Дона Эрнана нашли уборщицы на полу его кабинета в музее. Он лежал, согнув колени, туловище и голова в смертельном оцепенении были обращены к двери. Его поза напоминала карикатурное изображение Чак-Муна, охраняющего храм Воинов в Чичен-Ице.

Он был заколот прямо в сердце. В его кабинете было очень мало крови. Орудие убийства найдено не было.

Сантьяго Ортису Мендесу, как одному из старых друзей дона Эрнана, досталась незавидная роль: утром следующего дня он должен был отправиться на идентификацию тела. Мы с Изой сопровождали его. Мне разрешили присутствовать, на этом настаивал сам майор Мартинес. Франческа осталась в гостинице, чтобы сообщить печальные вести постояльцам.

Это был маник, день оленя, день охоты и день, если вольно использовать аналогию, когда мне стало совершенно ясно, что устроенная доном Эрнаном охота за тем, что написал этот неуловимый кролик, была не причудой пожилого человека, а игрой в мяч на поле Чичен-Ицы, состязанием не на жизнь, а на смерть, в котором проигравший расплачивается жизнью.

Мы взяли семейный микроавтобус Ортисов, приспособленный для кресла-каталки дона Сантьяго, и отправились в морг.

Когда мы прибыли, нас уже поджидал майор Мартинес. Предвидя это, дон Сантьяго еще в микроавтобусе предложил мне дать ему — дону Сантьяго — десять песо и нанять его в качестве моего адвоката. Прежде чем поступить в дипломатический корпус, он учился на адвоката, и, несмотря на то что выбранной им сферой деятельности стало международное право, мы все сошлись во мнении, что если у Мартинеса возникнет законная потребность допросить меня, будет неплохо, если рядом будет дон Сантьяго.

Мартинес повел нас по стерильным коридорам и ступеням в подвал, затем к окошку с надписью «Регистрация», за которым сидел молодой человек, энергично поедая лепешку тако с начинкой, скорей всего, из свинины, если, конечно, обоняние меня не подводило, в чем я, находясь в морге, не могла поклясться. Красно-коричневая жидкость каплями стекала по его подбородку и капала на лист вощеной бумаги на столе. Очевидно, работа в морге не у всех вызывает отвращение к еде.

Мартинес быстро показал свой значок, нас всех переписали, и молодой человек испачканным в жире пальцем ткнул кнопку, открывая расположенную за его спиной дверь. Мы проникли в самое сердце морга.

Следуя за Мартинесом, мы вошли в комнату с расположенными вдоль стены холодильными шкафами, где хранились тела. Воздух здесь мне казался холодным и влажным, и я увидела, что Иза дрожит. Как бы там ни было, я не могла определить, действительно ли в той комнате было так холодно.

Молодая женщина в лабораторном халате выдвинула ящик с телом дона Эрнана, и перед доном Сантьяго предстало для опознания его лицо.

Полагаю, все мы до этого момента еще надеялись, что это ошибка, что, когда ящик будет открыт, мы увидим совершенно незнакомого нам человека.

Но этого не случилось. Сантьяго молча кивнул, и нас быстро повели обратно. У Сантьяго дрожали руки, когда он поправлял плед, укрывавший его ноги. Иза положила ему на плечо руку, когда мы шли назад к молодому человеку с тако. Молодой человек, в свою очередь, казалось был несколько раздражен тем, что его обед прерван во второй раз, но снизошел до нас и вручил Мартинесу коробку. Затем нас проводили в небольшое помещение, где стояли стол и пара стульев, и попросили осмотреть содержимое коробки.

В коробке лежало все, что было найдено у дона Эрнана. Его часы — изящный хронометр конца девятнадцатого века на цепочке, принадлежавшей его матери, с фотографией его покойной жены, его одежда, совершенно пустой бумажник и несколько песо. Только один предмет казался неуместным: маленькая зеленая бусина из нефрита. Сопровождавшая нас молодая женщина в лабораторном халате заметила, что бусина привлекла мое внимание.

— Была найдена у него во рту, — сказала она. — Ее впихнули ему в рот, когда он был мертв уже несколько часов.

— Когда он умер? — спросила я.

— По моим расчетам, вчера рано утром, — сказала она, не обращая внимания на предостерегающий взгляд Мартинеса. Было видно, что майор не признавался в морге за главного.

