Картина четвертая

Прошла неделя, никак не повлиявшая на обстановку хорошо известного нам бара. Джо Радецки и Кенди Уильямс беседуют, сидя за столиком.

Кенди. Что-то не видно Грегори.

Джо. У него выходной. Отправился посмотреть на залив. Он всегда ходит посмотреть на залив по воскресеньям.

Кенди. Что его туда тянет?

Джо. Наверное, тоска по океану. Большинство людей обычно бывают в тех или иных местах по причинам, непосредственно с этими местами связанными. Вот, например, вы, Кенди – с чего это вы к нам зачастили? Я теряюсь в догадках.

Кенди. Я пришла исповедаться.

Джо.  Вы?

Кенди. Почему это вас удивляет? Я не только делаю телепередачи. Я их смотрю. Кенди Уильямс сегодня здесь по поводу себя самой!

Джо. Где вы прячете оператора?

Кенди. Исповедь исключает присутствие третьих лиц. Это как любовь – только вдвоем.

Джо. Некоторые этим правилом пренебрегают.

Кенди. Я об исповеди, Джо.

Джо. Тогда давайте, начинайте, пока не ворвался кто-нибудь третий.

Кенди. А что, могут ворваться?

Джо. Маловероятно, но не исключено. Пьянство – занятие для размеренных людей. Оно, как и любой другой вид деятельности периодически предполагает отдых. По воскресеньям у нас мало народа.

Кенди. Тогда поехали!.. Как вы относитесь к мистеру Ватерлоу?

Джо. Странное начало душевного разговора. Я ожидал услышать душераздирающий рассказ о том, как вы колотили своего мужа палкой.

Кенди. Я не колотила своего мужа палкой. Он не давал повода.

Джо. Но ведь вы его выгнали?

Кенди. Он был очень правильным. Он мне надоел.

Джо. Мир переполнен мужчинами, которые до сих пор не устроили свою личную жизнь только потому, что не попадают под определение «правильный». Если б они знали о вас!..

Кенди. Мы уклоняемся от темы!

Джо. Что я думаю о мистере Ватерлоу? Он противоречивый тип. Цезарь, кстати, был таким же, а Ватерлоу – его прямой потомок. Он молод, но богат. Он богат, но не жаден. Свое богатство он получил не по наследству. В наследство ему достались умение складно излагать свои мысли, что зачастую ценится выше университетского образования, и любовь ко всему итальянскому. Эта любовь в настоящий момент находится под воздействием двух взаимоисключающих чувств – счастья и несчастья. Любое из них способно отправить человека в нокаут. Но наш герой с честью вышел из всех передряг и, как армия, находившаяся на краю гибели, но сумевшая переломить ход сражения, готов противостоять любым испытаниям в будущем.

Кенди. Вы думаете, он способен ее простить?

Джо. Кого?

Кенди. Джину.

Джо. Не знаю. Это уже по части хромосом. Не знаю также, какой смысл вы вкладываете в определение «неправильный», но это уже точно не про нашего друга Цезаря.

Кенди. Правильный он или неправильный, но мне нравится этот парень.

Джо. Я думал, вам нравлюсь я.

Кенди. Вы слишком умны, Джо. С вами будет непросто.

Джо  (В сторону). А Ватерлоу, стало быть полный болван. (Кенди) Я бы предпочел быть богатым.

Кенди. Я же говорила, что вы умны.

Джо. Все складывается, как нельзя лучше! Он нравится вам! Вы нравитесь ему.

Кенди. Почему вы так решили?

Джо. Вы всем нравитесь. Славная американская девушка. Не ломака. В пору принимать поздравления…

Кенди. Перенесем фейерверк на более поздний срок.

Джо. Я понимаю. Вы ведь не итальянка.

Кенди. Эту проблему создали вы!

Джо.  Я?

Кенди. Вы недостаточно настроили его против Джины, и теперь она снова пытается прибрать его к рукам.

Джо  (В сторону). Я бы на ее месте делал то же самое. (Кенди) А что если у них, как об этом принято говорить, вечная любовь? Тогда понятны и измены, и раскаянья, и прощенья.

Кенди. Есть одна проблема. Дойдет дело до развода – и она получит значительно меньше того, что имела в браке.

Джо. Ни один человек не захочет жить с другим, если развод сулит ему некоторую сумму и возможность делать, что хочется.

Кенди. Вы забыли о любви, а смышленый адвокат этого забывать не должен. Ради любви можно забыть о перспективе разбогатеть, как и о возможности пожить в свое удовольствие. Век женщины короток, я имею ввиду тот непродолжительный период времени, когда ей адресуются восторги зрительного зала, когда она любима и желанна, и если она при этом отказывается от гастрольной поездки и сумасшедших гонорарах, то прекрасно знает, ради чего.

