«Сова» модели «Raytheon 6Е-В» достигала девяти метров в длину, с размахом крыльев семнадцать метров, из-за чего её горизонтальная проекция напоминала планер, только «сова» куда маневреннее обычного планера. Обладая весом при взлёте всего лишь в триста пятьдесят килограммов, она могла летать со скромной крейсерской скоростью триста пятнадцать километров в час на протяжении максимум сорока семи часов. Её первостепенной функцией было наблюдение с низкой высоты. «Сова», которую запустили в тот день при помощи ракет, взмыла сквозь атмосферу Сент-Либры, оказавшуюся во власти мороза и северного сияния, кружа и кружа над Вукангом по длинной ленивой спирали, и теперь она пыталась пробить свой практический потолок в восемь тысяч триста сорок метров. Кен Шмитт и его команда сделали все возможное, загружая патчи в умный автопилот летательного аппарата, сняв несколько сенсорных систем, обойдя ограничители мощности в топливных элементах «eDyne» и моторах «Пассау», от которых работали установленные в хвостовой части коаксиальные пропеллеры. Они увеличили тягу на восемь процентов, позволив «сове» подняться выше.

Но когда она достигла девяти тысяч трехсот метров, крылья уже не могли продолжать подъем, а лопасти пропеллеров – вращаться быстрее в разреженном воздухе. Но это все же было недостаточно высоко. Коммуникационная секция отсылала запрос за запросом, не получая ни одного ответа от транспондеров н-лучевиков. Радар не смог найти в небе никаких твердых предметов, хотя работал на крайнем пределе возможностей. Смартпылевой трал, покрывавший большую часть фюзеляжа, не засёк во всем южном небе ни одной точки, испускавшей искусственные электромагнитные волны, – хотя северное сияние и сверхзаряженная ионосфера делали сканирование в этом спектре особенно трудным.

– Дело не в высоте, – признал Кен Шмитт, после того как «сова» покружилась на девяти тысячах трехстах метрах девяносто минут. – Если бы там что-то было, мы бы его обнаружили. Н-лучевики упали.

– Неудивительно, в такую метель, – заметил Вэнс.

– У нас есть аварийные ракеты, – напомнила Давиния Берн, сидевшая за другим столом в штабе АВА, где она отслеживала телеметрию «совы». – Из высшей точки они должны послать сигнал, который дойдёт до самой Абеллии.

– Надеюсь на это, – сказал Вэнс. – Но честно говоря, пока что нам нечего им сообщить.

– Как насчет убийства Нормана Сливински? – едко поинтересовалась Давиния. – Ведь должен об этом узнать кто-то ещё, кроме Господа?

Вэнс решил пропустить колкость мимо ушей. Норман Сливински был снаружи, когда наступило небольшое затишье во время снежной бури, случившейся в субботу днём. Они послали команду для расчистки снега, завалившего штаб АВА, чтобы тот не рухнул под весом сугробов. Ветер стих, и люди смогли выйти, но сильный снегопад продолжался, воздух был перенасыщен статическим электричеством из-за страшной электрической бури, поэтому соединения через телотралы почти не работали.

Неустойчивый сигнал медицинской тревоги от Сливински поймала безнадёжно деградировавшая лагерная сеть. Слишком мало и слишком поздно, чтобы ответить надлежащим образом. Находившиеся снаружи легионеры, предположительно защищавшие занятую уборкой снега команду именно от подобной засады, в конечном итоге нашли кровь на снегу. Сделали три круга возле куполов и транспорта, но так и не отыскали тело Нормана Сливински. Команда снегоуборщиков все бросила и вернулась в купола, предоставив штаб АВА его судьбе. В отличие от бедолаги Нормана, он пережил остаток бурана.

Был в этом убийстве один радостный момент, которым Вэнс ни с кем не поделился. Смартмикробный жучок, которым они пометили Анджелу, подтвердил, что во время нападения монстра она была в своем куполе с Парешем и двумя официантками. Она точно не причастна к случившемуся. Хоть для Вэнса это и имело важность, ради таких сведений не стоило тратить коммуникационную ракету. Он знал, что это известие не заставит Вермекию усомниться в своей правоте.

