Нью-Йорк, конец 1999 года

Этот маленький китайский ресторанчик на нижнем этаже восьмиэтажного здания на 128-й улице казался последней дырой. Семья, которая владела им, арендовала только цокольный этаж, а верхние были заперты и ждали, когда хозяин дома соберется сделать там ремонт. Но щиты, преграждавшие путь к лестнице, были давно сняты, и каждый, кто умел держать язык за зубами и был готов ежемесячно платить некую сумму китайцам, мог поселиться наверху.

Сюда я попал после того, как человек, который продал мне документы, направил меня к другому, своему знакомому. Я поселился на втором этаже. Мог бы и выше, но не захотел. Во-первых, тепло от кухни выше второго этажа не поднималось. Вдобавок нигде не было удлинителей, которые можно было дотянуть хотя бы до третьего этажа, так что выше второго царили промозглый холод и крысы.

О том, чтобы сменить внешность, я пока не думал. С этим можно было повременить. Но я рассудил так: если я сбежал из штата Мичиган и нарушил условия испытательного срока да вдобавок получил деньги за настоящую работу… обратный путь отрезан, верно? Поэтому и обзавелся водительскими правами штата Нью-Йорк, выданными на вымышленное имя Уильяма Майкла Смита, с указанием придуманного возраста — двадцать один год. Само собой, по барам с этими правами я не болтался. Можешь мне поверить, я почти безвылазно сидел в своей норе, потому что был убежден: меня ищет вся местная полиция.

С каждой неделей становилось все холоднее. Я торчал в четырех стенах, рисовал и тренировался на сейфовом замке. Еду мне приносили китайцы из ресторана. Я платил им двести в месяц наличными за право жить в комнате, которая им не принадлежала, и пользоваться туалетом и душем за кухней. Свою единственную лампу я включал в удлинитель. У меня была бумага и все, что нужно для рисования. И отмычки.

А еще — пейджеры.

Их было пять, и все хранились в помятой обувной коробке. Один был обмотан белой липкой лентой, второй — желтой, третий — зеленой, четвертый — синей. Последнему пейджеру досталась красная. Призрак объяснил: если сработает какой-нибудь из первых четырех пейджеров, я должен позвонить по номеру на экране и послушать, что мне скажут. На том конце провода будут знать, что я не говорю. А если о моей немоте собеседникам неизвестно, значит, что-то пошло не так и мне лучше повесить трубку. Если все в порядке, надо встретиться с собеседником там, где он скажет, и выполнить для него работу. Обо мне позаботятся, иначе я больше на их сообщения отзываться не буду.

Конечно, они не забудут отослать в Детройт десять процентов прибыли за «право пользования». Ведь им еще не надоело жить.

Все это относилось к первым четырем пейджерам. По пятому, с красной липкой лентой, меня должен был вызывать тот самый человек из Детройта.

— С ним лучше не шутить. — Предостережение Призрака я запомнил слово в слово. — Если надумаешь, сразу копай себе могилу. Чтобы зря никого не напрягать.

Я понимал, что Призрак не преувеличивает. Повидал я уже достаточно, чтобы навсегда запомнить этот совет. Но сколько мне придется ждать, когда раздастся сигнал пейджера и я снова заработаю деньги? За работу в Пенсильвании мне заплатили щедро. Но считать я умел и понимал, что рано или поздно деньги кончатся. И что тогда? От чего я умру — от голода или холода?

Однажды утром после Рождества я проснулся и услышал писк пейджера.

С теми людьми я встретился в одной забегаловке в Бронксе. Они вызвали меня по желтому пейджеру. Я хорошо помнил, что говорил мне насчет желтого пейджера Призрак: это общий номер, по которому со мной может связаться любой придурок. Значит, действовать надо как можно осторожнее.

Морозным днем я вошел в забегаловку и несколько минут топтался на пороге, пока мне не помахали из глубины зала. Там за столом сидели трое. Один поднялся, схватил меня за руку и притянул к себе, словно собираясь обнять.

— Так это ты и есть, — сказал он. На нем была ярко-зеленая куртка футбольной команды «Нью-Йорк джетс» и золотая цепь, он носил короткий ежик, две бритвенно-тонкие полоски щетины сбегали вниз от углов его рта и соединялись с редкой эспаньолкой. Словом, это был один из тех белых парней, которые лезут вон из кожи, лишь бы не походить на белых.

