра, ствол которого, как указала Элеонора, спилили неподалеку от начала трубы-магазина. Патроны скорее всего, содержали дробь «ОО», хоть об этом, разумеется, можно было только догадываться. Для стрельбы по человеку лучше использовать более мелкую дробь — большее количество дробинок в заряде обеспечивает повышенную д плотность огня, о чем знал человек, стрелявший в Боба Дивайна. Задумавший убийство профан обычно выбирает самую крупную дробь и чувствует себя невероятно предусмотрительным. Что же касается дроби «ОО», то использование ее в большинстве случаев гарантирует верную смерть.

Рядом со стойкой камбуза расположилась Серина Лорка с озабоченным и неприступным выражением красивого лица. В руках она сжимала катушку серебристой ленты. Такую прочную двухдюймовую ленту с клеящейся поверхностью нынче используют для починки всего подряд, начиная от сантехники и заканчивая кондиционерами, по-видимому, в том числе и на судах. Девушка посмотрела на Джулио.

— Спереди или сзади? — спросила она. Джулио поколебался, явно сознавая, что человек с руками, связанными за спиной, значительно беспомощнее того, у кого руки связаны впереди. Потом передернул плечами.

— Спереди, — неохотно бросил он. — Иначе нам придется носить его по этим проклятым лестницам... Протяни руки, Хелм. Запястья вместе. — Он внимательно проследил за наматываемой лентой. Делая свое дело, Серина не поднимала на меня глаз; казалось, она живет в своем отдельном мире. Наконец Джулио удовлетворенно кивнул и обратился ко мне: — Теперь проходи сюда и садись там же, где в прошлый раз... Следи за ним, Адам.

Я мысленно отдал должное Джулио, беспечно повернувшемуся спиной к ружью в руках чернокожего мужчины, которому он, если я не ошибся, не доверял и, вероятно, намеревался убить вместе с Генри, Сериной, Элеонорой и мной, как только прибудет подкрепление. Тем не менее, выходя из каюты, он не проявил ни малейших признаков колебания. Спустя несколько минут, Элеонора была приведена в каюту, обмотана лентой и усажена рядом со мной на канапе у левого борта, наклон судна не позволял предпринять каких-либо решительных действий, если таковые вообще возможны со связанными руками.

Джулио задумчиво оглядел нас.

— Сейчас мы выключим свет в каюте, чтобы не мешать людям на палубе, — сказал он, — но эта светящаяся лента отлично видна в темноте, так что не советую пытаться избавиться от нее... Можешь идти, Адам. Не забудь закрепить свою винтовку в кокпите, чтобы она случайно не соскользнула и не пристрелила кого-нибудь.

— Пожалуй, я тоже поднимусь на палубу, — проговорила Серина, когда негр удалился. На нас с Элеонорой она не смотрела. Я понял, что сейчас ее не слишком интересовала роль, отводимая нам в этом крестовом походе — она была сосредоточена на более интересных вещах. Открывался сезон охоты на корабли. Отсутствующий взгляд девушки остановился на Джулио. — Не оставляй меня, Джулио. Помоги мне еще раз, и я успокоюсь. Как и обещала отцу. И Энн успокоится.

— Удачной охоты, — отозвался Джулио, но Серина уже исчезла в темноте. Джулио многозначительно покачал головой, напоминая, что он, конечно, опасный парень, да и пушка у него под рукой, но отнюдь не такой промешанный, как некоторые. Потом протянул руку к выключателю, и каюта погрузилась в темноту.

— Усаживайтесь поудобнее, — послышался его голос. — Не исключено, что ждать придется долго. Однажды эта сумасбродка таскала нас по океану две недели — я тогда, слава Богу, был на резервном судне — и мы вытаскивали ее из воды пять раз, не говоря уже о нескольких ложных тревогах, прежде чем нашли подходящую цель.

— Стало быть, ты такой же сумасброд, как она, не так ли? — поинтересовался я.

Плечи мужчины в верхней части каюты выразительно приподнялись. Браунинг тускло отсвечивал в темноте.

— Я делаю то, что приказывает мистер Лорка. — Помолчав, он продолжал: — Возможно, ты меня неправильно понял. Конечно, она ненормальная, но мы ничего не имеем против, понимаешь? Наша красавица далеко не одинока в своих чувствах. Да в этой стране нет ни одного настоящего моряка, которому не приходилось бы спасаться сломя голову от одного из этих монстров. Плевать они хотели на привилегии парусных судов или оснастку, которая может оказаться у тебя за бортом. — Джулио хрипло рассмеялся. — Однажды в порту Эверглейдс я видел здоровенный сухогруз, которому изрешетили все окна на мостике. Какой-то рыбак, которого они чуть было не раздавили, взбесился и пальнул из дробовика. Нет, можете не сомневаться, мы не имеем ничего против ее занятий. Все мы получаем огромное удовольствие, принимая участие в ее забавах. Нечто вроде корриды. Здоровенные мерзавцы думают, будто весь океан принадлежит только им. Нет, мы ничуть не возражаем против того, что она делает, просто не можем допустить, чтобы это стало источником неприятностей для мистера Лорки.

Для меня было своего рода откровением услышать, какое количество ненависти и непримиримого противостояния скрывается на морских просторах. Будучи типичной сухопутной крысой, я и не подозревал об их существовании. Если когда-либо и задумывался об этих вещах, то скорее всего полагал, что экипажи крошечных суденышек всего лишь восхищаются и завидуют проплывающим мимо большим, красивым кораблям. Жгучую ненависть Серины Лорки я, не задумываясь, отнес на счет ненормального отклонения одинокого неуравновешенного существа, мстящего за личную утрату. Мне и в голову не приходило, что в море могут встретиться я другие люди, настроенные подобным образом, пусть даже и менее решительно. Это помогало ответить на давно крутившийся у меня в голове вопрос: каким образом Лорке удалось заставить пятерых моряков участвовать в безумных выходках своей дочери и держать язык за зубами. Ненависть, витавшая над этими водами, все ставила на места. Сами моряки малых судов, по-видимому, сочли отличным развлечением помочь хорошо обеспеченной полоумной барышне в борьбе с левиафанами. Можно сказать, с удовольствием ухватились за предоставившуюся возможность.

Я почувствовал, как Элеонора неподвижно замерла рядом со мной, явно не менее меня ошеломленная и озадаченная открывшейся нам угрюмой картиной морского мира. Затем она слегка пошевелилась.

— Мэтт, — тихо проговорила она. — Ох, Мэтт, кажется, меня опять тошнит. Джулио услышал ее.

— Бросьте, — рявкнул он. — Вы что, за дурака меня принимаете? Никаких походов в туалет, барышня. Если и правда станет невмоготу разводите ноги и вываливайте все на пол. Или себе на ноги — меня это мало волнует.

— Но я... Ох, Господи! — Она согнулась вдвое, обхватив себя руками.

— Улечься головой к нему на колени и перегрызть ленту я вам тоже не позволю. И не надейтесь. — Джулио помолчал. — Но если вы не притворяетесь и действительно хотите лечь, можете ложиться головой в другую сторону. Только держите руки так, чтобы я мог их видеть.

— Хорошо, — слабо прошептала она. — Спасибо... может, мне и правда стоит прилечь...

Элли пристроилась рядом со мной, поджав колени и время от времени жалобно постанывая. Я не стал задумываться, не слишком ли рано стала она разыгрывать роль, и не рискует ли перестараться: мне принадлежала только идея, способы воплощения в жизнь придумывала она сама...

— Корабль справа по борту!

Донесшийся с палубы голос принадлежал остроглазому Генри. Мы услышали шаги Серины, хотя ее босые ноги ступали почти беззвучно. Долгое время царила тишина, после чего девушка спустилась в каюту и включила красный свет над навигационным столом. Поспешно провела несколько линий на листе причудливо разлинованной бумаги, разочарованно вздохнула и выключила свет.

— Пройдет за кормой, — послышался ее голос, когда она вновь поднялась на палубу. — Нет, сбавить скорость настолько, чтобы перехватить его нам не удастся. Следуем дальше.

Я услышал, как Джулио фыркнул в темноте. После чего раздался его голос.

— Я же говорил, ждать придется долго. Так оно и вышло.

 

Глава 33

Следующий корабль попался нам уже под утро. Обматывая мне руки, Серина сдвинула мои часы высоко под рукав рубашки, поэтому посмотреть на них я не мог. Ожидание казалось бесконечным, однако ночная темнота по-прежнему заглядывала в иллюминаторы каюты, а над главным люком сверкали все такие же яркие звезды. Элеонора, все так же беспомощно согнувшись, лежала рядом со мной. Она никак не отреагировала ни на крик впередсмотрящего — на этот раз Адама — ни на тихие звуки шагов спускающейся по трапу Серины, ни на пронзительный красный свет лампочки над навигационным столом. Даже торжествующее восклицание Серины не произвело на нее особого впечатления.

— Попался, голубчик! — Она отдала короткую команду находящемуся на палубе Адаму. — Нужно будет прибавить еще с узел скорости, но если он не изменит курс, то никуда от нас не денется. — Она взяла в руку лежащий на столе микрофон рации и произнесла:

— Полная готовность. Повторяю, полная готовность.

— Есть полная готовность. Ваши координаты? — отозвался из рации мужской голос.

Ввиду отсутствия французского акцента я сделал вывод, что голос принадлежит Артуро, с которым так и не удалось познакомиться, поскольку все время, проведенное мною на катере, Артуро находился на мостике. Серина включила стоящий рядом с рацией громоздкий электронный прибор, немного поработала рукоятями и сообщила широту и долготу. По-видимому, живописный старомодный секстант безвозвратно отошел в прошлое. Рация повторила произнесенные ею цифры.

— Верно. Включаю сигнализаторы, — произнесла в микрофон Серина. Затем повернула голову и крикнула в сторону кокпита: — Давай, Генри, жми на кнопки.

Мгновение спустя послышался голос Генри.

— Включатель номер один.

— Первый датчик действует, — сказала рация.

— Включатель номер два.

— Второй сигнализатор — сигнал принят, — отозвалась рация. — Прием нормальный. Удачи. Конец связи.

Серина положила на место микрофон, повыключала свои приборы и красный свет и быстро взбежала на палубу. Элеонора рядом со мной наконец подала признаки жизни. Сделала попытку приподняться на руках и тут же беспомощно откинулась назад. Я не стал ей помогать. Замерший напротив Джулио пристально следил за каждым нашим движением. Максимальная ширина сорокафутовой яхты составляет двенадцать футов, часть из которых занимают боковые койки, так что разделяющее нас расстояние трудно было назвать чрезмерно большим. Белые матросские штаны и легкая майка делали итальянца призрачной бледной фигурой, и я отчетливо видел отблеск неподвижного пистолета в его руке. Психологически Джулио пребывал во взведенном состоянии и был готов без колебаний нажать на спуск в ответ на вызывающее поведение с нашей стороны. В такой обстановке не рекомендуется изображать из себя галантного кавалера. Элеоноре все-таки удалось самостоятельно принять сидячее положение. Она неуклюже убрала с лица растрепавшиеся волосы.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался я, чтобы лишний раз напомнить, что чувствовать себя следует отвратительно.

— Ужасно, — убедительно жалобным голосом отвечала она. — Просто невыносимо. Господи, кажется я не выдержу этой тошноты и головной боли. — Она тяжело сглотнула. — Наверное... наверное, ты надеялся услышать от меня иной ответ, да? Мэтт!

— Да?

— Прости, что я втянула тебя в эту историю. Ведь нам не выпутаться, правда? Я не верю ни единому слову этой женщины. — Немного помолчав, она спросила: — Это... очень больно?

— Последние несколько раз я умирал практически безболезненно, — ответил я.

— Черт бы тебя побрал, не шути над... Мэтт, правда, что когда это с тобой случается, ты тут же... пачкаешь себя?

— Совершенно верно. Все мышцы расслабляются и у тебе оказываются полные штаны.

— Страшно подумать об этом. Я готова смириться с чем угодно, но страшно подумать, что люди увидят меня в таком виде.

Тему для разговора мы выбрали довольно своеобразную, но, тем не менее, это был разговор, и мы в нем нуждались. Я насмешливо произнес:

— Почему это тебя так беспокоит? Стыдиться-то твоего состояния будет некому.

— Только и утешения, — горько отозвалась она. — Ничего не скажешь, ты знаешь, как приободрить человека...

— Эй, Джулио, давай их сюда. — В проеме люка показалась голова Серины — темный силуэт на фоне звезд. — И побыстрее. У нас не так много времени.

— Дамы первыми! — сказал Джулио, резким движением оружия делая знак Элеоноре. — Потом добавил, обращаясь ко мне: — Ты пойдешь вслед, будешь поддерживать ее на ступеньках. И не вздумайте выкинуть какой-нибудь трюк. Это касается обоих. Никаких неуклюжих движений из-за того, что у вас, видите ли, руки связаны. Или притворных падений. Если ты позволишь ей свалиться на нас, Хелм, я просто отойду назад и разряжу обойму, а там четырнадцать патронов, включая тот, который в стволе.

Подъем потребовал некоторых усилий, но лестница была не слишком крутой и насчитывала всего пять ступеней. Я подпирал плечом спину Элеоноры, удерживая ее на месте, пока она перехватывала руками опору выше. Наконец Серина ухватила ее за связанные запястья и вытащила наружу.

Мой вес не позволял с той же легкостью переправить и меня, поэтому я просто протянул руки вперед и почувствовал, как ладонь девушки обхватила правое запястье. Я принялся подниматься вверх, поддерживаемый крепкой рукой Серины. При этом меня не оставляла мысль, что как бы хорошо ни держалась она, резкий толчок может вывести из равновесия. Для меня это означало ни более, ни менее, чем порцию скверных девятимиллиметровых пуль в металлической оболочке. Последняя призвана не давать пулям деформироваться и расплющиваться так, как это происходит с пулями, выпущенными из полуавтоматического и автоматического оружия. Некий жест в сторону так называемых правил цивилизованного ведения войны.

Иными словами, в отличие от мягких револьверных пуль они при попадании в тело не расширяются. Тем не менее, я склонен считать любую, даже девятимиллиметровую дыру в себе излишне большой.

Я остановился в кокпите, пока Джулио осторожно поднимался, чтобы присоединиться к нам. Краем глаза заметил, что Элеонора, несмотря на демонстрируемые слабость и страх, не забывает держаться неподалеку от Серины, а Адам занят на носу, где меняет малый кливер на большой парус. Появление в двери каюты Джулио положило конец еще одной призрачной надежде. Однако Генри стоял за штурвалом и двенадцатикалиберный винчестер находился у него под рукой, поэтому инстинкт подсказал, что время еще не настало. Правда, упустив слишком много зыбких шансов, можно оказаться в положении, когда не останется вообще никаких.

