Тайна земных катастроф

Гангнус Александр Александрович

Получаем результаты

 

 

Если вы подойдете к коллеге, имеющему в науке достижения, и в разговоре случайно назовете его ученым, он смутится. У меня даже были случаи — герои просили выбросить это слово из репортажей. Я много думал, чего больше в этом странном явлении — скромности, какого-то суеверия или это срабатывает тезис об эпохе коллективности в научном трудовом процессе.

Действительно, во всякой хорошей работе, идее — душа коллектива, сонма коллег, иной раз раскинутых далеко в пространстве и во времени. С другой стороны, тезисом коллективности порой пытаются прикрыть отсутствие собственной инициативы, а порой и безыдейность, текучку, мертвящую любую научную работу. Еще одно такое слово, которое старательно обходят многие ученые, — творчество. А может быть, надо бы почаще вспоминать эти значительные слова — ученый, творчество. Они вдохновляют, зовут вперед...

Тем не менее, став одним из сейсмологов, я мгновенно усвоил "рыбий лексикон" научного работника и на работе высоких слов не произношу. Не творим, а получаем результаты...

 

Феникс из пепла

Полигон — слово когда-то чисто военное. Оно означало место, где испытывается новое оружие. Гармский геофизический полигон — это место, где проходят проверку новые идеи, приборы. Главным новшеством в мире геолого-геофизических идей последнего времени можно смело назвать новейшую глобальную тектонику плит.

Даже среди специалистов еще не все разобрались, что это за зверь — "плейттектоникс" — и чем он отличается от старого, вегенеровского мобилизма, от коего, несомненно, произошел. Альфред Вегенер пришел к геологии из вечно бурлящего, движущегося мира родной своей науки гидрометеорологии. Ему не нужно было рвать мучительно с геологической традицией, которая допускала многие чудесные явления и движения в каменной массе планеты — кроме больших горизонтальных перемещений. Даже беглое ознакомление с перечнем неразгаданных загадок в истории Земли (например, оледенение в экваториальных странах в конце каменноугольного периода) наталкивало его на мысли об ограниченности геологических постулатов, действовавших тогда. Он предположил, что материки могли дрейфовать в ходе геологической истории по воле законов, сходных с законами глобальной циркуляции атмосферных масс и океанических течений. Главным козырем Вегенера было удивительное сходство очертаний противоположных берегов Атлантического океана и Красного моря: разошедшиеся берега древних трещин! Физической основой представлений Вегенера была старая теория об огненно-жидком тяжелом подкоровом субстрате Земли, который мог переносить на себе легкие гранитные льдины-континенты по законам гидродинамики. Движущаяся география...

Нынешний мобилизм — пример диалектического развития идеи через "отрицание отрицания". Огненно-жидкого субстрата не оказалось под корой. Это был сильнейший аргумент в руках антимобилистов, позволивший им на десятилетия сдать учение о дрейфе в музей истории науки. Зато под корой и верхней частью мантии (в совокупности именуемыми нынче литосферой) на глубинах 90-120 километров обнаружили находящийся в "странном" состоянии слой, достаточно твердый, чтобы проводить сейсмические волны как твердое тело и в то же время пластичный (от огромного давления и частичного, на несколько процентов, проплавления). Пластичный настолько, что, по вычислениям, в этом слое — астеносфере — возможны медленные плавные течения со скоростями до нескольким метров в год, равно как и более медленные горизонтальные перемещения плавающих на астеносфере литосферных плит-льдин.

Сильным доводом против теории Вегенера был тот геологический факт, что контакт континентов и океана в большинстве случаев обходился без больших напряжений, разрывов, землетрясений (а это было бы, если бы континенты плыли, как ледорезы, в "ледовом поле" океанической коры).

В новом мобилизме движутся не континенты, а литосферные плиты, неважно, есть на них нашлепки-континенты или их нет. И наконец, главная заслуга нового мобилизма: он превратил случайное блуждание континентов в стройную глобальную систему взаимосвязанных процессов. В мировой системе рифтов подходящее снизу горячее расплавленное (только под рифтами!) вещество мантии, застывая, раздвигает берега. Этот процесс "задает тон" мировому движению; раздвижение океанического дна, "спрединг", — это отправная точка, а точнее, линии действующих на поверхности планеты тектонических сил.

Но все океаны не могут расширяться одновременно за счет появления на свет новой коры. Где-то излишки непрерывно стремящейся к увеличению земной поверхности должны поглощаться. И мировой системе рифтов диалектически противостоит мировая система зон "субдукции", пододвигания морского дна вдоль островных дуг и береговых горных систем типа Кордильер. Главным признаком, безошибочно отмечающим зоны поворота в недра земного механизма лент-транспортеров, движущихся от срединных океанических хребтов, можно считать глубоководные желоба, мрачные щели планеты. Завернувшие вниз ленты литосферы до глубин 700 километров сохраняют обособленность, движутся в пластичных до этой глубины недрах, усваиваются мантией, отмечая свой последний путь глубочайшими землетрясениями.

Гармский район — очень подходящее место для геодинамического полигона. Обилие землетрясений подсказывает, что здесь происходит нечто очень важное. Гармский район невелик — всего полтора квадратных градуса, точка на карте мира, но многое в геологическом строении района подсказывает: не простая точка, а кардинальная. И, хорошо разобравшись в процессах, идущих здесь сейчас, мы сможем понять и то, что происходит не только здесь и не только сейчас. 30 миллионов лет назад, по теории мобилизма, здесь к южной оконечности Азии подошла, следуя на ленте-транспортере ныне не существующего океана Тетис, континентальная глыба Индии. Она закрыла океан и принялась громоздить как торосы на кромке столкнувшихся льдин величайшие горы — Гималаи, Каракорум, Памир, Гиндукуш, Куньлунь, Тянь-Шань. Гармская обсерватория расположена на самом стыке этого столкновения...

 

Мобилизм в гармском районе

Как все модные учения, мобилизм нередко утрируется не в меру горячими поклонниками так, что начинает походить на автошарж. Некоторым специалистам начинает казаться, что теперь "все дозволено", и они не прочь подвигать теми или иными территориями или пластом по пласту даже в рамках небольших цельных по своей истории районов. Такая "раскованность", такое новаторство таят в себе ловушку. "Все дозволено" — это то же самое, что "законов нет". Но отсутствие законов, "правил игры" в природе в корне подрывает саму возможность теоретического познания мира, возможность прогноза и целостности подхода к планете как развивающейся единой системе.

