Лиля проспала окончательное сворачивание и выход из лагеря у себя в фургоне. Впрочем, в каком-то смысле для нее поход начался еще ночью.

— Госпожа. — ее без особых церемоний потрясли за плечо. Лиля вскинулась и примерно увидела мощную фигуру.

— Да что ж ты делаешь, дурища морская!!!… — прошипел кто-то из-за спины Гудне. — Почивать госпожа изволит…

— Что случилось, Гудне? — хрипло спросонья спросила Лилиан.

— Привезли офицера со стрелой в боку…

— Иду.

"В неверном свете факелов" — Лиля в последнее время оценивала эту фразу как издевательскую. В этом проклятом свете разобрать что-то уверенно было просто невозможно. Арбалетный болт пробил легкую кольчугу на боку и, похоже, попал в печень. Кровит. Н-да. Боже Альдонай, зачем ты оставил мне память о Рентгене и его изобретении — но отобрал его самого?..

— А Томмен где? — спросил кто-то из притащивших офицера.

— Да ладно, — ответили ему — Какая разница кто отходную прочтет?

Лиля не стала с ними дискутировать, а внимательно насколько могла осмотрела раненного.

В общем, ничего хорошего не было. Болт сидел в правой стороне, под ребрами и точно задел печень. Лейтенант был бледен, дышал мелко, что-то шептал, на вопросы не реагировал — в общем, полный набор. Ушить печень… э-э-э… в-общем, она такое видела, да. И читала, конечно. И даже сдала на отлично. Теорию.

Лилиан открыла свой ящичек, порылась и достала пузырьки теста на группу крови. Тест был не очень сильно лучше, чем подбрасывание монетки, но что-то он показывал.

— Ого… — протянул у неё над ухом голос Пайко Томмена. — Ну, коллега, что думаете?

— Печень точно повреждена. Кровопотеря большая.

— Альдонай, прими душу твоего верного сына…

Лиля, не зная что сказать, уставилась на свой тест. Четвертая. Четвертая, без резуса. А ведь резекцию делать не надо…

— Так. — сказал Томмен. — А ну-ка отойдем!

Он почти оттащил ее в сторону.

— Даже не думай. ДАЖЕ НЕ ДУМАЙ — прошипел он. — Тебе интересно себя великой считать, а мужик мучиться будет?!

— Что ты шипишь?! — моментально и тоже шепотом взорвалась Лиля. — Что ты шипишь на меня, ты его похоронил уже — так важно самому его закопать?!

— Ты, отродье Мальдонаи, ты хоть представляешь КАК это БОЛЬНО?!

— Пробовал. — вдруг дошло до Лили. — Ты пробовал. Так?! Ты ж, скот, наживую без наркоза кого-то полосовал?!

— Какая, на… разница, что я делал?! Он кровью уже истек, дай ему умереть спокойно, он же…

— Э, лекарЯ. — вдруг рядом с ними оказались те, кто принес лейтенанта. — Это чо, его еще зашить можно?!

— Нет! — отрезал Томмен. Лиля не могла решиться.

— Госпожа?.. — вдруг спросила Рагна не сводя с нее глаз.

Лилиан внезапно поняла, что вот сейчас, что если она…

— Ты ж можешь, графиня. — вдруг сказал тот же мужик, что задавал вопрос. — Мальдонайскую твою роту, да ты ж можешь!!!

— Так! — рявкнул Томмен. — Слышь, разведка, хлебало заткни! Вы бесноватые, а на нас грех не вешай-ка, ты…

— Два из трех — резко сказала Лилиан, — Что у меня не выйдет и он умрет. И может еще так и не зарасти. Или горячка начнется. Больно будет адски.

— Но один из трех есть?! Делай, графиня. Я ж его знаю, он бы точно при таких шансах в бой поперся, делай! Дочка мальдонаина, раз можешь, что ж ты стоишь?!

