В следующий раз мимо храма они проезжали уже в составе королевского кортежа.
Вик, обремененный данным брату словом, ехал сразу за ним, следуя неспешной рысью в ритме тихоходного растянувшегося на целую версту кортежа и с завистью глядел на резвящихся далеко впереди Льнянку и Ворона, затеявших скачки наперегонки.
Хорошо хоть надежный Тай и хмурый, как обычно, Ли не бросили его в этом нудном предприятии и ехали рядом с ним. Но и это их благородное деяние, кроме мысленной Виковой благодарности, ничего не давало. Окруженные стражниками, придворными и вечно снующими туда-сюда слугами, развозившими фрукты и напитки, нормально общаться между собой они не могли.
«Э-эх, где наши легкие разговоры, вечные подколы и веселый свободный смех?!» — сокрушался он, старательно строя из себя «настоящего прынца», как назвал бы его поведение Корр, если бы находился рядом, а не козлякал вместе Лёной в отдалении.
Так и ехали они все четыре дня по Валапийской долине, переправляясь по ней на другую сторону горных хребтов. Днем неспешно тянулись по Главному тракту во главе медлительного кортежа, а вечером, в обязательном порядке, участвовали в незамысловатых развлечениях двора.
Хорошо хоть в этом предатели Льнянка и Корр от своих обязанностей не отлынивали. Сначала в подвижных играх участвовали, помогая молодым придворным и юным будущим фрейлинам ножки размять после долгой дороги, а потом пением и игрой на свирельке развлекали тех господ, что постарше.
За время их пути Ворон с Лёной сильно сблизились. И Вик было заподозрил, что Корр, не имея возможности ублажать свой главный жизненный интерес, проявляет к их маленькой подруге не совсем, так сказать, дружеские чувства. Сестры у Вика не было, поэтому братское чувство в приложение к девушке было ему незнакомо. Но что-то все-таки подмывало его обратиться к Таю с этим вопросом и вместе настучать Ворону по башке, а также объяснить тому, если сам не понимает, что Льнянка еще слишком молода для его страстных подкатов.
Но, до Тая он так и не дошел.
Приглядевшись получше к поведению Корра он не увидел ни вольных жестов, ни сластолюбивых оценивающих взглядов в сторону Льнянкиного тела. А только обычные в их компании дружеские тычки и похлопывания по плечу. А уж послушав, какими острыми шуточками, со-овсем далекими от любовного воркования, осыпают эти двое друг друга, то и подавно понял, что любовниками они никак быть не могли.
«Мда, это все от тягомотины этой, которая зовется дорогой в составе королевского двора согласно строгому этикету! Мозги тупостью заплывают! Вот уже друзей в гадостях заподозрил! — злился Вик. — Просто нашли друг друга „два брата-акробата“ — экспансивный Корр и бесшабашная Льнянка. А что прикажешь делать таким буйным натурам? Кругом-то все в корсеты да в жесткие правила закованы. Вот они и развлекаются как могут!» — всколыхнувшиеся было на эмоциях мысли опять успокоились и потекли дальше, неспешно переваливаясь из часа в час, как вода по камешкам в пересохших летних ручьях.
Для него, Вика, вольные развлечения теперь под запретом. Тай слишком степенный и уравновешенный. А Ли день от то дня, все более пасмурный делается:
«Да, что-то с ним происходит, наверное, ревнует нас к Лёне — что теперь не один он — маленький эльфенок в нашей компании. Надо быть к нему повнимательней, а то совсем смурной стал.»
И ведь почти прав был Виктор в отношении Ли. Но только «почти»…
Ехать бы так и дальше Вику еще несколько дней: придерживая резвого коня, с усилием растягивая губы в лицемерной сладенькой улыбке и тщательно подбирая слова при каждом высказывании, если б… не неожиданное, и этим еще более своевременное, предложение посла Эльмерского.
Барон Пратамский был послом от их королевства в Ламарисе уже зим десять. И это его усилиями данная свадьба, наконец-таки, почти состоялась. И, естественно, он примчался встречать своего короля на границу, не сумев отдать полностью это важное мероприятие в руки ламарских распорядителей.
Не особо фанатичный приверженец строгого этикета, барон был вполне мил и легок в общении. А маленький рост, увесистый живот и обширная лысина, составляющие баронский незамысловатый образ, напоминали Вику незабвенного папашу Лайсо. Так что, в общем-то, посол Эльмерский был ему симпатичен. Но, находясь постоянно в дурном настроение, Вик сторонился и его.
Хотя, как говорит мудрая древняя поговорка — жизнь все расставляет по своим местам. И соответственно ей — замечательный человек не мог себя не проявить.
В тот вечер, когда они раскинули свою стоянку на самом выезде из Валапийской долины, барон, кланяясь, подошел к шатру короля, где тот трапезничал в ближнем кругу, и попросил разрешения говорить.
Заинтригованный Рич, конечно же, разрешил.
— Ваше величество, вы уже более месяца в пути, а дальняя дорога своим однообразием, как известно, утомляет не только тело, но и помыслы. Зная это, я, посмел предположить, что вам вполне может захотеться поучаствовать в какого-нибудь более энергичном действе… — и склонил голову в ожидании реакции короля на свои слова.
Наверное, барон свое предположение вывел, потому что был внимательным, опытным, умным и, вне всякого сомненья, хитрым царедворцем. И понимал, что молодой король, только что взошедший на трон, должен, хотя бы отчасти, тяготиться такой медлительностью путешествия, утяжеленной кучей церемониальных условностей.
Что он в результате хотел получить от нового короля? Толи просто обратить внимание молодого правителя на свою персону, толи какое возвышение или благодарность за службу, толи что-то еще… Вик со своим малым опытом придворной жизни мог только гадать. Тем не менее, что бы там ни предложил господин барон, и что бы там не послужило стимулом к этому, сам он был заранее благодарен ему за подобную заботу. Проведя последние четыре дня подле брата, младший принц приметил, что все эти церемонии, сопутствующие каждому делу, постоянное иногда даже назойливое присутствие большого количества людей, стали утомлять и его.
Да, Рича готовили к этому, и нрав у него был соответствующий — вдумчивый, не подверженный излишним эмоциям, да и возраст самый подходящий — не юность уже, но и не утяжеленная годами старость. Но все же, что не говори, а королем брат стал всего несколько месяцев назад и вот так, сразу угодил в это путешествие, где ни шагу ступить, ни слово сказать, ни кусок съесть без внимания посторонних невозможно.
— И что барон, вы можете предложить нам, что бы развеять скуку дальней дороги? — с достоинством, подобающим его сану, спросил Рич. Но от знающих короля людей не укрылась большая доля заинтересованности в его голосе.
«Да-а, тяжела она все же ноша королевская!» — в очередной раз посочувствовал брату Вик.
— Акселл, столица Ламариса, как вы знаете ваше величество, расположен не настолько далеко от выезда из Валапийской долины, как Золотой Эльмер у нас. Пути, после сегодняшней ночи, останется всего пять дней до него. По Главному тракту мы должны будем еще день ехать через предгорья. А потом повернуть строго на юг и, двигаясь вдоль Гномьего Хребта уже по равнинным землям, подъехать к городу в том месте, где река Лэта соприкасается с ним. Так вот, у меня есть предложение — пусть весь большой караван своим чередом движется по этому пути. А мы с вами и несколькими близкими вам людьми можем немного разнообразить свое путешествие. Завтра, после того как тронемся, где-то через час, не выезжая из предгорий, от Тракта будет ответвление в сторону. Эта дорога тоже когда-то была проложена эльфами и хотя ее не прикрыли в свое время древней магией, но до сего дня она остается вполне пользуемой. А проезжая по ней можно и лошадей вскачь пустить, и на страну с вершин посмотреть. А уж вид на сам Акселл, открывающийся из Врат Хилар, признан самым впечатляющим, даже по мнению таких ценителей прекрасного, как эльфы. И еще, при всем более сложном пути, мы сэкономим время и прибудем к городу на целых полдня раньше вашего кортежа, — озвучил свое предложение господин посол и опять склонился в ожидании.
— Подожди Пратам! — воскликнул Рой. — Но ведь для въезда короля готовится какая-то встреча — фанфары там, лепестки роз, толпы нарядных горожан! Да и ждут его, как я понимаю, со стороны реки, а не гор!
— О! Если его величество согласиться на мое предложение, все это я беру на себя — отправлю нарочного вперед, и все устроиться как надо. Главное-то представление все равно готовят на отбытие вашего величества — когда вы уж с невестой уезжать станете. Вот тогда-то праздник устроят повышенной великолепности! Я все разузнал! — ответствовал тот.
— Ну, раз так, то думается… мы примем ваше предложение барон. Нам давно следует размяться и проветриться, — степенно сказал Ричард, а глаза его так и заблестели от предвкушения. — Сколько человек мне следует взять с собой, как вы думаете?
