Препирались они довольно долго. Я предусмотрительно застыл на лестнице и старался даже не моргать, покуда не получу недвусмысленного разрешения сверху и снизу. Не хотелось лишиться ни головы, ни зада, ибо длинная очередь в упор — дело нешуточное.

По приказу Джоан, о коем тотчас уведомили Мэнни, я вернулся в камбуз.

Что-то шевелилось на задворках сознания, что-то беспокоило меня, и упомянутое что-то прямо относилось к Овидию. Но что именно, сказать было невозможно.

Джоан стояла на коленях у покинутого мною люка, извергая и изрыгая по адресу незримого отсюда Жака фразы труднопередаваемого на бумаге свойства. Жак огрызался не менее злобно и все же изрядно проигрывал женщине в сочности оборотов. И этот голос я узнал: благоразумный мужчина, требовавший прикончить покорного слугу, пока не поздно... И еще раньше мы где-то сталкивались, но я напрочь не мог сообразить, где именно.

Перебранка затянулась и отнюдь не заслуживала избыточного внимания.

А вот на то, что меж обитателями баржи не наблюдается трогательного единодушия, стоило рассчитывать. Пожалуй, рано или поздно мы сможем извлечь из этого хоть малую выгоду. А пока, под заботливым присмотром Овидия и Прево, следовало стоять столбами да умницами подавленными казаться.

Немного погодя я покосился на Прево, медленно поднял руки, сделал жест, означавший: умыться хочу. Прево замотал было головой, однако Овидий обронил реплику, заглушенную визгливой руганью Джоан и Жака. Заколебавшийся Прево неохотно кивнул.

Едва лишь я двинулся к водопроводному крану, охранник приказал остановиться, протиснулся мимо, взял и отставил подальше длинный предмет, прислоненный к стене. Пластмассовый ружейный футляр — судя по усердию и усилию Прево, не пустой, — из тех, в которые умещается мощная снайперская винтовка. Сомневаться, чья винтовка и для чего использовалась, мог бы лишь полоумный.

И лишь полоумный, вроде Прево, мог опасаться, что пленник сумеет раскрыть чехол, выхватить оружие и передернуть затвор под непрерывным наблюдением двух опытных стрелков. Иоанн Овидий снисходительно усмехнулся краями губ и покосился на покорного слугу, точно жаловался на тупость людей, с коими довелось работать.

Я подошел к раковине, открыл единственный кран, откуда скупо лилась холодная вода, принялся по мере сил приводить физиономию и одежду в порядок.

Ругань за спиною не утихала.

Это было и добрым, и дурным признаком. Сплоченного и хорошо организованного противника одолеть, безусловно, труднее. В теории. А на практике никогда не знаешь, кто из оголтелой, неукротимой, неугомонной шайки выстрелит в тебя по первому подозрению или просто по ошибке. Я взял полотенце, явно служившее посудным, начал осторожно вытираться.

Салли всхлипнула, заскулила, попросила у Овидия дозволения помочь, каковое дозволение и было ей милостиво даровано. Стоя смирно, покорный слуга дожидался, чтобы девушка сняла большую часть запекшейся, порыжелой крови. Углядел в дверном проеме новую фигуру: полная, вернее, толстая девица, в широченных мешковатых джинсах и мужской шерстяной рубахе навыпуск. Она стояла, прислонившись к боковине, и смотрела безо всякого выражения. Казалось, может простоять целую вечность, бездумно пялясь в пространство, если кто-нибудь не велит посторониться.

Тьфу! Ну и заданьице! В следующий раз, ежели доживу до следующего раза, попрошу отрядить меня в Монте-Карло, в самое роскошное казино, где люди в смокингах и вечерних платьях прохаживаются под хрустальными люстрами; а ежели противник вытащит пистолет, рукоять пистолета почти наверняка будет выложена перламутром либо слоновой костью...

Салли, обливаясь почти неподдельными слезами, обрабатывала пулевую ссадину повыше виска. Бранные кличи внезапно смолкли. Джоан Маркет поднялась и, не заботясь отряхнуть юбку от пыли, приблизилась. Отпихнула Салли прочь.

— Довольно! И мне, и остальным наплевать на его гребаную внешность! — рявкнула Джоан. Затем уделила внимание покорному слуге, с полминуты изучала его и, наконец, произнесла:

— Это и есть великий убийца, Смерть-Средь-Бела-Дня? Сколько гребучих людей на тот свет отправил, а? Я отважился.

— Объекты моего внимания, сударыня, не гребучим людям, а скорее, гремучим змеям сродни.

— Хм! — только и фыркнула Джоан. Умеренно высокая молодая особа, небрежно растрепанная, чуток полноватая, употребляющая площадную ругань без малейшей нужды, хотя можно было биться об заклад: по крайности, колледж окончила. Я дерзнул бы назвать миссис Маркет привлекательной, если бы не глаза. Карие, умные, хладнокровные, неимоверно схожие с глазами покойной Элси Сомерсет, ни дна ей, ни покрышки!