Пока Мартинес спрашивал Сантьяго, принадлежали ли эти вещи дону Эрнану, я коснулась кремовых ботинок Эрнана. С первого взгляда это было трудно заметить, но ботинки были покрыты тонким слоем пыли, весьма распространенной за городом. Отвороты брюк также были в пыли.

Возможно, надо было спросить, где он умер, а не когда.

— Кто же это сделал? — почти шепотом спросил Сантьяго.

— Очевидно, это было ограбление, — ответил Мартинес. — Бумажник пуст, — добавил он, когда Сантьяго посмотрел на него. — Конечно, я приложу все усилия, чтобы задержать преступника или преступников.

— Безусловно, — согласились все мы.

— Здесь каждый день случается множество ограблений. Потребуется некоторое время, чтобы провести расследование.

— Где он был убит? — спросила я Мартинеса.

— Следствие еще не закончено, но мы полагаем, что это произошло у него в кабинете, где он и был найден, — ответил он. Молодая женщина в лабораторном халате с сомнением посмотрела на Мартинеса, но ничего не сказала.

Я не поверила, но тоже промолчала. Мы с Изой спросили Мартинеса, когда полиция закончит работать с телом, и он ответил, что, вероятно, в конце этого дня или завтра утром.

— Думаю, мы можем с уверенностью предположить, что это — смерть от руки неизвестного или неизвестных, — заключил он.

Когда мы вышли из здания, дон Сантьяго собрался с духом и обратился к Мартинесу уже как мой адвокат:

— Сеньора Макклинток наняла меня в качестве своего адвоката, — начал он.

— Да? — прервал его Мартинес. — А почему сеньора решила, что ей нужен адвокат?

— По причине незаконного акта конфискации вами ее паспорта и заточения ее в отеле. Уверен, вы согласны с тем, что, получив информацию о местонахождении доктора Кастильо, которого вы искали — теперь его нынешнее местонахождение вам хорошо известно, — вам больше не нужно ограничивать ее перемещения. И поскольку она не может быть замешана в смерти доктора Кастильо, так как последние несколько дней сеньора находилась, если вы помните, под домашним арестом и несколько человек могут это подтвердить, вы должны без промедления вернуть ей паспорт.

— Если сеньоре Макклинток не нужна наша защита, пожалуйста, — вежливо произнес полицейский, — а что касается паспорта, то вы понимаете, что мы расследуем два убийства, и нам предстоят обстоятельные переговоры с нашим начальством, чтобы решить, можем ли мы позволить ей покинуть страну до окончания следствия.

Итак, это была наша с Мартинесом ничья, один — один. Хорошо, что теперь у меня была возможность покинуть гостиницу тогда, когда захочу, и через дверь, а не через окно. С паспортом я разберусь позже.

Мы молча сели в микроавтобус и вернулись в отель. На полпути домой Иза нарушила тишину.

— Так печально видеть его вещи в коробке, — сказала она. — Удивительно, что у такого большого человека, я имею в виду не его телосложение, а размах личности, оказалось так мало вещей. Он всегда казался мне таким масштабным.

— Вещей действительно слишком мало, — медленно произнесла я.

Иза и дон Сантьяго посмотрели на меня.

— Очков нет. Трости — тоже.

Пауза.

— Ты хочешь сказать, что его убили не в его кабинете, иначе очки и трость были бы среди его вещей. Он никуда не выходил без очков и почти всегда брал с собой трость. Может, они остались в его кабинете, — предположила Иза.

А может, и нет, подумала я. Но я была уверена, что выясню это.

В «Каса де лас Буганвильяс» Франческа и ее невестка, Мануэла, утешали постояльцев отеля.

Большинство из них были такие же пожилые люди, как и дон Эрнан, и их шок и неверие в произошедшее почти физически ощущались в воздухе. Они обменивались предположениями, слезы лились ручьями, каждый по-своему старался справиться с известием об этом ужасном преступлении.

Словно сломанная кукла, донья Хосефина в мантилье, кружевах и с дрожащими руками сидела в кресле, которое казалось непомерно большим. Мануэла села рядом с ней, убеждая ее выпить горячего чаю с лимоном.

Мне было ее очень жаль. Она была из тех, кого в магазине я относила к категории состоятельных покупателей и которые имели право требовать самого лучшего обслуживания.

Но дон Эрнан, как мне рассказывали, нашел к ней подход. Вежливому и терпеливому, ему удавалось заставить ее улыбнуться.

Среди постояльцев даже ходили слухи, что на него — мужчину моложе ее — она положила глаз.

