Сообщение было загружено в унисферу через планетарный узел в Хемелее, небольшом глубинном аграрном городке на Вествуде. Оно хранилось на одноразовом адресе пять часов — время достаточное для того, чтобы его отправитель сумел пересечь все Содружество. По истечении пяти часов сегмент отправителя был активирован, и программа доставила сообщение на адреса всех эл-дворецких унисферы. Этот навязчивый метод распространения объявлений назывался «стрельбой дробью». В отношении коммерческой рекламы он не использовался вот уже несколько столетий. В программах современных эл- дворецких имелся фильтр, способный отослать спам обратно его отправителю, хотя от этого было немного пользы, поскольку большинство «стрелков дробью» пользовались одноразовыми адресами. Кроме того, эл-дворецкие автоматически уведомляли Служебный Интеллект, контролировавший протоколы маршрути­зации, и те немедленно стирали раздражающее сообщение из всех узлов связи. По закону Межзвездного Содружества, принятого в 2174 году, нарушителю грозил штраф за сообщение, полученное каждым эл-дворецким, так что общая сумма штрафа редко оказывалась меньше пары миллиардов долларов. Такого наказания не могла выдержать ни одна компания. Впоследствии «стрельба дробью» осталась в арсенале только подпольных организаций или отдельных личностей, обладавших мировоззрением, финансовыми схемами, религиозными убеждениями или политическими взглядами, которые они хотели донести до всего Содружества. Учитывая скорость, с которой СИ успевал идентифициро­вать и блокировать распространение «дроби», любой разработчик программ, способный создать относительно новый способ распространения, мог заработать неплохие деньги — естественно, наличными.

В данном же случае сообщение-дробь обошло фильтры большинства эл- дворецких по той причине, что имело подлинный авторский сертификат. При получении любого сообщения каждый эл-дворецкий запрашивал именно его. Это послание было подписано именем Эйприл Галлар Халгарт, двадцатилетней жительницей Солидада, частного мира, принадлежащего династии Халгартов. Более десяти миллиардов эл-дворецких поместили его в папку с несрочными документами.

Многие люди, получив сообщение от Халгарт, открывали его из чистого любопытства. С началом видеозаписи становилось ясно, что это «дробь», и девяносто процентов получателей немедленно стирали его. Остальные продолжа­ли смотреть в силу природной любознательности или из желания вчинить иск Халгартам. Были среди них и участники экстремистских организаций, и те, кто хотел использовать свежий материал для своей диссертации о политических фракциях, и те редкие личности, которые верили каждому слову.

Зрительный ряд открывался изображением мужчины, сидящего за столом в кабинете; за стеклянной стеной позади него простиралась заснеженная пано­рама Сан-Матио, столицы Лермы. Строгие черты его лица гармонировали со смуглым цветом кожи, а в аккуратно подстриженных каштановых волосах про­глядывали серебряные пряди (криминалистическая экспертиза показала: при создании этого графического образа использовался блок политических имита­ционных программ «Формит-3004»).

— Прошу прощения за неожиданное вторжение, — произнес мужчина. — Но, как вам всем известно, на преследование нашей группы правительство тратит огромные суммы из ваших налогов. В нарушение хартии Содружества о свобо­де открытых собраний мне не позволено высказываться перед своими сограж­данами. Я представляю Хранителей Личности. Прежде чем вы сотрете это по­слание, хочу задать вам один вопрос. Почему сенат и наша администрация приняли решение послать корабль к Паре Дайсона? Почему именно сейчас?

В наступившей паузе мужчина вполне реалистично вздохнул, а точка съем­ки переместилась вперед и немного ниже. Этот обычный прием создавал впе­чатление разговора с глазу на глаз.

— Как вы знаете, мы выступаем против Звездного Странника, против чужа­ка, который, как мы утверждаем, в своих собственных целях активно влияет на политические круги Содружества. Именно Звездный Странник спровоцировал миссию по исследованию Пары Дайсона. Человечеству уже два столетия было известно об окутывании двух звезд. В будущем, когда откроется шестая зона космоса, мы сможем добраться до этих странных звезд и начать исследования. Так что же изменилось сейчас? Единственное наблюдение, подсказавшее, что оболочка не состоит из твердой материи, а является силовым полем. Почему же это обстоятельство изменило политику Содружества, проводимую столетиями?

Говорящий сокрушенно покачал головой.

— Возможно, самая рискованная исследовательская экспедиция человечества, с тех пор как Колумб поднял паруса, была утверждена без каких-либо веских объяснений. Этот вопрос не обсуждался на открытых заседаниях сената, но тем не менее на строительство корабля тратятся огромные средства. Решение было принято каким-то непонятным Советом Внешней Защиты Содружества, о котором до сих пор никто и не слышал. Это как раз явное свидетельство за­кулисной игры Звездного Странника и его подручных.

Перспектива снова изменилась, и перед зрителями предстал сложный лабиринт улиц Сан-Матио.

— Он прячется где-то здесь, он контролирует и оказывает влияние на нашу жизнь через своих марионеток. Правительство и подконтрольные ему средства массовой информации задают нам вопрос: откуда нам известно, что Звездный Странник несет зло? Ответ прост. Если бы он был другом, он бы открыто заявил о себе. Если бы он был нам другом, он бы не втягивал нас в эту миссию по исследованию Пары Дайсона. Президент говорит, что мы должны знать, что произошло. Он ошибается. Мы знаем, что должно было произойти. Защита целой звездной системы силовыми полями — это проявление крайнего отчаяния. Возникла какая-то чудовищная угроза, вызвавшая колоссальные контрмеры. Эти барьеры тысячу лет удерживали в изоляции зло, грозившее всей Галактике. Именно поэтому мы еще живы. Этот прекрасный город и тысячи других таких городов в Содружестве могут спокойно спать, потому что угроза сдерживается барьерами. А мы собираемся отправить туда космический корабль, чтобы встретиться с неведомой опасностью. Зачем? Что плохого в нашей старой политике осторожности? К тому времени когда мы достигнем шестой зоны космоса, мы, возможно, поймем, как генерировать такие мощные поля, мы наверняка про­двинемся еще дальше по пути прогресса и технологий. И мы никого не поставим под удар, тем более самих себя.

Камера снова вернулась в кабинет, обеспечивая зрительный контакт с говорящим.

— Почему не были проведены общественные слушания? Этого не хочет Звездный Странник. Откуда такая срочная потребность посетить Пару Дайсо­на? Этого хочет Звездный Странник. Зачем ему это надо? Подумайте вот о чем: Звездный Странник прошел по Галактике сотни световых лет. Он знает, что находится за барьером. Он видел заключенную там опасность.

Мы просим вас только не поддаваться его замыслам и обманам. Спросите своего сенатора, своего планетного или национального лидера. Потребуйте объяснений, почему ваши деньги тратятся на безрассудные и недемократичные поступки. Если ответы вас не удовлетворят, воспользуйтесь своими правами. Требуйте остановить эту чудовищно опасную миссию.

Говорящий почтительно склонил голову.

— Я благодарю вас за потраченное время.

* * *

Голубой карлик, формально названный альфой Льва, среди астрономов Земли, когда в старом мире еще существовала такая наука, как астрономия, был больше известен под именем Регул. Те же астрономы отыскали ему звезду-спутника — оранжевого карлика Малого Льва, который, в свою очередь, имел компаньона — Микро Льва, красного карлика. Эта примечательная тройка, расположенная в семидесяти семи световых годах от Солнца привлекла к себе внимание своей необычностью.

Затем, в 2097-м, ККТ открыла там пригодную для жизни планету, находившуюся вдали от основной орбиты, и окрестила ее Августой. Найджел Шелдон наконец получил возможность, которую так долго ждал. В те дни Межзвездное Содружество людей еще только образовывалось, и ФОН на Земле издавала пер­вую партию всемирных законов об окружающей среде. Поскольку Регул нахо­дился в стратегически важном месте для распространения сети ККТ в уже на­меченную вторую зону, Найджел закрепил планету за компанией. Он вывез туда все производственные мощности ККТ и, мало того, пригласил другие производ­ства, которые страдали от строгих ограничений, принятых на Земле. Августа стала первой из группы планет, впоследствии известной как Большая Дюжина.