Джо. Вгонять в расходы расположенного к вам мужчину можно не только без него, но и с ним. Зрение и слух – крайне ненадежные орудия наблюдения, поэтому предаваться радостям жизни сообрази-тельная женщина может и не удаляя от себя кредитора, тем более, что в любой момент он может ей понадобиться.

Кенди. Вы не верите в любовь!

Джо. А вы?.. Вы в нее верите?

Кенди. Я была влюблена одиннадцать раз. Как я могу в нее не верить!

Джо. Приблизительно один раз в полтора года, начиная с того момента, когда вы обнаружили, что поцелуй мальчика с девочкой – это только прелюдия. Должен признать, что вы не частили, Кенди. Я бы даже рискнул вас назвать женщиной, изначально предрасположенной к верности. Вы ведь тоже настраивались на вечную любовь, но обстоятельства тому не способствовали.

Кенди. Надо переступить через себя, чтобы признать за женщиной такое качество, как верность.

Джо. Я не имел в виду всех женщин. Я говорил о вас. Вся неразбериха в этом деле происходит от того, что люди пользуются случайной терминологией, в то время, как каждое слово должно быть объективно и лишено оттенков. Страсть вы принимаете за любовь, набор известных телодвижений за страсть, а первые признаки трясучки – за полет к небесам.

Кенди. Вы несете чушь, Джо, и я далека от мысли, что вы внезапно повредились в уме. Уж вы то знаете, что любовь – это воспарение!.. Хотя, может быть, и не знаете.

Джо. Ястреб тоже воспаряет, прежде чем свалиться с небес на свою жертву. Вы же не станете утверждать, что он ее любит.

Кенди. Если бы какой-нибудь мужчина свалился б на меня, я бы не стала торопиться с выводами. Особенно, если бы он откликался на имя Цезарь.

Джо. Что я, как исповедник, должен вам сказать? Что ваши восхитительные зеленые глаза направлены не на тот объект? Будьте осторожны, Кенди! Джина может их выцарапать.

Кенди. Я большой мастер контригры.

Джо. Она вам его не отдаст.

Кенди. Стану я ее спрашивать!

Джо. Похоже, и вы, и она решили обтяпать это дельце, каждая на свой лад. Шансов больше у того, к кому склоняется некий джентльмен из Канзаса.

Кенди. Ко мне! Он без ума от меня!

Джо. Такая быстрая смена приоритетов меня пугает. Откуда вы знаете?

Кенди. Он мне сам сказал в тот вечер у мексиканца. Но я ему не верю.

Джо. Правильно делаете. Принято считать, что забыть женщину можно только с помощью другой женщины.

Кенди. А то как же!

Джо. Вы попались ему на глаза в тот момент, когда он вышел из пике, хотя уже и не надеялся. На вашем месте могла оказаться любая другая. Впрочем, кто б это ни был, нашему другу такая встреча принесла несомненную пользу. Его я могу понять. А вот вас. Скажите, Кенди, зачем он вам?

Кенди. Не люблю банальных вопросов. Они предполагают банальные ответы.

Джо. Большая любовь с видом на Мексиканский залив. Грандиозная свадьба на ранчо короля бифштексов. Восхитительные прогулки верхом, ночи, напоенные гитарным перезвоном и шепотом звезд, в перспективе куча детишек и долгая дорога, которую вы преодолеете, взявшись за руки.

Кенди. Вы нарисовали изумительную картину, Джо!

Джо. Телевидение будет безутешно!

Кенди. Я не собираюсь бросать работу. Цезарь намерен купить телеканал. Это новое для него дело, но он готов рискнуть.

Джо. Какой поразительный дар скрывается в этой хрупкой с виду женщине!

Кенди. Ну и?..

Джо. Дар убеждения.

Кенди. Только-то?

Джо. Может быть, вы попытаетесь уговорить наркоманов бросит свое пагубное пристрастие, а парней, которые им потворствуют – заняться чем-нибудь менее прибыльным, но достойным? Конечно, долго проповедовать не дадут, но титул героя нации вам гарантирован!.. Когда, черт побери, вы успели все это обсудить с Цезарем?

Кенди. У нас было время поговорить.

Джо. Вот что значит всецело отдаваться работе! Вынужден констатировать, Кенди, вы все предусмотрели.

Кенди. Думаю, да.

Джо. Дичь загнана и не должна уйти.

Кенди. Еще надо посмотреть, кто из нас охотник, а кто дичь.

Джо. Вы и это сумели ему внушить?.. И все-таки кое-что осталось за пределами вашего внимания.

Кенди. Неужели?

Джо. Вы думаете, наша прекрасная итальянка будет беспристрастно взирать, как вы безнаказанно пиратствуете на морях?