— Кливер готов, — послышался впереди голос Адама.

— Поднимаем, — скомандовала Серина и, повернувшись, окинула взглядом Элеонору. — Вы ведь сможете удержать канат, не так ли? Как только я передам его и велю тянуть, откидывайтесь и тяните изо всей силы.

Впереди послышалось шумное хлопанье поднимающегося паруса. Серина ухватилась за толстый канат и, перебирая руками, принялась тянуть его на себя. Вскоре парус распрямился и напряжение каната стало слишком сильным для нее. Тогда она быстро трижды обернула канат вокруг большой стальной лебедки с левой стороны кокпита — еще одна такая же лебедка имелась по правому борту — и взяла одну из рукоятей, о которых упоминала Элеонора. Вставила рукоять в отверстие в верхней части механизма и навалилась на нее, толкая одной и потягивая канат другой рукой. Наконец и это стало ей не по силам, и она передала канат Элеоноре.

— Тяните! — Теперь Серина вращала рукоять обеими руками, наклоняясь, чтобы проследить за парусом. — Достаточно. Хватит, дальше я сама. — Она зафиксировала парус. Выпрямившись, бросила рукоять лебедки на место, в пластиковую упаковку, привычным инстинктивным жестом потянула свой лифчик. Я оглянулся и наконец увидел корабль. Он находился вдали, у горизонта, приближаясь с правого борта, и отнюдь не являл собой впечатляющего или устрашающего зрелища: всего лишь несколько радующих глаз огоньков в темноте океана. Два из них, белые, отмечали габариты судна, причем носовой слева располагался ниже, чем кормовой справа. Чуть ниже последнего виднелось небольшое красное свечение — сигнал левого борта. Зеленый свет по правому борту под таким углом, разумеется, не был виден. Картина смазывалась пятнами более слабого желтоватого света, пробивающегося из окон на палубе.

«Джембоури» с натянутым большим кливером сильно кренился и мчал вперед. Яхта с гордостью напоминала, что изначально предназначалась для гонок, направляясь к расположенной все еще далеко впереди точке X, где курсы двух судов должны были пересечься. Даже не глядя на показания компаса и линии на причудливо разлинованном листе, я понимал, что суда окажутся близко друг от друга. Очень близко.

Серина подошла к большому штурвалу. — Теперь поведу я. Генри. Подтяни «Зодиак». Я сбавлю ход, когда вы будете готовы перебраться... И не забудь про датчик.

Черный резиновый костюм лежал на одном из сидений кокпита, но, приглядевшись к нему повнимательнее, я заметил, что он отличается от облегающих комбинезонов, которыми аквалангисты пользуются в холодной воде. Это был настоящий спасательный жилет: непроницаемый, толстый, тяжелый плавучий наряд с колпаком и «ботинками». Я слышал о подобных приспособлениях, но никогда не видел их раньше. Костюм дополнялся набором экипировки. В темноте мне удалось разглядеть сигнальный фонарь, но назначение закрепленной рядом с ним маленькой прямоугольной оранжевой коробки осталось непонятным. Еще одна коробка того же цвета, но побольше, лежала отдельно от костюма. Когда Генри взял ее в руки, я увидел блестящий конец чего-то, напоминающего выдвигающуюся антенну, с помощью которой, по-видимому, и выполнялась слышанная мною проверка. Сигнализатор. Чтобы догадаться об этом не требовалось выдающихся умственных способностей. Вообще принято считать, что мое ремесло требует исключительной сообразительности. События последних часов заставляли сильно усомниться, что я таковой обладаю. Правда, подобные сомнения посещают меня каждый раз, когда становится горячо.

Вскоре резиновая лодка закачалась рядом с бортом, и Серина начала разворачивать яхту против ветра. Паруса опали, «Джембоури» сбавила ход и выпрямилась. В правом бортовом леере открыли проход и сбросили трап. Первым вниз спустился Генри, полностью отвечающий описанию Элеоноры жилистый мужчина со светлыми волосами, более высокий и худощавый, чем Адам, в рабочих штанах, с упомянутым матросским ножом на бедре. За ним последовал негр, возвратившийся с носа. Генри уселся на корме, рядом с мотором, но Адам продолжал стоять, удерживаясь за трап и готовясь принять Элеонору. По команде Джулио она шагнула к ограждению, повернулась спиной к воде, опустилась на колени и нащупала ногой перекладину. Ухватилась связанными руками за леер и осторожно двинулась вниз. Адам, как только она оказалась в пределах его досягаемости, поймал ее за талию и опустил в лодку. Мгновение спустя сверкнул кинжал, приставленный к горлу Элли.

— Твоя очередь, Хелм, — сказал Джулио. — Сам видишь, как обстоят дела. Одно неверное движение с твоей стороны... Спускайся!

Разумеется, он вел себя как ребенок. Осознание того, что в мире еще не перевелись люди, прибегающие к таким затасканным трюкам, заставило меня почувствовать себя старым и циничным. В обычных обстоятельствах, если бы мне представился подходящий случай, я не обратил бы на угрозу ни малейшего внимания. Мне не позволено обращать внимание на такие вещи. Мы не можем рисковать заданием только потому, что под угрозу поставлено благополучие случайной молодой особы. В эти игры мы не играем. Это может показаться жестоким, но таковы полученные нами инструкции. В ваши дни слишком многие склонны считать, что весь мир ляжет у их ног, если удастся приставить острие ножа или пистолет к живому теплому телу, кому бы тело ни принадлежало.

Ныне достаточно человеку заявить, что он угрожает чьей-либо жизни и его беспрекословно одаривают реактивным самолетом, пилотом, экипажем и симпатичными стюардессами. Да еще подкидывают на борт миллион-два долларов для полного счастья. Мак давным-давно пришел к выводу, что организация, подобная нашей, не может позволить себе подобную благотворительность. Наши инструкции звучат следующим образом: «ни одно задание не ставят под угрозу из-за каких-либо заложников». Другими словами, нам предлагается заниматься исключительно своим делом и предоставить телам — любителей или профессионалов, людей случайных и неслучайных, виноватых и невиновных — падать там, где их настигло роковое мгновение. Теоретически предполагается, что выполняемые нами задания достаточно важны для безопасности всей страны и почти неизменно связаны с человеческими потерями; так почему жизнь заложника следует считать более ценной, чем чью-либо еще?

Таким образом, при обычных обстоятельствах мне предлагалось не обращать внимания на то, что под угрозу поставлена жизнь умной и симпатичной девушки, к которой я относился с симпатией и уважением. Мои обычные миссии не предусматривают заботы об умных и симпатичных девушках, но, к счастью, данная миссия относилась к категории необычных и отличалась от остальных в этом отношении. Собственно говоря, настоящее задание особо — слава Богу — подчеркивало необходимость сохранения жизни мисс Элеоноры Брэнд. Хоть один раз не пришлось сталкиваться с необходимостью столь мрачного выбора, которое и выбором-то назвать нельзя.

Я послушно спустился в «Зодиак» и сел рядом с Элеонорой на деревянном полу впереди. В лодке имелось только одно сидение, деревянная коробка на корме, под которой, предположительно, скрывался топливный бак для навесного мотора. Это место занял Генри. В лодку залилось немного воды, которая перекатывалась по полу. Усевшись, я почувствовал, что брюки намокли сзади. И пришел к выводу, что даже при наличии спасательного костюма, даже так далеко к югу, в такое теплое время года, с удовольствием откажусь от возможности выкупаться, если это, конечно, не вызовет ничьих возражений. Тем временем Джулио быстро спустился по трапу и уселся лицом к нам. Вода, пропитавшая матросские штаны, заставила его вздрогнуть, но на сжимаемом в руке браунинге это никак не отразилось. Адам убрал кинжал в ножны, и освобожденная Элеонора с жалобным видом повернулась и уткнулась головой в мое плечо. Наверху Серина отбрасывала удерживающие «Зодиак» тросы. Как только мы отчалили от борта яхты, она подняла трап и вернулась к штурвалу. Паруса вздрогнули и наполнились ветром, «Джембоури» резко наклонилась и направилась прочь, быстро набирая скорость и оставляя нас одних посреди темного океана.

Я еще раз оглянулся и опять увидел корабль. Теперь он стал ближе и больше. В темноте угадывались призрачные белые очертания надстройки и даже едва различимые контуры черного корпуса. Красный габаритный свет напоминал налившийся кровью зловещий глаз. Нетерпеливо мчащаяся к месту встречи «Джембоури» выделялась одним низкорасположенным белым светом на корме, а также красным поверх зеленого на верхушке мачты, свидетельствующими, что это парусное судно, обладающее в море определенными привилегиями. Насколько мне было известно, огни на верхушке мачты не являлись обязательными. По-видимому, Серина и вправду играла в свои смертельные игры в соответствии с собственными понятиями о честности...

Элеонора с внезапным отчаянием простонала:

— О Господи, Мэтт, такой качки я не вынесу! Теперь меня по настоящему тошнит...

В ответ на ее попытку повернуться последовал резкий окрик Джулио:

— Прекратите! Я уже сыт по горло! Я с безразличием пожал плечами.

— Ладно, раз угодно купаться еще и в этом... Он заколебался.

— Хорошо, но только медленно и осторожно. Повторяю, осторожно!

Я помог Элеоноре повернуться и перегнуться через толстую резиновую трубу так, чтобы оказаться над водой. Тонкая кофточка задралась на спине. Я крепко, хотя и не слишком удобно, ухватился за пояс штанов, удерживая девушку от падения за борт. Последовали громкие, отчаянные и весьма убедительные звуки рвоты и вздохи. Меня несколько напугал появившийся в воздухе резкий неприятный запах. Если она и в самом деле непоправимо вышла из строя, пора действовать самостоятельно. Вызывало сомнения, удастся ли мне, незаметно от Джулио добраться до выдаваемой нам отточенной пряжки, но попытаться стоило. Элеонора осунулась назад на пол и растянулась в разлившейся воде, опираясь на мои колени и слабо постанывая. Я заметил, что Джулио собрался было приказать ей отодвинуться от меня, но передумал. Видимо, рвотный запах все-таки убедил его в полной беспомощности Элли.

— Господи, вы только посмотрите на эту ненормальную!

Голос принадлежал Генри и смотрел он отнюдь не на Элеонору. Голова его была повернута туда, где «Джембоури» уже почти успела растаять в темноте, превратившись в отдаленные скользящие над водой огни с тусклыми очертаниями парусов. Чуть ярче парусов в темноте выделялись белые шорты фигуры, стоящей за штурвалом.

— Проклятие, она до сих пор не надела костюм, — озадаченно пробормотал Адам. — О чем только думает? Мерзавец приближается слишком быстро, ей не успеть.

Казалось, Генри не слышал его. Голос его стал умоляющим:

— Не делайте этого, мисси! Проклятие, забирайся в свой комбинезон, и в воду! Ты не можешь сделать это только потому, что...

— Хочешь сказать, эта чокнутая разыгрывает камикадзе?

Голос принадлежал Джулио, но никто ему не ответил. Я вдруг понял, в чем состоял план Серины. Ее не волновали враждебные намерения Джулио, потому что она твердо решила покончить с собой. На этот раз предстояло остаться на несущейся к цели торпеде до конца, направить яхту собственными руками.

Два источника света все еще разделяло приличное расстояние, но теперь они начали сближаться с ужасающей скоростью. Мы уже различали освещенную белую волну, рассекаемую носом корабля и слышали отдаленный шум двигателя, несущего его навстречу гибели. А гораздо ближе, почти у меня на коленях, я расслышал едва различимый звук расстегиваемой «молнии» и тихий шорох рвущейся материи. В следующее мгновение девушка сжалась у меня на коленях, извлекая нож из весьма интимного укрытия. Наверное, мне, как мужчине, следовало естественным образом отреагировать на мысль о том, что женщина рвет свое тонкое нейлоновое белье, открывая столь пикантное место, но вынужден признать меня гораздо больше волновал вопрос, как ей удастся раскрыть нож связанными руками. Послышался тихий звук застегиваемой «молнии». Молодец. Сделала свое дело и привела себя в порядок, пока ни у кого не вызвали удивления расстегнутые штаны.

Внезапный резкий звук заставил меня оглянуться. Генри заводил навесной мотор.

— Что это ты еще надумал? — рявкнул Джулио.

— Нельзя позволить... Мы должны ее остановить!

— Проклятие, выключи сейчас же!

— Но...

— Я сказал, выключи! — Пистолет повернулся в сторону кормы, предоставив меня самому себе. — Тебе ее все равно не остановить. Хочешь взорвать нас вместе с ней? Выключай или я...

Двигатель умолк в тот самый момент, когда к моему запястью прикоснулось острое лезвие ножа. Видимо, руки Элеоноры оказались связанными не так крепко, как я предполагал. В результате она управилась с ножом без моей помощи. Издала тихий звук, извиняясь за причиненную мне боль, что было не слишком умно, но высказывать недовольство в подобной ситуации мог разве что совершенно неблагодарный мерзавец. Она действовала отлично. Просто превосходно. Я почувствовал, как нож работает между моими запястьями. Лента немного ослабла, но не отлипала. Затем открытый нож оказался в моей руке, и я тоже слегка пустил ей кровь, прежде чем отыскал нужное место под нужным углом...

— Он поворачивает, он пытается повернуть. Заметил ее! — резко нарушил тишину голос Генри. Он не сводил глаз со сближающихся огней впереди. — Давай, давай, грязный ублюдок, пошевеливайся на мостике, бери штурвал...

Звук его голоса заглушил щелчок сложенного мной ножа, который я опустил в брючный карман. Нож оказался меньше, чем я рассчитывал, меньше, чем я надеялся — в оружие он не годился. В то же время оставлять его в лодке было нельзя, а карманы, оттопыривающиеся на мужчинах, привлекают внимания меньше, чем такие же карманы на женщинах. Оставалось только держать запястья вместе, чтобы лента не слетела раньше времени, и наблюдать за драматическими событиями, разворачивающимися в черных водах. Даже Элеонора позволила себе приподнять голову и проявить слабый интерес.

— Сбавь ход! — продолжал командовать Генри. — Полный назад; они что, уснули там все в этом проклятом машинном отделении? Поворачивайте, мисси! Вам уже нельзя прыгать за борт, взрыв убьет вас в воде, но если вы развернетесь достаточно быстро, возможно... Поворачивайте и выключайте эту проклятую кнопку! Вы не можете умереть зазря, такая красивая девушка...

Происходящее вызывало у меня двойственные чувства. С одной стороны, не хотелось гибели еще одного судна, не только из-за самого судна, но и потому, что операцию предполагалось держать в секрете, а еще одна катастрофа могла привлечь нежелательное внимание. С другой стороны, мне никогда не платили за то, чтобы заставлять жить людей, мечтающих покинуть этот и без того переполненный мир. Последнее просто нечестно по отношению к тем, кто ценит жизнь и с успехом может занять освободившееся место.