— А вот и мои кореша, — продолжал он, указывая на остальных. — Болтун и Долдон.

По крайней мере придумывать им прозвища мне не пришлось. Парни потеснились, освобождая мне место за столом.

— Есть будешь? Мы уже заказали. — Похоже, он не мог умолкнуть ни на минуту. И я с места в карьер прозвал его Трепачом. Он подозвал официантку, мне принесли меню.

— Немой, что ли? — спросила она, когда я ткнул пальцем в гамбургер.

— Точняк, — подтвердил Трепач. — А ты что, против?

Официантка забрала у меня меню и молча удалилась.

— Я про тебя слышал, — продолжал Трепач. — Ты здорово помог одному другу моего приятеля.

Так я получил ответ на свой первый вопрос: еще в телефонном разговоре мне показалось, он знает, что я в городе.

— Дело вот в чем, — продолжал он, понизив голос, — есть у нас один друган…

Сейчас возьмет и вывалит все разом, подумал я. Да еще и план разложит здесь же на столе.

— …пашет в баре на окраине. А наверху у них комнаты для вечеринок и все такое. Так вот недели две назад была у них там рождественская попойка. Собралась еврейская тусовка из района Даймонд-дистрикт. Стоп, что это я? У евреев — рождественская попойка?

Услышав это, Болтун и Долдон прыснули, разбрызгивая молочные коктейли. А мне надо было сразу же встать и сделать ноги.

— Короче, один тип упился в хлам. А мой друган помогал остальным вынести его на улицу и посадить в такси. Пока искал его пальто, вдруг слышит разговор: тот, что упился, давай расписывать, сколько брюликов у него дома в Коннектикуте. Мол, на миллион потянут, закрыты в сейфе. А остальные, значит: ты язык-то не распускай. Мой друган за углом стоял, в гардеробной, и своими ушами слышал каждое слово!

В этот момент вернулась официантка с заказами. Трепач притих и молчал, пока она не отошла, а потом закончил рассказ. Словом, его приятель посмотрел фамилию того посетителя в списке приглашенных, потом разузнал, где в Коннектикуте находится его дом.

А когда позвонил ему в офис, то сумел выведать, что хозяин дома уехал во Флориду и вернется только после Нового года.

Вот мои собеседники и решили вломиться в чужой дом и украсть бриллиантов на миллион долларов. Конечно, не без моей помощи. Болтун и Долдон уверяли, что обратить камни в наличные для них раз плюнуть — у обоих есть надежные перекупщики.

С первой же секунды, как только я увидел этих ребят, у меня появилось плохое предчувствие, и во время разговора оно только усиливалось. Я вспомнил, что говорил мне на этот счет Призрак, как он советовал мне сразу же вставать и уходить, если я почую неладное. Но черт возьми, как же мне тогда зарабатывать на жизнь? Те парни обещали золотые горы и твердили, что провернут дело по-тихому.

И я сел с ними в машину. Понимаешь? Сел в машину.

За рулем устроился Трепач, Болтун и Долдон заняли заднее сиденье, а мне в кои-то веки досталось переднее пассажирское.

— Почетное место, — заметил Трепач, церемонно распахивая передо мной дверцу.

Кстати, был канун Нового года — я еще не говорил? Мы направлялись к чужому дому 31 декабря.

— Мой друган живет в Нью-Рочелле, — объяснил Трепач. — Захватим его по дороге. — Поглядывая на меня, он быстро повел машину по шоссе I-95 прямиком в Коннектикут. — Значит, этим ты и промышляешь? Сейфы вскрываешь? Я чего хотел спросить, как ты вообще начинал-то?

Я пожал плечами. Вряд ли ему знаком язык жестов.

— А, черт, ты же не говоришь. Ни слова! Как немой наемный убийца. Только твоя добыча — не люди, а сейфы, да?

Прав, прав был Призрак, думал я. Что бы мне ни обещали, если почуял неладное, надо смываться, пока не поздно.

Но что же мне было делать теперь? Не мог же я велеть Трепачу остановить машину и высадить меня на обочине.

Не прошло и получаса, как мы добрались до Нью-Рочелла, где заехали за приятелем Трепача. Он напомнил мне чуть ли не всех футболистов из Милфордской школы: силен как бык и почти так же неповоротлив.