– Не нравится мне этот атмосферный фронт, – объявил Кен.

Вэнс посмотрел на панель, где высвечивалась информация, поступавшая с метеорологического радара «совы». Густые волны жёлтого и пурпурного цветов направлялись к Вукангу, не сбавляя скорости.

– Сколько времени до того, как они обрушатся на нас? – спросил Вэнс.

– Примерно час, – ответил Кен. – Но мы уже на пределе, будет только хуже. Сэр, надо подумать о возврате аппарата. Понадобится не меньше пятидесяти минут, чтобы вернуть «сову».

– Подтверждаю, – отозвалась Давиния. – Мы сожжем половину силовой цепи, если не начнем спуск побыстрее. Там нет ничего, с чем мы могли бы установить связь.

– Ладно, – согласился Вэнс. – Спускайте её. Но я хочу, чтобы вы её посадили как можно ближе к лагерю. И возьмите троих легионеров, когда пойдете забирать.

– Да, сэр, – сказал Кен.

Пока «сова» опускалась по спирали вниз, Каризма Вадхай руководила командой, которой поручили снова переместить купола. На этот раз на верхних панелях собрался почти метр снега. Бульдозеры спихнули сугробы в сторону, расчистили место для автопогрузчиков, чтобы те смогли просунуть под днище свои вильчатые захваты. Купол Джоша Джустика был первым, который они собрались передвинуть. Машины не подняли его и на полметра над снегом, как вдруг раздался оглушительный треск. Купол дёрнулся, и прямо через его центр прошла аккуратная трещина. Неровные части сдвинулись, и погрузчики поспешно опустили его на место.

Осмотр показал, что семь панелей треснули и лопнули.

– Все дело в холоде, – объяснила Офелия Эльстону, пока они шли вокруг сломанного купола. – Мы не ожидали, что будет так холодно.

Вэнс разглядывал зигзагообразную щель в панелях. Просевший купол навел его на мысли о птенце, который не смог разбить скорлупу, чтобы выбраться наружу.

– Все купола могут треснуть?

– Если мы попытаемся их передвинуть, то да. Они теперь слишком хрупкие, чтобы их поднимать.

– А если мы оставим их на месте, под весом сугробов панели тоже разрушатся, верно?

– Скорее всего, сэр, это зависит от количества снега.

Оба повернулись на северо-восток, откуда, как показала «сова», надвигалась следующая буря. Начался снегопад, тонкие твердые частицы оседали зернистым слоем поверх уже лежащего снега. Розовый солнечный свет тускнел с приближением вечера, предоставив небо неугомонным авроральным волнам.

– Как же нам их защитить? – спросил Вэнс.

– Мы подумали, что бульдозеры могут воздвигнуть из существующего снега стену вокруг каждого купола. Она послужит чем-то вроде волнолома, по крайней мере для этого бурана. Это лучшее предложение, что у нас есть.

– Ладно, попробуем. Как быть с этим куполом, он подлежит ремонту?

– Нет, сэр. Мы не можем исправить панели, нам надо сделать новые и собрать его заново. И мы не успеем это сделать за то время, что осталось сегодня.

Вэнс окинул лагерь долгим взглядом. Он вынужден был признаться самому себе, что зрелище удручающее. Шесть человек и «Лендровер-Тропик» едва виднелись посреди снежного поля на расстоянии в полкилометра, где они ждали завершения спуска «совы». Бульдозеры и автопогрузчики медленно ездили вокруг, оставляя в снегу глубокие колеи, которые людям приходилось перешагивать на пути. Прочий транспорт почти скрылся под снегом, превратившись в странные холмы. Проторенная тропа вела к клинике, где сугробы вздымались до самой крыши квик-кабины, лишь там закругляясь. Ко входу прорыли спуск прямо сквозь снег, который удерживал хлипкий самодельный навес из шестов и упаковочных ремней. Впрочем, подумал он, теперь в Вуканге все выглядело самодельным. В микрофактурную мастерскую вела настоящая дорога, так много транспорта туда подъезжало. Персонал лагеря, всегда по меньшей мере парами, медленно передвигался в своих парках и стеганых брюках, забирая свежие припасы из поддонов, которые сначала надо было откопать при помощи лопат, напечатанных микрофактурщиками. Команда, отвечавшая за общие системы, трудилась над топливными элементами, проверяя, не сломаются ли они во время бурь.

