Поутру повалил снег. Ежели внимать речам топтавшихся в гостиничном вестибюле техасцев, событие сие равнялось, по меньшей мере, геологическому - верней, метеорологическому - катаклизму. Служащий за конторкой уставился на меня, как на безумца, узнав, что господин постоялец намерен двинуться в путь сквозь подобный разгул стихий. Даже мыслить о продвижении к северу, в белое безмолвие Новой Мексики, заверил он, равнозначно покушению на самоубийство. А достичь городка, именующегося Кариньосо, не Проще, нежели местечка Пойнт-Барроу, штат Аляска...

Внимая столь грозным предостережениям, я ожидал увидеть сугробы, достигающие третьего этажа. Я узрел просто мокрые, покрытые слякотью улицы, и большие пушистые хлопья, исправно сыпавшиеся из поднебесья, - правда, свинцово-серого, насколько хватал взор. Попросив рассыльного пригнать мой пикап к парадному входу, покорный слуга возвратился, дабы встретить и сопроводить Гейл Хэндрикс, возникшую в распахнутых дверях лифта. Позади Гейл горбился под тяжестью нашей совместной поклажи мальчик на побегушках.

Приоделась на славу, мысленно отметил я, следя за приближением Гейл. Прическа, уже приведенная в прежний живописный беспорядок, оставалась неизменной, однако вместо вечернего платья на моей новой приятельнице красовались вязаная юбка и свитер кашмирской шерсти - ни зазывно обтягивающий, ни уродливо свободный, а как раз впору. Был он синим и превосходно сочетался с темно-серой клетчатой юбкой. Из украшений наличествовала одна-единственная низка жемчужин, повязанная вместо ожерелья. Через руку переброшен уже знакомый вам теплый жакет.

Полагаю, что верх снобизма и состоит в умении одеваться весьма неброско, но до неприличия дорого.

- Доброе утро, - промолвил я.

Как именно ответит Гейл, оставалось лишь дожидаться, но готовиться следовало к вопиющей грубости. Так я думал. И обманулся.

- С добрым утром, господин Хелм, - спокойно сказала Гейл. - Хотя едва ли можно звать подобное утро добрым. Поглядите в окно.

Гейл прищурилась, помедлила, свела брови у переносицы:

- Разумно ли выезжать сегодня? Что если это продлится до сумерек?

- О, бравая моя tejana! О, Гейл, неустрашимая и бестрепетная! - осклабился я. - Простите, ваша неотразимость, постоянно забываю: здесь приходят в панический ужас, когда с неба валится три снежинки кряду.

Гейл состроила гримаску:

- Нечего поклеп возводить... И не забывайте, пожалуйста: еду я не по собственной воле.

- Помню, помню! Однако нынче вы покладистее, чем были вчера.

Гейл засмеялась, передернула плечами.

- Как звучит поговорка? Знала бы, где упаду - соломки подстелила бы.

Она вручила мне жакет. Я поднял его, расправил, помог надеть. Мы вышли наружу. Мальчик на побегушках поволок чемоданы к задней дверце моего фургона, крытого алюминием - не дворца на колесах, какими любят обзаводиться туристы, путешествующие с электрической плиткой, холодильником, унитазом и двуспальной постелью, - но вполне удобного убежища, снабженного окошками. Даже учитывая изобилие сваленных внутри вещей, можно было не без удобства поставить посередине старую походную кровать. Еще и передвигаться при этом относительно свободно. Правда, пригибаясь; но, тем не менее, фургон числился единственным домом - или подобием оного, - которым я располагал.

Уплатив за стоянку, я принялся раздавать служащим чаевые, словно колоду карт партнерам. Потом подсадил Гейл на пассажирское сиденье, сам забрался за руль, и мы помчали во весь дух. Начало гонки: около восьми часов сорока пяти минут. Человеческим языком: без четверти девять.

Немного погодя спутница моя успокоилась" расслабилась, прикурила, выдохнула дым прямо на ветровое стекло. Спокойствие Гейл слегка насторожило меня. Миссис Хэндрикс явно не принадлежала к женщинам, способным легко смириться с принуждением и позабыть обиду... Мак держался того же мнения.