— Ваше величество, я так рад, что сумел-таки предугадать ваше желание! А в надежде на это взял на себя смелость и подготовил стоянки по тому пути. Исходя из этого, я думаю, что вам можно будет взять с собой человек десять, двенадцать. Ну, и Восьмерых — конечно, — выдав это он покосился на герцога Турфанского, нависшего над ним с грозным видом.
Тот же, в свою очередь, в течение речи посла все сильнее сводил брови и прямо на глазах наливался грозно-красным цветом, явно собираясь придавить вольную идею на корню. И не быть бы барону послом, если б не был он умным человеком — так что, оценив угрозу своим планам по достоинству, он поторопился добавить:
— Это не считая охраны. Солдат, само собой, можете брать сколько угодно, пусть только палатки и харчи берут для себя сами, — и поклонившись, отступил, давая возможность королю самому решать этот вопрос со своим генералом.
Король и решил! Не давая сильно разойтись начальнику охраны, он категорически заявил — что его величество желает ехать и точка! А когда герцог вознамерился было снять с охраны кортежа все полторы сотни солдат, сопровождающих его, то так же твердо дал понять, что более двадцати человек в этом путешествии видеть подле себя не желает.
Тут видно почуяв, что грозный герцог уже готов чуть ли не арестовать и посадить под замок вверенное ему Величество, в разговор опять вступил принц Ройджен:
— Господин генерал, не кипятитесь! Послушайте сначала меня! Во-первых, вместо такого количества солдат мы можем взять с собой еще одного придворного мага, знающего боевые приемы. Во-вторых, у нас среди оборотней-охранников есть ворон, и он станет вести разведку дороги сверху. От него никакая засада не укроется. И, в-третьих, мы возьмем вас с собой, генерал. В итоге у нас для обеспечения безопасности его величества в пути будут: два не самых слабых мага, четыре оборотня, восемь рыцарей личной охраны и двадцать с лишним воинов, включая наследниковых эльфят, которые, я вас уверяю, очень неплохо стреляют из лука. И в довершении, вы сами сможете производить диспозицию наших войск — лично. Если, конечно, обещаете не давить на короля всю дорогу — все-таки эта поездка затевается, как отдых для него! — закончил Рой, но Вик готов был дать руку на отсеченье, если в его степенной и размеренной манере говорить, он не приметил проскальзывающий смех.
Герцог, тем не менее, явно никакой насмешки в словах Светлейшего не усмотрел, а, посопев и поводив бровями, на полном серьезе стал давать обещание быть глухим, немым и незаметным — только бы его взяли сопровождать короля.
— Уважаемый господин генерал, со мной тоже едет маг и пятеро охранников — так что прошу вас располагать по собственному усмотрению, и ими, — добавил к сказанному старшим принцем барон.
Данное предложение окончательно расправило суровую складку меж генеральских бровей и стерло последние гневные пятна с его лица. Вик выдохнул. Он, если честно, очень даже побаивался, что этот верный служака проявит в полной красе свой упертый норов и помешает поездке.
На следующий день так и выдвинулись: при короле ехали его оборотни, личный слуга дин Сквор и для организации в пути привычного правителю быта небезызвестный уже Вику дин Вол.
Сопровождение самого младшего принца осталось без изменений: его собственные оборотни, числившиеся теперь в охране короля, и эльфята — пажики.
Старший же принц, он же его светлейшество, никого из своих приближенных не взял, сказав при этом, что:
— Двух Виковых мальчишек вполне достаточно, что бы тарелки да бритвенные принадлежности подавать.
Еще с ними выехали, как и было уговорено, один из придворных магов — довольно молодой, по крайней мере с виду, серьезный мужчина, который звался Калидусом. Личная охрана короля. И, конечно, бравый генерал. Куда ж без него? И двадцать лучших воинов, которых отобрал сам герцог.
Господин посол, со своей собственной маленькой свитой и охраной, возглавлял их процессию.
Предгорья, раскинувшиеся вокруг них, были совсем другими, нежели те, которые они проезжали по пути в Валапийскую долину.
Впрочем, в этот раз, они ехали гораздо выше. Сразу, как их маленький кортеж свернул с Главного тракта, широкая и хорошо утоптанная тропа повела их вверх, загнав так высоко, что оставленная ими далеко внизу дорога выглядела теперь не шире ленточки, выпавшей из косы какой-нибудь девчушки.
Вокруг вместо поросших лесом склонов возвышались слоистые отвесные горы. Их разноцветные пласты, выдаваясь ступенчатыми уступами, вырисовывали на фоне голубого неба замысловатые фигуры. Ворон и Льнянка, не умеющие ехать тихо и спокойно, нашли себе занятие и здесь, развлекаясь тем, что пытались увидеть в этих изломанных линиях знакомые образы:
— Вон, смотри! — голосила восторженно девушка: — Это дракон! У него и рожки есть! А вон и крылья дальше!
— Ха, это скорее крылатая корова какая-то! — подсмеивался над ней Корр: — Морда больно тупоносая и рога короткие.
Но долго им так веселиться не дали. Герцог, который видно вспомнил, что и Ворон, и эльфенок еще накануне были отданы под его начало, посчитал непозволительным своим солдатам заниматься столь легкомысленным делом, и отослал одного полетать — поглядеть, а другого просто приструнил — для порядка.
Вик не вмешивался в распоряжения генерала:
«Пусть хоть под его пятой прочувствуют дисциплину и ответственность!»
Барон же, воспользовавшись тем, что лошади в гору шли неспешным шагом, взялся рассказывать о предстоящей им дороге:
— Весь первый день едем на юг, вдоль Хребта, практически по границе с владениями гномов. А вот с завтрашнего дня начнем потихоньку забирать на запад — там дорога пойдет поразнообразней. И долины просторные попадаться будут, и деревеньки горные, и водопады красивые. А через четыре дня, как доберемся до Врат Хилар, последнего ущелья на нашем пути, то считай и дороге конец. От Врат тех уже прямой путь до самого Акселла.
— А вот скажи-ка мне Пратам, — обратился к нему старший принц, когда барон завершил свой рассказ, — ты вот говоришь, что рядом граница с владениями гномов, а все мы знаем: земли в предгорьях раньше принадлежали светлым эльфам и Акселл был их столицей. Так? Но гномы-то с эльфами в давние зимы мирно не жили — воевали постоянно. Что ж получается, их владения дальше находились или у древних светлых другая столица была, где-то на равнинных землях?
— Да, не-ет! — ответствовал ему барон: — Насколько известно из старых документов, все располагалось там же где и сейчас. Это только кажется, что бывшая столица эльфов, а теперь главный город Ламариса, находится близко к гномам. На самом деле то нагорье, где стоит Акселл, расположилось верстах в ста от гномьих владений, а то и поболее и до настоящих гор от него еще много долин и перевалов. И мы с вами завтра повернем на запад, и тоже начнем удаляться от приграничья.
Как и было обещано бароном, на четвертый день, вскоре после того, как они свернули ночевой лагерь и выдвинулись в путь, пред ними в первый раз предстала столица королевства Ламарис.
Акселл был прекрасен!
Он неожиданно показался из-за склона, который они объезжали, и своей белизной и округлыми формами был подобен легким облакам, волею ветра опустившимся на невысокое нагорье. Еще большую нереальность и воздушность увиденному ими городу, придавали темная зелень лесов вокруг и далекая чернота Гномьего хребта за ним.
Чем ближе они приближались, тем прекраснее и необычнее выглядел город. Через час пути, когда их кавалькада вынырнула из очередного ущелья, они снова увидели его. Теперь уже стали видны ажурные аркады многоэтажных построек и летящие меж ними резные мосты, которые, казалось, держались в воздухе чудом, столь изящны и невесомы они были.
«Впрочем, может, действительно чудом, вернее — эльфийской магией» — думалось Виктору, остановившемуся вместе со всеми, чтобы насладиться видом.
Не нужно забывать — прежде, чем стать главным городом человеческого королевства, Акселл был столицей еще древних светлых эльфов. Людям же, и даже сильнейшим человеческим магам, вряд ли было бы по силам сотворить подобное великолепие, и главное зачаровать его на тысячезимия от разрухи.
А вот чтобы заполучить этот удивительный город в свое пользование Первому королю Ламариса пришлось подписать с эльфами жёсткий и в чем-то даже унизительный договор. Что бы светлые, уходя со своих земель, не разрушили это прекрасное творение, жители вынуждены были, каждый год теперь отдавать им по пять своих дочерей. Три тысячи зим как уже прошло с тех пор, а действие сего договора в силе и по сей день! Да-да, речь о том самом договоре из-за невыполнения которого потерял родных Ли.
Но сейчас, глядя на этот город с его волшебной завораживающей красотой, Вику совершенно не хотелось думать о плохом. А хотелось ублажать свои глаза удивительно прекрасным зрелищем и мечтать о несбыточном.
И вот, когда облегченный, так сказать, свадебный кортеж короля Эльмерии преодолел последний затяжной подъем, ведущий к Вратам Хилар, то в обрамлении их уступчатых стен они увидели столицу Ламариса совсем близко. Город больше не казался призрачным зачарованным видением, а проявился вполне легкоразличимыми улицами и домами.