Кенди. Разумеется, я так не думаю. Ее надо обезвредить!

Джо. Какими силами? Батальона, я думаю, будет маловато.

Кенди. Этим займетесь вы.

Джо. У вас странная манера решать за других. У вас есть план!.. Не поделитесь?

Кенди. По отношению к женщине у мужчины может быть только один план. Она вам нравится?

Джо. Скорее «да», чем «нет».

Кенди. Вы ее вожделеете?

Джо. Перестаньте, Кенди, это не в вашем стиле. Спросите лучше, хочу ли я с ней переспать?

Кенди. Скорее «да», чем «нет». Она очаровательная женщина. Вы – интересный мужчина с нормальными инстинктами. Что ж тут странного? Признайтесь, эта мысль давно витала в небесах, как самолет над аэропортом, но вы, как авиадиспетчер, выше здравого смысла ставили какие-то там метеоусловия. Поздно! Самолет идет на посадку!

Джо. Такие таланты нельзя зарывать в землю. Я слышал, в ЦРУ есть вакансия в отделе специальных операций.

Кенди. Наконец-то дождалась от вас комплимента!

Джо. Но в этой местности, старушенция, специальными операциями командую я! Так что посадка отменяется. Где Цезарь?

Кенди. Вместе с Грегори обозревает морскую ширь. (Смотрит на часы) У нас с ним встреча. Хотим присмотреть яхту. Пока, диспетчер!..

Кенди выбегает из бара.

Голос Берты из кухни. Анаконда!

Джо. Мелешь черт-те что, Берта! Порочишь порядочную женщину.

На лестнице, ведущей на второй этаж, появляется Джина. На ней облегающее платье выше колен, которое ей отчаянно идет, и туфли на высоких каблуках. Задерживается на верхней ступеньке.

Джина. Я все думаю, когда же вы взглянете наверх?

Джо отрывается от своих мыслей и вглядывается в потолок.

Джо. Вы имеете ввиду потолок? Давно пора привести его в порядок. К сожалению, я и Грегори исповедуем разные направления в дизайне. Я – романтик. Он – рационалист. Он предлагает выкрасить потолок в белый цвет. Не напрягает глаз и навевает мысли о благостности, что небесполезно для заведения такого рода, как наше. Я склоняюсь к тому, чтобы оббить его деревом. Свод поддерживают деревянные балки. Массивная бронзовая люстра, если позволит бюджет. Правда, такой клиент, как я, при виде всего этого великолепия, вскочил бы в седло и помчался охотиться на вепря. Я простой парень. Вокруг много таких парней, и они думают точно так же. При такой постановке дела мы можем не вернуть денег, затраченных на ремонт.

Джина. Ах, эти новые идеи для будущего!.. Я, пожалуй, спущусь. Может быть, интерьер первого этажа заставит вас взглянуть на ситуацию с оптимизмом.

Джина спускается и усаживается на табурет у стойки, закинув нога на ногу.

Джо. Вы правы, здесь тоже пора делать ремонт. С этим вообще полная непонятка. Выкрасить, как потолок в белый цвет? Тогда все вокруг будет напоминать последний приют отшельника, а в кельях, как известно, не наливают. Оббить деревом? Тогда для завершения композиции надо поставить большой деревянный стол и массивные скамьи. Правда, кое-кому может не понравиться такое изобилие древесины. В конце концов, все мы вышли из лесу и достаточно на нее насмотрелись. Мрамор прост. Золото банально.

Джина. Может быть, даме предложат выпить?

Джо встает и переходит за стойку.

Джо. Извините, Джина. Что вам предложить? Кьянти?

Джина. Что-то происходит в верхних слоях атмосферы. Лучше виски. Джентльмены утверждают, что оно снимает нагрузки на позвоночный столб.

Джо. Только в небольших количествах и непродолжительное время. Эта рекомендация, кстати, относится не только к виски.

Джина. У вас неважная позиция, Джо. Плохой обзор (Перекладывает нога на ногу).

Джо. Зато хорошо слышно.

Джина. В этом помещении хорошо слышно всюду. Я имею в виду ваш разговор с нашей звездой телеэкрана.

Джо. С Кенди? Мы обсуждали сюжет будущей передачи.

Джина. Он обещает быть захватывающим. Так сказать, новые идеи в действии. Жену бифштексного магната вторично уличат в измене благодаря бдительности знатока человеческих душ Джо Радецки!

Джо. Популярную телеведущую больше всего интересует рейтинг ее передачи.

Джина. По-моему, больше всего ее интересует мой муж.

Джо. С чего вы взяли?

Джина. Даже у очень умных мужчин случаются непонятные приступы тупости. С вами это происходит, вероятно, потому что мое присутствие вас волнует.