Все неправильно, подумал Эльстон. Они пытаются противостоять погодным условиям и одновременно сохранять бдительность на случай возвращения пришельца. Каждодневная борьба отнимала все их время и силы. Надо было как-то выбраться из этого смертельного тупика. И им ни за что это не осилить, оставаясь здесь.

Вэнс принял решение и запросил соединение с Антринеллом и Джеем.

– Мы уедем отсюда, отправимся колонной в Сарвар.

– Ты уверен? – спросил Джей.

– Да. Здесь сложилась разрушительная ситуация. Мы сидим и ничего не делаем, представляя собой цель для атак существа. На обогрев куполов уходит огромный объем горючего. Прямо сейчас у нас достойный запас биойля, которого хватит машинам на весь путь до Сарвара. Если останемся тут ещё на неделю или десять дней, резерв сделается предельно допустимым. Мы должны подготовиться и выехать как можно скорее. План, который прислал Вермекия, сгодится для начала, но нам придется его существенно изменить.

– Ты сделал правильный выбор, – сказал Антринелл. – Я не думаю, что они доставят нам припасы в течение месяца. Политики в руководстве экспедицией слишком сильно нам подгадили.

– И мы, скорее всего, будем в большей безопасности в пути, – прибавил Джей. – Вермекия прав: существу будет трудно за нами угнаться.

– Я не отказываюсь от нашей главной цели – поймать его, – сказал Вэнс. – Надо будет учесть это в плане путешествия.

– Понятно.

Вэнс начал отдавать приказы. Бульдозерам надлежало построить защитные снежные стены вокруг пяти оставшихся куполов. Людей из сломанного купола Джустика следовало расселить по прочим убежищам. Микрофактурщики и транспортники должны были переехать в укрепленную микрофактурную мастерскую, чтобы жить там во время бурана и начать печатать вещи, необходимые для пути на юг. Как только закончится буран, нужно будет заняться переоснащением машин. Главам подразделений было предписано во время бурана держать связь по кольцевой линии, чтобы обсудить детали организации колонны.

Марвин Трамби продолжал работать, пока остальные обитатели лагеря суетились, готовя его к следующему бурану. В мобильной биолаборатории-2 было спокойно и удобно. Топливные элементы, снабжавшие энергией системы кабины и лаборатории, работали на высокой температуре, которая просачивалась в кондиционер, поддерживая стерильную внутреннюю атмосферу на цивилизованных двадцати трех градусах. Освещение было белым и ярким. В их маленьком жилом отсеке, втиснутом между кабиной водителя и самой лабораторией, имелось пять коек, кухонная ниша и даже душ в маленьком санитарном кубикле.

Когда наступало затишье между снежными бурями, Марвин тоже таскал грузы снаружи, так что ему довелось прочувствовать, чему подвергались остальные. Он испытывал слабые угрызения совести из-за того, что жил в биолаборатории, но его работа была самой важной в экспедиции. Об этом, похоже, все забывали из-за убийств, солнечных пятен и погодных выкрутасов.

