Журавли, вы все в чужом краю, Вы когда сюда вернетесь снова? Я же маму потерял мою, Не вернуть мне мамы из былого! Не спешат покинуть гуси юг, И весна с приходом припозднилась. Только мама в путь пустилась вдруг, Лишь она одна поторопилась. Ты, трава, что в теплый летний день Для коров она в горах косила, С дальних склонов опустись, одень Мягкой зеленью ее могилу. Солнце, чей восход когда-то в рань Ясные глаза ее встречали, В головах ее могилы встань, Раздели со мной мои печали! Дочка в нашем доме родилась! Радуемся нашей младшей самой… Что же внучки ты не дождалась? Что же ты поторопилась, мама?..

Знаешь, мама, мне всегда казалось, Что, пока в дороге сыновья, Побеждая годы и усталость, Не погаснет свечечка твоя. Твой огонь, всесильный из всесильных, Озареньем был в моем пути… Но угасла ты. Потух светильник. Свет погас. Дороги не найти. Почему-то мне казалось, мама, Что, покуда в море корабли, Будет сыновьям светить упрямо Твой маяк в другом конце земли. Годы жизни яростно-кипучи, Мой корабль обступает мрак, Где он, где? В какой он скрылся туче? Где он, мой недремлющий маяк?! Мне еще всегда казалось, мама, Что, законам смерти вопреки, Будет выситься все так же прямо Дерево, чьи корни глубоки. Дерево мое грозой сломало И с корнями бросило на склон. Я кружусь, подобно птице малой, Чей приют грозой испепелен. Мне казалось… Нет, я был уверен: Все-таки нарушит смерть черед, Не казнит меня такой потерей И тебя сторонкой обойдет. Если б знал я, если б мне сказали, Если б хоть предупредили сны, — Мой корабль стоял бы на причале, Я не уезжал бы до весны. Гордый тем, что ты меня взрастила, Был я точно кипарис в горах. Нынче же к холму твоей могилы Горы клонят головы во прах.

Знаю: вянет и цветок, Но цветет ведь луг вокруг. Где ж ты, сил моих исток, Где ты, мой весенний луг?! Знаю: сохнет в летний зной Под скалой струя ручья. Но скала стоит стеной… Где же ты, скала моя?! Знаю: рушится во тьму Одинокая волна. Но, скажите, почему Море высохло до дна? Знаю: прячет солнце лик, Но извечен ход светил… Кто же солнце дней моих Беспощадно погасил?!

Старшая сестра моя,                              Все чаще Провожу с тобою вечера. У постели мамы уходящей Ты сидела, старшая сестра. Я далеко был…                    А ты с любовью, Не смыкая утомленных глаз, Наклонялась к маме к изголовью, Материнский слушала наказ… — Ты скажи, сестра, скажи мне прямо: Завершая трудный путь земной, Верно, горько жаловалась мама, Что не едет долго сын домой?.. — От нее я не слыхала жалоб, Не срывался с губ ее упрек… Раз она вздохнула: «Прибежала б К нам весна скорее на порог!» Говорила: «Долго ль до рассвета? Что сегодня — солнце иль туман? Неужели журавли на лето Прилететь забыли в Дагестан?!» — Ты скажи, сестра, ты вспомни точно, Что еще тревожило ее? — Все молчала… Только спросит: «Дочка! Как в ауле там житье-бытье? Может быть, родился в эту зиму Мальчик или девочка в Цада?» И еще: «Далеко ль Хиросима? Верно, там большие холода…» — Старшая сестра, какое слово В час последний свой сказала мать? — Что сказала?.. Ничего такого. Люльку попросила показать. «Старой люльке пустовать не нужно, Без детей, мол, в доме нет тепла…» Прошептала нам: «Живите дружно. Помните меня». —                             И умерла.

Говорят, что древний эллин, Погружая в небо взгляд, В глубях облачных расселин Видел бога, говорят. Дома ль я иль на чужбине, Но везде в часы тревог Маму вижу в звездной сини — Вот единственный мой бог. Говорят, индиец старый, Наблюдая ход светил, Отвращал судьбы удары, Верный путь свой находил. Дома ль я, в чужом ли крае, Но, когда от звезд светло, В мыслях к маме я взываю: «Где добро мое, где зло?..»

