Русское зарубежье

Когда я наконец уехал из России, я очень волновался, типа, как это я буду без русских?! Но зря, оказывается, – от русских так просто не убежишь.

Здесь у нас в Ванкувере они тоже есть. Не в таком количестве как, допустим, китайцы или филипинцы, конечно, но есть. И соответственно есть и русское радио, русские газеты, и русские магазины – в этих магазинах можно даже «Боржоми» купить. И аджику. И ткемали. И много других любимых русских продуктов. Но главное, конечно, не в продуктах, а в отношениях. И они здесь тоже есть, будь здоров. И их пытаются избежать на каждом углу. То есть русские друг друга пытаются избежать.

Гуляем мы с женою вечерком, так красиво, горы, океан, все такое и – почти что ни души. Улицы пустые, по крайне мере, канадцев нет, все канадцы дома. Ящик смотрят, как норальные люди.

Какие-то китайцы есть, может, одинокий иранец с работы плетется, и вот впереди – какое-то семейство, очень похоже на наших, то есть, ваших. Мы к ним приближаемся и невольно затихаем. Это русские.

Вот мы замолчали, и прошли мимо, и по новой заговорили. Не раз я замечал такую привычку. Но откуда она у меня, я же не русский?

На другой стороне улицы две семьи китайские, подходят друг к другу, останавливаются, разговаривают. Обнимаются. Дружненько все. Потом расходятся. Корейцы подходят, так – смотрят друг на друга, слегка поклонившись. Иранцы – друг на друга кричат. А русские – замолкают.

В следующий раз, когда мы с женою гуляли, мы опять встретили группу явно советских людей. Я решил провести маленький эксперимент. Начинал говорить громко, размахивал руками и пел что-то для них, что-то, от чего они не могли остаться равнодушными: «Оле, оле, оле, Россия вперед!»

Смотрели они на меня испуганно и быстро переходили на другую сторону.

– Да ничего это не значит, – говорит моя жена, – ты их просто напугал, я тоже хотела перейти на ту сторону.

И вправду, может, не удачно выполнил задание. Помню в Москве, первый раз когда я эту песенку услышал, ехал в метро. Проезжаем станцию Динамо. После матча какого-то. Двери открываются, и фанаты крича запихиваются в вагон. Было страшно. Одна дама с собачкой в руке начала отбиваться, собака лаяла и кусала, в основном меня, потому что я рядом стоял. Маленькая девочка заплакала. Люди возмущались, толкались, типа, получайте, фашисты, гранаты! И фанаты от этого, похоже, только получали кайф. Короче – бардак.

Но все равно как бы есть такое – русские люди странно реагируют, когда видят других русских. В своем «Дневнике писателя» Достоевский написал вещь которая мне показалась курьезной:

«Особенно тяжело встречаться с незнакомыми русскими за границей, где-нибудь глаз на глаз, так что нельзья уже убежать, … например, если вас запрут вместе в вагоне. А меж тем, казалось бы, „так приятно встретиться на чужбине с соотечественником“»…

Был я в магазинчике на днях, что-то покупал, и смотрю – мужик, точно русский. Вот, значит, подхожу.

– Вы говорите по-русский? – спрашиваю.

– Иногда, – говорит и смотрит так, типа, «гуляй, Вася».

– Ну да, – говорю, – извините.

И отхожу. С русскими лучше, конечно, иногда поосторожнее за границей, они не всегда хотят, чтоб их опознали. Я-то знал, но да подзабыл на момент.

 

Русский Дом

Недавно у нас здесь, в Ванкувере, была Олимпиада. Вся моя семья – коренные жители этого края – ждали с нетерпением, пока игры не закончатся и все «прошенные» гости не разойдутся. А между тем, новые канадцы, в том числе и русские, были, в основном, более открыты к играм и ждали с некоторым эксайтментом.

Вот, так как следующая Олимпиада будет в Сочи, русским выделили большой дом в центре города – «Русский Дом», или, как там было написанно, «Russkiy Dom». Все канадцы, как увидали эти непонятные им слова, еще сильнее заволновались, вспомнили времена холодной войны, старые предубеждения и перешли на другую сторону улицы. А наши канадские русские – те кто сюда переехал жить да поживать – не перешли на другую сторону, а давай туда переть пачками.

За месяц до Олимпиады уже чувствовалось оживление в воздухе. Среди русских слышались каждый день все более яркие заявления этого оживления.

– Газманов приезжает! – произносили ярко. – Говорят, он будет тусоваться каждый день в Русском Доме!

– Газманов! Да ты что! Давай сходим на концерт в Русский Дом!

– Давай! В Русский Дом!

И примерно так каждый день. Эксайтмент.

– Валерия приезжает!

– Валерия!? Да ты что! Давай сходим!

– Давай! В Русский Дом, с Валерией тусоваться!

Чувстовалось, как обычно индифферентный друг к другу народ невольно объединяется. И в этом едининии все ждали новых слухов про Русский Дом.

– Говорят теперь, что русские спортсменки будут присутствовать на концертах.

– Классно! Я со спортсменками буду танцевать в Русском Доме!

– Да, я слышал, что если хочешь в Русский Дом, надо объязательно танцевать!

– Да! В Русском Доме все танцуют!

– Да, говорят, что Овечкин будет там танцевать!

– Овечкин! Он любит танцевать. Я еще слышал, что он будет там с народом смотреть все матчы по хоккею.

– Да ты что! Он не будет играть!?

– Он будет и играть, и смотреть!

– Клева, давай сходим!

– Давай! В русский дом!

И этот эксайтинг достиг новых вершин. Пока билеты не начали продавать.

– Пятьсот баксов, они что, издеваются!?

– Это вообще-то самые дешевые, это еще ничего. Но подумай только, стоит, чтоб с Газмановым и Валерией, да еще со спортсменками танцевать. Помнишь? Все в Русском Доме танцуют.

– Ага.

Успокоились немножко, но не угасла совсем тихая гордость, что будут здесь все. Игры открылись, и начали распространяться другие слухи.

– Еду в Русском Доме бесплатно раздают.

– Чего!? Да это уж слишком, ты что.

– Я те сериозно, мои знакомые сходили и действительно – халява.

– А как же бомжы? Когда они услышат, они туда так попрут, что не останется ничего.

– Да надо за вход платить.

– Пятьсот баксов, небось?

– С русским паспортом бесплатно.

– Да ты что? Бомжам русского происхождения будет хорошо.

– Давай сходим.

– Давай.

И наши русские были приняты заграничными русскими (то есть теми, кто там в России еще поживают) таким же эксайтментом. И вопросами. Расказывали мои друзья:

– Чтобы пройти, надо показывать паспорт русский. Показываешь – и начинают задавать вопросы. Сначало такие, типа, «Когда уехали?», «Как нравиться здесь?» А потом более такие, типа, «Почему чаще не ездите в Союз?», «Чего не возвращаешься жить, пес неблагодарный?» Особенно к детям и молодым пристают. На фиг надо мне туда идти, чтоб допрашивали и приставали к моим детям!?

Вот так вмиг умерла мечта о Русском Доме. Не у всех, правда, некоторые мне ничего не говорили о препятствиях и вроде веселились, танцевали, кушали и вообще говорили, что «кайф». Но некоторые начали переходить на другую сторону улицы.

 

Школа без русских

В языковой школе здесь, где я работаю, русских не бывает. Бывают корейцы и японцы. Они не очень похожи на русских, и все очень чино. Бывают и бразильцы. И это утешает. Это очень хорошо. Потому что они похожи на русских. На занятия редко приходят вовремя. И не извиняются, когда опаздывают. То есть, не то, что не извиняются, они и вовсе не замечают, что есть назначеное время для начала занятий. Когда мужики приходят, то независимо от того, что делаем, входят и с полным размахом обходят весь кабинет, со всеми здороваясь. Только вместо того чтоб руки пожимать, как русские мужики, они обнимаются. Особенно с дамами. И целуются. Дружелюбные такие.

Еще бывает же, не понимают что-то, конечно, постоянно, и они не смущаются, как, допустим, японцы, и не говорят «извините» или даже «сорри». Нет, они более в русском духе отвечают: «Чего!?» И ищут среди своих соплеменников ответов, типа: «Че он сказал? Че он вообще хочет, а?» Или даже прямо мне говорят: «Че ты хочешь, а?» И это нормально и точно так это было когда то с моими студентами в Москве. Главная разница – в поцелуях. Русские студенты меньше целуются на занятиях. Но это все. Что касается всего остального – точь-в-точь, как русские. Даже чувство юмора. Вот мне бразильские ребята рассказали анекдот.

Собрались из ЦРУ, Израйльского МОССАДа и Полиции Рио-де-Жанейро, чтоб разобраться в том, кто быстрее сможет поймать зайца в лесу. Сначала америкосы пошли. Путем спутника поискали, потом исследовали ДНК зайца, побежали в лес и – 15 минут. Потом ребята из МОССАДа. Составили психологический профиль зайца, поискали, нет ли среди родствеников террористов, побежали в лес и – 10 минут. Наконец пришел черед ребят из местной полиции. Не думая ни секунды, побежали в лес и через 2 минуты вернулись с кабаном. У кабана глаза подбитые, кровь течет. Все смотрят: «Вы что, это не заяц, это кабан». На это отвечает кабан: «Нет, я заяц, я заяц!»

Рассказал я этот анекдот своим канадским друзям, но по-ихнему – глупый, нереалистичный анекдот. А когда я рассказал русским парням, они поняли.

О, вспомнил еще одну разницу. Любимый напиток бразильских мужиков – свежевыжатый клубничный сок. У русских, наверное, другой напиток. Так что, может, они не такие уж похожие.

 

Наши детки

Хочется же, чтобы ребенок по-русски говорил. И не кое-как (хотя и так тоже можно), но, скорее, чтобы красиво. И чтобы читал поэмы какого-то там, допустим, Лермонтова, особенно же «Ангел», и еще – «Прощай немытая Россия»; и чтобы размышлял о важном, и задумался, и так далее. Хочется еще, чтобы смотрел на ночное небо и знал, что там именно – «звездочки» и «тучики темненькие» и не только «stars» и «dark clouds», хотя и они тоже несомненно есть.

По английский все-таки успеет. Все здесь говорят на нем, кроме, может, каких-то там китайцев, да квебекцев, и так далее. А по-русски-то? Успеет? В окружении темного духа канадского наречия, смогут ли семена русского, так сказать, образа мышления пасть в нужную почву и дать свой плод? Вопрос реальный, волнующий многих русских родителей иммигрантов. Как Владимира и Татьяну. Они здесь лет десять. У них дочка одиночка Ксюша, 15 лет ей. Родилась в Перми и отказывается говорить по-русски.

– Ксюш, иди-ка сюда, пожалуйста, досья, на секундочку, – говорит мамочка.

– What!? Ugh, I’m busy.

– Помоги мне, пожалуйста, с этим.

– No! I’m watching tv, and then I’m going out with my friends. Give me some spending money!

И примерно так каждый день. И сколько ни встречал здесь родителей-русских, все практически одно – детки по-русски не хотят говорить, все телек смотрят, никакого Лермонтова, никакой поэзии. Что делать теперь – не понятно, и что случилось, из-за чего так получилось, – тоже не очень понятно.

Вот когда у меня родился первенец, я готов был уже волноваться и готовился сражаться. Не дадимся без бою! Но сначала дитя мое не хотело говорить, немножко задерживалось. Тогда начали обсуждать люди, в чем могут заключаться причины задержки.

– Да здесь столько китайцев, – говорили, – он не может понять, наверное.

– Да ну, он с китайцами не общается, – отвечал я.

– Да все равно, их столько много, и филиппинцев, он не может сориентироваться. Да и ты еще по-русски, и он не может определиться.

И действительно. То есть, мы дома только по-русски говорили, в основном, и дед с бабой украинские тоже; моя семья живет в другом городе и очень редко приезжает. Так что, с точки зрения малого, выбор должен был быть только один. А между тем, говорить не хотел, и вроде счастлив. Смотрит на тебя, улыбается, показывает пальцем: ох, как все хорошо! И ты только начинаешь что-то ему говорить, а он машет ручкой, типа «пока», и удирает в другое место улыбаться да быть довольным в одиночестве.