Мгновение спустя Джоан обернулась.

— Руфь! Руфь, распорногреби твою дивизию хрено-танковую, очнись!

Ого! Эдакий оборотец я услыхал впервые и твердо вознамерился запомнить.

— Убери сопливую сволочь с глаз долой! Чтоб духу их там не было! А потом иди в зал совещаний, ты обязана присутствовать, потому что Жак затевает гребаное и ахнутое совещание! Сегодня! Именно сегодня! Гребнулись они, что ли, всем скопом?

— Сейчас, Джоанни...

На ответ и уход жирной девице понадобилось не менее четверти минуты. И умственно, и физически Руфь была созданием апатичным до предела. Джоан Маркет проводила подчиненную, с трудом протиснувшуюся в люк, неподдельно брезгливым взглядом.

— Сицясь, Дзоанни! — передразнила она. — Кретины и межеумки! Сборище идиотов, дегенератов, олигофренов и микроцефалов!

Мое предположение о колледже начинало понемногу оправдываться.

— Ты, — обратилась Маркет к покорному слуге: — Ты убиваешь гребучих людей. Отчего бы людям не убить тебя самого?

— Пусть убьют, — пожал я плечами. — Если сумеют.

— Сумеем, — заверила Джоан. — Сумеем, греб твою вошь! Сметем с лица земли и тебя, и все, чему ты служишь: неравенство, несправедливость, угнетение! Все, что защищают злогребучие выродки с пистолетами в руках!

— О, да, — согласился я. — У вас, коли не ошибаюсь, целая армия под ружье поставлена: батальоны, полки, дивизии, корпуса... Конечно, сметете.

— Армия! — скривилась Джоан Маркет. — Народная Освободительная Армия. Командующий — генерал Фрешетт. Численность — человек девять... нет, целых одиннадцать. И сплошь полковники да майоры, ни одного солдата! Эй, Прево, ты в каком гребаном чине обретаешься?

— Майор, мэм.

— Пожалуйста! Майор Прево, Народная Освободительная Армия при Партии народного протеста... Выблевать впору! Все так хорошо начиналось, покуда Фрешетту не вздумалось дать мальчишкам игрушки!

Мне весьма не понравилась откровенность Джоан, как не понравилась девятью днями ранее искренность покойного Дугана. Столько болтают лишь при субъекте, коего уже мысленно вывели в расход.

— Мы уже заставили твоих империалистов трястись мелким трясом, уже подготовили почву для гребучих политических требований — так нет же! Начинаем играть в диверсантов, партизан, полковников. О, гребаный черт!.. Ну, чего пялитесь? — рявкнула она в сторону: — Хотите устраивать заседание — устраивайте порнохреническое заседание, да поживее.

— Тебя не линчуют, — сказала она мне, — как линчевали раньше гребаных негров в гребаных Соединенных Штатах. Ты предстанешь перед народным трибуналом, суровым и справедливым, хоть и соберется он здесь, на злопаскудной вонючей барже... Но сегодня, именно сегодня!.. Какого свинячьего хрена?!

— А почему бы и не сегодня? — с надеждой осведомился я. — Что, сегодня еще предстоит операция «Цветок»?

Сузившиеся глаза Джоан разом сделались очень злыми.

— Кажется, ты памяти лишался? — тихо спросила женщина. — А теперь воспоминания на месте?

— Не лишался я памяти. Просто мы рассчитывали сыграть на этом, думали, ваша вшивая партия успокоится, решив, будто все, выболтанное Вальтерсом, забыто, и можно развернуться сполна... Я осекся: Джоан хохотала.

— Великолепный гамбит, — промолвила она, внезапно перейдя на совершенно обычную, людскую, а не площадную, речь. — Рассчитываешь, мы опомнимся, ухватимся за головы и отменим операцию? Нехудо, но в двух пунктах просчитаться изволил, голубчик. Во-первых, Элси Сомерсет была опытнейшим врачом и ежели сказала, что у тебя амнезия — значит, была у тебя амнезия, ничего не попишешь! Такая утрата памяти, что и Элси оказалась беспомощна. А поскольку все вернулось, и ты припомнил об операции «Цветок», то сам знаешь о ней лишь в общих чертах, а фараонов уведомить не успел. Не мог уведомить, ибо, видишь ли, я заложила бомбу только два часа назад, в месте, указанном два часа назад, понимаешь? И никто внимания не обратил, и никакой западни, и все тихо-мирно... Шагом марш в зал заседаний! — заорала побагровевшая Джоан диким голосом. — И ты, и эта хнычущая Мата Хари! Живее!

О, Боже, подумал я. Ведь баржа и впрямь вонючая, действительно злопаскудная... Зал заседаний!