Условия задачи, - говорил он перед самым рассветом, таковы. Дано: место "икс" в городе Кариньосо; капсула с микропленкой и дама, которая ненавидит нас обоих, но знает Гунтера и, возможно, лучше и ближе, нежели мы думаем. Сложив упомянутые три условия, можем получить весьма действенный итог. Так и поступим. Времени в обрез, ничего иного не поделаешь".

В Мексике, разумеется, тоже не сидели сложа руки, а гнались по следу. К родному городу Гунтера, Мидлэнду, во всю прыть летели агенты. К мотелю, где он останавливался вместе с Гейл, приставили соглядатаев. Но это уж никоим образом не касалось М. Хелма, эсквайра. Мне следовало управиться с Гунтером, если достойный джентльмен почтит посещением Кариньосо. Одна возможность из многих, но мы сочли ее наиболее вероятной.

- Мэтт, - внезапно сказала Гейл. - Пожалуй; лучше перейти на "ты" и обращаться по имени, верно?

- Лицензия выдана, подписана, заверена печатью.

- Я не понимаю, Мэтт. Просто разыскиваем этот несчастный Вигвам и торжественно являемся в гости. А пленка? От нее-то нам что за корысть? Пленка ведь - огромная ценность, правильно?

Еще бы не правильно... Пленка являла собой такую ценность, что уже, по-видимому, приземлялась на секретном вашингтонском аэродроме под неимоверной охраной. Даже Мак не обладал достаточным весом, чтобы одному из его людей дозволили разгуливать, возя в нагрудном кармане государственные тайны. Пришлось уламывать немало важных шишек, но под конец Маку дали позволение сохранить металлический цилиндрик. В качестве наживки. Вернее, блесны. Однако Гейл Хэндрикс ни малейшей нужды знать об этом не было.

- То ли да, то ли нет - пока не определили, - ответил я. - Но следует надеяться, противная сторона спит и видит, как бы вернуть фото. Вея операция - из разряда полоумных, Гейл. Двум агентам, берущимся за подобную работу, полагается долго и прилежно репетировать совместные действия, заучивать предстоящее дружное вранье. Недели напролет заучивать и отрабатывать, поверь. А нам надобно лишь торопиться вперед и в урочный час орудовать по наитию.

- Ты правда гонишься за Гунтером? Но это действительно полоумная затея! Сэма я знаю долгие годы!

- Адольфа Эйхмана долгие годы знала в Аргентине целая толпа людей. И все, как один, числили его добрейшей душой, безобиднейшим субъектом...

- А когда... если поймаешь? - Гейл заколебалась: - Ты его... Что произойдет?

Существуют личности, умеющие безошибочно выискивать и бестрепетно задавать самые неуместные вопросы!

- Зависит от Сэма.

Впрочем, отчасти оно так и было.

- Не хочу соучаствовать в убийстве близкого человека... нет, просто прежнего любовника. Не хочу. Я покосился:

- Гейл: опомнись. Он убийца и предатель. Изменник. За оба эти преступления полагается казнь. Смертная. По закону.

Казалось безрассудным, да и невежливым сообщать, что высочайшие инстанции, которым подчинялся Мак, давным-давно велели вывести в расход человека по кличке Ковбой и не шибко выискивали в законах соответствующие параграфы. Люди, не причастные к нашей работе, редко способны принимать подобное положение вещей со здоровым хладнокровием. Лучше не рушить чужих иллюзий без последней нужды. Я сказал ровно столько правды, сколько собеседница могла вынести.

- Но уведомляю: коль скоро мы преуспеем, Сэм Гунтер недолго заживется на свете. Посему, готовь себя загодя...

Воцарилось долгое молчание. Гейл не отрываясь глядела на дорогу и наконец промолвила:

- К хорошим вещам советуешь готовиться. А потом хорошими воспоминаниями жить...