Поэтому заголовок этой главы "Мобилизм в Гармском районе" не означает, что автор намеревается двигать частями этого района по своему или своих героев усмотрению. В то же время было ясно, что происходящее в недрах Гармского района не может не иметь отношение к главным спорам в геонауках. Мобилизм, не мобилизм?.. А если осторожнее — какие движения, горизонтальные или вертикальные, играют первую скрипку в тектоническом концерте района?

И вот перебираем, рассчитываем, прикидываем, спорим до хрипоты день за днем и каждый раз до двух-трех ночи. При этом стараемся хранить объективность с особым тщанием, предпринимая меры предосторожности против возможной непроизвольной подтасовки, увы, нередкой гостьи даже в трудах, пестрящих будто бы бесстрастными числами и формулами.

Первая прикидка. 1300 карточек-землетрясений в нашем распоряжении. Для каждого известны время, координаты, направление оси сжатия, оси растяжения. Впрочем, координаты и время пока не нужны: мы проведем "тайное голосование" — эти оси сами покажут главные направления действующих в районе сил. Все оси сжатия наносятся в виде одинаковых безликих точек на простой график, где по горизонтали отложен азимут оси, а по вертикали — угол ее наклона к горизонту. Потом то же самое — с осями растяжения. И вот 1300 точек на двух графиках — как голоса при вскрытии урны для голосования. Подавляющее большинство землетрясений имеет либо горизонтальную ось сжатия, либо горизонтальную ось растяжения (первых больше). А по странам света... Тут результат такой: Гармский район в целом сжат по горизонтали по направлению с юго-юго-востока на северо-северо-запад. А горизонтальные оси растяжения показывают, как реагирует на это сжатие район в целом: он растягивается в перпендикулярном, близширотном направлении. Результат явно мобилистский: с юго-юго-востока по всем мобилистским построениям пришла и давит Индия.

Вторая прикидка, а вернее, уже подсчет. Мы знали, что в геологической литературе о Памиро-Тянь-Шане господствует представление о "клавишном", блоковом строении земной коры. Геологи пишут о "тарелке" Гармского района, разбитой вертикальными трещинами-разломами на клавиши-блоки. Весь облик и геологическая история последнего, четвертичного, периода, по их мнению, определяется контрастным движением этих блоков, вертикальным взаимным перемещением относительно друг друга. На такое "клавишное" представление о районах типа нашего не смели порой покушаться даже мобилисты (в конце концов огромные плиты, двигаясь горизонтально, могут и "поиграть" внутри отдельными клавишами-блоками). Говоря по чести, и мы тогда не очень-то ожидали, что "клавишная" тектоника как-то пострадает в результате наших статистических манипуляций. Против клавиш было только одно серьезное, хотя и туманное, соображение: именно они чуть было не завели в тупик проблему сейсмического прогноза.

Клавиши по идее вполне самостоятельны в своих взаимных движениях. Это значило, что все предвещающие сильное землетрясение изменения-предвестники должны были группироваться в близком соседстве с тем контактом между блоками-клавишами, где произошла заминка с накоплением опасных напряжений. Выше я рассказывал, как сама жизнь, сама природа разбили гипотезу локальных предвестников, и это со стороны природы оказалось и умно, и снисходительно по отношению к исследователю: ведь поймать такой локальный, затерянный где-то в недрах Гармского полигона предвестник очень трудно, практически невозможно. Сейчас уже ясно: чем сильнее землетрясение, тем большую площадь подготовки оно имеет, тем легче его предвидеть. Огромные площади и длинные сроки подготовки сильнейших толчков, а значит, и сама возможность прогноза, гораздо лучше согласуются с горизонтальным направлением распространения опасных напряжений. Именно в этом случае раздробленность коры, пестрота ее строения не препятствие, а лишь незначительная подробность в медлительно-целеустремленном процессе подготовки катастрофы.

Когда-то, в 80-х годах прошлого века, великий геолог Э. Зюсс рассортировал тектонические движения в растущих молодых Альпах на два основных типа — вызванное горизонтальным сжатием сдвиговое движение, взаимное скольжение по горизонтали двух бортов тектонической трещины и вертикальное, клавишное перемещение блоков. Отождествив впервые в истории с тектоническими движениями движения, происходящие во время землетрясений, Зюсс тем самым ввел первую типизацию механизмов землетрясений, хотя о том, что эти механизмы будут когда-нибудь определяться после каждого землетрясения по записям сейсмографов, тогда никто и помыслить не мог...

Такой сейсмогеологический подход к задаче определения механизма землетрясения был в то время единственно возможным. Много дает он исследователю и теперь — и все же он ограничен, в нем коренится существенная неопределенность, непреодолимая без обращения к сейсмограммам и повинная, по-видимому, в долгой эпохе неприятия, непризнания большинством геологов горизонтальных движений и напряжений в геотектонике.

Дело в том, что откровенно горизонтальный тип тектонического нарушения — сдвиг (в механизме очага такого землетрясения горизонтальны и ось растяжения, и ось сжатия, и направление подвижки) редок, и к тому же нелегко распознать на поверхности дислокацию, борта которой остаются на одном уровне. Все остальные типы виднее, ибо во всех один борт так или иначе поднимается, а другой опускается — всегда есть ступенька, хорошо заметная и издали и хорошо сохраняющаяся. Но этих остальных типов шесть, и между собой их различить по той же причине (уступ и уступ, поди разбери, как именно он возник) очень трудно. Ниже читатель прочтет, с каким трудом удавалось в прошлом некоторым проницательным геологам доказывать существование больших надвигов в Гармском районе (сейчас это бесспорная истина).

Надвиг, сдвигонадвиг, сброс по наклонной поверхности, сдвигосброс по той же поверхности — все эти типы дислокаций-механизмов вызваны горизонтальными силами сжатия или растяжения, и все они большей частью смешивались в кучу да еще их путали с действительно вертикальным сбросом — вторым типом Зюсса.

Это поднялось, это опустилось, мы видим. Значит, перед нами вертикальное взаимное перемещение блоков. И нечего тут вдаваться во всякие тонкости со стрелочками напряжений. Так сказал совсем недавно на большом геологическом совещании известный геолог-фиксист. Сказал сгоряча, в пылу спора, но статьи примерно с такой же аргументацией появляются в печати по сей день, правда, все реже. Была такая публикация и по нашему Гармскому району.