Теперь стало ясно, что Серина помышляла о таком исходе с самого начала. Она задумала всего лишь одну самоубийственную экспедицию, но отец предоставил ей возможность расширить масштабы мести, и она воспользовалась предложением. Теперь работа окончилась, и девица намеревалась завершить операцию в точности так, как планировала с самого начала, присоединиться к своей прекрасной Энн в небесах, если, конечно, верила в небеса. Во всяком случае это позволяло избежать всех надвигающихся неприятностей. Она свершила месть и спокойно удалилась.

Приближающийся корабль начал менять курс, поворачивая в нашу сторону, чтобы пропустить яхту. Расстояние между габаритными огнями медленно уменьшалось. постепенно сокращаемое изменяющимся углом. До нас доносился отдаленный вибрирующий шум: гигантская двигательная установка наконец заработала в обратную сторону. «Джембоури» продолжала следовать все тем же курсом. Я почувствовал, как пальцы Элеоноры крепко сжали мою руку, когда два источника света наконец встретились.

На борту «Зодиака» все молчали в ожидании ослепительной вспышки и грохота взрыва. Затем на мгновение в темноте океана остались только одни огни, — огни сухогруза. В голове успела промелькнуть мысль, что возможно детонатор не сработал, и «Джембоури» просто исчезла под водой...

— Вот она! — Голос Генри был хриплым от возбуждения. Из-за кормы корабля появились белые, красные и зеленые огни яхты, на какое-то время скрывшиеся за огромным корпусом.

 

Глава 34

Огни яхты направлялись в нашу сторону. Время от времени Адам сигнализировал им навстречу светом большого водонепроницаемого фонаря. Навесной мотор работал, и Генри держал курс навстречу судну Серины, но с пятью пассажирами на борту особенно спешить не мог. Море была слегка неспокойно, и мы успели насквозь промокнуть, пока тупоносый «Зодиак» рассекал гребни волн, разбрасывая воду достаточно высоко, чтобы ветер задувал ее за борт. Уровень маленького озерца, в котором мы сидели, неуклонно поднимался. Опасностью это не грозило, поскольку резиновая лодка способна плыть даже наполнившись до краев, но и приятного тоже было мало. Мне припомнились слова Серины о том, что ей, возможно, удастся сохранить нам жизнь, а вот сухой одежды она не гарантирует.

Удаляющееся судно вновь превратилось в красивые мерцающие огоньки на горизонте. К этому времени офицеры на мостике возможно даже перестали проклинать ненормальную маленькую яхту, заставившую их совершать поспешный маневр. Генри с Адамом обсуждали безумное поведение своей хозяйки. Адам считал ее помешанной шлюхой и утверждал, что ему наплевать на подобных дам. Они чуть было не подрались по этому поводу, после чего воцарилась угрюмая тишина.

Затем «Джембоури» обошла нас с подветренной стороны. Расстояние между нами сокращалось. В свете нактоуза я разглядел бледное, потерянное лицо Серины, девушки, намеренно устремившейся в ворота смерти, которые захлопнулись перед самым ее носом. Впечатление несомненно усиливалось призрачным красным светом компаса. Генри подвел нас ко вновь сброшенному трапу. Джулио, как ближайший к носу лодки, левой рукой бросил Серине фалинь «Зодиака», и девушка быстро обмотала ее вокруг планки.

Далее последовал уже знакомый гамбит с заложниками, на сей раз видоизмененный. Джулио направил свой большой браунинг прямо на меня и обратился к Элеоноре:

— Поднимайтесь. Никаких трюков, иначе я его продырявлю.

Элеонора тупо кивнула, продолжая изображать совершенную беспомощность. Перебралась через «Зодиак» и ступила на край лодки. Неуверенно покачиваясь, ухватилась за пиллерс яхты и с усилием принялась взбираться по трапу. Я порадовался, что оставил маленький нож у себя в кармане. Даже в темноте ее промокшие, прилипающие белые брюки отчетливо выдавали бы любой посторонний предмет. Я обратил внимание, что она не забывает плотно сжимать запястья, дабы не дать упасть ленте, но все же испытал облегчение от того, что поджидающая наверху Серина утратила свою обычную наблюдательность. Она все еще свыкалась с мыслью, что осталась жива после неудавшейся попытки эффектного самоубийства. Джулио пристально следил за продвижением Элеоноры вверх, в то же время не обделяя вниманием и меня. Он выждал, пока она взобралась на борт и тяжело дыша встала на ноги рядом с Сериной.

Серина, казалось, немного встряхнулась, обретая способность воспринимать окружающее.

— Она здесь. Можешь отправлять Хелма...

Джулио быстро сунул пистолет за пояс, поднялся, повернулся и прыгнул к трапу. Поднялся на ступеньку, протянул руку и ухватился за удерживающий «Зодиак» трос, пытаясь сбросить его с планки. Его намерение было очевидно. На борту «Джембоури» ожидали только две девушки, одну из которых он считал связанной. Сейчас он пытался избавиться от лодки с тремя мужчинами, одним предположительно связанным и двумя, вооруженными только ножами. Имея в распоряжении пистолет и оставшееся на кокпите яхты ружье, он мог без труда заставить девушек выполнять свои приказы или быстро избавиться от них и держаться вдали от «Зодиака» до появления «Сер-Джана», который поможет управиться с ним.

Я рывком освободил руки — на какое-то щемящее мгновение остатки неразрезанной ножом ленты показались слишком прочными, чтобы их разорвать — и бросился в воду, устремляясь в сторону трапа. Отвязанный «Зодиак» выскользнул у меня из-под ног, отплывая в сторону, и я ухватился за спасительную перекладину слишком низко. На мгновение завис по колени в воде, затем уперся ногами в корпус яхты и принялся взбираться вверх, как поднимающаяся по пальме обезьяна. На голову мне обрушился удар ногой, но оставалось только терпеть и благодарить Бога за то, что туфли у моряков на мягкой резиновой подошве: мне требовались обе руки, чтобы удержаться на трапе. Лестница раскачивалась и скрипела под весом двух мужчин. Наконец, мне удалось нащупать опору для ног на нижней перекладине, после чего я попытался ухватить Джулио за щиколотку, но он еще раз ударил меня ногой, вскарабкался на палубу, перекатился и вскочил. Он уже извлекал пистолет из-за пояса, и у меня не оставалось ни малейшего шанса вовремя добраться до него...

Серина закричала. Это был пронзительный крик человека, застигнутого врасплох нестерпимой болью. Джулио оказался все-таки не стопроцентным профессионалом; не смог удержаться от взгляда в сторону жертвы. Я перевалил через край палубы и потянулся к его ногам. Вновь наводя оружие, итальянец быстро отступил назад, избегая захвата, забывая при этом, где находится. Нога его споткнулась о комингс кокпита, и он рухнул в люк, открывавшийся за спиной. Краем глаза я заметил двух сцепившихся девушек. Для крепкой молодой женщины с особыми сексуальными убеждениями Серина дралась на удивление по-женски, одной рукой разрывая кофточку противницы, другой хватая ее за волосы и при этом тяжело дышала. Элеонора сражалась в угрюмом молчании. Похоже, она справлялась с задачей, невзирая на неравенство сил; оставалось и мне проявить себя так же хорошо.

Но, потерявший оружие и наполовину оглушенный падением Джулио не представлял больше серьезной угрозы. Я просто схватил тяжелую рукоять лебедки, которой пользовалась Серина, и обрушил ему на голову, когда он, покачиваясь, попытался подняться на ноги. Ощущение сокрушенной преграды убедило меня, что второго удара не потребуется. Серина закричала вновь — еще один душераздирающий вопль невыносимой боли. Я оглянулся и увидел, что две сцепившиеся фигуры разделились. Меньшая девушка отлетела в сторону, а большая остановилась, уставившись на залитую кровью босую ступню, посредине которой торчал странный посторонний предмет: отломавшийся высокий каблук женской босоножки. Каблук пронзил ногу, точно копьем. Очевидно, первый крик прозвучал, когда Элеонора нанесла удар, второй же был вызван рывком, когда при ее падении каблук сломался и остался в ступне.

Недоверие на лице Серины сменилось выражением неудержимой ярости. Покачиваясь, она шагнула в сторону своей маленькой противницы, которая как раз начала подниматься на ноги.

— Элли, лови! — крикнул я и бросил рукоять от лебедки.

Успело немного развиднеться, поэтому Элеонора поймала летящую стальную рукоять в воздухе. Больше уделять время ее затруднениям я не мог. Звуки громко хлопающих парусов заглушило грохотом заработавшего навесного мотора резиновой лодки. «Зодиак» нигде не было видно, а стало быть, он находился с подветренной стороны, за обвисшими парусами. Я понимал, что Генри намерен воспользоваться этим прикрытием и прийти на выручку своей помешанной хозяйке, оравшей от боли. Следовало подготовиться к отражению абордажа. Я откатил тело Джулио в сторону и вытащил ружье из-под удерживавших его шнуров. Истратил один заряд, передернув затвор, чтобы убедиться в исправности механизма и в наличии досланного патрона. Патрон оказался на месте. То, что хозяева оружия хранили его в полной боевой готовности, указывало на их несомненный оптимизм. Вообще, в обращении с оружием люди разделяются на тех, кто полагается на предохранители, и тех, кто предпочитает не рисковать. Последние, как правило, живут дольше.

Я направился было отражать предполагаемое нападение, но остановился. Обрез ружья предназначен для стрельбы на ближней дистанции. Если Генри с Адамом увидят меня поджидающим их с винчестером в руках, они просто направятся прочь и мгновенно окажутся вне пределов досягаемости. Возможно, мне удастся проделать в «Зодиаке» достаточно дыр, чтобы он затонул, а возможно и не удастся. Возможно, они неважные пловцы, а возможно и потомки рыбаков с берегов Флориды. Слишком много неопределенности, к тому же нельзя забывать и о «Сер-Джане». Мне следовало окончательно избавиться от обоих противников прежде, чем появится катер. Нельзя позволить им маневрировать вокруг на безопасном расстоянии, будь то в лодке или в воде, выжидая, чтобы напасть на меня со спины, или просто объединить силы с Артуро и Робертом. Управиться сразу с четырьмя противниками, к тому же находящимися на борту более крупного, быстрого и маневренного катера, в достатке экипированного оружием, не удастся.

Поэтому я вернулся назад в кокпит и замер в ожидании. Серина закричала опять. Для лихой лесбиянки она явно издавала слишком много женских звуков. Оглянувшись, я увидел, что Лорка оседает назад с залитым кровью лицом. Растрепанная, решительная фигурка моей старой боевой подруги надвигалась на нее с рукоятью, занесенной для очередного удара, но тут наполовину ошеломленная и машинально отступающая Серина угодила в проем главного трапа, на мгновение задержалась, сорвалась и исчезла из виду. Элеонора нырнула вслед за ней.

Ее уход с палубы был мне на руку, ибо звук навесного мотора прекратился. Я присел и стал ждать. Адам двигался ловко и почти беззвучно. Почти, но не совсем. Я услышал его приближение, несмотря на шелест парусов и скрип снастей. Когда я, сжимая ружье, поднялся, он уже миновал кормовой конец каюты, но первым мне нужен был не он. Когда собираешься подстрелить двух уток, сначала целишься в дальнюю птицу, у которой больше шансов упорхнуть. Ближняя подождет, времени, чтобы заняться ею, будет предостаточно. Правда, утки не имеют обыкновения бросаться на тебя с кинжалом.

Я посмотрел за спину Адама, уже бросающегося в атаку, и там действительно оказался Генри, пригнувшись, передвигающийся вперед под большим танцующим рангоутом главного гика. Я прицелился и выстрелил, дослал новый заряд, перевел ружье на Адама и поймал его уже во время атакующего прыжка. Когда негр ударился о меня, то был уже мертв, и в груди у него красовалась невероятных размеров дыра. Я поднялся на ноги и глубоко вздохнул. Вынужден признать, дыхание мое было далеко не таким ровным, как хотелось бы. Поставил ружье на предохранитель. На дне кокпита удалось отыскать выброшенный ранее патрон. Действуя очень тщательно и не думая об этом, я стер с него кровь, воспользовавшись рубашкой Адама, и вставил в магазин. В результате чего получил в распоряжение три или четыре патрона, в зависимости от того, сколько было заряжено сначала. Я не стал терять время на проверку. Разрядить винчестер, чтобы сосчитать заряды, не так-то просто, именно поэтому некоторые до сих пор предпочитают старомодные двустволки, которые достаточно просто переломить и тотчас же захлопнуть вновь.

Манипуляции с оружием позволили мне полностью прийти в себя. Наконец я поднял голову и увидел в проеме главного трапа Элеонору. Смертельно бледная, она одной рукой беспомощно поддерживала разорванную на плече кофточку, другой сжимала окровавленную рукоять.

— Я... я не смогла. — Ее горло сжалось. — Она... она потеряла сознание, и я не смогла. Ох, Господи, Мэтт, я никогда раньше... Наверное, немного обезумела. — После чего по щекам Элли покатились крупные слезы.

Я глубоко вздохнул. Шагнул вперед, обходя Адама и Генри, или то, что от них осталось, и с размаху отвесил ей пощечину.

— Прекрати! — презрительно бросил я. — И это та самая девушка, которая невозмутимо орудует скотоводческим ножом! — Элли молчала, глядя на меня широко открытыми, влажными глазами.

— Умеешь обращаться с ружьем? — спросил я.

— Я... я н-немного стреляла. — Она облизала губы и добавила: — По тарелкам.

— Что ж, в этой пушке заряды потяжелее и отдача много сильнее, — сказал я. — Нужно крепко прижимать ружье к плечу и лицо к прикладу. Если ты и оружие сольетесь в единое целое, оно тебя не ушибет, разве что оттолкнет немного назад. Но если ты позволишь прикладу свободно болтаться, тебе крепко достанется. Понятно?

Она кивнула, после чего я взял у нее рукоять лебедки, — гандшпуг — и положил на место. Потом подхватил под руку, помог выбраться на палубу и отвел на бак, обходя Генри, который выглядел не лучшим образом, поскольку большая часть заряда угодила прямо в лицо. Часть дроби, пролетевшей мимо, попала в кливер, изрешетив его нижний конец. Я оглянулся в поисках «Зодиака», но его нигде не было видно: по-видимому, они не стали терять время на то, чтобы привязать его, и он уплыл в ночь. Я определил ружье на боковую палубу перед мачтой, неподалеку от каюты.

