В толпе, собравшейся у входа в звездоскреб, было не меньше трех тысяч человек. Большинство откликнулось на призыв с откровенной неохотой, но спорить с посланцами Бонни всерьез никто не решался. Все они хотели мирной жизни. На планете они могли бы забраться в глушь, но здесь, на Валиске, это было невозможно.

Часть невысокого свода вестибюля рухнула после одного из первых сражений, еще в дни захвата обиталища. Бонни поднялась на гору обломков, сжимая в руке процессорный блочок.

– Последний шанс, Рубра, – проговорила она, глядя на экран. – Скажи мне, где мальчишка, или я рассержусь всерьез. – Экран оставался пуст. – Ты подслушал, что сказала Патриция. Я-то знаю, ты пронырливый гаденыш. Ты мной вертишь уже давно. Мне всегда подсказывают, где он, а он всегда уходит, стоит мне приблизиться. Ты помогаешь ему так же, как помогаешь мне, так? Ты хочешь запугать его, чтобы заручиться его помощью. Верно? Так вот, с этим покончено, Рубра, потому что Патриция изменила все. Теперь мы играем по взрослым правилам. Я уже не обязана осторожничать и уважать твою хрупкую и нежную структуру. Было здорово выходить один на один против этих уродцев, которых ты распихал по своим кладовками. Я славно повеселилась. Но ты жульничал. Странно – а ведь Дариат нас с самого начала предупреждал! – Она выбралась на крышу и встала на краю, над толпой. – Так ты мне скажешь?

«ЭТИ ДЕВЧОНОЧКИ-ПОЛУНОЧНИЦЫ, КОТОРЫЕ К ВАМ ПРИЛЕТАЮТ… – отпечаталось на экране. – ТЕБЕ ВЕДЬ НРАВИТСЯ ТО, ЧТО ТЫ С НИМИ ДЕЛАЕШЬ, ЛЕЗБА?»

Бонни отбросила блочок, точно использованную туалетную салфетку.

– Игра окончена, Рубра. Ты продул. Я тебя ядерными бомбами пополам переломлю.

– Дариат, это тебе стоит послушать.

– Что теперь?

– Бонни, как всегда. Но ситуация только что приобрела неприятный оттенок. Кире не следовало оставлять ее без присмотра.

Дариат подключился к подпрограммам слежения как раз вовремя, чтобы увидать, как Бонни поднимает руки, требуя тишины. Толпа выжидающе глядела на нее.

– Мы владеем силой джиннов! – воскликнула она. – Вы способны воплотить любое свое желание. И все же мы вынуждены жить, точно псы, в этих жалких конурах, перехватывая объедки. Нас бичами загоняют в резервации, указывают, куда мы смеем ходить, а куда – нет. И это делает Рубра. У нас есть звездолеты, черт побери! Мы можем добраться до другой звезды быстрее, чем один раз стукнет сердце. Но чтобы попасть отсюда к оконечности, нам приходится идти пешком! Почему? Да потому, что Рубра не позволяет нам ездить на метро! И до сих пор это сходило ему с рук. Но теперь с этим будет покончено!

– Какая страстная особа,– смущенно заметил Дариат.

– Психопатка. Но они не ослушаются ее – просто не осмелятся. Она накрутит им хвоста и пошлет по твоему следу. Я не смогу защитить тебя, если на охоту выйдут все одержимые в обиталище. И в этот раз я не лгу, мальчик.

– М-да. Это я и сам понял.

Дариат вернулся к костру в дальнем конце пещеры – тот почти прогорел, оставив по себе пирамиду углей, присыпанных серой золой, – постоял над ним, ощущая скрытый в розовых кусках угля жар.

«Я должен решить. Мне не победить Рубру. А когда Кира вернется, она его уничтожит. Тридцать лет я радовался бы этому от души. Тридцать долбаных лет. Всю свою жизнь.

А он готов поступиться своей внутренней целостностью, соединить свои мысли с моими. Отбросить два столетия, на протяжении которых верил, что справится и один».

Татьяна зашевелилась и села, шумно звеня браслетами. Сонное ошеломление сходило с ее лица.

– Что за странный сон. – Она хитро глянула на него. – Да и времена странные, верно?

– А что ты видела?

– Я попала в мир, поделенный на тьму и свет. И я падала во тьму. Но потом Анастасия поймала меня, и мы полетели вверх, к свету.

– Это сон о твоем спасении.

– В чем дело?

– Ситуация меняется. Я должен на что-то решиться. А я не хочу, Татьяна. Я тридцать лет прожил, отказываясь решать за себя. Тридцать лет я твердил себе, что жду этого часа. Я тридцать лет был мальчишкой.

Татьяна поднялась на ноги. Дариат отвел от нее взгляд, и она мягко положила ладонь ему на плечо.

– А что ты должен решить?

– Присоединиться ли к Рубре. Воити ли в его нейронные слои и одержать обиталище.

– Он этого хочет?

– Не думаю. Но он похож на меня, и у нас обоих нет выбора. Игре конец, дополнительное время закончилось.

Она машинально погладила его по руке.

– Что бы ты ни решил, не бери в расчет меня. Слишком многое стоит на кону. Отдельные люди значат не столь уж много. Я как-нибудь справлюсь с этой Бонни. Мы ей здорово насолили, да? Это хорошо.

– Но отдельные люди кое-что да значат. Особенно ты. Странно – я словно обошел полный круг. Анастасия всегда учила меня, как драгоценна человеческая жизнь. Теперь я должен решить твою судьбу. Я не могу позволить тебе пострадать, а это и случится, если мы с Руброй вместе обрушимся на одержимых. Я виноват в ее смерти, я не могу взять на душу еще и твою. Как я смогу смотреть ей в глаза с таким грузом на совести? Я должен быть ей верен. Ты это знаешь. – Он запрокинул голову и с гневом крикнул в потолок: – Ты думаешь, что победил?

– Я даже не знал, что мы воюем, пока не началось одержание,– грустно ответил Рубра. – Ты же знаешь, какие надежды я возлагал на тебя в прежние времена, хотя ты и не разделял их. Ты помнишь – я не хотел, чтобы кто-то помешал исполнению моей мечты. Ты был моим избранником, моим принцем. Но судьба не дала тебе вступить в наследство. Вот чем стала Анастасия для нас с тобой. Роком. Ты назвал бы это шуткой Тоале.

– Полагаешь, все это было предначертано?

– Не знаю. Мне ясно одно: наш союз – последний шанс для нас обоих спасти хоть что-то в этом дерьме. Так что спроси теперь себя, имеют ли живущие право жить или мертвые должны править вселенной.

– Очень на тебя похоже – вопрос с ответом.

– Я тот, кто я есть.

– Уже ненадолго.

– Ты согласен?

– Да.

– Тогда приходи. Я приму тебя в нейронные слои.

– Рано. Сначала я хочу вывезти Татьяну.

– Зачем?

– Когда я приду в нейронные слои, мы, возможно, и станем почти всемогущими, но Бонни и адовы ястребы все еще наделены способностью изрядно повредить оболочке обиталища. Вряд ли мы сможем избавиться от них немедленно, а как только я войду в твои нейроны, они поймут, что случилось. Нам предстоит сражение, и я не хочу, чтобы Татьяна пострадала.

– Хорошо. Я попрошу когистанское Согласие выслать космоястреб, чтобы подобрать ее.

– Ты знаешь способ?

– Возможный способ. Я ничего не обещаю. А вам лучше поторопиться в неподвижный космопорт, прежде чем Бонни начнет свою охоту.

Но Бонни выслала не просто охотничий отряд. Она хорошо усвоила, что Дариат всегда может скрыться от нее на метро, в то время как она вынуждена преследовать его на машинах наемной полиции. Чтобы поймать Дариата, следовало сначала ограничить его свободу передвижения.

Собранные ею люди были разбиты на команды, получили четкие указания и разошлись их выполнять. В каждом крупном отряде был один из ее заместителей, чтобы никто не вздумал увильнуть.

Все наземные машины в обиталище двинулись от входа в звездоскреб по наезженным в густой траве колеям к прочим лагерям, окружавшим вестибюли других звездоскребов, включая их обитателей в план Бонни. Эффект домино распространялся по всей внутренности Валиска.

Кира не трогала туннели метро, чтобы воспользоваться ими, когда Валиск будет перенесен в другую Вселенную и транспортную сеть можно будет запустить вновь. Бонни не сдерживало ничто. Одержимые неохотно пробирались через вестибюли и дальше, на станции на первых этажах. Объединенной энергистической силой они начали систематически разрушать систему туннелей. Из стен и потолка вырывались огромные куски коралла, обрушиваясь на магнитный монорельс. Силовые кабели рвались и искрили. Вспыхивали вагончики, образуя заторы и распространяя по туннелям клубы густого черного дыма. Коробки управляющих процессоров выжигались дотла, до интерфейсов с нервными волокнами самого Валиска, и по обнаженным нервам прокатывались, волна за волной, электрические разряды, причиняя, как надеялись одержимые, мучительную боль обитателю нейронных слоев.