Джо. Меня беспокоит предстоящий ремонт.

Джина. Делать вид, что вам безразличен разговор – это привилегия женщин, а не мужчин. Такой подход к делу может и отталкивать, и притягивать, в зависимости от того, как им пользуются. Вы хотите оттолкнуть меня, сэр? Разве я этого заслуживаю?

Джо.  Нет.

Джина. Вы намерены последовать совету Кенди и переспать со мной?

Джо.  Нет.

Джина. Жаль. Если вы меня отвергаете, то хотя бы скажите – почему?

Джо. Потому что несмотря на имидж, который вы сами так энергично поддерживаете, вы мне нравитесь. Вы не можете не нравиться, потому что. Черт побери, у меня не хватает слов!.. Граната!..

Джина. Очаровательно, Джо! Меня никогда не сравнивали с гранатой.

Джо. Если вы выдернули чеку, но не в силах выпустить гранату их рук, вам остается только взлететь на воздух.

Джина. Так давайте взлетим!

Джо. Неужели вы не понимаете, что где бы это ни происходило – здесь, в салоне лайнера компании «Алиталия» или на Луне – они накроют нас и тогда при разводе вы останетесь с тем имуществом, с которым рискнули появиться в суде?

Джина. Я не дорожу тем, что мне никогда не принадлежало.

Джо. Вы так просто сдаетесь?

Джина. Женщина всегда права! Она права даже в проявлении собственной слабости, потому что ее вызвал не только тот, кто этим воспользовался, но и тот, кто ее спровоцировал, а это, как вы понимаете, не всегда один и тот же человек. И если в американском суде до сих пор этого не поняли, значит, женщины в вашей стране бесправны, чтобы вы все не пели о демократии!

Джо. Довольно сомнительное начало и достаточно убедительный финал. Но, боюсь, суд это не убедит. Некоторые обстоятельства из нашего недавнего прошлого. Вы понимаете, о чем я?

Джина. Я знаю, о чем вы хотите мне сказать, но не говорите, боясь обидеть. Это наводит меня на мысль, что я вам небезразлична.

Джо. Возможно.

Джина. Что бы я вам сейчас ни сказала, вы мне не поверите.

Джо. Вы намерены промолчать? Исходя из того, что мы знаем об итальянцах, это не в их характере.

Джина. Исповедуйте меня, Джо.

Джо. Зачем вам это?

Джина. На исповеди не лгут.

Джо. Но я не исповедник, вы знаете.

Джина. Вы тот человек, которому можно довериться. И пока вы будете соображать, что бы такого мне возразить, я, пожалуй, начну. Мы с Цезарем познакомились в самолете. Я работала стюардессой. Он летал по делам в Милан. Он был самым неназойливым изо всех моих обожателей, и только когда мы в третий раз пересеклись в облаках, сделал мне предложение.

Джо. Только с третьего? Я бы сломался на втором.

Джина. Не говорите, что вы никогда не приставали к стюардессам. Лучше молчите.

Джо. Как скажите.

Джина. Обычно девушке предлагают совместное времяпровождение в Нью-Йорке, Милане или где-нибудь еще. Цезарь предложил выйти за него замуж. Когда вам постоянно предлагают одно и то же, даже приглашение полюбоваться через иллюминатор на океан, вы воспринимаете, как начало переговоров о том, чтобы провести на побережье этого самого океана ближайший уикенд. В первый раз я оставила слова малознакомого мне джентльмена без внимания. Во второй – подумала, что однажды уже слышала их. В третий – мистер Ватерлоу заставил меня задуматься. А в четвертый, после того, как Цезарь привел соответствующие аргументы, я подумала, что во всем этом, вероятно, есть смысл. Не вздумайте обвинить меня в легкомыслии – между каждым нашим общением проходило несколько месяцев. Аргументы мистера Ватерлоу были достаточно весомы. Он завалил меня дорогими подарками, ничего не требуя взамен. Обычно, когда ухажер не подкрепляет свои чувства некоторыми действиями, характеризующими эти самые чувства, девушка теряет к нему интерес.

Джо. Что вы говорите!

Джина. В какой-то момент девушка должна признать, что принадлежит вам, а если, вы, попав на золотую жилу, не спешите столбить участок.

Джо. Ай, как плохо!..

Джина. Что с вами, Джо?

Джо. Теперь я понимаю, почему кое-кто в свое время дал мне от ворот поворот.

Джина. Верность некоторым принципам иногда принято проверять, нарушая эти самые принципы. То, с чем не торопился Цезарь, произошло у нас с ним только после свадьбы и запомнилось мне прежде всего чрезмерной изысканностью кавалера. Я предпочла бы что-нибудь попроще. Несколько позже у меня открылись глаза на происходящее. Цезарь, как у нас об этом говорят, «поехал мозгами».