Он сидел за рабочим столом, который тянулся по всей длине помещения, и слушал лёгкий джаз, пока оборудование проводило генетический анализ образцов. В биолаборатории было пять отдельных систем для ПДРФ-анализа. Марвин неделю за неделей сидел за этим столом, изучая образцы растений, которые собирали его коллеги. Биолаборатория содержала самую всеобъемлющую базу данных по ботанике Сент-Либры, за исключением Университета Хайкасла. Когда к нему попадали кусочки коры, веток или пучки листьев, взятые при помощи устройств для отбора проб, Марвин первым делом проводил процедуру визуальной идентификации. Все, что напоминало растение, уже включённое в базу данных, немедленно отвергалось. Некоторые представляли собой зебровые зеркала, версию «CO2 в кислород», в то время как записи показывали преобразователь «кислород в CO2» с той же формой листа, – они тоже отвергались. Экспедиция искала куда более значительные расхождения, чем эти. Даже если ограничиться только теми прошедшими генетический анализ видами, о которых до сих пор никто не знал, две биолаборатории успели получить авторадиограммы для более чем девятнадцати тысяч различных растений, выискивая доказательства того, что хоть одно из них имело другого предка, произошло от другой ветви эволюционного древа. Они не нашли даже намека на различие.

Теперь никто из ксенобиологов экспедиции не сомневался, что Сент-Либра подверглась биоформированию. Они спорили лишь о том, как давно это произошло. Но Марвин по-прежнему был заинтересован в поиске генетических различий. Учитывая, как много растений они повстречали на небольшом по сравнению со всей планетой участке, изначальная генетическая база была громадной. В конце концов, растения должны были где-то развиться. Марвин не мог понять, каким образом столько разных видов могли произойти от единственного общего предка. Его любимая гипотеза гласила, что они эволюционировали в мире, чья поверхность имела ещё большую площадь, чем Сент-Либра, что поднимало ряд интригующих космологических вопросов.

Что он действительно желал бы отыскать, так это хотя бы намек на то, что ещё могло эволюционировать на изначальной планете. Предположительно, «садовники». В конце концов, зачем биоформировать планету, заселяя её растительностью, которая несовместима с твоей собственной биохимией? Но если они эволюционировали в тандеме с растениями, то, безусловно, растения Сент-Либры должны быть адаптированы для биосферы с насекомыми и животными… только вот они такими не были. Но этой линии расследования пока что не существовало. Как бы ни выглядело изначальное растение из изначального мира, Марвин не смог отыскать ни одной подсказки по поводу того, с кем и чем оно этот мир делило. Удивительно, что растения Сент-Либры настолько процветали без насекомых и фауны, слились со средой. Но если они и впрямь естественные, кто их перевез сюда и зачем?

Сент-Либра представляла собой интеллектуальный вызов на весьма многих уровнях. В первую же неделю, ещё до прибытия в Вуканг, Марвин ощутил, что ему куда больше нравится изучать загадочную зебровую ботанику, чем Зант.

Он аккуратно приготовил следующую партию листьев для первой стадии анализа, поместив капсулы, куда их заключил пробоотборник, в автоматизированное устройство, которое измельчало их по отдельности, прежде чем впрыснуть реактив, разрушающий клеточную мембрану и выпускающий генетический материал, содержащийся внутри. После этого он мог начать более продолжительный процесс подготовки этого материала для авторадиографии. Первоклассные сканеры из Кембриджского геномического агентства могли проводить пятнадцать тысяч сравнений одновременно – больше, чем у них когда-либо попадалось в одной партии.

Только вот реактив закончился.

– Проклятье! – пробормотал Марвин.

Его элка соединилась с сетью лаборатории. Ослабевшая сеть лагеря ответила, что их запасы все ещё в поддоне. В одном из тех, которые передвинули поближе к куполам и транспорту, но… все равно снаружи.

Марвин встал и потянулся, разминая затёкшие мышцы. В эти дни с выходом наружу связано чертовски много приготовлений. Он прошел в маленький обеззараживающий шлюз в передней части лаборатории и миновал его. В водительской кабине сидела Смара Джака, пила чай из чашки и заедала шоколадными конфетами из пакета. Она обернулась и посмотрела через открытый маленький люк в центральную кабину на Марвина, который натягивал стеганые водонепроницаемые штаны.