Воодушевленные успехом своего варварского действа и очевидной неспособностью Рубры им противостоять, одержимые толпами начали проникать в звездоскребы. Перед ними катились волны энергистической силы, уничтожая все механические и электрические системы, круша мебель и уродуя стены. Каждую комнату, коридор, лестницу осматривали – искали неодержанных. Одержимые спускались этаж за этажом к крышам. Их захватывало пьянящее возбуждение, дух первых часов нового рождения. Ощущение единства придавало им сил. Один за другим они приобретали обличья фантастических чудовищ и земных героев. Они не просто уничтожат подлого врага – они сделают это с утонченной злобой.

Сорвались с причальных уступов адовы ястребы, закружились вокруг башен-звездоскребов. Благодаря своим могучим чувствам сатанинская стая видела все, что происходило за сияющими окнами, и помогала товарищам.

Вместе они изгонят его. Это лишь вопрос времени.

Дариат сидел напротив Татьяны в вагончике метро, который вез их от южной оконечности в космопорт.

– Мы посадим тебя в аварийную спасательную капсулу космопорта, – объяснял он. – Поначалу будет тяжело – они стартуют на двенадцати g. Но это продлится восемь секунд, пережить можно. Эскадрилья космоястребов с Когистана ждет, чтобы забрать тебя.

– А что одержимые? – спросила она. – Они не попытаются меня остановить, расстрелять капсулу?

– Они не поймут, что за чертовщина творится. Рубра отстрелит все двести капсул одновременно. Космоястребы прыгнут сюда и подберут твою, прежде чем одержанные корабли разберутся, что к чему.

Татьяна недоверчиво улыбнулась.

– Как скажешь. Я горжусь тобой, Дариат. Ты выстоял там, где это было важно, и показал свое истинное «я». Ты добрый человек. И Анастасия тобой гордилась бы.

– Ну… спасибо.

– Радуйся своей победе, и пусть она укрепит тебя. Госпожа Чи-ри улыбнется тебе сегодня. Насладись ее теплом.

– Мы еще не победили.

– Ты победил. Или ты не понимаешь? После стольких лет борьбы ты наконец одолел Анстида. Сейчас ты поступаешь не по его наущению, тебя ведут не ненависть и месть.

Дариат ухмыльнулся.

– Ненависть – нет. Но подложить свинью этой ведьме Бонни я буду только рад.

– Я тоже! – расхохоталась Татьяна.

Вагончик затормозил так резко, что Дариату пришлось ухватиться за сиденье. Ахнув, Татьяна уцепилась за поручень. Свет начал меркнуть.

– Что происходит? – спросила она.

Вагон остановился, на миг свет вовсе погас, потом вспыхнул снова, когда заработал аварийный матричный аккумулятор.

– Рубра?

– Эти ублюдки разнесли станцию, куда я вас направил. И отключили энергию от монорельса, а у меня нет резервных цепей.

Дариат подключился к подпрограммам слежения, чтобы оценить ущерб. Станция в вестибюле небоскреба являла собою картину безумного разрушения. Незримые потоки энергии выбивали из стен туннеля дымящиеся обломки коралла, гнули и корежили ведущий рельс, вырывая крепления, с обломанных изоляторов над головами свисали порванные кабели, осыпая вниз потоки искр. Грохот мешался со смехом и криками одержимых.

Торопливо переключаясь между станциями, он понял, насколько широк масштаб этой оргии разрушения.

– Твою мать…

– Вот-вот,– согласился Рубра. – Удержу она не знает, но сейчас это идет ей только на пользу.

В мозгу Дариата возникла схема туннелей метро.

– Слушай, есть же масса других путей к шпинделю.

– Да, пока есть. Но чтобы перейти на другую линию, вам придется вернуться на два перегона назад. Восстановить подачу энергии в вашем туннеле я не могу – они разбили релейную. Вагону придется двигаться нааккумуляторах – пешком быстрее выйдет. А к тому времени, как вы туда доберетесь, одержимые разгромят еще не одну станцию. Бонни хорошо все продумала. Она изолирует отдельные участки сети. Такими темпами связь станет нулевой через сорок минут.

– Ну и как нам теперь добраться до шпинделя?

– Вперед. Доберитесь до станции и пройдите ее пешком. Я подгоню другой вагон в туннель по другую ее сторону, и он отвезет вас прямо к оконечности.

– Пройти насквозь? Ты шутишь.

– После завершения разгрома на каждой станции остается по паре охранников, не больше. С двумя ты справишься.

– Ладно, давай.

Свет померк снова; вагончик медленно заскользил вперед.

– Ну? – поинтересовалась Татьяна. Дариат принялся объяснять.

Звездоскребы образовывали основные узлы в сети метро обиталища. Вестибюль каждого окружали семь станций, позволяя вагончикам достичь любой точки внутреннего пространства. Все они были построены по одному плану – двусводчатый потолок, центральная платформа двадцати метров длиной и два туннеля по бокам. Над рельсами по светло-сизому кораллу бежали полосы фосфоресцентных клеток. С обоих концов платформы имелись лестницы – одна вела в вестибюль звездоскреба, другая служила аварийным выходом в парк.

На станции, куда направлялся Дариат, одержимые закончили свой шабаш и спустились по лестницам в звездоскреб, оставив, как и предсказывал Рубра, двоих товарищей присматривать за четырьмя выходами из туннелей. В воздухе клочьями висел густой дым, перегородившие туннели глыбы коралла еще облизывали снизу язычки пламени. Под потолком мигали голографические рекламы; проектор, и без того сломанный, из-за близкого присутствия одержимых начинал выдавать бессмысленные цветные пятна.

Пламя постепенно угасало само собой, и часовые очень удивились, когда семь минут спустя из противопожарных форсунок станции брызнула вода.

Еще метров триста оставалось пройти по туннелю пешком. Вагон остановился, и Дариат помог Татьяне выбраться из аварийного люка. Освещение в туннеле было слабеньким – от двух узких полосок фосфоресцентных клеток на стенах исходило лишь тусклое синеватое свечение. Впереди туннель плавно изгибался, и толща коралла скрывала Дариата и его спутницу от сверхчувственного восприятия двоих одержимых.

Татьяна спрыгнула вниз и выпрямилась.

– Готова? – прошептал Дариат.

Он уже разглядывал при помощи чувствительных клеток обиталища груду коралловых обломков, которую им предстояло перелезть. Больших сложностей не предвиделось – между ее вершиной и потолком оставался зазор в добрых полтора метра.

– Готова.

– Пошли,– проговорил Дариат.

Двое одержимых-часовых оставили всякие попытки защититься от потоков воды, хлеставших из форсунок, и отступили на лестницы. Одежда их превратилась в прорезиненные анораки и все равно промокла насквозь. Все вокруг стало скользким от влаги – стены, платформа, пол, куски коралла.

Рубра отключил прерыватели на силовых кабелях метро и подал на индукционный рельс тринадцать тысяч вольт: больше не могли выдержать органические проводящие структуры обиталища – втрое против того, что потребляли вагоны. Сломанный направляющий рельс подпрыгнул, точно одержимые продолжали громить его. Из лопнувших магнитных сцепок плеснуло слепящим огнем. Эффект был такой, словно кто-то запустил в зале ожидания термоядерный движок. Хлеставшие из форсунок струи воды испарялись в фиолетовом сияющем тумане, с металлических поверхностей посыпались искры.

И посреди этого полыхающего бедлама вспыхнули два тела, полыхнув ярче кипящего воздуха.

Если бы это случилось на одной станции, то привлекло бы внимание Бонни почище прицельных сенсоров боевой осы. Но Рубра провел одновременно десятки атак – большей частью электрических, но были и массовые нападения животных-служителей, и включавшиеся вдруг механоиды, которые крошили одержимых лазерными резаками и плазмосварочными установками, пока энергистические силы не выводили из строя их процессоры.

Вести о нападениях поступали в вестибюль звездоскреба, который выбрала своим полевым штабом Бонни. Ее помощники выкрикивали предупреждения в мощные рации, с помощью которых поддерживалась связь между отрядами.

Как только за поворотом замерцало белое сияние, Дариат сорвался с места, таща за собой Татьяну. Раздался грохот.

– Что Рубра с ними делает? – крикнула Татьяна.

– Что надо.

Слепящий свет померк, гул разрядов стих. Дариат видел перед собой груду обломков – до нее оставалось метров восемьдесят, – увенчанную серпом пробивающегося из зала станции света.

Под ногами захлюпала вода, ручейками текущая по туннелю. Когда они добрались до подножия завала, Татьяна брезгливо подобрала юбку.

Бонни вслушивалась в суматошные крики, подсчитывая атаки, оценивая число жертв. Они легко отделались. И она знала, что это неправильно.

– Молчать! – гаркнула она. – Сколько всего станций атаковано?

– Тридцать две, – ответил один из ее помощников.