Вик вместе с братьями стоял на том самом месте, после которого начинался спуск к городу, и разглядывал распростершиеся перед ними дали.
Все остальные, понимая, что король наслаждается последними часами своей свободы, деликатно разъехались по сторонам и теперь терпеливо ожидали.
Им сверху, из Врат, хорошо видна была река, бегущая у ног города в долине. И яркие пятнышки парусов галей, что плыли по ней или толпились около причалов разноцветными стайками, и сама пристань, и Нижние городские ворота, выходящие к ней.
Хорошо различались теперь и дворцовые постройки, окруженные садами. И, как горка взбитых сливок украшает верхушку свадебного торта, так и он венчал своей воздушной белизной этот город, умостившийся на взгорье.
Различимы стали и каскады жилых кварталов, резными уступами разбегающиеся в стороны от дворца. И храмы, когда-то посвященные Многоликому, а теперь, Светлому.
Всё, больше не будет крутых подъемов, узких ущелий и пугающих поворотов над пропастью! И вольного простора больше не будет…
Теперь только пологий спуск до Северных ворот, которые виднелись не более чем в трех верстах впереди.
— Вот мы и доехали… — как-то неопределенно и уныло произнес Рич. Сказано это было так тихо, что его услышали только братья.
— Да уж… обратно нам не повернуть, — также тихо и тоскливо ответил на это Рой.
— Как бы я хотел жениться на простой девушке, какой-нибудь дочери графа или барона — только бы по своему выбору. Как же нашему отцу повезло! А я вот попал в это несчастливое третье поколение! — продолжал говорить странные вещи король. А Вик, никак не ожидавший от брата такого отношения к собственной женитьбе, замер в оторопелом недоумении, даже не смея задать вопрос.
— Может, все еще и образуется со временем… через годик… — ответствовал меж тем Рой. И после этих слов махнул рукой, давая команду всем собираться и двигаться дальше.
А Вик, пока народ подтягивался ближе, все стоял и глазел на город, а в голове его крутились мысли:
«Это ж о чем сейчас говорили братья? И о чем он, как всегда, не имеет никакого понятия?»
* * *
А в Акселле, тем временем, уже поднималась суета, вызванная приближением кортежа его величества короля Эльмерского.
По улице, что вела от Северных ворот до въезда во дворец, растягивалась стража в блестящих полированных доспехах и плащах цветов Ламариса — насыщенно красном и золотом. А народ, принаряженный и возбужденный, поднимался с нижних кварталов и, толкаясь и гомоня, занимал свои места за спинами воинов.
Правда сначала было объявлено, что жених их принцессы прибудет к вечеру и через Нижние ворота. По этому случаю набережную уже как пять дней убрали флагами и лентами.
Но что-то изменилось, и теперь, за час до полудня, площадь, что расстилалась перед дворцовыми воротами с северного въезда, напоминала растревоженный муравейник. Несколько десятков слуг спешно укрепляли растяжки и цепляли на них яркие полотнища. А другие, в не меньшем количестве, сгружали с телег кадки с цветущими растениями и растаскивали их по окружности, чтоб придать забранной в камень площади хоть немного живописности.
А перед воротами Малой крепости уже выстраивались трубачи и барабанщики.
В тот момент, когда запыхавшийся гонец докладывал Главному распорядителю, что король Эльмерский уже на пороге города, из лавки аптекаря, что примостилась в одном из окружающих площадь домов, выскользнули две женщины.
В первой, которой на вид было зим сорок, темноволосой и полноватой, угадывалась дина Мустела — наперсница старшей принцессы правящей Семьи. Но вот вторая быть той самой принцессой никак не могла — всем ведь известно, что она первостатейная, да к тому же, блондинистая красавица, а эта — невзрачная и русоволосая. Среднего роста, с простеньким личиком, на котором не выделялась и не примечалась ни одна черта, одетая в скромное платье и полотняный чепец, которые носят самые бедные горожанки, девица не привлекала к себе ни одного взгляда.
Да и что, скажите на милость, делать принцессе в толпе на площади? Ей, как невесте, положено сейчас в роскошное платье облачаться, прическу делать и усаживаться в самой красивой комнате, посредь мрамора и зеркал, в ожидании жениха. А уж эти уличные радости, приправленные толкотней и шумом, оставить надо простонародью.
Тем не менее дина Мустела шла впереди невзрачной служаночки и, если приглядеться знающим взглядом, потихоньку магией раздвигала людей, прокладывая дорогу и себе и ей. Сама же молодая женщина вела себя довольно странно — кривила губы в брезгливой гримаске и прикрывала нос платочком, как если бы дух городских улиц и запахи толпы были ей непривычны и неприятны.
А когда они выбрали себе место для обзора, сразу за спиной солдата оцепления и недалеко от въезда в ворота Малой крепости, то капризно сказала:
— Мустела, это невыносимо! Есть же травы и благовония! Да и вода, в конце концов! Как они могут надевать на себя лучшие вещи и даже не помыться перед этим?!
— Деми, деточка, это ж простой народ! Тратить деньги на благовония и драгоценную воду им просто не по карману. Я тебя предупреждала, что этот выход в город может тебе не понравиться. Ну, ничего, уже скоро жених твой прибудет, ты удовлетворишь свое любопытство, и мы уйдем отсюда.
А вот место они выбрали действительно самое лучшее.
Дворец занимал самую высокую часть нагорья, по которому раскинулся город, и сейчас он возвышался, возносясь воздушной громадой, справа от них, а площадь перед его воротами оказывалась как раз в том месте, откуда были видны все окрестности. И слева хорошо проглядывалась дорога, прямая как стрела, соединяющая этот въезд во дворец со склоном горы, по которому из Врат Хилар змеился путь в город. А если усилить взор магией, то и разрушенную арку самих Врат можно было различить отсюда.
И вот, в тот момент, когда Мустела объясняла принцессе особенности быта простого народа, а это, конечно же, была она под личиной невзрачной служанки, у Северных ворот началось движение. Король Эльмерский въезжал в город.
С того места, где стояли дамы, его кортеж казался скопищем разноцветных мошек, клубком подкатывающийся по широкой улице к площади. Сама улица была, как все в этом городе, верхним ярусом многоэтажной галереи, и, казалось, висела над пропастью меж двух склонов, тем самым увеличивая впечатление клубящегося в воздухе роя.
Но постепенно, по мере приближения, в разноцветном облаке стали различимы и лошади, и всадники на них. А когда первые ступили на мозаичный камень площади, забили барабаны и затрубили фанфары. Вторя им, народ заголосил и забурлил вокруг.
Сначала на площадь выехали пять воинов, одетые в цвета Эльмерии, а возглавлял их, не иначе, как один из генералов. Этому мнению способствовали и его воинственно-уверенная манера держаться, и дороговизна полного гномьего доспеха, и насупленный тяжелый взгляд, окидывающий окрестности. Как будто он въезжал не на площадь дружественного города долгожданным гостем, а на поле боя, готовясь к атаке врага.
Следом за этим грозным воякой на всеобщее обозрение выехал маленький кругленький человечек, смотрящийся как куль, взгроможденный поверх высокой тонконогой лошади. Этому впечатлению способствовали стремена, поддерживающие его короткие ножки, и вздернутые так высоко, что ниже брюха коня ничего и не опускалось. Весь он был сверху, эдакой компактной кучкой, покачивающейся равномерно в ход коня. В несуразном толстяке Деми признала посла Протамского. На полкорпуса лошади за ним ехал маг из не самых сильных.
Когда эти двое продвинулись вперед, давая возможность ступить с моста на площадь тем, кто двигался позади, и за еще одной пятеркой воинов, показался и король. Очень близко к нему, не дальше чем на расстоянии вытянутой руки, расположились три оборотня и маг. Двоих громадных, навскидку, Деми определила как медведей или кабанов, а более стройного — волком. Мага же, как довольно сильного.
А вокруг этого ближнего круга охраны ехали восемь рыцарей в еще более роскошных, чем у генерала гномьих латах:
«Оно и понятно, брак-то который мы заключаем предписан нам „Уложеньем о смешении крови детей Темного“, так что без этих Восьмерых — никак!» — с досадой подумала девушка о том, что вот эти закованные в сверкающее железо мужики, теперь будут присутствовать в ее жизни изо дня в день. А много народу возле себя она не терпела!
Окинув быстрым взглядом всю эту компанию, принцесса сосредоточила свое внимание на короле.
«Ничего так… не очень высокий видимо, но симпатичный — неприятными его прикосновения не будут» — снисходительно и довольно пренебрежительно оценила она своего жениха.
Тем более что пускать мужа часто к себе в постель Деми и не собиралась. Немага, она бы слишком быстро его вымотала, вытянув жизненную силу, а он ей был нужен живым и здоровым… по крайней мере на ближайшие несколько зим, пока она не утвердиться в стране, как королева.
