Я отчетливо помню, как впервые увидел в Аюттхае королевский дворец. Дорогая матушка часто рассказывала, как я стоял, завороженный зрелищем вздымающихся зданий, золота, изящной резьбы, великолепием всего этого. То было самое красивое и поразительное зрелище в моей молодой жизни, и, признаюсь, я так и не утратил ощущение благоговейного трепета, который испытал в ту минуту. Этот город до сих пор ошеломляет меня.

Теперь, вынужденный заняться самонаблюдением, я вижу, что моя очарованность не позволила мне увидеть низких устремлений, отвратительной интриги, ведущейся в самом сердце дворца. Признаки были налицо даже тогда и, разумеется, впоследствии, но, будучи мальчишкой в столь непохожем на все, что видел раньше, месте, я не смог понять их.

Естественно, занятие антикварным бизнесом приводит тебя в соприкосновение с богатством и богачами. Разъезжая по миру в поисках совершенных произведений искусства для украшения демонстрационного зала компании «Макклинток и Суэйн», я бывала в домах, представляющих собой дворцы, на яхтах величиной со средний дом. Встречалась с людьми, у которых денег больше, чем большинство из нас может хотя бы представить. В общем, если не считать редких мук зависти, я довольна жизнью и радостно возвращаюсь в свой маленький дом с небольшим садиком в пригороде и в свой магазин, который, несмотря на площадь в три тысячи квадратных футов, мог бы уместиться в гостиных некоторых домов, где мне приходилось бывать. Однако я ни разу не видела ничего похожего на дом Чайвонгов. Забыть его или их вряд ли удастся.

В аэропорту меня встретил водитель с машиной и быстро увез от толп, которые находишь в международных аэропортах: путешественников; их друзей; мелких дельцов, предлагающих перевозки, отели, поездки в «специальные» торговые места с самыми низкими ценами. В машине были газета на английском языке, «Бангкок геральд», аккуратно упакованное в пластик влажное полотенце для лица и рук, и бутылка холодной воды.

— Надеюсь, поездка в Аюттхаю вам понравится, — сказал водитель. — Отдыхайте, пожалуйста, если что-нибудь понадобится, скажите.

— Спасибо, у меня все хорошо, — ответила я, усаживаясь на обтянутое кожей сиденье. Мне хотелось бы полюбоваться достопримечательностями, но почти ничего не было видно. Мы ехали по большому шоссе на север от Бангкока, и поскольку было десять часов вечера, все скрывалось в темноте. После тридцати с лишним часов пути я вскоре задремала в прохладном уюте заднего сиденья.

Проснулась я от голоса водителя, негромко говорившего по автомобильному телефону. Увидев меня в зеркальце, он сказал:

— Еще всего пять минут. Я предупредил семью о вашем прибытии.

Мы остановились перед красивой десятиэтажной белой башней, похожей на административное здание или отель, стоящей на вершине пологого холмика с кольцевой подъездной дорогой. На въезде стояли два каменных слона примерно трех футов высотой, росли орхидеи. После перелета через столько часовых поясов я не могла взять в толк, почему оказалась в таком месте, но долго размышлять об этом не было времени, потому что едва вылезла из машины под портиком, увидела знакомую белокурую голову, несущуюся ко мне.

— Очень рада тебя видеть, — сказала Дженнифер, крепко обнимая меня. В нескольких футах позади нее стоял застенчивый молодой человек.

— Привет, Чат, — сказала я, чмокнув его в щеку. — Рада видеть и тебя.

Он покраснел. Я вспомнила, что в Таиланде открытое проявление чувств не одобряется, и что теперь, когда он дома, приветствовать его следовало более сдержанно.

— Здравствуйте, тетя Лара, — ответил он. — Я очень рад принять вас в своем доме.

Подошел расторопного вида молодой человек в отглаженном бежевом костюме, ладони его были сложены перед лицом и касались пальцами лба в традиционном тайском приветствии вей. Мне иногда бывает трудно определить возраст людей в таких странах, как Таиланд. Мои контрольные точки исчезают. Но я решила, что ему под сорок. У него были большие очки, широкие скулы и бросающийся в глаза приплюснутый нос.

— Меня зовут Ютай, — представился он. — Я секретарь Кхун Вонгвипы. Очень рад познакомиться с вами. Вы очень дорогая гостья в доме Чайвонгов. Вся семья кроме мистера Чата легла спать, но я провожу вас в вашу комнату. Семья надеется, что вы хорошо выспитесь, отдохнете завтра и вечером встретитесь с ней за ужином.

Я повернулась к машине, но моих вещей уже не было.

— Ваш чемодан отнесут к вам в комнату, — сказал Ютай. — Прошу вас, — и указал на вход, большую резную двустворчатую дверь; обе створки распахнулись, словно по волшебству, но на самом деле их открыли двое молодых людей в униформе. Золотая вывеска рядом с дверью гласила: «Аюттхая трейдинг энд проперти».

— Подожди, сейчас увидишь этот дом, — прошептала Дженнифер.

Я оказалась в мраморном вестибюле. Деревянный потолок был раскрашен в необычайные цвета: золотистый, коралловый, голубой. Впереди были два лифта, за ними застекленные двери, в них я увидела ряды компьютеров и конторские кабинки.