На Августе не существовало культуры как таковой, как не существовало и национальной принадлежности. Здесь все было посвящено коммерции, боль­шим и малым производствам, продававшим свои продукты по всему Содруже­ству. Вдоль субтропического побережья континента Синебы вырос единствен­ный на планете город Нью-Коста, в котором к 2380 году обитало больше мил­лиарда человек. Лишенное центра образование, представлявшее собой череду заводов и спальных кварталов, протянулось на четыре сотни километров вдоль берега и на три сотни вглубь материка.

Мегагород, при всей своей внешней грубости, жил единственной целью, которой поклонялись все его обитатели. Все они собрались здесь ради одного: работы. Тут не было коренных жителей, все формально числились временными служащими, приехавшими с целью заработать денег. Много денег. Некоторые оставались на Августе жизнь за жизнью — трудоголики, потом и кровью пробивавшиеся по служебной лестнице своей компании, постепенно, при каждом омоложении меняя свою внешность с единственной целью — обойти соперни­ков. Некоторые проводили здесь только одну жизнь — мелкие предпринимате­ли, надрывавшиеся на работе ради раннего омоложения и впоследствии доби­вавшиеся успеха. Но основная масса людей проводила здесь от шестидесяти до девяноста лет: за это время они успевали заработать достаточно средств, чтобы обеспечить себе безбедную жизнь на нормальной планете. Кое-кто даже обза­водился семьями. Дети были единственными, кто не работал на Августе, но они получали слегка искаженное представление об остальном Содружестве, веря, что оно состоит из романтически устроенных планет, где все живут в уютных поселках, составляющих огромные конгломераты.

Одним из таких детей был Марк Вернон, выросший в районе Оранжвуд в южном конце Нью-Косты. Этот квартал был не хуже и не лучше любого дру­гого в этом мегагороде. Резкий солнечный свет по большей части рассеивался в коричневом тумане смога, а «Августа Инжиниринг», владевшая и управляв­шая городом, не собиралась отдавать дорогостоящие площади под парки. Поэто­му Марк вместе со своими дружками, натянув на голову капюшон, болтался по горячему асфальту торговых улиц и любым местам, где мог безнаказанно раз­дражать взрослых и представителей власти. В двенадцать лет он получил от родителей слуховые и зрительные вставки и ОС-татуировку с точечными кон­тактами, потому что на Августе в этом возрасте детям начинали загружать обще­образовательные предметы. В шестнадцать лет он был подключен к Всеобщему Интерфейсу Сознания и ежедневно в течение часа принимал пакеты искусствен­ной памяти первого курса колледжа. В восемнадцать он окончил колледж, полу­чив посредственные познания в области электромеханики и программирования.

Спустя десять лет у него была неплохая работа в «Колин Электроматион», жена, двое детей, домик на три спальни с крошечным бассейном во дворе и приличный пенсионный фонд «О&О». Согласно статистике, он был идеальным обитателем Августы.

В тот вечер пятницы по пути домой он едва сдерживался, чтобы не завопить от злости на эту планету и на эту образцово-показательную жизнь. Для начала ему пришлось задержаться на работе. Менявший его парень заболел, и дежур­ному администратору потребовался целый час, чтобы найти ему замену. А по пятницам у Марка проходили семейные вечера, и он всегда старался приехать пораньше, чтобы провести время с теми, кого любил. Но даже обстановка на дороге препятствовала его намерениям. Легковушки и грузовики забили все шесть полос его стороны шоссе, не пропуская его «Форд Саммер». В это время суток не помогала даже общегородская система организации потоков, и любой машине приходилось тащиться со скоростью не больше тридцати пяти миль в час. Марк не отказался бы от жилья поближе к заводу, но в агентстве по не­движимости не нашлось ничего подходящего, так что ему пришлось доволь­ствоваться районом Санта-Гидра. Всего десять миль от побережья, но чересчур близко к сектору Порт-Клая, где располагалась основная часть ядерного производства.

После поворота с шоссе на Хауэлл-авеню, петлявшую по Нортумберленд­ским холмам, Марк открыл боковое окно. В этом районе предпочитали жить представители высшего руководства; длинные чистые улицы были обрамлены рядами деревьев, а подъездные дорожки вели к воротам больших особняков, окруженных высокими стенами. Уровень преступности на Августе был доволь­но низким — по крайней мере, организованной, — так что те, кто мог себе это позволить, отгораживались от самого города, обеспечивая некоторое уединение. Лучи заходящего солнца отражались от дорожек и стен, создавая россыпи мерцающих бликов. Вдыхая теплый сухой воздух, Марк попытался расслабиться. Крохотное бело-голубое солнце уже склонилось к самому горизонту, и, как всегда в этот час, из южной пустыни к морю подул теплый эль-лопи. Он из­бавлял город от загазованности и влажности, оставляя только аромат цветов, растущих по обочинам кустов и деревьев.

В детстве родители увозили Марка и его братьев в пустыню, где они проводили длинные выходные на курортах в оазисах. Для него это был настоящий праздник, и Марк с удовольствием любовался бесконечными просторами песка, кремнистыми россыпями и радужными бутонами худосочных растений-пру­тьев, украшавших унылый ландшафт. Это была единственная возможность вырваться из мегагорода. Больше на всей Синебе поехать было некуда. Но и пустыню давным-давно пустили под плуг. По всем равнинам континента расползлись гигантские механизированные фермы. Местные деревья и кустар­ники были уничтожены и заменены обширными полями генетически модифи­цированных высокоурожайных растений, омытых пестицидами и накачанных удобрениями. Эти фермы поставляли неиссякаемый поток дешевых продуктов на обрабатывающие фабрики в материковую часть Нью-Косты, где продоволь­ствие фасовалось в пакеты и поставлялось в первую очередь обитателям мега­города, а затем и на другие планеты, из которых крупнейшим потребителем была Земля.

После многочисленных поворотов и спусков между Нортумберлендскими холмами Хоуэлл-авеню вышла на Санта-Гидру, широкий и ровный участок, уходящий на пятнадцать миль от побережья. Вдали был виден Порт-Клай — одиннадцать огромных бетонных кубов термоядерных реакторов, нависавших над берегом. Вокруг них простирался гигантский, покрытый асфальтом участок, где не было никаких растений и никакого движения. Этот пояс безопасности отделял станцию от мегагорода, получающего от нее значительную часть не­обходимой энергии. Над зданиями поднимались струйки чистого белого пара, розовеющие в предзакатных лучах. Марк не удержался от тревожного взгляда в ту сторону, хотя и знал, что никакой радиоактивности в них нет. Воздухоза­борники охлаждающих систем, как и сливные трубы, уходили на несколько миль в море, что значительно снижало риск загрязнения, но энергетическая установка все равно оставалась одной из причин общего дискомфорта.

Тонкие опоры, повторявшие конфигурацию главных магистралей, уносили в город сверхпроводящие кабели, где они разветвлялись, образуя локальные сети. Другие, более массивные вышки шли вдоль побережья и уводили кабели к заводам. Там стояли корпуса самой тяжелой промышленности, занявшие все участки над морем. Огромные сталепрокатные и нефтеперерабатывающие за­воды использовали морскую воду для охлаждения, а морское дно для свалки отходов.

После очередного поворота Хоуэлл-авеню пошла параллельно восьми предельно загруженным железнодорожным путям. Эти линии соединяли главные промышленные районы с планетарной станцией ККТ, находившейся в ста милях к северу и двухстах милях дальше от берега моря. Тяжеловесные DVA5 с термоядерными генераторами день и ночь тащили по ним грузовые поезда в милю длиной. Эти левиафаны странствовали по всей планете, совершая трехнедель­ные переезды с других континентов и пересекая все имеющиеся равнины, и лишь потом попадали на перешеек в северо-восточной оконечности Синебы, соединявший континент с соседним материком. В их вагонах перевозились все виды сырья, доступного в земной коре и добываемого в сотнях колоссальных кратеров открытых шахт, образованных АЭК по всему миру. По объему пере­возок с ними могли соперничать только нефтепроводы, перекачивавшие нефть-сырец с десятков нефтяных полей и управляемые той же АЭК.