– И всего больше пятидесяти атак. А потеряли мы всего семьдесят-восемьдесят человек, все – на станциях. Рубра всего-навсего избавился от наших часовых. Если бы он хотел всерьез нам навредить, он начал бы тогда, когда там были разрушители.

– Дезинформация? Дариат где-то в другом месте?

– Нет, – ответила Бонни. – Не совсем. Мы знаем, что он передвигается на метро. Я зуб даю, что этот засранчик все еще там. Должен быть там. Только мы его уже обложили со всех сторон. И Рубра убирает часовых, чтобы Дариат мог ускользнуть. Вот почему нападения происходят повсюду – чтобы мы поверили, будто это ковровая атака! – Она обернулась к гладкой коралловой колонне и улыбнулась со злобным торжеством. – Так, приятель? Вот что ты задумал. Но куда он подастся? Звездоскребы точно посредине обиталища. – Она раздраженно помотала головой. – Ладно, ребята, давайте думать. Мне нужны люди на всех атакованных станциях. Сейчас же. Пусть не ступают в воду и избегают служителей. Но они должны быть там!

Изображение орущей на своих помощников Бонни висело в мозгу Дариата, как злобный похмельный кошмар. Он как раз добрался до вершины коралловой горы и протиснулся под потолком. Зал станции заполнял густой белый туман, дальше пяти метров ничего не было видно. Роса выпала повсюду, делая коралл предательски скользким.

– Хитрая сучка,– признал Рубра. – Этого я не ожидал.

– Сможешь их задержать?

– На этой станции – не смогу. Служителей поблизости нет, а кабели все прогорели. Тебе придется бежать.

В мозгу Дариата вспыхнула картина: торопливо шагающий по вестибюлю наверху помощник Бонни с прижатым к уху переговорником. «Понял я, понял!» – орал он в трубку.

– Татьяна, скорее! – рявкнул Дариат.

В этот момент его спутница проползала на животе через верхушку горы.

– Что случилось?

– Кто-то идет.

Извиваясь, как змея, она выползла из щели. Вместе беглецы бегом бросились вниз, вслед им сыпался мокрый щебень.

– Сюда! – Дариат нырнул в туман.

Его новое чувство подсказывало, где именно в этой холодной мгле покажутся прозрачно-серые контуры стен станции, позволяя без глаз увидеть вход в туннель, а чувствительные клетки Валиска показывали поджидающий в ста пятидесяти метрах впереди вагончик. А еще – сбегающего по лестнице помощника Бонни.

– Жди здесь! – шепнул Дариат Татьяне, запрыгивая на платформу.

Облик его разительно переменился: простой комбинезон сменился роскошным лиловым мундиром с золотыми лампасами. Самая внушительная фигура его юности – полковник Чосер, герой еженедельного проекционного сериала о приключениях бывшего офицера-конфедерата, борца за справедливость.

Рубра тихонько хихикал за его плечом.

На полпути вниз помощник Бонни притормозил, поднимая к уху переговорник.

– Здесь кто-то есть!

Дариат стал подниматься по лестнице.

– Только я! – весело крикнул он.

– Ты кто такой, черт тебя дери?

– Сам назовись! Это мой пост!

В мыслях помощника царило замешательство – Дариат чувствовал это, приближаясь уверенным, широким шагом. Беглецы так себя не ведут.

Дариат открыл рот и выплюнул белопламенный шар прямо в лоб одержимому. Две души с тоскливым воем канули в бездну. Тело скатилось под ноги Дариату.

– Что происходит? – Упавший на ступени переговорник на глазах снова превращался в стандартный блок связи. – Что там? Ответьте! Ответьте!

– С первого этажа поднимаются еще четверо, -сообщил Рубра. – Бонни направила их на станцию, как только ее человек сказал, что обнаружил кого-то.

– Черт! Мы не доберемся до вагона. Татьяну они обгонят запросто.

– Зови ее. Я спрячу вас в звездоскребе.

– Что?

– Пошевеливайся!

-Татьяна! Сюда, скорее!

Дариат ощутил, как раскрываются двери лифтов. Четверо одержимых были уже у подножия лестницы первого этажа. Татьяна подбежала к нему, бросив на мертвое тело полный омерзения взгляд.

– Пошли!

Дариат потянул ее за руку. Татьяна повиновалась с видимой неохотой, но, уловив растущую тревогу в его голосе, без спора. Бок о бок они помчались вверх по лестнице.

Сквозь стеклянные стены вестибюля проникал дневной свет. Здесь разрушений было немного; следы огня на коралле и разбитые стекла были единственным свидетельством того, что одержимые пришли обыскать башню.

Дариат слышал, как в другом конце вестибюля, за центральной лифтовой колонной, топочут по лестнице башмаки одержимых. Иное чувство его ощущало, как их разумы выходят из-под скрывающей их толщи коралла. А это значило, что и они его чуют.

Он взвалил Татьяну на плечо, не обращая внимания на ее возмущенный крик, и рванулся к лифтам. Могучие мышцы несли его без малейшей натуги. Женщина вовсе ничего не весила.

Он бежал с такой невероятной прытью, что остановиться, влетев в двери лифта, не смог – ему потребовалось бы метров десять тормозного пути. Они врезались прямо в заднюю стенку – сначала Татьяна, плечом, боком и бедром, при том, что к ее собственной инерции присоединилась масса Дариата. А потом и сам одержимый приложился лицом к полированному металлу, и никакая энергистическая сила не могла погасить резкой боли. Из носа хлынула кровь и потекла по стене. Дариат смутно осознал, что дверь за его спиной закрывается, отсекая беглецов от яркого света.

Дариат слабо пошевелился и провел пальцами по лицу – от этого прикосновения ссадины исчезли. Потихоньку боль унялась, и теперь одержимый мог сосредоточиться на остальных частях тела.

– Во, блин…

Он прислонился к стене и перевел дух. Татьяна лежала перед ним на полу и обеими руками держалась за бок; на лбу ее выступил холодный пот.

– Что-нибудь сломано? – спросил он.

– Вроде бы нет… но болит зверски.

Он опустился рядом с ней на колени.

– Покажи, где.

Она указала пальцем, и Дариат наложил руки на больное место. Перед его внутренним взором предстала разорванная живая ткань, чей нарушенный сияющий узор постепенно возвращался к прежнему состоянию, по одному его велению глубокие невидимые раны затягивались.

Татьяна с облегчением вздохнула.

– Не знаю, что ты сделал, но это будет получше медицинских пакетов.

Лифт остановился на пятидесятом этаже.

– И что теперь?– спросил Дариат. Рубра показал ему – что.

– Ну ты, злобный ублюдок!

– Спасибо, мальчик мой.

В поисках Дариата Станьон с одержимыми шел вниз по этажам звездоскреба. Начал он с тридцатью пятью соратниками, но число их быстро росло – Бонни перебрасывала сюда все больше сил из других звездоскребов. Она сообщила, что скоро прибудет сама, и Станьон готов был жопу рвать, чтобы найти Дариата до этой минуты. Ему жарко делалось при одной мысли о том, какими похвалами (помимо всего прочего) осыплет Кира того героя, что сотрет ее bete noire с лица обиталища.

Поисками занимались восемь команд одержимых, каждая на своем этаже. Они методично продвигались вниз, уничтожая на своем пути все электронные и механические устройства.

Станьон вышел с лестничной площадки в холл тридцать восьмого этажа. Как ни странно, Рубра больше не противился их продвижению. Мышечные сфинктеры покорно отворялись, освещение горело, служителей и след пропал. Станьон оглянулся, довольный увиденным. Служебные помещения этажа были вскрыты, машины в них превратились в шлак – включая пожарные насосы. Двери в квартиры, бары, конторы были выбиты, обстановка внутри горела неестественно жарким пламенем. От жара трескался кругами коралл, зернисто-белая «под мрамор» поверхность чернела, и из швов струился грязный парок.

– Умри, – прорычал Станьон. – Умри медленно. И страшно.

Он уже двинулся к дверям, когда его переговорник запищал.

– Мы его нашли! Он здесь!

Станьон сдернул трубку с пояса.

– Где? Кто говорит? Который этаж?

– Талторн Зеленый След, сорок девятый этаж. Он прямо под нами. Все чувствуем.

– Все слышали? – торжествующе рявкнул Станьон. – Пятидесятый этаж! Тащите туда свои задницы!

Он ринулся к лестнице.

– Они идут, – бросил Дариат.

Татьяна изобразила на лице храбрую улыбку, довязывая последний узел на своей подушке. Они забрались в давно брошенную квартиру. Гостиная была уставлена коралловыми столами и огромными глубокими креслами, набитыми ради капли удобства мягкими подушками. Подушки наполняла пластиковая пена, на девяносто девять процентов состоявшая из пузырьков азота.

Рубра божился, что из них получатся прекрасные спасательные круги.

