Сядем, друг, на пороге долины, Вечереет, и ветер притих. Восемь струн у твоей мандолины, Восемь тысяч мелодий при них. Горных склонов потоки речные Сделал струнами ты – не секрет. И послушны тебе, как ручные, Бесноватые реки, Ахмед. То смеешься, то хмуришь ты брови, Откровенным рождается звук, Словно теплая капелька крови Пробегает по лезвию вдруг. И становится всадником пеший, Жар угольев – кустом алычи. Мать становится женщиной, певшей Колыбельную песню в ночи. И в Цада, и в Гунибе, и в Чохе Ты всегда, как молва, меж людьми. И легко разгадаешь, что щеки У девчонки горят от любви. Но откуда, скажи без обмана, Разгадать твои струны могли, Что болит мое сердце, как рана, Вдалеке от родимой земли? Слышу я, поразившийся снова, Все ты знаешь, рванувший струну, Про меня, молодого, седого, И про женщину знаешь одну. Звезды спелые, как мандарины, У вершин засветились седых, Восемь струн у твоей мандолины, Восемь тысяч мелодий у них.