«Форд Саммер» пронесся по широкому тоннелю под грохот идущего по­верху грузового состава, направляющегося вглубь континента. Это был один из сотни ежедневных поездов, вывозящих продукцию сталепрокатных заводов. Через несколько часов он доберется до планетарной станции ККТ и перенесет металл в другой мир, где строгие законы не позволяют применять дешевые способы производства, практикующиеся на Августе.

Марк наконец свернул на свою улицу, будучи еще не в силах прогнать из головы эти мрачные мысли. Патни-роуд была длиной всего в одну милю, но от нее отходили бесчисленные переулки и тупики. Тротуары здесь давно потре­скались и дорожное покрытие покрылось выбоинами, а в нескольких местах поперек дороги темнели лужи застоявшейся воды, указывавшие на повреждение ирригационной системы. При закладке дороги, двести лет назад, по обеим сто­ронам от асфальтированной части были посажены эвкалипты. Теперь они на­столько выросли, что ветви смыкались над серединой улицы, превратив ее в зеленую аллею и создавая ощущение уединения для ее жителей. На нижних ветвях висело множество ленточек-флажков с серебристо-голубой эмблемой футбольной команды Августы. На повороте к дому «Саммер» привычно за­шуршал красно-коричневыми обломками коры, упавшими с деревьев и скопив­шимися в водосточной канавке. Прямо перед ним стояла машина отца — «Кад­ди» с откидным верхом выпуска 2330 года, который его отец содержал в иде­альном состоянии. Рядом с ним двенадцатилетний «Форд Саммер» казался дешевым и изношенным.

Некоторое время Марк оставался в машине, пытаясь прийти в себя. Он хотел прогнать все тревоги и без оглядки наслаждаться вечером. «Я заслуживаю при­личного отдыха. Прошло уже двадцать лет». Из-за дома донесся шум резвив­шихся на миниатюрном дворике детей. Эль-лопи раскачивал кроны эвкалиптов, играя тенями на крыше. Марк критическим взглядом окинул дом: бледно-ли­ловые стены из сухого коралла под изогнутой желтовато-зеленой крышей, ароч­ные окна с зеркальными стеклами и матово-черные жалюзи кондиционеров под кровельными желобами с тускло-оранжевыми кромками. Желтые и алые плету­щиеся розы, сильно пораженные ложно-мучнистой росой, закрыли всю южную стену и явно нуждались в обрезке; бело-голубая лоза катарица запустила при­соски в торцевую стену двухдверного гаража — за ней тоже надо присматривать. Ежемесячная арендная плата съедала пятнадцать процентов его заработка. Если учесть коммунальные платежи, выплаты за машину, взносы в пенсионный фонд, в образовательный фонд детей, кредит за модификацию зародышей, медицин­скую страховку, накопления на отпуск, одежду, обувь и другие регулярные вы­платы, на развлечения остается совсем мало. Впрочем, на Августе для этого имелось совсем мало возможностей. Внезапно ему расхотелось выходить из машины, и предстоящий вечер уже не казался таким приятным.

— Неудачный день в конторе?

Марк, подняв голову, увидел в открытом окне улыбающееся лицо Лиз. Он уныло усмехнулся своей красивой жене — еще один повод для ежедневной тревоги заключался в его страхе не застать ее, однажды вернувшись домой.

— А что, похоже?

Она спустилась вниз и взяла его за руку.

— Я видела самоубийц с более жизнерадостными минами.

— Извини, я опоздал, опять на работе неурядицы.

Он вдруг осознал, что Лиз никогда не задерживалась на работе. Может, из- за более высокой квалификации? Он ненавидел вспоминать о ее опытности, которая достигается десятилетиями, тогда как сам он прожил совсем немного.

— Пойдем, — сказала она, открывая дверцу «Саммера». — Тебе необходимо выпить. И Марти уже здесь.

— Да, я уже понял. — Он кивнул в сторону «Кадди».

Она озабоченно нахмурилась, глядя, как муж выбирается из машины.

— Ты в порядке, милый?

— Думаю, это офисный интерфейс вызывает у меня головную боль. Или вся ОС-татуировка начинает барахлить.

— Марк, ты должен пожаловаться. Нельзя же каждый день возвращаться домой в холодном поту от головной боли. Если система не в порядке, они обя­заны ее отрегулировать.

— Хорошо. Ладно, я поговорю с контролером.

Неужели она не понимает, чем это может закончиться? Стоит ему поднять шум, как его тут же занесут в черный список. Нельзя быть таким параноиком, сказал он себе. Но это было так трудно.

Его отец сидел в шезлонге в патио, примыкающем к бассейну. Марти Вер­нону исполнилось сто восемьдесят лет, и прошло еще только восемь месяцев с последнего омоложения. Физически он выглядел как младший брат Марка. Он еще не настолько постарел, чтобы обзавестись массивной шеей и морщини­стыми щеками — фамильными чертами всех членов их семейства.

— Марк! Привет, сынок. Ты паршиво выглядишь. Иди выпей пива.

Марти достал из холодильного ящика еще бутылку. Его голос звучал не­много нервно и пронзительно.

— Папа! — Пятилетний Барри отчаянно замахал Марку рукой из бассейна. — Папа, я уже могу достать дно. Смотри!

Мальчуган надул щеки, опустил голову под воду и энергично забил ногами. Марк помахал рукой мелькающим в воздухе пяткам. Лиз положила ему на руки малышку Сэнди. Из тугого свертка ему блеснула влажногубая улыбка. Марк тоже улыбнулся и поцеловал дочку. Маленькие ручки потянулись к его лицу.

— Она получила свою бутылочку?

— Двадцать минут назад, — заверила его Лиз.

Повседневные заботы приносили ему только радость. Они забрали Сэнди из клиники семь месяцев назад, и это при неимоверном напряжении от вос­питания гиперактивного Барри. Дети получили лучшие гены, какие только могли себе позволить их родители, и при этом большая часть взноса по моди­фикации зародыша была выплачена из денег Лиз. Марк всегда удивлялся, каким утешением были для него дети, насколько стабильнее стала его жизнь после их рождения. А Лиз каждый раз, когда он об этом упоминал, только повторяла: «Я же тебе говорила». Увеличение семьи потребовало от них колоссального финансового напряжения, особенно дорого обошлась аренда утробы-резервуара на протяжении девяти месяцев. Лиз, хоть и прошла через традиционную цере­монию венчания с ним, наотрез отказалась беременеть. «Я уже попробовала это в прошлом, и с меня хватит», — сказала она. Поэтому единственным вариантом осталась утроба-резервуар.

Марк уселся в свободный шезлонг, осторожно устроил Сэнди на руке, а другой рукой взял бутылку с пивом. Барри вынырнул из воды с победным воплем и фонтаном брызг.

— Отлично, парень! — крикнул ему Марти. — Вот, лови!

Он бросил в бассейн долларовую монету, Барри восторженно взвыл и с шумом кинулся за добычей.

— Я не хочу, чтобы он сильно уставал, — упрекнула свекра Лиз. — Иначе его не загонишь в постель вовремя.

— Дай парню волю, — возразил Марти. — Ему весело. А ваш бассейн всего метр глубиной. Это его нисколько не утомит.

— Полтора.

Марк сделал несколько глотков пива подряд. Оно оказалось импортным, и он не смог узнать сорт. Он вздохнул и откинулся на спинку шезлонга. Только тогда он заметил девушку, сидевшую в кресле позади Марти, одетую в бикини и облегающие шорты, не скрывавшие стройного загорелого молодого тела.

— Привет, я Аманда.

— О, привет.

Марк не удержался от взгляда в сторону отца.

— Это моя новая девушка, — громко объявил Марти.

Он обнял Аманду, и та довольно хихикнула.

— Отлично, — сказал Марк. — И как давно вы…

— Десять дней, — жизнерадостно ответил Марти. — Вернее, десять ночей.

Аманда снова захихикала.

Улыбка Марка застыла на лице. Он понимал, что здесь происходит.