— Это служебные помещения «Аюттхая трейдинг», — сказала Дженнифер. — Они располагаются на первых шести этажах; семья живет на четырех верхних. Пойдем сюда.

Отдельный вестибюль с еще двумя лифтами находился рядом. Ютай жестом пригласил меня в один из них, вставил в отверстие ключ и нажал кнопку с цифрой 9.

— Это этаж для гостей, — объяснила Дженнифер. — Там будем только мы вдвоем, все крыло в нашем распоряжении. Я очень рада, что ты здесь. Совсем одной тут слегка страшновато.

— Кхун Вонгвипа хочет предоставить вам золотую комнату, если она вам понравится, — сказал Ютай, когда дверца лифта открылась в холл размером с мою гостиную. Стены были раскрашены по трафарету золотыми изображениями каких-то божеств, видимо, игравших роль стражей. По обе стороны холла были необычайно красивые резные двери.

— Сюда, — сказал Ютай, сняв туфли перед тем, как войти в левую. Я стояла, глазея, и не сразу последовала за ним. Дженнифер захихикала.

Золотая комната была поистине золотой. Ее обшили панелями из тикового дерева, но потом в древесину вделали листовое золото, создающее какой-то чувственный блеск. Постель на черной лакированной кровати с пологом была уже разобрана. Кроме кровати там находились диван, низкий столик, кресло с лампой для чтения и письменный стол. На столике стояло блюдо со свежими фруктами, на письменном столе — большой букет орхидей. Толстые шелковые шторы были задернуты.

— Ваша гардеробная, — сказал Ютай, ведя меня в другую обшитую панелями комнату с рядами вешалок и скамьей, на которой уже стоял мой чемодан. За ней была громадная ванная с ванной, стеклянной душевой кабиной, двумя раковинами, унитазом и биде. Меня ждали ворсистые белые полотенца и халат. Пространство между раковинами украшал букет орхидей. Я подумала, что умерла и оказалась в раю.

— А теперь, если вам ничего больше от меня не нужно, я вас покину — сказал Ютай.

Я заверила, что ничего.

— Я распорядился, чтобы вам подали жасминовый чай. Его принесут через минуту-другую. Номер сорок три, — сказал он, указывая на телефон возле кровати. — Если что-нибудь потребуется, звоните в любое время дня и ночи, или, если угодно, можете прийти в мою квартиру, она на этом этаже по другую сторону лифтового холла. Утром, когда захотите завтракать, наберите номер сорок два. Повар пришлет, что захотите. Здесь есть небольшая кухонька, тоже по ту сторону холла, можете пользоваться ею. В холодильнике есть бутылка с водой и легкие закуски. Ужин завтра вечером в восемь часов на десятом этаже. Этот ключ приводит в действие лифт. Если захотите осмотреть достопримечательности, водитель с машиной к вашим услугам.

— Я тоже покину вас, — сказал Чат. — С нетерпением жду завтра встречи с вами и рассказа о вашем путешествии, тетя Лара. И расскажу о нашем, — сказал он, улыбнувшись Дженнифер.

* * *

— Отличный дом, правда? — сказала Дженнифер, когда их шаги затихли. — Просто великолепный, особенно после того логова на пляже возле Пхукета, где мы жили.

— Он был бы великолепным даже после Букингемского дворца, — сказала я. — И где твоя комната?

— Чуть дальше по коридору. Серебряная комната, дорогая моя. Присоединишься ко мне, а? — спросила она, имитируя британский акцент. — О, вот и чай.

Симпатичная босая женщина встала на колени у столика, поставила на него поднос, налила чаю в две изящные чашки из китайского фарфора, потом, пятясь, вышла из комнаты.

— Кто такая Кхун Вонгвипа? — спросила я.

— Мать Чата, — ответила Дженнифер. — Женщина, к которой я нетактично обращалась «миссис Чайвонг». Ты завтра с ней познакомишься. Не знаю, какой ее найдешь. Я нахожу какой-то жуткой. Отец его производит приятное впечатление, но он очень стар. Все называют его Кхун Таксин. Я обращаюсь к нему «сэр».

— Как понять — «старый»? Немного старше твоего отца и меня?

— Ему больше лет, чем вам вместе взятым. Около девяноста. По крайней мере не меньше восьмидесяти. Его первая жена умерла, и он женился на матери Чата. У Чата есть единокровный брат, сын первой жены — я с ним не встречалась, младший брат по имени Дусит и дурно воспитанная сестренка Прапапан. У нее прозвище «Толстушка». Не представляю, почему. Она довольно худощава.

— А тебя как называют? Мисс Дженнифер?

— Да, — ответила она. — Пусть себе. Произносить «мисс Лучка» им трудно. Получается что-то вроде «Руча».

— Мне нравится эта комната, точнее, эти покои, — сказала я, подходя к резному ларцу. — По-моему, он очень старый и очень красивый. Знала ты, что это ларец для рукописей? В свое время в нем хранились или должны были храниться религиозные манускрипты. Золотистая и черная лакировка просто чудесная. Середина или конец восемнадцатого века.

— Я с удовольствием поговорю об этом с тобой. Только не сейчас. Я знаю, ты устала. Но в этом доме все просто потрясающее.

— И взгляни на эти золотые шкатулки. Золото с чернью. Знаешь, что их некогда делали исключительно для членов королевской семьи?