Дариат в последний раз примерил свою упряжь. Длинные лоскутья, оторванные от пестрого покрывала, крепили одну подушку к груди, а вторую – к спине. Более нелепо чувствовать себя ему не доводилось.

Должно быть, сомнения отразились на его лице.

– Если работает, лучше не чинить,– напомнил Рубра.

– И это говорит существо, всю жизнь совавшее нос в чужие дела?

– Шах и мат, даже спорить не стану. Ты готовиться будешь?

При помощью следящих подпрограмм звездоскреба Дариат глянул на одержимых. Этажом выше их было двенадцать. Возглавлял стаю камнекожий тролль; за ним двигались двое кибер-ниндзя в черных бронежилетах, ксенок-гуманоид, покрытый блестящим желтым хитином, на вид способный рвать металл когтями, эльфийский принц в зеленой рубахе, с луком в одной руке и переговорником в другой, трое или четверо редкостно волосатых неандертальцев и солдаты в мундирах самых разных эпох.

– Маньяки на тропе войны, – пробормотал Дариат себе под нос. – Готова? – спросил он Татьяну.

Та поправила подушку на груди и затянула последнюю тесемку.

– Готова.

Сфинктер ванной комнаты разомкнулся бесшумно. Внутри виднелись изумрудно-зеленая ванна в стиле, отдаленно напоминавшем египетский, и того же типа умывальник, биде и унитаз. Все это было в превосходном состоянии – только трубы подкачали. Из медной головки душа капала вода, оставившая за долгие годы большое оранжевое пятно на дне ванны. Сток зарос скользкими сине-зелеными водорослями. В умывальнике горкой лежали куски мыла, настолько древние, что потрескались и осыпались по краям.

Дариат встал на пороге. Татьяна с любопытством заглянула через его плечо.

– А что должно случиться? – спросила она.

– Подожди – увидишь.

Из унитаза донесся треск. Вокруг стока появились и начали стремительно расширяться трещины. Сам унитаз покачнулся, приподнялся и, пьяно повернувшись, завалился набок. В полу появилось вздутие двух метров в диаметре, напоминающее миниатюрный вулкан. С несмолкающим звонким хрустом ломался коралл, и из треснувшей сливной трубы потекла тонкой струйкой вода.

– Господи, Тарруг, что ты творишь?! – вскричала Татьяна.

– Это не Тарруг, это Рубра, – ответил Дариат. – Темные силы тут ни при чем.

Сродство с местными подпрограммами позволяло ему ощущать натугу, с которой сфинктер уборной сокращался в невозможных для него направлениях, ломая тонкую коралловую стенку. Наконец содрогания его прекратились, и сфинктер расслабился. Коралловый конус дрогнул и застыл. Дариат шагнул к нему. В центре виднелась ведущая в непроглядную черноту воронка. Стенки ее составляла тугая багровая мышца, сейчас порванная и израненная. Из ран сочилась бледно-желтая лимфа, стекая вниз, в неизвестность.

– Наш путь отхода, – проговорил Дариат, эхом откликаясь на гордость Рубры.

– Через клозет? – недоверчиво переспросила Татьяна.

– Именно. Только не надо изображать чистюлю.

Он сел на край воронки и свесил ноги в отверстие. В трех метрах внизу было дно сточной трубы. Он соскользнул вниз и, когда ноги его коснулись дна, вытянул вперед руку. Пальцы его засветились ярко-розовым. Впереди уходила чуть наклонно вниз круглая в сечении сточная труба диаметром в метр.

– Подушки кидай, – скомандовал он.

Татьяна перегнулась через край воронки, с сомнением посмотрела вниз и отправила свой груз Дариату. Тот протолкнул подушки в трубу.

– Пройду я – ты за мной, поняла?

Ответа он слушать не стал. Передвигаться на четвереньках по трубе, толкая перед собою спасательные подушки, было страшно неудобно, серый коралл покрывала скользкая вонючая жижа. Позади Дариата тихонько ругалась и бормотала себе что-то нелестное под нос измазанная Татьяна.

Каждые четыре метра туннель перекрывали перистальтические сфинктеры, в обычных условиях способствовавшие току воды. Хотя сейчас Рубра максимально их расслабил, они все равно образовывали сужения, через которые Дариату приходилось проталкиваться. Он как раз одолел третье, когда Рубра сообщил ему:

– Они достигли пятидесятого этажа. Чуешь?

– Ни фига. Так что теоретически они меня тоже не найдут.

– Они засекли общее направление и движутся к квартире.

Дариат не мог посмотреть сам – он был слишком занят.

– А остальная банда?

– Лезут вниз. Лестницы просто забиты. Настоящий парад уродов.

Дариат пропихнулся через следующий сфинктер. При свете собственных рук он увидел, что через два метра сточная трубка оканчивается мощным мускульным клапаном. За ним виднелось обширное открытое пространство и слышался звук падения капель в темноте.

– Добрались! – крикнул он.

Ответом ему послужил очередной поток ругани.

Дариат пропихнул грязные подушки, скрепленные упряжью, в отверстие и, услыхав, как они шлепнулись в воду, нырнул в темноту сам.

Главный пищевод, куда открывалась сточная трубка, проходил вертикально по всей длине звездоскреба. В нем собирались человеческие экскременты, органические отбросы, сливная вода со всех этажей и попадали в огромные очистительные органы в основании звездоскреба. Органика отфильтровывалась и перекачивалась по сети специализированных канальцев в основные пищеварительные органы под южной оконечностью. Яды и токсины выбрасывались в открытый космос. Пресная вода рециркулировала, попадая в водохранилища и внутренние реки.

В обычных условиях здесь, внутри пищевода, бушевал непрерывный водопад. Сейчас, однако, Рубра перекрыл подводные трубки и поменял направление тока воды через очистительные органы, заполняя ею пищевод до уровня пятидесятого этажа.

Холодная вода сомкнулась над головой Дариата, он почувствовал, как проскальзывают в отверстие ноги. Сделав пару гребков, он всплыл, отплевываясь, – спасибо, вода была относительно чистой.

Подняв руку, он зажег на пальцах яркий синий огонек, озарив внутренность пищевода. Колодец имел в поперечнике добрых двадцать метров. Тускло-серые коралловые стены были шершаво-зернисты, точно гранит. Повсюду виднелись черные дыры сливных трубок, окруженные похожими на рыбьи губы мышечными клапанами. В нескольких метрах от Дариата в воде болтались подушки.

Из трубы высунулась Татьяна и извернулась, пытаясь оглядеться. Зажженный Дариатом огонек не мог разогнать темноту на всем пространстве, видно было на расстоянии метров пятнадцати от зеркала воды, и откуда-то сверху, из мрака, густо падали тяжелые капли, покрывая поверхность воды мелкой рябью.

– Давай, выходи! – бросил Дариат, подплывая к ней и помогая выбраться.

Окунувшись в холодную воду, Татьяна всхлипнула и задрожала. Дариат подтащил к ней подушки и натянул лямки на плечи. Ему пришлось завязать упряжь на груди Татьяны – от холода у нее занемели пальцы. Не успел он это сделать, как все до одного клапаны сливных труб неслышно сомкнулись.

– Куда теперь? – нервно спросила Татьяна.

– Вверх, – ухмыльнулся Дариат. – Рубра снизу накачает в колодец свежей воды. Минут за двадцать доберемся до самого верха. Но будет пауза.

– Да?

– О, да!

Когда Станьон примчался на пятидесятый этаж, там царила сумятица. Холл был забит возбужденными одержимыми, при этом, что происходит, не знал никто.

– Видели его? – спросил Станьон. Нет, никто не видел.

– Все обыскать! Должны остаться следы. Команды с тридцать восьмого и девятого этажей – спуститься на пятьдесят первый и проверить там.

– Что происходит? – послышался голос Бонни из переговорника сквозь треск и шорох помех.

Станьон поднес аппарат к уху, вытаскивая антенну.

– Он снова ускользнул. Но мы знаем, он здесь. С минуты на минуту мы его возьмем.

– Действуйте по плану. Помните, мы не только с Дариатом имеем дело.

– Ты не одна осталась из членов совета. Я знаю, что делаю.

– Через минуту я буду наверху. Спущусь, как только смогу.

Станьон с омерзением глянул на переговорник и, не попрощавшись, выключил его.

– Класс.

– Станьон! – окликнул кто-то с другого конца холла. – Станьон, мы кое-что нашли!

В квартиру вломились тролль, эльфийский принц и двое кибер-ниндзя. Когда подошел Станьон, все четверо толпились у двери в ванную. Великан нетерпеливо растолкал их.

Разодранный сфинктер обмяк, истекая желтоватой лимфой, стекавшей по стенкам конуса и пропитывавшей кучку коралловых осколков. Пол заливала вода из лопнувших труб.

Станьон осторожно заглянул в кратер, но не увидел и не услышал совершенно ничего.

– Ты! – Он ткнул пальцем в того кибер-ниндзя, что пощуплее. – Полезай, глянь, куда он ведет.