— Мы встретились в «Молчаливом мире» на Нью-Фриско Бэй. Как оказа­лось, у нас много общего, ну и…

Общим было только одно, молча поправил его Марк. Как мог отец решить­ся на такое? «Молчаливый мир» — это сеть клубов, распространенных по всему Содружеству. Эти заведения посещали почти все, кто недавно прошел процеду­ру омоложения, и в течение первых месяцев после выхода из клиник приходи­ли туда довольно часто. Приходили с единственной целью: им был нужен секс — и не важно с кем, лишь бы партнер обладал красивым молодым телом, накачанным гормонами. Посетители клубов соблюдали только одно правило: то, что происходило внутри, должно было внутри и остаться. Можно было пере­спать со своим злейшим врагом, или с бывшим супругом, или с сестрой или матерью бывшей супруги, или с самой известной знаменитостью унисферы. Это не имело значения, поскольку ничего не выходило наружу, а значит, ничего и не было. Марти же наплевал на главное правило и привел девушку на семейную встречу.

Минут через десять приехал Дэвид, сорокапятилетний старший сын Лиз, экономист кредитного отдела экспорта АЭК. Потом появились Кайл, старший (на сто пятнадцать лет) брат Марка, и его бойфренд Антонио; Джоанна, одна из правнучек матери Лиз, и, наконец, на роскошном «мерседесе», в тысячедол­ларовом «повседневном» платье от Яквинса, приехала Карис Пантер, старшая сестра Марка. Марк обрадовался, что у нее нашлось время его навестить; Карис была одной из немногих среди его близких (не считая Лиз), проживших уже несколько жизней, с кем он чувствовал себя вполне комфортно. Кроме того, она была единственной светской дамой среди его знакомых. Когда Карис решала поработать, она сочиняла пьесы, которые различные средства связи время от времени выпускали в ВСО. Все они были довольно непристойными.

Вскоре Регул спустился к самому горизонту, и тогда, вытащив Барри из бассейна, они разожгли огонь для барбекю. Карис, взяв у слуги-робота бокал белого вина, суетилась вокруг Барри, помогая ему вытереться. Барри с щенячьей преданностью показывал ей свою новую коллекцию жуков — он души не чаял в своей тете Карис.

Марк подошел к барбекю и стал переворачивать бургеры и сосиски. Садовник-робот был оснащен подходящей программой, но, когда дело касалось при­готовления пищи, Марк никогда не доверял машинам.

— Тебе надо бы вырезать часть этих чертовых эвкалиптов, — сказал Марти, остановившись за его плечом. — Смотри, солнечный модуль за день получает недостаточно света. Он должен бы греть значительно сильнее.

Марк посмотрел на толстую плиту под решеткой гриля, мерцавшую вишне­во-розовым светом. Капли сока с мяса, падая вниз, вызывали маленькие языч­ки пламени.

— Мне кажется, все нормально, жара достаточно.

— Это ненадолго, я уже сам убедился.

— Хорошо, папа.

— Марти, — окликнул его Кайл, — посиди, оставь сына в покое.

Каждый раз, когда собирались родственники, происходило одно и то же: каждый раз Марк чувствовал себя ребенком, которому позволили присутство­вать при разговоре взрослых, и он смеялся, когда смеялись остальные, не по­нимая шуток.

— Я просто хотел помочь, — проворчал Марти, отходя назад.

— Следующий семейный вечер проведем у меня, — объявил Дэвид. — Думаю, можно собраться восемнадцатого, после очередного раунда Кубка.

— Я согласен, — сказал Марти. — Знаете, я сам как-то проходил испытание для участия в соревнованиях, когда был восемнадцатилетним в своей первой жизни.

— Неправильно, — сказала Карис. — Ты не проходил испытание, ты сам испытание, Марти.

Марти сделал жест, от которого она со смехом прикрыла ладонью глаза Барри.

— Не могу поверить, что мы зашли так далеко, — сказал Кайл. — Надо толь­ко что? Выиграть и пройти во второй раунд.

— У Стерлинга мы выиграем без проблем, — заявил Дэвид. — Но вот против Телеба придется побороться. Они помешались на футболе.

Антонио застонал и театральным жестом поднял руки к голове.

— Сколько еще это будет продолжаться?

— Еще семь с половиной месяцев, — весело ответил Кайл. — И я собираюсь поехать на Тампико, чтобы посмотреть последнюю игру в нашей группе.

— Без меня, — проворчал Антонио.

— В день последней игры у нас бывает до двадцати пяти процентов заболевших, — пожаловалась Джоанна. — Этот Кубок всех сводит с ума. Невозможно зайти ни в один бар, все переполнены. Я не помню, чтобы что-то еще так взвол­новало людей.

— Интересно, захотят ли играть новые чужаки? — произнесла Лиз.

— А, это… Пустая трата времени и денег, — заметил Марти.

— Едва ли, — не согласился Дэвид. — Надо же узнать, что там происходит.

— Произошло, — поправил его Марти. — Это случилось тысячу лет назад.

— Но это не значит, что сейчас событие нам безразлично, — заметила Карис. — Барьер вокруг обеих звезд Дайсона все еще держится.

— Ты говоришь как спамер Хранителей, — упрекнул Дэвид.

— Только не говори, что ты дослушал все до конца, Марти, — воскликнула Карис. — Ты разве не понял, что это такое?

— Я все прекрасно понял, — огрызнулся Марти. — Только идиот не распо­знал бы дроби. Я смотрел выдержки из шоу Алессандры Барон, вот и все.

Марк продолжал переворачивать сосиски и не вмешивался в разговор. Он не догадывался, что сообщение от имени Эйприл Халгарт было пропагандист­ской дробью, пока не открыл его, но даже и после этого продолжил смотреть. В словах Хранителей была своя логика. Почему не проводились слушания в сенате?

— Значит, если это исходит от Алессандры Барон, по-твоему, это приемле­мо? — спросила Карис.

— Какая разница, кто поднял проблему? — воскликнул Марти. — Они оба правы. Нас это не касается, и в настоящий момент нам не понять, что там такое. Надо выждать время и отправиться к Паре Дайсона, когда расширение достиг­нет той области естественным путем, а не пороть горячку, изображая из себя первооткрывателей на «Аполлоне».

Марк снова занялся бургерами. Регул наконец скрылся за горизонтом, и вместо него засверкали звезды. Ярче всех среди них сияли близнецы Лео — единая оранжевая точка на восточном небосклоне. Он видел их сквозь покачивающуюся на ветру листву эвкалипта. Иногда вечерами он садился на террасе со стаканом вина и просто любовался звездным занавесом, мерцающим над мегагородом. Звезды давали ему уверенность, что люди живут повсюду, и живут по-разному. Эта мысль немного помогала ему мириться с жизнью на Августе.

— Они опять отложили мое повышение, — сказал он.

— Ох, Марк, мне так жаль, — сочувственно произнесла Карис. — Ты его очень ждал.

— Не повезло, сынок, — сказал Марти. — Но на этой планете, чтобы чего- нибудь добиться, надо стать лучшим из лучших. И не пытайся так быстро переменить тему. Проклятый космический корабль — это напрасная трата денег.

— Папа, дело в том, что повышение откладывается, поскольку рынок расширяется не так быстро, как предсказывали экономисты. Новый завод остается в резерве, инвестиции снизились до минимума, да и те к нам не попадают. Третья фаза растет далеко не так быстро, как было в начале второй. Расширение Содружества замедлилось, положение стабилизируется. Рост населения не может поднять даже применение утроб-резервуаров, а этого явно недостаточно, чтобы каждый год заселять по паре новых планет, как было до сих пор. Мы слишком цивилизованны и расчетливы. При таких обстоятельствах нам никог­да не добраться до Пары Дайсона, если только сидеть и ждать, пока ККТ от­кроет червоточину в двадцатую фазу.

— Марк прав, — сказал Дэвид. — Мой отдел составляет кое-какие долгосрочные прогнозы — в настоящий момент мы переживаем период спада. Такие времена прежде называли «золотым веком». Все работает по инерции, и нет никаких сбоев.

— Я думала, это называется рецессией, — проворчала Карис.

— Нет, это разные вещи.