— Ты уляжешься здесь, — сказал я. — И будешь мертвой, понимаешь? Им придется подходить на катере с правого борта, то есть с противоположной, наветренной стороны, чтобы не наткнуться на гик и паруса. Теперь запомни: кто бы из них не оказался с твоей стороны судна, он твой. Я займусь вторым с кормы. Предположим, они причалят нос к носу, Роберт пройдет на переднюю палубу, чтобы перебросить трос, а Артуро поднимется на мостик. Ты берешь на себя Роберта, а я — Артуро. Если же Роберт будет действовать с кокпита на корме, он мой. Ты занимаешься Артуро на мостике. Мы не можем позволить себе терять время и патроны, стреляя по одной и той же мишени, во всяком случае, до того, как избавимся от второго. Нам нужно избавиться от обоих и сделать это как можно быстрее. Ты лежишь абсолютно неподвижно, пока не услышишь выстрел. До тех пор ты мертва. Как только начнется стрельба, тут же поднимаешься на ноги. Стрельба из тяжелого ружья из любого другого положения требует большой практики, поэтому даже не пытайся. Поднимаешься на ноги, при желании можешь опереться коленом о каюту, прикладываешь ружье к плечу, наводишь на ближайшую мишень и стреляешь. Я поднимаю предохранитель, вот — об этом можешь не беспокоиться — забудь о предохранителе. Нужно только встать на ноги, крепко прижать ружье к плечу, прицелиться и нажать на спуск. Затем перезаряжаешь — вот этой рукоятью — и продолжаешь стрелять до тех пор, пока стрелять больше будет не во что.

Последовала короткая пауза. Элеонора еще раз облизала губы, пристально глядя на меня.

— Мне не нравятся мужчины, которые бьют женщин, Мэтт.

— Знаю, — кивнул я. — Но сейчас мне вовсе не обязательно тебе нравиться. Тебе нужно встряхнуться, взять себя в руки и делать то, что я говорю. Для общего блага. Договорились? Теперь ложись и изображай труп.

Она упрямо не сводила с меня взгляда.

— Хорошо, но я все равно считаю, что ты... должен извиниться.

— Да, ты совершенно права, — согласился я. — Элли, прошу прощения за то,что ударил тебя. Извини, пожалуйста.

Некоторое время она серьезно смотрела на меня. Потом кивнула и опустилась на палубу, укладываясь рядом с каютой и поверх ружья.

— Так?

— Я действительно сожалею. И очень рад, что ты меня простила. Удачи.

— Удачи, Мэтт.

Вернувшись в кокпит, я огляделся по сторонам, но стояла еще та сумрачная предрассветная пора, когда, несмотря на кажущиеся проблески света, по-настоящему разглядеть ничего не удается. Однако я расслышал вдали некий посторонний звук, пробивающийся сквозь хлопанье парусов и плеск воды о корпус яхты.

Я быстро оглядел кокпит, но браунинга Джулио нигде не было видно. Я ощутил нарастающее беспокойство. Поэтому не стал терять время на поиски пистолета, а бросился вниз в каюту. Серина лежала распростертая на спине, причем из обеих ран у нее вытекло достаточно много крови — вся яхта была перепачкана кровью — но, похоже, дышала. Я понадеялся, что она не придет в себя и не вмешается в самый неподходящий момент, но почувствовал, что времени связывать ее у меня нет. Выдвинул второй ящик шкафа; там, как она и обещала, действительно оказался револьвер — оружие, некогда принадлежавшее покойному Питерсону. У меня промелькнула мысль, что в этой операции число покойников растет не по дням, а по часам.

Я схватил оружие, проверил заряды, вернулся на палубу. Звук мощных двигателей стал совершенно отчетливым. Времени на поиски его источника у меня не оставалось, поэтому я просто растянулся на палубе мостика, лицом вниз, спрятав револьвер под себя. Оставалось надеяться, что меня сочтут всего лишь еще одним телом, вдобавок к двум, лежащим на кокпите и двум на боковой палубе с левой стороны. В общем, настоящий корабль смерти, из дренажных отверстий которого сочится кровь.

Они приближались, соблюдая меры предосторожности. Я услышал, как дизели смолкли на некотором расстоянии от нас. Затем раздался голос, слышанный мной по рации, голос Артуро.

— Эй, мисс Лорка! Джулио! Эй, на «Джембоури»! — Последовала пауза. — Дай-ка мне бинокль... Боже мой! Господи Всемогущий! Ты только посмотри! Наверное, эту стрельбу мы и слышали. Настоящая бойня!

— Tout morts?

— Сейчас проверим, все ли они morts.

— Я займусь тросами на носу...

— Ты займешься тросами на корме, француз. Я не стану подводить нос. Нос должен быть свободен, чтобы можно было быстро отчалить, если... Развернусь кормой. Отправляйся в кокпит и приготовь трос, я подойду достаточно близко. Оружие у тебя под рукой?

— Qui, у меня пистолет. И нож.

— Не спеши перебираться на яхту, возможно, кто-то пытается нас провести.

— Я буду настороже.

— Прежде всего вывесь несколько кранцев. Вовсе ни к чему разбивать катер об эту проклятую яхту.

Лежа на облюбованном мной месте, я подумал, что сильно рискую, впрочем, как и всегда. Возможности совершенно избежать неприятельского огня у меня не было, оставалось лишь надеяться, что они промахнутся. Обнадеживало то, что стрельба с одного раскачивающегося судна по мишени, находящейся на другом раскачивающимся судне, требует изрядного стрелецкого мастерства, поскольку пистолет, а я надеялся, что другим оружием они не располагают, — в большинстве случаев представляет собой весьма неточное оружие. Были у меня и другие преимущества. Современная теория стрельбы гласит, что пистолет с одной рукоятью на самом деле предназначен для двух рук. Все нынешние стрелки накрепко усвоили этот постулат и довольны собой только тогда, когда им удается ухватиться за рукоять второй ладонью. Подобное пристрастие нельзя назвать совершенно безосновательным, поскольку было доказано, что оно несколько улучшает результаты стрельбы, но лишь тогда, когда стрелок устойчиво стоит на твердой земле. Когда же опора под ногами непрестанно раскачивается, человек, научившийся управляться с пистолетом одной неподдерживаемой и потому покачивающейся рукой, оказывается на высоте, поскольку не привык иметь дело с неподвижной мишенью или с неподвижным оружием. Во всяком случае, я на это рассчитывал. К тому же, специалисты по холодному оружию, вроде Роберта, зачастую пренебрегают более шумными игрушками и не умеют обращаться с ними достаточно хорошо. Во всяком случае подобное теоретическое обоснование вселяло надежду на успех.

Мягкие, резиновые кранцы катера ударились о борт яхты раньше, чем я ожидал. Я был не готов. Да и невозможно по-настоящему приготовиться к тому, что в тебя будут стрелять. Я рывком поднялся на ноги. Пистолет выстрелил мне в лицо и промахнулся. С расстояния пять ярдов я всадил две пули Роберту в грудь — за тебя, Фред, — и он, согнувшись, рухнул на кокпит катера. Затем развернул револьвер влево и вверх, в сторону мостика «Сер-Джана». Увидел, как находящийся там Артуро вскинул свое оружие и услышал звук выстрела. В то же мгновение что-то с силой ударило меня в левую ногу. Затем на носу прогрохотало ружье. Артуро пошатнулся. Я выстрелил, и как мне показалось, попал. Вновь заговорил тяжелый винчестер. Стоящий на мостике мужчина начал клониться в сторону панели управления. Он уже прикоснулся к ней руками, когда моя следующая пуля и третий заряд из ружья ударили одновременно. Человек упал, не выпуская из рук рычагов с черными рукоятями...

Большой двойной дизель издал резкий ревущий звук. «Сер-Джан», казалось, заколебался, после, чего двинулся назад, скользнув по корпусу яхты, и набирая скорость, устремился прочь все так же кормой вперед. По-видимому, падая, Артуро перевел управление на «полный назад». Я проводил удаляющийся задом наперед катер долгим бессмысленным взглядом. Потом тупо посмотрел на себя, увидел, что левая штанина успела пропитаться кровью, и обнаружил в ноге два маленьких отверстия, по левому и по правому борту, ежели придерживаться морской терминологии. Футом выше, он попал бы мне в зад. Что ж, по крайней мере, пуля прошла навылет, а стало быть не обещала особых неприятностей. И хотя не слишком приятно получить рану под занавес, я и не думал жаловаться. Что ни говори, мяса пуля продырявила немного, кость не задела и, похоже, не повредила ни одну из важных артерий. И что самое главное, я был жив. Жаловаться не приходилось.

Я достал влажный платок и обмотал его вокруг ноги, чтобы слегка приостановить кровотечение. Потом заковылял на нос и нашел Элеонору сидящей на крыше каюты с ружьем на коленях. Забрал у нее оружие, извлек оставшийся патрон — по-видимому, их было шесть — и бросил его себе в карман. Как я и предполагал, это была дробь « 00». Когда девушка подняла голову, я ошеломленно уставился на ее перепачканное в крови лицо: почему-то этот последний кровавый штрих произвел на меня особое впечатление.

— Элли, что?..

Она шмыгнула и провела обратной стороной ладони по носу, еще больше размазывая кровь по лицу.

— Не беспокойся, всего лишь кровь из носа, — сказала она. — Это проклятое ружье дергалось так сильно, что я не смогла его удержать и угодила большим пальцем прямо в нос. — Она опустила взгляд и тихо произнесла: — Никогда никого прежде не убивала. Страшное чувство.

— Знаю, — кивнул я. — Но вспомни, что я тебе однажды говорил. Окружающие нас делятся на людей и врагов. Этот не относился к числу людей. Если тебе так легче, можешь вспомнить, что он в нас стрелял.

— Это... это всего лишь слова, не так ли? — Помолчав, и по-прежнему не глядя на меня, она спросила: — Это было необходимо?

— Отнюдь, нет, — ответил я. — Нет, если мы хотели позволить Серине потопить еще один корабль. Нет, если мы хотели позволить им убить нас. Она облизала губы.

— Но это так ужасно, правда? — Она наконец подняла голову и тяжело вздохнула: — Кажется я вела себя как последняя дура. Мэтт?

— Что? Она опять уставилась в свои колени.

— Прости. Я понимаю, что этим ничего не вернешь, но прости, прости меня, пожалуйста.

— Бога ради, за что?

— Не надо меня жалеть. Ты же знаешь, что я все делала не так... О Господи, ты ранен!

— Говоря профессиональным языком, задеты всего лишь мягкие ткани.

— Пожалуйста, не пытайся притворяться, — запальчиво проговорила она. — Я понимаю, о чем ты думаешь, о чем ты не можешь не думать. Во-первых, я не смогла ударить ее еще раз, несмотря на твои совершенно ясные указания. Потом закатила истерику, и тебе пришлось вколачивать в меня крупицу здравого смысла — вела себя как несмышленый ребенок, а не как взрослая опытная женщина. Потом у меня ушла целая вечность на то, чтобы прицелиться из ружья — я целилась так долго, чти он успел выстрелить в тебя, — да еще не смогла как следует удержать ружье и расквасила себе нос и... и ох, да и еще эта глупость с самого начала.

— Какая еще глупость с самого начала?

— Этот совершенно ужасный разговор. Я пролежала всю ночь, раздумывая, каково это, умирать, что чувствует человек, когда его убивают. Наверное, я и правда здорово перепугалась. И вдруг услышала, что несу эту ужасную, бессмысленную чепуху... о том, каким становится человек, когда... Прости, Мэтт. Я пыталась, старалась изо всех сил, но мне не очень удалось, правда?

Я беспомощно уставился на нее. Совершенно ясно, что ничего не удалось бы добиться, пытаясь ей объяснить, как хорошо она себя проявила — во всяком случае по стандартам того мира, в котором действовал я. Существует, разумеется, и другой мир, который неодобрительно относится к молодым женщинам, протыкающим людей высокими каблуками, бьющими их по голове рукоятями от лебедки и стреляющими в них из ружей. Мне доводилось встречать молодых дам из этого мира, и они чуть было не уморили меня своим беспредельным человеколюбием. Приятно разнообразия ради увидеть умную женщину, осознающую неизбежность насилия и достаточно храбрую, чтобы встретить его лицом к лицу. Но сказать ей об этом я не мог. В себе ей нравилась только одна черта: она гордилась своим профессионализмом. В остальном же считала себя ни на что не пригодной маленькой Элли Брэнд, уродливой, испорченной и бесполезной. И никому не удалось бы убедить ее в противном.

— Элли...

— Все в порядке, — спокойно проговорила она. — Я же сказала, что тебе не нужно притворяться. А теперь давай-ка займемся твоей дыркой в ноге, хорошо? И посмотрим, что с... с этой девушкой внизу.

— Элли, — начал я, но взглянув на ее перепачканное маленькое упрямое лицо, замолчал. — Проклятие, — раздраженно бросил я. — Нет, сначала давай опустим паруса, пока не налетел шторм или что-нибудь в этом роде. И вообще я устал от их хлопанья. Ты тем временем спустись к Серине и, если покажется, что она приходит в себя, свяжи ее чем-нибудь. Я пока попытаюсь разобраться со всеми этими канатами... Что там?

Она разглядывала что-то у меня за спиной.

— Смотри, он возвращается! Он сейчас налетит на нас! Я быстро оглянулся. Катер, по-прежнему задним ходом, с двигателями, работающими на полную мощность приближался к нам. Он описал полный круг и теперь, как заметила Элеонора, мчался прямо на нас, поднимая тупой кормой высокую стену воды. Я поспешно огляделся по сторонам. Часть большого кливера изрешетила дробь, но мы могли воспользоваться гротом, если он не успел слишком запутаться. И еще можно было попытаться разобраться в управлении вспомогательным двигателем... — Мэтт, смотри!

Я вновь повернулся к «Сер-Джану» и запоздало осознал, что он ведет себя как-то странно. Нос его задрался выше, чем прежде, корма стала ниже. Внезапно я понял, что большой катер тонет. Возможно и существуют мощные моторные суда, способные без ущерба двигаться на полной скорости задним ходом в открытом море, но этот катер не относился к их числу. Предназначенный для рыбной ловли кокпит на корме был слишком низким. Разумеется, в катере имелись дренажные отверстия для отвода воды, но если они и действовали, — а при движении назад на такой скорости они вполне могли работать в обратном направлении, то есть пропускать воду на борт — то по-видимому были не в состоянии управиться с хлынувшим через кранец потоком воды, через кокпит заливающим рубку и каюту.

Я почувствовал как Элеонора отыскала и крепко сжала мою руку. Теперь стало очевидным, что опасность нам не грозит: «Сер-Джану» до нас не добраться. У нас на глазах корма опустилась еще ниже и полностью исчезла под водой. Мгновение спустя потерявший устойчивость катер медленно перевернулся на бок и затонул.

Перед глазами у нас промелькнуло упавшее с мостика тело Артуро. Потом его засосал водоворот. Что случилось с Робертом мы так и не узнали.