А что, если взять классические, зюссовские "горизонтальный" и "вертикальный" типы механизмов? Их немного, но они тоже есть среди наших 1300 карточек-землетрясений: горизонтальный сдвиг (у нас это тип "а") и вертикальные сброс и сбрососдвиг (типы "б1" и "б"). И посмотреть, к каким структурам на поверхности тяготеют эти землетрясения... Горкзонтализм и вертикализм — перед судом бесстрастной статистики. Мало того, типы "б1" и "б" сами несут в себе многозначительную и драматическую двойственность. Если у всех прочих типов землетрясений обе плоскости, по которым возможно движение, примерно одинаковы и равноправны, то в типе "б1" одна из возможных плоскостей вертикальна, а другая горизонтальна! В этом, втором случае верхний пласт движется по нижнему. Примерно такая же мучительная альтернатива существует и для типа "б".

Надо сказать, что крайние мобилисты, конечно, охотнее признают вторую, "горизонтальную" из этих возможностей. В типах "б" и "б1" они могут увидеть воплощение знаменитых шарьяжей — покровных надвигов слоя на слой, материка на материк. В экспедиции мы много толковали об этом. При всей нашей симпатии к мобилизму трудно поверить в то, чтобы такие "намазывания сыра на хлеб" могли происходить в больших масштабах. Всякие взаимные перемещения масс горных пород — процесс мучительный и медленный, и если уж приходится выбирать между двумя плоскостями разрыва и взаимного перемещения, природа почти всегда предпочтет тот путь, который короче. А в данном случае короче оказывается неизменно все-таки путь наверх, к свободной дневной поверхности. Поэтому в нашей "типологии" типы "б1" и "б" названы вертикальным сбросом и сбрососдвигом. Шарьяжа и косого сдвига нет. С этим не все согласятся, но, бесспорно, все будут согласны с тем, что, выбрав "вертикальный" вариант, мы с Кучаем (с этого этапа работа шла совместно) заведомо "отдали ферзя" фиксизму еще до начала игры.

Выступив, таким образом, против своих симпатий, мы с тем большим доверием можем отнестись к сильнейшему козырю против фиксизма-вертикализма, который мы получили в результате. Дело в том, что почти нигде в мире типы "б" и "б1" не играют заметной роли в наборе характерных для того или иного района движений. Только тип "б1" оказывается неожиданно ведущим в глубоких землетрясениях по периметру Тихого океана. О том, почему там это так, я расскажу позднее. Здесь же еще и еще раз важно подчеркнуть: единственные действительно "вертикальные" типы геологического движения в очагах землетрясений — лишь незначительная добавка к могучей всемирной симфонии горизонтализма и мобилизма. Надвиги там, где сжатие, пологие сбросы — где растяжение, — вот заводилы всемирного сейсмотектонического процесса.

Рис. 7. Сейсмичные зоны (заштрихованы) и механизмы землетрясений мира.*

Сейсмичные зоны делят мир на спокойные в тектоническом отношении плиты. Типы движений в очагах землетрясений зависят от характера взаимодействий на границах плит. Кроме знакомых читателю гистограмм на карте есть и кружки, каждый из которых сейсмологу без слов расскажет о том, как распределены напряжения и плоскости разрыва в наиболее типичных землетрясениях того или иного района. Читателю же этой книги они просто послужат условными значками, смысл которых разъяснен ниже.

I. Сильные аляскинские землетрясения часто идут по типам растяжения, в данном случае сбрососдвиг, тип д.

II. В сейсмичных поясах вокруг Тихого океана преобладают глубокие землетрясения типа б1 — вертикальный сброс. Но при пересчете механизмов землетрясений на систему координат, «привязанную» к погружающейся плите, оказывается, что по восточному берегу тип б1 чаще переходит в типы в1 и д — сбросы. Погруженные плиты там растягиваются по падению. На западе тип б1 переходит в тип в, что означает сжатие по падению.

III. Разлом Сан-Андреас — самый активный и грандиозный из трансформных разломов и единственный выходящий на сушу. Там, в Калифорнии, американские сейсмологи ждут сильнейших катастроф, которые с почти стопроцентной вероятностью будут идти по типу горизонтального сдвига.

IV. В штатах Невада и Юта сильные землетрясения редки. Слабые идут по типу сброса. Знакомый читателю по главе «Хаитский завал» мистер Кук. подозревает, что здесь зарождается разрывная структура типа Байкала. А может быть, в рифтовом характере западноамериканской сейсмичности повинна «молчаливо» (без глубоких землетрясений) висящая под Невадой древняя погруженная океаническая плита?

V. На южных берегах Карибского моря — широкий спектр движений от сдвига и сдвигонадвига до сбрососдвига (уже под дном моря).

VI. Рифтовая срединно-океаническая структура независимо от того, в Арктике или Атлантике (VI а) она исследуется, дает устойчивый образ, набор движений в землетрясениях. Сбросов, господствующих в континентальных рифтах, мало. В основном сдвиги, которые, по-видимому, происходят по трансформным разломам, оперяющим основную структуру.

VII. Землетрясения у португальского побережья особенно интересны (Лиссабонское землетрясение 1755 года колебало всю Европу). Здесь происходят разные землетрясения. Значок проставлен для самых сильных землетрясений типа сдвигонадвига (г).

VIII. Средиземноморье — сохранившаяся западная окраина древнего океана Тетис. Здесь есть на малом пространстве все: и островные дуги с глубокими землетрясениями, и альпийское горообразование. Все-таки больше всего здесь неглубоких «рифтовых» землетрясений типа сбрососдвига (например, землетрясение 1965 года в Скопье).

IX. В Турции наиболее опасны сдвиговые землетрясения по Анатолийскому разлому.

X. Южная Африка: сейсмичность слабая, землетрясения типа горизонтального сдвига.

XI. Рифты Грегори: в этих разрывных структурах и землетрясения соответствующие, сбросовые.

XII. Красное море — будущий океан. Несмотря на младенческое состояние, его срединная структура обнаруживает себя теми же землетрясениями, что и срединные хребты настоящих океанов, — сдвигами.

XIII. Кавказ. Больше всего надвига, но много и вертикально-взбросового типа б1.

XIV. Иран: набор типов землетрясений, типичный для горных стран Азии. Преобладают горизонтальное сжатие, надвиги.

XV. Сулейманский разлом в Пакистане — это западный из «рельсов», по которым движется по-прежнему стремящаяся на север Индия. Здесь преобладают соответствующие землетрясения «бокового трения» — горизонтального сдвига.