А тем временем на площадь втягивалась и остальная часть процессии. Девушка уже без особого интереса перевела свой взгляд на нее. Следом за королем, окруженного оборотнями и Восьмерыми, ехала еще пятерка эльмерской стражи. А за ними пара всадников, один из которых был в белоснежной мантии и окружен сильным сиянием дара.
«Принцы», — констатировала Деми, вскользь проходясь по ним глазами.
За этой парой следовали двое парнишек — видимо пажи, еще с десяток воинов и несколько человек, как особо знатные фигуры по одежде не определяемые.
Кто там ехал следом, она увидеть так и не смогла, потому, что ее взгляд помимо воли потянулся обратно к принцам. При этом на том, что был облечен саном и наделен даром, он не задержался, а прилип ко второму. Деми стало не по себе. Она, вообще-то, привыкла, что это к ней тянуться все взоры. А если уж смотрит она, то и выбирает сама на кого обратить внимание, а на кого нет.
«Что в нем такого?! Ну, высокий… кажется, симпатичный — но ведь ничего особенного в нем нет!» — настороженно разглядывала она темноволосого принца, который к этому моменту подъехал совсем близко к тому месту, где стояли они с Мустелой.
Что-то в его облике невероятно сильно влекло к нему. А вечно ненасытное нутро меж тем нашептывало, что вот он — который сможет удовлетворить ее голод.
«С чего вдруг такие мысли?!» — дара, даже самого завалящего, в нем не чувствовалось, да и в свою постель она предпочитала приглашать светловолосых мужчин.
И для простой жертвы, покрывающей своей жизненной силой ее вечную нужду, он был тоже непригоден. Во-первых, его так просто не изведешь — все же принц и можно привлечь слишком много ненужного внимания к себе, когда он начнет беспричинно болеть. А во-вторых, для таких дел нужны мальчики помоложе — зим до двадцати, как вон те пажи, что едут за ним — совсем беззащитные и глупые, дающие ей все, что она у них не возьмет. Таких она привыкла менять каждые месяца три-четыре, вымотав их подчистую.
Следуя этой мысли, она все же оторвала глаза от темноволосого принца и вгляделась в пажей. Все равно Телок свое почти отслужил. Да и в дороге, в которую она скоро отправиться, новая жертва не помешает.
Но тут ее ждало разочарование! Оба пажа смотрелись эльфами, чего она сразу, пробежав по ним глазами, не разглядела. А с такими вязаться — себе дороже! На них человеческая магия приворота могла и не подействовать, а вот в обратку какую гадость получить вполне возможно. К тому же один из них совсем юн и мужчины она в нем совсем не ощущала.
Тут она вдруг заметила, что на площади, кроме тех эльмерцев, что она высмотрела до того как отвлечься на принца, никого больше и нет.
— А где весь остальной кортеж?! Говорили же, что в нем более полтыщи народа и растягивается он не на одну версту! — спросила она у Мустелы, вглядываясь в сторону Северных ворот.
— Да видно твой жених так спешил к тебе, моя девочка, что оставил его позади! — хохотнула та: — А основной кортеж, наверное, как и было уговорено, прибудет по нижней дороге к вечеру. Да и чего их ожидать было раньше? Кареты с дамами и груженые повозки не проехали бы горным путем через Врата.
— Уж не знаю, на что мой жених надеялся, но увидит он меня как и положено — завтра на приеме, — капризно дернув плечами, ответила на это Деми, разглядывая при этом не своего жениха, а его темноволосого брата. А с трудом отлепив от него взор, резко повернулась и стала выбираться из толпы.
С площади они уходили тем же путем, что и пришли — через лавку аптекаря.
Стоило им открыть дверь сего заведения, как им навстречу кинулся плюгавый лысоватый мужичек, насквозь пропахший травами и излучающий слабенький дар. Не иначе, как сам дин аптекарь. Не уставая кланяться и приседать, он тут же затараторил:
— Моя госпожа! Сей момент госпожа! Щас провожу вас! Премного благодарен, что навестили меня! — и, не переставая кланяться и приговаривать, подхватил свечу и направился в задние помещения лавки.
Следуя за этим нервным всклокоченным человечком, Демия и Мустела прошли сначала лавку, потом заднюю часть дома и спустились в подвал — там, за отодвинутыми полками, располагался подземный ход.
— Благодарю милейший, — сказала старшая из женщин, бросив в подставленную ладонь аптекаря монету и забрав свечу из его рук. И не обращая более на него внимания, сами они двинулись по темному проходу.
Вышли дамы уже в подвалах дворца. При этом Деми подхватила оставленную возле входа корзину, такую в которой служанки уносят из покоев грязное белье, то есть большую и с крышкой, и, делая вид, что она полная и тяжелая, закинула ее себе за плечи.
По дворцу они шествовали, как и положено: впереди дородная и величавая Мустела — наперсница старшей принцессы, а следом за ней, сгибаясь под тяжестью груза, простая невзрачная прислужница. И никто из снующей вокруг челеди и внимания на нее не обратил — идет себе служаночка и идет… мало ли таких по дворцу ходит?
Бах! Дзинь-дзинь-дзинь!
В комнату к своей принцессе вбежала Мустела:
— Деми, солнышко мое, что случилось?! — воскликнула она, глядя на валяющуюся у стены тяжелую серебряную пудреницу, раскатившуюся по полу россыпь сверкающих камешков с ее крышки и не успевшее осесть облако розовой пыли. Красивое же личико самой Демии от злости и гнева покрывали красные пятна.
— Что случилось?! Всего час назад я оставила тебя внизу, танцующую, довольную и радостную.
— Всего час назад он пялился на меня из-за колонны — прямо пожирал глазами! — воскликнула девушка в ответ и в бешенстве швырнула об стену массивную расческу.
Та, ударившись о камень, отскочила далеко и чуть не угодила в Мустелу, стоявшую посреди комнаты. Она наклонилась и подняла вещь, попутно разглядывая ее. Щетка из цельной кости не была инкрустирована камнями, так что прекрасно выдержала злость принцессы.
Женщина вернула ее на стол перед зеркалом, а в нем встретилась глазами с девушкой:
— Ну, я и говорю, что час назад все шло хорошо. Потом-то, что случилось?
— Я поднесла ему бокал вина, а он его не выпил — покрутил в руках и отставил! Вот скажи мне Мустела, он мог что-то заподозрить? — в раздражении дергая за щетину все той же несчастной расчески, спросила девушка.
— Сам-то? Вряд ли. Парень-то без дара. А вот братец его святоша мог подсказать, чтоб он из твоих рук ничего не брал. У него репутация умного и хитрого человека. И не забывай, он сильный маг. Ты еще с ним, там в Эльмерии, наплачешься — чувствует мое сердце. Надо будет твоего муженька от такого братца-то ушлого отвадить, что бы тот у нас под ногами не путался.
— Ой, Мустела, оставь в покое моего жениха! Не хочу о нем сейчас даже думать! И без него голова полна забот!
— Братом его у тебя полна голова! Что уж он тебе так дался-то? Мужик, как мужик — ничего особенного в нем не вижу. Надоели молоденькие парнишки, так вон Бара кликни — мигом нарисуется.
— Нельзя Бара, он и так, сколько зим при мне — вон уж поседел совсем. А стражников и не предлагай! Я! Хочу! Эльмерского принца!! — закричала она, ударив кулаком по столу, отчего все стоящие на нем мелочи подпрыгнули, а злосчастная щетка опять оказалась на полу.
А так как гневалась не просто принцесса, а еще и очень сильная волшебница, то ущерб от ее выпущенной злости одной упавшей щеткой не ограничился — большое ценное зеркало, что висело над столом, лопнуло и покрылось паутиной трещин.
— Успокойся, девочка! — воскликнула Мустела: — Все чего ты хочешь, мы ведь всегда для тебя добываем! Не так ли?! — и с улыбкой посмотрела в разбитое зеркало. Там, в одном из кусков, они с принцессой опять встретились взглядом, а все остальные отобразили множество остреньких мелких зубов и хищно растянутых губ.
* * *
Стоя в тени колонны, Вик вглядывался в танцующие пары.
Но на самом деле распаренные и раскрасневшиеся люди, что сейчас выделывали замысловатые па, топчась по мозаичному полу, его не интересовали. Он высматривал в этой толпе только одного человека. Вернее одну — невесту брата, принцессу Демию.
Что он хотел разглядеть? Он и сам толком не знал. Но эта девушка вызвала у него противоречивые и неожиданные чувства. И это сильно волновало его, настораживало и даже пугало.
Как правило, красота блондинок по своей природе была ненавязчивой, вызывая ощущение чистоты и воздушной нежности. И это относилось ко всем светловолосым женщинам, которых он знал. И к светлым эльфийкам, с их совершенной, но холодной красотой. И к человеческим женщинам, даже к таким стервозным хохотушкам, как его бывшая подружка, что осталась в прибрежном замке или их непоседливая всезнайка Льняна. И не важно, что с течением времени каждая из женщин проявляла свой характер и, к сожалению, часто не вполне положительный, но первым впечатлением от лицезрения светловолосой красоты всегда было ощущение трогательного очарования и беззащитной чистоты.