— Вас тут сколько, десять есть? Мясо, сало не жрали вечером? С каждого — Лиля обвела всех бешеным взглядом — по мерке крови. Сейчас. Не помрете. Каждому руку вымыть. По плечо. И подходить. Вы — она ткнула в багрового от ярости Томмена пальцем. — Вы либо со мной, либо проваливайте. Мне руки нужны, а не мораль, ясно?!

Приняв решение, она стала командовать:

— Гудне, давай готовиться. Нера, ты тут? Принеси синюю банку с "шипелками", три лампы и пусть парни тащат ящик с инструментом. Руп!

— Я!

— Давай, готовь стол, грей воду. Надо будет много теплой. Вы — быстро нашли мне пару веток попрямее, на высоту человеческого роста. — Лилиан проговаривала все это, лихорадочно вспоминая все, что помнила о ранении печени. — Так! Никто ничего не трогает пока! Особенно болт! Несите полотно, то что вчера прокипятили…

Лилиан закатала рукава и начала отмывать руки. Свои первые операции в этом мире она боялась делать, а теперь перешла в вечное состояние мрачной решимости. И-эх, где ж вы злые травматологи и анестезиологи со своим "Чо ты творишь! Глаза открой!" Что угодно бы отдала за старшего травматолога, он как раз ВМА заканчивал — пусть бы матерился, пил, да что угодно за его "Руки свои кривые убери, я сам!". Он бы за руку схватил, сказал что делать а что нет… А нету никого. Сама себе и терапевт, и хирург, и паталогоанатом. Не дай Бог. Зачем она за это взялась?!

— Принесли — отлично. Кидай в лампы по пять камешков, наливай воду и зажигай. Руп! Рагна! Нежно, быстро, не кидая — на плаще поднимаем, кладем на стол на счет три. Раз. — она схватилась за окровавленный плащ. — Два…

— Кажется, все. — кузнец отошел, распустив шов на боку кольчуги. Оказывается, она как-то расплеталась. Хвала Господу. Лиля влажным полотном аккуратно сняла хотя-бы основную кровь и накрыла все остальное полотенцем. Мир сузился до операционного поля.

— Лампу левее. Хорошо. Пайко, вы тут? Как только разведу края — вот этими зажимами берете, отводите и аккуратно откладываете не снимая зажимов. Начинаем. Промокайте кровь. Аккуратнее с поверхностью, орган нежный, сосудов очень много. Гудне, скальпель.

В отставленную руку лег скальпель.

Полтора часа или больше? Лиля мрачно резала, шила, мыла вглядываясь через вонючий свет самодельной "карбидки" в свое поле и надеялась, что скальпель не затупится и она не "впилится" в крупный сосуд. Что она обойдется тампонами, и обойдется без отсоса крови. Что не понадобится резекция. Что Гудне не ошибется. Что хватит шприцев и людей для переливания, что ее пародия на кетгут… Список казался бесконечным.

Под конец, когда Лилиан с Томменом в четыре руки пришивали лоскут брюшины на место и, не очень выбирая выражения, ругались из-за дренажей, лейтенант начал постанывать.

— Не добавляй, — сказала Лиля лазаретному сержанту с тряпочкой и склянкой хлороформа, разгибаясь. — Мы уже закончили, пусть выходит из наркоза понемножку.

Разогнувшись, она обнаружила вокруг фургона и стола человек так пятьдесят и солдат и офицеров. Впрочем, грех жаловаться, ближе пяти метров никто не подошел.

— Ну? Вам всем тут чего?! — недружелюбно спросила Лиля, у которой немилосердно заболела спина. — Если дадите три яблока — могу в вас кинуть. Ловить точно не буду. Веселье кончилось, все свободны.

— А… это… куда кусок печенки-то девать? — робко спросил солдат, все еще державший кусок полотна с вырезанным болтом и кусочком печени. Вот она кому их сунула, оказывается.