XVI. Памир, Гиндукуш — еще большее преобладание надвигов.

XVII. В горных цепях по среднеазиатской нашей границе с Китаем сильные землетрясения — почти всегда надвиги.

XVIII. Предгорья Гималаев со стороны Индии — снова сдвигонадвиги.

XIX. На востоке Гималаев нередки землетрясения, идущие по типу вертикального сброса (взброса). Но такой кружок, разделенный пополам, может в принципе означать и шарьяж, горизонтальное движение пласта по пласту; некоторые геологи и сейсмологи предпочитают такое толкование этого типа землетрясений.

XX. В целом Гималаи и Тибет демонстрируют типичный для горных стран набор типов механизмов с преобладанием сдвигонадвига (кружок, зачерченный посередине).

XXI. Байкальские землетрясения: с почти стопроцентной вероятностью это сбросы или сбрососдвиги, типичные для рифтов (кружок, белый в середине, а по краям черный, — это и есть сбросовые типы). Южнее Байкала, в Монголии, сильные землетрясения (например, знаменитое Гоби-Алтайское) идут по типам «сжатия» — надвигам и сдвигонадвигам (XXI a). Но на пол пути между этими столь разными районами лежит Тункинский район, где картина пестрая, смешанная (XXI 6).

XXII. Продолжение Байкальской зоны в Восточную Сибирь — вертикальный взброс (сброс).

XXIII. Там, где близ устья Лены кончается срединно-океанический хребет Ломоносова, естественно ожидать землетрясений со сдвиговым движением по трансформному разлому (о том, что так оно и есть, свидетельствует этот секторный значок).

XXIV. Все японские землетрясения показывают как будто безусловное господство горизонтального сдвига. Но оказывается, что почти все сдвиги происходят в коре. В погруженных плитах Японии и окрестностей на первое место выходит тип б1. Он превращается при пересчете в собственное пространство погруженной плиты — в надвиг. То же самое можно сказать и о других сейсмичных поясах вокруг Тихого океана (II).

XXV. Запутанный лабиринт маленьких островных дуг, океанских желобов уцелевшей окраины древнего океана Тетис. Здесь картина сложная, преобладают типичные для желобов механизмы землетрясений типа сброса (тип д).

Как писали выдающиеся сейсмологи США Б. Айзекс, Дж. Оливер, Л. Сайкс, "никакими доводами против новой глобальной тектоники сейсмология, по-видимому, не располагает". Это, конечно, не значит, что сейсмология в отдельных пунктах не может быть примирителем между некоторыми взглядами горизонталистов и вертикалистов. По-видимому, Гарм можно представить себе крошечной моделью всей тектоносферы мира в целом. Во всяком случае, что касается типов механизмов землетрясений, Гарм удивительно похож на земной шар в целом по взаимному соотношению этих типов. Например, в Гармском районе, как и во всем мире, много сжатия, меньше растяжения, а землетрясений типов "б" и "б1" очень мало, они разбросаны по району редкими включениями.

Возможно такое последнее слово в защиту прежних представлений вертикальной "клавишной" тектоники блоков. Ну хорошо, район сжат, основные "задающие тон" движения в районе — надвиговые и пологосбросовые. Землетрясения этих типов покрывают целые районы сплошными полями. Но ведь ясно же, что одни участки в районе все равно поднимаются (в условиях сжатия это происходит неизбежно), другие — опускаются. Вот тут-то и сыграют роль немногочисленные, но важные типы "б" и "б1"; они прочертят своими вертикальными плоскостями границы между резко контрастными поднятиями и опусканиями, сыграют хотя бы роль пограничных столбов.

И вот мы с Валерием Кучаем, проевшим зубы на среднеазиатской геологии и математической статистике, сидим и считаем: каких типов и сколько располагается на территориях откартированных им "горстов" (поднятий за последние примерно 100 тысяч лет) и "грабенов" (опусканий за это же время). И "загадали": если статистически весомо лягут типы "б" и "б1" на границы между этими структурами, то "блоковая" клавишная тектоника — этот вертикализм в малом районе — спасена даже в условиях мобилизма в целом. Если же и на этом мелком уровне торжествует мобилизм, то на границы попадут другие важные, хотя и тоже немногочисленные в районе типы механизмов землетрясений — сдвиги ("а"). Результат был получен без особых мучений (очень уж симпатичную и простую методику разработал для таких подсчетов Кучай).

Мы ясно увидели, что близ границ "поднятий" и "опусканий" с наибольшей определенностью располагаются землетрясения типа горизонтального сдвига (а не типов вертикального движения!). Таково "торжество мобилизма" даже на уровне такого крошечного пятачка, как Гармский район.

В том поразившем меня высказывании фиксиста ("это поднялось, это опустилось — значит, движение вертикальное"), как в капле воды, отразилась беда традиционных геологических, а вернее, даже географических методов оценки происходящих в земной коре движений. Геолог, географ с наибольшей ясностью отмечают вертикальную составляющую всех движений — по накоплению осадков в низинах, по степени эрозии, по вертикальному перепаду на разломах. Очень пологий надвиг, сдвиг с небольшой вертикальной составляющей — все эти движения он рискует записать в чисто вертикальные. Чисто же горизонтальные смещения уверенно определяются очень редко — лишь если они молодые, ярко выраженные. Похоже, фиксизм основан на "артефактах", то есть на наблюдениях, истолкованных неправильно вследствие несовершенства, приблизительности самого метода наблюдения. Может быть, нам с Кучаем удалось доказать это статистически в масштабе Гармского района.

Возможно, читатель усмотрит противоречие между новеллой о чрезмерном новаторстве, помещенной выше, и этой апологией мобилизма в масштабе крошечного района. Но это не просчет, а расчет. Крайности нередко смыкаются в науках о Земле, и новейший мобилизм вынужден, как ни странно, порой обращаться к некоторым идеям фиксизма. Как вскоре убедится читатель, при объяснении главного феномена Памиро-Гиндукушского узла оглядка на здоровый консерватизм окажется, может быть, как ни странно, новаторством большим, чем самый крайний "дрейфизм".

 

Рифт или рамп? рифт!

Прошлое поучительно всегда, а особенно во времена научных революций. Все новое — это хорошо забытое старое; так много правды в этом банальном утверждении, несмотря на то что настоящее новое — все-таки всегда новое! До нынешней единой глобальной тектоники плит существовала только одна глобальная тектоника — теория контракции, и было это давно, в прошлом веке — начале нынешнего. Все остальное время можно назвать переходным периодом, когда рождались, и умирали, и возрождались интересные, полезные, влившиеся в золотой фонд наук о Земле гипотезы и теории, ни одна из которых не могла тем не менее претендовать на то, чтобы объяснить все — от горообразования до конфигурации континентов и океанов.