 

Глава 35

До сих пор я просто не позволял себе загадывать дальше текущего момента. И наверное смутно надеялся, что как только удастся покончить с непосредственной опасностью, мне останется всего лишь нажать нечто вроде кнопки «задание выполнено». После чего прибудут основные силы, которые займутся перевязкой раненых, погребением мертвых и вообще возьмут на себя все решения и ответственность. Разумеется, ничего подобного не получилось. Прежде всего, у меня не было никакой кнопки. На борту имелась только слабая рация, которую Серина использовала для связи между судами, действующая в радиусе порядка тридцати миль. Последнее отмеченное на карте положение свидетельствовало, что Багамы, ближайшая к нам земля, располагалась примерно в двух сотнях миль к западу.

Кроме того мне хотелось быть уверенным, что когда прибудут пресловутые «силы» — если они и в самом деле прибудут — они будут предупреждены о необходимости помалкивать о том, что обнаружат. Договориться об этом по рации далеко не просто, даже если бы удалось связаться со Штатами. Наконец я припомнил, что мы не тонем и даже не получили каких-либо серьезных повреждений. В конце концов Америку нашли Колумб и Лайф Эриксон. Говорят, ее нашел даже ирландский монах по фамилии Брендан. Чем я хуже их? Добравшись до берега, я мог сгрузить решение замысловатых проблем на плечи Маку и спокойно умыть руки.

— Почему бы нам не воспользоваться ССРМ? — спросила Элеонора.

— Это еще что такое?

— Аварийный маяк, который расположен рядом со спасательным плотом наверху. Помнишь, я говорила тебе о нем? Джулио сказал, что он называется Сигнализационный Спасательный Радиомаяк, сокращенно ССРМ. Устройство вроде их маленьких датчиков, но побольше и мощнее. Когда судно тонет, включаешь маяк, и он начинает подавать сигнал на паре аварийных авиационных частот. Первый же пролетающий самолет передает сообщение Береговой Охране.

— Сначала, нужно дождаться этого самолета, — заметил я.

— Джулио говорил, что сигнал расходится на пару сотен миль. Так что самолету не обязательно пролетать прямо над нами. А вообще над океаном их летает немало.

— И кроме того нужно желание иметь дело с Береговой Охраной, — добавил я. — А я далеко не уверен, что оно у меня есть. Во всяком случае, пока я не попросил кое-кого подготовить их должным образом. Иначе поднимется слишком много шума. Еще бы, залитая кровью яхта, начиненная трупами и взрывчаткой.

Элеонора помолчала. Потом не глядя на меня заговорила:

— Тебе не удастся замолчать эту историю, Мэтт. Во всяком случае, до тех пор, пока она жива. — Я ничего не ответил, и Элеонора продолжала, аккуратно подбирая слова: — Ведь ты хотел, чтобы я ее убила, не так ли?

— Мне приходило в голову, что в дальнейшем это может оказаться нам на руку. Но если говорить без лишних эмоций, возможно, для нее так было бы лучше. Вспомни, как она настроена и что ее ждет на берегу.

— А каково мне жить, иметь такое на совести, к делу не относится, не так ли?

Мгновение я молча смотрел на нее.

— Я сказал лишь, что понимал преимущества подобного исхода. По-вашему, мне следует закрывать глаза на возможные последствия, мисс Брэнд? Ведь я не говорил, что намеренно устроил все таким образом.

— Но ты...

— Нацелил тебя на единственного противника, с которым ты могла надеяться управиться. И настроил максимально использовать свои возможности. Сколько ты весишь, сто десять, сто пятнадцать фунтов? С чем ты упражнялась? С клавишами печатной машинки? Неужели ты думаешь, что продержалась бы хоть пять секунд в схватке с девушкой, которая на двадцать фунтов тяжелее тебя да пребывает еще в прекрасной спортивной форме, если бы не мои инструкции сражаться не на жизнь, а на смерть? Смотри, чего тебе удалось добиться. Ты довольно серьезно поранила ей ногу, немного помяла ей скальп. Потом тебе повезло, и она свалилась в проем. Учитывая разницу в весе, весьма неплохо, но все благодаря решительности, не так ли? Как ты думаешь, чем кончилось бы дело, если бы тебя останавливали сентиментальные предрассудки? Эта юная амазонка выжала бы тебя как половую тряпку и повесила бы сушиться.

Какое-то время Элеонора молчала. Потом неохотно кивнула.

— Хорошо. Прости, я была не права. — На меня она не смотрела. Все так же не глядя на меня, негромко добавила: — Но ты еще все можешь исправить. Исправить ее. Довести до конца эту грязную работенку.

Мы с ней сидели, расслабившись, над парой стаканов с крепкими напитками в главной каюте, в которой успели прибрать после того, как она послужила нам полевым госпиталем — даже у Элеоноры красовались бинты на запястье, которое я порезал, освобождая ее. Серина лежала на канапе с подветренной стороны, в буквальном смысле перевязанная с ног до головы. Она так и не пришла в сознание, но мой непрофессиональный осмотр показал, что зрачки у нее одинакового размера и особых вмятин в черепе не наблюдается. Мы обрезали окровавленные волосы и обработали рану настолько, насколько позволяла аптечка «первой помощи». Извлекли из ее ступни каблук, для чего понадобились щипцы — к счастью для нее, она не приходила в сознание — после чего использовали остаток маленького мотка двухдюймового стерильного бинта для перевязки. Все это было сделано после обработки и перевязки дыры в моей ноге — Элеонора настояла, что ею мы должны заняться в первую очередь. И теперь сидели рядом, глядя на лежащую напротив девушку, не забывая о трупах, все еще остающихся на палубе, и опущенных нами парусах, которые следовало закрепить ненадежнее. Лишенная парусов «Джембоури» тяжело покачивалась на волнах Атлантического океана.

— Отличная мысль, — одобрительно сказал я. — Почему ты не подумала об этом раньше? Мы не стали бы с ней возиться. Совершенно верно, от нее нужно избавиться. Какой способ ты предлагаешь? Перерезать горло слишком нечистоплотно — мы только что немного здесь прибрали — а голова у нее, похоже, довольно крепкая... Знаешь, пожалуй я воспользуюсь подушкой, так же как они управились с тем парнем в больнице. Если ты не возражаешь, я просто положу ей подушку на лицо и посижу сверху несколько минут.

— Мэтт, прекрати. Я посмотрел на нее.

— Ведь ты сама предложила. В чем же дело, нервишки сдали?

Элеонора облизала губы.

— Не издевайся надо мной. Я... я имела в виду, что ты убивал людей...

— Теперь ты тоже их убивала, — сказал я и увидел, как она вздрогнула. — Я мог бы подумать об этом, чтобы спасти мир от полного уничтожения. И даже, чтобы уберечь Соединенные Штаты Америки от внезапного сокрушительного нападения. Но только не из-за внутриведомственной склоки, связанной с мистером Зарвавшимся Ослом Беннеттом. Если он нуждается в убийстве беспомощной женщины — еще одной беспомощной женщины — пусть убивает ее сам. Я готов до определенного предела постараться, чтобы его подвиги не стали достоянием гласности, поскольку в этом заинтересовано правительство, на которое я работаю. Могу даже произнести пылкую патриотическую речь на эту тему, но то, что ты предлагаешь, выходит за всякие границы. Собственно говоря, в данном случае мое задание заключается в том, чтобы доставить тебя домой живой, все остальное второстепенно. — Я поморщился. — Теперь, пожалуй, мне стоит пропустить еще стакан, прежде чем заняться похоронными делами. Потом попытаемся разобраться, как управляться с двигателем. В парусах я не очень разбираюсь, но иметь дело с катерами приходилось. Если ты не возражаешь, мы все же попробуем отыскать путь к цивилизации собственными силами.

— К цивилизации и к людям, которые помогут тебе замять эту историю. — Однако последнюю фразу она произнесла со слабой улыбкой на лице.

— И людям, которые помогут мне замять эту историю настолько, насколько ее можно замять, пока эта девушка жива, — согласился я, предлагая ей наполнить мой стакан.

На палубе мы действовали осторожно и методично, как и подобает паре сухопутных крыс, брошенных посреди океана на яхте, с которой они не умеют обращаться. Солнце уже поднялось достаточно высоко, предвещая спокойный теплый день. Мы навели порядок на палубе, причем о подробностях проделанной нами работы лучше не упоминать. Сняли изорванный кливер, сложили и упрятали в парусный рундук под сиденьем кокпита. Свернули грот, подвязали его к гику и зафиксировали гик. Затем проделали ту же операцию с маленьким фока-штагом на носу, которому отводился собственный гик. Более маленькая и не раненая Элеонора еще раз пробралась на узкий нос и подвязала рабочий кливер, поверх которого устанавливался большой кливер, к стальному ограждению, чтобы парус не сдуло за борт. После чего мы отыскали инструкцию двигателя и внимательно ознакомились с ней. Немного прогрев, завели мотор и, удостоверившись в его исправной работе, включили сцепление. Двигатель проработал еще минуту и со скрежетом остановился.

Я предпринял еще одну попытку. Двигатель отлично крутился в холостом режиме, но заклинивал сразу после включения сцепления. Наконец Элеонора выглянула за борт, подозвала меня к левому ограждению и указала вниз. Я посмотрел и увидел протянувшийся вниз канат, исчезающий под кормой: отстреленный мной от кливера трос, который теперь цепко обмотался вокруг винта...

Полчаса спустя я помог Элеоноре с трудом взбираться на палубу по свисающему трапу. Она неудержимо тряслась, нагая, за исключением обернутой вокруг бедер повязки, к которой крепилось экстравагантные ножны Адама, ныне пустые.

— Прости, — выдохнула она, пока я укутывал ее в полотенце. — У м-меня ничего не получилось, это все равно, что резать железо, и я потеряла дурацкий нож. — Похоже, она прочитала мои мысли, потому что пристально посмотрела на меня и сказала: — И я не позволю тебе взять другой нож и попробовать сделать это самому, с твоей-то ногой! Еще занесешь инфекцию или что-нибудь в этом роде... Что ты уставился? Можно подумать, вы впервые видите голую женщину, мистер Хелм, к тому же бледно-зеленый цвет и гусиная кожа вряд ли делают меня особенно привлекательной. Брось мне эти штаны, пожалуйста. Господи, сейчас и представить невозможно, что когда-то они стоили восемьдесят долларов!

— Элли, — сказал я.

— Теперь кофточку. Не везет мне с кофточками, правда? Бьюсь об заклад, что на этой занюханой яхте не найдется простой иголки.

— Элли, — повторил я.

— От меня нет совершенно никакого проку. Даже паршивый канат и тот перерезать не могу.

— Элли.

Она посмотрела на меня странным, невидящим взглядом. В следующее мгновение она всхлипывала, уткнувшись мне в плечо, а я обнимал ее и говорил, какая она чудесная, смелая девушка. Она не поверила ни единому моему слову, но всхлипывание прекратилось. Я убрал с ее лица сбившиеся мокрые волосы и мягко, но в то же время и не слишком мягко, поцеловал ее. Она начала отвечать, но заколебалась, как будто удивляясь самой себе, после чего полностью отдалась поцелую. Внезапно мы оба поняли, что нечто сломанное восстановилось, нечто, тяжело раненое, исцелилось.

Наконец она отвернула лицо и прижалась лбом к моему плечу.

— Боже мой, — прошептала она. — Неужели это все-таки произошло?

— Не спрашивай, — ответил я. — Ваши пожелания, мэм?

Она слабо покачала головой.

— Не здесь, — пробормотала она. — Не сейчас. Прошло слишком мало времени после... Если ты не...

— Твое желание для меня закон.

— Ты обладаешь железной выдержкой.

— Особенно, когда есть, чего ждать. Ладно, с этим все ясно. Попробуем управиться с парусами этой посудины. Лет сто назад меня учили обращаться с парусными судами — с небольшими парусными судами. Специально для нашего брата, шпика, в Морской Академии устроили отдельный курс, который включал всего понемногу. Разумеется, большую часть я успел позабыть, но не думаю, что это так уж сложно. Люди, которые управляются с парусами, не производят впечатление исключительно одаренных...

Два прибора облегчили мою задачу. Первым был судовой спидометр с табличкой «узлометр». После поднятия парусов мне оставалось только сверяться с его показаниями и замечать, в каком положении наша ветровая силовая установка работает с максимальной эффективностью. Вскоре я начал припоминать основные принципы этого способа передвижения, но еще долго не мог надивиться, насколько могут быть ослаблены паруса. Казалось бы, чем сильнее их натягиваешь, тем быстрее должна двигаться яхта, но в действительности данный принцип не срабатывает.

Вторым спасающим наши жизни приспособлением стал хитроумный навигационный прибор, которым некогда пользовалась Серина. После того, как я разобрался с его инструкцией, осталось только нажать на несколько кнопок и взгляду представали координаты широты и долготы. Просто молниеносный навигатор. Карты, разумеется, не вызвали у меня затруднений, мне и раньше по долгу службы приходилось иметь дело с морскими картами. Я проложил курс к северу от Багам, обходя стороной местные скверные рифы. К вечеру все стало на свои места. Если бы не Серина и не дыра в моей ноге, можно было бы спокойно наслаждаться путешествием, постигая управление большой красивой яхтой под восхищенными взглядами маленькой симпатичной девушки.

Однако вторая девушка не позволяла расслабляться. Я понятия не имел, что творится у нее в голове. Она заняла носовую кабину, некогда служившую нам тюремной камерой, и пребывала в каком-то одурманенном состоянии, которое по-видимому и стало следствием как неудавшейся попытки самоубийства, так и удара по голове. Слишком много непредсказуемых страстей заключалось внутри этой красивой перебинтованной девичьей головы — нельзя было забывать, что ей немногим больше двадцати лет. Я чувствовал бы себя намного спокойнее, лежи она связанная по рукам и ногам, но управление сорокафутовой яхтой просто не оставляло времени, чтобы приглядывать за ней. Поэтому мисс Лорке было позволено самостоятельно перемещаться в туалет и на камбуз, руководствуясь потребностями своего организма. Моя же рана больше всего давала о себе знать в сидячем положении, а на яхте сидеть приходится немало.

Тем не менее, это было увлекательное путешествие. Правда, ночью, когда опустившуюся темноту нарушали только отсветы габаритных огней, блеск компаса да звезды над головой, стало немного не по себе. Мы разобрались, как обращаться с автопилотом, после чего осталось только сидеть и наблюдать, как «Джембоури» самостоятельно прокладывает себе дорогу. Было решено дежурить по очереди. Вскоре после полуночи Элеонора разбудила меня, чтобы показать огни судна вдали, но они миновали нас далеко за кормой.