— Выкинуть. Закопать. Сжечь. Тебе какой вариант больше нравится? Назад точно не пришью. Есть только не надо.

— Почему?..

Вокруг солдата образовалась нехорошая тишина.

— Ну, — сказала Лилиан задумчиво. — Даже и не знаю. Вот я, например, людей не ем. Совсем.

— Э-э-э-э! Вы чо все?! — завертелся солдат. — Я ж не это! Вы чо?!

— Так. Тахо. — сказал вдруг оказавшийся рядом Джеррисон Иртон. — Пойди, закопай, и держи язык в… за зубами. Взвод! Вопросы есть?!

— НИКАК НЕТ, ГОСПОДИН ГРАФ ПОЛКОВНИК ИРТОН!!!

— Отдыхать, к выступлению готовиться! Разойдись! А вы, оказывается, отчаянная, мадам Брокленд.

"Зрители" моментально "испарились".

— И на том спасибо, господин полковник. Извините, я на минуточку. Рагна, Гудне — спать, прямо сейчас — да, без вас приберутся! Руп, возьми пару ребят, аккуратно его отнесите в фургон. Не поить часа два… что еще? Ему будет больно, посидите с ним кто-нибудь. Его наверняка будет рвать — помогите ему, чтобы не сорвал швы и не задохнулся. Я передохну и при…

И тут утро кто-то выключил.

Полк выступил, как только подсохла еще прошлогодняя жухлая трава. Джесс почему-то не мог отделаться от воспоминания, как крепкая, жесткая, только что командовавшая всеми дама вдруг рухнула — и он едва успел ее подхватить, на пару с Хромым. Тяжелая, крепкая. Благородные дамы иногда падали при нем в обморок, но это было совсем не так. Она упала как солдат после боя, как только немного расслабилась — не выбрав места, не глядя вокруг.

Они отнесли ее в фургон, уложили на ее тюфяк и Джесс, раз уж она называлась его женой, позволил себе снять с нее дорогие, но немилосердно истоптанные сапожки. Корсет она, как выяснилось не носила. Крепкие, ровные ступни и… Так, все, хватит, она ж его человек, не какая-нибудь там. Он вылез из фургона и спросил Томмена:

— Что, он и правда выживет?

Томмен пожал плечами.

— Я такого не видел никогда. Все в руках Альдоная…

— Твое мнение, откуда это у нее? Сама?..

Томмен помолчал.

— Нет. Ее учили. Долго учили, старались. Причем учили очень крепко повоевавшие люди. И я этих людей не знаю.

— Почему ты так думаешь?

— А она когда работает — говорит не так, как обычно. С кем самоучке говорить? А еще она сначала подошла под левую руку — как будто смотреть. И только потом встала на место. Она видела, как такое делают. Но сама не делала. Вон как перенервничала.

— Ну, баба.

Томмен хмыкнул, и Джесс замолчал. Пайко никогда и никому не рассказывал про долговязого подростка, который в слезах спросил его больше пятнадцати лет назад "Я умру, да?". Хотя тогда ему ответил, промывая резаную рану на боку "А как же! Лет через сорок — обязательно…"

Впрочем, ему тоже было что припомнить:

— Вообще удивительно, как это ты с ней даже не подрался ни разу. В отличие от предыдущих-то претендентов. Может, тебе и раньше надо было даму в лекаря найти?..

— С кем угодно смирюсь, — пробурчал Томмен. — Кто маслом раны не прижигает и кровь не сосет…

Количество же вопросов к самозванке выросло. А вот как их задать стало неясно. Джесс покачал головой и пошел командовать построением.

Лиля открыла глаза и некоторое время пыталась осознать где она и что произошло. Голова кружилась, ныл висок.

— Очнулась? Хорошо. — сказал откуда-то сбоку голос Томмена. — Лежи смирно, а то голова будет еще больше болеть.

— Что… что случилось?

— Сомлела с устатку. Бывает. На вот, выпей и поспи.