Но и это в свое время прошло и, кажется, приблизился момент. Он стоял, не удирал и вроде ротик приоткрыл. Все затаили дыхание – заговорит? Заговорил!

– Пипи!

Все смотрят друг на друга в раздумье: что имеет в виду? Я сразу понял. Мы каждый день читаем, он любит слушать, особенно про животных. Среди них есть такая курочка-рябушечка. Она пошла на речку за водичкой для своих цыплят. И как цыплятки просят пить? Пипипи!

Я ему дал попить – и оглянуться не пришлось, то есть говорить ой как начал, особенно среди ночи и рано утром. Классно. И так месяца два, и каждый день новые успехи.

Тогда вдруг ниоткуда пришла беда – великая, непонятная.

– Что это?

– Кат!

– Что!? А это что?

– Бал!

Как это было возможно? Откуда он мог такое услышать? Что это такое? Может, кровная связь с языком, ну очень сильная?

Пока он настаивал на своих новых словах, мы пытались его нежно уговорить.

– Cat!

– Нет, Ванечка, это кошечка.

– Ball!

– Нет, Ванечка, это мячик.

– Car!

– Нет, Ванечка, это машинка.

– Bird!

– Нет, Ванечка, это птичечка.

И я допонял часть тайны. Нужные ему английские слова просто-наспросто более простые, односложные. И за этим открытием последовало почти сразу другое открытие. Ваня сидел на полу в комнате и повторял свои новые простые слова. Я прислушался и вдруг услышал второй голос. «Второй голос!? – подумал я, – что это значит!?» И побежал я в комнату, но не было там второго человека, вора или кого нибудь другого, скрывавшегося в доме с целью переучить нашего ребенка английскому вместо русского. Ваня на меня посмотрел, и я на него. Так стояли и смотрели, но ответа не было, пока он не нажал на кнопочку игрушки.

– Ball! – твердила игрушка.

– Ball! – согласился Ваня. И тайна была раскрыта. Русские наши друзья здесь приносили нам кучи игрушек, когда он только родился. Оказывается, зараза распространяется русскими же….

Но было еще одно мнение. Я рассказал своему другу в Москве обо всем этом, и он мне курьезную историю рассказал в ответ.

– Я часто слышу, что если ты хочешь, чтобы твой ребенок говорил по-русски, надо говорить с ним по-русски дома, и тогда он автоматически будет владеть, так сказать, домашним языком. Может, помнишь, в моей компании работала девушка из Боливии? У нее родился сын, и она, понятное дело, с ним говорила по-испански. Ему теперь три года, он не ходит еще в школу, в детский сад не ходит и, когда он играет один, то разговаривает сам с собою по-русски. Вот так.

 

Корейцы

Работаю сейчас с корейцами и невольно сравниваю их с русскими. Нельзя сказать, что они прямо друг на друга очень похожи. А вот некоторые моменты на прошлой неделе показались мне все же курьезными, почти что связанными.

В первом случае один у другого хотел курево стрельнуть, но когда увидел, что у того последняя сигарета, не стал. Вспомнил я тогда русскую поговорку: последнюю сигарету даже мент не берет. Показалось мне, будто аналогичный случай только что случился, и я поделился своими наблюдениями с корейцем, на что он ответил:

– Да это действительно есть, только не так у нас, а вот как: последнюю сигарету человек ни за что не отдаст. Поэтому я и не стал спрашивать, все равно не отдаст мне.

Вот. Второй случай произошел вечером. Шел по коридору от своего кабинета и свистел от избытка, что ли, хорошего настроения. Иду я, и прибегает ко мне девушка, вся с ума сходящая:

– Что ты делаешь?! Прекрати сейчас же!

– Что прекратить, чувствовать себя хорошо? – говорю.

– Нельзя свистеть в здании! – говорит.

Вот как!

– А что, деньги, что ли, – говорю, – уйдут? Впрочем, я не первый раз так, а ты раньше ничего не говорила.

– Раньше, – говорит, – ты свистел до заката, а сейчас уже темно на улице.

«Как интересно», – подумал я.

– А деньги, – говорю, – только после заката уходят в Корее?

– Да не деньги и не уходят, а змеи и приходят. Перестань!

Третий случай связан с тем, что сейчас читаю Достоевского, «Дневник Писателя». Там прочитал «…что всякий ребенок, достигая первых трех лет своей жизни, уже приобретает целую треть идей и познаний, с которыми ляжет стариком в могилу».

И в тот же самый день, когда я это прочитал, говорит мне девушка по какому-то поводу корейскую пословицу: у трехлетнего ребенка есть уже все привычки, с которыми ляжет в могилу.

Вот!

Меня все эти незначительные чепухи поразили сильнейшим образом, ну, какие совпадения! Какие очень, почти похожие вещи! Как это может быть, что они такие похожие, и в то же время не совсем? Очень, по моему, интересненько.

Четвертый момент чисто, может, случайный и явных связей не имеет ни с чем, но и он, по-моему, тоже достаточно интересненький. Один мой студент, мальчик такой, курицу не ест из-за России. Вместо того, чтобы заниматься глаголами, как надо было, он рассказал мне эту историю.

С отцом (отец у него какой-то крупный человек в компании «Самсунг») поехал на экскурсию в Сибирь на рыбалку, потом в Татарстан, на страусиную ферму. Рыбалка ему не понравилась, потому что доставили их на место, а потом и забрали на старом кукурузнике, и ему было страшно. Летчика, говорит, не понимал. Смеялся тот, когда взлетели, будто очень доволен, что получилось, и сам не поверил в свое счастье. Потом, когда приземлялись, просил, чтобы все молились за удачное приземление. Студент не видел в этом ничего смешного.

На ферме больше понравилось, пока не заставили их ездить верхом на страусах. Опять-таки боялся. Может, говорит, для русских это обыденное занятие, ездить на страусах, а у корейцев – нет, у корейцев минимальное общение с животными (даже с насекомыми) редко встречается, ну когда-то в глубоком детстве видел муравья. Поэтому сначала отказался. Но от него не отставали, и в конце концов он согласился. Бегала эта курица, говорит, по началу дружно, ничего. Но потом, говорит, не хотела останавливаться. Фермеры пытались курицу большую поймать, а не могли. Бежала, бежала, у него руки устали, он не мог больше держаться. Упал. Лежит на земле, больно, но вроде уцелел. Лежит, и подбегает к нему курица, не страусиная, а настоящая, и начинает ему клевать лицо. Хотел он сопротивляться, а сил нету, руки не может даже поднять. А курица, рыбий глаз, в лицо все целится, клюет. Страх и ужас его объяли, но он бессилен был что-то делать. Лежит в грязи (тоже необычное для него дело) и переживает за свою жизнь. До сих пор не может терпеть даже запах курицы.

– И все потому, что тебя клюнула курица в лицо? – спрашиваю я.

– Да. Именно потому. И еще потому, что в тот вечер заставляли ее есть. Прибежали фермеры, взяли этот рыбий глаз, свернули ей шею и пожарили на костре, типа, барбекю из бывших врагов. Ужас! Раньше не представлял, откуда мясо, покупала мама в супермаркете, и было очень вкусно. А так – не вкусно.

– Так ты стал совсем вегетарианцем?

– Нет, я не видел, как убивают других животных, поэтому их есть еще могу.

– А рыбу-то не убивали тогда?

– Рыба так рыба, она и для того создана, чтобы ее есть. А вот курица – другое дело.

Вот и вся история.

 

Русский вопрос

Есть другие вопросы, более острые для канадцев, чем русский вопрос. Ну, допустим, китайский вопрос, хотя он, собственно говоря, уже решен, или цейлонский, который далеко не решен. И обычно теряется русский вопрос среди них. Но все-таки вспыхивает время от времени. Основные моменты этой проблемы очень хорошо характеризовал один мой знакомый русский друг из Тюмени, когда позавчера выехал на встречную: «Я русский, мне можно».

То есть, хотя русские более или мне похожи внешне на здешних, все равно выделяются в толпе. Идут русские – сразу видно. Ну, например. В центральном парке гуляем с русскими друзьями. Гуляем-гуляем, вдруг увидели друзья кое-что, бросаются в кусты, ветки ломают, разбрасывают. Чего там? Ежевика! Сочная, спелая, в огромных количествах. Начинают собирать. Люди проходят мимо, смотрят, говорят друг другу: смотри, тут русские собирают ягодки, прикольно. И русским – до лампочки, что смотрят и говорят. По барабану, пока не пришли местные копы. Стоят копы, вроде не знают, что делать – никогда не видели, чтоб в парке собирали ягоды, нет для таких случаев протокола, надо придумывать на ходу. Подходят, говорят:

– Ну, извините, граждане, позвольте осведомиться, что это такое, блин?

И русские еще не понимают, что к ним обращаются, не подозревают. Смотрят, потом продолжают. Не обращают внимания. И копы, слава богу, не сразу в истерику, еще раз спрашивают.

– Братья, – говорят, – ничего не понимаем.

– А че, не видите, – говорят, не из грубости, а просто, из русской прямоты, – ягоды собираем.

– Это очень интересно, – говорят, – замечательно. А откуда у вас такая идея пришла, что можно так делать? Как интересно.

– Че!?

– То есть ребята, это парк, понимаете? Это ягоды для животных, ну, для птиц и прочих незначительных тварей. Это не для людей. Если вы хотите фрукты, идите в супермаркет.

И друзья вынуждены бросить свое дело.

Другой раз пошли в парк делать шашлыки. Только выгрузились, как услышали: «Я свободен!» Кто-то играл на гитаре, ребята лазили по деревьям, падали – все очень весело. Пошли в другой конец парка, но и там тоже нашлись свои. Под деревом одна дама постарше каштаны собирала.

Или еще, в другое время года, в другом парке дедушка грибы на виду у всех собирает. Подходят взволнованные местные.

– Что вы делаете!? – говорят. – Это опасно, так нельзя, прекратите. – А дедушка им только машет ручкой, бормочет. – Нельзя, – повторяют, – вы что, не можете в магазине купить? Так нельзя. – Волнуются местные, не понимают и уходят, очень раздраженные. – Отравится, – говорят, – бессовестный!

Много таких случаев вообще, и они, конечно, мелкие случаи, почти ничего не значащие. А вот и менее мелкие тоже бывают.

Тормознули одного моего друга за превышение скорости. По здешним правилам надо ждать в машине, пока не подойдет к тебе полицейский. Очень не любят, когда высовываются из машины преждевременно, паникуют, думают, что стрелять хотят. Обычно не просят вообще выйти из машины и если просят – дела плохи.

Вот, друг-то только приехал, знал только свои правила. К тому же очень активный товарищ он вообще, много у него энергии, стоять на одном месте долго не любит. В этот конкретный день опаздывал на встречу с девушкой, которая не любит ждать, еще надо было и меня подбросить. Поэтому, когда его остановили, он сразу выпрыгнул из своей тачки и подбежал к полицейскому, чтобы скорее получить свой штраф, и говорит, типа, «Давай-ка побыстрее, фараон, я спешу».

Полицейский его встретил полным отчаянием и недопониманием. Начал кричать, достал пистолет и велел на дорогу лечь среди машин. Но друг не хотел ложиться туда, где, по его мнению, опасно, да и шмотки у него были чистые, не хотел пачкаться. Он пытался успокоить полицейского, но тот стрелять уже хочет. Я, тем временем, сидел в машине и не знал, что делать. Выпрыгнуть и получить пулю за компанию вроде не хотелось, но в то же время я имел очень важное понимание ситуации, и надо было, наверное, поделиться с полицейским. Но успею ли до того, как полицейский окончательно подумает, что на него нападают? Друг все отказывался слушаться мента:

– Но, – говорит, – ай ду нот лай даун, ю лай даун.

Поэтому я решил выпрыгнуть. Выпрыгнул я, и вместе со мной глаза у полицейского выпрыгнули. «Быстро надо объяснить, – подумал я, – нельзя и секунды терять, а то щас будет стрелять».

– Простите, ради Бога, – говорю, – это мой друг, – говорю, – он русский, он просто не знал, что не надо выходить из машины, и он спешит к девушке.

Полицейский сразу успокоился.