– У нас опять закончился реагент для образцов, – пожаловался он.

– Черт побери! Ладно, я пойду с тобой.

Согласно приказу Эльстона, никто не должен был выходить наружу один. Марвин посмотрел через широкое лобовое стекло кабины, какая там погода. Мимо неслись потоки снега, озаряемые пастельными – изумрудными, светло-вишнёвыми и топазовыми – переливами северного сияния. Это был передний край бурана, хоть Марвин и сомневался, что сумеет определить, когда на них обрушится основная масса бури. Соединения в лагере полнились обрывками комментариев, с которыми авашники помогали водителю «Лендровера-Тропик» ползти к куполам; колеса машины буксовали в клейком снегу, и всем не терпелось поскорее вернуться в укрытия. Остальные все ещё доставляли припасы в оставшиеся купола. Джош Джустик и прочие из разбившегося убежища переносили свои пожитки в места нового размещения; тем же самым занималась команда микрофактурщиков, которые направлялись к своей мастерской. Взвод легионеров в последний раз обходил периметр, с несчастным видом преодолевая обычный маршрут, не в силах увидеть что-либо на расстоянии, превышавшем десять метров. Системная команда и техники воздушных аппаратов пытались установить прожекторы, которые использовали для ночного техобслуживания, в надежде затопить весь лагерь светом и отпугнуть пришельца-убийцу, если он вернётся.

– Не тревожься, – сказал Марвин, засовывая руки в рукава парки и застёгивая её поверх бронежилета. – Наш поддон всего лишь в двадцати метрах отсюда. – Он надел на плечо карабин «Хеклер» на ремне и похлопал по оружию. – И этот дружок присмотрит за мной. Ты в любом случае почти все время будешь меня видеть через лобовое стекло.

– Уверен?

– Все в порядке.

Перчатки, два слоя; шапка с наушниками под бронированный шлем; поверх него натянуть капюшон парки; лыжные очки на лицо – и он готов. Марвин подошел к двери, и элка передала машине код, отпирающий замок. Наружная дверь выдвинулась и отъехала в сторону по направляющим рельсам. Залетел снег, тепло волной понеслось прочь от Марвина. Он осторожно спустился по короткой лесенке. Они в тот день передвинули биолабораторию, вывели её из сугробов, которые намело с обеих сторон. Но снег снова собирался возле больших колёс.

Он огляделся, пока дверь скользнула на прежнее место и закрылась. Снаружи было, наверное, человек тридцать, которые спешили закончить свои дела, прежде чем придется пережидать метель, но он не видел ни одного из них. Связь его телотрала с сетью Вуканга прервалась, потом восстановилась. Северное сияние окрасило утонувшую в вихре частиц вселенную в изысканный оттенок фиолетового, который переходил в оранжево-розовый.

Элка Марвина вывела на сетку навигационный дисплей, подсветив поддон с лабораторными запасами. Он положил руку на «Хеклер» и двинулся к цели. Через десять шагов фары биолаборатории дважды моргнули. Марвин помахал темному пятну, предполагая, что Смара его видит.

Спустя минуту он был возле поддона. Понадобилось время, чтобы очистить боковину от снега, который он вытирал руками в перчатках, ощущая растущий холод. Пальцы начали терять чувствительность. В конце концов он обнажил клапаны и открыл их, чтобы добраться до узких контейнеров, плотно упакованных внутри. Его налобный фонарь направлял на этикетки резкий галогеново-белый луч, а элка послала запрос к метке, которая ему требовалась. На сетке появился пурпурный символ, идентифицирующий контейнер с веществом.

Далеко в вышине северное сияние, мерцая, приобрело блестящий зелёный цвет, и на поддон лёг мягкий циановый отблеск. Поверх него скользнула тень, гладко и внушительно, словно во время лунного затмения. Марвин повернулся.

Перед ним стоял монстр.

– Нет, – всхлипнул Марвин.