Джо. Что-то вроде нашего «сбрендил».

Джина.  Да.

Джо. И какова причина?

Джина.  Я.

Джо. Возможно, в вас есть нечто такое, что Цезарю удалось разглядеть, а мне нет? Может быть, вы ведьма и приворожили его.

Джина. Будь я ведьмой, я приворожила бы вас. Я такая, какая есть. Цезарю этого оказалось достаточно.

Джо. Вы любите его?

Джина. Можно полюбить человека, у которого, когда он смотрит на вас трясутся руки?

Джо. Я бы не сбрасывал со счетов климатические особенности Канзаса. Геркулеса среди тамошних парней отыскать сложно, зато в критических обстоятельствах они сильны, как львы.

Джина. Эта слабость никогда не переходила в силу, хотя в бизнесе он всегда оставался яростным. Я сужу по тому, что его дела неуклонно шли в гору, несмотря на дополнительные расходы, связанные с моим присутствием. Какая-нибудь другая женщина из подобной ситуации извлекла бы для себя несомненную пользу. Рядом с вами – мужчина, который слепнет при вашем появлении и не считается с расходами. Такую благодать невозможно даже вообразить!

Джо  (про себя). Очень даже возможно. (Джине) И тут появляется некто.

Джина. …чье имя нынче является предметом постоянных стенаний Цезаря и вашего красноречивого молчания, Джо. Убегая с ним, я не задумывалась над последствиями.

Джо. Что совершенно естественно, когда муж вас обожает, и что бы вы ни вытворили, заранее готов простить.

Джина. Я могла бы вести себя, как хотела, слывя преданной женой. Но я не хотела обманывать Цезаря. Это единственное, что я могла для него сделать. Я так соскучилась по мужской силе!.. К сожа-лению, у моего попутчика, не оказалось ничего, кроме силы. И нужна я ему была только для того, чтобы польстить его самолюбию. Он не преуспел в жизни и хотел доказать самому себе, что это – случайность. Странно не то, что мне дважды подряд не повезло, а то, что в первом и во втором случаях, люди, которые мне встретились, оказались оригиналами. Одному было необходимо постоянно балдеть, второму – само-утверждаться.

Джо. Такая кучность настраивает на оптимистичный лад. Мне кажется, ваш третий выстрел будет удачным.

Джина. Я тоже на это надеюсь.

Джо. Вы вернулись к Цезарю, будучи уверенной, что он простит?

Джина. Я хотела объяснить ему все, прежде чем мы расстанемся.

Джо. Это решение окончательно?.. Вы на исповеди, леди!

Джина. Я помню. Это решение бесповоротно. Что касается объяснений. Он меня не стал слушать.

Джо. Почему?

Джина. Он ко мне охладел.

Джо. Разве такое возможно?

Джина. Он больше от меня не балдеет!

Джо. Это я ему посоветовал.

Джина. А я думала, что причина – эта девица Кенди.

Джо. Звезда телевидения!

Джина. Какая, к черту звезда! Настоящая женщина должно поражать воображение. Мгновенно и напрочь!.. И вам уже все равно, прогуливается ли она по подиуму или торгует сигаретами на углу. А у этой – ноги кривые!

Джо. Что-то не замечал. Так вот почему он от нее не балдеет!

Джина. Еще бы. Поэтому она и уговаривала вас приударить за мной.

Джо. Хочет подстраховаться.

Джина. С такими ногами!.. Напрасно она волнуется. Меня больше не интересует мясная промышленность.

Джо. Они оба бояться, что развод может потрепать Цезаря.

Джина. Я не сильна в юриспруденции, но даже если на что-нибудь имею право, я этим не воспользуюсь. Достаточно того, что в финале этой истории, я оказалась в заведении со столь оптимистичным названием.

Джо. Хотите еще раз рискнуть?

Джина. Вы же сами сказали, что третий выстрел может оказаться удачным. Я слышала, вы хороший стрелок, Джо? Насколько хороший?

Джо. Однажды я убил человека с расстояния в полмили. Это был враг и он готовился поразить кого-то из наших, но я этим не горжусь.

Джина. Хотите, попаду в вас метров с трех? Ближе никак нельзя, потому что тогда вы сможете оценить ту, кто вам противостоит, всего лишь фрагментарно, а здесь важна общая картина.

Джо. Я хочу жить. И по возможности, без мрачных воспоминаний. Это плохо влияет на качество сна.

Джина. Как напарник я вам не подхожу. Как снотворное, вы меня не воспринимаете. Какая тебе нужна женщина, стрелок?