– Русский? – говорит. – К русской девушке? Ну понятно, хорошо, идите.

И отпустил даже без штрафа.

Хочется что-то сказать и про мелкие виды транспорта, такие как автобус. Метро это круто, и сдается мне, на автобусе ехать не считают классным. А зря, мне кажется.

Когда я первый раз ехал на автобусе, меня поразила его доступность – стоило тогда 2 рубля. И за эти 2 рубля можно было войти через любую дверь; стоять, где придется – у нас всегда мало людей в автобусе и поэтому надо сидеть; разговаривать с кем попало и вообще просто двигаться вперед. Классно. Даже подходят прямо к тебе и дают возможность купить на месте билетик. Вот и обслуживание.

Но кондукторы бывают очень разные. Предлагают тебе билетики по-разному. Одни более агрессивно, мол, ну-ка гони сюда деньги, тварь. Другие более сдержанны, пристально смотрят тебе в глаза и ничего не говорят.

Бывают еще и такие – контроллеры. С ними тоже бывает по-разному.

Один раз ехал я на автобусе, в час пик. Люди теснились – что тоже интересно – и не успел кондуктор ко мне еще подойти. Деньги у меня были в руке, но руку-то не мог поднять из-за толкотни – все защищался от ударов в сторону животика от одной дамы, которая стояла передо мной и зонтиком тыкала нечаянно много. Вот подходит мужчина с серьезной мордой и говорит, мол, билетик покажи, пока я тебе не выбросил в слякоть. Было неприятно объяснять, пока в животик тыкали, и я молчал. И он выбросил меня в слякоть. Я на него зла не держу, работа у него не простая.

А вот кондукторы почти всегда (в моем опыте) женского пола. И почти всегда с полными бедрами. Один раз был худой мужчина, но его я видел всего один раз. Любимая моя кондукторша была женщина, достаточно крупная. Но несмотря на крупность, умела проходить по полному автобусу с невероятной ловкостью, как горячий нож по маслу. Еще и приятная была. Предлагала билетики очень культурно. Голубчик, говорит, на тебе, голубчик. В добрый час. И так далее. Очень приятно было у нее покупать билетики. И когда случалось, что не злилась, не ругалась матом.

– Билетики, – говорит паре мужчин, – голубчики, купите?

А они в ответ дали понять, что ничего подобного и не собирались покупать, и даже немножко посмеялись. И она, в свою очередь, немножко посмеялась – не сердилась, даже не ругалась, а только хорошего пожелала. «Чтобы вы были здоровыми!» – говорит она. И на следующей остановке двоих взяла и выбросила вон из автобуса.

Молодца она вообще. Я ей восхищался.

Чуть-чуть попозднее в тот же день, не в час пик, был очень интересный и, на мой взгляд, необычный случай. Людей было мало. Я стоял сзади. Подъезжает к остановке автобус. В задние двери впрыгивает один мужик, и с улицы начинают загружать диван. Попросили меня отойти в сторону («Пошел вон!») – попросили и очень быстро поставили возле двери.

Подходит кондукторша моя любимая и смотрит спокойно.

– Чтобы вы были здоровыми! – говорит. – Боюсь, граждане, это не пойдет.

– Да ладно, – говорят, – сейчас мало людей, никому мы не мешаем. – И садятся на диван.

– Голубчики, – говорит, – это автобус, люди покупают билетики и на нем едут.

– Ну давай купим билетик, – говорят, – за диван тоже, раз жалко вам.

– Да не жалко мне, голубчик. Не красиво это вы. Я вас прошу выйти на следующей.

Спорили немножко, но потом убедились в ее настойчивости и решили выйти красиво.

Вообще очень интересная женщина. Хотел с ней познакомиться, но боялся.

 

Русски язик необходимо искаzhат к луchему

В университете мы проходили реформы советского периода (1956 года), к примеру, такие изменения в прaвописании как «идти» и «итти», а также более ранее устранение букв «ять», «фита», и т. д. Но только недавно я понял, как (для некоторых) орфография (не говоря уже о языке вообще) на самом деле изменилась.

Я был на летних курсах церковно-славянского языка в зарубежном монастыре и наш учитель, профессор из Принстона и архимандрит, мимоходом сказал что-то, кажущееся мне крайне интересным. Всего несколько слов, но достаточно, а именно: мы не используем советскую орфографию. Вот как.

«Белых» я здесь встречал, хотя их уже мало осталось, но чтобы так живо представилось в примере – не допонимал до этого момента. После этого взял в руки книги из их библиотеки – сложновато читать, пока не привык. Новые какие-то там старые буквы.

И начал я тогда мечтать. Если орфографию не раз уже меняли, то почему бы, чисто ради шутки, не поменяли еще один раз? И на этот раз поменяли ради таких как я, то есть – иностранцев?

Я люблю русский язык в такой форме, в какой он сейчас, но все-таки достаточно что-нибудь прочитать на рунете про какие-то там «превед медвед» и всякое такое, или достаточно разговаривать с подростками, или, например, завхозами, чтобы понять, что люди не так говорят, как пишется. А если еще и разговаривать с иностранцами, изучающими русский язык, то можно понять: так совсем не пишется и не может писаться.

Так что вот у меня кое-какие пожелания.

Я мало чего убрал бы, на самом деле. Я бы ограничился ненужными вещичками, такими, которые уже, можно сказать, упразднились и которые ненавистны и тяжелы иностранцам. Начнем, к примеру, с чего-то простого и, по моему, очевидного: уже давно убрали твердый знак, теперь, пожалуй, пора разобраться и с мягким. Считали, что твердый знак уже не нужен – и так понимают, когда смягчить звук и когда оставить твердым. Так чего оставили мягкий знак!? Сказали же, знают, когда смягчить и когда оставить как есть, вот и уберем его, как надо было давно.

Да и плюс к этому, все равно его не слышит никакой нормалный иностранец. Так что убрали. Сразу же по упразднению мягкого знака, некоторые буквы тоже теряют свое значение. В первую очеред, по моему, это буквы «щ» и «ю». Хотя они до слез красивы, и все иностранцы просто обожают смотрет на них, но куда менше любят их произносить. Опят – даже и не слышат их. К сожалениу, они тоже потеряли значение и их надо убрат.

Другая буква из этого раздела – «ц». Посколку ее нет в латинском алфавите, она немножко экзотичная и с точки зрения красоты – бесподобная. Но, надо заметит, она может быт вполне сносно передаваемая другими, более понятными буквами. Заместо «ц» ест у нас «тс». И сразу будет намного легче миллионам инострантсев.

«Ы», «й» и «э» – эти букви, как и осталние, очен красивые, увы, лишние. Первая, «ы» – звучит гордо и непроизносимо – никто не лубит, когда випендриваутся. Да и, в контсе контсов, на каком-то этапе развития «ы» с «и» фонетически совпали, наверное; или то еше можно сказат, что это буква отражает фонетическое явление смягчения согласных, и много чего еше упраздненного.

Что до второй – если хочеш произнести короткуу букву, пожалуиста, кто тебе мешает? Но зачем надо об этом напоминат каждии раз спетсиалнои буквои, неужели ви сами не можете помнит?

Третия – просто загадка – чем «е» не угождает? Хотелос би на етом и остановится, я лично вполне удовлетворен, но ради других надо идти еше далше.

Раз ми решили убрат несчастнуу «ц», кажется, для тселостности, надо убрат и ети красивие, не латинские букви – «ж» и «ч». Их уберем все вместе одним страшним движением руки на клавиатуре, потому что они все очен легко и удобно передадятся уже сушествуушими буквами с одним маленким добавлением в язик из латинского алфавита, а поконкретнее – з + h = ж (как по-англииски, собственно говоря); с + h = ч;

Вот и все, друзия! Всего несколко изменении – и в мире станет лусhше всем зhит. И ми дазhе не дошло до того, что надо делат с буквои «г», когда она произносится как «в»; с буквами «р», «н», «в», и т. д…. которие путаиут англоязиchние без пошади, и еше вообше куchа всего. Нелзя все сразу. Оставим следуушим поколениям доделат то, chего ми не могли. Мозhет к етому времени они еше и доидут до самои граматики. Но нелзя все сразу.

Мозhет сеисhас кто-то спросит громко – как это лусhше!? Кому!? Инострантсам!? Сhего ето ми русски язик исказит станем ради каких-то там иностраних гразhдан, когда настояшие русские дазhе и не любят инострантсев!?

Именно потому, друзя мои, что не любим, именно поетому необходимо русски язик исказhат к лусhшему.

Вот маленкая притchа-иллустратсия чтоби осенит тему.

Один мои друг работает в органах власти и по каким-то вопросам пришлос ехат за гранитсу, казhется в Швеитсариу. В россиискои делегатси он один говорил chут-chут по-англииски. Осталние крупние там государствение литса смотрели на сhузhои язик свисока – и плунули.

В перви весhер все делегати всех стран сидели за одним огромним столом и разговаривали. И мои друг насhал разговариват на своем ломаном англиском. Снасhала с немкои, потом с китаитсами, канадтсами, испантсами, коросhе – со всеми. И как-то сумел обяснится. Тем временем осталние делегати сидели молсhа, хмурие, ни с кем не обшалис.

– Где ти так наусhился по-англиски говорит? – говорили ему на следуушее утро. – Ти не русски, ти предател, шпион, англисhанин, интеллигент, не наш.

Но мои друг не обиделся, у него возникла мисл.

– Если хосhеш chтоби мир бил безопасен, – говорил он мне потом, – ти долзhен уговариват твое государство платит за уроки англиского для русских, а то они просто не понимаут вас и как известно, луди боятся того, сhего не понимаут.

И так как никто в моем государстве не отвесhает на мои звонки, и скорее всего не согласятся платит за уроки, мозhет надо работат изнутри самого русского?

 

Русский алфавит

Не могу оставить русский алфавит в покое. В моменты неясности тянет к нему.

Видел когда-то старый советский учебник английского языка. Сидели у друзей и чаи гоняли с тортиком. Говорили о методике. Выдвинули друзья (русские филологи) такую теорию, будто нарочно в Союзе учили языку плохо, чтобы, если вдруг надо было, не смогли бы разговаривать с иностранцами. Интересная, по моему, теория. В ее поддержку показывали учебник. Вау и ой! Очень интересно и так далее.

Если теория действительно правдивая, то хотя бы есть резон. А у нас такая книга есть про русский язык. В юности я ее нашел в библиотеке. Была серия книг о разных языках. Читал про русский язык после венгерского и перед греческим. Не знал еще, что жизнь меня сведет с русским. Теперь, как читаю ее, подозреваю, что, может, имею не совсем правильные представления и о других языках. Но все равно хорошая книга. Увлекательная. Чувствуешь, как докапываешься до глубины языка и культуры.

Начинается с загадочного предупреждения, которое сразу интригует: в русском алфавите, в отличие от латинского, имеются 33 буквы, хотя далеко не все произносятся одинаково. За этим следует и расшифровка алфавита. Перевожу и надеюсь на понимание. По-английски звучит все внушительно, грозно и в высшей мере научно, а не бредово, как это сейчас выглядит.

Итак, русский алфавит:

(Отсутствуют указания как правильно произносить буквы А, Б, Г, Ф. Скорее всего, ошибка типографического порядка.)

В – представьте что-то среднее между «У» и «Ф». Точного аналога не существует.

Д – что-то среднее между «Д» и «Т». Часто путают с английским «D», но это ошибка. Лучше представить будто «Д» и «Т» произносятся одновременно.

Е – произносится как крик.

Ё – произносится без крика.

Ж – одна из самых трудных для англо-говорящих звуков. Чтобы произнести правильно, надо получить удовольствие.

З – не отличается от других букв какими-нибудь отличительными характеристиками. Произносится как слово «царь» с английским акцентом.

И – пишется вместо «Й».

Й – произносится как буква «И», только надо сначала выдохнуть, опорожнив легкие. Получится что-то мягкое и неопределенное – это и есть «И краткое».

К – первая из так называемых «любовных» букв. Перед тем как произнести, надо скривить губки, как будто для поцелуя, выговаривая быстро и заодно расслабляя губы.

Л – произносится легче со смехом, так как звук самой буквы по свойству похож на смех.