Витавшую в «Каса де лас Буганвильяс» атмосферу страха и одиночества нарушили Джонатан с Лукасом Маем, следовавшим за ним по пятам, словно тень. Моментально уловив настроение, царившее в комнате, и заметив два ярко-розовых пятна на щеках доньи Хосефины, он попросил принести тонизирующего средства — мексиканского анисового ликера «Штабентун», и Мануэла быстро исполнила его заказ.

Скоро все потягивали огненную жидкость, а Джонатан по очереди тихо разговаривал с каждым присутствующим. За несколько минут каждый рассказал свою любимую историю о доне Эрнане. Лукас устроился рядом с донной Хосефиной и тихо сидел, держа ее руку.

Вдруг Хосефина вышла из оцепенения.

— Он нашел что-то очень важное, — сказала она, и ее голос услышали все в комнате.

— Очень важное, — повторила она, — и я знаю, что это.

Взгляды всех присутствующих обратились к ней. Но больше она ничего не сказала. Ее лицо исказил страх, словно она только что осознала, что находка дона Эрнана, чем бы она ни была, могла стать мотивом для убийства.

Лукас ей что-то прошептал, а Джонатан подошел к ней и спросил, что она имеет в виду.

Но она только покачала головой и плотно сжала губы.

Мне следовало бы поговорить с ней прямо тогда и убедить рассказать мне все, но казалось, что семья Ортисов все держит под контролем. Я знала, что мне нужно поговорить с доньей Хосефиной, только не в этом людном месте и после того, как я закончу одно срочное дело.

Джонатан и Лукас вышли со мной из гостиной, и Джонатан спросил меня, куда я направляюсь.

— Обратно в морг, — ответила я. Он с некоторой, тревогой посмотрел на меня, но храбро предложил мне себя в качестве провожатого.

Мы поехали в его джипе и припарковались в конце улицы, где располагалось это ужасное здание. К моему большому удивлению, проникнуть внутрь оказалось довольно просто. Я снова прошла тем же путем, которым мы проходили раньше, и оказалась у окошка администратора.

Вместо юноши с жирными тако сидела худенькая девушка и красила ногти.

— Извините, — сказала я, — я уже была сегодня здесь, помогала идентифицировать тело.

Она кивнула, словно бы это было вполне нормальным явлением.

— Здесь была одна очень милая женщина в лабораторном халате, она мне здорово помогла. Я не поблагодарила ее за оказанную любезность и хотела бы сделать это, если она еще здесь.

Джонатан несколько скептически посмотрел на меня, но смолчал.

— Она уже ушла.

— Она появится завтра? — спросила я.

Девушка вздохнула, встала со стула, осторожно держа руки перед собой, чтобы не повредить маникюр, и, безуспешно пытаясь надеть очки, принялась изучать обширный график работы сотрудников.

— Ее не будет еще четыре дня, — сказала она. — У нее свободный график, — добавила она. Я подумала, что в Мексике у всех свободный график, но решила не высказывать этого мнения вслух.

Зато теперь я знала ее имя. Эулалия Гонсалес. Это была единственная женщина в графике, которая работала сегодня и должна была появиться через четыре дня.

— Грасиас, — поблагодарила я, и мы с Джонатаном направились к выходу.

— Могу ли я узнать, что все это значит? — спросил он, когда мы вышли из этого страшного здания и снова вдохнули свежего воздуха.

— Я хотела подробнее расспросить ее о том, что случилось с доном Эрнаном, — сказала я.

— Может, будет лучше, если этим займется полиция?

— У меня нехорошее предчувствие касательно следствия, которое проводит Мартинес. Думаю, торопясь дать заключение по такому серьезному делу, как это, — в конце концов, дон Эрнан имеет международное признание в своей области, — он готов не обращать внимания на некоторые несоответствия.

— Например?

— Например, место совершения преступления. Как насчет основных деталей? Когда мы отправились опознавать тело, Мартинес сказал, что дон Эрнан, вероятно, был убит в своем кабинете, но я так не думаю. Его ботинки были в дорожной пыли и отвороты брюк тоже. Откуда может взяться пыль, если вы работаете, сидя за письменным столом? Я заметила выражение Эулалии Гонсалес, она тоже была не согласна с тем, что дон Эрнан был убит в кабинете. Разве это не наводит на размышления о причине, по которой Мартинес настаивает на том, что это случилось в кабинете?