Теория контракции. Контракция — сжатие остывающей Земли с образованием морщин — хребтов и впадин, как на кожице высыхающей компотной груши. Физики выяснили, что Земля вовсе не остывает, скорее разогревается от тепла радиоактивного распада, и геологи испуганно отвернулись от теории, которая некогда всех объединяла. А между тем. теория контракции, несмотря на многие недостатки, давала видение целого и объясняла давно подмеченные геологами на суше следы могучих сил горизонтального сжатия. Недаром такой патриарх геологии, как знаменитый Штилле, работавший в геологии чуть не целый век, до 50-х годов нашего столетия, не споря ни с кем и ни на чем не настаивая, продолжал неколебимо исповедовать теорию контракции, а говорят, не было на Земле геолога с лучшим знанием своего предмета. Крупнейший геолог академик Владимир Афанасьевич Обручев пытался хотя бы частично возродить эту теорию — слишком пустым оставалось место, покинутое ею.

Но и во времена ее безраздельного господства случались трудные для контракции времена. В 1896 году выдающийся геолог Дж. Грегори обследовал Великие Африканские разрывы. Опытным глазом он сразу определил, что эта необычная провальная структура с ее цепочками вулканов образована горизонтальными растяжениями. Растяжения — на сжимающейся Земле! Как писал, "Ньютон геологии" Э. Зюсс, мы оказались перед невероятным выводом, что "в одном и том же месте в одно и то же время должны были проявляться и сжатие и растяжение". Проблема эта усугубилась позже, когда признаки растяжения увидели и в других структурах — таких, как Байкал, Рейнский грабен.

Сам Грегори вышел из положения весьма остроумным способом. Он не стал отвергать теорию контракции. (Если б он тогда знал, что сухопутные грабена лишь ничтожная часть всех этих структур растяжения, имя которым океаны!) Он предположил, что Земля может сжиматься неравномерно, на ней при этом образуются местные вздутия, пузыри. Такие вздутия с поверхности испытывают растяжения, растрескиваются с излиянием подкоровых масс. "Первая стадия, — писал Грегори, — заключалась в формировании низкого широкого свода. Ослабление напряжений вело к образованию зон проседания вдоль его сводовой части". Так могут возникать "рифты" — структуры местного растяжения на сжимающейся в целом Земле.

При всей последующей модернизации и переработке черты теории рифта можно распознать в нынешней "сводовой тектонике", "теории аркогенеза", наиболее ярые приверженцы которой, например советский геолог И. В. Корешков, видят разные этапы сводового развития в столь разных сооружениях, как срединные хребты в океанах, континентальные рифтовые зоны и даже Памир и... Русская равнина.

В 1921 году другой геолог, Вейланд, попытался избавиться от противоречия "растяжения на сжимающейся Земле" с помощью гипотезы рампа. Два встречных надвига, наползая на расположенный между ними блок, могут создать "псевдорифт". Теория рампа в применении к настоящим рифтам сейчас окончательно устарела. Те же механизмы землетрясений подтверждают: рифты образованы только сбросами, растяжениями (надвиговых, взбросовых типов механизмов землетрясений в этих районах нет, а должны быть, по теории рампа).

Итак, земная кора сейчас перенапряжена так, как это было бы, если бы Земля сжималась. Можно ли построить убедительные модели, соответствующие этим наблюдениям, без привлечения теорий изменения земного радиуса? Можно! Разве это не то же самое (для коры, а не для Земли), как если бы размеры планеты не менялись, а общая площадь коры непрерывно стремилась бы увеличиться (но не увеличивается из-за пододвигания под океанические окраины)? Эта псевдоконтракция и происходит в реальности, если до конца поверить теории расширения морского дна, главному и первому пункту современной тектоники плит.

Еще один механизм псевдоконтракции для объяснения повышенного горизонтального сжатия предложил советский геофизик Е. А. Артюшков. Дело в том, что сам факт существования на Земле высоких гор — и рядом низменностей, континентов — и рядом океанов приводит как бы к горизонтальному растеканию вещества коры: высокие элементы рельефа давят на низкие. Гора и низина как два сообщающихся сосуда, из которых высоко налитый стремится перелить содержимое в налитый низко. Только вместо жидкости — горные породы, но и они на больших пространствах и в больших интервалах времени ведут себя во многом как жидкость. Так, считает Артюшков, можно объяснить и горизонтальное растекание целых плит, континентов.

Многие специалисты оспаривают оригинальную точку зрения Артюшкова (подтвержденную расчетами) на том основании, что он причину — повышенное горизонтальное сжатие, плитотектонику с горообразованием — меняет местами со следствием — растеканием уже сформировавшегося под действием других причин рельефа. Будущее покажет, кто прав в этом споре. Похоже на то, что плитотектоника, то есть движение плит на Земле с горообразованием на кромках плит, существует все-таки сама по себе. В повышенном же горизонтальном сжатии литосферы Земли, не исключено, повинны оба механизма. И тектонический и тот, что предложил Артюшков...

Так или иначе, эта псевдоконтракция для литосферы Земли во многом геологически подобна подлинной контракции. Но для нее еще более, чем для прежней, злободневно решение парадокса "растяжение в условиях всеобщего сжатия", ибо 75 тысяч километров выявленных к настоящему времени рифтовых зон земного шара — это несомненные растяжения, да еще именно те растяжения, благодаря которым существует сама псевдоконтракция — в рифтах рождается новая земная кора.

Вот тут-то, как ни странно, и приходят на помощь моби-лизму чисто фиксистские концепции рифта и свода. Что же происходит в срединных океанических структурах?

Там, по нынешним плитотектоническим воззрениям, к литосфере снизу подходит вертикальный поток горячего астено-сферного вещества. Одни геологи думают, что такие потоки в мантии создаются продолжающейся сортировкой первичного смешанного материала Земли где-то на границе ядра и мантии. Другие отдают предпочтение чисто тепловой конвекции — как в системе водяного отопления. Правда, в обоих этих случаях не совсем ясно, почему эти восходящие потоки идут не в виде струй, фонтанов, а в виде линейных, да еще чрезвычайно вытянутых, да еще непременно соединенных в единую глобальную систему полос.