М, Н, О, П – эти буквы не представляют никакой сложности для англо-говорящего человека, поскольку они имеют свои корни в английском языке и произносятся правильнее, имея это в виду.

Р – подарок для шотландцев, которые, кажется, имеют древнюю связь с Россией.

С – произносится как английская буква «S», но в отличии от нее, никогда не расслабленно, всегда звучит безоговорочно. Помогает, для изображения, сжимать кулак во время произношения.

Т – что-то среднее между «Д» и «Т» (и т. д.).

У – вторая из «любовных» букв. Так же как буква «К», для этого звука нужно сначала скривить губки, но в отличии от нее, не расслаблять никогда.

Х – произносится в молодежной среде нахально и непристойно. Лучше ее произносить не спеша, чтобы не обидеть случайно.

Ц – не похожа ни на что. Звучит величественно, когда произносится правильно, но чаще всего легче опускать звук «Т», называя короля просто «Зарь».

Ч – твердая и динамичная, как сама Россия. Должна звучать холодно, как в слове «сыр» (cheese), а не тепленько, как в слове «выбрать» (choose).

Ш – создает скромный приятный звук теплого осеннего вечера или даже шелест плащей после летнего дождя.

Щ – не отличается от предыдущей буквы, но сохраняется по политическим причинам.

Ъ – употребляется редко, но метко. Обычно означает уверенную паузу, длительностью трех секунд, между слогами.

Ы – «Много шума из ничего» – то есть, ничего тяжелого в произношении этой буквы не должно быть. Произносится она медленно, как слово «Сэр».

Ь – означает теоретическое смягчение, хотя в практике чаще всего не имеет определенного звука. Когда произносится, похожа на букву «а».

Э – самая популярная из всех гласных звуков. Напоминает о букве «Е», только пишется по-другому.

Ю – «ты».

Я – часто опускается по причине коммунистического мировоззрения.

Вслед за алфавитом следует еще предупреждение: Главное для начинающего студента – не спутать эти три буквы: «Ё» «Й» «Ю». Не объясняется, в чем именно опасность, и студенты обычно сидят долго над этим вопросом, пытаясь понять. Иногда доходят до истины…

Но во всем этом загадочном пособии, самое удивительное то, что оно помогало, действительно помогало с трудными звуками, и до сих пор его штудируют. Или может только кажется, что помогало….

 

Аллюзии это гуд, но ай-яй-яй!

Самое сложное в изучении другого языка, как русского, например – аллюзии. Не то, что нравятся падежи и окончания, и уменьшительно-ласкательные, и невозможное произношение, нет – это тоже тяжелые случаи. Но труднее все-таки именно с аллюзиями. Потому что получается, ты не только сухое книжное знание там хлебаешь, а динамичное, живое явление жизни.

Конечно, изучающим русский предстоит испытать немало трудностей. С первого дня ударяют по кумполу падежи. Получается не только одно слово надо выучить, а одно слово со всеми его возможностями. Приведу примерчик.

Ну, скажем, слово «хорошо». «Хорошо» – это «гуд». То есть, хорошо. Но «хороший» есть опять-таки – «гуд», или «хорошая» – «гуд», или «хорошее» – «гуд». Сразу же в первый день университета четыре слова и одно значение. И это не говоря еще о «хороших», или там «хорошим», или еще, небось, «хорошими»! Унывается дух в первый же день, и не понимается сразу как быть, и думается, что была совершенна ошибка, и что надо было все-таки на арабский язык записаться. Это мне в голову и пришло. Одному моему товарищу пришло в голову, что легче будет с китайцами, и перешел на факультет азиатских языков. Потом он мне сказал, что не было легче, но было уже поздно. Он доучился до конца, и теперь работает в Пекине на правительство. А вот я с русским остался, но на правительство не довелось пока. Но это все как бы между прочим, а что касается вариантов слов, то, как говорится, ай-яй-яй.

Помню еще на первой неделе принялись сразу же здороваться и в капиталистическом духе определять, что принадлежит кому (то есть родительный падеж). Меня зовут так-то, его зовут Иван и т. д. Потом: у меня есть папа, мама, мало денег, долги студенческие, а у Ивана есть дом, машина, красивейшая жена и т. п. И это было откровенный стук по голове. В один момент Иван, а в другой – Ивана. Пояснили, что русский язык очень простой в смысле полов: мужики заканчиваются согласными звуками, девушки – в основном буквой «а», а все остальное пока не важно. Поняли студенты, обрадовались знанию: оказывается, Ивана это тоже Иван. Но с китайцами, говорили, не проще. Дотянулись до конца недели и начали понемногу понимать, что Иван и Ивана это одно лицо, и это лицо не поменял пол.

Ну, короче, как я уже сказал, это не самое сложное. Самое сложное, по-моему, это аллюзии. Потому что если скажешь, что Иван хорошая, над тобой посмеются, Хотя вроде и поймут. А если скажут тебе, что Иван – такой нордический тип, и выдержанный, то все хорошо, конечно, но навряд ли во всей полноте будешь знать про Штирлица, его интеллигентное лицо и крестьянские руки. Вот это, мне кажется, более существенно. То есть не руки и лицо, а общая масса знания и понимания. Потому что когда понимаешь друг друга, что-то происходит внутри. Глаза сверкают, в каком-то взаимопонимании чувствуешь, будто вы сообщники, и сознаешь, что тот, хоть и вправду иностранец и не наш, но все-таки причастен к бытию и на что-то, может, пригоден. И это, мне кажется, очень важно.

Но есть и другой важный момент.

Разразился у меня такой случай. Шел поздно вечером домой после работы, через парк. Не нравилось мне это дело, поскольку один раз ограбили там. Сказали: «Дай покурить». Я ответил: «Не курю». Сказали еще раз. Я готовился ответить еще раз и – смазали. Смазали еще, забавы ради, забрали мобильник и удрали. Но что поделаешь – путь один. Можно было, конечно, обойти парк, но это путь долгий, 25 минут. Лучше уж рискну. Рискнул в очередной вечер и – слышу голос: «Дай покурить». Не стесняюсь, братцы, признаться: я не остался, чтобы узнать, действительно ли он нуждался в табаке – сразу унес ноги.

Вот это понимание в целях безопасности тоже важно, даже очень.

Но есть как бы и третий момент.

Выучил, значит, язык в какой-то мере, и радостно стало на душе. Книги покупаешь пачками и с людьми иногда разговариваешь, если не хамят. Даже там спорт-экспресс покупаешь. И в один день нечаянно наталкиваешься на фактик, очень страшный, а именно: может, и не надо было сюда столько английских слов… И очень обидно становится, прямо не передать. Я не знаю, кому еще обидно, похоже, людям весело все эти новые слова перебирать, но мне-то обидно. И самое интересное в этом неприятном мне явлении то, что и здесь есть свои оттенки, и сколько бы ни хотелось, все равно надо тебе их выучить, если ты не намерен бросить язык. И делается мне тесно. Не нравится. Вот есть «киллер»! Ничего себе словечко старинное. Но не просто убийца, а с оттенком – наемный. А не знай этого, не сможешь новости смотреть с полным пониманием. Вот чем «наемный убийца» не нравится, не знаю, честно говоря. Оттенок, наверное. Еще и начнут говорить «наемный киллер».

Или же слышал я на днях как говорит одна интеллигентная особа, что мужик ее интенционно продинамил. Я чуть со стула не упал. То есть упал. И еле сдержал слезы. Больно было. И не в связи с падением, ну, не с падением со стула, по крайне мере. Но не буду об этом. Скажу только, что изучение языка – крутая штука. Всем рекомендую, только осторожно с аллюзиям, по-моему, они являются ключом к пониманию.

 

THE

Относительно любви, есть такая у нас штука, называется – правила влечения (the rules of attraction). Гласят они, главным образом, что тот, который любит, очень всегда часто не бывает любимым тем человеком, которого любит, и иногда даже бывает ненавидимым. Штука такая. Ну, я не скажу, что русский язык терпеть меня не может совсем, но, сами понимаете.

А вот я к русскому, ну, очень хорошо, так сказать, отношусь. Ласкаю, и пытаюсь быть верным. Пишу ему любовные декларации, и пытаюсь сочувствовать его грамматике. И должен признаться – в моих глазах она просто великолепна, ну, такая она красавица с грустными глазами. Но бывает и такое, что иногда и те, которых мы любим, имеют надостатки. И когда мы их впервые обнаруживаем, то пытаемся их укрыть, не замечать, и так далее. Но все равно они выпрыгивают, мы изнемогаем, и в конце концов мы вынуждены или заставить любимого человека меняться или смиряться.

Не знаю, но как бы велик русский язык не был, кажется мне, что можно было бы один единственный недостаток загладить – отсутствие артиклей. Это достаточно огромный недостаток поскольку он мешает вообще что-нибудь понять.

Проблема в том, что существительные в английском бывают конкретные, неконкретные, определеные, неопределеные, и если не указать – как, блин, понять?

Вижу, как бы, двойную пользув этой затее – не только расскрасится, станет более блестящим русский язык благодаря этой граматической жемчужине, но и поможет русским изучающим английский язык быстрее сообразить что к чему. Ведь это почти что главная проблема для русских в английском. А как будто даже не видят смысла в этой прелестной штуковине. А смысл есть, при чем глубочайший.

Начнем с простого, короткого предложения, для практики пока, и потом будет видно. (Из Карамзина великого).

«Кладу перст на уста, изумляюся и плачу!»…

Здорово и очень красиво звучит по-русски! Сам заплачу; вот поэтому и люблю русский язык, что так пишется красиво! Увы, непонятно и неопределенно, и потому тоже заплачу, ведь здесь два существительных и ни перед одним из них нету артикля! Как же понять какой перст-то!? И на какие уста!? По-английски все было бы понятно с каким-нибудь определительным артиклем. Есть пять перстов на одной руке, так что вряд ли скажем «the», это же обычно озночает одно что-то важное, а здесь по моему все-таки не важно какой перст, и скажем «а» (неопределеный артикл). А уста, вот уже важнее, ведь, не к каким-нибудь устам, а скорее своим, что-ли. Да, скорее, все-таки, кладу свой персть к своим устам. Тогда нужен определеный артикл «the». Но неудобно вести латинские буквы в русский язык исключительно ради одного, пусть и важного, словечка. Скажем, поэтому, «зи». Все равно русские когда говорят по-английски так произносят. И получится у нас:

«Кладу а перст на зи уста, изумляюся и плачу!»…

Здорово! И стало еще красивше и понятнее! И восможностей сколько открылось! Да, может я хочу сказать не какой-нибудь простой перст, а определеный! По-английски определеный палец, это уже понимается как оскорбление, понимается что имеют ввиду средный палец. Может так и есть. И предложение тогда получается уже совершенно другое, но зато, в каком-то смысле более мощное.

«Кладу зи перст на зи уста, изумляюся и плачу!»…

Вау и ничего себе! Оскорбительно! После такого было бы, наверно, дуэль, хотя кто его знает. Почему, ведь, плачет если это он оскорбил? Может не на свои уста, не на зи уста, а на другие уста, то есть уста другого человека, на а уста, и тот, чьи уста, что-нибудь такое сделал. Может укусил, что ли? Мало ли, клали перст на его уста, свинство, конечно, да и может он еще и грязный был, или просто обидно было, и укусил, блин, и поэтому плачет…

«Кладу зи перст на а уста, (укусили, блин) изумляюся и плачу!»…

Столько возможностей теперь. То есть, они все это время там были, просто англичанин не могли понять какой из них русский имеет ввиду, и поэтому затруднялись по-русски. А теперь – и проблемы нет! Попробуем еще одно предложение подлинее, и сложнее, и посмотрим как. (Теперь от Жириновского).

«Я в детстве мылся в бане для железнодорожников. Они шли без очереди. Я двадцать лет сидел в очереди. А они шли напрямую, потому что это их баня.»

В некотором смысле это, конечно, проще чем Карамзин, хотя в главном остаются черные пятна неясности. Ну, в какой бане? Для железнодорожников. Да, но в какой именно, только одна у них? Нет, наверное, есть много железнодорожников в мире. Тогда «а». Какая очередь? Пока только общее понятие, ну, не любили ждать, бывает. Тоже «а». Потом очередь опять. Теперь уже знаем в какой. Значит – «зи». А потом баня опять. Но там теперь ясно, там на этот раз «их».