- Можно глядеть на все дело двояко. Либо ты - отважная, любящая свою страну женщина, рискующая жизнью, дабы изловить и обезвредить опасного государственного преступника, либо ты просто иуда в юбке, поганка, сдрейфившая и выдавшая приятеля с головой, чтобы собственную шкурку спасти. А уж точку зрения выбирай сама.

Гейл буквально вскинулась:

- Дурак! Зачем ты сказал такое?

- Дура ты, а не я. Сказал потому, что примерно с этими словами обратится к тебе Гунтер, ежели возможность получит. Понимаешь?..

Поколебавшись, Гейл глубоко вздохнула.

- Правильно, верно... Только до чего же грубо и скверно!

Голос ее понемногу перестал дрожать.

- Кажется, сворачиваем не в ту сторону. Мэтт, мы же спешим в Кариньосо, проездом через Аламогордо! А это шоссе ведет на Лас-Крусес.

- Всецело точно. Только я хочу пригласить парня, следующего по нашим пятам, на приятную прогулку. Полюбоваться горными видами, обозреть панорамы...

Гейл понадобилось добрых три секунды, чтобы осознать услышанное. Затем она вознамерилась высунуться в окно и удостовериться.

- Замри, - велел я. - Ни единого лишнего движения. Смотри в зеркальце.

У моего пикапа два зеркала - справа и слева, ибо фургон попросту не позволяет пользоваться самым удобным, широким, располагающимся прямо в кабине. Гейл все-таки пришлось чуток подвинуться, иначе угол зрения оказывался чересчур мал.

- Старый серый олдсмобиль, - сообщил я. - Между нами две безобидных колымаги. Гейл облизнула губы.

- Кто-то "пасет" нас? Я рассмеялся:

- "Пасут", о ваша начитанность, пешком идучи. Едучи в автомобиле "висят на хвосте". Усваивай профессиональную терминологию... Да, на хвостике нашем повисли. Едва лишь мы пересекли перекресток возле гостиницы. Ты знакома с местной географией, а?

- Н-не знаю. Эта дорога, сдается, ведет в долину Рио-Гранде, так?

- В точности. А нужное шоссе, оставленное безо всякого внимания, спускается с отрогов по правую руку и тянется вдоль Туларосской долины. Разумеется, нам оно вовсе ни к чему, и о наблюдателях мы понятия не имеем, и вообще: едет к северу беззаботная парочка, баранкой вертит, языками чешет...

- Но ведь надо позвонить, уведомить мистера Макдональда, прежде чем очутимся в полной глуши!

Я на мгновение вообразил физиономию Мака, услыхавшего, как оперативный работник взывает по междугородному проводу о помощи, обнаружив позади своей машины таинственное, грозное и вселяющее страх существо: соглядатая...

- Он летит в Вашингтон - если, конечно, лайнер сумел оторваться от бетона при эдакой видимости. А заботиться о себе положено самим. Кроме прочего, любопытно выяснить, что за распоряжения отданы голубчику, пристроившемуся проводить нас.

Я выждал, беззаботно повертел головой. От Эль-Пасо отъехали уже весьма прилично. Спереди, сзади и слева простирались равнины. Снежные островки, рассеянные там и сям, казались при тусклом полусвете серыми и унылыми.

По правую руку возносились горы, чьи вершины исчезали в низко стлавшейся облачной пелене. Склоны повыше были сплошь белыми: там наверняка мело вовсю, а выпавший снег не таял. Я произнес:

- До Лас-Крусеса пятьдесят миль. Если парень останется паинькой и поведет себя смирно, притормозим, заправим бак и натянем на колеса цепи. Надеюсь, наш приятель - истинный техасец. По-детски верит в надежность всепогодных покрышек и не собирается заковывать их в кандалы... Когда я обитал в Санта-Фе, штат Новая Мексика, техасские шоферы слетали с дорог целыми стаями. Даже полиция не могла заставить ваших водителей пользоваться надежными, удобными цепями.

Я поглядел в зеркало. На прямом отрезке шоссе олдсмобиль чуток приотстал, но упорствовал в изначальном намерении следить и не упускать из виду.