— Это тот самый парень, — объявил ему Трепач. — Знакомься.

Бык протянул мне руку поверх спинки сиденья.

— Тот самый — это дело. А справишься?

— Он не говорит, — вмешался Трепач. — Только сейфы открывает.

Мы снова свернули на скоростное шоссе и помчались к границе Коннектикута.

— Ну, короче, — заговорил Бык, — сейф стоит у хозяина в кабинете. На первом этаже. Окно уже распечатано и ждет нас.

— Винни подготовился заранее. — Трепач выдал приятеля, назвав его настоящее имя. — Смотался на место, проверил пару окон и открыл одно. Так дело было? Вот открывает он окно — и деру. А сам слушает: сработает сигнализация? Приедут копы или нет? Так и не дождался. Вернулся, кинул в окно большую ветку, — может, эти штуки там стоят, которые от движения включаются.

И снова удрал и затаился. Ждет, думает — может, приедет кто. Никого! Он обратно. Влезает в окошко, туда прошелся, сюда, вылез, отбежал, снова ждет. Все тихо.

— В общем, понял я, что сигнализация отключена, — вступил в разговор Бык. — Только тогда решил осмотреться. Вижу — картина на стене, прямо в кабинете. Поднял, заглянул — бац! А там сейф.

— Стоит себе, ждет нас, — подхватил Трепач.

Если Бык не врал, нам предстояло просто войти в дом, забрать камни из сейфа и уже через полчаса двинуться в обратный путь. Проблемы могли возникнуть лишь с получением моей доли.

Мы пересекли границу Коннектикута, Бык показал Трепачу, как проехать к дому. Нашей целью оказался большой кирпичный особняк в тюдоровском стиле, стоявший на вершине пологого холма в окружении лужаек. Мы проехали мимо него, а через полмили свернули, сделали крюк и остановились у детской площадки за домом. Мне не понравилось, как просматривалось это место из окон дома, но мороз усиливался и на площадке не было ни души.

Трепач заглушил двигатель. Несколько минут мы сидели молча.

— Чего ждем? — не выдержал Бык.

Трепач повернулся ко мне:

— Ну, что будем делать? Ты же спец. Пойдем сразу или еще посидим?

Можно подумать, я еще не понял, что остальные в таких делах ни черта не смыслят. Я покачал головой и открыл дверцу. Остальные последовали моему примеру, но я остановил их, подняв руки.

— Что? Что такое?

Я поднял палец, потом указал на свои глаза и сделал вид, будто озираюсь по сторонам. Наконец я ткнул пальцем в руль машины и несколько раз нажал воображаемый клаксон.

— Кому-нибудь надо остаться здесь на стреме? Так, что ли?

Я поднял вверх большие пальцы. Прикрывать нас поручили Болтуну или Долдону, а мы, все остальные, зашагали к задней двери дома. Возле него я снова остановил всех и опять показал на свои глаза. Еще одного мы оставили на углу дома, откуда была видна и наша машина, и улица. Значит, войти внутрь предстояло нам троим: Трепачу, Быку и мне.

Бык осторожно поднял раму окна, которое вскрыл, и забрался первым — как я и ожидал, довольно неуклюже. Следующим влез я. Трепач перевалил через подоконник последним. Бык направился прямиком к ближайшей картине, на которой парусное судно боролось с волнами. Эффектным жестом он поддел пальцем раму и поднял картину. Под ней действительно обнаружился сейф в неглубокой нише.

— Твоя очередь, — сказал мне Трепач. — Это надолго?

Я подошел к сейфу, Бык посторонился. Прикасаясь к рукоятке кодового замка, я чувствовал, как оба прожигают взглядами мне спину. Сейф такой марки я видел впервые. Какое-то европейское название. Крохотный росток сомнения шевельнулся у меня где-то в мозжечке. А если этот сейф совсем не похож на те, что я вскрывал раньше?

Но порядок есть порядок. Сначала — попробовать ручку, убедиться, что чертова штуковина заперта.

Я сжал пальцы на ручке сейфа и слегка надавил на нее. Она поддалась.

Я замер. В считанные секунды перед моим мысленным взором развернулось все, что будет дальше. Когда Бык вломился сюда в первый раз, ему и в голову не пришло проверить, заперт ли сейф. Но если я открою его сразу же и объясню, что он не был заперт, они поймут, что вообще зря притащили меня сюда.