«Я в детстве мылся в а бане для железнодорожников. Они шли без а очереди. Я двадцать лет сидел в зи очереди. А они шли напрямую, потому что это их баня.»

Теперь все понятно! Здорово!

 

Иностранка

И за рубежом гром любви слышится.

В Канаде теперь очень модны межкультурные такие браки. Китайцы там с канадцами, эскимосы с неграми, и т. д. Официальные статистики говорят, будто там через какие-то пять лет все люди будут жениться на незнакомых им культурах и вся страна преобразуется. И из-за этого, говорят знающие, будет царить полное согласие и понимание в сердцах у всех, и на улицах больше не будет раздоров, разве что после хоккея по субботам. Классно, по моему, и эффективно.

Вот недавно один мой знакомый канадец влюбился в таком духе до потери сознания.

– Ой, – говорит он, – ой. Какая она такая, фу, красивая, не могу. И хотя разглядеть не разглядел, темно-то было, фу какая, скорее всего белокурая. Помоги мне, я тебя умоляю, а не то не знаю, как я буду вставать по утрам раньше, чем в полдень.

– Хорошо, – говорю, – хорошо. Только с чего это ты взял, что я смогу тебе помочь?

– Она русская, – говорит, – в этом я уверен. Я это чувствую.

– О’кэй, – говорю, – расскажи мне, что случилось.

Главные события развернулись ночью в парке:

– Иду домой, – говорит, – с работы, часов в одиннадцать вечера, толкаюсь немножко в автобусе ради смеха и на остановке выхожу. Ну никак не думаю о любви, совсем не в любовном настроении. Вот по парку иду и вижу, что какая-то там баба в шляпе тюльпаны режет и кладет себе в корзинку. Ничего себе, думаю, наглость, крадет имущество городское, собачья кровь. И бесит меня этот фактик, и думаю: сейчас скажу гражданке, скорее, иностранке, что так нельзя в Канаде после заката, не знаю как там у вас, но у нас это неслыханно в темноте. Вот открываю пасть свою, но успеваю только вяло произнести начальные сердитые звуки, как ее собака, овчарка лохматая, на меня бежит с другой стороны, где я от нее не защищался. Я замер. Но девушка, красивая, кричит что-то на своем хрипливом диалекте и собака – по кличке Боб, как ни забавно – останавливается смирно. У меня не осталось желания замечание делать, и я удрал домой, покуда это реально было. Но странная вещь – истинная любовь. Я потом все вижу ее светлое личико, темное из-за ночи, и слышу ее нежно командно-славянский голос и забыть ее не могу. Потом я еще более начал думать о том, какая она все-таки умная – собаку там спрятала за кустом, мало ли, поздно, действительно может быть опасно, хотя вряд ли в этом хорошем районе. Но все равно умная, наверное.

– Вот, – говорю, – история познавательная. А любовь здесь это или не любовь – твое дело. Что касается до национальности, может, действительно русская. Тусуется возле цветов, собака по имени Боб – это русские характеристики.

– Русская – говорит, – еще какая русская, можешь не сомневаться. Я это почувствовал до фундамента своей души. Только русские такие красивые и умные, и храбрые. Помоги.

– Я тебе помогу, – говорю. – А ты скажи, как ты все это дело представляешь? Ее в кустах ждать и выпрыгнуть ночью? Ты думаешь, она рада будет нас увидеть? Не испугается?

– Неет, – отвечает, – она ничего не боится, хотя действительно неприятно, может, будет. Давай просто тусоваться в парке, небось, она когда-нибудь и среди дня появится.

Следующий день был выходной, и мы сидели в парке. Друг нарядился на свадьбу, очень в ожидании. Недолго пришлось ждать – часов шесть. А когда пришла, не одна была, с Бобом пришла – так мы смогли ее опознать. Еще с подружкой была. Разговаривали.

– A тут якiсь чоловiк хотiв на мене в темнотi напасти, добре що Боб поручь був. Мiй захисник. Навiть не знаю, щоб ….

Прошли мимо. Стало ощутимо жарко из-за кипячения ожидания у друга.

– Иди, – говорит, – буржуй! Чего ты ждешь!?

– Расслабься, – говорю, – и забудь про свадьбу. Она не русская.

– Как это не русская!? Я же почувствовал…

– Вот так не русская. Украинка. Извини друг, по-украински не могу.

– Да и не надо, – говорит друг с выражением разбитых надежд на морде. – Я все равно настроился на русскую.

Так что мы их не стали тревожить. Встали и пошли домой.

 

Как это делается в Монреале

Хочется или нет, но пожалуй пора подвести итоги. Три месяца, как я переехал жить из Ванкувера в Монреаль, и мне говорят: «Русские все в Торонто живут, не туда переехал, друг!» Но я и не особенно стремился к русским, да и все равно их нахожу, где бы ни был.

Первый месяц жил у знакомых русских в пригороде, Санкт-Юсташ. Ну, будем называть его «Монреальский Долгопрудный». Только вот в этом Долгопрудном живут одни французы, сепаратисты. Иностранцев, похоже, никогда не видели и не очень любят, в том числе и англо-говорящих. На каждом доме сине-белый флаг. Когда первый раз подъехали, подумал с восторгом: все болеют за любимую мою ментовскую команду. Но оказалось не за хоккей, а за независимость болеют, флагом «fleur-de-lis.» На доме моих друзей флаг Советского Союза. Контраст цветов интересный. Боялся я немножко выходить сам, сидел дома, и мы смотрели вместе записи Высоцкого и Цоя на Youtube. На следующий день надо было чем-то заняться, познакомиться с городом, и мне подсказали:

– Хочешь, езжай на Метро Сноудон. Это считается английским районом. Может, там тебе будет комфортнее.

Я слышал раньше о Сноудоне. Один знакомый француз (которого встретил в Москве очень давно) написал мне, что местные называют эту станцию Little Russia. Перед переездом, я читал в интернете на французском форуме, что район славится тараканами, крысами и прочими незначительными штучками. Про русских ни слова.

«Лучше, – писал чувак в форуме, – снимать квартиру в другой части города, даже в Санкт-Юсташ».

Я решил поехать на Сноудон. Гуляя по главной улице, я не видел тараканов или крыс. Я видел широкий московский проспект и также широкий магазин «Ла Пэтит Руси». Я видел грузинский ресторан и магазин европейских изделий, что обычно означает у нас – русских изделий. Если магазин итальянский, или испанский, или еврейский, или так далее, обычно на дверях написано «Открыто». А если магазин русский, написано, что он европейский. Захожу и вижу: все по-европейски, то есть, по-русски. Симпатичная дама за кассой почувствовала, зачем пришел, и сразу показала, где шпроты и «Балтика». Я выдохнул, и мне захотелось плакать, но хорошими слезами – в своей стране нахожу утешение среди русских.

Вечером сидим за столом, едим шпроты, пивко пьем. Рассказывают мне, как сюда попали.

– Браток мой, – говорит Миша, – Володя, женился на местной особе, и она хотела здесь жить со своими. У нас в большом городе не было никого кроме Володи, нам надоело жить с арапами, и мы решили переехать тоже. После двух лет они развелись, но мы к тому времени уже купили хату и начали привыкать. Соседи здесь не беспокоят, не стреляют и не мусорят. В первый год я пару раз говорил с соседом справа. Спросил он, не из мафии ли мы, посмеялся и перестал выходить из дома. С остальными никогда не говорили. Каждый раз, когда мы выходим из дома, они отворачиваются. Мы здесь теперь десять лет, и я даже не знаю, как они выглядят, я видел только их спинки. Первый год мы повесили канадийский флаг, но кто-то спер. Повесили еще раз – по-новой сперли. Потом решили повесить наш – не сперли, побаивались, наверное, или просто плевать было, только бы не канадийский.

На следующий день я поехал в город, более серьезно заниматься жилищным вопросом. Первая попавшаяся квартира понравилась – и место хорошее, и хозяйка русская. Друг мой француз мне объяснил: «Найдешь хорошую квартиру – сразу соглашайся, поверь мне, это монреальский закон. А не сразу соглашаешься – отдают другому. Ну, город такой». Так что я согласился сразу. Хозяйка пошла в свою квартиру документы взять, и я ждал в коридоре. Приоткрыла дверь соседка, подошла ко мне.

– Слышь, – шепчет по-русски, – ты лучше сматывайся, пока можешь. Ее брат будет электроэнергию тайно употреблять за твой счет, и она тебя заставит учить ее детей – ты же англичанин, нет?

– А что, – говорю, – меня по морде можно определить?

– Нет, по сильному акценту.

Что-то мне в ухо говорило: в любом случае, лучше сматываться, что-то здесь не ладное. И я смылся.

Следующие несколько квартир не подошли. Я более осторожно смотрел всем хозяинам прямо в глаза, пытаясь разобраться в их благоразумии, но ничего не видел там, кроме глаз. Потом попалась хорошая квартира опять, и я сразу согласился. Район интеллигентный, недалеко от Сноудона. Хозяйка – местная француженка, профессор из университета. Детская площадка, где местные тинейджеры пили пиво или курили свой бамбук (только ночью, когда малыши спят). И главное – очень тихо.

Я попрощался с моими друзьями в Санкт-Юсташ. Соседи вышли и, увидев нас, отвернулись. Я смотрел на флаги, попрощался мысленно с русским, и готовился морально войти в мир сине-белый. Прощай, русский язык, первая моя любовь. Меня жизнь привела к другой. Будем по-местному, прощай.

Вечером вышел из своей новой хаты, походил по району. Не плохой. Гулял и думал: что-то не слишком чужое ощущение. Смотрю на землю: бычки везде. Давно не видел такого, интересно. Перехожу дорогу, в парке пустые банки пива, интересно. На перекрестке возле метро заметил еще кое-что, раньше пропущенное – большой ресторан под названием «Rasputin», и написано под названием «европейская кухня». Боже мой, чтобы это значило? Солнце клонится к вечеру, начинают подъезжать черные тачки немецкого производства. Через час, когда солнце уже окончательно село, тихий район превращается в клуб. Люди стоят на улице и курят. Из ресторана несется звуки разных русских поп-шедевров: «Ха-ра-шо, все будет харашо, все будет харашо я это зна-а-а-Ю!» или «Небо чистая вода, тучи, тучи на ветру… Пишешь адрес в никуда, безнадега, точка – РУ!»… Через окно видно, как танцуют безнадеги, изо всех сил, в вере, что все будет хорошо, и что всем это понятно. Что же, может, так и есть.

Гуляю дальше, ресторан уже не слышен, все тихо. Фонарик сгибается вперед под тяжестью ночи. Подъезжает машина, из нее слышен шедевр: «Пей пиво, бум, бум, ешь мясо!» Мужик останавливается, окно открывает.

– «Распутин» на углу, – говорю.

– Благодарствую, – говорит и уезжает.

 

Добрый доктор Корней

И как только я приготовился быть утомленым современым миром и его очередями, встретился человек просто замечательный. И говорил он по-русски. Причем бегло и интересно. Стоял за мной в очереди в супермаркете и разговаривал с моим Ваней.

– Приветик, – говорит, – Ванюша. Как делишки?

И Ваня, похоже, с ним тоже знаком уже.

– Приветик, – отвечает, – дядя Джамбо.

Поворачиваюсь – и вижу высокого, благородного на вид негра средных лет. Оказывается, познакомились они, когда жена моя с Ваней здесь покупала продукты в прошлый раз. Но не Джамбо мужчину звали, а Корней.

Решили мы обменяться номерами, как-нибудь чайку попить.

Пришли они в гости по-русски, без пустых рук – принесли тортик и шоколада и подарок для Вани – Айболит.

– Откуда, – удивился я, – с Айболитом знакомы?

– Чаи гоняли, – сказал Корней.

Родился он и вырос в Нигерии, но поехал на Украину медицину учить. Кажется, в Харьков. Встретил жену. Влюбился и научился по-русски говорить. Читал книги.