Интересную возможность обсуждали мы в экспедиции в кабинете во многом (не во всем) нашего единомышленника Виталия Пономарева. Виталий вычитал в каком-то популярном журнале заметку следующего содержания. В некоем африканском озере на дне скопилось чрезвычайно много растворенного метана — то ли в силу активного гниения каких-то биологических остатков, то ли из газового месторождения натекло. Метан решили использовать. На дно опустили трубу и стали отсасывать метановый раствор. И произошло нечто невероятное: хлынувший из трубы метан с водой буквально выбил насос и пошел самотеком, фонтаном, да таким, что чуть ли не ставь на него динамомашину, чтоб энергию добывать. Что же произошло? Да то, что, выведя систему из состояния равновесия (холодная вода с растворенным метаном тяжелее верхних слоев воды, а потому может храниться на дне сколь угодно долго), люди ввели в действие мощные силы выделения газа из раствора: общее взрывоподобное облегчение и расширение смеси буквально вышибает ее из трубы (причем, чем ближе к поверхности озера, тем процесс этот становится сильнее). Процесс становится самоподдерживающимся.

Виталий предположил, что подобный механизм может срабатывать и в геологии. Если какой-то объем подкорового вещества в силу некой причины принудительно переместился вверх, то дальше процесс становится самоподдерживающимся и даже развивающимся: ведь и в веществе земных недр сколько угодно составных частей, газов, жидкостей, способных к взрывоподобному фазовому переходу, к общему расширению, разуплотнению, что порождает неудержимое стремление вверх!

А дальше заработала уже моя гуманитарная фантазия (вполне, впрочем, поддержанная физико-математическими коллегами). Допустим, в силу какой-то еще неизвестной причины грандиозная трещина зигзагом разбивает относительно тонкую океаническую литосферу. Небольшое, на полпроцента, увеличение земного шара в объеме (вещь вполне реальная) могло бы стать первопричиной такой трещины. В трещине резко падает давление, с ее дна (ведь литосфера даже под океанами достигает 100 километров толщины) мантийное вещество поднимается вверх по трещине-трубе, бурно разуплотняется, полностью расплавившись, — и вот уже процесс стабилизируется, становится непрерывным, а длинный, причудливо извилистый в плане, сохраняющий очертания трещины приток вещества к поверхности — постоянным. И образуется океан...

Так или иначе рифтовая система Земли действует, и действует безотказно! Снизу поступают все новые порции вещества, застывают пробками-клиньями по оси хребта; потом новые порции — и опять рифт-окно приоткрывается: дно расширяется. Под напором закачивается снизу астеносферное вещество — отсюда вертикальное выпучивание (прямо-таки сводовый чисто фиксистский механизм) и разбегание, расползание, расталкивание бортов, склонов этого хребта.

Так ли все это? Противники новой теории делали отчаянные попытки выбраться из сужающегося кольца доводов, подталкивающих науку к выходу в новое торжество мобилизма. Решающего слова ждали от сейсмологии, и именно от данных по определению механизмов землетрясений. И результаты этих определений поначалу оказались такими, что вполне могли быть истолкованы и так и этак. Какого механизма следует ожидать от рифтовых землетрясений? Вертикальная ось сжатия — горизонтальное растекание в стороны перпендикулярно рифту — да ведь это сброс, своего рода тектонический оползень, много ли его в рифтах? Да, на Байкале и на другом континентальном рифте, в Африке, сброс оказался, безусловно, господствующим типом механизма. Но континентальные рифты лишь ничтожная часть мировой системы. Срединно-океанические землетрясения — вот откуда должен был прийти четкий ответ. А ответ был странный: большинство землетрясений, отмеченных в этих структурах, оказались, по механизму, подвижками сдвига. Сгоряча многие сейсмологи усмотрели совпадение одной из возможных плоскостей подвижки с простиранием самой рифтовой долины по оси хребта. Конечно, горизонтальный сдвиг — вполне мобилистский тип движения, но сдвиг по линии самого рифта... в этом было что-то странное и ни с чем не сообразное.

Но вот более внимательный анализ, более точное определение местоположения эпицентров землетрясений. И оказывается, все землетрясения сдвигового механизма лежат вовсе: не на самом рифте, а несколько в стороне и, похоже, на разломах, перпендикулярных к рифту. Эти разломы-трещины образуют как бы ступеньки, уступы между участками рифта. Уступы-разломы во многих случаях были обнаружены в океане и получили название трансформных разломов. Эти поперечные линии оказались совершенно необходимыми для бесперебойной работы механизма раздвижения океанского дна.

Дело в том, что раздвижение плит идет в строгом соответствии с законами перемещения участков поверхности сферы, а вовсе не плоских плит, как иногда для простоты рисуют на чертежах. И главным правилом такого раздвижения оказалось то, что у каждой пары раздвигающихся пластин-плит — свои полюсы расширения...

Земной шар можно представить себе в виде апельсина, кожура которого нарезана лепестками по "меридианам", от полюса до полюса. Для простоты можно убрать все лепестки, кроме двух соседних. Они-то и будут моделью двух пластин литосферы. Лепестки можно раздвигать так, чтобы их концы продолжали оставаться на полюсах. Между ними образуется сектор, отдаленно напоминающий Атлантический океан. Конечно, в реальности все несколько отличается от этой апельсинной аналогии: концы плит обломаны и полюсы оказываются вне плит. Но движение идет все-таки так, будто плиты опираются на полюсы. У каждой пары пластин — свои полюсы, и только у атлантической пары они близки к географическим.

Так вот, края сектора раздвигаются, но реальные секторы на Земле не нарезаются аккуратными дольками, а разламываются по ломаной линии. И когда трещина должна пойти косо, по диагонали к "меридиану" или "параллели" собственной координатной сетки сектора, привязанной к полюсам расширения, диагональ превращается в ступеньки из продольных "меридиональных" участков рифта и поперечных вспомогательных "широтных" разломов (их-то и назвали трансформными). "Берега" этих разломов движутся горизонтально относительно друг друга при расширении дна. Это и было установлено по механизмам землетрясений.

Ну а само раздвижение в зоне рифта — процесс горячий, идет он почти без толчков. Поэтому рифты, места притока в верхнюю оболочку Земли всей сейсмической, тектонической энергии планеты, действуют мягко, слаженно, без сильных землетрясений и без настоящего горообразования (что значат какие-то срединные хребты в сравнении с могучими альпийскими системами?).

Но придется вернуться опять к парадоксу растяжения на сжимающейся Земле. Он еще не исчерпан. Дело в том, что в несомненно сжимаемых горных системах альпийского складчатого пояса всегда есть весомая примесь землетрясений типа сброса. Но ведь это рифтовый тип землетрясений, он образован горизонтальным растяжением. Растяжение в условиях сжатия! Среди тех самых 1300 землетрясений Гармского района немало сбросовых. Правда, с ростом энергии землетрясения вероятность того, что оно окажется сбросовым, быстро уменьшается. И самые сильные землетрясения Памиро-Тянь-Шаня (а также Кавказа, Каракорума, Гималаев и т. д.) — это почти всегда надвиги. Но проблема остается. Грешным делом, мне хотелось для ее решения пойти испытанным пут тем — через механизм свода все к тому же рифту.