И что же потом? Они заберут все камни себе, а меня высадят на каком-нибудь углу: спасибо, хоть и не за что.

Наклонив голову, я украдкой бросил взгляд на Трепача и Быка.

— Крепкий сейф? — спросил Трепач. — Справишься?

Я встряхнул руками и поворочал шеей так, словно мне предстояло совершить невозможное. Потом указал на свои глаза и ткнул на одну дверь, снова на глаза — и на другую. Не висели бы вы над душой, парни, — лучше покараульте.

Им явно не хотелось уходить, но я настоял на своем и не шевельнул пальцем до тех пор, пока они не разошлись в разные стороны.

Повернувшись к сейфу, я легко открыл его. Внутри лежал черный бархатный мешочек. Какой и ожидаешь увидеть в сейфе, где хранятся бриллианты стоимостью миллион долларов. На тесемочках. Именно такой.

Я развязал тесемки и заглянул в мешочек. Двадцать, а может, и тридцать камушков. Моей первой мыслью было прикарманить парочку. Но я тут же понял, насколько это глупо. Мало того, что мне их некуда девать — еще и уменьшится моя доля из общего котла. Поэтому я затянул тесемки, положил мешочек на пол и снова осмотрел сейф. Чтобы убить время, покрутил диск, сделал вид, будто подбираю код. Звук замка изменился сразу же, едва я дошел до нужной цифры. Вскрыть этот сейф было бы проще простого.

Я чертыхнулся. Затягивать время было бессмысленно. Пусть считают, что коды к замкам я подбираю в мгновение ока.

Стерев отпечатки пальцев с рукоятки замка, я поправил картину, прикрыв ею сейф, и разыскал Трепача, который выглядывал в окошко по соседству с входной дверью. Он чуть не обделался, когда я похлопал его по плечу. Я вручил ему мешочек.

— Это что? Ты правда, что ли, его вскрыл? Уже?

Наверное, впервые в жизни он растерял все слова.

— С Новым годом, — наконец выдавил он.

Мы созвали остальных, сели в машину и покатили к шоссе.

— Открыл! Он его открыл! — завопил Трепач уже в третий или в четвертый раз. — Сколько прошло — минуты четыре? Пять? Да этот парень — гений!

— Он крут, — согласился Бык, пуская по кругу бутылку шнапса. — Сначала я сомневался насчет него, а теперь верю: он нереально крут.

Мы не стали отвозить Быка обратно в Нью-Рочелл: он сказал, что сегодня останется в городе, будет отмечать удачу до самого утра.

Когда мы подъезжали к городу, я ткнул пальцем в указатель поворота к Гамильтон-Бридж. В порыве благодарности спутники были готовы сделать для меня что угодно, поэтому довезли меня через реку и по 128-й улице до самого китайского ресторанчика.

— Поищи себе район получше, — посоветовал Трепач, пока я вылезал из машины.

Этим вечером мне оставалось разыграть последнюю карту. Поразмыслив, я понял: это мой единственный способ хоть что-нибудь с них слупить. Остановившись на тротуаре, я вывернул оба кармана.

— Ну и какого хрена ты молчал? — Трепач припарковал машину и повел всех к банкомату на углу.

— Выбираем весь лимит, — распорядился он. — Слышали? Это самое меньшее, что мы можем сделать для парня.

Вчетвером они наскребли тысячу триста долларов.

— Это только аванс, дружище. То ли еще будет, когда пристроим камешки! Я тебе скину на пейджер сообщение, позову забирать свою долю! Зуб даю!

Последовал обмен объятиями, рукопожатиями и поздравлениями. Наконец они погрузились в машину и укатили.

Когда они скрылись из виду, я перешел через улицу, вошел в китайский ресторанчик и отдал хозяевам двести баксов, которые задолжал за месяц. Потом поднялся к себе и отпраздновал Новый год в пустой комнате. Я невольно вспоминал дядю и гадал, чем он сейчас занят у себя в Мичигане. Небось крутится волчком, сбывая шампанское.