Ближе к утру на большом участке неба к западу исчезли звезды и начали поблескивать молнии. Я разбудил Элеонору, мы принялись спускать паруса и закончили как раз, когда упали первые капли дождя. Едва мы успели скрыться в каюту, как хлынул настоящий ливень. Элеонора проверила все люки и иллюминаторы и присоединилась ко мне в главной каюте. Она сообщила, что Серина спит или притворяется спящей. Мы как испуганные дети уселись, взявшись за руки. Снаружи безжалостно хлестал дождь, сверкали сопровождаемые оглушительным грохотом молнии, а в такелаже завывал ветер, раскачивая и бросая «Джембоури» во все стороны. Наверное, оба мы подсознательно ожидали, что обшивка вот-вот треснет и в каюту хлынет вода, но ничего подобного не происходило. Примерно через час шторм просто прекратился. Мы осторожно высунули головы в проем главного люка и увидели слабые проблески света. С палубы начисто смыло последние следы разыгравшейся здесь битвы.

Шквал погасил ветер, поэтому ставить паруса было бессмысленно. Однако после того, как Элеонора приготовила сытный завтрак, мы все-таки их подняли и попытались направить яхту на северо-запад. Мимолетным дуновениям слабого бриза это оказалось не под силу. Поэтому я решил, что нельзя окончательно списывать со счетов двигатель внутреннего сгорания. Оставил Элеонору на вахте и спустился, чтобы в очередной раз проверить наши координаты. Выяснилось, что за время, прошедшее после предыдущей проверки, мы почти не сдвинулись с места. Я налил себе чашку кофе и нахлынувшая боль в ноге напомнила, что пуля могла запросто поразить и значительно более важную для меня часть тела. Казалось бы, живи да радуйся. И все-таки для полного счастья мне сейчас недоставало немного ветра...

— Мэтт, поднимись, пожалуйста, сюда. — Голос Элеоноры прозвучал достаточно спокойно, но я понимал, что она не станет заставлять меня взбираться по трапу с раненой конечностью только для того, чтобы вместе скоротать долгие ночные часы.

— Что ты думаешь об этом? — показала она рукой, когда я высунул голову из люка.

Корабль казался маленькой серой полоской на северном горизонте. Я прихватил бинокль и взобрался на кокпит, чтобы лучше видеть. Прежде чем я успел разглядеть нечто большее, чем направляющийся в нашу сторону корабль, позади и ниже меня послышался хриплый смех.

— Поздравляю, вам предоставляется превосходный случай, — проговорил глубокий голос Серины. — Удачи, ребята.

Она стояла в проеме люка, вглядываясь в далекий корабль. Неуклюжая повязка на голове придавала ей потрепанный, нездоровый вид, но загорелое лицо обрело свой нормальный цвет и в глазах появились живые искорки. В ответ на мой взгляд она сделала обычный машинальный жест в сторону своего лифчика, который, как и шорты, успел прийти в весьма плачевное состояние.

— Проклятие, откуда вы можете знать?.. — начал было я.

— Мачты на одной линии, — спокойно ответила она. — Курс не отклоняется ни в сторону кормы, ни в сторону носа. Я наблюдала через иллюминатор. Двигатель мой вы загубили, ветра нет, так что теперь все зависит исключительно от парня на мостике. Молитесь, чтобы он не отправился позавтракать, оставив корабль на попечение Электронного Джонни. Минут через десять вы узнаете это наверняка. Как я уже говорила, удачи вам, ребята.

Она стала спускаться вниз. Я быстро спросил:

— Можете что-нибудь посоветовать, мисс Лорка? Девушка остановилась и оглянулась на меня.

— С какой стати я стану давать вам советы? Вам прекрасно известно, к чему я стремлюсь. Плевать на огласку, это был всего лишь каприз, чтобы заставить всех их, и особенно отца, понервничать. — Она злорадно улыбнулась. — Мисс Лорка будет ожидать дальнейшего развития событий в своих личных апартаментах. Если нам больше не доведется встретиться, не сомневаюсь, что вы, так же, как и я, были рады нашему знакомству. Приятно сознавать, что вы наконец испытаете все на собственной шкуре. Возможно, это поможет вам понять — правда, всего на несколько секунд.

Она исчезла внизу. Я перевел взгляд на Элеонору и понял, что мы подумали об одном и том же. Нам все-таки стоило связать эту особу, не беспокоясь, что она будет голодать или намочит постель из-за того, что у нас нет времени ею заняться. Я осторожно спустился вниз по трапу и заковылял вперед, к двери в маленькую носовую кабину. Серина уже растянулась на койке правого борта, которую когда-то занимал я. Она разглядывала свою перебинтованную ногу. Потом заговорила, не поворачивая головы.

— Вы и в самом деле знаете свое дело, Хелм. Как вам удалось убедить эту девчонку так отчаянно драться? Она сразу причинила мне такую боль, что... Я кричала и плакала, как ребенок. Со мной такого никогда не бывало. Все из-за неожиданности, из-за этой ужасной боли...

— Выключатель детонатора, срабатывающего при приближении. Где он находится? — спросил я.

Она медленно повернула голову и уставилась на меня.

— Вы и в самом деле думаете, что я вам скажу?

— Он включен?

— Конечно.

— Но ведь вы выключили его после предыдущей неудачной попытки. Вы не поплыли бы подбирать нас с включенным детонатором. Значит, вы задействовали его теперь, когда увидели приближающийся корабль. Об этом не трудно догадаться. Так где же он? — Она молчала. Я продолжал: — Мы уже имели случай убедиться, что вы не умеете терпеть боль, Серина. Не заставляйте меня вновь прибегать к этому способу. Вам только кажется, что Элли причинила вам сильную боль. Вы даже не представляете, что такое по-настоящему сильная боль.

Мне не нравится прибегать к подобным трюкам, но временами без них не обойтись. Даже если бы мне была безразлична судьба приближающегося судна, я не мог допустить, чтобы Элеонора стала жертвой этой упивающейся местью девчонки, не говоря уже о том, что и сам я не слишком тороплюсь умирать. И даже если теперешний корабль не представлял настоящей угрозы — я все-таки не мог поверить, что он и правда налетит на нас посреди белого дня — плавать на яхте, которая грозит взлететь на воздух, как только рядом окажется подходящий кусок железа, мне не улыбалось. Детонатор следовало обезвредить, прежде чем мы войдем в район оживленного судоходства. И ничто не мешало мне заняться этим прямо сейчас.

Я схватил ее за запястья, прежде чем она поняла, что я намереваюсь сделать, но она была исключительно сильной девушкой и полностью обездвижить ее мне не удалось. Ее колено намеренно вонзилось мне в раненую ногу и я почувствовал резкую пронзающую боль. При этом я все время сознавал, что снаружи, в другом мире, расположенном за пределами наполненной стонами и проклятиями маленькой каюты, к нам быстро и неудержимо приближается корабль... Что ж, в такую игру можно играть и вдвоем. Я всем весом навалился на нее и трижды попал ногой в воздух, прежде чем отыскал забинтованную ступню. Серина поперхнулась воздухом в безмолвном крике, и ее тело обмякло.

Внезапно я заметил, что во время нашей борьбы произошла катастрофа, которой она всеми силами пыталась избежать. Эластичный лифчик сполз ей на талию, превратившись скорее в широкий красный пояс и обнажил грудь. Грудь у нее оказалась красивой, упругой и загорелой. Внезапно все мое внимание сосредоточилось на ее теле — джентльмен Хелм, бескорыстный малый, который великодушно утешает расстроенных молодых дам, никак не пытаясь этим воспользоваться, куда-то исчез. Я видел, что она сознает мой пристальный взгляд и свою наготу. В глазах у нее появилось странное выражение: казалось, она внезапно переместилась в другое измерение. Какое-то время царила тишина, которую нарушил голос, совершенно не похожий на знакомое мне хрипловатое контральто.

— Папа, не надо меня раздевать! Это не хорошо! — Это был высокий девичий голос. — Нет, нет, не делай этого больше, пожалуйста, мне больно...

Затем ее глаза вновь встретились с моими. Внезапно они вновь стали глазами взрослой разумной девушки. Но она помнила сказанные слова и понимала, что выдала себя. И оба мы понимали, что в руках у меня оказался нужный рычаг. Мне ни к чему было выкручивать руки или ломать пальцы. Достаточно всего лишь расстегнуть и стянуть ее шорты и то, что находится под ними, а потом сделать вид, просто сделать вид, что намерен я действовать дальше. Чтобы избежать повторения ужаса, постигшего ее в детстве, ужаса, который творят мужчины, она расскажет мне обо всем...

Я глубоко вздохнул. Как я уже говорил Элеоноре, речь все-таки не шла о спасении целого мира. Под угрозой оказались всего лишь я, Элеонора да паршивый корабль с дюжиной занюханых матросов — в общем, ничего, представляющего действительную ценность. Я отпустил ее, и она в бешенстве бросилась на меня. Короткий сильный удар в челюсть отбросил ее на койку. Я развернулся и бросился прочь, налетев в узком коридоре на распахнувшуюся дверь туалета. Отчаянным движением попытался захлопнуть ее, и она, отскочив, еще раз ударила меня. Тогда я взял себя в руки, начал медленно и тщательно прикрывать дверь и остановился.

Внутри крошечного помещения, на замысловатой панели управления электронного унитаза горел красный свет.

Получалось, что кто-то воспользовался приспособлением и израсходовал остатки того, что Джулио назвал начинкой электронного поедателя дерьма. В результате загорелся красный свет, требующий дозаправки... Но кто мог побывать там после того, как я управился со своими утренними делами? Не Элеонора. И не я. У Серины же было слишком мало времени в промежутке между тем, как меня позвали на палубу и ее появлением в проеме трапа. Да никто и не пользовался этим приспособлением. В такой тихий день звук разносится на все судно. Итак, во время реконструкции яхты и установки нового, отвечающего предписаниям унитаза на судне появилось множество разнообразных приспособлений. Кому придет в голову, что взрывчатка может быть как-то связана с хитроумным морским туалетом?

— Мэтт! — В голосе Элеоноры звучала тревога.

— Иду, — отозвался я.

— Он не сворачивает. Он вообще не меняет курса!

— Иду.

Я нажал кнопку и красный свет погас. Потом быстро прошел на корму, отыскал и выключил главный электрический рубильник всего судна. Хотя последнее, возможно, было пустой тратой времени. Детонатор скорее всего имел отдельную прямую подводку, которую невозможно обнаружить, если проверять обычную сеть.

— Мэтт, пожалуйста!

Я налег на свою злосчастную ногу, болезненно пульсирующую после удара Серины, рана вновь начала кровоточить, — взбираясь вверх по трапу. И остановился на полпути, ошеломленный увиденным. Жизнь моя сложилась так, что мне, как говорится, не раз приходилось заглядывать в глаза смерти. Заглядывал я в отверстия стволов винтовок различных калибров, всевозможных пистолетов и револьверов, а также одно— и двуствольных ружей. И всегда считал, что ничего не может быть страшнее двух широких черных отверстий последних. Но сейчас на нас надвигалась смерть поистине ужасающих размеров, слепая и безжалостная — тридцати или сорокатонный корпус танкера, рассекающий спокойную морскую гладь. Я обратил внимание, что корпус направляющегося на юг судна достаточно высоко выступает из воды — корабль с балластом на борту направлялся за грузом в Венесуэлу или Арубу.

Медленно, потому что спешить теперь было некуда — как и невозможно было что-либо предпринять — я прошел на кокпит к стоящей за штурвалом Элеоноре и положил ей руку на плечо. Тело ее было маленьким, крепким и теплым, и я вдруг ощутил, как она мне дорога.

— Кажется, я его нашел. Сплюнь через плечо, — сказал я.

Элеонора кивнула, не сводя глаз с надвигающегося корабля.

— Но они не могут не замечать нас! — возмутилась она. — Ослепли они там все, что ли?

— Вахтенный занимается бортовым журналом, записывает показания лага или что-нибудь в этом роде. Ему-то ничего не грозит. — Я ощутил медленно нарастающую ярость. — Как сказал Джулио, эти мерзавцы уверены, что весь океан принадлежит только им.

— Нам... придется прыгать за борт? Я задумался и покачал головой.

— Останемся на яхте. Только держись покрепче. Может быть, нас отбросит волной в сторону. Да и что мы будем делать в воде, за сотни миль от берега, даже если нас не изрубят его винты?

Корабль был уже совсем близко, глыбой нависая над нами. «Джембоури» с опавшими парусами почти неподвижно лежала на стеклянной глади океана. Это выглядело невероятно глупо, но ничего поделать мы не могли. Я запоздало припомнил о рации, но если вахтенный не смотрел, представлялось маловероятным, что он станет слушать. К тому же времени, чтобы свернуть у него уже не оставалось. Я подумал о ружье с одним оставшимся зарядом и револьвере с тремя патронами. К сожалению, браунинг мне так и не удалось отыскать, видимо, он упал за борт. По крайней мере, в последний раз потешу себя, оставив мерзавцам несколько пуль на память. Но, увы, и на это не оставалось времени.

— Мэтт, — проговорила Элеонора.

— Что?

— Ты отличный парень. Мне хотелось тебе это сказать.

— Только не ставь этот вопрос на голосование. Останешься в меньшинстве. Но ты мне тоже нравишься. А сейчас мы уляжемся на дно кокпита и вцепимся в опору штурвала или как там это называется...

Я замолчал. Носовой люк «Джембоури» открылся. Сначала мы увидели руки, потом перебинтованную черноволосую голову и наконец вся девушка выбралась и уселась на краю люка, глядя на надвигающийся танкер, который теперь закрывал обширный сектор северного неба. Затем она поднялась и, припадая на раненую ногу, быстро двинулась в сторону отпорного крюка, лежащего на боковой палубе. Казалось, ничего глупее не придумаешь — пытаться удержать десятки тонн металла жалким отпорным крюком!

Сейчас уже можно было предугадать дальнейшее развитие событий. Корабль не шел точно на нас, а потому существовал шанс, что расходящаяся от носа сильная волна отбросит нас в сторону. Во всяком случае яхта дрейфовала носом навстречу направленному на нас смертоносному оружию, а стало быть представляла собой минимально возможную цель. Серина расположилась на передней палубе, с левой стороны, сжимая в руках крюк...

Затем корабль навис над нами и гигантский нос придвинулся ужасающе близко. Бока корпуса были черными и ржавыми, и над водой выступала широкая полоса окрашенного в красный цвет днища, также пребывающего не в лучшем состоянии. Судно называлось «Элмо Трейдер». У меня промелькнула мысль, что я обязательно запомню это название на всю оставшуюся жизнь, но при сложившихся обстоятельствах это отнюдь не означало, что клеткам памяти придется сильно напрягаться. Серина пошевелилась.

