Погоды стоят все еще относительно жаркие, пущай хотя бы введение у меня будет освежающее.

Детские первые втсречи с окружающим миром оставляют, понятное дело, глубокие следы. Хорошо помню, как первый раз встретил Санта Клауза в торговом центре, куда возили меня мои родители именно для того, чтобы эта встреча случилась. Помню, как я подошел к деду с искуственной белой бородой, как мой детский ум принял это как факт: раз у этого деда искуственная борода, значит у Санты должна быть искуственная борода. Помню его запах – прокуренный, с привкусом виски (я знал эти запахи, потому что отец тоже позволял себе иногда пить виски и он курил). Тоже нормалек, раз он такой – значит, так и должно быть. Помню что шутил он слегка непонятно и хихикал, не дождавшись ответа.

– Ты, – говорит, – мальчик или девочка?

Спрашивает – и сразу же хихикает.

– Мальчик, – говорю. – Вы разве не видите?

– Нет, – говорит, – я очки забыл на Северном Полюсе, – и начинает ржать.

Короче, после этого я и не сомневался, что все Санта Клаузы должны быть именно такими, каким я его встретил впервые.

В следующем году родители свезли меня в другой торговой центр. Еще не дойдя до Санты, я понял, что здесь что-то неладно. Во-первых, дед другой. Борода у него настоящая. Во-вторых, говорит серьезно, не хихикает как конь. Виски и табака – ничуть нету. Пахнет слегка ананасами и шампанским.

И все – детская иллюзия разрушена. Вот теперь тридцать с чем-то лет хожу и ищу тот прекрасный детский мир виски, табака и искуственных бород – и его все нету.

К чему это? Хочу сказать, что нечто подобное произошло в свое время с британским английским. И для меня он – такая же загадка, такая же разрушенная иллюзия детства, что и Санта Клауз.

Дело в том, что в моем канадском городке, хотя проживали британоговорящие, но они все были чернокожими из бывшей колонии – Нигерии или Гамбии, точно не помню. Замечательные ребята, все очень образованные, какие-то профессора. Кажется, было какое-то соглашение, поскольку они входили в Содружество наций, после вспышки очередной локальной брани, дать нескольким особенно злострадающим от этого конфликта убежище.

Так вот, все они говорили очень славно по-английски, с образованными, как уверял меня отец, британскими акцентами. Все они гоняли пиво дома, от чего распространился чудовищный запах в нашем квартале, не хуже того, как уверял меня отец, что бывает от шотландского виски. Все они играли в крикет на улице зимой, в то время как мы предпочитали хоккей. И еще они пели свои душещипательные песни о далеких краях – от заката и порой до рассвета.

Вот из этого колоритного сообщества и образовалось мое детское – и в конечном итоге оставшееся на всю жизнь – впечатление о британцах и британском английском: огромные негры, которые играют в крикет в снегу со слезами в глазах от, как мне казалось, того, что не умеют говорить с канадским акцентом. Бедные, душевные ребята.

Вот всю жизнь я и ищу эту детскую иллюзию, но чаще всего сталкиваюсь с уже более ожидаемой реальностью. Такой, например, как фразовые глаголы не совсем такие.

Ну, например: get on with. – How do you get on with your boss?!

Зачем мне get on with ним, он же мой шеф! А, оказывается, у британцев get on with то же самое что у нас get along with. То есть – ладить. Как вы ладите? Нормально, слава Богу!

Или выражение «принимать решение». То есть, take a decision. Русских, это, скорее всего, не смутит. Они же тоже решения именно принимают. А мне, как носителю непонятного американского наречия, хочется спросить: take him where? to the park? to a restaurant? on a date? Нет, братцы, мы не принимаем решения в Америке, храбрости не хватает, мы их просто делаем. То есть, make a decision.

Не говоря уже о том, что прекрасные, совершенно безобидные слова у британцев очень часто приобретают дурной характер. Как, например, замечательное слово (и замечательное изобретение) – pants (штаны). У них, у этих милых, но немного подозрительных типов, это безобидное словечко становится непроизносимым при женщинах. То есть становится трусиками. И таких примеров много.

Но это все малозначащие пустяки. Такие же, как и британское правописание, бережно лелеющее лишние буквы, которые американцы без зазрения совести выбрасивают. Пишут color, выкидывая уже лишнюю «u» в colour. Или небрежно пишут одну «л» в traveling вместо travelling.

Таких ситуаций – поле непаханное. Проще выучить грузинский язык, чем разобраться с одним, как некоторые думают, и тем же английским.

Все это, конечно, не новость. Как Георгий Бернард Шоу некогда констатировал (ошибочно, впрочем, потому что мог так далеко не замахиваться, а посмотреть на ребят из разных частей своей собственной страны, говорящих совершенно по-разному, но все равно курьезно): England and America are two countries separated by a common language.

Все же очень смешно и интересно подмечено. Молодец.

В любом случае, я не поносить кого-то хочу, а восторгаюсь тем, что англоязычный мир такой огромный, что даже соседи друг друга никак не поймут. А правила использования одного и того же языка настолько разные, что одни образованные носители не могут разобраться в правилах других образованных носителей. По-моему, это здорово!

А мы ведь даже не очень упомянули о том, с какими разными акцентами говорят по-английски. О том, что Шекспир, скорее всего, говорил «R» как американец, а все гласные – как ирландец (см. Great Vowel Shift: The Great Vowel Shift was a major change in the pronunciation of the English language that took place in England between 1350 and 1700. Through the Great Vowel Shift, all Middle English long vowels changed their pronunciation. Because English spelling was becoming standardized in the 15th and 16th centuries, the Great Vowel Shift is responsible for many of the peculiarities of English spelling. Wikipedia)

В общем, столько там интересного, но в конце концов, все возвращается именно к детским ожиданиям. И некоторые вещи уже никогда не изменятся, сколько бы интересного вы не узнали. Вот так и для меня британский английский навсегда останется большим, грустным негром.