Конечно, я вспоминал и Амелию. Наконец я достал бумагу и карандаши, и начал рисовать. На одной странице я уместил весь свой день, заполняя рисунками один квадрат за другим, как в комиксах. Я объяснял ей, как живу. Так я делал почти каждый день, просто чтобы не свихнуться и поймать хоть слабый луч надежды. Может быть, когда-нибудь она увидит эти страницы. И поймет, почему мне пришлось с ней расстаться.

Я погасил лампу, влез в спальный мешок, лежавший на холодном пыльном полу, и закрыл глаза. Я отдал бы что угодно, лишь бы сейчас рядом со мной оказалась Амелия. Хотя бы на час.

Так я встретил Новый год.

Наутро меня разбудил желтый пейджер. Я спустился в ресторан, к телефону, и набрал номер. Тот же самый, что и днем раньше.

— Здорово, парень, — послышался в трубке голос Трепача. — Можешь подгрести туда же, как в прошлый раз? Прямо сейчас? Тут у нас мелкая проблемка…

Мне не следовало в тот день приезжать к ним в забегаловку. Я сразу понял это. Но все-таки сел в такси и поехал по мосту через реку навстречу холодному и ясному новогоднему утру. Возле забегаловки я рассчитался с таксистом и вошел. Мои четыре новых приятеля уже сидели за столиком.

Подошла знакомая официантка, я ткнул пальцем в омлет с овощами. Парни, видно, уже позавтракали, но я не постеснялся сделать заказ. Если меня опять куда-нибудь потащат, для начала не помешает перекусить.

— Дело вот в чем… — наконец начал Трепач.

— Не здесь, — перебил Бык. — Хочешь, чтобы все вокруг узнали, где мы были вчера? Потом объяснишь, лады?

А вчера они голосили, не вспоминая об осторожности, отметил я. Впрочем, вчера за столом не было Быка. Ему единственному из всех досталась капля соображения.

Принесли мой завтрак, над столом повисло тягостное молчание. К напряженным паузам я привык с детства и почти не реагировал на них, а Трепач нервничал так, что это наверняка стоило ему пары лет жизни. Он то принимался качаться на стуле, держась за край стола, то выглядывал в окно, и так до тех пор, пока я не доел. Едва дождавшись, он прихлопнул ладонью к столу несколько купюр и спешно повел нас прочь.

— Едем в надежное место, там и потолкуем, — сказал мне Трепач. — Проблема решается, можешь поверить. Ты ведь хочешь получить свою долю?

На этот раз рядом с водителем сел Бык. Я влез на заднее сиденье, и по обе стороны от меня сразу устроились Болтун и Долдон. Я уже раскаивался в том, что согласился поехать с ними.

Трепач сорвал машину с места и погнал по улице. Через несколько минут мы уже были на шоссе I-95. И направлялись на восток, к Коннектикуту. Я похлопал по спинке сиденья Трепача и удивленно вскинул обе руки. На фига, ребята?

— Ладно, сейчас поймешь, — откликнулся Трепач. — Камушки, которые мы добыли в прошлый раз, — фальшивка. Даже не фианиты. Просто мусор. Мои оценщики поняли это в два счета.

Остальные молчали.

— Но это же ни в какие ворота не лезет, — вмешался Бык. — Хозяин дома собаку съел на торговле настоящими брюликами. Зачем ему держать в сейфе фальшивку? Вот я и подумал, что где-то в доме есть другой сейф. К которому труднее подобраться. В нем-то и хранятся настоящие камни. Ясно, к чему я веду?

Я понял это с первых же секунд. И заодно сообразил, почему сейф был открыт. Бык был прав: слишком уж легко нам достались «бриллианты». Черт возьми, как я раньше не додумался?

— Так вот, — снова вступил в разговор Трепач, — если ты не против прокатиться еще раз…

— Хозяин дома все еще в отъезде, — добавил Бык. — Он же на все праздники уехал. Кому стукнет в голову возвращаться в первый день Нового года?

В ушах у меня зазвучал голос Призрака: делай ноги, пацан. Беги.

Бывают уроки, усвоить которые помогает лишь горький опыт.

Мы припарковались за домом, возле той же детской площадки. Дом и сегодня выглядел пустым. На этот раз в машине никто не остался.

— Будем искать второй сейф, — объявил Трепач. — Нам пригодится каждая пара глаз.