– Сначала детские штуки читал, – говорит, – потому что дети говорят очень просто, без офигительных оборотов, которые любят люди, которые уже выросли. Но и стал любить эти детские штуки. Классные. Особенно Айболит. Ты, – говорит, возложа большую руку на мое плечо и тряся меня, – мой сердечный друг, может, не можешь понять, потому что не лечишь других. А для человека, который хочет быть врачом и который тоже из Африки, Айболит – очень важная штука. И в то же время, такие вещи пишет про Африку, ужасные. Это плохо. Почему так пишет плохие штуки о нас? Был ли в Африке мистер Чуковский? Впрочем, знаешь, у нас пишут о России: не ходите дети, в Россию гулять. В России медведи, в России миллиционеры, в России злые бабы-яги. Хи-Хи. Ужасно. Не удивительно, что русские считают нас темными и имеют неаккуратные представления о нас. Но и опять, правдиво пишет все-таки – совсем не нужно, чтобы ваши дети ходили в Африку. Я ужасаюсь, думая о том, что бы случилось, если бы ваши дети ходили в Африку гулять. Не надо. Ни за что. Но вообще – офигительно. Айболит для меня – противоречивая, но вдохновительная штука. Такой добрый.

Вообщем, поменял имя. Был Набояне и стал Корнеем.

– Никто в Союзе, – говорит, – чисто-конкретно не захочет стать здоровым у врача Набояне. И я люблю всех, хочу всех сделать здоровыми. Не хочу отталкивать от себя без хороших причин. Не любят Набояне – не буду Набояне. Буду Корнеем.

Он закончил учебу, но даже с новым именем его не приняли на работу.

– Не хочу, – сказал Корней, – говорить худое ни об ком. Все люди добрые. Бывает, ранят друг друга, как разбойники, но это случайно, они ошибаются.

Короче, поехал в Москву и был жестоко избит на зеленой ветке, которая и славится у темнокожего населения Москвы тем, что очень опасная. Лежал очень долго с разбитыми костями и решил не переставать любить Россию издалека – из Канады.

Мы с ним на смеси английско-русского говорили, но он с сыном, Всеволодом, говорит только по-русски. Хочет, чтобы сынок знал этот язык и чтобы читал про доброго доктора Айболита. И замечательно говорит, очень интересно. Прямо немножко завистно, как сильно говорит, не стесняясь. И Всеволод, учась у папы, тоже говорит замечательно. И когда Ваня с ним играет, тоже заимствует интересные речевые обороты. Идем по улице потом, и Ваня показывает пальцем на разные вещи. Проезжает машина скорой помощи – «вспомогательная машина», потому что помогает. Доходим до фонаря – «осветительная штука». Магазин уже не магазин, а «здание для покупки штук».

Здорово. Мне очень нравиться. Смотрю на Корнея и в чем-то, лингвистически говоря, вижу себя. А что делать? Пожимаю плечами. Посмотрим. Может, Ваня все-таки будет говорить по-русски нормально, несмотря на меня и мое худое речевое влияние?

Пошли к Корнею на чай, подарили Маршака. Они еще не читали, а Ване очень нравится. Я думаю, им тоже понравится.

Там немножко по-русски говорили, почитали вслух. По дороге домой я решил, наконец: с Ваней буду теперь только по-английски. Ну, посмотрим.

 

Студенты

Открываешь студентам новые слова или новую грамматику, показываешь на примере, как с новыми вещичками обращаться, и, наконец, предоставляешь студентам возможность самим употреблять их, работая с партнером. Такова методика.

В группах здесь, где кореец сидит рядом с иранцем, или японец там подходит к арабу – все очень здорово и эффективно. Потому что нет возможности понять друг друга с полуслова, слишком уж студенты разные, и когда кто-то осмеливается нести какую-нибудь чепуху – приходится обсуждать до тех пор, пока не осенит, а то просто не поймут друг друга.

А в группах в России и в некоторых других странах (не во всех) встречаются несколько препятствий для эффективности этой методики.

Первое препятствие: не все хотят воспользоваться предоставленной возможностью разговаривать с партнерами. Ну, некоторые товарищи такие (настроения что ли нету) предпочитают хандрить. В принципе, я их понимаю лучше всех. На уроках русского языка в университете тоже хандрил на последнем ряду. «Зачем мне, – думал, – говорить с этими подобными мне типами по-русски, они же не русские?» И махал, как потом махали и мои студенты на меня, пальчиком на учителя, типа, ноу, ноу, санк ю, не хочу, не интересно.

Второе препятствие: те, кто не против языком трепаться, слишком хорошо понимают друг друга. С полуслова ошибаются вместе. И что самое, на мой взгляд, интересненькое, говорят пес знает что. И кивают головами и понимают друг друга полностью. Стоишь как дурак и изумляешься: «Это на моем языке они разговаривают?! Но я ни фига не понимаю».

Ну, с удовольствием тогда, для сравнения и все такое, встретил группу американских студентов русского языка. Удовольствие – это не то слово. Изумление. Интерес. Утомление.

Учились они в РГГУ, жили в общаге. Подписали контракт перед отъездом, который их обязывал в течение учебного года говорить только по-русски. И в лучшем протестантском духе – никто не отступал ни на секунду, ни ради какой-либо логики. Даже с людьми, которые не были с их курса. Энергичные они были, и, честно говоря, я даже немного завидовал. В некотором смысле они были молодцы. Усердно занимались, много читали, хотели все испробовать, и называли всех «товарищами».

Говорили они иногда очень правильно, но часто сомневались по поводу того, что говорят и на каком языке, хотя, по всей видимости, прекрасно понимали друг друга.

– Как ты чувствуешь сегодня, товарищ?!

– Вполне прилично, товарищ. Как ты чувствуешь сам?

– Тоже прилично, спасибо. Что нового?

– Ничего многого. Я долго говорил русский вчера.

– Замечательно! Кем ты говорил с?

– С настоящим русским персоном! Хотя, чтобы сказать всю правду, не очень понимал его, он не очень понятно говорил. Он, наверное, был не очень грамотным товарищем.

– Почему ты считаешь так?

– Ну, я не понимал его, но это не значит что-нибудь конкретное. Он продавал томаты на рынке. Я купил томаты от него, и он мне подсказал шепотом, где купить очень вкусный однодневный кефирчик.

– Кефирчик!

– Вкусненький, товарищ!

Короче, очень вкусные и дружные всегда были разговоры про еду и рынки. Но иногда ссорились они тоже, особенно мальчики с девушками, которые влюбились друг в друга на первой неделе. Но и даже тогда отказывались нарушить свой обет.

– Я не могу тебя стоять!

– Утихомирься, она ничего не значила ко мне.

– Не прикасайся меня! Забирай от меня руки!

– Драгоценная, не отойди от меня! Я умею объяснить!

– Да не «умею», болванчик, а «могу».

Как бы все это ни было интересно, я начал притворяться, будто по-русски не понимаю, когда сталкивался с кем-нибудь из них. Они издевались надо мной в своем рунглише:

– Он в России живет и не говорит русский! Какой необдуманный человек!

Но в целом было интересно и полезно их слушать. И они молодцы, хотя все-таки лучше, сдается мне, когда группа смешанная, студенты из разных стран (если, конечно, не возможно вообще толковаться только с носителями языка).

Перенесемся на пару лет вперед.

Знакомый мне товарищ из Кишинева, Сергей, пошел учиться в колледж. Государство здешнее платит, стипендию дает новым иммигрантам, чтобы они могли не работать, а освоиться. Здорово, вроде. Но в первый день занятий обнаружил, чисто случайно, что вся группа, кроме двух человек, из Молдавии, и русско-говорящие. Не то что это плохо, но… все понимали друг друга с полуслова, и чувствовалось, что все делают ошибки, но понимают из-за общего менталитета. Никто не хотел бросать уроки, потому что стипендию получали. И каждый стремился тогда работать в паре со студентом из другой страны. Один был из Индии, но он вроде испугался сразу и больше не приходил, несмотря на стипендию. Другой человечек – не понятно откуда. Белый, но не понятно. Учились полгода, так и не знали, пока дело не дошло до шуток. Учитель попросил на следующее занятие приготовить анекдот, и человечек рассказал анекдот из своей страны:

«Читает в газете товарищ, будто его сосед выиграл лотерею и ему дадут машину. Удивился сосед, да и завистно стало, и он решил позвонить на радио государственное, узнать, правда ли это. Звонит, и отвечают там на радио: конечно же правда, раз написано в газете, там, конечно, правду пишут. Вот только не машину, а велосипед, и не дадут ему, а забирают у него».

Смотрит Сергей со всеми остальными и глаза открываются – оказывается, единственного студента в группе, который не говорил по-русски, тоже можно было легко понимать. Румын он был. Заговорил по-английски очень прилично и перешел в другую группу.

 

Фотография

Я его видел только на фотографии – снимали в кабаке. Сидит он, темно-волосый, худой, на вид немножко интеллигентный, и пьет молоко через трубочку. Рядом с ним сидит девушка, русская, тоже темноватая, с немножко отчаянными глазами, на четвертом месяце беременности – пиво хлестает. Встретились они вдруг, как обычно встречаются, и все как по маслу. Сам он – канадец из Квебека. То есть когда спрашивают, типа, «О, ты из Канады?» Он всегда отвечал: «Нет, я из Квебека». Все туземцы уважали его за непредсказуемость – любил он употреблять выражения, которые не ожидали услышать от иностранца. Ну, называет кого-то вдруг ласково «парнишкой» или пословицу выговаривает в тему.

Много было у него любимых таких слов, но самое-самое – слово «блат». И все делал «по блату», от самых важных до самых незначительных вещей. Нашел себе работу в Москве по блату. Работал личным помощником какого-то знакомого директора. Купил себе машину «Ниву» и по блату получил президентские номера. Милиция постоянно тормозила его, не могли понять, чего это «Нива» с президентскими номерами. Подходили к машине, и он как начинал кричать – сразу понимали, откуда у него номера. Познакомился с девушкой по блату. То есть, он дружил с австралийкой, и у нее была подружка русская. Он ее увидел один раз и потерял сознание. Когда оклимался, попросил сразу познакомить с ней.

Австралийка по имени Вика тоже была на фотографии, сидела рядом с русской девушкой с другой стороны. С Викой я был слегка знаком, а лучше знал ее бойфренда. Вика была, так сказать, интересная. Как и многие, она не сразу могла ответить на вопрос: зачем приехала? Колебалась несколько недель, потом стремительно поняла: русского мужика найти. Когда какой-нибудь мужик проходил мимо, она выходила из себя и чем бы ни занималась, сразу бросала дело, глазки начинала строить, с волосами начинала играть, и не переставала, пока не пропадет мужик из вида. Учила русский, но не очень получалось у нее. Во-первых, потому что она большинство времени проводила, играя с волосами. Во-вторых, потому что у нее просто не было таланта к этому делу.

Приехал примерно в одно время с ней молодой швейцарец из итальянской семьи, который на фотографии сидит рядом с молокопьющим нашим другом. Темненький и очень талантливый. Играл на аккордеоне и на трубе. Говорил по-немецки, по-французски, по-итальянски. Английского не терпел и практически ни слова не говорил. Хотел русский учить и, естественно, найти себе русскую красавицу. Когда говорил о русских красавицах, у него глаза начинали выпрыгивать из головы: «Мама миа! Какие они милые и прекрасные! Боже, как они все понимают красоту!» И все такое.

Проходили австралийка и швейцарец мимо друг друга каждый день в коридоре школы. Две противоположности. Она вся в улыбках, не смотрит куда идет, людей задевает, хохочет, и так далее. А он – тихо идет, хандрит себе, не особо улыбается. Она на него случайно смотрит, словно его нет, и даже своей сумочкой его ударяет, не замечая того. А он, как только ее слышит, английскую речь ее, весь напрягается, пытается уйти в другую сторону, иногда успевает до того, как она его заденет, иногда нет. И так каждый день в течение года. Замечали друг друга? Думаю, что да. Влюбились сразу? Это уж, не думаю. Даже когда начали встречаться, по всей видимости, делали это с некоторой неохотой.

Видно его раздражало, когда она говорила по-английски (друг с другом они говорили по-русски), и то, что она говорила по-русски с английским акцентом.