Даже оцепенев от ужаса, он восхищённо выискивал признаки чужеродности в громоздкой фигуре, чистейшем научном доказательстве эволюционного расхождения с земной жизнью. Как все в команде ксенобиологов, он получил полный доступ к файлам осуществленного на Передовом Рубеже допроса Анджелы Трамело. Она хорошо описала чудовище.

Оно и впрямь оказалось темным, с печально известными жуткими лезвиями вместо пальцев. Кожа подобна камню; сегодня её покрывал снег, который прилипал к каждой складке. Двуногий гуманоидный силуэт, подметил Марвин, и сочленения конечностей безупречно соответствуют homo sapiens. Кальциевая маска вместо лица, неспособная отражать эмоции. Но глаза… Анджела никогда не упоминала глаза; глубоко спрятанные в глазницах, они были человеческими.

Оно двигаюсь быстро. Рука взметнулась, ударила Марвина в грудь. От ужасной силы он отлетел назад, распластался на боковине поддона. Но удар длился дольше обычного и замедлился под конец, словно монстр пробил слой вязкой жидкости.

Он убрал руку. По какой-то причине Марвин больше ничего не чувствовал. Его тело перестало дышать; даже рев ветра утих и превратился во вздох. Ласковый синевато-пурпурный авроральный свет мерцал вокруг него. Он озарял блестящую жидкость, которая капала с пальцелезвий монстра.

Марвин посмотрел на свою грудь. Из разрыва в парке текла кровь. Лезвия пробили насквозь и верхнюю одежду, и бронежилет под ней.

Он открыл рот, чтобы сказать: «Ох», но к горлу подступила кровь, утопив голосовые связки. Теплая жидкость полилась изо рта, ноги подкосились, его потянуло вперёд. Марвин Трамби был мёртв, когда его лицо ударилось о снег.

В Ньюкасле наступила настоящая весна. Апрель принес прохладные ночи, но днём солнце в безоблачном небе светило ярко и дарило тепло, каждый полдень оказываясь немного выше. Если и случались дожди, то быстро проходили, унесенные резвым ветром, оставляя после себя посвежевший и блестящий от чистоты город.

Йену всегда нравилась весна. У всех улучшалось настроение, когда удавалось вынырнуть из тусклой зимы северо-восточной Англии. Девушки снова надевали платья. На городских деревьях распускались почки, добавляя освежающую ярко-зелёную глазурь к суровому камню и бетону улиц.

А в этом году в его жизнь вошла Таллула. Этот год обещал стать лучшим из всех. Он просто должен делать правильные ходы.

В то утро к одиннадцати сорока пяти серебристый дождик прекратился, и солнце проглядывало сквозь облака, которые спешили к западному горизонту. Йен подошел к столу Евы. Её приписали к другому отделу на третьем этаже, где она работала над расследованием в Артурс-хилл: семейная ссора, закончившаяся тем, что отец убил одного из детей, прежде чем мать разрубила его на части ножами, которые принесла домой из их ресторана. Было ли убийство предумышленным? Ева прорабатывала свидетельские показания и отчеты психиатров, чтобы определить, что на самом деле случилось в ту дурную ночь.

– Угостить тебя обедом? – спросил Йен.

Ева с удивлением посмотрела на него, и её веснушчатое лицо озарилось счастливой улыбкой.

– Конечно. Спасибо. Это все так отвратительно. Бедные дети.

– Я думал, только один.

– Погиб один, но у него есть брат и сестра. Они теперь оба под опекой. В этой истории победителей не будет.

Они вышли на умеренно влажную Грей-стрит и повернули к реке.

– Ну как, ты видел Сида? – спросила Ева.

– В эти выходные – нет.

– Скоро придется запустить скачивание.

– Знаю, лапуля. Я слышал, юридический отдел собирается отослать досье Норта в прокуратуру завтра. Если у нас ничего не найдется на Шермана, в конце недели у всех будут серьезные неприятности.

– Не знаю, почему он так долго ждёт. Я бы уже все скачала.

