Черепаха была в огороде. Не замечая меня, она увлеченно ела капусту, выдергивая ее зубами прямо из земли и даже не помогая себе лапами. Прожевав кусочек, она моментально его проглатывала. Видно было, как капуста спускается по горлу вниз.
Я подошла ближе и весело поздоровалась, будто это вполне естественно — видеть, как собственная бабушка пасется на капустной грядке.
Она обернулась, вытянув ко мне шею. Крепкие лапы выпрямились, и тяжелый панцирь начал плавно приподниматься. Вытянувшись во весь рост, она медленно направилась ко мне, зажмурилась и что-то сказала.
С ужасом я обнаружила, что теперь в ее речи нет ничего человеческого: я не понимала, что она говорит.
— Что ты сказала? — переспросила я, шагнув к ней.
— Ух-то-арфе, — прошамкала бабушка, все еще стоя на четвереньках.
Я подошла совсем близко, пытаясь скрыть замешательство. Погладила ее по шее. Дряблая кожа — ни теплая, ни холодная. Но ее дыхание по-прежнему пахло плюмерией, и это меня успокоило.
— Бабушка Эя, я никак не могу понять, что ты говоришь. Можешь написать на земле?
Я надеялась, что она хотя бы понимает меня. Она смущенно посмотрела на меня своими блестящими глазками. Я повторила вопрос погромче, вспомнив, что в последнее время она стала еще и глуховата.
На этот раз она, похоже, поняла мои слова и поползла в поисках голого кусочка земли. Я следовала за ней по пятам. Наконец она нагнулась и начала скрести правой лапой. Это заняло целую вечность — еще и потому, что земля была не очень утоптанной.
— Это «П», так? — спросила я.
Бабушка кивнула, продолжая свой труд.
«Привет, Элиза» — смогла я прочесть через четверть часа. Буквы были кривые, но узнаваемые.
— Привет, бабушка, — сказала я и нагнулась, чтобы обнять ее длинную змеиную шею. Мне все еще было странно трогать эту непохожую на кожу шкуру. В глубине души я надеялась, что от поцелуя она снова превратится в человека, как лягушка из сказки, ставшая прекрасной царевной. Мне же достаточно, чтобы она всего-навсего превратилась в бабушку. Но и этого не произошло.
Черепаха втянула шею, а потом глубоко и протяжно фыркнула: «В-у-у-ф-ф». Я впервые услышала этот звук, похожий на рокот прибоя. Будто огромная волна разбивается о скалистый риф с шипением разъяренного дракона.
— Можно писать твоими красками, но мы переведем кучу бумаги, — сказала я, пытаясь скрыть разочарование. — На песке проще. Завтра воскресенье, я наберу тебе на Лидо песочку.
— Отличная идея. — Она писала это целых двадцать минут, а потом выдавила из себя подобие улыбки…
— Как ты себя чувствуешь?
— Отлично.
На следующий день я сделала, как обещала. Уговорила маму снова поехать на Лидо и набрала два полных пакета чистого песка. Мешки получились такими тяжелыми, что досыпь я туда еще хоть песчинку, до дома мне их уже было не донести.
— Зачем тебе столько песка? — спросила мама.
— Это для бабушки. Кажется, она хочет разбить небольшой японский садик. Знаешь, такие с камушками и песочными дорожками.
Мама захлопала глазами.
— Бабушка Эя не перестает меня удивлять.
— У нее фантазии хоть отбавляй, да?
— Еще как!
В тот же вечер я отнесла пакеты бабушке, сгибаясь под их тяжестью. Черепаха рисовала в своем ателье, размазывая краску лапами. Из старых досок я соорудила невысокий бордюр и сделала что-то типа песочницы. Пока я работала, черепаха стояла рядом, внимательно следила за всем и по-своему давала советы: тыкалась мордой мне в руку чуть выше или чуть ниже, чтобы, забивая гвозди, я не попадала в сучки. Когда ограждение было готово, я высыпала туда содержимое обоих пакетов, а потом тщательно разровняла песок руками.
— Готово. Напиши что-нибудь.
Черепаха засуетилась (если можно так выразиться) и принялась писать. На этот раз она писала мордой, а не лапой. Длинную гибкую шею она использовала вместо руки. Нос оставлял четкий след на мягком разровненном песке. Так получалось куда быстрее, чем на земле в огороде.
— Я тебя люблю, — написала она. — Хочешь играть Офелию?