Джо. Большинство мужчин связывают возможность перемен к лучшему с появлением в их жизни женщины, которая до сих пор пребывала где-то за поворотом. Вот сейчас мотор ее машины забарахлит у ворот его ранчо, где он занят обычным для себя делом – колет дрова. Она крикнет: «Эй, кто-нибудь!» И эхо отзовется: «Эй!..» Он вздрогнет, выронит топор, обойдет дом и приблизится к ней не расстояние прямого выстрела. Идут дни, в ожидании призыва о помощи, он уже снес пол-леса, но никто не зовет. Эхо умчалось туда, где оно нужнее, и наш герой мало-помалу начинает понимать, что нет ничего лучше профессии дровосека, доброго глотка виски и вечерних посиделок у костра в обществе дружественно настроенной к нему собаки. Ожидание – слишком ненадежный банк, леди. Не вкладывайте в него своих надежд.

Джина. Косите под глухого, Джо? И правда, что еще вам остается за наименее дров? Как занятно познавать мир! Было время, когда я совершенно серьезно считала, что идеальный мужчина – это герой из вестерна: профиль, который изваяли стихии, взгляд, способный остановить пулю переполняющим его презрением, никого не боится, нигде не задерживается надолго, потому что завтра утром надо преследовать бандитов, но в глубине души не прочь осесть с какой-нибудь красоткой у истоков какой-нибудь реки… Что же мы имеем здесь? Наш герой, гроза бандитов, куксится только от того, что такая женщина, как я, предлагает ему себя, в то время, как любой другой на его месте рыдал от счастья. Хочешь, я верну Цезаря, и твоя Кенди на всех телеэкранах будет заливаться слезами?

Джо. Не хочу.

Джина. И я не хочу. Мне не нужны ни Цезарь, ни его миллионы. Мне нужен ты!

Джо. Джина и Джо – пара комиков из популярного шоу. Захлебнетесь от смеха!.. Люди, которые исповедуются, обычно просят, что-нибудь посоветовать. Что бы я мог посоветовать себе, если б в этом возникла необходимость? Большую часть жизни мною руководили страсти. Я любил до умопомрачения и ненавидел так, что однажды запросто мог убить одного мерзавца, если бы в эту минуту на мне не повисли трое, мешая сделать это. Ради разных людей я совершал невозможные вещи, которые никто из них не только не оценил, но даже не заметил. Им это просто не было нужно, а уж я то старался!.. В конце концов, я перестал быть самим собой. С легкой руки одного летописца, человека, предавшего другого, стали величать Иудой. Как назвать человека, предавшего себя? Мне надоело жить страстями. Я хочу просто жить.

Джина. У меня большая родня в Италии. Дяди, тетки, племянники и кузены – как у многих. Мы часто ездим в гости друг к другу, собираемся вместе по праздникам. Ни одно событие в семье не остается без внимания. Еще девчонкой я начала подозревать, что отличаюсь от всех них, но не могла понять, чем именно. Прозрение пришло с возрастом. Эти люди жили, как живется и принимали все, что им дарила жизнь с показным энтузиазмом или с показной скорбью, а в общем, одинаково равнодушно. Им были чужды страсти!.. Близким мне людям… Когда я впервые задумалась над этим, то была потрясена. Оказалось, что в Америке люди устроены точно так же. Вы могли пошутить надо мной, Джо. Но вы не могли знать, как я к этому отнесусь. Значит, вы не шутили.

Джо. Я не знал, что мои слова вас так заденут, поэтому сожалею о сказанном.

Джина. Не извиняйтесь, сэр! Каждый из нас имеет право на тоску. Пора возвращаться к звездам. Оттуда сверху все воспринимается совершенно иначе: плоско и без подробностей… Никаких тебе прерий, шерифов, преследующих бандитов или безумных идей по поводу совместного проживания в верховьях Миссисипи. И никаких страстей. Попрошусь назад, в авиакомпанию. Буду созерцать океан с высоты в шесть миль, выслушивать идиотские признания подвыпивших парней. И может быть однажды, когда остановятся двигатели, вы, Джо, выйдите из своего бара, поинтересоваться, отчего в мире вдруг стало так тихо.

Джо. Двигатели не остановятся. Перестаньте даже думать об этом!

Входная дверь распахивается, пропуская Кенди, Цезаря и Грегори.

Оживление, которое их сопровождает, заставляет предположить, что компания явилась навеселе.

Ватерлоу. Привет всем, леди и джентльмены.

Кенди. Кажется, мы застали вас в разгаре интересной беседы!

Грегори. Скорее «да», чем «нет». О чем шла речь?

Джо. Об особенностях двигателей последней модели «Боинга». Они очень экономичны.!

Джина. и бесшумны настолько, что, когда вы колете дрова.

Ватерлоу. А при чем тут дрова?