Даже если общее воздымание горной системы, рассуждал я, вызвано не вертикальной силой снизу, а сжатием с боков, поднятие остается поднятием, то есть аркой, и в округлости этой арки всегда остается место для растрескивания от местного растяжения. Мне казалось, что чередование сплошных полос надвиговых землетрясений и полей сбросовых толчков на планшете Гармского района намекает на возрождение механизма рифта (по Грегори) в условиях альпийского горообразования.

Но... тут мы оказались в состоянии спора с Валерием Кучаем. Спора знаменательного, повторяющего в миниатюре расстановку сил при споре глобальных гипотез рифта и рампа. Валерий, наверное, единственный в нашей стране и за ее пределами современный ярый приверженец теории рампа...

 

Рифт или рамп? рамп!

Удивительно, как это в науке ничто не пропадает зря! Потерпев поражение на глобальном поприще, рамп взял реванш на региональном. Пришлось уступить Валерию: реальное расположение землетрясений с тем или иным механизмом на карте района лучше объяснялось его схемой, чем моими интуитивными примиренческими стремлениями к сближению сводового фиксизма с мобилизмом на нашем районном уровне.

Мы продолжили процедуру выяснения статистических связей между геологическими структурами, выделенными в районе Кучаем, — горстами и грабенами (самое грубое, общее деление) и типами геологического движения в очагах землетрясений. О том, как первые три типа опровергли "клавишную гипотезу", я уже рассказывал.

Сбросы же и надвиги разделились так. На территории кучаевских горстов оказалась львиная доля "чистых" надвигов. На территории грабенов было больше сбросов, но ненамного, в общем здесь была смесь землетрясений всех типов.

Читатель может спросить: "Ну и что?" По правде говоря, и в науке нередко приходится слышать "ну и что?", на которое всегда непросто ответить. Но вопрос правильный. Ученый всегда должен помнить, для чего он получает тот или иной результат. Какую задачу решает, на какой вопрос отвечает. Самое главное, общее следствие из яркой и четкой привязанности тех или иных типов землетрясений к определенной структуре: нынешний тектонический режим — это не просто какой-то миг, мгновенная фотография геологического процесса, это направленное продолжение тех же процессов, что шли в этом районе сотню тысяч лет назад. Этот факт вовсе не очевиден, и он нуждается в доказательствах. Еще недавно сейсмике отказывали в такой устойчивости и в такой тесной связи с динамикой геологического процесса.

Вот что получилось у нас в конце концов. Можно разбить пластину трещинами. Пластина — Гармский район. Трещины — разломы, которых здесь много и большинство которых тянется по широте, так же как вытянуты и основные реки и хребты. Разломы могут быть строго вертикальные, и тогда сжатие пластины с боков, по меридиану никакого движения на таком разломе не вызовет, он будет "мертвый", разве что породит немного сдвиговых землетрясений, если сжатие направлено не совсем перпендикулярно, а несколько сбоку.

Разломы могут быть и наклонные — и тут все меняется. Пластина оказывается разделенной на ряд блоков, похожих в поперечном разрезе на трапеции. При боковом сжатии трапеции с большим основанием кверху, кверху же и выжимаются. Это горсты. Горст как бы надвигается на оба сжимающих его борта, поэтому в нем в большинстве случаев реализуется надвиговый тип землетрясения. Трапеции же, обращенные вверх меньшим основанием, — это и есть рамповые грабены. Главная действующая сила в них по-прежнему боковое сжатие поперек структуры. Но появляются и дополнительные, силы. Во-первых, грабен, как клин, выжимается вниз. До бесконечности это выжимание продолжаться не может (оно идет против силы изостазии, проще говоря, против архимедовой силы — если представить себе блоки коры как льдины, а субстрат внизу — как жидкость, на которой льдины плавают). Так появляется вертикальная сила, сдавливающая этот погруженный блок, причем на глубине, там, где рамп выдавлен ниже горизонтально сжатого слоя, эта дополнительная сила может стать даже основной. Вертикальное сжатие необходимо подразумевает горизонтальное растяжение. Но растягиваться трапециевидный в сечении брусок может только вдоль своей длины, поперек давящей основной силы. И новое подтверждение: силы растяжения в Гармском районе расположены большей частью вдоль параллелей, так, как тянутся длинные речные долины Памиро-Тянь-Шаня, к которым и привязаны большей частью рамповые грабены Кучая.

Рис. 8. Сводовый (рифт) и рамповый грабены. В рифте (и его окрестностях) землетрясения идут по типам сбросов с осями растяжения, направленными по горизонтали поперек, на разрыв структур (а). В рампе (б, в) картина более сложная. Заголкнутый вниз рамп стремится "всплыть" обратно. При этом в очагах землетрясений сбросового типа оси растяжений направлены вдоль протяжения самих грабенов. 1 — оси сжатия и растяжения в поперечном разрезе рифта (например, байкальского); 2 — в поперечном разрезе рампа ось сжатия также вертикальна, но ось растяжения направлена перпендикулярно плоскости чертежа; 3 — оси растяжения в плане рампа (так они расположены и в Гармском районе); на границах рамповых грабенов должны преобладать сдвиговые механизмы землетрясений

Это же оказалось и главным доводом против первоначального предположения о сводовом характере растяжений в районе и о том, что грабены здесь мало чем отличаются, скажем, от байкальских рифтов. В байкальских и всех прочих настоящих рифтах растяжение направлено поперек структур, как бы на их разрыв...

Но окончательно убедило меня в споре с Кучаем то, как землетрясения с горизонтальной осью растяжения расположились в глубине земной коры. В "рамповой модели" их число с глубиной должно расти, в "сводовой", рифтовой, — падать (свод больше всего растягивается вверху, там, где "пучится"). Бесстрастная статистика подрубила мою последнюю надежду. Растяжений с глубиной становилось все больше. Итак, есть рамп!

 

С очагом лицом к лицу

Чтобы изучить своих подопечных, вулканологи часто идут туда, где действующих вулканов нет уже 100-200 миллионов лет. Зачем?