Ее, думаю, очень сильно раздражало то, что он не русский. Немецкий, французский, итальянский – ей были по фигу. То, что он хорошо говорил по-русски – помогало. Помогало и то, что играл на аккордеоне. Когда ей становилось особенно тяжело от того, что он не русский, она его просила играть какую-то русскую мелодию. И он любил играть, ради нее даже быстренько выучился играть на балалайке, и это помогало.

Разговаривали между собой на русском, но очень упрощенном, поскольку она по-другому не умела. Темы разговоров у них были, соответственно, простые: как тебя зовут, какая сегодня погода, откуда ты, что ты любишь делать в свободное время, и так далее. Вскоре на все возможные темы переразговорились. Тогда пошли на улицу, с местными знакомиться. Ну, к какому-то киоску ходили «Боржоми» покупать, потом обратно домой – узнать друг у друг еще раз как зовут.

Он пытался ей помочь с русским, но очень они были разные, и способы изучения у них тоже были разные. Он любил сидеть, читать, информацию зубрить, а вот ей такое не пойдет. Не могла так долго сидеть на одном месте. Тогда пошли они на улицу опять. В живой жизни учить, на примере. Сначала он подходит к киоску, чтобы дать ей пример того, как дело делается, и спрашивает: «Будьте, любезный до конца госпожа, „Боржоми“, силь ву плэй».

Но на него всегда очень плохо реагировали, почти никогда не давали, что хотел, не понимали, а если давали, то без лишних спасибочек или пожалуйста. Ну, его не любили, морда у него такая невеселая, темная, ну, почечник что ли?

Потом ее очередь повторить по примеру, она подходит и говорит: «Ха-ха, привет, „Балтику“ дай?»

И ее всегда понимали, будто с полуслова. Не договаривала еще – и «Боржоми» уже в руке. Любили.

Полагаю, его это раздражало самую малость. То есть, акцент у него – отменный. Иногда, правда, принимали за русского из Прибалтики или же с Кавказа, но уж точно не за иностранца западного. У нее – ну, такой, сильный. Иногда принимали за американку. Грамматика у него – тоже отменная. Иногда исправлял ошибки у туземцев. «Прошу прощение, – говорит официантке, – кофе, конечно, он, а не оно», – или подобную незначительную ерунду. И анекдот на эту тему любил рассказать: «Приходят люди, и каждый там заказывает: „Одно кофе“. И начинаешь думать, будто никто не понимает ничего. Приходит мужик, на вид не самый умный, и говорит: „Один кофе“. Думаешь, типа „Ура! Наконец!“ – и все такое. И просит еще мужик: „И один булка, пожалуйста“».

Любил очень этот анекдот и смеялся.

А у нее – грамматики не было, и главное, желания ее учить – тоже. И анекдота не понимала. И хотя, казалось бы, все должно быть в его пользу, люди его не понимали и не любили, а ее – очень любили и понимали.

Вот у нее была знакомая русская красавица – Жанна. И когда наш друг из Канады, Льюи, ее увидел, то сразу забыл дышать и в обморок упал. Когда проснулся, ее не было. «Познакомь, – говорит, – поскорее, а то я в монастырь уйду».

Но не познакомили – такова судьба. Русская красавица уехала иронично со своим бойфрендом в долгое путешествие в Швейцарию. И он ушел в монастырь – иконописью заниматься. Год прожил послушником. Почти в тот день, когда она приехала, он ушел из монастыря. Четыре месяца спустя они сидели в кабаке, млеко и пивко пили.

Австралийка Вика и темно-угрюмый швейцарец начали встречаться с другими, вскоре после того как эту фотографию сняли. А у Льюи с Жанной первенец родился. Эммануил. По русскому обычаю не хотели пускать Льюи в больницу на роды. Ждал он под окном и бросал камушки в него. Медсестра злобно вышла сообщить ему, что родился мальчик, который не доживет до утра, и попросила камушки оставить в покое. «Нормально, – сказал он. – Умрет сейчас мой сын, и мне даже не дадут его увидеть в живых».

Тогда не задумаваясь он помчался домой, одел рясу, которую еще хранил со времен монастыря. Вернулся в больницу и спрятался за дверью, пока медсестра, которая злобно говорила, не вышла куда-то. Тогда подошел к другой медсестре и сообщил, что его вызвали младенца несчастного крестить поскорее. Его подвели, и он ребенка крестил своим чином. Дал ему имя Эммануил. «Потому что должен был умереть», – сказал он потом, таинственно. Но Эммануил выжил. Тогда и Льюи с Жанной расстались.

Смотрю на эту фотографию и думаю философически: какой все-таки смешной и бессмысленной иногда кажется жизнь…

 

Дословный перевод

Переводить дословно, кажется, никто уже не переводит. Нет, студенты теперешные уже более утонченные, по тем старым граблям больше не ходят. Поумнел народ. А по сравнению с новыми людьми, мы-то, елки-палки, какие были невежды. Прямо неловко признаться. Ошибались вокруг да около. Какие устаревшие ошибки мы только не совершали в своем научном невежестве. Но всего больше – грешили в дословном переводе. Думали по-своему, переводили по словам, не подозревая о собственной грубости. Говорили своими словами на другом языке.

Так, кто-то может тут подумать невольно, по старой привычке: ну и что ж тут такого? И даже может тайно недоумевать. А в том-то все и дело, что такая ошибка приводит прямо к недоумениям, путем недопонимания и его сестры – негодования. Уж такая она вещь злоопасная и тонкая. Кто-то говорит, кто-то слушает, и тот, который слушает, думает: вот и высказал собеседник, старый хрен, слова совершено четко на моем языке, правда с каким-то хрупким акцентом. Все понятно, а смысл-то совершено неожиданный, то есть: чего он пытается добиться? И чаще всего кажется тому, кто слушает, будто говорящий то ли над ним издевается, то ли просто тормоз какой-то. И после любого из этих выводов, сердится, блин.

Ну, возьмем пример из чистосердечных ошибок прошлого.

Кушать надо всем. И в гости ходить тоже, особенно когда зовут. Бывает и обратное – к себе привлекаешь, ну, захотелось стряпать вдруг, и зарплату получил, есть что поесть, кроме картошки. А вот если гостей принимать и переводить дословно, продолжая думать по своему западному образцу, будут недоумения. Будут, может, слезы и обиды. Рассердятся и покажут, где раки зимуют.

Начнется с приветствия, самого обыкновеного и вежливого. Откроешь дверь и скажешь по-английски, только на русском: «Сделай себя дома (make yourself at home)». Услышат гости и не поймут сразу. Подумают, может, показалось, может, не так услышали. И так как вечер только начинается, и настроение еще вот какое, всё же войдут и разденутся. Ботинки снимут. Оденут тапки, если с собой принесли. Немножко посидят, встанут, выйдут на балкон покурить.

Когда придут, ужин уже будет стоять на плите, и вокруг нее – куча тарелок. И стукнет гостей тогда второе самое что ни на есть вежливое и уважительное выражение английской культуры. Скажешь тогда гостям: «Помоги себе (help yourself)». И не дожидаясь, пока гости себе помогут, сразу возмешь тарелку и начнешь себе накладывать, а потом пойдешь в другую комнату. И гости могут очень серьезно ошибиться в понимании того, что только что произошло. Могут подумать, будто что-то плохое. Не берусь даже представить, какие могут прийти темные мысли. Сказал бы только, что не просто так, а от избытка уважения все сделано было. От избытка уважения предоставил дом в распоряжение гостей. Честь такая, на самом деле. Честь и дословный перевод.

Скорее всего, гости еще тут. Потому что кушать еще не начали, да и еще раз подумали: может, не так поняли. Может, галлюцинации. Ну, непонятно. Но если не начнут быстро класть себе еду, если будут стоять и думать, смогут услышать еще одно заботливое выражение, переживание за гостей. Переживая, что гости стесняются, подойдешь и скажешь несколько раз: «Идите вперед (go ahead)». Улыбнешься и скажешь это. И подумаешь, что гости понимают: ты хочешь, чтобы всем было свободно и вкусно. И если они перетерпят это сложное начало, не скажут открыто о своих недоумениях, то почти все уладится. Потому что больше вежливых выражений не осталось. Пришло время жрать. Что и сделаешь. И не будешь отвлекаться, потому что не любишь, когда отвлекают от жратвы.

Конечно, и тогда небезопасно. Гости могут подумать: «Странно, что никто не желает приятного аппетита». Могут не понять, что те, кто пригласил, не желают ничего, потому что желание, так сказать, прямо у всех на глазах. Это может показаться странным и немножко несовременным. Ну, что я скажу в ответ на это? Ничего не скажу. Понимаю, понимаю, как это выглядит, но опять – выражения нет такого у них, у чужеземцев. Можно, конечно, как французы: бон аппитит синьер. Но это другой язык. Можно перевести, но и это уже будет дословный перевод, потому что понятие отсутствует. Да и ладно.

Вот если гости пройдут через это, и никто еще не скажет ничего, то можно уже расслабиться и, буквально говоря, наслаждаться собой (enjoy yourself). Если, конечно, не захотят гости еще раз пожрать, в случае чего им повторно скажут: «Идите вперед, помогите себе (go ahead, help yourself)». Но предположим, все прошло хорошо, и все уже начали наслаждаться собой, тогда можно и расслабиться.

Хотя осталось еще одно выражение, не подлежащее переводу. Но оно применяется, когда сам в гостях, а не когда гости к тебе пришли. Поэтому его не услышат. Ну, по крайне мере, пока не пригласили в гости чужеземца, чтобы показать, какое на самом деле должно быть гостеприимство. Тогда услышат. Но только после долгого и прекрасного вечера. И каким бы выражение не было сильным и непереводимым, сможет ли оно разбить такой хороший вечер, который без каких-нибудь приключении приключился? Ну, может, гость еще, конечно, по-своему поступит, может, будет упорно отказываться водку пить, не понимая, что надо, или возьмет еду и начнет сам себе на тарелку накладывать, а потом хавать до того, как те, чей дом, даже присели. Но это все, так сказать, может быть, а может и нет. От обстоятельств зависит.

А вот выражение под конец. Ну, проводят до двери, скажут спасибо, что пришел, и тут чужеземец ответит, очень вежливо, но дословно: «Спасибо, что поимели меня за ужин (thank you for having me for dinner)». И что хозяева подумают? Не знаю. Могу только головой качать. Не знаю я, не знаю, что подумают, и знать не хочу. Скажу только, что гость не это хотел сказать, а другое – то, что звучит очень нормально и безобидно. Вот.

 

Should I stay or should I go…

Совесть не дает мне покоя, считаю своим долгом всех предупредить: не приезжайте в Канаду, вам не понравиться здесь, если вы русские. И среди русских люди есть разные, конечно, но даже те, кому нравится, не нравится. Жалуются, а потом говорят: нет, Канада прекрасная страна, мы не жалеем, что уехали, хотя здесь полный отстой во всех отношениях. Но особенно в том, что касается людей. И медицины. И культуры. И языка.

Поэтому не могу больше молчать, хочу всех предупредить: не приезжайте в Канаду, не понравится вам.

Каждый, за исключением может двух-трех человек за всю историю, доходит до момента, когда его новый язык и культура становятся ему ненавистны. Когда я только вернулся в Канаду и работу искал, в «Обществе для Новых Иммигрантов» («ОНИ») в Ванкувере говорили об этой ненависти приезжих, связанной с канадской культурой. Существует пять, говорили «ОНИ», стадий, и ненависть эта, по их мнению, обычно начинает проявляться на третьей стадии.

Правильно говорят, конечно, знают свое дело, но все же я хочу выдвинуть альтернативную схему для рассмотрения в «ОНИ», потому что им не приходилось часто иметь дело с русскими. В одном я согласен: ненависть в полной мере не проявляется до третьей стадии, в этом «ОНИ» совершенно правы.

Вот. По данным «ОНИ» на первой стадии люди испытывают что-то вроде эйфории. Все в новой стране проживания кажется блестящим, красивым, прекрасным, культурным. Возможно, так действительно бывает и у китайцев, филиппинцев, гаитян и т. д. А по моим данным русские в Канаде, как правило, испытывают почти мгновенное разочарование. На первой стадии они видят грязь, бездомных людей, которых часто называют «шпаной», местных людей, которых тоже называют «шпаной» и путают с бездомными, и полное отсутствие какой бы то ни было культуры. Это еще не ненависть, это всего лишь глубокое презрение. Ну, мгновенное разочарование.