– Ага, потому-то он получил третий ранг. Умеет рисковать.

– Сид?

Йен улыбнулся ей.

– Он темная лошадка, наш Сид. Я думал, ты это уже поняла.

Они прошли по Набережной, под опорами Тайнского моста.

– Куда именно мы идём? – спросила Ева.

– Сюда.

Йен привел её в «Толламарч Армс», один из пабов, которые занимали первые этажи в длинном ряду георгианских зданий по эту сторону Набережной. Комната, расположенная вдоль передней части, была грандиозным реликтом древней корпоративной элегантности, с высоким потолком и половицами из дикого дуба, какие теперь никто не мог себе позволить. Там, где стряпчие и клерки когда-то изучали гроссбухи, теперь располагалась длинная барная стойка, дополненная удобными кожаными креслами и полированными смоляными столами с узловатыми ножками. Здесь подавали большой выбор закусок и открывался отличный вид на реку; место безупречно подходило для обеда менеджеров среднего звена. Они нашли место у окна; Йен заказал минеральной воды, а Ева выбрала бокал совиньон блан.

– Ну что, насколько ты занят на четвертом этаже? – спросила Ева, пока они читали меню.

– Сейчас стало немного полегче, потому что ГЕ ведёт переговоры с советом Хайкасла о том, чтобы пропустить людей назад. Так или иначе, легионеры АЗЧ ушли; теперь портал охраняют только подразделения пограничного директората ГЕ с резервом из агентских констеблей. И я точно знаю, что персоналу «Нортумберленд Интерстеллар» разрешили вернуться. Я был на Последней Миле в воскресенье днём. За час, который я там провел, через портал проехало, наверное, пятьдесят автобусов.

– Все потому что они прекратили производство биойля, – прокомментировала Ева. – Им там больше нечего делать.

– Им придется быть наготове, – сказал Йен. – «Нортумберленд Интерстеллар» и прочим членам Большой Восьмёрки понадобятся их инженеры, чтобы запустить водорослевые поля опять, когда солнечные пятна исчезнут и Сент-Либра вернётся в норму.

– Наверное.

Официантка принесла напитки. Ева заказала салат с обжаренной в масле утиной печенью, грецкими орехами, яблоками и виноградом; Йен выбрал филе семги с молодым картофелем.

– Ты слышал, сколько процентов биойля на самом деле поступает в ГЕ с Сент-Либры? – спросила Ева, понизив голос. – Мой муж говорит, поставки сократятся на…

Таллула и две её коллеги вошли в паб. Они радостно болтали, на ходу снимая плащи. Она остановилась и удивленно посмотрела на Йена. Не без радости.

Выходит, он правильно подгадал время.

– Привет, – сказал он, вставая. – Я не знал, что вы здесь бываете.

– Э-э, ну да, иногда, – признала она, бросив упреждающий взгляд на любопытных подруг.

– Как справляетесь? – спросил Йен.

– О, теперь уже лучше, наверное.

– Это хорошо. – Он изобразил, что принимает безрассудное решение. – Послушайте, наверное, это судьба, что мы оба очутились тут. Видите ли, поскольку это мой обеденный перерыв, формально я не на дежурстве, так что могу открытым текстом спросить, не хотите ли вы выпить со мной сегодня вечером и, возможно, пойти на концерт «Блоксо» в Сейдже.

Он махнул рукой в сторону окна, где огромные выступающие изгибы громадного Сейджа возвышались на другом берегу реки.

– «Блоксо»? – Изумление Таллулы оказалось сильнее осторожности. – Билеты на них уже много недель как распроданы. Как вы сумели достать? Даже у Бориса это не…

Она досадливо поджала губы.

– Ну, вы понимаете, в полицейской работе есть кое-какие преимущества. У меня есть друг, у которого есть друг, и вот мой вопрос передается все дальше по цепи, а обратно возвращается пара билетов. Но я опять грустный одиночка. Так что… весь ваш, если пожелаете.

У нее ушла минута на совещание с подругами.