Дело в том, что иногда вулканологу хочется поглядеть на вулканический очаг, увидеть, какой он внутри, что в нем. В очаг действующего вулкана ему никак не проникнуть. Но очень часто области древнего вулканизма оказываются высоко поднятыми над своим первоначальным положением. Бывшая вулканическая область стала "областью сноса". Эрозия разрушила и унесла вулкан, километры коры и обнажила очаг, заполненный так и не излившейся лавой.

Высоко в горах каждый из нас оказывается лицом к лицу с очагами древних землетрясений. Породы над ними, тоже оказавшиеся в области сноса, давно сточены эрозией — и вот они, очаги былых землетрясений! Чаще всего это мощные трещины, пересекающие пласты на сотни метров. Трещины заполнены каким-нибудь выпавшим из подземных растворов минералом — кварцем, кальцитом, гипсом. Вглядитесь: кое-где от главной трещины под углом змеятся кулисообразные вторичные трещины, кое-где на границе основной породы и заполнителя — дробленка, свидетельство взрывоподобной силы толчка.

Коллега Пономарев уверяет, что изучать очаги слабых землетрясений лично он предпочитает, сидя на берегу мутного и страшноватого Сурхоба, греясь осенью на солнце и перебирая береговую гальку. Вот уж где бесконечное разнообразие всяких плоскостей разрыва — чаще всего в виде белых жилок кварца. Кварц заполнял трещины от древних землетрясений. Смещение по трещине ее бортов? Пожалуйста, от миллиметров до сантиметров, любые. Системы параллельных трещин? Тоже долго искать не нужно. Легко проследить, как поперек древней трещины-очага проходит другая, рвущая и ее, и успевший затвердеть заполнитель.

Мне нравится разглядывать всевозможно ориентированные трещины в древних гранитогнейсах огромного купола, невесть как вылезшего прямо над Гармской базой. Гора Мандолюль. А в Хаитском завале в одном месте я разыскал такие чудовищно перекрученные волокна гнейса, что заподозрил: может быть, и миллион лет назад, когда вершины хаитских гор были на глубине нескольких километров, здесь случались столь же страшные землетрясения...

 

О вреде праведного консерватизма

Выше в доказательство вредности излишнего новаторства я рассказал поучительную историю. Но логика происходящей в нынешних науках о Земле революции такова, что самые почтенные люди с легкостью начинают порой двигать во все стороны не только океаны и материки, но и отдельные долины и горы. Во всяком деле есть крайности.

Читатель, вероятно, уже чувствует, к чему клонит автор. Да, не пройдет и двадцати страниц, как автор вслед за некоторыми своими коллегами попытается все-таки примирить новейший мобилизм с некоторыми фиксистскими взглядами. И опять, чтобы предостеречь себя и читателя от этой другой крайности, позволю себе рассказать географическую новеллу о вреде консерватизма и, даже более того, о вреде праведного консерватизма.

В 1967 году ко мне, тогда заведующему в журнале отделом наук о Земле, обратился один мой знакомый.

— Ты мог бы напечатать "сомнительную" идею?

— А в чем сомнения?

— Да есть у меня приятель Игорь. Он в одной северной экспедиции работает. Они там решили опровергнуть ледниковую теорию. Ты знаешь, у него литературный дар!

— Ну тогда давай.

Игорь позвонил через неделю. Рассказал об идее. Мне понравилось.

— Пишите, — говорю.

— А уже написано, — застенчиво сказал Игорь. Хотя, как потом я узнал, застенчивость не была его главным достоинством.

"Великий Глетчер" меня захватил. Поэма, да и только. Надо сказать, я ни на секунду не усомнился в существовании в прошлом великих материковых покровных оледенений, против которых была направлена статья. Здесь я оказался полным консерватором! Восхищаясь стилем и способом аргументации, я где-то внутри твердо знал главное — что ледник был, а Игорь если и опровергает, то какую-то частность. Но журналист во мне был намного сильнее консерватора. Статья пошла в набор.

Читатель отреагировал. Большинство неспециалистов с энтузиазмом восприняло идею. "Наконец-то скинули этот чудовищный холодный груз, взваленный на нас еще со школьной скамьи". Специалисты возражали. Мы уже начали было подбирать отклики для опубликования, как вдруг нежданно-негаданно пришла целая кипа бумаг из одного известного научного учреждения. Два читателя из Крыма обратились с недоумениями по поводу "ниспровержения ледника" прямо туда. Известный гляциолог, научный сотрудник этого учреждения (назовем его Иван Петрович), немедленно написал открытое письмо крымским геологам, и ученый секретарь учреждения прислал все это для опубликования в нашем журнале.

Прочитав ответ Ивана Петровича, озаглавленный "Новые Геростраты", я ощутил что-то вроде сильнейшей психологической встряски. Уважаемый специалист, да еще по существу мой единомышленник, то есть ярый сторонник материкового гляциализма, ухитрился написать, не без экспрессии и силы, так, что вызывал непримиримую враждебность каждым своим словом. Это была настоящая "раздолбежная" критика со всеми аксессуарами: оплевыванием личности оппонентов, их стиля, их мыслей, их чувств, с полным неуважением к ним как ученым. Это была критика на уничтожение. И хотя, повторяю, главные позиции Ивана Петровича в науке меня устраивали, несомненно, больше новаторства Игоря, я почувствовал твердо: такой консерватизм вреден, даже если он прав.

Мы решили опубликовать ответ Ивана Петровича без смягчения и редактирования, как есть. И без комментариев. Пусть читатель сам подумает и решит, где здесь правда во всей ее сложности. И хотя в каждой строчке опубликованной подборки склонялись научные термины "ледник", "аллювий", "эрратические валуны" и т. д., эта акция журнала была чисто научно-этическая.

Результат превзошел все ожидания. Редакция была завалена письмами, самые интересные из которых были опубликованы. Очень мудрый он оказался, читатель. Все понял. О леднике уж и речи не было. Главная была мысль: да разве ж можно так аргументировать, так спорить! Уважение, терпимость к оппоненту — вот сила и достоинство настоящего, хорошего консерватора в науке. Консерватора — хранителя наследия, консерватора — знаменосца славных традиций. Так рассудил "широкий читатель" во время той дискуссии. И я думаю, что он был прав.

Ну а дискуссия о леднике завершилась серьезным, аргументированным диспутом в МГУ. Оказалось, печорские геологи не зря поработали. По их результатам в теорию гляциализма, блестящую, но требующую периодического обновления, были внесены существенные коррективы, касающиеся Европейского Севера и севера Сибири. Новаторство в сущности даже помогло "консервативной" теории.