А вот принцесса, несмотря на то, что была потрясающе красива, вызвала у него неприятие. В ее чарующем облике с первого взгляда угадывалось что-то отталкивающе хищное, совершенно несвойственное нежности блондинок.
Вот он и хотел, стоя здесь, укрытый полумраком, хорошо ее разглядеть и понять причину такого странного впечатления. Очень хотелось ошибиться в нем, в этом первом впечатлении, ведь эта девушка всего через две десятницы станет супругой брата и их королевой.
Он нашел ее глазами в центре зала. Ага, сейчас замысловатый узор танца должен вывести ее оттуда. Она двинется по кругу и обязательно пройдет мимо него. Ожидая, пока она вместе со своим кавалером выполнит положенные фигуры и приблизится к нему, Виктор пытался проанализировать те немногие моменты, когда оказывался с ней рядом. По сути, их было всего два, этих моментов.
В первый раз, когда он увидел ее, это было во время официального представления, на следующий день после их прибытия. Нет, не подходит, в тот раз он не заметил ни чего такого…
Они, втроем, стояли посреди огромного тронного зала и отбивали положенное по этикету количество поклонов. Рич, как король и жених, выступал первым, стоя немного впереди них с Роем. И с того места, где они все находились в тот момент, он мог только рассмотреть, что невеста очень пышно одета, светловолоса и кажется привлекательна. В тот момент ему этого впечатления было вполне достаточно, что бы успокоится за брата, которому не придется жить всю жизнь подле какой-нибудь страшненькой девицы.
После долгих оглашений всех их титулов и перечисления всех подарков, что были привезены невесте и ее родственникам, их проводили к царствующей семье. И все… в тот раз он ее больше не видел. Весь долгий прием, с представлением самых знатных людей обоих дворов, с нудными речами и бесконечными поклонами, Виктор восседал в кресле стоящим на одной линии с креслами королевской семьи. А высовываться и разглядывать… ну, вы сами понимаете, было как-то не к месту. Да и не интересовали его особо новые родственники. Скорее уж, Вика заботило, как бы слинять, не создавая неловкую ситуацию, с этого затянувшегося утомительного мероприятия.
А вот вчера… да, точно — вот тогда он и был поражен своей реакцией на принцессу.
Торжественная вечерняя трапеза, на которой он обязан был присутствовать, была такой же долгой и утяжеленной кучей формальностей, как и предыдущий прием.
Обычно, посадка за Главным столом, по этикету требовала чередования мужчин и женщин в разные стороны от королевской четы. Если бы все было так и в этот раз, то принцесса оказалась бы между отцом и женихом, а не рядом с Виком. Но так как Ричард был не просто знатным господином, а царствующим монархом, равным во всем королю Гарлату, то в этот день они восседали рядом и общий привычный порядок был изменен. В результате этой предпринятой по всем законам придворного протокола махинации, Виктор и оказался рядом с принцессой.
Ройджена, по всей видимости, из-за его сана, разместили по левую руку от королевы.
Бесконечная смена блюд, подаваемых под нескончаемые приветственные речи и тосты, не позволяла ему просто встать и удалиться после того, как он понял, что сыт под завязочку. Благо, это была все-таки трапеза, а не прием, и на ней дозволялись тихие беседы с соседями по столу.
Вначале ужина Вик вообще ни обращал внимание на своих соседок. Он сосредоточенно жевал и тихо злился, что опять по уши увяз во всей этой придворной трясине с ее бесконечно-пафосными речами и лицемерными улыбками.
Но когда он насытился, а мероприятие по своей содержательности не продвинулось и вполовину, он все-таки решил найти себе занятие.
Выбор собеседников, вернее собеседниц, был невелик — или невеста брата, но общение с ней Вик считал его прерогативой, или ее младшая сестра, сидящая по другую руку от него. Так что получалось, что и выбора-то у него не было.
Девушка была очень молоденькой и первые минуты их общения только краснела и смущалась. Но, преодолев барьер первого знакомства, оказалась умненькой и смешливой. Она с неподражаемым юмором представила ему некоторых придворных своего отца, присутствующих в зале, очень тонко подмечая смешные привычки или несуразности в поведении многих из них.
Затем он, стараясь выдержать предложенною ею манеру разговора, так же с шуточками познакомил ее с представителями их свиты. И уже через пятнадцать минут такого общения они были вполне довольны друг другом и проводимым вместе временем.
Поэтому он и не заметил сразу, как его руку, лежащую на левом подлокотнике, накрыла чужая ладонь. И вздрогнул от неожиданности, когда нежный медоточивый голосок с той стороны сказал:
— Принц, вы ведете такие веселые речи с моей сестрицей, не хотите ли поделиться своим весельем, чтоб развеять и мою скуку?
Отвернувшись от своей маленькой смеющейся подружки, он натолкнулся на взгляд небесно-голубых глаз. Но вот глубина этого взгляда напоминала ему, почему-то, не лазурь горного озера, и не пронзительную синь лесных колокольчиков, или чего-то еще, с чем обычно сравнивают голубые глаза прекрасных женщин, а… болото. Такое болото, которое в своем коварстве укрывает липкую затягивающую трясину под легкой струящейся водой.
Улыбка же, которая сопровождала этот взгляд, показалась ему сладкой и… ядовитой. Эдакая медовая отрава — и чарует, и убивает.
Тогда все быстро закончилась, и он не сразу осознал, что поразило его.
В тот самый момент, когда он попытался хоть что-то ответить, к ним развернулся Рич, благослови его Светлый, и отвлек свою невесту, начав извиняться за свое невнимание к ней и долгую беседу с ее батюшкой.
Послушав весь этот регламентированный этикетом вежливый бред с полминуты, Вик аккуратно вытянул свою руку из-под ладошки принцессы и вернулся к ее веселой сестричке.
Но вот потом странный двуликий образ невесты брата посетил его во сне и, смешавшись там с видением серебряного дракона, сделал в очередной раз ночь Вика неспокойной.
Проснулся он, после такой ночи, как обычно — взбудораженным и с полной головой неясных образов. По давнишней привычке Вик ухватился за «хвост» ускользающего сновидения, что бы в очередной раз постараться разгадать его.
Как ни странно, сегодняшний «хвост» привел его ни к полету над Эльмером, ни к воспоминаниям о колючей чешуе под ладонью, а… к противостоянию принцессы и дракона. При этом громадный змей увиделся ему, как и тогда в Валапийском храме, серебристо светлым, а вот хрупкая нежная девушка, мало того, что размерами сравнялась с ним, так еще была окутана, как в плащ, непроглядной чернотой.
Сначала это его просто взволновало, но застряв в его голове, уже к полудню раздражало, а к вечеру, к началу бала, и того хуже — стало пугать.
И он уже не мог успокоиться. Он хотел еще раз посмотреть поближе на невесту своего брата. И сейчас, ожидая ее приближения, молился и Светлому, и Темному, что бы он ошибся в своих ощущениях.
Она приближалась, грациозно и плавно выводя фигуры танца. Он напрягся, вглядываясь ей в лицо.
Красивая. Но это он понял и раньше.
Должно быть что-то … или просто у него на почве раздраженности всей этой протокольной чепухой случились галлюцинации? В принципе, он был согласен на второй вариант, лишь бы эта девушка оказалась хорошей парой его брату.
Но нет… вот, оно!
Принцесса с нежной улыбкой и опущенным взором исполняла танцевальное па, но стоило ей отвернуться от своего кавалера, как все ее лицо преобразилось. Взгляд, брошенный на танцующие пары вокруг нее, стал холодным и брезгливым, точеные крылья носа нервно вздернулись, как будто она сдерживала злость, а резной бутончик губ чуть растянулся и сложился в презрительный изгиб. И в этот момент Виктору показалось, что ее окутало черное облако, похожее на гарь от факела.
Он на секунду зажмурился, чтоб прочистить зрение, а когда посмотрел на девушку снова, то увидел, что выглядит она вполне нормально, как и положено выглядеть юной деве накануне свадьбы — сама хрупкость, скромность и невинность.
Он опять почувствовал себя галлюцинирующим придурком.
Нет, но он же видел! Пусть темный дым, окутавший ее, ему и пригрезился. Ну, там глаза заслезились от того же факельного дыма или тень от колонны в тот момент как-то не так легла. Но то, что он наблюдал на ее лице — это было точно не наваждение!
Поняв, что сам в этой ситуации не разберется, Виктор пошел искать единственного человека, который был так же заинтересован в удачном браке Рича как и он, да к тому же еще мог сказать обо всем происходящем что-нибудь дельное.
Обойдя залу по кругу и не найдя того кого искал, Вик через высокие стеклянные двери вышел на обширный балкон.
Так и есть, Рой находился здесь и курил свою тонкую длинную трубку. Он восседал на каменной скамье стоящей в самом углу, куда почти не доходил свет и недолетала музыка из зала. Для пущего удобства он закинул ноги на каменный парапет и являл собой картину вальяжности, довольства и полной отстраненности от всего, что происходило за стеной.