— Все это полная чепуха, — заявил Марти. — Мое начальство не планирует никаких сокращений. Наш рынок держится уверенно.

— Никто и не говорит о сокращениях, — сказал Дэвид. — Все дело в сниже­нии темпов роста. Если уж на то пошло, Шелдон поступает умно, закладывая космический корабль. Это всего лишь толчок, чтобы заставить правительство раскошелиться и ускорить темпы роста. И большая часть вложений придется именно на Августу.

— На самом деле все совсем не так.

Все повернулись и уставились на Аманду, а она только теснее прижалась к Марти. Девушка спокойно улыбнулась, не проявляя ни малейшего сму­щения.

— Мой родственник входит в состав правления Первой Четверки банков, а я просматриваю финансовые сводки еще до того, как они публикуются. Средства, потраченные на строительство корабля, не играют никакой роли в макроэконо­мике. Двадцать миллиардов долларов Земли — это всего лишь выручка от пары минут экспорта с нашей планеты.

— Мы и сами на нем неплохо зарабатываем, — добавила Лиз. — «Битор УУ» выиграл контракт на поставку комплектов оборудования для биосканирования.

— Я этого не знала, — сказала Джоанна. — Мои поздравления. Ты сама принимаешь в этом участие?

— Разрабатываю некоторые идеи.

— Один комплект для сверхспециального проекта, — заметила Аманда. — На этом много не заработаешь. Это все, что я хотела сказать.

— Моя девочка.

Марти нагнулся, и они довольно страстно поцеловались.

— Почему вы уверены, что будет только один корабль? — спросил Кайл. — Если спросите мое мнение, так это только начало. Люди реально заинтересова­лись полетом к Паре Дайсона, и к тому времени, когда он будет готов к старту, он привлечет больше внимания, чем Кубок Содружества. Это прекрасное сред­ство против умирающего проекта третьей фазы. Каждый, у кого в душе есть хоть унция поэзии, подпрыгнет от радости, получив шанс умчаться в неведомую синюю даль, куда ККТ не посмеет протянуть свои липкие пальцы.

— Чушь! — бросил Марти. — Если бы это было правдой, все так называемые поэты жили бы на Дальней.

— Я имел в виду свежие и чистые миры, а не анархистский ад.

— Нет, это не пройдет, — настаивал Марти. — У нас и прежде случались разрывы. Держу пари, все эти миры, разорвавшие связь с Содружеством ради «свободы», давно превратились в средневековый кошмар. Изоляция никогда не ведет ни к чему хорошему. Вспомните, какой бардак творился на Земле, пока Шелдон и Оззи не изобрели червоточины.

— Интересное мнение, — заметила Карис.

— Один мир, отрезанный от Галактики, — добавил Марти. — Я все сказал.

Дэвид отказался проглотить наживку и просто усмехнулся Марку, закатив глаза.

— А вы слышали, что капитаном миссии они выбрали Уилсона Кайма? — спросила Карис. — Это, наверное, в пику Найджелу Шелдону.

— Как тебе такой сюжет? — спросил Антонио.

— Возможно, пригодится. Старые враги должны забыть свои распри ради блага Содружества.

— Если остановиться только на этом, будет очень скучно.

Марк перебросил сосиски на сервировочное блюдо.

— Еда готова!

Лиз провела немало времени в ванной комнате, готовясь ко сну. Она при­няла душ, после мытья брызнула на себя несколько капель из дорогого миниа­тюрного флакончика и втирала их некоторое время, пока кожа не начала сиять. Затем она надела особое шелковое белье телесного цвета, которое так нравилось Марку. Расчесанные иссиня-черные волосы свободно рассыпались по плечам. Она с удовлетворением посмотрела в зеркало и в который раз порадовалась, что не согласилась на беременность: ее живот и теперь оставался плоским и упругим, как в тот день, когда она вышла из клиники после омоложения десять лет назад, и на бедрах не было никаких признаков целлюлита.

Когда друзья посмеивались над ее свиданиями с живущим впервые, они говорили, что это был просто способ сэкономить на билетах в «Молчаливый мир». Она не могла не признать, что в тот вечер, когда они встретились на бан­кете, устроенном компанией, для которой писала Карис, в нем было что-то от большого щенка. Он выглядел таким смущенным и потерянным среди всех этих знаменитостей и их поклонников, что она сочла своим долгом его спасти. Затем они встретились еще несколько раз, и ей это нравилось из-за его восторга от жизни и Содружества; в нем не чувствовалось ни капли настороженной фальши, часто присущей людям ее возраста. С ним нельзя было вести игру — для этого Марк был слишком честен. Общение с ним казалось бодрящим ветерком. А мо­жет, она подсознательно надеялась, что его естественная молодость отразится и на ней, хотя он сам никогда не придавал значения возрасту. Потом, совершен­но неожиданно, он попросил ее выйти за него замуж, присовокупив какую-то романтическую чепуху насчет родства душ.

Она была готова решительно отказать ему, что расстроило бы парня на месяц, пока он не отыскал бы такую же энергичную и неопытную девушку своего возраста, чтобы отправиться вместе с ней навстречу закату. Но… По­чему она должна была отказывать? Что из того, что он похож на добродушно­го щенка? Разумные и заботливые мужчины встречаются редко, независимо от возраста. Все равно она собиралась жить вечно, или близко к этому, так по­чему бы не попытать счастья с хорошим человеком двадцати лет от роду, и пусть ее завистливые друзья вместе со своими язвительными замечаниями катятся к черту.

С тех пор не было ни одного дня, когда бы она пожалела о своем решении. Они ссорились — а какие супруги обходятся без ссор? — но никогда не дохо­дили до крайностей. И он оказался замечательным отцом. Она не планировала в союзе с ним больше одного ребенка, но, проведя в его обществе долгое время, дала согласие на Сэнди.

Ее друзья оказались правы в одном: живущие первой жизнью в его возрасте доставляют огромное удовлетворение в постели. И она была счастлива.

Лиз вышла из ванной комнаты и шагнула в спальню. Единственный прикроватный светильник отбрасывал теплое желтое пятно на половину кровати Марка. Муж сидел на постели и изучал какую-то информацию, отпечатанную на бумаге. Кондиционер был отключен, и в открытое окно проникал теплый эль-лопи.

— Эй, малыш, здесь найдется местечко для мамочки?

Марк поднял голову. При виде ее наряда на его лице мелькнула напряженная улыбка. Лиз забралась на кровать и медленно поползла к нему на четвереньках. Бумаги тотчас упали на пол.

— Аманда выглядит потрясающе, — промурлыкала она, проведя носом по его уху.

— Ба, она ничто по сравнению с тобой.

Его рука скользнула под тонкую золотистую ткань и стала ласкать горячую темную кожу. Лиз медленно поворачивалась, пока не оказалась на нем сверху. Она проложила дорожку из легких дразнящих поцелуев по его щеке и спусти­лась к шее. Покачивая головой из стороны в сторону, она гладила его грудь прядями своих волос. Его рука проникла глубже под бюстгальтер, и движения теплых пальцев вызвали у нее довольную улыбку. Лиз подняла голову для на­стоящего поцелуя, но затем увидела выражение его лица и тяжело вздохнула.

— Что случилось, малыш? — Она скатилась с него и озабоченно заглянула ему в глаза. — Ты сам не свой.

Марк, будучи не в силах перенести ее взгляд, поднял глаза к потолку.

— Ничего.

— Неправда. Поверь, я это знаю. Я твоя жена, и не только.

Она сделала паузу, потуже затягивая поясок халата.

Он печально улыбнулся.

— Я знаю. Просто сегодняшний вечер оказался не таким, как я надеялся. Мне очень жаль.

— Думаю, дело не только в том, что твой отец привел свою новую подружку, как бы бестактно это ни выглядело.

— Черт с ним. — Он повернулся на бок лицом к ней. — Но разве ты не понимаешь?

— Что?

— Ты, отец, остальные — вы все имеете значительный опыт. А у меня его нет. И… порой это просто невыносимо.

— И ты не получил повышения.

— Господи, вот опять. Неужели тебе не ясно, каким ничтожным я себя чувствую.