Кенди. Они необходимы для того, чтобы разжечь камин, дорогой.

Ватерлоу. Так давайте же, разожжем!

Джо. Здесь нет камина.

Грегори. И никогда не было.

Ватерлоу. Одну минуту! Кто-то здесь говорил о дровах!

Джина. Говорила я, Цезарь. Я возвращаюсь в авиакомпанию.

Ватерлоу. Рейс Нью-Йорк-Милан!

Джина. Попрошу перевести меня на Восток.

Кенди. Предварительно, детка, не мешало бы развестись с моим будущим мужем.

Джина. Нет ничего проще. Я ни на что не претендую.

Грегори. Как быстро нынче решаются дела! Вышел мужем одной, возвращаешься женихом другой.

Кенди (Ватерлоу). Не верь ей, Цезарь! Они сговорились надуть тебя!

Джо. Вот что я вам скажу, леди и джентльмены!.. Я не сторонник физического воздействия на кого бы то ни было без крайней нужды, но боюсь сейчас не тот случай.

Грегори (Ватерлоу). Он может!

Ватерлоу (Джо). И ты, Джо!..

Кенди. Цезарь, дорогой, что мы тут делаем?

Ватерлоу. Ради чего-то же мы сюда пришли. Вспомнил! (Джо) Я вам ничего не должен?

Джо.  Нет.

Ватерлоу. Мне казалось, что должен.

Кенди (Цезарю). Отныне, дурашка, ты должен только мне! Пойдем отсюда. Поищем что-нибудь поприличней.

Грегори. И обязательно с камином!

Ватерлоу.  Да!

Кенди выходит.

Ватерлоу. Сами понимаете, чего хочет женщина.

Цезарь следует за Кенди.

Грегори. Но что все-таки отрадно, знаменитости – миллионеры и телезвезды – такие же люди, как и мы! Так же могут напиться!..

Джо  (Грегори). Иди приведи себя в порядок и становись за стойку! Берта, займись им!

Голос Берты из кухни. Иди сюда, мой мальчик!

Грегори. Сдаюсь!..

Послушно следует на кухню.

Джо. Все, больше никаких исповедей! Лавочка закрывается! Хотите просто, по-человечески, напиться – добро пожаловать! А исповедаться – это в церкви! Не стоит соединять небесное и земное. Это плохо кончается.

Джина. Поспешное решение, Джо. Но я вижу, это ваш стиль. Вы приносите пользу людям, вы нужны им, а теперь вы им в этом отказываете.

Джо. Интересно, какую пользу я принес вам?

Джина. Встретившись мне на пути. Когда вы бредете по жизни, утратив цель, кто-то должен сказать вам: «Держись! Там за холмом стоит дом. Отсюда его не видно, но он там есть. У дома течет ручей. Ты утолишь жажду, отдохнешь в тени старого ореха, к тебе вернуться силы, и ты продолжишь свой путь». Может быть, дома там вовсе и нет. Может быть, он совсем в другом месте. Но ты идешь дальше, потому что поверил, что он там есть. Главное в жизни – это поверить. Прощайте, Джо. Никаких советов. Никаких напутственных слов. Возьмите мою любовь. Я пущусь в путь налегке.

Джина идет к двери и у нее останавливается.

Джина. А дом там все-таки был!

Исчезает за дверью.

Джо в задумчивости продолжает стоять посреди бара Из кухни появляется Грегори и направляется за стойку. За ним выплывает до сих пор знакомая нам только по голосу Берта – дородная особа, чья внешность находится в полном соответствии с ее голосом. Усаживается за стол.

Берта (Джо). И что же ты наделал, коновал?

Джо  (Берте). А ты чего здесь расселась, корова?

Берта. Полегче, Джо! Я сама могу исповедать кого угодно!

Грегори. Слушай, Берта, ты когда-нибудь была в Монтеррее?

Джо  (О Грегори). Идиотизм так же индивидуален, как и ум.

Берта. Я вообще никогда не ездила дальше Бруклина.

Грегори. И не тянуло?

Берта (Грегори). Сыграй что-нибудь, пока я окончательно не поверила, что все вы тут спятили.

Грегори достает саксофон, начинает играть. И музыка воцаряется там, где совсем недавно кипели страсти.

Занавес.

Картина пятая.

Полгода спустя. Место действия то же. Время года – зима. Канун Рождества, о чем напоминает стоящая в углу елка. Джо, сидя за столом, углубился в газету. С улицы входит Грегори, одетый в полном соответствии с холодами.

Грегори. Ну и холодина сегодня! А публика – хоть бы что!.. По улицам не пройдешь. В магазинах не протолкнешься.

Сбрасывает пальто, пристраивает его на вешалке. Джо отрывается от газеты.