Он вновь сделал ошибку. Терять бдительность не стоило. Но я предпочел не спорить, поэтому мы впятером подошли к дому. Все то же окно по-прежнему было открыто. Бык поднял раму, Трепач забрался в дом, я последовал за ним. Рассудив, что второй сейф вряд ли найдется в той же комнате, где и первый, я прошелся по нижнему этажу, потом поднялся по лестнице. Особняк был из тех, где с высокого потолка холла свешиваются двенадцатифутовые люстры, а наверх ведет плавно изогнутая лестница. Но восхищаться красотами дома мне было недосуг. Я направился по длинному коридору, заглядывая в каждую дверь, пока не разыскал хозяйскую спальню. В прилегающей к ней гардеробной я раздвинул вешалки с одеждой и внимательно осмотрел все стены. Но ничего не нашел.

Покинув гардеробную, я столкнулся в спальне с Трепачом: тот старательно приподнимал одну картину за другой и осматривал стены под ними. Я указал на кровать — двуспальную, стоящую на персидском ковре. Единственном во всей комнате.

— Ты чего? Думаешь, он прячет брюли в матрасе?

Я поднял один угол ковра и дождался, когда он догадается взяться за второй. Вдвоем мы потянули на себя ковер, и он заскользил вместе с кроватью по гладкому паркету. Под ковром обнаружилась старинная с виду крышка люка. Я потянул за кольцо на утопленной в нише рукоятке и открыл люк. Дверца сейфа оказалась круглой, диаметром всего дюймов шесть. Но как же глубоко она сидела в досках пола! Это наверняка прозвучит странно, но при виде дверцы меня охватила клаустрофобия.

Я опустился на пол и приблизил лицо к сейфу. Вместо обычной поворачивающейся на ней была простая круглая ручка, которую следовало нажать один раз, набрав нужную комбинацию цифр.

Я попробовал ручку, уже зная, что на этот раз сейф не откроется.

— Колдуй давай, — велел мне Трепач. — Слабо вскрыть этот сейф быстрее первого?

Даже не мечтай, приятель. Я закрутил диск кодового замка сначала в одну сторону до отказа, затем в обратную. Уловил одно изменение звука. Потом второе. Третье, четвертое. И еще одно.

Я нащупал зону контакта, скрутил диск на ноль и занялся делом. Прижался к зоне контакта, дошел до тройки, прислушался.

Было что-то или мне послышалось? Черт, как же трудно.

— Долго тебе еще? — спросил Трепач, опять оправдывая свое прозвище. — Небось уже почти открыл?

Я покачал головой, поднял руки и помахал ими, прогоняя его. Затем снова взялся за диск и продолжил поворачивать его. Зона контакта прощупывалась неплохо, но прислушиваться к звукам было неудобно: шею пришлось изогнуть под невообразимым углом, всей тяжестью тела опереться на правую руку. Рука постоянно немела, приходилось прерывать работу и трясти ею.

— Похоже, мы здесь застряли надолго. — Трепач присел на кровать. — Остальные наверняка уже извелись.

Я перевел дыхание и продолжил работу. После первого прохода у меня были четыре числа. А мне требовалось еще одно.

Я вернулся к началу и сузил интервалы. На 27 знакомый звук раздался дважды: при приближении к 26 и еще раз — когда я подходил к 28. А-а, вот оно что, сообразил я. Ну-ка, посмотрим, что у нас есть: 1,11, 26, 28 и 59. Это 120 возможных сочетаний, но я голову готов дать на отсечение, что здесь зашифрованы дни рождения хозяина и его жены. А потом? Год их свадьбы? Если вначале идут дни рождения, получается не 120, а всего четыре возможных комбинации. И на том большое спасибо.

Я начал с первого сочетания 1-11-26-28-59. Набрать комбинацию из пяти цифр — дело долгое: сначала четыре раза проходишь первую цифру, потом три раза — вторую, и так далее, до тех пор, пока наконец не вернешься обратно, чтобы отцепить рычаг. Я сделал все, что требовалось, и нажал ручку. Никакого эффекта.

Трепач встал и прошелся по комнате. Не обращая на него внимания, я начал набирать вторую комбинацию, 1-11-26-59-28.

Трепач что-то говорил, но я не понимал ни слова. Я был бесконечно далеко от него, где-то на дне океана. Четыре прохода, три, два…

Хлоп-хлоп. Кажется, таким он был, этот звук откуда-то с поверхности.