Лиз немного помолчала, справляясь с тревожными мыслями.

— Я не понимала, что тебя это настолько расстраивает. Раньше это не казалось столь важной проблемой.

— Знаю. — Он грустно усмехнулся. — Может, это накапливается?

— Ладно, малыш, тогда я скажу кое-что еще, что, мне кажется, тебя мучает.

— Что же это?

— Ты ненавидишь здешнюю жизнь.

Марк с облегчением вздохнул.

— Да. — Он неожиданно встрепенулся, сел и пристально посмотрел на нее. — Весь этот мир предназначен только для взрослых. Я здесь не к месту. Мне только двадцать восемь. Господи, я далеко не взрослый мужчина. Через переход в Нью-Косту нельзя пропускать никого младше ста лет. Только такие, как вы, в состоянии жить здесь нормально.

— Ладно, — сказала она. — Признаю, меня это беспокоило не так сильно, как тебя. Просто потому, что это временно, малыш. Когда-нибудь мы уедем отсюда.

— Но не вместе! Это же часть тебя, этот фатализм. Или мудрость, как ни назови. Тебя ничто не может расстроить. У тебя были другие семьи; это только фрагменты твоей жизни. Но ты, Лиз, ты — вся моя жизнь. Ты и наши дети. Я знаю, что когда-нибудь выберусь отсюда, но без тебя. Этот мир не годится для детей, здесь нет никакого общества. Это мне ненавистно больше всего. Барри и Сэнди вырастут и станут такими же, как я. И это худшее, что я могу им предложить.

— Хорошо. — Она приложила палец к его щеке и повернула его голову, что­бы смотреть ему прямо в глаза. — Завтра ты подашь заявление об увольнении, и мы начнем искать в унисфере место, более пригодное для жизни. Может быть, мир в третьей зоне.

— Ты не можешь… Это не серьезно.

— Абсолютно серьезно. Эта жизнь съедает тебя, и, чтобы это понять, опыт не требуется. И еще, Марк, у алтаря я говорила чистую правду. Я люблю тебя, а если мы останемся здесь, нас разведет в разные стороны. Поэтому мы должны что-то предпринять.

— А как же твоя работа? В «Битор УУ» ты занимаешься важными вопросами.

— Ну и что? С этим смогут справиться десятки, нет, сотни тысяч других людей. И мне совсем не обязательно все время присутствовать в лаборатории, я могу работать в любой системе унисферы. К тому же, если мы решим посе­литься в другом мире, может, мне пора найти новую работу?

— Великий Иисус! — Марк был явно растерян, потом он улыбнулся. — Господи, знаешь, что они скажут, когда узнают, что я ухожу? Буркомб просто с ума сойдет.

— Ну и пусть. Кого это волнует?

— А как насчет денег? Мы больше нигде столько не заработаем, если не сможем заниматься тем же самым.

— Все относительно. Жизнь на Августе дороже, чем во многих других мирах. Мы найдем планету, где наша работа обеспечит такой же уровень жизни, как здесь, если не лучше.

Он привлек ее к себе. На его лице появилось выражение ожидания чуда, как в тот вечер, когда они впервые легли в постель.

— Ты вправду уедешь со мной?

— Да, Марк. Ты не просто фрагмент моей жизни, малыш. Ты и есть моя жизнь. Кто знает, возможно, мы станем одной парой из миллиарда, чей брак заключился навеки.

Он усмехнулся.

— Мне нравится эта идея.

— У тебя есть какие-нибудь идеи, куда мы могли бы уехать? Ты ведь наверняка долго над этим размышлял.

— С тех пор, как мне исполнилось пять лет. — Его руки скользнули вниз и потянули за конец пояска, распахивая халатик. — Но об этом мы можем по­говорить утром.

* * *

Через час после провала операции Тарло и Ренне в сопровождении дежурной бригады экспертов Управления уже были на парижской станции ККТ, где в пол­ном составе погрузились в экспресс, идущий до Нсеги. Они проехали через Орлеан, один из миров Большой Дюжины этого сектора второй зоны космоса, и через сорок одну минуту вышли в Фату, столице Нсеги. Бригада экспертов погрузила свое оборудование в фургон, а Ренне и Тарло арендовали большой «БМВ Рейнджровер».

Отсталым миром Нсегу назвать было нельзя, но он сумел избежать издержек техноиндустриального развития. Основное общество здесь было стабильным и цивилизованным, и придерживалось умеренных взглядов на жизнь и челове­ческие слабости. Большую часть жителей составляли выходцы из Полинезии и Латинской Америки. Они пришли сюда из-за морей — вода покрывала половину всей поверхности планеты. Кроме того, на Нсеге не было огромных континентов, имелись лишь сотни больших и тысячи малых островов. Это обе­спечивало грандиозную протяженность береговых линий, и потому неотъемле­мой частью местной жизни стали лодки. Внутренние территории на самых больших обитаемых островах до сих пор оставались почти незаселенными.

В результате всех этих обстоятельств экономика развивалась благодаря колоссальному количеству отелей, курортов и сдаваемых в аренду домов, стоявших на береговой линии. В сочетании с либерализмом местного населения это привлекало массу молодежи из средних слоев общества, ищущей отдыха от стремительного ритма жизни в других мирах.

Ренне заложила в программу «БМВ» конечный пункт: Порт-Лаунай — и, откинувшись на спинку сиденья, любовалась окрестностями. Им предстояло семнадцатичасовое путешествие по шоссе Гранд-Манту, включающее бесчис­ленные мосты и пять паромных переправ между островами субтропической зоны. Дорога местами имела покрытие из ферментированного бетона, а местами оно и вовсе отсутствовало. Иногда шоссе поднималось к отвесным обрывам скал, иногда петляло по бесконечным солончаковым болотам, а в остальном это был маршрут по цепочке прибрежных городов. Спустя некоторое время оба следователя затемнили окна и устроились спать, а машина продолжала нести их к цели.

Порт-Лаунай представлял собой четырехкилометровую полосу небольшого городка, раскинувшегося на берегу острова Кайлиндри, хотя назвать это городом было бы преувеличением. Единственная вымощенная камнем улица поднима­лась на двести метров от моря и шла по континентальному лесу из местных лохматых деревьев; от нее отходило несколько переулков, приютивших в тени ветвей шале и бунгало. Городом Порт-Лаунай делало только скопление торговых и административных зданий, скомпонованных в центре и обслуживавших мест­ное население.

Система управления «БМВ» сообщила о повороте на нужный им переулок, и Ренне перевела машину на ручное управление, чтобы проехать последние несколько сотен метров. Каменная мостовая закончилась, перед ними по желто­голубой траве тянулась просто выбитая песчаная колея. В самом конце путь перегородили три машины местной полиции. Перед ними на дерне стояло еще несколько арендованных машин, а с полицейскими уже препирались приехав­шие журналисты.

— Как они сумели так быстро добраться в эту глушь? - удивился Тарло.

— Кто знает? - сказала Ренне. — Они чуют беду, как стервятники чуют падаль. Хочешь пообщаться с местной полицией?

— Конечно.

Тарло усмехнулся, надел спортивные солнцезащитные очки и открыл дверцу.

Ренне увидела, как он неторопливой походкой подошел к распоряжавше­муся здесь сержанту и начал разговор. Тарло, уроженец Лос-Анджелеса, вось­мидесяти двух лет, прошел свое первое омоложение девять лет тому назад. Нельзя сказать, чтобы он намеренно выбрал себе моложавый облик, но до сих пор выглядел так, словно ему только что перевалило за двадцать. Состоятель­ные родители из Калифорнии обеспечили обширную модификацию зародыша, одной из граней которой была способность противостоять естественному старению. Кроме того, они выбрали традиционный (или стереотипный, это зависит от точки зрения) внешний вид мальчика-серфера: стройная высокая фигура, загорелая кожа, густые светлые волосы и превосходные зубы в тяже­лой квадратной челюсти. Тарло явно гордился таким наследием. Как он попал в правоохранительные органы, Ренне никогда не могла понять. «Я люблю разгадывать головоломки», — это единственное объяснение, которое от него когда-либо слышали. В глубине души она подозревала, что он был об Управ­лении слишком высокого мнения. Мальчик, решивший стать секретным су­перагентом.