— Если думаешь, что этот этаж представляет собой нечто потрясающее, — сказала Дженнифер, — то подожди, увидишь тот, где они живут. Клянусь, они владеют половиной Бангкока. Я, конечно, преувеличиваю, но слегка.

— А те двери, в которые мы входили. Видела резьбу на них? Какая искусная! Думаю, это храмовые двери. С настоящего храма.

— Я не знала, что Чат из такой семьи. У него есть приличная квартира неподалеку от студенческого городка, и да, он ездит на БМВ, но, знаешь, тут не просто обеспеченность. По-моему, все это уже излишество.

— Знаешь, что это? — спросила я, взяв со стола небольшое блюдо. — Называется «бенчаронг», что означает на санскрите «пять цветов». Такую керамику производили в Китае для тайских — тогда они назывались сиамскими — королевских дворов. Очень красивое, правда?

— Мне кажется, они постоянно оценивают меня и считают недостойной своего сына. Не думаю, что Чат хотел знакомить меня со своими родителями, но они настаивали.

— Взгляни на эти светильники. Основания их представляют собой божеств, называемых «кинари». Видишь, это полулюди-полуптицы. Что ты сказала? — спросила я, сделав перерыв в перечислении сокровищ.

— Не знаю, — ответила Дженнифер.

— Знаешь, знаешь: что-то насчет того, что ты недостойна. Это ерунда. Пусть у них много денег, но им повезло, что их сын любит такую девушку, как ты. Вот так!

— Пожалуй, — сказала Дженнифер. — А теперь ложись-ка спать. Уже почти полночь. Наверстаем все завтра. Может, позавтракаем вместе?

— Хорошо, — ответила я. — Разбуди меня, когда проголодаешься. Между прочим, пока мы здесь, у нас есть одно предприятие.

— Предприятия я люблю, — сказала она. — Какое?

— Нужно найти антиквара по имени Уильям Бошамп.

— Это будет нетрудно, — сказала Дженнифер. — Где его магазин? Чат наверняка знает, где он находится.

— Я знаю, где находится магазин. Во всяком случае, у меня есть адрес. Но этого человека никто не видел уже несколько месяцев. Утром расскажу тебе, в чем тут дело.

— Отлично! — сказала она. — Небольшая детективная работа, как у папы. Только завтра я не могу. Кхун Вонгвипа хочет, чтобы я поехала куда-то с ней. Я думала, тебе потребуется день отдыха после долгого пути. Спокойной ночи!

Я приняла душ и с удовольствием улеглась на большую кровать. Заснула почти сразу и какое-то время спустя проснулась от звука шагов по коридору. Была уверена, что кто-то пошел в комнату Дженнифер, и почти уверена, что Чат. Подумала, что сказал бы ее отец, если б узнал об этом. А потом стала думать, где может быть Уилл Бошамп.

* * *

Я приехала в Бангкок рано, потому что из-за двенадцатичасовой разницы во времени проснулась на рассвете, водитель отвез меня к железнодорожной станции и пообещал встретить там же в пять часов.

Я люблю Бангкок. Иногда даже себе самой трудно объяснить, почему. Уличное движение ужасающее, воздух тем более, бедность нещадная, проституция навязчивая, отталкивающая. И все-таки когда солнечные лучи касаются золотых шпилей Большого дворца или отражаются от стеклянных мозаик на фасадах храмов, отчего они сверкают, словно усеянные миллионом крохотных разноцветных лампочек, когда вдыхаю даже в городе пьянящий аромат жасмина, улавливаю ритм повседневной жизни на клонгах, этот город вновь пленяет меня. Кажется, я оказалась здесь впервые, и меня ошеломляют зрелища и запахи, дурманит жара, приводит в замешательство экзотика. И вместе с тем представляется, что я прожила здесь всю жизнь, что мое место почему-то здесь. Я постояла несколько секунд, вбирая в себя все это.

Как не раз отмечал Клайв после нашего первого разговора на эту тему, отношение к поискам Уилла у меня было весьма противоречивое. С одной стороны, мне казалось, что найти его будет легко. Нужно только подождать час-другой возле его дома, и он непременно появится. С другой — представлялось, что он где-нибудь на пляже, с выпивкой и зонтиком в одной руке, с лосьоном для загара в другой. Однако оба сценария базировались на одной предпосылке: он не хочет давать ни цента жене и дочери.

«Антикварный магазин Ферфилда» я нашла легко. Он находился в сой, или переулке, отходящем от Силом-роуд, в старом особняке, превращенном в бангкокский вариант торгового центра. Это место некогда было центром города с точки зрения иностранцев, или фарангов, как их здесь называют. Оно находится неподалеку от реки, возле Нью-роуд, теперь называемой по-тайски Чароен Крунг-роуд, улицы, построенной в середине девятнадцатого века, приспособленной для проезда экипажей дипломатов, и многие посольства размещались поблизости. Центром этого района тогда был и, пожалуй, остается по сей день отель «Ориентал», в нем останавливались такие писатели, как Джозеф Конрад, Сомерсет Моэм и Грэм Грин, там любили собираться и общаться эмигранты.