— Вот черт! — прорвался ко мне возглас Трепача. — Дерьмо!

Его ноги застучали по паркету. Я рывком выбрался на поверхность, моргая и хватая ртом воздух, подполз к окну и увидел прямо перед домом косо припаркованную черную машину с распахнутыми передними дверцами.

Звук повторился. На этот раз он громко и отчетливо слышался даже сквозь окно. Хлоп-хлоп.

С трудом поднимаюсь на ноги и вижу бегущего по подъездной дорожке человека — Болтуна или Долдона, не важно, потому что носить это прозвище ему осталось недолго, а на могильной плите будет высечено другое имя. За ним появляется незнакомец в серой куртке с белыми буквами через всю спину. Прежде чем я успеваю прочитать их, незнакомец вытягивает вперед руку с зажатым в ней оружием и делает еще два выстрела. На спине Болтуна или Долдона возникает темное пятнышко. Широко раскинув руки, он падает ничком.

Человек в серой куртке оборачивается и поднимает руку. Кажется, он говорит с кем-то. С тем, кого я не вижу. Указывает на входную дверь, а секунду спустя я слышу, как она открывается прямо подо мной. Самое время удирать.

Я покидаю спальню, выскальзываю в коридор так быстро и тихо, как только могу. В конце коридора я смотрю вниз, в холл. Входная дверь распахнута. Я никого не вижу, но слышу приближающиеся шаги. Я еще не настолько отчаялся, чтобы рваться напролом: лестница слишком длинна, на ней я стану легкой мишенью.

Снова звуки снизу. Ровные, механические. Металл по металлу. Потом шаги. Неторопливые, негромкие. Треск. Вскрик. Сбивчивый топот. И грохот, заглушивший все звуки мира. Когда звон в ушах наконец утих, я услышал, как кто-то воет от боли.

Мне кажется, что пятиться по этому коридору я буду вечно. На лестнице слышны шаги. Надо принимать решение. Прыгать в окно? Но должен же быть другой выход. Я заглядываю в ванную, затем во вторую спальню. Захожу внутрь и тихо закрываю за собой дверь. Здесь есть высокое окно в торцовой стене дома. На высоте тридцати футов над землей.

Так. Думай. Никто не знает, сколько нас в этом доме. И это мне на руку. Я подхожу к двери затаив дыхание и прислушиваюсь. Проходит одна минута. Две. Если кто-нибудь откроет эту дверь, думал я, я спрячусь за ней, а потом попробую застигнуть его врасплох. Это мой единственный шанс.

Еще минута. Наконец голос из коридора:

— Сдаюсь! — Это Трепач. — Только не стреляйте, ладно? У меня нет оружия.

Открывается дверь. Шаги в коридоре.

— Видишь? Никакого оружия, старина! Я сдаюсь. Твоя взяла.

Внезапно с другой стороны доносятся тяжелые шаги, они быстро приближаются.

— Эй, подожди! Без глупостей, хорошо? Стой!

Только что я стоял за дверью, а уже через секунду она слетает с петель и отбрасывает меня назад. Сверху тяжело падает Трепач, цепляясь за меня, словно я могу защитить его. Я вырываюсь, он вскакивает и поворачивается к двери. И замирает на пороге: прямо перед ним стоит неизвестный с дробовиком. На серой куртке — серебристый жетон. Но это не коп. Он из частной охранной компании, и двуствольное чудовище в его руках нацелено прямо в грудь Трепачу.

Я вижу лицо охранника. Уродливое и багровое. С тошнотворной ухмылочкой человека, которому наконец-то представилась возможность пострелять в живых людей.

И в ту же секунду… Трепач хватается за пояс. Раздается грохот, похожий на несколько звуков, слившихся воедино, что-то твердое и металлическое ввинчивается в воздух с такой силой, что у меня звенит в ушах. Половина головы Трепача вдруг исчезает. Не разрывается, не разлетается на куски — ее просто больше нет. Тело еще стоит, словно не понимает, что произошло. Потом начинает крениться вбок, оседать, ноги сгибаются, а верхняя половина опрокидывается назад так, как никогда не падают живые существа.

Человек с дробовиком стоял и смотрел на него. Меня он заметил, только когда убитый уже лежал на полу. Я вжался в стену.

— Да ты еще сопляк, черт тебя дери, — процедил он.