Кибер-ниндзя воззрился на него. Красные индикаторы на его шлеме перемигивались, отражая невысказанные мысли.

– Пошел! – нетерпеливо рявкнул Станьон. Промедлив секунду из вредности, кибер-ниндзя растворил в воздухе бронежилет и нырнул в сливную трубку.

Дариата беспокоили подводные течения – как оказалось, зря. Они быстро поднимались вместе с уровнем воды в гигантском колодце, и только пузырьки порой стайками всплывали из глубины. В полной тишине по воде по-прежнему барабанила капель.

Огонек, горевший на его пальцах, Дариат не гасил – в основном из-за Татьяны. Наверху все равно не было ничего – только черная пустота; по бокам через строго равные промежутки времени проплывали круги перекрытых сточных труб – только по ним и можно было оценить скорость подъема.

Дариат не замерз – в ледяной воде он вырабатывал тепло кожей. А вот за Татьяну он волновался. Та перестала ругаться и только громко стучала зубами. Одержимому приходилось одному строить планы на ближайшее будущее. И слушать нескончаемый шепот проклятых.

– Рубра, ты когда-нибудь слышал такое имя – Алкад Мзу?– спросил он.

– Нет. А что?

– Капоне ею очень интересуется. Кажется, она специалист по новым вооружениям.

– Откуда ты знаешь, чем интересуется Капоне?

– Слышу. Голоса из бездны взывают к ней. Они отчаянно стремятся отыскать ее для Организации.

Сродственная связь вдруг распахнула перед ним необозримое пространство, и из открывшейся дали его коснулось нечто поразительно упорное. Дариат был одновременно напуган и потрясен верой этого создания в себя, самодовольством, почти противоположным гордыне, – оно слишком хорошо знало себя и принимало без самонадеянности. За всю свою прожитую на дне жизнь он не встречал подобного благородства. И он в точности знал, кто удостоил его беседы.

– Привет, Дариат,– сказало оно.

– Когистанское Согласие. Польщен.

– Нам весьма любопытно общаться с тобой. Нам редко выпадает возможность поговорить с неэденистами, а кроме того, ты одержимый.

– Тогда валяйте, у меня мало времени.

– Меры, которые вы с Руброй готовитесь предпринять, благородны, и мы восхищены вашей отвагой. Для вас обоих это должно быть непросто.

– Зато практично.

С его ответом слилась ощутимая ирония Рубры.

– Мы хотели бы задать тебе вопрос,– произнесло когистанское Согласие. – Даже несколько.

– О природе одержания, полагаю? Разумно.

– Твое нынешнее положение уникально и крайне для нас ценно.

– Обождать придется минутку,– вмешался Рубра. – Они нашли уборную.

Преодолев колено, кибер-ниндзя на животе протискивался по сливной трубе. Мысли его заполняло отвращение. Бледно-лиловое свечение отражалось от линз его прибора ночного видения и озаряло коралловые стенки впереди.

– Они здесь были! – крикнул он через плечо. – Все говно размазано!

– Й-ес! – Станьон от избытка чувств треснул кулаком по дверному сфинктеру. – Полезай туда! – приказал он второму кибер-ниндзя. – Помоги ему.

Тот подчинился и, сев на край воронки, свесил ноги вниз.

– Кто-нибудь знает, куда ведут эти трубы? – поинтересовался Станьон.

– Я лично там никогда не бывал, – отозвался эльфийский принц, – но все они сходятся на нижнем этаже. Можно поискать там. Если, конечно, этот парень не выбрался давно из какого-нибудь толчка и не сбежал.

Станьон раздраженно покосился на зияющую воронку. Мысль о том, что шляющийся по канализации Дариат может в любой момент вылезти и раствориться в толпе, была невыносима. Сейчас, когда все натянули иллюзорные обличья, это стало до ужаса просто. «Ну почему мы не можем как следует организоваться?»

С исключительной неохотой Станьон снова включил переговорник.

– Бонни, отзовись, пожалуйста!

Рубра отворил сфинктеры под всеми унитазами с сорок девятого по пятьдесят первый этаж. Никто не заметил. Всего на этих трех уровнях находилось больше ста восьмидесяти одержимых, и прибывали все новые. Одни безропотно обшаривали комнаты, большинство примчалось просто поглазеть на готовящуюся драку. А поскольку общего плана действий у них не было, никто не подумал удивиться, когда двери всех квартир открылись. И в тот же момент неслышно затворились аварийные пожарные двери лифтовых шахт.

Дариат притянул Татьяну к себе и крепко прижал, шепнув: «Держись!» Вода захлестывала выходы сточных труб двадцать первого этажа.

Бонни сбегала по ступеням на уровне двенадцатого, обогнав пятерых своих спутников. За бешеным стуком сердца она с трудом слышала, как грохочут несколькими пролетами выше их башмаки. Покуда Бонни не чувствовала усталости, но она и сама понимала, что скоро придется сбавить темп. Быстрее чем за двадцать минут она до пятидесятого этажа не доберется.

– Бонни! – ожил ее переговорник. – Отзовись, пожалуйста!

Она ступила на очередной лестничный пролет, поднося переговорник к уху.

– Да, Станьон?

– Его смыло в трубу. Я отправил за ним пару человек, но куда их вынесет – черт знает. Он мог зайти к нам в тыл. Надо бы поставить часовых в вестибюле.

– Ж-жопа! – Бонни перешла на шаг по мере того, как гнев сменялся недоумением. – Какая труба?

– Сливная! Под полом десятки километров этих труб. Мы нашли свороченный толчок – через него наша птичка и вылетела.

– Хочешь сказать, канализация?

– Ну да!

Бонни уставилась в стену. Она чувствовала, как скользят в нейронных слоях за метровым слоем коралла мысли обиталища. А Рубра на свой манер разглядывал в это время ее. Он был доволен.

Об устройстве канализации Бонни не знала ничего, но понимала, что об этом выходе ей следовало вспомнить намного раньше. А Рубра контролировал все аспекты жизнедеятельности обиталища. Дариата засекли на несколько секунд, так что все бросились в погоню. Потом жертва исчезла. Если в канализации он мог спрятаться настолько надежно, его вообще не должны были заметить.

– Бегите!!! – взревела она в переговорник. – Уносите ноги! Станьон, твою мать, шевелись!

В этот миг Рубра расслабил сфинктеры сливных труб, отводивших стоки с сорок девятого, пятидесятого и пятьдесят первого этажей. Давление столба воды высотой в тридцать этажей, наполнявшего пищевод, было поистине неодолимо.

Станьон успел увидеть, как кибер-ниндзя вылетает из воронки и припечатывается к потолку. Вынесший его поток воздуха сменился могучей струей воды, размазавшей распростертого на потолке одержимого в блин. Рев ее мог сравниться разве что с грохотом сенсорно-подавляющих зарядов. Кожа Станьона побагровела – под напором звуковой волны рвались капилляры. Он не успел даже вскрикнуть, как ванную заполнили летящие с неимоверной скоростью капли, сбившие Станьона с ног, точно очередь резиновых пуль. Он рухнул в ванну, где из сливного отверстия хлестнула тонкая, прямая, как лазерный луч, водяная струя, сработавшая не хуже циркулярной пилы.

Каждая ванная, кухня, общественный сортир на трех обреченных этажах превратились в подобные убийственные брандспойты. Свет погас, и в эту адскую тьму ворвалась вода, ледяные пенные струи, прокатывавшиеся по комнатам и холлам, точно горизонтальная гильотина.

Татьяна вскрикнула от страха, когда уровень воды начал падать. Беглецов понесло по кругу, вдоль стенки пищевода, – поначалу медленно, потом все быстрее. По поверхности заходили мелкие волны, сталкиваясь и вырастая в водяные колонны. Из глубины поднимался низкий булькающий гул.

Дариат с ужасом заметил, что поверхность воды начала ощутимо опускаться к центру. Беглецов сносило к середине нарождающегося водоворота. А гул все нарастал.

– Рубра!

– Не волнуйся. Еще тридцать секунд, и все.

Бонни не могла противостоять потоку терзаний, захлестнувшему ее сознание, – стая душ отлетала из оставшихся внизу тел, покидая Вселенную, и их полные горечи и ужаса вопли были для нее мучительнее любой физической боли. Они были так близки, так сильны, что нельзя было сопротивляться нестерпимой силе обжигающих чувств.

Чувствуя, как все тело свела судорога, Бонни упала на колени. Из глаз ее катились слезы. Душа готова была ринуться вслед за уходящими, прочь из тела, не в силах противиться их зову. Стиснув кулаки, охотница ударила по коралловым ступеням, но слабая боль не могла поколебать стремление последовать за падшими. Она ударила еще раз, сильнее. И снова.

Наконец все кончилось. Три этажа наполнились водой. Сквозь герметичные уплотнители противопожарных дверей лифтовых шахт пробились кое-где слабые фонтанчики, но в целом двери сдерживали давление, как и лестничные двери-сфинктеры на пятьдесят втором этаже, не позволяя воде затопить нижнюю половину звездоскреба. Прижатые к потолку перемолотые тела медленно опускались вниз, оставляя за собой кровавый след.