— И почему это наш младший принц обделил прекрасных дам своим вниманием? Что ищет он в обществе почтенного служителя Светлого, мешая ему наслаждаться вечерней прохладой и собственными мыслями? — в своей лениво-насмешливой манере растягивая слова, спросил Рой, даже не повернув головы в сторону приближающегося к нему брата.
Виктор усмехнулся и без всякой почтительности, к высокому сану сидящего, подвинул его задом и плюхнулся рядом на скамью.
— Так, Рой, заканчивай строить из себя умудренного опытом пастыря, я к твоим послушным овечкам не отношусь.
— А разве ты не с проблемами пришел? — хитро скосив на брата голубой глаз, спросил тот.
— С ними самыми. И боюсь, что проблемы эти, если они существуют, затронут не только меня, но и тебя, и Рича. В первую очередь Рича, а соответственно и все королевство!
— Что, твой дар таки прорвался сквозь наложенный запрет, и ты узрел истинное личико его невесты? — уже совсем другим тоном, повернувшись лицом к брату, серьезно спросил Рой.
— Так ты знаешь? — пораженно уставившись на Светлейшего, воскликнул Вик.
— Конечно, я ж, в отличие от тебя, не давлю свой…
— Раз ты такой умный и прозорливый, тогда скажи мне на милость, отец и его советники, что ж не знали, кем она является?
— Отец узнал об этом совсем недавно. Здесь, знаешь ли, это обстоятельство очень тщательно скрывали. А от нас, скорее всего, с еще большим усердием, чем от всех остальных. Видимо, хотят от нее избавиться, — развел руками Ройджен.
— А нам-то, зачем эта ведьма на троне?! — вознегодовал Вик.
— Отец с Валидиусом, когда прознали про то, что невеста Наследника очень сильная ведь… волшебница, предприняли было попытку расторгнуть помолвку, но время было уже упущено. Жених с невестой не дети — вполне себе в брачном возрасте давно находятся. Я не знаю, почему ламарская сторона вообще так долго тянула со свадьбой, принцессе — то уже во всю двадцать первая зима пошла — еще года три назад можно было их поженить. Но факт остается фактом — тянули-то они, тянули, конечно, но как только наши заикнулись, что собираются расторгать помолвку, те сразу засуетились, в крик кинулись, бумагами разными трясти начали. Все подняли, от «Уложенья о Королевских браках», предписывающего каждое третье поколение смешивать кровь Правящих Семей, до самого пророчества «О детях Темного»! И это не считая Договора помолвки и сопутствующего ему контракта. Даже иерархов Храма в это дело впутали. Когда отец понял, что просто так отвертеться от этого брака не удастся, он внес в брачный контракт несколько довольно жестких дополнений и устроил так, что бы другая сторона их приняла. Что еще раз подтверждает предположение о том, что ламарское семейство само спит и видит, как от дочери-ведьмы избавится.
— И чего отец вставил туда такого уж серьезного? — спросил Вик.
— Ну, во-первых, всем известно, что маги и волшебницы не могут иметь детей. На этом основании, не далее чем через год после свадьбы с принцессой, Рич должен будет взять еще одну жену. Это, кстати, записано в «Уложении», а наши оппоненты сами его приплели к этому делу, когда брак отвоевывали. Во-вторых, Слово королевы, когда наша принцесска ею станет, будет стоять после слова короля, принцев крови — то есть нас с тобой, будущего Наследника и Архимага. Значит, до реальной власти ей будет далековато.
— Но ведь по Закону, человек обладающий даром на престол претендовать не может?! — возмутился младший принц, вспомнив кое-что из того, чему его учили.
— Ох, Вик! — в тон ему воскликнул Ройджен и воздел глаза к ночному небу: — Все так сложно! Там между этими древними документами нужно вот как уметь! — и показал ладонью волнообразное движение, напоминающее рыбку в воде. — Мы знаем, что Наследник не может иметь дар. Ну, или как ты, не имеет права его использовать, чтоб не терять способности иметь детей. Так? Так! Но так же мы знаем, что Сам Темный имел семь жен и его сыновья тоже брали не одну девушку замуж за себя, чтоб значит больше детей иметь для грядущей войны с эльфами. Это тоже есть в тех древних бумагах. Вон, Ларгарские короли в соответствии с ними до сих пор так живут. Вот и получается, что король магом быть не может — это записано. А про королеву ничего такого нигде не сказано. Просто он берет себе вторую жену, а не получиться с ней, то и третью. И плодиться себе в удовольствие, да на радость Семье и королевству. А раз мы уже попали с этой договоренность в западню, то, урегулировав вопрос со вторым браком для Рича, отец с Владиусом и посчитали, что еще одна сильная магиня возле трона королевству не помешает, — сказав это Рой тяжело вздохнул и добавил: — Будем надеяться, что они не прогадали…
— Судя по твоему тону, ты так не считаешь?
— Видишь ли, ее почти до последнего держали в отдаленном замке. Так что наши шпионы только-то и смогли, что сплетни и слухи собирать. А когда она в Акселле объявилась, то тоже не сразу на глаза нашим сильным магам из посольства попалась. Ну, а потом поздно было!
— Что, все так плохо? — настороженно спросил Вик старшего брата.
— Как тебе сказать… судя по тому, что я вижу, наша будущая невестка ни чем не брезгует, как бы даже и некромантией не побаловалась уже! Вон, даже ты, со своим придушенным даром, что-то такое разглядел… — в не свойственной ему манере, настороженным тоном, произнес Рой, озадачив и напугав младшего принца.
— Кстати, ты, будь добр, ничего из ее рук не пей и не ешь. Ты ведь сейчас Наследник, — уже жестко произнес Ройджен, ткнув пальцем в грудь Вика, — если эта ведьма и опоит чем-то Ричарда до свадьбы, то тройное благословение Светлого очистит его. Меня дар и сан защитят от ее происков. Так что ты один у нас беззащитный остаешься.
— Да я, по приезду домой в Орден уйду тогда сразу, — поразмыслив над сказанными братом словами, решил Вик.
— Ладно, согласен. Ты только доберись до обители целым, — как-то по-особенному проникновенно прозвучал ответ Роя на это предложение.
«Ну, совсем не похоже на него…»
* * *
Лёнка, конечно, не могла слышать этого разговора, находясь в этот момент далеко от братьев, в пустой и гулкой галерее в другом конце дворца. Но вот если бы слышала, то полностью поддержала бы старшего принца… да и за Виктором лучше приглядывала в дальнейшем.
Обладая сильным и уникальным даром, сплетенным в ней из человеческой, эльфийской и дриадовой магии, она с первого дня разглядела в невесте короля что-то странное… и, как она заподозрила, недоброе.
Аура, окружающая Льнянкиных маму и бабулю, была чистой и солнечной, цветом, как только что вылупившийся цыпленок. Аура придворных магов охряно-желтой, потемней, с вкраплениями насыщенно розового, голубого и зеленого. А вот у принцессы, окружающее ее, казалось бы, обыкновенное для человеческого мага золотистое сияние, имело блики кроваво красного и мрачно фиолетового оттенка.
Лёна такого раньше и не видела! Еще в первый их день при Ламарском дворе она задалась вопросом: «Зачем нашему королю эта ведьма?». Но язычок попридержала, рассудив согласно своему простому деревенскому воспитанию, что есть люди поумнее и познатнее ее — им и виднее.
Так что, решив приглядывать в дальнейшем за будущей родственницей Вика, свое мнение она все-таки оставила при себе. Тем более что не прошло и десяти минут после этих рассуждений, как вокруг стали происходить дела поинтереснее. Льнянку накрыла с головой придворная жизнь.
Вот и сегодня, всего час назад, она, как и подобает пажику самого наследного принца, проявляла чудеса галантности и обходительности — развлекала титулованных красавиц. Протанцевав сначала величавую павану с какой-то престарелой ламарской герцогиней, потом отбила темпераментную вольту с чувственной графиней, пытавшейся заигрывать с ней, затем отскакала гавот с молоденькой резвой наследницей и после бранля, напомнившего ей деревенские хороводы, довольная и разгоряченная Льнянка отправилась выпить чего-нибудь холодного.
Ушко вдруг защекотало от легкого теплого дуновения. Лёна чуть не выронила бокал от неожиданности, а резко обернувшись, увидела, что сразу за ней стоит незнакомый ей придворный.
«Наверное, ламарский…»
Мужик был весьма впечатляющий — высокий, крепкий и почти симпатичный, чересчур только разнаряженный на вкус Льнянки — вся его внушительная фигура был обвешана атласными бантами и лентами, оборками и блестяшками.