Особняк, в котором некогда вполне могло размещаться посольство или жить сколотивший на востоке состояние авантюрист, теперь представлял собой лабиринт лавочек, большинство которых якобы торговало антиквариатом. Говорю «якобы», потому что в Бангкоке можно найти лучшие на свете изделия, которых среди предлагаемых товаров ужасающее количество. Более того, многие товары из тех, что остаются после изъятия подделок, нелегально вывезены с территории храмов, то есть украдены. Быстрый взгляд вокруг подтвердил мое мнение. Это одна из причин того, что часто в своих поездках в Азию за товаром я миную Таиланд, а когда все-таки приезжаю сюда, то ищу интересные вещи — резные двери, окна, мебель, другие декоративные поделки: компания «Макклинток и Суэйн» предлагает все это как копии тем нашим клиентам, которым нравится их вид, но которые не требуют подлинных антикварных вещей или не могут себе их позволить.

«Антикварный магазин Ферфилда» находился на втором этаже. Во всяком случае, так было написано по-английски и, предположительно, по-тайски. Однако витрина была закрыта коричневой упаковочной бумагой, а дверь заперта на висячий замок. Из прорези почтового ящика торчало несколько рекламных листовок, но в них не было ничего интересного, по крайней мере в тех, какие я могла прочесть. К двери было приклеено уведомление, тоже на двух языках, в котором говорилось, как и в письме адвоката, что на все товары наложен арест домовладельцем — здесь домовладелец был указан, им оказалась фирма «Аюттхая трейдинг энд проперти»; не знаю, почему я удивилась после того, как Дженнифер сказала мне, что семье Чайвонгов принадлежит чуть ли не половина Бангкока — и они будут проданы с молотка на аукционе в «Ривер-сити» в выходные.

Я посмотрела сквозь разрыв в бумаге. В магазине было темно, правда, в окно с противоположной стороны проникал свет, и было видно, что там совершенно пусто.

Я обошла несколько лавок, окружавших магазин Ферфилда. Все продавцы сказали, что давно не видели Уилла. Молодая женщина, видимо, недавно работающая, сказала, что не имеет понятия, о ком речь. В швейной мастерской я продвинулась в своих поисках, правда, очень немного.

— Мистер Уильям, да, — сказала владелица. — Я знаю мистер Уильям. Хотите купить тайский шелк?

— Не уверена, — ответила я, чтобы не заканчивать разговор, пока ничего не узнала.

— Вам очень хорошо этот цвет, — сказала она, снимая с вешалки жакет ярко-синего цвета.

— Цвет красивый, — сказала я. — Теперь о мистере Уильяме. Видели его в последнее время?

— В последнее время не видеть. Думаю, этот цвет будет лучше, — сказала она, показывая горчично-желтый жакет. — Вы очень белая. С юбкой очень хорошо. Тот же цвет или, может, черный шелк. Хорошо для вечеринок.

— Боюсь, он слишком мал, — сказала я. Я возвышалась над этой женщиной, как и над большинством таек. В этой мастерской мне бы ничто не подошло. Но измерительная лента появилась с молниеносной быстротой.

— Вы придти завтра, — сказала женщина. — Я сделать для вас. Очень хороший пригонка.

Из задней части мастерской, словно по волшебству, появилась хорошенькая девушка-подросток и принялась записывать мои размеры, которые диктовала крохотная женщина. К счастью, я не понимала называемых чисел — она говорила по-тайски — и не погрузилась в глубокую депрессию при упоминании размера моей талии.

— Думаю, мы сделать жакет вам немного длиннее, — сказала женщина. — Прикрывать, понимаете, — и похлопала себя по бедрам. — Будет мало-мало дороже.

— Но о мистере Уильяме, — сказала я, твердо решив хоть чего-то от нее добиться. — Когда примерно вы видели его в последний раз?

— Два, может, три месяца, — ответила она. — Какой вам хочется юбка? Я думаю, до колен вам хорошо. Чтобы открывать ноги, да? — Подняла мне штанину, посмотрела на икру. — Нога хороший.

— Вы знаете мистера Наронга? — спросила я, вспомнив имя, которое упомянул мистер КРК, как я стала думать о нем. Девушка-помощница прыснула.

— Конечно, — ответила с улыбкой женщина. — Это мой муж. Он будет шить для вас одежда. Сейчас его нет. Думаю, вам нужно и шелковые брюки. Черные очень хорошо. И блузка под жакет. Может, два блузка. Один желтый, один черный. Думаю, с рукава. Руки, знаете, — сказала она, подняв руку и оттянув мясистую часть выше локтя. — Пожилой женщина нехорошо показывать. Очень универсально для вас.

— Не уверена, что все это мне нужно, — сказала я. — Разве что жакет.

— Тайский шелк лучший в мире, — строго сказала она. — Почему не купить больше? Вы будете самой красивой в своя страна. Встаньте сюда, — указала она на приподнятую платформу. — Я измерить вас для брюки и рассказать о мистер Уильям. Вы всегда носить такой туфли?

Я вздохнула и мысленно в тысячный раз прокляла Клайва с тех пор, как он впервые упомянул об исчезновении Уилла Бошампа.

— Очень печальный человек мистер Уильям, — сказала женщина. — Повернитесь, пожалуйста.

Я повернулась.

— Моя думать, он хочет ехать домой, — сказала она. — Сперва он находить Бангкок очень хороший, но потом, наверно, очень заскучать по свой дом. Почему он не ехать домой, я не знаю.