В пищеводе звездоскреба была какая-то странная акустика. Бульканье воды далеко внизу отзывалось аккордами великанского органа, от которых у Татьяны кости ныли. Когда звук начал стихать, она обрадовалась. Дариат слабо стонал в ее объятиях, точно от великой муки. Огонек в его ладонях погас, и беглецы остались в кромешной тьме. Хотя Татьяна ничего не могла разглядеть, она чувствовала, что уровень воды больше не падает и водоворот пропал. От холода у нее заломило в висках.

Дариат раскашлялся.

– Черт побери!

– Ты живой? – спросила она.

– Живой.

– Что случилось?

– Нас больше… не будут преследовать, – маловразумительно ответил он.

– И что дальше?

– Дальше Рубра продолжит закачивать воду в колодец. Будем наверху через четверть часа. – Он снова зажег огонек в поднятой ладони. – Как думаешь, ты продержишься столько?

– Продержусь.

Бонни медленно проковыляла через двери вестибюля. Ее все еще трясло, хотя теплый ветерок едва теребил ее защитного цвета куртку. На траве, собравшись кучками и тревожно переговариваясь вполголоса, загорали десять-двенадцать одержимых. При появлении Бонни разговоры смолкли. Все уставились на нее. Одержимых переполняла обида, лица их были суровы. То был зародыш революции.

Бонни смотрела на них с холодным вызовом, но она понимала – никто из них больше не станет ей подчиняться. Власть советников Киры утонула в звездоскребе. Если она хочет сейчас выступить против Рубры и Дариата, ей придется делать это самой. Один на один. Самая лучшая охота. Она подняла руку, облизнула ссадины на костяшках и улыбнулась так, что одержимые шарахнулись.

Близ входа в вестибюль стояли несколько машин. Бонни прыгнула в ближайшую и так надавила на акселератор, что из-под колес полетела вырванная с корнем трава. Машина ринулась прочь от звездоскреба, направляясь к северной оконечности.

Переговорник пискнул.

– И что теперь? – спросил Рубра. – Кончай. Охота была славная, но ты проиграла. Найди приличный бар, выпей. Я плачу.

– Я еще не проиграла, – ответила она. – Дариат еще там. А значит, я могу победить.

– Ты потеряла все. Твои так называемые товарищи выматываются из звездоскребов. Ваш совет развалился. Когда эта свора окончательно разбежится, от маленькой империи Киры ничего не останется.

– Ты прав. Не осталось ничего. Только я и этот парень. И я поймаю его прежде, чем он сбежит. Это я уже поняла – ты помогаешь ему попасть в космопорт. Один Бог знает, зачем, но я испорчу тебе игру, как ты испортил мою. Это называется «справедливость». А еще – кайф.

– Сумасшедшая,– прокомментировал Дариат.

– Но проблем от нее изрядно,– парировал Рубра. – Было и остается.

– И еще будет немало, судя по всему. Особенно если она доберется до шпинделя раньше нас, а это вполне вероятно.

Вода поднялась до уровня второго этажа. Дариат уже видел над головой в смутном розовом мерцании край пищевода.

Еще полторы минуты – и вода выплеснулась в цистерну-хранилище. Дариат очутился в центре полусферической пещеры, стены которой пронизывали шесть колоссальных водоводов. К краю колодца по наклонному полу все еще стекали ручьи.

Дариат на боку поплыл к кромке, придерживая одной рукой Татьяну. Та почти лишилась сознания от холода, проморозившего ее до костей. Несмотря на энергистические способности, Дариат с трудом выволок ее из воды и рухнул рядом, мечтая оказаться в тепле и сухости. И, словно по его приказу, от одежды беглецов пошел пар.

Татьяна замотала головой, со стоном пробормотав что-то, словно ей привиделся кошмар, и вдруг села. Задребезжали немногие оставшиеся на ней побрякушки. Ее кудряшки и платье все еще исходили паром.

– Тепло, – с изумлением произнесла она. – Я думала, что уже никогда не согреюсь.

– Помогаю чем могу.

– Все уже кончилось?

Ее по-детски жалобный голос едва не заставил Дариата неодобрительно поджать губы.

– Не совсем. Нам все еще надо пробраться в космопорт. Этими трубопроводами можно доползти до станции метро, не выходя на поверхность. Но Бонни уцелела. И она попытается нас остановить.

Татьяна оперлась подбородком о ладони.

– Господь Тоале испытывает нас более многих. Я уверена, что у него есть для этого причина.

– А я – нет. – Дариат поднялся на ноги и снял подушки. – Прости, но нам пора.

Татьяна с несчастным видом кивнула.

– Иду.

Поисковые команды, направленные Бонни на поиски Дариата, выползали из звездоскребов Валиска после потопа. Случившееся потрясло людей – это видно было по их шаркающей походке, по отчаянию в глазах. Они выходили из вестибюлей, утешая друг друга по мере сил.

«Этого не должно было случиться», – такова была мысль, объединявшая их наподобие эденистского Согласия. Они вернулись к благословенной реальности. Они были избранниками, счастливчиками, блаженными. Им стоило лишь протянуть руку, чтобы достичь жизни вечной и сопутствующего ей изобилия ощущений. А теперь Рубра показал им, насколько жалкими были их потуги.

Но он был способен на это лишь потому, что они оставались во Вселенной, где его сила могла сравняться с их собственной. А так быть не должно! Целые планеты избегали бездны небес и возмездия Конфедерации, покуда обитатели Валиска оставались в этом мире, чтобы заполучить новые тела. То была идея Киры – и хорошая идея, смелая и правильная, ведь недаром все они согласились с ней. Вечность, проведенная в пределах единственного небольшого обиталища, была бы безмерно скучна, а Кира нашла выход.

Потому они согласились на ее правление, ее и совета, – потому что она была права. Поначалу. Но теперь число их приросло, Кира улетела, чтобы вести переговоры об участии в опасной войне, а Бонни бросила их в бой ради утоления собственной мстительности.

Хватит. Незачем больше рисковать. Хватит безумных приключений. Хватит жестокой охоты. Пора отринуть старый мир.

Машина мчалась по наезженной множеством колес колее посреди сухой равнины, окружавшей северную оконечность Валиска. Бонни выжимала из осевых моторов всю мощность, подгоняя их своей энергистической силой. На мелких плоских булыжниках и колдобинах машину здорово подбрасывало.

Но Бонни даже не замечала толчков, которые переломали бы кости любому неодержанному. Все внимание ее было сосредоточено на основании оконечности, маячившем в пяти километрах впереди. Перед ее мысленным взором старенький внедорожник обгонял чистенький вагон метро, скользящий где-то внизу по магнитным рельсам. Тот вагон, в котором ехала ее добыча.

Вдалеке уже можно было разглядеть темную черту подъездной дороги, ведущей к небольшому плато в двух километрах над равниной. Если только она доберется до входа раньше, чем Дариат выползет из своей канализации и пересядет в метро, она еще может успеть прежде него занять место в осевой камере.

Мысли ее наполнило довольство, из глубин сознания взывая откликнуться, породить в ответ собственное сонное удовлетворение, слиться с единством.

– Ублюдки!

Она со злостью хлопнула ладонями по баранке. Гнев отсек ее от сгущавшегося облака любви и приязни. Они начали, они собирают силы, делятся ими, они объединяют свою волю. Они поддались, сдались своему трусливому страху. Скоро Валиск покойно отбудет из этой Вселенной, охраняя своих насельников от любой опасности и обрекая на жизнь в вечной скуке.

Нет, это не для нее. Любой из адовых соколов унесет ее отсюда, туда, где война и веселье. Но вначале она должна разделаться с Дариатом. У нее будет время. Найдется.

Машина набирала скорость. Несгибаемое упрямство Бонни отводило часть мощнейшей дисфункции реальности, поглощавшей обиталище. Невозможное воплощалось в жизнь.

Бонни торжествующе расхохоталась. Машина мчалась по колее, вздымая за собой густые клубы охристой пыли, в то время как жалкие кочки сухой травы, кактусы и лишайники вокруг расцветали огромными цветочными почками. Голая пустыня беззвучно и невероятно превращалась в многокрасочный сад. Новые повелители Валиска готовились воплотить свое представление о рае.

Когистанское Согласие готово было задать тысячу и один вопрос о природе одержания и бездны. Дариат молча сидел в вагоне метро, направляющемся к осевой камере, и пытался ответить по возможности на все. Он даже позволил им услышать страшные мольбы пропащих, сопровождавшие его на каждом шагу, – чтобы они знали, чтобы поняли мучительную тягу, определявшую все поступки одержимых.

– Я как-то странно себя чувствую,– объявил Рубра. – Точно напился или по голове получил. Кажется, они начали проникать в мои основные программы.