«Точно павлин расфуфыренный!» — оценила она его, особо не вслушиваясь в то, что мужчина ей говорит. А придворный, видно приняв ее молчаливое невнимание за поощрение, продолжил свои излияния в более вольной манере:
— Маленький эльф, ты очаровал меня! А не ищешь ли ты новых друзей при ламарском дворе? Мы могли бы подружиться! — произнося эти слова и пялясь на нее масленым взглядом он даже позволил себе поправить ей локон, притом таким интимным жестом, как будто они уже вовсю подружились — задевая пальцами и щеку, и шею.
Сначала по деревенской своей наивности решила было Лёна, что ее просто раскусили, разглядев под пажеским камзольчиком девушку. Ха! Как бы не так! Следующая его фраза:
— Я сразу приметил, какие милые пажи у эльмерского принца. А младшенький из них — так просто чудо! — подсказала ей, что разнаряженный Павлин клеится именно к мальчику.
— Ты что глазками-то хлопаешь, сладкий мой! Это я о тебе говорю, — меж тем подтвердил ее догадку тот.
И вспомнились Лёне предостережения Корра, даваемые ей еще на лошадной биреме перед переездом на королевский корабль, в ту пору влетевшие и сразу же вылетевшие из ее переполненной впечатлениями головы. Дескать, и в мальчишеском платье, чтоб особо не расслаблялась да ушей-то не развешивала на каждое ласковое слово, а держалась поближе к королю и его светлейшеству. Типа люди разные бывают — вседозволенностью и деньгой избалованные.
И вот только сейчас стало доходить до нее убогой, о чем тогда Ворон речь-то вел!
А тут еще один напыщенный хмырь подкатил, да чуть не с разбегу на первого накинулся:
— Ты Паль, мальчика уже утомил своей навязчивостью! Стоишь тут и нудишь ему в ухо, битый час! А юноше хочется развлечений и веселья. Правильно я говорю, милый? — вопрос адресовался, понятное дело, уже Льнянке. И сопровождался при этом слащавой улыбкой и похотливым липким взглядом.
— Он дружить со мной хотел, — брякнула Лёна. При всем своем быстром уме и остром язычке, что говорить и делать в этой ситуации она не знала.
— Вот видишь барон, маленький эльф уже согласен со мной дружить! — быстро подхватил и обратил себе на пользу ее слова первый придворный.
— Э нет, граф! Мальчик ни чего не утверждал! Так нечестно по отношению к нашему малышу! Ему надо предоставить самому, выбрать себе… друга! — тут же ответил второй. И они оба уставились на Льняну.
А та, от такого напора, совсем смутилась и опять промолчала.
Видя ее замешательство, господа переглянулись и тот, которого назвали бароном, сказал:
— Кажется, сладкий малыш не может сам сделать выбор. Придется Паль, нам самим разобраться.
Который граф — кивнул и господа, подхватив девушку под локотки, куда-то ее потащили.
Хотя Льняна и была растеряна, но напуганной себя не чувствовала. А чего бояться-то? Отцовские кинжалы при ней, да и странные дядьки магами не были. Всего пяток слов шепотом — и сразу же она главная в этой компании. Скорее уж ей становилось интересно — чем сея павлинья эскапада закончиться!
А тем временем ее «новые друзья», и она между ними, спешным шагом все дальше удалялись от танцевальной залы — через анфилады комнат, едва освещенные коридоры и вниз по лестнице. И вот, когда звуки музыки и шум толпы стали едва слышны, они оказались здесь — в широкой, освещенной факелами галерее, выходившей в парк.
В высокие арочные проемы из ночного сада тянуло влажной свежестью и сочным ароматом душистого табака. И, как обычно, от вольного воздуха и близости живых растений Льнянка почувствовала себя увереннее. И теперь, уже без всяких смущенья и растерянности, а с интересом и насмешкой, она наблюдала за придворными павлинами.
А они, видишь ли, решили устроить поединок на мечах! Льнянка веселилась, глядя на них — наскоки друг на друга, прыжки и увертки! А все бесчисленные ленты и оборки топорщатся и разлетаются.
«Ха — ха! Это уже не павлины, а…точно — петухи соседские, повстречавшиеся за огородами!»
Смешки у нее вызывали и пышные наряды, никак неподобающие серьезному ратному делу, и картинные позы, в которых попеременно замирали сражающиеся. Но причиной самого веселого ее смеха служили их мечи — явно чисто церемониальное оружие. Они были никак не предназначены для настоящего боя — слишком тонкие и короткие клинки вызолочены, а массивные, в завитушках и искрящихся камнях, рукояти тяжелы и несуразны на вид.
И тем не менее они вроде как бились по настоящему — темпераментно, с воинственными выкриками и отсеченными обрывками лент. В конце концов их ужимки и прыжки все-таки привели к тому, что барон в какой-то момент, сделав удачный выпад, задел таки своего оппонента и по нежно — розовому шелку камзола графа стало расплываться кровавое пятно.
— Я надеюсь, теперь мы разрешили наш спор? — с высокомерным достоинством, подобающим воину, собственноручно победившему целый отряд врагов, спросил барон.
— Да, мальчик ваш, — ответил граф, при этом кинув на Льнянку хмурый взгляд.
«Ох, что-то он там себе задумал!».
Соперники отсалютовали друг другу и граф быстро удалился. А вот барон направился к Лёне.
— А теперь, сладкий мой малыш, поцелуй-ка своего нового друга, который рисковал ради тебя своей жизнью? — с насмешливым превосходством в голосе и жадной нетерпеливостью во взгляде сказал он, пытаясь при этом притиснуть девушку к стене.
Вот тут-то она не растерялась — знакомая ситуация. И не утруждая себя выхватыванием клинка или произнесением заклинания Лёнка просто со всей дури врезала ему коленом в пах. А потом, когда барон от боли согнулся пополам, добавила, саданув с размаха кулаком в ухо. Павлинище упал и завалился набок, поджимая колени и сковча тонким голосом. И тут же перестал быть похожим и на расфуфыренного павлина, и на взъерошенного петуха, а походил теперь на жалкого побитого щенка.
— Ты забыл спросить малыша, а хочет ли он целоваться с тобой. Не вежливо ведешь себя, дядя! — и, подумав секунду, еще и пнула его пару раз ногой по ребрам.
«Не щенок же, в самом деле!» — одобрила она свои действия.
— Хватит уже, садистка малолетняя! Забьешь совсем мужика беззащитного! — раздался позади нее знакомый насмешливый голос. Льнянка резко обернулась.
Из тени ближайшего арочного проема на свет факелов вышли Корр и Лион. Ворон, как всегда, скалил свои белоснежные зубы в усмешке, а насупленный Ли поджимал губы.
— Вы зачем пришли? Меня спасать? — с вызовом спросила Лёна.
— Да вот, получается, что от тебя спасать. Пошли уже отсюда, — ответил Ворон, подхватывая девушку под руку и утягивая в сад.
Ведомая Корром по едва освещенным редкими фонарями дорожкам парка, Льнянка все продолжала хорохориться:
— Вот спрашивается — зачем приперлись? Вы этих павлинов видели? Я бы и сама с ними справилась!
— Да ни кто и не собирался тебя спасать! Мы просто приглядеть за тобой хотели — мало ли, чего выйти-то могло!
— Ну что могло случиться? Они и сражались-то — как танцевали! И разодеты в кружева и бантики похлеще многих дам! Что такие хлыщи могли мне сделать?
— Ох, Льняна! Какая ты еще глупая, — покачал головой Корр, а усадив ее на каменную скамью, очень кстати попавшуюся им на пути, уселся рядом и стал ей объяснять: — Ты себя со стороны видела? Нет? С твоим нынешним цветом волос ты даже на полукровку не тянешь, а значит, скорее всего, эльфийской магией не владеешь. Человеческий же дар в тебе прикрыт. Для взрослого парня ты недостаточно высока и слишком худа — так что заподозрить тебя в хорошем владении оружием тоже сложно. И что у нас в остатке? А вот что — маленький, беззащитный, но о-очень симпатичный пацанчик. Теперь, что касается придворных павлинов, как ты их называешь. То, что они разодеты в пух и прах и то, что они тут напоказ мечами разукрашенными махали, ты увидела. А что под шелками своими они крепки и мускулисты, как лучшие из солдат Ричарда, а взгляд у них жесткий и голодный — это ты не заметила? А что намерения у них грязные, тоже не поняла?
— Да все я видела, все поняла! Но я бы с ними справилась! — продолжала упорно гнуть свою линию Льнянка.
— Помолчи! — в лучшей Таевской манере рыкнул на нее Корр. — Я тебе о другом говорю! О дворцовых нравах, в которых ты со своей деревенской простотой совершенно не шаришь. О правилах, которым надо следовать, чтоб самой не влипнуть и других не втянуть! Я прекрасно знаю, что именно тебе, — Ворон ткнул пальцем Льнянке в грудь, — они бы ничего не смогли сделать. Но инцидент-то в результате все равно вышел принеприятнейший. А если твоя выходка вылезет наружу? Шуму не оберешься! Надо же головой прежде думать, чем что-то делать. Мы здесь не просто так находимся, а все-таки Эльмерию и ее короля представляем. И ты не просто какой-то мальчишка — лакей, а паж самого Наследника! Вон как того извращенца отделала! А если б каблуком по виску попала да пришибла? А если б боевую магию в ход пустила? И это прямо посреди королевского дворца! Потом бы даже Вик тебя не отмазал. Пришлось бы королю на поклон к Ламарскому семейству идти, возможно, уступки какие-то делать. А договоры-то, между прочим, еще не подписаны. Ну? Поняла теперь, чем твоя самоуверенность могла обернуться? — закончил отчитывать Льнянку Корр и уставился на нее напряженным взглядом, ожидая ответа.