- Выезжая из Лас-Крусеса, - молвил я, - нежданно, внезапно и вдруг обнаружим за собою погоню. Прибавим скорости, совершим жалкую, смехотворную попытку оторваться от машины, имеющей под капотом три сотни лошадиных сил. Потерпим заведомую неудачу. Я в отчаянии заберу к востоку, вскарабкаюсь на перевал и покачу в сторону Уайт-Сэндза, Аламогордо и нужной нам с тобою дороги. Спортивные машины водила, в гонках участвовала?

- Что?

- Понятно. С выражением "Воздух!" не знакома?

- Спортивные машины, - сухо сказала Гейл, - я водила. И ездила в них пассажиром. Неудобны и полностью неприспособлены к обычным...

- Разумеется, - перебил я. Спорить о сравнительных достоинствах и недостатках самоходной техники было недосуг. Я указал на резиновый коврик, лежавший под нашими ногами: - Вот оно, твое бомбоубежище. Прошу застегнуть пуговицы, натянуть меховой капюшон. Какая ни на есть, а дополнительная защита. По команде "Воздух!" бросаешься на пол и закрываешь лицо ладонями. Понятно?

Гейл побледнела.

- Что это значит?

- Ваша неотразимость, это значит, что мы движемся к перевалу Сан-Агустин, расположенному на весьма внушительной высоте шести тысяч футов.

Я ткнул пальцем в сторону перевала.

- Где-то в облаках запрятался, но целехонек не сбежал, не сомневайся. Немедленно за перевалом начнется чудный извилистый участок дороги - отвесная стена справа, отвесный обрыв - слева. И снегу навалило вдосталь. И, бьюсь об заклад, висит густой туман. Следовательно: джентльмену, вынашивающему преступный умысел, невозможно сыскать лучшего местечка. Мы везем нечто, а за ним охотится некто... Не позабыла?

- Но...

- Сколь ни странно, это очень, очень приятный знак: нами уже заинтересовались. Не ждал подобной прыти!

- Но, Мэтт!

- Парень позади мчит на большой, тяжелой, могучей колымаге. И, ежели получил приказ превратить мой маленький, безвинный пикап в груду металлолома, дабы впоследствии без помехи обыскать мертвецов, - орудовать примется на перевале, не изволь сомневаться.

Голос Гейл зазвенел истерической ноткой:

- Получается?.. Получается, он будет сталкивать нас в ущелье?

Посмотрев на Гейл, я обнаружил вещь совершенно и всецело неожиданную: девица обладала веснушками. Веснушки ничуть не соответствовали ее образу, однако наличествовали. На переносице и скулах попросту изобиловали. Но проявлялись только при меловой бледности лица - как сейчас...

Покушение на убийство свершилось надлежащим, но жалким-прежалким порядком. Олдсмобиль держался в пределах видимости, покуда мы взбирались по отрогам. Затем сумрак сгустился, началась метель. Я поспешно избавил преследователя от лишних затруднений, включил фары. Миновав горные гребни, пикап устремился вниз. Парень дождался особо крутого поворота, прибавил газу и вылетел из полунепроницаемой мглы, пытаясь боднуть нас бампером и сбросить с дороги долой. При этом вовсю ревел гудком, нагоняя на жертву дополнительного страху. А возможно, полагал, будто мы прижмемся к скале, остановимся и послушно выберемся, держа руки над головой.

Я вильнул, утопил тормозную педаль, и приземистая громадина промелькнула мимо. Поскольку тормозить на обледенелом снегу, располагая лишь резиновыми ребрами дурацких всепогодных покрышек, затруднительно, парень учинил себе чудовищный занос и едва не свалился в пропасть сам. Он успел, тем не менее, посмотреть в нашу сторону. Даже изрядно запотевшие стекла позволили мне различить сероватую физиономию и черные крысиные усики распорядителя из "Чихуахуа".

Я проворно перевел рычаг на вторую передачу и нажал акселератор. Стальные цепи вгрызлись в дорогу, машина рванулась, и на мгновение почудилось, будто все получится легче и проще, нежели предполагалось вначале.