Она шагнула вперед в то самое мгновение, когда «Джембоури» всколыхнулась на поднятой носом волне. Обеими руками взметнула длинный крюк над головой, балансируя им и не сводя глаз с приближающегося корабля — похоже было, что нас все-таки не успеет отбросить в сторону, во всяком случае недостаточно далеко. Яхту должны были миновать еще бесконечные мили корпуса судна, и высокая стальная стена неумолимо приближалась. Серина приготовилась. Теперь я понимал, что она задумала. Она не собиралась отталкиваться от чудовища. Она забыла, что намеревалась взорвать его. Она превратилась в капитана Ахаба, вонзающего гарпун в бок огромного белого кита. Или в женщину каменного века, сражающуюся бок о бок со своим мужчиной, и бьющую копьем с каменным наконечником в сердце атакующего мастодонта. Тело ее изогнулось и она изо всех сил нанесла удар в тот самый момент, когда «Джембоури», бешено раскачиваясь, отпрянула назад.

Мачта качнулась в сторону движущейся стальной стены. Зацепившийся за корпус судна такелаж сорвало-с такой легкостью, как будто прочные стальные тросы и толстые алюминиевые перекладины были не более, чем нитками и зубочистками. Увлекая за собой Элеонору, я бросился на дно кокпита и ухватился за опору штурвала. Громкие звенящие звуки свидетельствовали, что тросы такелажа продолжают лопаться или вырываются из креплений в корпусе яхты. Сорвавшийся тяжелый металлический предмет пролетел над нашими головами с вибрирующим посвистом отрикошетившей пули. Затем вся яхта отчаянно содрогнулась — корпус с силой ударился о борт корабля, со скрежетом и стуком скользя вдоль ржавых листов. Шум большого винта, как биение огромного сердца, становился все ближе и ближе. Он надвинулся на нас вместе с гигантской волной, ударившей в бок «Джембоури» и окатившей нас на кокпите, миновал нас и начал удаляться.

Я осторожно приподнялся. Корабль двигался прочь. Он и не думал останавливаться. Поперек кормы красовалась отчетливая надпись «Элмо Трейдер», Монровия.

— "Элмо Трейдер". — Я не узнал своего голоса. Теперь стало понятно, что двигало Сериной Лорка. Более того, я пришел к выводу, замысел ее был великолепен, но, не будучи моряком, решил реализовать его в несколько иной плоскости. — Радуйся, «Элмо Трейдер», — прошептал я. — Веселись. Пока твои матросы не начнут падать замертво на улице. — Я судорожно сглотнул. — Я доберусь до этих мерзавцев, Элли. Я отыщу каждого из этих безмозглых кретинов. Возьму отпуск и буду охотиться на них поодиночке. Начну с мотористов и помощника кока и буду взбираться все выше и выше. К тому времени, как я доберусь до проклятого лунатика капитана, он будет менять штаны и трястись при каждом звонке в дверь. Я позабочусь, чтобы он узнал, кто и почему охотится за ним.

— Мэтт. Я тупо уставился на нее.

— Что?

— Мэтт, яхта тонет. Нужно спустить спасательный плот и включить радиомаяк. — Увидев, что я прихожу в себя и медленно оглядываюсь по сторонам в поисках чего-то или кого-то, Элеонора покачала головой. — Нет. Ее больше нет, Мэтт.

Береговая охрана нашла нас к концу следующего дня. К этому времени у меня началась лихорадка — рана в ноге воспалилась. Я помнил, как пренебрежительно отзывалась о них Серина, но был невероятно рад увидеть высокое белое судно с оранжевой полосой. Беспокоило лишь то, что мне предстоит рассказать. Как выяснилось, об этом можно было не тревожиться. Как только меня подняли на борт, надо мной склонился Брент и незаметным сигналом дал понять, что все находится под контролем. Я заметил белую бинтовую повязку в его рыжих волосах — напоминание о приключении в аэропорту. Самым странным было присутствие рядом с ним Марты Дивайн. Бросив на меня загадочный взгляд — с чего ей было испытывать передо мной вину — она быстро отвернулась и заговорила с Элеонорой, завернувшейся в серое покрывало.

Я не мог разобраться во всех этих тонкостях, но сейчас они представлялись не столь важными. Основные силы все-таки прибыли.

 

Глава 36

Фантастическая светловолосая сиделка Джузеппе Вело была облачена в тонкий облегающий голубой комбинезон, который без единой морщинки покрывал ее от шеи до запястий и от шеи до щиколоток. Единственным украшением наряда служила большая золотая «молния» впереди со свисающим с нее большим золотым кольцом, и ее имя, вышитое золотыми буквами на месте нагрудного кармана: «Ванда». Она провела меня в солярий на крыше. Старик, на котором не было ничего кроме белых шортов, сидел, откинувшись, в одном из длинных кресел. Он напоминал старого бурого лиса, умершего и ссохшегося под солнцем пустыни. Девушка заговорила с ним, после чего он приподнялся и окинул взглядом трость, с помощью которой я удерживал часть веса своего тела.

— Похоже, на этот раз вы оказались недостаточно проворным, ха! — приветствовал он меня.

— Видели бы вы тех, с кем мне пришлось иметь дело, сэр, — ответил я.

— Вы хотели предложить мне что-то прочитать?

— Да, сэр.

Я достал и передал ему лист. Вело протянул руку, в которую девушка немедленно вложила тяжелые роговые очки. Старик чрезвычайно осторожно водрузил их на свой хищный нос. Пока он читал, царила тишина. Я предпочел бы сесть, но не хотел просить Джузеппе Вело ни о каких личных одолжениях. Рана, учитывая ее микроскопические размеры, повела себя достаточно скверно, так что врачам пришлось изрядно покопаться внутри. Я неправильно отреагировал на один антибиотик, и им пришлось испробовать другой и в результате дела мои шли с весьма переменным успехом. Наконец Вело поднял глаза.

— Мне хотелось бы получить копию этого документа. Когда вы намерены его опубликовать? — Я покачал головой.

— Мы не намерены его публиковать и не раздаем копий. Мой визит не имеет ничего общего с шантажом, мистер Вело. Я уполномочен поставить вас в известность, что по причинам, не представляющим для вас интереса, данное признание ни в коем случае не будет использовано против Лорки.

— Тогда зачем мы теряем время? — на губах у него появилась едва заметная улыбка. — Понимаю. Вы хотите, чтобы старина Вело шепнул словечко по своим каналам.

Я кивнул.

— Мне показалось, что вам и вашим коллегам будет интересно узнать, на какого безумца вы тратите свои деньги. Спросите своих друзей, хотят ли они и дальше поддерживать пустоголового болвана, который рискует всем, играя за их спиной в подобные игры. К тому же, очень скоро он так или иначе придет в негодность.

— Насколько нам известно, со здоровьем у него все в порядке. Все наши источники свидетельствуют, что вопреки всем ожиданиям, он практически полностью поправился, ха!

— Возможно, вы использовали не те источники, мистер Вело, — заметил я.

Какое-то время хищные глаза холодно разглядывали меня, потом обтянутый кожей череп внезапно кивнул.

— Никто больше не желает прислушиваться к старому Сеппи Вело. Как бы там ни было, я передам вашу информацию наверх.

— Благодарю вас, мистер Вело.

— Вы намерены вскоре увидеться с ним?

— В пять часов у меня назначена встреча с мистером Лоркой.

— Хотелось бы посмотреть, — заявил старик, пристально глядя на меня. — Вы грязный сладкоречивый лицемер, Хелм.

— Иногда это очень помогает, мистер Вело.

— Убирайтесь отсюда.

У двери девушка в облегающем комбинезоне сказала:

— Вы ему понравились. Иначе он не стал бы вас обзывать.

— У вас легкая рука, Ванда, — отозвался я. Такси отвезло меня во все ту же гостиницу, а лифт доставил на этаж, на котором располагался наш штаб. К сожалению, путь по коридору мне пришлось проделать самостоятельно. Что ж, пора было начинать учиться ходить. Снаружи у двери стоял незнакомый мне аккуратный молодой человек. Изнутри дверь опекал более старый и неряшливый мужчина, с которым мне уже доводилось встречаться — Бердетт, участник незапамятного налета на плавучий дом, в ходе которого его коллега Лоусон принял смерть от рук негодяев-террористов. Так гласила официальная версия. Бердетт не проявил по отношению ко мне ни враждебности, ни дружелюбия. Оба мы знали, как на самом деле умер Лоусон, человек не станет заводить дружбу с парнем, который пристрелил одного из его сотрудников, далее если тот был порядочным негодяем. В противоположном конце комнаты, как будто за прошедшее время ничего не произошло, расположились Мак и Беннетт. Сверкающая голова последнего ничуть не изменилась, но глаза стали беспокойными и злыми.

— Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше, — обратился ко мне Мак.

— Приятно снова оказаться на ногах, — кивнул я.

— Мистер Беннетт пожелал встретиться с тобой. Кажется, он хочет принести извинения за некоторое недоразумение.

— Недоразумение, — повторил я. — Понимаю, сэр.

— Простите, Хелм, — выдавил из себя Беннетт. — Это была... ошибка. Мне очень жаль.

— Кажется, еще мистер Беннет хотел выразить свое удовлетворение и признательность за некоторые услуги, которые ты, похоже оказал ему во время выполнения последнего задания.

— Благодарю вас, Хелм. Я очень... — Беннетт подавился последним словом, но пересилил себя. — Я очень признателен.

Мак спокойно продолжал:

— Уверен, что мистер Хелм был рад оказать вам эту услугу и не держит зла за прискорбную случайность. Мы не станем больше отнимать у вас время, Беннетт.

Мы подождали, пока Беннетт со своим подручным исчезнут за дверью. Потом Мак мягко произнес:

— Ты попал в яблочко, пират.

— Да, сэр, — сказал я. — В яблочко. Так точно, сэр.

— Теперь, что касается этого корабля, фамилии и адреса команды которого ты просил разузнать. Надеюсь, ты успел поостыть.

— Эти мерзавцы уверены, что океан принадлежит только им. — Я поморщился. — Ладно, я уже переболел. Забудем об этом.

— Мистер Уоррен Питерсон, кажется, отправился ловить рыбу на яхте и похоже, что его яхта пропала. Весьма прискорбно для него, а также для его друзей и семьи, которые начали наводить справки. — Мгновение Мак вглядывался в мое лицо. — Вероятно это было необходимо, Эрик?

— В то время мне показалось именно так, сэр.

— Я бы выразился более неопределенно, — заметил он. — Однако суждение непосредственного исполнителя обычно ставится на первое место. Если это суждение можно считать достаточно надежным. Успешно проведенная операция, как правило, является убедительным критерием надежности, поэтому поставим на этом точку.

Последнее можно было назвать достаточно мягким напоминанием о том, что в нашем деле не одобряются карательные операции и личная месть.

— Да, сэр.

— Исходя из соображений безопасности мы установили ненавязчивое наблюдение за мисс Брэнд. Исходя из соображений ее безопасности. Она находится в отеле «Беллтон» в Нью-Йорке. Никаких проявлений враждебной деятельности не обнаружено. — Мак помолчал, пристально глядя на меня, и медленно продолжал: — После пережитых вами приключений, с ее стороны было бы естественно связаться с тобой.

Мак не часто проявляет любопытство, но сейчас он явно недоумевал, то ли я не давал девушке прохода, пока она находилась в море под моей защитой, то ли оттолкнул ее излишне жесткими действиями по ее защите. Я был не в состоянии разрешить его сомнения, поскольку и сам терялся в догадках.

— Да, это было бы совершенно естественно, полностью с вами согласен.

По губам у него пробежала почти неуловимая улыбка.

— Что ж, если ты готов завершить это дело, то сейчас самое время, — сказал он.

— Да, сэр, — согласился я.

Зимняя резиденция Лорки в Майами — официально он, разумеется, жил намного дальше к северу, — располагала тем прямым доступом к морю, с которым мне уже приходилось сталкиваться в Киз — прорытым, хорошо укрепленным каналом с катерами, всегда находящимися под рукой сразу за аккуратно подстриженными зелеными лужайками. Дом оказался не таким большим, как я ожидал, но зато выделялся огромным количеством стекла, которое наверняка доставляло массу неприятностей во время урагана. Хотя вряд ли хозяин наведывался сюда в сезон ураганов. Я попросил таксиста подождать и сказал открывшему дверь дворецкому, который вел себя в лучших традициях кинематографа, но тем не менее изрядно смахивал на убийцу из подворотни, что сенатор ждет меня.

Дворецкий провел меня через шикарную гостиную со стеклянной стеной в комнату, которая, по-видимому, считалась кабинетом хозяина. Стены были увешаны оружием. Я не слишком доверяю людям, которые демонстративно заявляют, что не держат дома оружия и никого не убивают, с наслаждением уплетая при этом свежеподжаренное мясо, но еще меньше верю тем, кто выдает себя за коллекционеров и скупает арсеналы на аукционах. Лорка сидел за большим письменным столом и делал вид, что напряженно работает. Мое появление не заставило его оторваться от этого занятия. Якобы дворецкий указал мне на стул и вышел, оставляя меня созерцать трудовые будни великого человека.

Приходилось отдать должное этому проходимцу. Он изрядно поработал над собой за время, прошедшее после нашей последней встречи в Мексике, когда показался мне всего лишь прилично одетым упитанным негодяем, которого от остальных отличало разве что несколько большее количество извилин. Продолжительные больничные мытарства пошли ему на пользу: теперь он выглядел стройным, собранным и почти симпатичным. Я бы даже сказал утонченным, если бы понимал точное значение этого слова. В нем ощущалась некая энергия, которой Лорка прежде не обладал. И конечно, не последнее место в общей картине играли шрам и броская проседь в черных волосах. Одет он был в брюки от летнего костюма и белую рубашку без галстука со свободно закатанными рукавами. Пиджак и галстук покоились на спинке дивана у стены — по-видимому, в обязанности дворецкого не входило убирать вещи на место. Я заметил, что Лорка пользуется исключительно правой рукой, прибегая к помощи левой лишь за тем, чтобы неуклюже поддерживать предметы, которыми занимается правая рука.

— Давненько не виделись, — наконец произнес он, поднимая глаза. — Сколько же лет прошло, а Хелм?

Однако я пришел сюда не для того, чтобы делиться воспоминаниями о былых временах. Я встал, положил перед Лоркой на стол признание его дочери и вернулся на место, предоставляя возможность прочитать документ. Сенатор прочел и раздраженно отбросил меморандум в мою сторону.