– Нет,– возразил Дариат. Он и сам ощущал, как дисфункция реальности захватывает коралловую броню. Вдали хор разумов пел радостный псалом вознесения. – Они готовятся покинуть Вселенную. У нас мало времени.

– Подтверждаем,– заявило Согласие. – Наши космоястребы-часовые передают, что по твоей, Рубра, оболочке расползается красное свечение. Адовы ястребы, по-видимому, возбуждены, они покидают причальные уступы.

– Не дай этому случиться, мальчик, -попросил Рубра. – Приди ко мне, прошу, перенесись сейчас. Мыможем победить, мы не позволим им увести Валиск в их гребаный рай. Мы им еще надерем задницу.

– Пока Татьяна здесь – не могу. Я не стану обрекать ее на это. Время еще есть.

– Бонни почти добралась до плато.

– А мы уже в основании оконечности. Вагон может подняться в осевую камеру напрямую, а ей придется пешком пройти три километра по лестнице. Времени уйма.

Когда Бонни остановила машину у темного входа в туннель, шины тлели, испуская клубы сизого дыма. Охотница перемахнула через борт. Острые ее клыки выступали из-под верхней губы, создавая впечатление вечной хищной ухмылки. Она оглядела крутой склон серого коралла, словно озадаченная его видом. Покрасневшие глаза сонно прищурились. Движения обрели ленивую медлительность. Дыхание со свистом вылетало из ноздрей.

Отвернувшись от туннеля, она застыла, прикрывая пах ладонями. Голова ее низко опустилась, и глаза закрылись.

– Какого черта она делает?– спросил Дариат. – Она так торопилась сюда добраться…

– Похоже, она молится.

– Почему-то сомневаюсь.

Вагон метро достиг основания оконечности и двинулся вверх, к оси вращения. Внутрь проник натужный визг тормозов, Дариат ощутил, как вагончик замедлил ход, потом двинулся снова.

– Проклятие, по всему обиталищу отключается энергия. Это в тех частях меня, которые я еще чувствую. Я уменьшаюсь, мальчик, во многих местах мои мысли погасли вовсе. Помоги мне!

– Дисфункция реальности усиливается. Пять минут. Продержись еще пять минут.

Камуфляжный костюм Бонни темнел, приобретая блеск шерсти. Спина ее сгорбилась, ноги искривились и стали тоньше. Из-под коротких волос высунулись заостренные уши. Одежды больше не было – вместо нее черная шкура. Бонни подняла клыкастую морду и издала пронзительный, душераздирающий вопль. Сверкающие глазки стали багровыми. Она распростерла бывшие руки, и крылья развернулись во всей своей красе. Кожистая мембрана была тонка до прозрачности, и в темно-янтарной пленке виднелись тонкие черные прожилки вен.

– Блин! -взвыл Рубра. – Не верю! Пусть хоть как выглядит, не может она летать при такой массе!

– Это уже неважно,– ответил Дариат. – Ее поддерживает дисфункция реальности. Мы попали во вселенную фантазий. Если она захочет лететь – полетит.

Бонни пробежала несколько шагов и, резко взмахнув крыльями, поднялась в воздух. Крылья ее мерно взбивали воздух, она быстро поднималась, оглашая все вокруг торжествующим писком. Она набирала высоту по тугой спирали, все скорее – по мере того, как чаще и мощнее взмахивали крылья.

– Она меня возьмет,– промыслил потрясенный Дариат. – Она раньше нас попадет в осевую камеру. Я не смогу вытащить Татьяну.

-Анастасия! – воскликнул он. – Любовь моя, это не может кончиться вот так! Только не снова! Я не могу опять тебя подвести!

Татьяна испуганно уставилась на него. Она ничего не понимала.

– Сделай что-нибудь!– взмолился он.

– Например?– без особого участия поинтересовался Рубра слабеющим голосом.

– Вспомни классику,– вмешалось когистанское Согласие. – До нынешнего дня лишь два человека смогли взлететь на собственных крыльях – Икар и Дедал. Но уцелел только один. Вспомни, что случилось с Икаром.

Бонни поднялась над плато уже на добрые три сотни метров, взмывая на бурных восходящих потоках воздуха, когда вдруг заметила перемену. Менялось освещение – но в обиталище такого не случалось никогда. Бонни завалилась набок, опираясь на одно крыло, приветствуя торжествующим воем ветер, хлещущий в лицо. Перед ней раскинулся навернутый на внутренность цилиндра пейзаж, усеянный запятыми пушистых красных тучек. Но в первый раз на ее памяти не сверкал далеким зеркалом круговой резервуар. Искусственное озеро покрыла мгла, южную оконечность обиталища едва можно было разглядеть. А вокруг нее разгорался свет. Этого не могло быть – обе оконечности всегда терялись в неровных сумерках, исключительно благодаря природе самой осветительной трубки, свернутой из тонкой сетки органического проводника, повторявшей форму самого обиталища. На концах сетку перетягивали сплошной массой кабели, поддерживавшие центральную часть конструкции, и сиявшая внутри цилиндра плазма уже в восьмистах метрах от самого крепежного узла едва мерцала сиреневым.

Бонни невооруженным глазом могла разглядеть, как перетекают от южной оконечности кипящие ионы по мере того, как Рубра подавал всю оставшуюся у него энергию на силовые кабели северного узла. Магнитное поле гнало плазму по трубе. А на севере от одной-единственной секции трубы энергия была отключена полностью. Плазма ринулась по единственному остававшемуся ей пути, пробивая проводящую сетку и сбрасывая оковы державшего ее магнитного поля.

С точки зрения Бонни это выглядело так, словно над ее головой взорвалась небольшая термоядерная бомба, чей клубящийся гриб вздымался в ее направлении.

– И это все, – недоверчиво вскричала она, – ради меня?!

Пойманный в чаше оконечности воздух разорвала плазменная струя. Ураган закружил Бонни, заворачивая нетопырье тело в плащ из переломанных крыльев. А потом, словно дыхание разъяренного бога-солнца, ее окутал поток беснующихся ионов. Конечно, он не мог сравниться по мощи с настоящим термоядерным взрывом, и к тому времени, когда поток достиг своей цели, он являл собою не более чем расплывающееся облако заряженных частиц. Но двигался он впятеро быстрее любого рожденного природой урагана, а температура его достигала десяти тысяч градусов. Тело Бонни Левин разлетелось медно-блестящими осколками, оставлявшими за собой черные дымные следы, падая в расцветающую внизу пустыню.

Когда Дариат взломал замок на люке, над его головой завыла сирена. Половина осветительных панелей в коридоре призывно замерцала алым. Не обращая на это внимания, он проплыл в тесный шлюз.

Спасательная капсула представляла собою однопалубную сферу четырех метров в поперечнике. Двенадцать мягких противоперегрузочных лож стояли изножьями к центру капсулы, куда открывался входной люк. Здесь и вылез Дариат. Панель управления была только одна – едва ли больше, чем набор выключателей. Дариат включил все, наблюдая, как зажигаются зеленым огоньки на панели.

Татьяна осторожно выползла из люка. По лицу ее было видно, что она готова вывернуться наизнанку. Косички болтались вокруг ее головы, щелкали друг о друга вплетенные в них бусины.

– Занимай любое место, – скомандовал Дариат. – Выходим в онлайн.

Его спутница осторожно опустилась на ложе, и ее накрыла развернувшаяся сетка. Дариат занял место напротив нее.

– Остальные капсулы готовы?

– Да. Большая часть. Дариат, по другую сторону кольца звездоскребов меня вообще нет. Я ничего не вижу, не чувствую, даже не думаю.

– Еще минута, и все.

Протянув руку, он вдавил кнопку запуска. Шлюзовой люк захлопнулся.

– Скоро я уйду, Татьяна. Этим телом снова завладеет Хорган. Позаботься о нем – ему всего пятнадцать. И он будет страдать.

– Я позабочусь.

– Я… Я знаю, что Рубра свел нас только затем, чтобы надавить на меня. Но я рад, что мы встретились.

– Я тоже. Мы упокоили множество демонов прошлого. И ты указал мне на мою ошибку.

– Какую?

– Я думала, что Анастасия ошибалась насчет тебя. А она была права. Просто исцеление заняло много лет. Она будет гордиться тобой, когда ты догонишь ее.

Две трети скорлупы Валиска уже сияли кровавым блеском, алый свет зари рвался из окон звездоскребов. Одержимые в чреве его соединились. Они ощущали обиталище как единое целое. Ток жидкостей и газов по сплетениям его труб, канальцев, протоков был им так же близок, как движение крови по собственным венам и артериям. Мелькающие в нейронных слоях, точно разряды плоских молний, мыслительные программы Рубры тоже были открыты для них. Под властью одержимых они замедлялись, меркли, отступали вдоль цилиндра по мере того, как крепла воля одержимых изгнать его из бытия.