Огромный олдсмобиль развернуло и подставило под неизбежный удар длинным, чрезвычайно уязвимым бортом. Если бы перед столкновением удалось набрать рассчитанную точно скорость, неприятель перекатился бы через край дороги, а я успел вовремя затормозить.

- Воздух! - процедил я, не поворачивая головы. - Ложись! Лицо - в ладонях!..

Полагая удар неминуемым, я ошибался. Мы промахнулись, чуть не рухнули на дно каньона. И все же парень перепугался. Он отпустил тормоз и ринулся наутек. Лишь обитатели равнин способны столь резко трогать с места посреди заледенелого горного шоссе, не потрудившись предварительно обзавестись колесными цепями.

Мелькнули и скрылись за поворотом красные огоньки. Теперь могучий, трехсотсильный седан сумеет остановиться - коль скоро доедет - лишь где-то близ Аламогордо... Нагонять его было бы пустой затеей, да и отвешивать подобному лакированному зверю пинки по филейной части бесполезно.

Я осторожно развернул машину и лишь тогда осознал, что Гейл по-прежнему сидит сиднем, не потрудившись кинуться на пол.

- Воспряньте, о ваша неотразимость! Олдсмобиль-седан, шестьдесят первого года, номер техасский, 2109. Один человек, за рулем. В отделении для перчаток возьми блокнот и карандаш. Запиши все мною произнесенное. Кроме вступительной фразы, разумеется.

Чтобы извлечь орудия письменности, Гейл понадобилось добрых пять минут.

- Вероятно, виделись не в последний раз. Ибо, смою надеяться, парню требовалась пленка. Не представляю, чтобы человек учинил такую погоню, алкая мести за удачный пинок в неназываемую при дамах телесную часть. Нас преследовал распорядитель из "Чихуахуа", бледный прилизанный заморыш, похвалявшийся знакомством с языками. Тот, который вопил: "донага, Лайла!"

- Я не-не... з-замет-тила, - выдавила Гейл. - Я... н-не с-смотрела.

Помолчав немного, она прибавила уже спокойнее и с немалой долей вызова:

- Я просто закрыла глаза, полагаясь на сидящего рядом... сверхчеловека?

- А уши? - ядовито полюбопытствовал я: - Крикнул же тебе: "Воздух!"

- Не смела шевельнуться, - призналась Гейл. - Просто не смела, Мэтт.

- Правильно, - вздохнул я. - Предлагаю перекусить в Аламогордо, осмотреться, передохнуть. Заодно и штанишки сухие наденешь.

Гейл точно током ударило. Она уставилась на меня с лютой ненавистью, открыла рот, осеклась - правда, не без видимого усилия. Отвернулась и сосредоточенно принялась разглядывать бежавшую навстречу извилистую дорогу.

- Прости, - сказала Гейл немного погодя. - Сама знаю: толку от меня... Будь, пожалуйста, помягче. Не привыкла я к вашей работе и сопутствующим развлечениям.

Кротость Гейл была столь же неподдельной, сколь и знаменитое смирение Галилея перед инквизиторским судом. Спутница с наслаждением перепилила бы мне глотку тупым ножом, однако берегла удовольствие на потом. И, возможно, хотела сделать его более утонченным. По крайности, я от души надеялся, что за притворным добродушием таится именно этот расчет.

"Женщина вас ненавидит, - задумчиво молвил Мак во время военного совета. И еще задумчивее продолжил: - Доверять ей, разумеется, нельзя ни на йоту, но люди, не заслуживающие доверия, зачастую оказываются бесценны. Помните, во время войны: вся операция висела на волоске, успех зависел только от злобы, которую питала и вынашивала...".

Мы расчислили возможные последствия с хитростью и коварством отменными, чтобы не сказать откровенно дьявольскими. Расчет строился на следующем: Гейл ненавидит меня, презирает и при первой возможности предаст. Отчаянный замысел, ничего не скажу; но разрабатывать надежный и неторопливый порядок действий не было времени.

И посему я не мог испортить хорошо заваренную кашу, дозволив Гейл Хэндрикс относиться к Мэтту Хелму по-людски. Впрочем, такой угрозы пока и не замечалось.