— Что с лейтенантом? — Лиля все-таки взяла кружку с темно-зеленым отваром и принюхалась. Руки ей кто-то отмыл и даже чем-то смазал.

— Везут в соседнем фургоне. Живой. Пей-пей, не отравлю!

Лиля, распознав отвар на основе валерианы и душицы, отпила резкой горечи и откинулась на подушку. Н-да, выступила "на все деньги". Свалилась в обморок прямо перед мужем и полковником. Отлично вышло — теперь он будет ее считать либо манипуляторшей, либо безвольной слабачкой. Еще пара таких вот "выходов" и все ее попытки быть независимой кончатся…

Пайко что-то говорил удивительно нудным тоном, и как-то незаметно веки ее сомкнулись.

— Вот и ладушки. — сказал старый лекарь, накрыв ее теплым плащом. — Спать будет несколько часов. Не будить. Проснется — напоите, вина не давать. Все ясно?

— Чего уж там, — буркнула старшая служанка. — Разберемся как нибудь. Шел бы ты, невместно то — при графине постороннему мужику тереться.

Он улыбнулся, вылез и стал ждать свою повозку. Ноги болели, и сделать с этим было уже ничего нельзя. Старость — не радость…

Пятый пехотный полк не пошел к Лавери прямой дорогой. Джеррисон Иртон ускоренным маршем, отправив большую часть обоза к пристаням на Лавер, повел полк к точке сбора — в городок Раммен. Именно там сходились три крупных торговых тракта, которые вели к западным городам и вдоль Лавера на Уэльстер.

Второй Кавалерийский снялся со своих казарм три дня назад, и тоже пошел к этому городку.

Его Величество личным письмом уведомил своего венценосного собрата Гардвейга о том, что предусмотренная Альтверским договором необходимость срочного ремонта дорог и трактов имеет место наличествовать в полной своей безотлагательности. В чем Его Величество Ричард имел печаль убедиться лично в бытность свою путешествующим принцем.

Баронские твердыни запада получили недвусмысленный намек Его Величества на крайнюю нежелательность появления купцов, путешественников и особенно — вооруженных людей из Уэльстера, Эльваны, Авестера во внутренних районах Ативерны. А также, что подданные короля Ричарда столь от них отличны, что перепутать их Его Величество считает практически невозможным. При полной нежелательности такой путаницы. Намек был услышан с пониманием и энтузиазмом.

С окончанием сезона зимних штормов вышли из путаницы островов Вирманского архипелага все драккары Олафа Топора и Эрика Рыжего. Обычно драккары могли выйти только в следующем месяце — но в этом году отлично просушенный лес, который приходилось доставать и возить с боем, им продали еще осенью. К недоверчивому удивлению старых бойцов, они не запасли и трети потребной воды, и на борт приняли грузом в-основном рыбу.

Удивление их было стало еще больше, когда ярлы велели взять курс на гавани Брокленда, Иртона, Сальера — которые обычно были именно тем местами, откуда на перехват им вырывались зубастые галеры Шестого Морского полка.

Сейчас же галеры, патрулирующие берега и проливы, пропустили их, не меняя курса.

— Ярл, — спросил старый штурман. — где воду возьмем?

— В Броклендовских болотах. Берега у Таримы помнишь?

— Как не помнить… — осклабился старик, потирая когда-то порванную в тех краях щеку.

Через трое суток раненный сержант Шута добрался до него и свалившись с коня сказал, что его десяток вырезали. К тому моменту Шут и Руди Толстый, полковник наемного полка, не досчитались уже трех разъездов.

— Значит, — сказал Руди. — Началось. Где твои арбалеты Шут? У нас пара десятинок, не больше.

Альтерса больше волновало другое. Он обозначил зоны действия разъездов и задался главным вопросом:

— Посты в деревнях и городках молчат. Как же они идут-то? Сколько их?

На это Руди нанимателю не ответил.