Джо. Перед Рождеством всегда так.

Грегори. А ты, старина, уже приготовил нам подарки? Джо. Поищешь под елочкой. Может, чего найдешь.

Грегори. Не намекнешь?

Джо. Сам увидишь.

Грегори. А я вот решил, посвятить тебе свое новое сочинение. Когда-нибудь какой-нибудь допотопный критик обратит внимание на то, что вещица посвящена некому Джо Радецки. Кто такой этот са-мый Джо, спросит он, покопается в архивах и, может быть, вернет обществу славное имя просветителя и гуманиста, носителя идей и.

Джо. Не продолжай!

Грегори. Мелодия для саксофона и тишины! Название простенькое.

Джо. Не сомневаюсь!

Грегори. «Почему бы, черт побери, нам не поехать в Монтеррей?»

Джо. В самом деле, почему?

Грегори. Это название произведения!

Джо. А. Поезжай, наконец, в свой Монеррей и закрой проблему. И, кстати, смени название, иначе пинок под зад тебе обеспечен.

Грегори. Уже готово! Мы назовем это так: «Почему бы, черт побери, нам не поехать куда-нибудь?»

Джо. Уже лучше. Дает простор воображению.

Грегори. Хотя все и так поймут, что автор имел в виду Монтеррей!

Джо ищет, чем бы швырнуть в Грегори, и, не найдя ничего подходящего, сбивает в комок газету.

Грегори. Что пишут?

Джо распрямляет газету, перелистывает страницы.

Джо. В канун праздника масса хороших новостей! Наводнение в Бангладеш. Беспорядки в Иране. Осложнение ситуации на Ближнем Востоке.

Грегори. А что в Италии?

Джо. Ничего. Может быть, там действительно все в порядке?

Грегори. Скажи, Джо, ты ее вспоминаешь? Ну, хотя бы изредка.

Джо.  Нет.

Грегори. Я тебе не верю.

Джо. Я ее никогда не забывал.

Грегори. Почему же тогда ты ее отпустил?

Джо. Бывает так, что ты принимаешь решение, которое считаешь правильным, а потом всю жизнь клянешь себя за это.

Грегори. Каждому это знакомо, старина. Меня вот угораздило приземлиться в этом баре.

Джо. В твоем случае все можно изменить в любую минуту.

Грегори. Представляешь, во что превратился бы мир, если бы каждому вдруг представилась возможность избавиться от приобретенного или вернуть утраченное? Шум, суета, давка, все стремятся пролезть к прилавку первыми. Как в магазинах на Рождество.

Джо. Поэтому, все остается, как прежде.

Грегори. К сожалению.

Джо . а в мире царят благодать и покой.

В бар входит Джина в элегантном форменном пальто. В руке у нее маленький чемоданчик.

Джина. Почему у вас так холодно, парни? Куда подевалось тепло, которое люди адресуют друг другу?

Джо. Сендвич на вынос.

Джина. Так здесь теперь приветствуют друг друга? По крайней мере, необычно!

Джо. Я имел в виду, что тепло тоже уносят с собой. Как сендвичи.

Джина. Грегори! Тебя и не узнать! Ты так повзрослел!..

Грегори. Заметно, правда? Ты откуда взялась?

Джина. С небес.

Девушка снимает пальто. Джо спешит ей помочь. Определяет пальто на вешалку. На гостье элегантная форма стюардессы.

Грегори (В сторону). Видать, не все у них там в порядке, если они ломятся сюда. (Джине) Как всегда «Кьянти», Джина?

Джина. Кофе, Грегори, погорячее и побольше.

Грегори. Сию минуту!

Джина (Джо). И долго ты будешь меня разглядывать?

Джо. Думаю, часа два?

Джина. У меня три часа между рейсами.

Джо. Три часа. Целая вечность!

Грегори ставит на стол большую чашку кофе.

Грегори. Ваш кофе, леди!

Джина и Джо, не замечая ничего вокруг, продолжают смотреть друг на друга.

Грегори. Кофе, Джина!..

Джо. Как там наши сверхэкономичные двигатели?

Джина. Были на грани остановки.

Джо. А теперь?

Джина. Теперь они в полном порядке!

Грегори. За двигатели, стало быть, можно не беспокоиться. Послушайте, друзья, почему бы вам не сбежать куда-нибудь вместе? Рождественские каникулы и все такое.

Джина. За три часа далеко не убежишь. И надо ли?

Грегори. Готов подсказать вам одно замечательное местечко, которое называется…

Голос Берты из кухни. Монтеррей!

Грегори. Какой все-таки просвещенный у нас народ!

Следует естественная в подобных случаях немая сцена.

И «тогда в эту тишину пронзительно вторгается саксофон».

Занавес.