На Нсеге он превосходно вписывался в обстановку, и потому она обрадовалась его желанию поговорить с полицейскими. Порой, когда Управление вме­шивалось в расследование, осложнений с местными правоохранительными органами избежать не удавалось.

Позади «БМВ» остановился фургон бригады криминалистов, и Ренне заметила, что Тарло уже хохочет вместе с сержантом. Через минуту одна из машин, блокирующих путь, отъехала, и Тарло помахал рукой, приглашая ее.

Пляжный домик стоял в двухстах метрах ближе к берегу. Высокие деревья с серо-голубой листвой окружали здание, создавая видимость обособленности от остальных коттеджей в переулке. Ренне только мельком увидела стоявшие поодаль одноэтажные постройки. Почти все они были деревянными либо со­бранными из композитных панелей, и только один коттедж был выращен из сухого коралла. Рядом с входом стоял черный «мерс». Ренне уже догадывалась, кто в нем приехал. Она поставила «БМВ» позади него и выбралась наружу, вдохнув влажный соленый воздух. Деревья неплохо защищали от жгучего утреннего солнца, но она все же надела очки.

— Халгарты прислали собственную службу безопасности, — сказал Тарло. Он шел рядом с ней, перебросив свой льняной пиджак через плечо. — Поли­цейские сказали, что эти ребята прибыли сорок минут назад, — добавил он, кивнув на «мерседес».

— Как они отнеслись к нашему присутствию?

Тарло широко усмехнулся.

— Рады свалить проблему на наши плечи. Они будут сдерживать посторон­них, пока мисс Халгарт нас не покинет.

— Хорошо. — Она проследила взглядом за фургоном криминалистов, подъехавшим к дому. — Нам известно, в каком из домов орудовали Хранители?

— Ага. — Он показал вдоль берега. — Двумя домами дальше. Похоже, у них неплохая электроника. Полиция выставила там пост. Репортерам об этом пока неизвестно.

— Ладно. — Ренне распрямила плечи и одернула легкий жакет. — Давай покончим с этим. Надень пиджак.

— Здесь же нет босса.

— Все равно.

Тарло изобразил насмешливое неудовольствие, но надел пиджак и подтянул галстук.

— Хорошо бы там работал кондиционер, — пробормотал он, пока Ренне отсылала бригаду экспертов во второй дом.

По узкой прямой тропинке они прошли к пляжному коттеджу. Это было скромное небольшое здание из дерева, недавно покрашенное в матово-зеленый цвет, с солнечными батареями на крыше и полуорганическими листьями пылеуловителя, свисавшими с карниза. Широкая веранда выходила на море. От веранды тянулась пятидесятиметровая полоса травы, а затем начинался песчаный пляж. Деревья затеняли только заднюю и боковые стены, так что из кот­теджа открывался великолепный вид на широкую бухту. В углу веранды имелась решетка для барбекю, рядом на траве стоял стол и несколько стульев. На столе, сверкая каплями быстро высыхающей росы, громоздились пустые бутылки из-под пива и экзотических коктейлей и грязная посуда.

Перед дверью стоял один из присланных Халгартами охранников, одетый в простую темно-синюю футболку и длинные бежевые шорты, доходившие ему до колен. Ренне, подходя к нему, постаралась сдержать улыбку. Он явно был очень доволен своим видом.

— Управление по расследованию особо тяжких преступлений, — посерьезнев, сказала она. — Мы бы хотели задать мисс Халгарт несколько вопросов.

— Конечно, — ответил охранник. — Не могли бы вы предъявить какие-ни­будь удостоверения личности?

Эл-дворецкий Ренне отослал его эл-дворецкому зашифрованный служебный сертификат.

— Благодарю вас.

Охранник открыл перед ними дверь.

Они вошли в небольшой коттедж с узеньким холлом, тремя спальнями, ванной комнатой, кухней и гостиной, занимающей почти половину всей пло­щади. Мебель, скорее функциональная, чем изысканная, вполне соответствова­ла недорогому наемному жилью.

— Она из семьи Халгартов — и проводит свои каникулы здесь? — удивился Тарло. — Даже если она из боковой ветви семейства, могла бы устроиться и получше.

— Дело не в этом. Ты читал дело? Это ее первый год в колледже, первые каникулы с подружками. Она впервые в жизни оторвалась от семьи. В конце концов, что плохого в этом местечке?

Он насмешливо подмигнул.

— Нет луны. Нет приливов. — Его голос понизился до драматического шепота. — И нет прибоя!

Она постаралась одернуть его взглядом и вошла в гостиную. Эйприл Галлар Халгарт сидела на диване с таким расстроенным видом, словно ей только что сказали о катастрофе, уничтожившей тела ее родителей. Ее привлекательность не могли скрыть даже мешковатые зеленые джинсы и старая мятая футболка цвета ржавчины. Высокая, стройная фигурка двадцатилетней девушки, гладкая смуглая кожа, густые вьющиеся волосы и красивое личико, казавшееся еще моложе. В ладонях она сжимала кружку с кофе, к которому так и не притрону­лась. При появлении двух следователей она подняла покрасневшие и припух­шие глаза, словно моля о понимании.

Вокруг нее настороженно сгрудились три подруги: Марианна, Анжелия и Лаура — все из Королевского университета Белфаста, где они вместе учились. В гостиной с растерянным видом стояли и двое охранников. Им приказали оградить Эйприл от журналистов и доставить домой, но девушка явно не была еще готова к каким-либо действиям.

— Вы поймали этих мерзавцев? — с сильным ирландским акцентом потребовала отчета Марианна, как только Ренне и Тарло представились.

— Нет, пока еще не поймали, — ответил Тарло. — Мы только начинаем расследование.

— Ха! — фыркнула Марианна и повернулась к следователям спиной.

— Мисс Халгарт, нам необходимо задать вам несколько вопросов, — заговорила Ренне.

Марианна опустилась на колени рядом с подругой.

— Если не хочешь, можешь не отвечать.

Эйприл посмотрела в глаза Ренне.

— Все в порядке. Я отвечу.

Марианна неохотно кивнула и увела двух своих подруг из гостиной.

— Вы не возражаете? — вежливо обратился к охранникам Тарло.

Один из телохранителей вышел в холл, а второй через стеклянные раздвижные двери удалился на веранду.

— Мне кажется, вы не перестаете себя спрашивать, почему это произошло именно с вами, — сказала Ренне, присаживаясь рядом с растерянной девушкой.

— Да, — всхлипнула Эйприл.

— Главная причина в том, что вы из семьи Халгарт. Хранители Личности видят в вас врага.

— Почему? Я не знакома ни с одним из них. Я никогда не была на Дальней, не помогала никаким чужакам. Я просто изучаю историю двадцать первого века, вот и все.

— Я знаю. Но ваше семейство оказывает основную поддержку Институту исследования «Марии Селесты». По их извращенным понятиям, этого вполне достаточно. Я хочу вам сказать, что в этом случае не стоит доискиваться до причин. Рационального объяснения не существует. Просто вас выбрала поис­ковая программа. Они хотели воспользоваться именем Халгарт, а вы член этой семьи; и выбирали — прошу прощения — немного наивного и хотя бы времен­но изолированного члена семьи. В результате выпало ваше имя.

Эйприл склонила голову и вытерла слезы бумажным кухонным полотенцем.

— Все было так хорошо. Никак не могу в это поверить.

— Как его зовут? — спросил Тарло.

— Альберто, — ответила девушка. — Альберто Расанто. Он со своими приятелями, Мелиссой и Фрэнком, жил в домике через один от нашего. Они, как и мы, приехали на весенние каникулы. Мне сказали, что они солгали.

— Верно, — подтвердила Ренне.

Эйприл поморщилась, взглянув на остывший кофе.

— Итак, вы встретились, — подтолкнула ее Ренне.