— А что с его бизнесом? — спросила я, мысленно споря с собой, рассказывать или нет Натали об этом открытии. — С «Антикварным магазином Ферфилда»? Не знаете, почему он закрыт?

— У мистер Уильям очень хороший антиквариат, — сказала женщина. — Не как у многих других, — добавила она, махнув рукой в сторону лавок. — Может, мало кто знать разница между его магазин и другие. Я не знаю. Как-то вечером я видеть, он запирать дверь. Он зашел сюда сказать «до свиданья», как всегда. Больше я не видеть его. Вскоре придти другие. Повернитесь еще, пожалуйста.

— Кто другие? — спросила я.

— Из «Аюттхая трейдинг». Они владеть этот торговый центр. Они задать много вопросов, потом увезти весь красивый антиквариат мистера Уильяма.

— Какие вопросы задавали люди, которых послала «Аюттхая трейдинг»? — спросила я.

— Те же, что вы, — ответила женщина. — Когда видели его? И все такое.

— Через сколько времени после того, как вы видели его в последний раз, они приехали?

— Может, через месяц, может, больше.

— Знаете вы некоего мистера Прасита? — спросила я.

— Мистер Прасит много.

— Помощника управляющего из КРК, — сказала я и почувствовала себя дурой.

— Что такой КРК? — спросила женщина.

— Я думала, вы знаете.

— Нет, — сказала она. Обратилась к помощнице по-тайски, но та покачала головой.

— Моя дочь тоже не знать.

Девушка что-то сказала матери.

— Моя дочь говорить, сюда приходить один молодой человек, спрашивать про мистер Уильям. Он разговаривать с мой муж. Мой муж тоже ничего не знать про мистер Уильям, и молодой человек уйти. Может, он есть мистер Прасит.

— Может быть, — сказала я. — Еще кто-нибудь спрашивал о мистере Уильяме?

— Нет, — ответила она. — Вы хотите блузка, да?

— Пожалуй.

— Я ошибаться. Здесь была женщина, как вы.

— Фаранг? — спросила я.

— Да, — сказала женщина. — Только не такой красивый, как вы. Она не покупать тайский шелк.

— Как она выглядела?

— Фаранг, — повторила женщина.

— Цвет волос? — спросила я. — Такой, как у меня?

— Может быть, — ответила она. — Только больше, — и указала на место чуть пониже моих лопаток.

— Глаза? — спросила я.

— Как ваши, — ответила она. — Фарангский глаза.

Я хотела узнать, какого цвета, но допытываться казалось безнадежным.

— Она была выше меня?

— Да, — ответила женщина. — Думаю, и потоньше. Я не измерять, но я знаю. Двадцать лет в этот бизнес.

— Она назвала вам свое имя?

— Нет. Приходить только один раз. Она делать то же, что вы — пытаться заглянуть в магазин. — Женщина подняла руки, прикрыла с боков глаза и сделала вид, будто куда-то всматривается. — Там нечего видеть.

— Больше никто?

— Нет, — сказала она. — Когда вы завтра приходить на примерку? В этот же время?

— Хорошо, — ответила я. К чему спорить? В мастерскую вошел довольно высокий мужчина в превосходном темном костюме, и все трое оживленно заговорили.

— Мистер Наронг. Мой муж, — представила его женщина. — Он говорить, мистера Уильяма спрашивала еще тайская девушка. Очень красивая. Имя тоже не знает. Теперь, — сказала она, протянув калькулятор и показывая мне сумму. — Очень хороший цена, да?

Взглянув на цифры, я сочла себя несусветной дурой. Однако ткань очень красивая, подумала я, ощупывая ее, цвет такой яркий, чуть грубоватая материя была приятной на ощупь. Я представила себя в таком жакете на очередном вечере открытия ярмарки ассоциации антикваров, хотя до него оставался целый год. Может, привести сюда Дженнифер и заказать ей что-нибудь?

— Хорошо, — сказала женщина, приняв мое колебание за неохоту. — Вам, как другу мистера Уильяма, скидка десять процентов. Половина платить сейчас.

* * *

Выложив около ста пятидесяти долларов и задолжав еще столько же за «универсальный» комплект одежды и очень скудные сведения, я пошла дальше. Очередной моей остановкой был дом Уилла. Найти его оказалось не труднее, чем магазин, и по той же причине. У меня был адрес, взятый из письма адвоката, лежавшего в пакете Натали. Представление о скрывающемся дома Уилле скрашивало мне тридцать с лишним часов пути до Бангкока, я представляла себе дом на берегу клонга, с полами и стенами из тиковых досок, с изящными произведениями искусства — как-никак он был антикваром, специализировался по Азии — и с очень юной и красивой тайкой, своего рода мадам Баттерфляй, угождающей каждому его капризу. Во время полета мне даже представился младенец в колыбельке. И даже травяная хижина на морском берегу, открытая океанским ветрам, а-ля Поль Гоген на Таити. Или нечто подобное.

Однако нет, передо мной оказался шестиэтажный многоквартирный дом из бетонных блоков, я несколько раз взглянула на адрес, дабы убедиться, что не ошиблась. Дом был очень непривлекательным, он твердо стоял на опорах в районе с красивыми храмами, рынками, садами и пусть бедными, но по крайней мере интересными домиками на сваях.