— Ты блефуешь, — заявил он. — Вы не посмеете этим воспользоваться. Как ты докажешь, что указание утопить эту женщину исходило от меня? Может, сумасшедшая девчонка сама решила, что это понравится ее отцу? И еще она сделала анонимный телефонный звонок, отправила анонимное письмо и передала репортеру кое-какую информацию. Только и всего. В крупном деле, в том, которое задумала она сама, тебе, возможно, и удастся проследить источник использованных ею денег, но опять же, откуда уверенность, что я знал, на что она их использует? Да и не решишься ты открыть эту банку с червями, после прозвучавшего официального объяснения... — Он замолчал. Но мгновение спустя, спокойно продолжал: — Слишком широко разрекламирована официальная версия с участием террористов. Ты не посмеешь... — Он опять замолчал, сделал паузу и закончил: — Ты не посмеешь опровергать ее теперь.

— Официально, да, — согласился я. — Но я здесь неофициально. Сеппи Вело ознакомился с этим. Он намерен поставить в известность некоторых людей, которых ты знаешь лучше меня. Очень скоро мы узнаем их реакцию. Тебе стоит поразмыслить о двух вещах. Во-первых, им не понравится то, чем ты занимался в прошлом. И во-вторых, не вызовет восторга то, что мы предпримем в будущем. Потому как они понимают, что отныне ты напросился на неусыпное внимание с нашей стороны и мы, руководствуясь инстинктом самосохранения, не пожалеем людей, дабы избавиться от тебя. — Я встряхнул головой. — Не стану гадать, к какому выводу они придут. Пока же позволь выразить тебе глубочайшие соболезнования.

Лорка нахмурился.

— По поводу смерти дочери? Серины? Думаешь, меня это хоть немного волнует после того, как она поступила со мной? — Его левая рука неуклюже потянулась к обвинительному признанию на столе.

— А как поступил с ней ты? — поинтересовался я. Глаза Лорки пристально уставились на меня.

— Оставим... — Пауза. — Оставим мою дочь. По какому поводу соболезнования?

— Увы, дела обстоят безнадежно, — сказал я. — Вы мужественно боролись, сенатор, и хотя у меня есть причины недолюбливать вас, я вынужден выразить свое восхищение тем, как вы возвращались к жизни. И все же... Глаза Лорки сузились.

— К чему ты ведешь?

Я еще раз встал, подобрал признание и бросил на стол другой лист.

— Разумеется, вы пытались как можно дольше держать это в тайне. Я вас понимаю. Прогрессирующее разрушение тканей не слишком приятная штука, не правда ли? Разумеется, там все расписано с надлежащей медицинской терминологией, но в результате дело сводится именно к этому. Вам следовало понимать, что рано или поздно об этом узнают.

Лорка на мгновение склонился над столом, вглядываясь в бумагу, потом резко поднял голову и уставился на меня.

— Это... это все ложь! Грязная фальшивка! С моим здоровьем все...

Раздался телефонный звонок. Лорка потянулся к аппарату неуклюжей левой рукой, но снял трубку правой.

— Кто? Да, я конечно буду разговаривать с... Да, это... Что? — Он порывисто оглянулся на меня. Сеппи Вело в точности рассчитал время, но звучавший в трубке голос принадлежал не ему. Я заметил, как на лбу Лорки внезапно выступили капли пота. — Но с этим давно п-покончено... — Он в ярости ударил по столу здоровой рукой, что, однако, не помешало ему отвечать все так же почтительно. — Я помнил и забыл об этом, — возразил он, но брошенный на меня взгляд продемонстрировал, что дело обстоит далеко не так. — Я должен был сделать это, но теперь все в прошлом. Только потому, что паршивый правительственный шпик... Потому что Сеппи ненавидел меня все эти годы... — Он замолчал, прислушиваясь. — Да, я понимаю. Да, я знаю, чего от меня ожидали. Нет, если таково решение, я, конечно... Нет. Да. Да, я понимаю, что следует сделать. Очень хорошо понимаю. Да.

Он осторожно положил трубку правой рукой, левой отодвинул телефон и замер, глядя прямо перед собой.

— Ублюдок! — прошептал он. — Мое здоровье в полном порядке! Если бы не это, состряпанное тобой проклятое подозрение, на остальное не стали бы обращать внимания.

Я извлек прихваченный с собой длинноствольный кольт-вудсмэн и аккуратно положил его на стол.

— Это подарок от дамы, Лорка. Ее этот пистолет не подвел, так что можешь полностью положиться на него. А. учитывая медицинское заключение, которое, уверяю тебя, не вызовет ни малейших сомнений, причина твоего поступка становится совершенно очевидной. Вам даже не надо писать последнее письмо. Прощайте, сенатор.

Выходя из комнаты я ощутил чрезвычайно неприятный холод посредине спины, но понадеялся, что Лорка не успеет достаточно быстро дослать патрон в патронник одной рукой. Это задача для двух рук, а вторую руку в расчет можно было не принимать. Тем не менее, я не сомневался, что впоследствии ему удастся сделать это, или подыскать иное заряженное оружие. Он не станет оспаривать вынесенный приговор, это не в их правилах. Такие, как он, понимают, что апелляция не для них, у них остается лишь выбор между тяжелым и легким концом, и большинство предпочитает последний.

Негромкий приглушенный щелчок, который я услышал в отъезжающем такси, засвидетельствовал, что ему удалось воспользоваться оружием Хэрриет Робинсон. Я сказал себе, что он давно заслужил подобную участь. Добавил, что живым он представлял серьезную угрозу безопасности государства, которому я служу. Заверил себя, что в точности выполнил указания и справился с заданием не привлекая излишнего внимания. И под конец понадеялся, что если буду повторять это достаточно долго, то, возможно, мне немного полегчает...

Расположенный вдали от центра Нью-Йорка отель «Беллтон» снаружи выглядел маленьким и непримечательным, внутри же оказался спокойным и уютным. Седоволосая женщина за стойкой подтвердила, что мисс Брэнд действительно находится в своем номере, о чем я знал и без нее. Переговорив по внутреннему телефону, она сообщила, что мисс Брэнд готова встретиться со мной, чего я не знал, во всяком случае наверняка, особенно после ее странного и внезапного исчезновения. Комната 5,12. Я поднялся наверх в крошечном лифте и обнаружил дверь номера приоткрытой, тем не менее, постучал. Хорошо знакомый голос пригласил меня заходить.

Она стояла рядом с туалетным столиком, закуривая сигарету. Разумеется это была уже не та перепачканная девчонка со спутавшимися волосами и босыми ногами в разорванной на плече кофточке и закатанных до колен некогда белых брюках, которую я видел в последний раз. Передо мной стояла солидная молодая женщина в аккуратном голубом льняном костюме и белой шелковой блузке с открытым воротником. Ровные, без единой морщинки, чулки опускались к голубым туфелькам на чрезвычайно высоких каблуках. Волосы были аккуратно подобраны в знакомом мне деловом стиле. Помада слегка подчеркивала линию губ. И только маленькие красноватые пятна облезшей кожи на носу предательски напоминали о недавнем приключении.

Самым странным было то, что я утратил способность отчетливо видеть ее лицо. Припомнилось, как некогда я разглядывал маленькую фотографию, выискивая недостатки в чертах. Затем последовала встреча с маленькой девушкой в гостиничном номере. Что-то в ее облике пришлось мне по душе, но многое и не понравилось. Но теперь способность критической оценки, похоже, покинула меня. Глядя на нее, я видел перед собой только Элли Брэнд и совершенно не желал замечать каких-либо перемен. Она была хороша такой, какой была.

— Обычно принято прощаться, когда уезжаешь, — сказал я, закрывая за собой дверь.

— Я оставалась, пока не узнала, что с тобой все будет хорошо, — отозвалась она. Взгляд ее остановился на трости. — У тебя... действительно все в порядке?

— Вроде к тому идет, — ответил я. — По-моему, ты изрядная сумасбродка, Элли. Сначала срываешься на Багамы. Потом улетаешь в Нью-Йорк. Порывистая натура. — Я пристально посмотрел на нее. — Хотя проявляется она довольно странным образом. Обычно тогда, когда рядом оказывается Марта Дивайн. Как говорим мы, статистики, чрезвычайно сильная положительная корреляция. У меня было предостаточно времени, чтобы обработать данные на мозговом компьютере, пока я вылеживался на больничной койке. Проведя все необходимые вычисления, прихожу к выводу что в Нассау ты сбежала совсем не потому, что большие мальчишки не взяли тебя с собой на прогулку.

— Зачем ты приехал сюда, Мэтт? — спросила она. — Ведь работа окончена, не так ли? Вчера по телевизору сообщили, что сенатор Джордж Уинфилд Лорка покончил с собой из-за неизлечимой болезни. Стало быть, с его стороны опасность мне больше не угрожает. Дочь его тоже мертва. И следовательно, ты просто теряешь здесь свое драгоценное время.

— У тебя вызывает злость любой парень с тросточкой или этого парня обязательно должны звать Хелм? — поинтересовался я.

— Я и не думала злиться. Я злюсь на саму себя, потому что совершаю странные поступки — именно поэтому я здесь — и не понимаю, зачем. Ведь я же скверная, безжалостная девчонка, которая никогда не позволяла чувствам мешать выполнению профессионального долга. Но теперь отказываюсь от всего собранного материала только потому... потому, что меня об этом вежливо попросили, да еще заставляю издателя отозвать вторую статью, которая уже должна была идти в набор, о чем меня даже и не просили!

Мгновение я молча смотрел на нее.

— По-моему, ты говорила, что уже слишком поздно отменить...

— Почему бы тебе не сесть? — раздраженно бросила она. — У меня голова кружится смотреть, как ты покачиваешься на этой дурацкой палке. — Я послушно поковылял к креслу. Элеонора уселась напротив, поставила пепельницу на пол у своих ног и выпустила дым в мою сторону. — Разумеется, я тебе так говорила. Ведь тогда я тебя боялась. Боялась, что в противном случае ты попытаешься заставить меня отказаться от статьи. Но ты даже не попытался. — Она поморщилась. — В конце концов я сделала это сама.

— Почему, Элли? Она глубоко вздохнула.

— Потому что я написала неправду, вот почему! Ты совсем не похож на описанного мной человека! Как я могла опубликовать такое после того, как узнала совсем другого человека? Человека намеренно отдавшегося в руки бандитов, чтобы приглядывать за мной. Терпеливо слушавшего бесконечные печальные рассказы о моих ужасных приключениях, как сиделка ухаживавшего за мной и ни разу не воспользовавшегося... Не говоря уже о спасении моей жизни. Настоящий агент «Золотая звезда» из отряда ангелов! — Она посмотрела на меня. — Ты можешь быть доволен собой, Мэтт. Замысел добиться моего доверия и уважения, а потом предоставить мне делать самостоятельные выводы, не прибегая к уговорам или принуждению, полностью оправдал себя. Отличная работа. Тебе удалось добиться всего, чего ты хотел. Статья о пропавших судах не будет написала. Публикация другой серии статей прекращена, это стоило мне кучу денег и профессиональной репутации. Понятия не имею почему, но я пошла на это. Возможно, тебе стоит поблагодарить Боба Дивайна и то, что я ощутила, когда решила, что он погиб из-за моей слепой преданности своей профессии. Возможно... возможно, я просто боялась однажды услышать, что тебя тоже убили, и провести остаток жизни, терзаясь сомнениями, не моя ли статья тому виной. — Она со злостью раздавила окурок в пепельнице: — Так зачем же ты теряешь здесь свое время? Говорю тебе, все уже сделано. Вам больше ни к чему налаживать отношения со мною, мистер Хелм, к тому же вас... вас, наверное, ждут в другом месте?

— Марта выходит замуж за Майкла Брента, нашего рыжеволосого парня из Майами, — негромко произнес я. — Сдается, он очень скоро перестанет работать на нас.

Элеонора непроизвольно охнула. На ее внезапно побледневшем лице застыло выражение удивления.

— Я... я не понимаю. Я думала...

— Знаю, о чем ты думала. До определенной степени так оно и было. В тот раз она приехала из Новой Мексики повидаться со мной, задумав нечто... В общем, мы с ней старые знакомые, и Марта почувствовала себя ужасно одинокой.

Элеонор облизала губы.

— Но она любила тебя! И ты ее тоже. Я отчетливо поняла это в гостинице в Майами, когда ты открыл дверь и увидел ее стоящей на пороге. Именно поэтому и сбежала. Ты же знаешь, я скверно поступила с ней. И должна была уплатить свой долг, например, не путаясь лишний раз под ногами...

— И отдавая ей все карты в руки. Чрезвычайно благородно. Приятно сознавать, что тебя передают из рук в руки, словно коробку шоколадных конфет.

— Ничего подобного! — возразила Элеонора. — У тебя все было написано на лице, когда ты увидел ее. Она много для тебя значит. Ля... мной ты занимался исключительно по долгу службы и в лучшем случае испытывал ко мне определенное сочувствие. Из-за того, что со мной произошло. Я не собиралась наживаться на этом, Мэтт. Мое присутствие только усложняло вам жизнь. Вот и не стала путаться под ногами. Тогда и теперь. — В голосе у нее появилась неожиданная злость. — О чем думает эта дура? Она и в самом деле собирается выйти замуж за... за конопатого парнишку?

— Это лучшее, что она могла придумать. Выйти замуж за конопатого парнишку, нарожать кучу конопатых детишек и позабыть о существовании таких беспокойных парней, как мы с Бобом Дивайном. К тому же Брент отнюдь не парнишка. Он взрослый, умный мужчина, и я чрезвычайно рад за нее.

— Да уж, представляю! Не забывай, я видела твое лицо, когда она неожиданно появилась в гостинице. Ты напоминал иудея, который, наконец, узрел Землю Обетованную.

Мгновение я молча смотрел на нее. Злая и напряженная, Элеонора походила на маленького ощетинившегося хищника. Самое удивительное, злилась она не потому, что другая женщина вонзила в покорного слугу свои когти, а потому, что соперница оказалась чересчур глупой и отвергла меня. Стало не по себе. Такого я не заслужил.

Сглотнув застрявший в горле комок, я тихо проговорил:

— Элли, парни вроде меня всегда мечтают о домике, увитом виноградом, в котором будет поджидать прекрасная девушка, такая как Марта. Это красивая мечта, но в реальной жизни прекрасную девушку лучше пожалеть. Можно только порадоваться, что у нее хватило здравого смысла и чувства самосохранения связаться с хорошим, надежным парнем, способным дать ей то, в чем она нуждается. — Я прочистил горло. — Вот и все касательно Марты. И Марта, и Майк Брент отличные ребята. Теперь давай поговорим о чем-нибудь другом. Или о ком-нибудь ином.

Она не сводила взгляда с вашего покорного слуги.

— Например?

— Налей мне вина, а покуда будешь занята, я что-нибудь придумаю. Это мне удалось.

Ссылки

[1] Дезабилье; полупрозрачный (франц.).

[2] Намек на «Большого Брата», коммунистического лидера из романа Джорджа Оруэлла «1984».

[3] Воплощение мужественности, задиристый плебейский самец; парень (исп.).

[4] Все мертвы? — (франц.).