— Хочу, но кто будет читать за остальных? — Я стерла надпись, разровняв песок, чтобы освободить место для ответа.
— Я. Я тоже могу читать.
Ничего по сути не изменилось. Я играла роль Офелии, а из бабушкиного горла раздавался искаженный и неузнаваемый голос Гамлета. Текст я все равно помнила наизусть, так что какая разница, интонации-то правильные. Потом она говорила за Полония, и тон голоса изменился: он стал льстивым, сочащимся тайными интригами.
Это меня очень ободрило. Пока у черепахи есть бабушкин ум и талант, все остальное не имеет значения.
Я снова стерла надпись и спросила как можно громче и четче:
— Бабушка, почему ты превратилась в черепаху? Ты знаешь, что ты принадлежишь к гигантским сейшельским черепахам? Как это случилось?
— Не знаю. Может, во всем виноват черепаховый гребень, — был ответ.
Сломанный гребень, который она нашла под скамейкой! Если это он превратил бабушку в черепаху, может быть, он и разрушит чары. Мысль о том, что есть какая-то причина происшедшей в бабушке перемены, меня успокаивала.
— Он волшебный? — с трепетом спросила я.
— Не думаю. Но он напомнил мне о черепахах. С тех пор они не выходят у меня из головы.
— Из-за этих мыслей ты стала такой?
— Это были не просто мысли. Они были очень сложными. Такими сложными, что я не знала, как их думать.
Значит, гребень не волшебный. Он просто навел ее на мысль, вдохновил ее к новому перевоплощению. И все же мне хотелось найти гребень, из-за которого началась вся эта история.
— Где ты его держишь?
— Наверное, он упал под кровать.
Я сходила за ним и вернулась в ангар. Я повертела гребень в руках. Сломанная ненужная вещица.
— Бабушка, думаешь, ты можешь превратиться обратно?
— Что?
Ровной стороной гребня я стерла надпись на песке и повторила громче:
— Ты можешь снова стать человеком?
— Я не хочу снова быть человеком. Мои мысли успокоились. Я всем довольна.
— Но что именно ты ощущаешь?
— Сложно сказать. Я чувствую себя так, будто меня прижало книзу и оттуда поднимается сила.
— От земли?
— Да, от земли. В меня вливается могучая сила. Я могла бы поднять весь шар земной.
Она даже нарисовала иллюстрацию к этому утверждению: улыбающаяся черепаха с шаром на спине. Это был земной шар.
Потом она подождала, пока я снова разровняю песок, и написала: «К тому же я теперь такая молодая!»
Я подумала об исполинской черепахе, которая может прожить двести лет. Бабушке восемьдесят — для черепахи она была совсем девочкой. Ну, может, не совсем девочкой, но ей еще предстояла долгая жизнь.
Вздыхая, я стерла гребнем надпись.
— Но ты можешь снова стать такой, как раньше?
Она покачала головкой и запыхтела Похоже, ее достала моя настойчивость, а может, мне только так показалось.
Дома, похваставшись перед мамой новым красным беретом из хлопка, который «бабушка связала за два дня» (на самом деле он стоил всех моих карманных денег за неделю), я заперлась в комнате, чтобы снова залезть в Интернет. Мне хотелось узнать больше об исполинской черепахе.
Я прочитала об их привычках. Например, что они умеют пить ноздрями. Я вспомнила, что застала как-то бабушку за этим занятием, когда она еще не до конца превратилась в черепаху. Что детеныши у них могут появляться до глубокой старости. Так что бабушка могла бы произвести на свет малышей, если бы только встретила самца своей породы! Кучу черепашек, которые были бы моими тетями и дядями.
Читая дальше, я узнавала странные особенности. Роя ямку, чтобы отложить в ней яйца, самка обильно туда мочится, чтобы разрыхлить землю. Я представила себе, как это делает бабушка. Удивительно: нам не кажется бестактным наблюдать, как животные справляют самые интимные свои нужды. Я узнала, что самой старой существующей черепахе в мире стукнуло двести лет, это самец и зовут его Эсмеральда.
Я еще полазила по Интернету, потом открыла электронную почту и наткнулась на ньюс-группу любителей животных.
В школе мне легко давалась информатика, и я уже бывала на форумах фанатов рок-музыки. Так что зарегистрироваться для меня не составило труда. Я задала вопрос.