Теперь они знали о всех неодержанных, кого Рубра успел спрятать внутри обиталища. От Бонни сумели уйти двадцать восемь человек, разбросанных по тайным пещерам и нишам в толще коралла по всей скорлупе. Кровавое мерцание, сочащееся сквозь коралл, пугало их. Но одержимым более не было до них дела. Борьба окончилась. Они ощущали даже Дариата и Татьяну, распростертых на противоперегрузочных ложах капсулы, в то время как компьютер отсчитывал секунды. Они могли улетать – никто не был против.

Обиталище подвергалось глубочайшим переменам. Открывались, чтобы схлопнуться в тысячную долю секунды, нанометровые трещинки в ткани пространства. Пена флуктуации рождала волны, подобные тем, что создавали искажающие поля космоястребов, но лишенные порядка и центра. Пространства-времени вокруг Валиска коснулся хаос, ослабляя ткань бытия.

Над северной оконечностью толклись в бессильной ярости адовы ястребы. Гарпии и фантастические звездолеты изворачивались и кружили в опасной тесноте. Траектории их были опасно нестабильны – эффекты искажения швыряли корабли, точно буря – осенние листья.

– Тела! – взывали они к сродственным им одержимым в уютной безопасности скорлупы. – Кира обещала нам тела в ноль-тау! Если вы покинете мир, мы не получим их никогда! Вы обрекаете нас на бытие в этих конструктах!

– Ну, извините…– смущенно отвечали одержимые. Разворачивались боевые сенсоры, сродственная волна трепетала жаждой отмщения. Боевые осы получали коды активации.

– Если нам отказано в человеческой вечности – вы присоединитесь к нам в бездне!

Последние действующие программы сознания Рубры оставались в северной оконечности. Остальная часть обиталища была от него отсечена, ампутирована. Из биотех-процессоров, соединявших его с электроникой неподвижного космопорта, поступали еще разрозненные, загадочные изображения – нарисованные плывущей сепией пустые коридоры, неподвижные транзитные капсулы, голые секции внешнего каркаса, – а вместе с ними потоки данных из комм-сети космопорта.

И ему уже было почти все равно. Дариат слишком поздно выбрался из метро, мальчик слишком погряз в своей мании и чувстве вины. «Конец пришел, после стольких лет надо мной смыкается ночь. Позор. Стыд и позор. Но они еще вспомнят мое имя недобрым словом, ведя свое растительное существование в вечности».

Он отстрелил все спасательные капсулы в космопорте.

– Сейчас.

Дариат вздохнул.

Двенадцать g вмолотили его в противоперегрузочное ложе. Перед глазами поплыли пурпурные искры. И – спустя тридцать лет поисков – нейронные слои больше не противились ему.

Столкнулись два сознания, два «я». Сливались в основаниях своих воспоминания и черты личности. Вражда, антипатия, гнев, жалость, стыд потоками хлестали с обеих сторон, и остановить этот водопад уже не мог никто. Нейронные слои трепетали от бешенства и возмущения, когда на слепящий свет истины выплывали много лет скрываемые тайны. Но ярость утихала, а два мыслительных процесса сливались в один, переплетаясь, создавая единое действующее целое.

Одна половина принесла в этот марьяж размер – колоссальные слои, еще живые под тяжким прессом дисфункции реальности. Вторая – энергистический эффект, слабый в одном человеке, но обладающий неограниченным потенциалом. В течение первых секунд переноса сущность Дариата действовала в объеме нескольких кубометров мозговой ткани. На этом уровне ее сил едва хватало на то, чтобы не позволить дисфункции реальности и дальше парализовывать нейронные слои. По мере того как слияние завершалось и объединенные мыслительные программы начинали свое расширение, суть хозяина обиталища начала распространяться. Все большее число нейронов подчинялось ей.

И одержимые в ужасе узрели – буквально, – как рушатся их мечты.

– Ну что, уроды?– грянула новая личность Валиска. – ЛАФА КОНЧИЛАСЬ!

Как только спасательные капсулы покинули космопорт, к обиталищу прыгнула сотня космоястребов когистанского Согласия. Появление их в десяти километрах от неподвижного космопорта потрясло и без того обезумевших адовых ястребов. Вакуум между двумя противостоящими армадами биотехкораблей пересекли лазерные и радарные лучи.

– Не атаковать!– приказали космоястребы. – Обиталище не должно получить повреждений и спасательные капсулы – тоже.

Два адовых ястреба немедленно выпустили заряды боевых ос. Не успели твердотопливные ускорители вынести их из пусковых установок, как осы разлетелись в пыль под ударами рентгеновских лазеров. Это была превосходная демонстрация того преимущества, которое обычные биотехкорабли имели перед адовыми ястребами в ближнем бою – энергистический эффект подавлял работу бортовой электроники, доводя ее до абсурдно жалкого состояния.

Отворились червоточины, и адовы ястребы нырнули в их жерла, не пытаясь вступить в бой и оставив прежнее свое гнездилище под аккомпанемент проклятий и угроз.

От космопорта Валиска удалялись две сотни спасательных капсул, и их твердотопливные ускорители полыхали топазовым огнем, озаряя тускло-серую сеткосталь космопорта рассветным сиянием. Когда дымно-пламенные хвосты погасли, пять космоястребов ринулись вперед, чтобы перехватить одну-единственную капсулу.

Татьяна знала, что Дариат ушел. Тело, занятое им, как-то съежилось, не столько физически, сколько в ее восприятии, словно страшный пресс ускорения выжал одержателя из тела, сдавив распростертого на противоперегрузочном ложе подростка. Хорган расплакался. Татьяна отстегнула сетку и подплыла к нему, позабыв о вызванной невесомостью тошноте при виде чужих, куда больших страданий.

– Все хорошо, – шептала Татьяна, прижимая мальчика к груди. – Все кончено. Он оставил тебя навсегда.

И даже ее саму удивило прозвучавшее в ее голосе сожаление.

Космоястребы догнали капсулу и, взяв ее пассажиров на борт, ринулись прочь от обиталища на семи g. На Валиске бушевала война огней. Первоначальный алый блеск теснили мощные языки пурпурного сияния, распространявшиеся по скорлупе от северной ее оконечности. И по мере того как пурпурный свет распространялся, он становился все ярче и глубже.

Последний очаг алого свечения погас через десять минут после того, как были отстрелены спасательные капсулы. Космоястребы к этому моменту удалились уже на семьсот километров и продолжали ускоряться на двух g. Никто не знал, какое расстояние будет безопасным. И тогда их искажающие поля ощутили, как уменьшается масса Валиска. На последних кадрах, полученных их сенсорными пузырями, от обиталища осталась лишь пламенеющая холодным светом лилово-белая звезда. В сердце фотонного извержения рвалось само пространство под действием чудовищных, прилагаемых невероятными способами сил. Когда свет погас и пространство-время вернулось к состоянию равновесия, ничто не напоминало о существовании обиталища. Как ни напрягали свои чувства космоястребы, ни следов энергетических потоков, ни частиц больше пылинки они не нашли. Валиск не испарился и не взорвался, он просто бесследно покинул Вселенную.

Дариат сделал то, чего больше не рассчитывал сделать когда-либо, – открыл глаза и огляделся. Свои глаза, свое тело – жирное и отвратительное, облаченное в привычную грязную тогу.

И открывшееся ему зрелище было знакомо. Он стоял в одной из бесчисленных мелких долин в степях с розовой травой. Если он не ошибался, именно здесь стояло лагерем племя Анастасии в день ее смерти.

– И это последнее посмертие? – спросил он вслух.

Не может быть. Обрывочные воспоминания всплывали в памяти, точно фрагменты забытого с пробуждением сна. Память разделения, разрыва…

Он слился с Руброй, они стали единым целым и победили врага, перенеся Валиск в измерение, или вселенную, или состояние материи, изначально враждебное одерживающим душам. Быть может, они просто создали это место одним усилием воли. А потом время пошло в сторону.

Дариат пригляделся к окружающему его миру. Да, это был Валиск. В четырех километрах к югу лежало кольцевое море и ясно виднелись сростки атоллов. Обернувшись, он увидел пересекавший две трети северной оконечности жирный черный шрам.

Осветительная трубка сияла тусклее, чем должна была, даже учитывая потерю части плазмы. Вокруг царили сумерки, но какие-то сероватые вместо роскошного золотого заката, которым Дариат привык наслаждаться каждый день.

Атмосфера мора висела над прерией, вгоняя все живое в неестественную сонливость. Свернулись в спячке насекомые, птицы и грызуны попрятались по гнездам и норам, даже цветы потеряли природные краски.

Дариат нагнулся, чтобы сорвать блеклый мак. Пухлые пальцы его прошли сквозь стебель. Он с изумлением уставился на них и вдруг осознал, что тело его полупрозрачно.

Только теперь шок помог ему осознать случившееся. Место, враждебное одержателям, место, которое изгонит их из порабощенных тел и лишит энергистической силы. То самое место, куда они с Руброй на веки вечные отправили обиталище.

– Ох, Тоале, ты сраный ублюдок! Теперь я привидение!