— Он был таким милым. С большими зелеными глазами. Я думаю, он, как и я, жил первой жизнью. Когда мы приехали, они уже были на пляже. Мы разговорились. Знаете, мы немного соперничали. Я хочу сказать, что Мелисса и Фрэнк были вместе, а нас четверо. Мы вроде как соревновались. А Марианна такая хорошенькая, ей всегда достаются самые лучшие парни. Но ему понрави­лась я. Он всегда улыбался, разговаривая со мной; и с ним было так легко про­сто болтать. У него красивая улыбка, правда красивая. И так получилось, что следующие несколько дней мы провели вместе с ним. Мы ходили купаться, и он учил меня кататься на серфе; по вечерам мы все вместе ходили в бары и очень много пили, я даже попробовала ВСО-наркотик. Ничего страшного, просто легкие программы. Странные, но довольно забавные. Я думаю, тогда все и на­чалось.

— Да, они прощупывали вас, — согласился Тарло. — ВСО или обычные химические наркотики затуманивают сознание. Извините, Эйприл, но мы должны знать: вы спали с ним?

— Угу.

— Когда?

— В первый раз — четыре дня назад.

— И в тот раз вы остались в их коттедже?

— Да. У него была отдельная спальня, а я жила в одной комнате с Лаурой. Мы еще до приезда сюда договорились насчет мальчиков, что соседка перено­чует на диване. Но… так было проще.

— Больше уединения? — сочувственно улыбнулся Тарло.

— Да, — с готовностью согласилась она. — Я, наверное, немного консервативна в этом отношении. Нет, я не скрываю, что сплю с парнем, но стены здесь такие тонкие. Я выросла на Солидаде, там живет вся семья. — Девушка выпря­милась и удрученно вздохнула. — Вы, вероятно, считаете меня глупой богатой девчонкой, ничего не знающей о реальной жизни. Никто другой не вел бы себя так доверчиво.

— Нет, — заверила ее Ренне, — это не излишняя доверчивость. Мошенники все равно бы выманили у вас авторский сертификат для унисферы.

Глаза Эйприл снова наполнились слезами.

— Но я ничего не помню. И теперь все Содружество считает, что я рассылаю пропагандистские выступления Хранителей.

— Содружество уже завтра об этом забудет. Ваши родные сделают так, что­бы ваше имя больше не упоминалось в новостях. Обычно я против неофици­ального влияния на средства информации, но в этом случае не стала бы воз­ражать.

Эйприл медленно кивнула.

— Что же произошло? — свистящим шепотом спросила она. — Сотрудники службы безопасности говорят, что им ничего не известно, но я уверена: им приказано так говорить. Скажите мне, пожалуйста. — Она перевела взгляд с Тарло на Ренне. — Пожалуйста, я должна знать. Я даже не понимаю, когда это произо­шло. Это так ужасно. Мне все равно, насколько это плохо, но я должна знать.

— Скорее всего, это случилось за две ночи до их отъезда, — сказал Тарло. Ренне бросила в его сторону сердитый взгляд, но он только пожал плечами. — Часть подготовки заключалась в том, чтобы вы пили и употребляли наркотики каждый вечер, чтобы наутро не все могли вспомнить. И когда такое повторилось, вы ничего не заподозрили.

Эйприл нахмурилась и рассеянно посмотрела в широкое окно, словно сосредоточилась на чем-то, что находилось далеко за сверкающей гладью моря.

— Я не помню. Я действительно ничего не помню. Было бы понятно, если бы я была более заторможенной в то утро. Но нет. — Она посмотрела на Тар­ло. — Так что же со мной произошло?

— Вероятнее всего, они подмешали вам в бокал антроноин или какую-то его разновидность. Вы полностью отключились, как бывает при сильном опья­нении, но остались уязвимой для внушения. После этого они воспользовались сканером и хакерской программой, чтобы проникнуть в ваши вставки. Все это заняло не больше пары минут. А затем было проведено редактирование памяти.

— Редактирование памяти. — Эйприл провела рукой по волосам. — В ваших устах это звучит так просто. Но у меня похитили часть моей жизни. Я не подозревала, что это так легко.

— Технология хорошо отработана, — сказала Ренне. — Некоторые обновле­ния даже не выходят за пределы корпоративных лабораторий. После соверше­ния крупного преступления нарушители закона первым делом стирают это событие из своей памяти. Они надежно забывают о правонарушении. Это может показаться странным, но мы уже не можем прочитать их воспоминания и ис­пользовать их в суде в качестве свидетельств.

— Знаете, это обстоятельство ненавистно мне даже больше, чем обольщение, чем похищение сертификата. Это ужасно. Они могли сделать все, все, что угод­но, а я бы и не знала. Не могу поверить, что такое можно забыть.

— Нам надо провести несколько тестов, — сказала Ренне. — Наши эксперты возьмут у вас образец крови. Учитывая, что все произошло двое суток назад, можно определить, каким наркотиком они воспользовались. Кроме того, они хотели бы прогнать через ваши вставки калибровочные программы. Как вы считаете, вы к этому готовы?

— Да, — ответила Эйприл. — Я сделаю все, что потребуется.

— Спасибо. Мы воспользуемся программой характерных особенностей, что­бы получить их портреты. Вы и ваши друзья могли бы в этом помочь.

— Вы сможете их поймать? Это реально?

— Будет нелегко, — признал Тарло. — Хранители не запустили бы свою пропаганду, пока их люди не покинули Нсегу. К настоящему моменту они могут быть в любом мире Содружества и изменить свою наружность, воспользовав­шись наборами для клеточного перепрофилирования. Наилучшая возможность для их поимки представится в том случае, если мы накроем всю группу Храни­телей.

— Вы ведь преследуете их уже долгое время, не так ли? Все знают. Это единственное незакрытое дело Паулы Мио.

— Никто не может скрываться вечно, — сказала Ренне. — Сегодня мы подтащили их немного ближе к скамье правосудия. Они могли оставить какие-то следы и улики. Следы их ДНК есть в коттедже, следы электронного присутствия остались на Нсеге: оплата ренты, наемные автомобили, записи о контактах. Я понимаю, это звучит не слишком убедительно для вас, тем более сейчас, но, поверьте, нам помогает каждая мелочь.

Ренне и Тарло вышли через веранду, по пути отослав телохранителя в гостиную. По мягкому пружинящему газону они направились к домику, который арендовали Хранители. Ослепительные лучи жаркого солнца заставили обоих надеть защитные очки.

— Ты, как обычно, себя проявил, — упрекнула своего напарника Ренне. — Сказал, что они воспользовались насилием над сознанием. Интересно, о чем ты думал, рассказывая о взломе?

— Она и так изрядно намучилась, — ответил Тарло.

Ренне остановилась, любуясь морем. Влажный бриз играл ее каштановыми волосами.

— Ублюдки. Рады поиздеваться над впервые живущими. Даже без потери памяти она еще лет десять не оправилась бы от потрясения.

— Ненавижу насильственное редактирование памяти, — сказал Тарло. — Каждый раз, когда мы с этим сталкиваемся, меня чуть не выворачивает на­изнанку. Мы ведь почти покончили с Хранителями, начали их окружать, а они опять вывернулись. Мы могли бы сто раз их арестовать. Хочу сказать, это чертовски странно, что босс ни разу не вышел на кого-то из их шишек.

— Ты говоришь совсем как Алессандра Барон, всегда критикующая Управление. Если бы кто-то изобрел редактор памяти, стреляющий как лазер, мы бы об этом знали.

— В том-то и дело, — сказал он, пожимая плечами и разводя руки. — Мы не знали о нем, а изобретатель выстрелил в нас.

— Перестань. Ты становишься параноиком.

Он печально усмехнулся.

— Ты должна признать, что в деле с Хранителями что-то не так. Черт, ты ведь была на Велайнесе. Мы что, допустили ошибку? Скажи, мы что-то про­пустили? Мы работали по всем правилам, но они все-таки нас обошли.

— Им повезло.

— Им везет уже сто тридцать лет. Это неестественно.

Она взглянула на него с тревогой.

— О чем ты толкуешь?

— Я не знаю. Правда не знаю. — Он вздохнул. — Ладно, надо выяснить, что там накопали эксперты.

— Ничего.

— Оптимист. Ставлю десять долларов на то, что на этот раз Хранители сделали ошибку и оставили после себя улики.

— Договорились.