«Кто интересуется гигантскими черепахами? Точнее, кто знает что-нибудь об альдабрской исполинской черепахе?» Маловероятно, что меня кто-нибудь здесь узнает, поэтому я даже подписалась собственным именем.
Через два часа я кинулась проверять, прочел ли кто-нибудь мое сообщение, и обнаружила ответ от некоего Макса.
«Привет, Элиза! Зачем тебе информация об альдабрских черепахах? Я уже много лет пытаюсь достать такую черепаху для своего частного зоопарка. Дело в том, что я владелец рептилария, зоопарка, где живут одни рептилии: крокодилы, змеи, игуаны, вараны. Я собрал уже тридцать видов черепах, как морских, так и сухопутных, не хватает только черепашьей царицы. Мне пока не удалось найти особей этого вида».
«А почему ты держишь одних рептилий?» — поинтересовалась я. Прежде чем сказать, что у меня есть альдабрская исполинская черепаха, мне хотелось понять, что он за тип.
Ответ, который вскоре последовал, показался мне немного странным: «Ты никогда ничего не собирала, Элиза? Коллекционирование рождается из стремления к совершенству. В детстве я собирал живых ящериц. Ни жаб, ни улиток. Только ящериц. Так все и началось. Увлекшись чем-то, ты хочешь, чтобы тебе это полностью принадлежало. А для этого нужно собрать все возможные экземпляры. Если тебе не хватает хотя бы одного элемента данного вида, ты сходишь с ума от желания им обладать. Становишься настоящим знатоком. В какой-какой-то моментобнаружив, что уже близок к совершенству, ты расширяешь поле своих интересов, но лишь слегка, обращая внимание на нечто близкое. Так и я перешел на других рептилий. Искать отличия в похожих вещах, находить общее, пункты пересечения. Расширять, дополнять, достигать абсолютной полноты. Здесь корень счастья, Элиза».
«Я никогда ничего не собирала, — растерянно написала я. — Даже вкладыши. Но мне бы хотелось узнать побольше об исполинских черепахах».
Мне захотелось рассказать ему мой секрет. В конце концов он просто незнакомец, и я ничем не рискую.
«Потому что у меня есть исполинская черепаха», — дописала я и отослала сообщение.
Я ждала-ждала, но ответ пришел только на следующий день: «Элиза, этого не может быть. Кто вы? Научный работник? Ученый?»
«Мне десять лет», — призналась я, понимая: спроси он меня о чем-нибудь, мигом поймет, что никакой я не ученый.
Через час пришло новое сообщение: «Девочка! Наверное, у тебя живет черепаха поменьше, например, черепаха лучистая или желтая замыкающаяся черепаха, но не Geochelone gigantea!»
«У меня именно альдабрская Geochelone, и она огромная. Высотой девяносто сантиметров и длиной больше метра. Сколько весит, не знаю, но никак не меньше ста пятидесяти килограммов», — написала я.
«Опиши мне, какая она», — ответил он тут же.
Я поняла, что он все еще не верит мне, поэтому пустилась в подробнейшее описание внешнего вида и повадок бабушки Эи, не упуская ни одной детали, кроме, естественно, тех, что относились к ее человеческой природе.
«Допустим, все это правда, тогда откуда ты ее взяла?» — не теряя времени, написал Макс. Видимо, он так же, как я, не отрывался от компьютера.
«Я ее нашла».
«Где? Не может быть!»
«Рядом с домом», — написала я. Меня слегка тревожил оборот, который принимал наш разговор.
«Ну разве что она сбежала из какого-нибудь зоопарка».
«Наверное, так и есть. Я просто в этом уверена».
«Поразительно! А какой зоопарк рядом с твоим домом? Можно прийти посмотреть на нее? Ты мне ее продашь? Если это действительно Geochelone gigantea, я готов хорошо заплатить за нее. Где ты живешь?»
«Вообще-то я не собиралась ее продавать», — раздраженно написала я.
«Но где ты живешь? Где ты ее нашла? Повторяю, мне очень важно достать черепаху этой разновидности».
Что-то удержало меня от того, чтобы рассказать ему, что я живу в Венеции. «Какая разница, где я живу. У меня есть черепаха, и все. Она не создана для клетки. Она не экземпляр коллекции, я ее не продам». Я вышла из Интернета, не дожидаясь ответа. Я представила себе его лицо, знай он, что эта черепаха — моя собственная бабушка, и прыснула со смеху.