Рядом находился каркас похожего здания. Казалось, строительство прекратилось в один миг, и рабочие ушли, бросив инструменты; возможно, так и произошло несколько лет назад, когда быстрое развитие азиатской экономики внезапно прекратилось. В некоторых местах, в том числе и наверху, торчали прутья арматуры, ни в одном окне не было стекол. Несколько квартир кто-то завесил простынями, видимо, там кто-то самовольно поселился. Зрелище было очень унылым, даже удручающим. Мои рассеявшиеся представления, совершенно неуместные и безосновательные, оказались гораздо романтичнее действительности.

Правда, из здания открывался вид на реку, что было немаловажно. Чао Прая протекает через центр города и представляет собой очаровательный водный путь. На ней ведут торговлю баржи с рисом, ее бороздят длинные лодки, служащие водными такси, и паромные судна, выполняющие роль автобусов, они останавливаются у пристаней через каждые несколько сот метров. С реки видны прекрасные храмы, покрытые золотом и изразцами шпили, тысячи мелких предприятий, и даже едва не падающие в воду крохотные домишки. Здание, в котором проживал Уилл, высилось над кучкой таких домиков, дети играли в воде, пока их матери занимались стряпней или уборкой. Если он жил на обращенной к реке стороне здания, из его окон открывался прекрасный вид.

Я вошла в вестибюль здания, нашла почтовый ящик с фамилией Бошамп и — ура! — номером его квартиры. Очевидно, люди здесь не так помешаны на безопасности, как у нас. Даже парадная дверь была открыта.

Квартира Уилла находилась на верхнем этаже, я поднялась туда на скрипучем лифте, мрачный коридор, очевидно, воплощал собой чье-то представление об американском модерне. Сильно постучала в дверь, но ответа не получила. Какое-то время прислушивалась, но внутри не слышалось никаких шагов.

Поняв из письма от мистера КРК, что рядом с Уиллом живет некая миссис Пранит, я постучалась в двери по обе стороны его квартиры. Безрезультатно. На этаже было тихо, как в склепе. Ни одна дверь не открывалась на мой стук, никто не входил и не выходил. Казалось, там никто не живет.

* * *

Я купила бутылку воды в зеленой лавочке в конце переулка, откуда хорошо было видно это здание, и мне предложили стул в тени снаружи. В это время дня жара, ощутимая, но терпимая, внезапно становится гнетущей. Казалось, что все вокруг, улицы, дома, даже стул, на котором я сидела, вобрали в себя зной ранних часов, а потом начали его излучать. Влажность как будто достигла предела. От жары и смены часовых поясов я, должно быть, задремала, потому что мне привиделся причудливый сон, в котором плакала Натали Бошамп, какой-то мужчина в полосатой куртке спортивного судьи раздражающе свистел в свисток, а Уилл тонул в водах лагуны. Сон, видимо, был к перемене погоды, так как, пока я спала, начался дождь. Проснувшись, я увидела, что владелец лавки таращится на меня, как на сумасшедшую, и просачивающиеся сквозь тент капли начали падать мне на голову.

На улице лило, как из ведра, и по канавам неслись потоки.

Взяв себя в руки, я услышала несколько отрывистых свистков, и к пристани примерно в ста метрах подошел паром. Это объясняло спортивного судью. Паромный кондуктор, если должность называется так, подавал сигналы прибытия и отхода. На берег вышла вереница людей и со всех ног помчалась под дождем, кое-кто забежал в здание, за которым я собиралась наблюдать. Однако никто из них ничуть не походил на Уилла.

Исходя из того, что, пока я спала, причалили и отошли, судя по сновидению, самое меньшее два парома, казалось, я совершенно не в том состоянии, чтобы вести наблюдение, и поскольку узнала пока только то, что об Уилле наводил справки еще какой-то фаранг, я решила, что мне нужна помощь официальных лиц. И отправилась по Вайрлис-роуд в американское посольство.

* * *

Разумеется, я могу понять, почему каждого, приходящего в посольство, тщательно досматривают перед тем, как впустить, но поскольку со мной обошлись, как с террористкой, а потом заставили ждать полтора часа, я была в дурном настроении, когда меня в конце концов проводили в маленький кабинет.

— Меня зовут Дэвид Фергюсон, — сказал, вставая, чтобы пожать мне руку, мужчина. Привлекательный, очень рослый, худощавый, с проседью в темных волосах. — Чем могу быть полезен?

— Я разыскиваю американского гражданина, который некоторое время жил в Бангкоке, но месяца три назад исчез.

— Имя? — спросил Фергюсон.

— Уильям Бошамп, — ответила я.

— Уилл Бошамп, антиквар?

— Да, — сказала я. — Вы его знаете?

— Знаю, — ответил он. — Хороший парень. Понятия не имел, что он исчез. Заявление было подано?

— Его жена обратилась в американское консульство в Торонто. Ей сказали, что заявление переправят в Бангкок.

— Через минуту вернусь, — сказал Фергюсон, встал со стула и пошел по коридору.

Прошло гораздо больше минуты, но он вернулся с каким-то документом в руке.

— Нашел в груде бумаг. В конце концов мы добрались бы до него. Дело в том, что сенаторы и конгрессмены просят нас сперва просматривать досье их избирателей. Хорошо, введите меня в курс дела.