Я так и не понял, означает ли это, что меня пощадят. И словно отвечая на мой немой вопрос, незнакомец переломил дробовик и полез в карман за патронами. Оттолкнувшись от стены, я бросился вперед и с разбегу врезался в него.

Он пытался отбиться прикладом дробовика, но тот был переломлен пополам и потому держать его было неудобно. Я пригнулся, схватил его за ноги и дернул на себя. Потом попытался перескочить через него, но он успел поймать меня свободной рукой и хотел придавить ногами.

Я лягался, пока не высвободился, а потом бросился бежать по коридору и вниз по лестнице, рискуя упасть на каждом шагу. Внизу я поскользнулся на краю гигантской лужи крови, в середине которой валялся изуродованный труп Быка, но сумел сохранить равновесие. Грянул еще один оглушительный выстрел, люстра осыпала меня осколками разбитых подвесок.

Я рванулся в открытую дверь. Навстречу холодному воздуху. Второй незнакомец в сером вскинул руку, попытавшись ударить меня, но я уклонился, метнулся в сторону и побежал к деревьям.

Я мчался изо всех сил до тех пор, пока не зашло солнце. Наткнувшись на ручей, я смыл кровь с лица и рук. Отмыть куртку не удалось, и я снял ее, хотя было холодно. Блуждая по лесу, я слышал вдалеке завывания сирен и представлял, как полицейские пускают по моему следу стаю захлебывающихся лаем гончих и сами бегут за ними.

Наконец я вышел к какой-то станции. Перед ней ждало несколько такси, шоферы которых болтали, встав в кружок. Я сделал большой крюк и вошел на станцию с другой стороны, надеясь сесть на поезд до Нью-Йорка.

Я сел, прислонившись спиной к холодной кирпичной стене, и стал ждать. Должно быть, от скуки я задремал, потому что следующим, что я помню, был скрежет тормозов остановившегося поезда. Он стоял прямо передо мной, огромный и гудящий. Открылись двери, начали выходить пассажиры — в основном прилично одетые мужчины и немногочисленные женщины. Только тут я сообразил, что этот поезд направляется на восток от города, значит, следует дальше в Коннектикут. Куда мне не надо. Я хотел вернуться домой, пусть даже считал домом комнатушку над китайским рестораном.

Пассажиры уже рассаживались по машинам. Включали фары и уезжали прочь. Некоторые подзывали такси. Я мог либо дождаться поезда, идущего на запад, либо сделать вид, что сошел с только что прибывшего. Слиться с толпой, выйти на стоянку такси и добраться на нем до города.

Я знал, что до Нью-Йорка отсюда меньше сорока миль. Не так уж много, особенно если показать таксисту деньги заранее. Встав в очередь последним, я дождался, когда человек передо мной сядет в такси и уедет. К тому времени на стоянке осталась всего одна машина. Значит, таксист будет рад любому пассажиру.

— Куда едем, сэр? — Таксист был чернокожий и говорил с мягким акцентом, наверное, ямайским.

Я изобразил, будто пишу. Озадаченно посмотрев на меня, таксист наконец сообразил, в чем дело, достал ручку и вырвал страницу из блокнота, лежащего на переднем сиденье.

«Мне надо в город, — написал я. — Я знаю, что это дорого».

И я указал адрес здания в нескольких кварталах от ресторана, а затем показал пять двадцаток из тех, что дал мне Трепач.

— Вас прямо туда довезти? — Голос таксиста звучал почти напевно. — А кто мне оплатит обратный путь?

Я согласился и на это, сел в машину и считал секунды, пока таксист не тронулся с места и станция не осталась позади. В ушах у меня все еще грохотали выстрелы. Всюду мерещился запах крови. Я был уверен, что буду помнить его до конца жизни, думал, что кровью пахнет и от меня, и опасался, что ее учует таксист.

Эта поездка обошлась мне в сто пятьдесят долларов вместе с чаевыми. Таксист поблагодарил меня и посоветовал скорее идти домой: не стоит в такой холод разгуливать по улицам без куртки.

Дождавшись, когда он уедет, я прошел по улице, свернул за угол и увидел впереди ресторан. Его огни сияли в темноте. Я поднялся по лестнице и вошел в свое убежище.

Там в обувной коробке гудел белый пейджер.