– Ладно, это очень мило, спасибо. Но я за себя заплачу, разумеется.

– О, что ж, я не буду спорить.

Они робко улыбнулись, как всегда улыбаются люди, только что разделившие друг с другом момент. Оба поддались ненадежному импульсу, который дарил возможность – всего лишь возможность – чего-то куда более многообещающего.

Улыбка Йена сделалась шире, когда он сел на свое место; Таллула шла к свободному столу в другой части зала, а её подружки возбуждённо щебетали, понизив голос.

– Мне не нравится, когда меня так используют, – сказала Ева суровым тоном и с не менее суровым выражением лица.

– Ой, да ладно, она просто случайно сюда пришла.

– Нет, не случайно. Йен, этот твой трюк со сбором информации о них очень некрасивый. Вообще-то от него почти бросает в дрожь.

– С ней все по-другому, – сказал Йен, защищаясь.

– С ней все то же самое, – упорствовала Ева. – Точь-в-точь как то, что ты устраивая с остальными.

– Ну тогда как? – разгневанно прошипел Йен. – Как кому-то вроде меня повстречать такую девушку, как она? Я не знаю другого способа. Ну ладно, возможно, я знал, что она сюда придет. Но после этого все происходит естественным путем. Ты слышала – она сказала «да».

– Ну хорошо. Итак, она сказала «да». Но, Йен, она свидетельница в самом крупном деле, какое у тебя когда-нибудь будет. Убийство было совершено в её квартире.

– Да ну тебя, подруга, это простое совпадение.

Ева покачала головой, прежде чем глотнуть вина.

– Не в этом деле. Я видела, насколько хитро все устроено. Будет какая-то причина, связь. Её квартиру выбрали неспроста. Меня не обмануть чепухой вроде невинного красивого лица. Мне наплевать, насколько она миленькая, но она что-то знает. Должна знать.

– Да ладно! Что с тобой? Мы собрали всю информацию о ней, какую только можно было собрать. Она жертва. Её выбрали случайным образом, чтобы запихнуть нас в очередной тупик. В этом вся суть.

– Тебе морочат голову. Нужно запретить мужчинам допрашивать таких девиц. Особенно мужчинам вроде тебя. Выходит, твое «случайно достал билеты на, „Блоксо“» тоже совпадение? Не многовато ли их в её жизни? Или у нее профессия такая – устраивать все новые и новые совпадения?

– Все это не имеет значения. Ты видела, какой она была со мной. Она и не думала отказываться. Все получится у нас с ней, вот увидишь.

– Пока она не узнает, что ты приударил за её лучшей подругой, младшей сестрой или матерью, если тебе станет по-настоящему скучно.

– Нет, – твердо сказал Йен. – Не в этот раз. На этот раз, подруга, я все понял, когда увидел её.

– Господи боже! – Ева глотнула побольше вина. – Не могу поверить, что я это говорю, потому что ты негодяй, который заслужил хорошую трепку, но будь осторожен. Такая девушка…

– И что же с ней такое? Она слишком хороша для меня? Ты так обо мне думаешь?

– Она тянет на восемь с половиной, если не на полную девятку. А ты? На четверочку?

– Ерунду говоришь, лапуля.

– Просто окажи услугу самому себе, притормози, пока мы не скачаем банду Шермана.

– Они не связаны!

– Ладно. Хорошо. Докажи, что я ошибаюсь. Если она на самом деле невиновна, тебе придется в кои-то веки принимать серьезные решения. Пришла пора тебе повзрослеть, черт побери, потому что – и поверь мне в этом вопросе – Таллула не смирится с твоей привычкой дерьмово обращаться с женщинами. Если ты настроен хоть самую малость серьезно, придется собраться и показать высший класс.

– О, и на том спасибо, мамочка.

Ева больше не могла изображать суровость.

– Ты и она? Да ладно. Не могу не восхититься такими амбициями.

– Эй, мы с ней не такие уж разные.

– Мечтай дальше, Ромео.