Видят, конечно, и пару хороших вещей. Во-первых, цветочки везде. По бульварам, в парках. И конечно, никто, кроме новых иммигрантов, не крадет их. И еще видят, что все так расслаблены, и поэтому местные одеваются как бомжи. И нравится, действительно, расслабленность, нравится отсутствие стресса, нравится тишина. Но это более или менее все. Это первая стадия.

По мнению «ОНИ», вторая стадия включает в себе то, что называют «культурный шок». У кого он сильнее, у кого слабее, обычно, зависит от того, насколько сильную испытывали эйфорию. Так как русские, по нашему мнению, испытывают шок сразу под видом разочарования, вторая стадия бывает всего лишь продлением первой. Но так как она длится достаточно долго, она отличается все-таки от шока, испытываемого на первой стадии. Бывает она более утонченная, более открытая. Если на первой стадии боялись открыто признаться в недоумении, то на второй уже переходят на бранные слова.

И тогда, по мнению «ОНИ», начинается третья стадия, с полной ненавистью и разочарованием. Хочется домой. «Какого черта мы здесь торчим? Нас не любят, мы их не любим, и т. д…. Безумные они все. Ходят в кедах без носков. Об утюгах никогда не слышали. Бабы не знают свое место, феминисты какие-то разъяренные правят балом. Мужиков настоящих нет, все какие-то геи. Не стригутся, не бреются. Штаны не могут правильно поднять, все висит возле колен, как у черных. Это явные признаки безумия. Избалованные эти западные люди. Шашлыки не делают, только гамбургеры да гамбургеры. Избалованные. Да и сколько здесь китайцев».

И все это, уверяют в «ОНИ», вполне обычное дело. Это не только неизбежно, это нужно и закономерно. Бывает это у всех. У самих китайцев, у корейцев, у египтян, у всех. Ничего для науки здесь нового нет. Об этой третьей стадии давно знают. Только не знают о ней новые иммигранты. Приезжают и не подозревают. Об этом никто не говорит заранее. И это, я считаю, стыд и срам для канадского государства. Они просто обязаны предупреждать. Поэтому я и пишу. Будьте подготовленными к третьей стадии. И будьте готовы на ней буксовать.

Да говорят, что часто буксуют на ней. Что значительная часть иммигрантов не может ее проехать до самой смерти. Только маленькая, заветная часть достигает четвертой стадии – стадии смирения. Чаще всего совсем не могут смириться с участью. И до пятой стадии, до тихого довольствия, уж точно не доходят. И почему – плечами пожимают, хмурятся. Не знают точно. Ну, трудно привыкнуть к новой культуре. Где родился, там и пригодился. Если в детстве ели манную кашу и любите часто об этом говорить с другими, кто тоже ел манную кашу, чего вам делать в стране, где едят бекон с кленовым сиропом на завтрак и по настоящему любят только гамбургеры? Где крокодила Гену не знают и смотрят только плохие мультики Дизни? Но самое обидное, на мой взгляд, это то, что канадское государство молчит. Вроде знают, что не понравится никому, но молчит. Может, потому, что, как ни странно, учитывая все обстоятельства, никто не уезжает. Остаются мучиться, бедные страдальцы. И решает государство, что все довольны, раз не уезжают. Но это не так. Хотя действительно хотелось бы знать: почему не уезжают?

 

Рабби Бернс и Вечное Шотландство

25 января. Саскатчеван, место нашего изгнания. Мне десять лет. Падает снег крупными снежинками. Солнце садится. Стоит мороз крещенский. Я весь трясусь но не от холода. Сидит отец мой возле камина и улыбается.

– Паренек, – говорит, улыбаясь еще пуще – поздравляю, черт возьми! Сегодня ты станешь мужиком. Первый раз сыграешь на Бернс Дай. Играй на славу. Не забудь клан Макаули, да и Камбел. Ну, и для этих негодяев из Клана Камрэн тоже сыграй разок, на фиг. Шотландию не забудь.

А как. Забыть-то я конечно не собирался, если бы и мог. С детства меня поднимает отец в четыре часа ночи, дышась тяжело со сильным запахом односолодовой шотландской гордости, и выводя на кухню заставляет меня петь песни Клана Макаули и Клана Камбел. И заканчивалось всегда тем что заставляет меня клясться умереть ради Шотландии, что и всегда охотно делал. Умереть-то ради страны которую никогда не видел я готов был, даже в десять лет. А сыграть на вечер Роберта Бернса – куда страшнее. Потому что если паршиво сыграешь – захочешь сдохнуть, да тебя не возмут в рай и придется тебе всю жизнь ходить с башкой опушенной от понимания того что изгадил день памяти вечного поэта.

Приехали на место. Через окна видны мужики в кильтах. Волынщыки курят и разминаются. Мы входим в зал, где накуренно и в тоже время как-то свежо. Легкий запах потрохи смешается с тем самым односолодовым виски. Запах счастливого канадско-шотландского детства. Запах вечного поэта Рабби. Запах сразу выбил из меня страха. Клин клином. Я сыграл на славу. Для Клана Макаули. Для Клана Камбел. Даже для тех негодяев из Клана Камрен которые, как уверял отец, всегда спирали наши овечки и коровы зимой. Но паче всего сыграл для Рабби, бедного да честного шотландца, как мы все, черт возьми. «Был честный фермер мой отец, он не имел достатка…»

Пятнацать лет прошли с того дня, и много изменилось в моем понимании жизни и самого вечного поэта. Вот, 25 января. Стою я в подъезде на второй балтийской улице в москве, пиво пью с пацанами и пытаюсь объяснить суть этого изменения Кольке и Грише. Ване по барабану, ему можно и не объяснить.

– Да я не говорю, – говорю, – что Маршак плохо перевел стишки, просто другой дух получился, понимаешь? Ну, вкус-то другой. В оригинале он не серьезный, он вообще шут, понимаешь, издевается, а вот у Маршака получился какой-то пафосный образ патриота. Это непременно есть, есть. Но настоящий шотландский патриот – издевается над пафосом, понимаешь?

Но Колька не впечатлен. Он вобще не верить что Бернс шотландец, и думает, кажется что писал на русском языке.

– Да че ты гонишь!? Бернс – поэт Советского Союза, Бернс наш, – говорит, и убегает в киоск за бутылкой портвейна как бы слыша слова самого Рабби «Вина мне пинту раздобудь…»

– Да, – хочу сказать, – Россия родина слонов, я понимаю, – но Гриша меня перебивает. – А ну-ка, стишок какой-нибудь помнишь в оригинале, раз он не наш?

– Ей Богу!– говорю, – сейчас получишь в оригинале, блин. – И начинаю я читать первое что приходит в голову. – Fair fa» your honest, sonsie face, great chieftain o» the pudding race! Aboon them a» yet tak your place, painch, tripe, or thairm…

– Че-че?! Че это значит?!

– Да пес его знает. Не на английском же он писал, а на смесь шотландского с английским. Вот. Да знаешь, Маршак молодец, но мне кажется что для того чтобы правильно передать всю глубину путаницу, он должен был перевести на смесь русского с украинским.

– То есть, если бы он не был советским писателем и не писал на русском в оригинале…

– Ну да, конечно.

 

Православие и Вилли Валлас

Когда бываю в штатах всегда ожидаю неожиданное. Такая уж страна. в своей непредсказуемости штаты похожи на россию. Кто-то всегда стреляет в меня из-за какого-то нелепого угла.

В городе С., штат Массачусетс, в приходе Русской Зарубежной Церкви, познакомился с американцем, который, как я, вырос на среднем западе, который, как я, тоже играл на волынках, у которого, как у меня, было то достаточно серое и предсказуемое пресвитерианское детство тех мест, но который, в отличие от меня, не убежал в россию, не говорил по-русски и никакого желания не имел приближаться к чему-либо русскому.

– Что тебя тогда привело сюда – спрашиваю, недоумевая, – блин?

– Не что, – говорит, – а кто. И ответом сразу осведомлю: Виллям Валлас.

– Ничего, – говорю, – себе. Как это понять? Осведоми пожалуйста целым рассказом чтобы понять.

Так вот, осведомил.

Когда американец нашего рассказа был пацаном, он по семнадцать с лишком раз посмотрел, как, впрочем, и почти все нормальные люди на планете у кого были телевизор и видеомагнитофон, фильм Храброе Сердце с Мель Гибсоном. И после стольких просмотров, он почувствовал, как, впрочем, почти все эти нормальные люди на планете, даже те которые не играли каждый день на волынках, что Шотландия заслуживает свободу и что он сам готов бы положит свою душу вместе с храбрым сердцем, да и не раз, а сколько понадобится пока шотландия не станет воистину свободна от фараонов, тиранов, негодяев и прочих англичан.

Со временем острота чувства ослабевала да не погасла совсем. Она ждала свой момент. И вот несколько лет спустя, появилась возможность, он ее не упустил а оказался со своими волынками в самой шотландии, в горных местах недалеко от Инвернес, столицы Хайландса. Он играл, люди бросали монеты в его шапку, японские туристы фоткались рядом с ним, и он почувствовал себя счастливым каждую минуту без передышки. Пока однажды не заметил седобородого старичка. Старичок проходил мимо каждый день утром, и каждый вечер на обратном пути всегда останавливался посидеть на скамейке по близости. Сидел и слушал, встал и пошел. Так каждый день. И наш американец, будучи любопытным и дружелюбным американцем стал по возможности с ним болтать, здороваться, языком трепать. Когда как. И старичок, будучи дружелюбным шотландцем, не всегда возражал. И со временем они стали общаться на короткой ноге, и старичок с нашим американцем начал говорить как с другом и открыть тайны принадлежащие шотландцам. Однажды заболтались они о Вилли Валлас, о храбром сердце, когда глаза у старичка прикрылись, выражение его лица стало серьезным и тихим. Наш чуткий американец понял что сейчас будет что-то особенное, ну, открытие даже, может, и ждал без слов.

– Перед битвой, – говорит старичок, прищуриваясь еще пуще, – с гордым Эдуардом Английским несли гроб, – говорит.

Чуткий американец ждал молча.

– Да, – продолжает после короткого молчания – гроб с мощами святого Колумба, просветителя Шотландии.

Старичок посмотрел на американца строго и ушел. Американец был впечатлен, но не мог совсем понять почему. Ну гроб, хорошо. Ну ст. Колумб, хорошо. Он вспомнил из фильма что храброе сердце Мель Гибсон вроде слыл набожным каким-то, хотя особого значения не придавал этому фактику.

Достаточно много японских туристов фоткались с нашим американцем, достаточно много шотландского дождя падал на его голову пока с ним старичок не прищурил глаза опять. На этот раз он одним легким движением руки приглашал нашего американца пойти с ним куда-то. Американец, сам не совсем понимая почему, быстро сложил свой инструмент, извинился перед толпой готовящих фотоаппараты туристов, и ушел за шустрым старичком. Шли они сначала через улицы. Когда улицы кончились, шли они через лес на окраине города. Дошли до заброшенного места с маленьким холмиком. американец понял что это все-таки могильный холмик, но ему не стало страшно, ему почему– то стало светло на душе. Он как будто чувствовал что скажет старик.

– Да, – говорит старик, как бы читая его мысли. – После того как англичане подвергли Вилли потрошению и четвертованию и разослали части его тела по бунтующимместам королевства в предупреждение, один верный священник, духовный отец Вилли, собрал эти части и принесли сюда чтобы похоронить по христиански.

Они стояли еще долго без слов, и американец долго размышлял о том, что говорил старичок, потом решил сделать то, что счел нужным, то есть принял Православие и начал ходить в Русскую церковь.

– Никогда, – говорит, – не особо впечатляли меня предание или там религиозные святыни. Никогда не чувствовал в них ничего живого, настоящего, истинного.

– Ну как, – говорю, – теперь впечатляют?

– Да, – говорит. – Почувствовал и теперь верю.

Вот такие дела.