— Лара, возможно, ты несправедлива к полиции. Может, Мартинес просто не хочет говорить что-либо на публике. Я отвезу тебя обратно в отель. Тебе нужно отдохнуть от всех этих перипетий.

Отчасти я была с ним согласна. Так или иначе, у меня не было другого плана. Я позволила ему отвезти меня в гостиницу. На обратном пути он наклонился ко мне и сжал мою руку.

— Когда все уляжется, давай снова съездим за город, только мы вдвоем.

— Отличная идея, — сказала я, надеясь, что и он с этим согласен.

Остаток дня я провела, помогая Ортисам готовиться к похоронам. Полиция пообещала выдать тело вечером, а похороны должны были состояться через два дня.

Мы все, невероятно уставшие, рано отправились спать. Донья Хосефина удалилась в свою комнату еще до моего возвращения в отель. В тот вечер я ее больше не видела.

Я поставила будильник на три часа ночи, и, когда он прозвенел, через пару минут я была готова. Я снова надела черное. Для выполнения поставленной мной задачи мне нужно было выбраться через окно в ванной. Я не хотела, чтобы кто-нибудь увидел, как я выхожу из отеля в этот поздний час.

По моим подсчетам, музей находился менее чем в миле от гостиницы. Я решила не останавливать такси и побежала, стараясь держаться жилых улиц и теневой стороны. Добежав до музея, я спряталась в небольшом садике на заднем дворе, чтобы восстановить дыхание. Полиции нигде не было — ни машин, ни патруля.

У меня остался ключ от кабинета дона Эрнана, и, так как это был единственный ключ дона Эрнана в отеле, я здраво рассудила, что он был универсальным. На ключе была надпись «музей», а не «кабинет», а дон Эрнан являлся исполнительным директором музея. Я осторожно пробралась к задней двери.

Через пару секунд я оказалась внутри и как можно тише поднялась по ступенькам. Когда я добралась до верхнего этажа, я остановилась, чтобы дать глазам привыкнуть к темноте. Я разглядела желтую полицейскую ленту, преграждавшую вход в кабинет, но охраны не было. Полиция закончила здесь работу.

Крадучись я прошла по коридору. Проскользнуть под желтой лентой не составило труда, и я очутилась в кабинете. Я взяла с собой фонарик из кухни в гостинице и быстро осмотрела комнату. Очков нет. Трости — тоже. Только очертания тела, сделанные мелом там, где оно было найдено.

Дневник, который я обронила в спешке, когда покидала кабинет в прошлый раз, остался между выступом окна и шкафом для хранения документов, и, очевидно, при беглом осмотре полиция его не заметила. Я схватила дневник и двинулась в обратный путь, остановившись у входной двери, чтобы убедиться, что снаружи никого нет, прежде чем выйти на улицу.

К четырем тридцати я была уже в кровати. Но я не спала. Мне нужно было многое обдумать.

До этого момента я ходила вокруг да около. Но теперь мое положение было сродни тому, как если бы я стояла у самого верха Ниагарского водопада. Опусти я ногу в воду, и меня бы просто унесло. Меня бы неминуемо затянуло в мир масок, мир зла. Возможно, думала я, может сбыться мой сон, который я увидела в первую ночь, проведенную в Мериде, когда я проваливалась в черный мир Шибальбы, где меня поджидали Повелители Смерти.

Почему я так охотно поехала?

Может, на этой поздней стадии моего развития у меня проявился какой-нибудь рецессивный спонтанный ген. Или в этих событиях сосредоточились все страдания и обиды прошлого года. Или я просто схожу с ума.

Однако, похоже, причина в чем-то более значительном.

Дон Эрнан называл меня амига. Он считал, что ему нужен помощник в этом деле, и позвал меня.

Я должна хоть что-нибудь сделать.

Следующий день, ламат по календарю майя, который ассоциируется с кроликом, был хорошим днем для начала чего-либо, впрочем, не более чем любой другой. Я должна разгадать загадку, найти кролика и последовать за ним, куда бы он меня не привел.

Я уже совершила как минимум одно незаконное деяние — воровство, да к тому же с места преступления. Нет, даже два. Я утаила от полиции информацию об ограблении в баре. Прежде чем все выяснится, случится еще что-нибудь.

Радости это полиции, особенно майору Игнасио Мартинесу, не доставит.

Я решила, что, когда до этого дойдет, меня вряд ли будет волновать мнение майора Мартинеса.