Я изложила ему то немногое, что знала.

— Четвертого июля Уильям был еще здесь, — сказал он. — Я видел его на вечеринке, которую он устроил по случаю праздника. Кажется, познакомился с ним в прошлом году на вечеринке в его квартире по случаю этой даты. Многие из нас, американцев, Четвертого июля закатывают празднества. И еще в День благодарения. Много выпивки и ностальгии, иногда даже фейерверк. Разумеется, здесь устраивается праздник, но люди целый день ездят с места на место.

— Я приезжала к нему на квартиру.

— Замечательная, правда? — сказал Фергюсон.

— Вы находите?

— Да, — ответил он. — Снаружи ничего особенного, но внутри — ради такой я бы пошел на убийство.

— Я видела только дверь. И коридор.

— Жаль, — сказал Фергюсон. — Прекрасный вид на реку, и там были поистине чудесные вещи. Я начал всерьез подумывать о том, чтобы подыскать себе приличное жилище. Когда я впервые увидел его квартиру, меня охватила зависть. Я работаю здесь уже два года и все еще живу в холостяцкой квартирке, при виде ее можно подумать, что все еще учусь в колледже. Маленькая электрическая плита, кровать с хлопчатобумажным индийским покрывалом, на стенах ничего, кроме афиши «Роллинг Стоунз». Представляете? А Уилл оборудовал себе роскошное гнездо. У него маленький балкон, откуда открывается прекрасный вид, места на нем мало, потому что там стоят два громадных горшка с этими цветами, как там они называются… которые девушки привязывают на запястья к школьным танцам — светло-лиловые…

— Орхидеи? — спросила я.

— Вот-вот. Орхидеи. Но какой вид! И какая мебель! Он хорошо усвоил тайский стиль. Каждая вещь казалась мне сокровищем. В антиквариате я совершенно не разбираюсь, но у него была каменная голова Будды, которая выглядела подлинной. Картины в рамах на сюжеты джатаки, вы, наверно, знаете, что это рассказы о Будде в прежних жизнях. Стены были покрыты картинами и резными украшениями. Однако квартира была мужской. Мебель прочная, не те хрупкие вещи, которые зачастую кажутся ценными, пока не захочешь сесть на них. Отличный обеденный стол, украшенный резным нефритом, и множество стульев. Уилл не желал есть, стоя за кухонным столом. Единственное, что не понравилось мне, — это висевшая в спальне картина. На ней была изображена красивая женщина, но, знаете, глаза ее как будто бы следили за тобой, куда бы ты ни пошел. Кому захочется, чтобы кто-то, пусть даже портрет, наблюдал за всем, что ты делаешь в своей спальне? Всему же остальному я позавидовал и почти сразу же решил найти себе приличное жилье. Даже маленький столик был замечательным — со стеклянной столешницей и ящиком внизу, куда можно класть вещи и видеть их сквозь стекло, думаю, вы понимаете, что я имею в виду. Там было несколько аккуратно разложенных терракотовых амулетов, все разные.

— Похожих на этот? — спросила я, достала из сумочки амулет, который дала мне Натали, и протянула ему.

— Точь-в-точь, — ответил Фергюсон, внимательно на него глядя. — Откуда он у вас?

Я рассказала.

— Странно, — сказал он.

Не согласиться я не могла.

— Его жена сообщила об этом здешней полиции?

— Нет, — ответила я. — Наверно, думала, что сообщите вы. Я не имею в виду вас лично…

— А я и не принял ваших слов на собственный счет. Как я сказал, в конце концов мы бы это сделали.

— Была у него любовница?

— Не знаю, — ответил Фергюсон. — Мы не были особенно близки. Несколько раз выпивали вместе в добавление к празднествам по случаю Четвертого июля. Но о личных делах не говорили. Однако что касается девушек, многие мужчины, приезжающие в Таиланд… как бы выразиться?

— Берут девушку на выходные? — сказала я.

— Я предпочел бы «пускаются во все тяжкие», — сказал он. — Но что тут говорить, для одиноких мужчин Таиланд — отличное место.

— Только он не был одиноким.

— О, — произнес Фергюсон. — Понятно. Я одинок. Развелся. А вы?

— Нет, не одинока, и не забывайте этого только потому, что я в Таиланде, — сказала я довольно строго. И сама поразилась своему тону сельской учительницы. Возможно, Клайв был прав. Я становлюсь выжившей из ума старухой.

— Ла-а-адно, — протянул он. — Поехали.

— Куда?

— Обратно на квартиру к Уиллу, — ответил Фергюсон. — Видите ли, когда привлекают наше внимание, мы начинаем работать. У вас взятая напрокат машина?

— Шутите? Водить машину в таком движении?

Он засмеялся.

— Готовы на риск поехать со мной?

— Пожалуй, — ответила я.

* * *

— Ну, вот и приехали, — сказал Фергюсон примерно час спустя. — Можете ослабить мертвую хватку за подлокотники. Мы могли бы добраться втрое быстрее, сев на паром, но мне нравится доказывать, что могу водить машину по Бангкоку.

— Вы смелый и, может быть, безрассудный человек, — сказала я.