Как ты просила, мама, — камень скромный Могильный холмик осеняет твой. Но для меня и неба свод огромный, И вся земля — твой памятник живой. — Скажи мне, дом, скажите, стены, рамы: Кто охранял святой уют жилья?.. — И дом в ответ прошепчет имя мамы: — Все мама, все — родимая твоя. — Скажи, очаг, кто зимнею порою Не уставал огонь в тебе вздувать? Скажи мне, ключ, кто свежею струею Кувшины полнил?..                        — Отвечают: — Мать. И голосами вторят золотыми Им вытканные на ковре цветы. И повторяют дорогое имя Те песни, что когда-то пела ты. Когда б не ты, то был бы сад заброшен, Посевы б заглушили сорняки… Гляжу в себя: ведь всем во мне хорошим Обязан я теплу твоей руки. Кто подарил мне сказки Дагестана? Кто небо дал, где влажных звезд не счесть? Теперь звезда, мерцая из тумана, Не о тебе ль мне посылает весть?! …Как ты просила — камень самый скромный Могильный холмик осеняет твой. Но для меня и неба свод огромный, И все вокруг — твой памятник живой.

Меня ты вспоила, вскормила, мама, Вдохнула и волю, и силы, мама. И твердость рук ты дала мне, мама. И гордость строки ты дала мне, мама. За что же теперь, свой уход ускоря, Ты горе дала мне, одно лишь горе?! Дары твои были бесценны, мама. Меня ты рукой незабвенной, мама, Весной одарила нетленной, мама. Всем солнечным блеском вселенной, мама!.. За что ж, уходя, ты вручила сыну Жестокий подарок — тоску и кручину?! Беды я не ведал с тобою, мама. Сбегались удачи гурьбою, мама. От счастья не знал я отбоя, мама. Была моею светлой судьбою мама. Так что же теперь ты ушла до срока?! И в мире так сыро… Так одиноко.

Друг на друга матери похожи, Как моря между хребтов крутых. И друг с другом схожи горы тоже — Нагляделся с неба я на них. Возле гроз стоят вершины эти, И чем выше кручи, тем верней, А из всех высоких гор на свете Нет вершин превыше матерей. Для меня и в радости, и в горе Ты была надежной, как скала. Звезды ночи, утренние зори — Все ты в сердце, мама, вобрала. И теперь везде, куда ни гляну, Образ твой встает передо мной. Он вместимей моря-океана, Многоцветней всей красы земной. …Как же ты, кому и свод небесный, И земля подчас была мала, В дом дощатый, низенький и тесный, Как же, мама, ты в него ушла?

Любовь твою не исчерпать до дна, Измерить боль привычной меры мало. Та сила, что тобою рождена, Мир создавала и оберегала. Не издан сердца твоего устав, Но здесь и там твои единоверцы Боролись, на знаменах начертав Слова, что им подсказывало сердце. Когда б он был всевластен — твой указ, Светлее стал бы мир наполовину. Грехов довольно на земле у нас, Но ни в одном ты, мама, не повинна. Твоя бы воля — не было бы зла, Растаяли бы ненависти глыбы. И мы, когда б нас песнь твоя вела, Быть может, раньше к звездам взмыть могли бы… Ты мать отважных горских сыновей… Лишь только нам известно о вселенной. И я, к могилке наклонясь твоей, Прошу тебя о помощи смиренно.

Только я?.. Нет, мама, я не прав! Где б я ни был — далеко ли, близко, — Видел я, как люди, шляпы сняв, Замедляют шаг у обелиска. Где покой обрел героев прах, На земле, где воевали дети, В городах и в селах, и в горах Я встречал их — памятники эти. В Чехии, над Вислою-рекой, На крутом Мамаевом кургане Ограждают мир своей рукой Матерей печальных изваянья. Вглядываюсь в строгие черты Женщин, каменеющих на страже… — Мама, ты! Конечно, это ты! Ты почти не изменилась даже! Как же ты в чужие города Добралась, войдя хозяйкой смелой? Ты ж не покидала никогда Наши дагестанские пределы! Ты на всех дорогах в полный рост, И тебе шепчу я, узнавая Образ твой, что величав и прост: — Здравствуй, милая, навек живая!