Едва выйдя из машины с кондиционером, я начала задыхаться от жары, темные очки сразу же запотели. Фергюсон повторил мой громкий стук в дверь, потом сказал: «Подождите здесь» и спустился по лестнице. Через несколько секунд вернулся с человеком, которого представил мне как мистера Пуна, управляющего домом.

— Мистер Пун сказал мне, даже несколько раз, что не может впустить нас в квартиру. Однако небольшое денежное вознаграждение переубедило его.

Я оглядела домоуправа.

— Все в порядке, — продолжал Фергюсон. — Он не говорит по-английски. Я убедил его открыть дверь и позволить нам посмотреть из коридора.

Мистер Пун оказался из тех людей, которым даже самое пустяковое дело кажется трудным. Он повозился с ключами, решил, что взял не те, ушел довольно надолго и по возвращении снова стал возиться, пробуя то один ключ, то другой.

— Начинаю чувствовать себя как Хауард Картер, ждущий, когда рабочие проложат путь к гробнице Тутанхамона, — прошептала я. — Прошу прощенья. Сравнение неудачное.

Фергюсон засмеялся.

— Давайте не спешить с выводами, — сказал он. — Ну, вот.

Пун наконец повернул ключ, и дверь распахнулась.

Я удивилась тому, как тихо было в квартире. Снаружи доносился шум уличного движения, речных судов, грохот большого города. Внутри было душно и мрачно, как в летнем домике, где никто не появлялся всю зиму.

— Иду внутрь, — сказала я.

— Я следом, — сказал Фергюсон, когда Пун начал протестовать. — Потребую дипломатической неприкосновенности для нас обоих.

Квартира, как и говорил Фергюсон, была красивой. Орхидеи на балконе определенно знали лучшие дни, но вид из окон — замечательный, мебель и произведения искусства тоже. Тиковый обеденный стол был именно таким, как Фергюсон описал его, а картины на сюжеты джатаки оказались восхитительными.

— Вам не кажется, что тут недостает нескольких амулетов? — спросила я, указывая на коллекцию под стеклянной крышкой столика. — Есть пустые пространства. Коллекция не выглядит симметричной.

— Пожалуй, вы правы, — сказал он. — Я точно не помню.

— Может быть, нет тех, которые Уилл отослал Натали?

— Не исключено.

— Теперь в кухню, — сказала я.

Расположенная рядом со столовой кухня выглядела безупречно: ни на столе, ни на полу не валялось ни крошки. Я открыла несколько шкафчиков. Ничего необычного. Фергюсон заглянул в маленькую буфетную и пожал плечами. Мы оба посмотрели на холодильник.

— Это женское дело, — сказал Фергюсон, указав на него.

Я осторожно открыла дверцу. Издала «б-р-р-р», когда моих ноздрей достиг запах испорченных продуктов.

— Зеленая слизь и прокисшее молоко, — сказала я, захлопывая холодильник.

— Сюда, — сказал Фергюсон, указывая в короткий коридор. Мистер Пун следовал за нами, что-то бормоча. В конце коридора была ванная, безупречно чистая, полотенца были сложены и аккуратно повешены, в аптечке лежали совершенно обычные медикаменты.

— Это спальня, — сказал Фергюсон, указывая на закрытую дверь.

— Ваша очередь, — сказала я.

— Благодарю, — ответил он. Взялся за дверную ручку и на секунду замер. Потом, состроив мне шутливо-испуганную гримасу, открыл дверь и заглянул внутрь.

— Кажется, все в порядке.

Кровать была аккуратно застелена. Я открыла несколько ящиков комода. Уилл Бошамп оказался педантичным. Носки и белье были разделены по цвету и тщательно сложены. Не в полном порядке оказался только чулан: дверь осталась распахнутой. Однако обувь внутри была расставлена словно по линейке, несколько костюмов, отглаженные рубашки и джинсы висели на вешалках в ряд.

— Гм-м-м, — промычал Фергюсон.

— Что? — спросила я.

— Его определенно здесь нет.

— Да.

— Нет и портрета, — добавил Фергюсон. — С глазами, которые постоянно следили за тобой. На стене остался след от него. Итак, исчезли несколько амулетов и портрет. Все остальное в том же виде, как мне помнится. Как по-вашему, что это значит?

— Не знаю. Я считала, что он скрывается от Натали и ее адвокатов. Если это так, вопрос, очевидно, в том, забрал бы он все свои вещи или хотя бы убрал все из холодильника перед отъездом?

— Может, ему было не по карману платить за эту квартиру, и он скрылся от домовладельца, — подумал вслух Фергюсон. Сказал что-то мистеру Пуну, тот ответил.

— Я ошибся. За квартиру заплачено до конца года, и Пун не представляет, куда мог деться Бошамп, — сказал Фергюсон. — Ну что ж, пожалуй, можно уходить. Боюсь, мы больше здесь ничего не узнаем. Я высажу вас на железнодорожной станции.

И тут я сделала одно из тех машинальных движений, наподобие выключения света при выходе из комнаты или поворота дверной ручки, дабы убедиться, что дверь заперта. Машинально закрыла дверь чулана.

За дверью стену испещряли засохшие красновато-коричневые капли. Мы оба молча глядели на них несколько секунд.

— Возможно, это томатный соус или красная паста керри, — наконец сказала я.

— В спальне? — возразил Фергюсон. — Я думаю, нужно звонить в полицию, а вы?