Знаешь, мама, в странах разных, Где случалось мне бывать, Есть один хороший праздник — День, когда в почете мать. В эту праздничную дату Поспешают в дом родной Люди, словно бы ягнята На зеленый луг весной. Астронавт из дали звездной, Водолаз из глуби вод В этот день, пусть даже поздно, В гости к матери придет. И, забыв о прежних спорах, Для нее найдут слова Те счастливцы, у которых Мама старая жива… Вот и стало мне обидно: Просчитал я четки лет, Дней таких у нас не видно, Праздника такого нет. Мы, душевно уважая То, чем наша жизнь крепка, Знаем Праздник урожая, День врача. День горняка… Как же мы, гордясь трудами Городов и деревень, Вечной труженице — маме Посвятить забыли день?! «День?!» —                себя прервал я гневно. Только день из многих дней?! Разве мы не ежедневно Всей душой стремимся к ней?! Не всегда нам светит разве Нежности ее звезда?.. Так ли нужен этот праздник, Если в сердце мать всегда?! Смысла мало в укоризне! Календарь нам не указ! Каждый день разумной жизни — Праздник матери для нас!

Если мать хоронит сыновей, Плачет мать и слез унять не может. На могиле матери своей Сына совесть чуткая тревожит. Вот и ныне, мама, я стою Пред холмом, понурясь виновато, С болью вспоминаю жизнь свою, Все, чем огорчал тебя когда-то… Мне бы, как велит сыновний долг, Безотлучно, мама дорогая, Сторожить, чтоб голос твой не смолк, Быть с тобой, тебя оберегая. Мне б, как часовому на посту, В день, когда склонилась ты устало, Отражать своим оружьем ту, Что к тебе с косою подступала. Мне б, подобно дубу над рекой, Пить корнями воду, но упорно Думать, что настанет миг такой — И не будет влаги животворной… Мама, сколько раз просила ты, Чтоб не заплывал я в бурном море Дальше той положенной черты, От которой не видать нагорий. Но увлек меня могучий вал, И наказ твой я забыл, к несчастью, Опоздал я, мама, опоздал! Не успел к руке твоей припасть я! Занесло меня в такую даль!.. Да и ты поторопилась очень, Побыла б у нас хотя февраль — Ведь февраль всех месяцев короче!.. …Если мать хоронит сыновей, Плачет мать и слез унять не может. На могиле матери своей Сын молчит. И сына совесть гложет.

Песни мамы!.. Сколько разных самых Пелось дома, в поле, у ручья… Не было б на свете песен мамы — Я бы не был, я бы не был я. Слезы, что в глазах ее застыли, Звуки, что блистали на устах, Словно звезды, в сумраке светили, И нестрашно было мне впотьмах. Песни мамы… Скромность и величье. Сердце мамы — кладезь тайных сил… «Вашей мамы не могу постичь я», — Сколько раз отец нам говорил. По земле прошла война, бушуя, Всем она прибавила седин. Мама, мама, что теперь скажу я — Твой седой, твой постаревший сын?! Братья, погибая в дальнем крае, Поручили мне свои долги. Завещал отец мне, умирая: «Душу дома, маму, береги!» Может статься, лишь затем дарован Мне судьбою некий жизни срок, Чтоб тебя я возвеличил словом, Шаль тебе соткал из нежных строк. Ты такой при жизни не носила. Видишь, как нарядна и светла! Не твою ли песенную силу, Мама, сыну ты передала?.. И теперь из радости, печали, Из твоих же песен тку узор. Нарисую образ твой на шали, Подниму над цепью наших гор. Я хочу, чтоб в эту шаль, чаруя, Все цветы весенние вошли. Эту шаль — о мама! — подарю я В честь тебя                  всем матерям Земли!