— Поняла-а… — протянула Лёна. Но, не сдавшись окончательно, решила было найти изъян в нравоучениях Ворона: — Но ведь эти два паскудника совершенно не озаботились тем, что мальчик, которого они облюбовали, паж наследного принца! Еще и делили его, разыгрывая меж собой, как вещь какую! Что бы было, если б вместо меня здесь на самом деле простой мальчик оказался?!
— Ты хочешь знать, что случилось бы, если б на месте наивной и не в меру самоуверенной, но владеющей магией и оружием девицы, оказался такой же наивный, глупый и любопытный, но совершенно беззащитный паренек? Я тебе отвечу! Плакала бы его задница, Лёнка, горькими слезами! Скрутили бы прямо там, на месте, загнули и отымели! А потом, чтоб не трепался, или запугали, или подарками дорогими задарили. А если б на горе свое, тот пацан норов имел, как у тебя и трепыхаться начал — то по-тихому грохнули, списав на несчастный случай!
— И принца бы не побоялись?! — испуганно воскликнула Льняна, наконец-то осознав, с какой простотой и в то же время с какими сложностями обстряпываются делишки при этих блистательных дворах! И что ей, обычной девчонке, воспитанной между Лесом и деревней, еще о-го-го сколько всего надо понять и узнать, чтоб научиться достойно выживать в этих великолепных, но очень опасных дебрях.
— А много ли ты знаешь господ, которые по маленьким пажам сильно убиваться станут? М-м? — добил ее своим насмешливым вопросом Корр.
— Но, наш Вик… — начала было Льняна, совсем растерявшись.
— Да, наш Вик не такой, он нас за близких людей считает. Но кто об этом знает, кроме нас?
Удрученная осознанием своей глупости и наивности, чуть не приведшим к большим бедам, Лёна не сразу почувствовала, что ее осторожно и ласково поглаживают по плечу. Подняв глаза, она встретилась с сочувствующим взглядом Лиона.
— Не переживай так. В этот раз, слава Светлому, все закончилось без серьезных последствий, — и задорно улыбнувшись, добавил: — И я, бывает, по простоте своей впросак попадаю — тоже ведь в деревне вырос.
Льнянка пораженно уставилась на него — ну никак не ожидала она от скованного и вечно хмурого Ли, таких понимания и заботы.
— Спасибо… — улыбнулась она ему в ответ. И ободренная этой неожиданной поддержкой, произнесла: — Ты прав, всякое бывает, но теперь я постараюсь смотреть на вещи не с одной — очевидной стороны, а с самых-самых разных! И думать головой прежде, чем что-то делать! — клятвенно приложив руку к сердцу, пообещала она.
Но, как оказалось, эльфенок был не прав! Неприятное происшествие потянуло за собой хвост очень даже серьезных последствий… даже два хвоста, если так можно выразиться…
Уже на следующее утро в их дружную компанию влилось совершенно нежданное и нежеланное пополнение в лице незабвенного графа Пальского.
Он явился, как было уже сказано, с самого утра и под самым что ни на есть благовидным предлогом — хочется ему, видите ли, поближе сойтись с Эльмерским Наследником и его людьми. Дескать, его назначили в свиту к принцессе и он будет сопровождать ее до самых Королевских Холмов. Так что у них впереди длинная совместная дорога и чтоб сделать ее еще более приятной надо бы наладить отношения с будущими спутниками.
И ведь не повернулся язык ни у кого отослать пришлого куда подальше! Да и нельзя было видимо — этикет, демоны его забери!
А граф-то в обычном общении оказался вполне себе вменяемым собеседником — легким, разговорчивым, в меру веселым. И ведь не подумаешь даже, глядя на него, что этот приятный во всех отношениях господин по ночам насильно маленьких пажиков по углам зажимает!
Но Льнянка не купилась на эти показные простоту и веселость и оказалась права — не прошло и часа с того момента как граф прилип к их компании, а она невзначай поймала на себе его взгляд. Как и ночью, он был оценивающий и жадный — в общем, неприятно-липкий такой взгляд! А дальше — больше…
Граф, в первые же минуты представляясь, попросил звать себя попросту Палем и со всем возможным благодушием предложил располагать собою в качестве проводника по столице достославного Ламариса. Первое его предложение повлекло за собой соответствующее разрешение всех членов их компании так же называть себя по именам. «У-у, хитрый гад!». А второе давало ему возможность прицепиться к ним еще крепче. «Вдвойне гад!!»
Так что, в тот же день «новый друг» Паль сопровождал их в Главный храм Светлого, где в этот день проходило официальное обручение их короля и Ламарской принцессы. Но вместо того чтоб проводить туда десятиминутной дорогой — из ворот и через площадь, наобещал всяких интересностей, выдернул их компанию из дворца часа за три до сего мероприятия и повез кружным путем по городу.
В общем-то, прогулка оказалась неплоха.
Королевский дворец, окруженный малой крепостной стеной, традиционно занимал верхнюю часть нагорья, и, казалось, завис в воздухе. Город же, окружающий его, весь состоящий из многоярусных аркад и соединяющих их легких мостов, каскадами спускался вниз.
На галереях были проложены целые улицы, по которым ехали всадники, повозки и телеги, двигались прохожие и сновали вездесущие разносчики. И как на обычных улицах, на них были разбиты цветущие палисадники, выставлены столики из таверн и громоздились прилавки с товарами при магазинчиках.
Льнянка вертела головой как заводная, еле успевая все разглядывать и впитывать ощущения. Она даже на какое-то время выбросила противного графа из головы, чтоб не портить яркие впечатления.
Интересно было ехать на лошади рядом с друзьями, как будто по обычной мостовой, только с одной стороны от тебя лавки и домовые подъезды, а с другой в резные проемы заглядывает простор.
А мосты! Дух захватывало, когда лошадь ступала на эти воздушные строения, по которым приходилось переходить от одной улицы — галереи к другой. Их опоры казались столь тонкими, а балюстрады столь ажурными, что создавалось впечатление, что они не выдержат не то что всех этих людей, лошадей и громыхающие кареты, а и одну ее, легонькую Льнянку! Глаза сами собой зажмуривались при первых шагах кобылки по этому хлипкому на вид сооружению, а потом, так же по собственному желанию, распахивались, что бы ввергнуть свою впечатлительную хозяйку в еще большую жуть и удивление!
На третьем где-то мосту она приметила, что зажмуривается не одна и ей вроде как стало легче, что и Вик, и Лион тоже не могут совладать со своими ощущениями. Оборотни продвигались по этим нависшим над пропастью тростинкам гораздо спокойнее — видать бывали уже в Ламарисе за свою долгую жизнь.
А Паль, так тот не скрываясь, открыто ржал над ними, правда, поясняя, что так всегда бывает — стоит человеку на их знаменитые мосты выйти, как сразу становится понятно кто местный житель в Акселле, а кто недавний гость в нем.
Они заходили в разные лавки. И Льнянка, видевшая большие города только с борта королевской биремы и не привыкшая к такому разнообразию товаров у деревенских разносчиков дома, просто теряла голову. Плохо только, что рачительная Лялька выдала ей так мало денежек. А то бы она столько всего нужного накупила!
А так, только и хватило тех монет, что на бронзовый браслетик эльфийской работы и серебряную пряжечку с зеленым матовым камушком от гномов. Да еще на ма-аленький флакончик духов из заморской человеческой лавки.
Хотя отпущенные ей прижимистой фейкой монетки быстро закончились, Льнянка унывать и не думала. Лавка торговца благовониями, где она и оставила последнюю денюшку, чем-то напомнила Лёне дом. Вернее ту комнату, в которой мама с бабулей хранили травы и делали свои настойки и притирания.
Здесь так же, как и дома, все полки были заставлены кувшинами и горшочками, банками и баночками, флаконами и флакончиками. А все помещение заполняли сухие цветы и травы, только не лохматыми вениками, спускающимися с потолка, а пышными букетами в вазах, венками и гирляндами.
Конечно, в отличие от их простого дома атмосфера в магазинчике была более экзотичной и утонченной — и ароматы изысканней, и склянки по полкам изящнее, и занавеси тоньше и цветастей, но Льнянке все равно было приятно здесь находиться — от всего окружающего веяло таким родным и знакомым.
А уж сам хозяин лавки — говорливый толстенький старичок, одетый в смешные заморские одежды, просто очаровал ее. Если б не жиденькая бороденка дядечки, то он бы в своем одеянии выглядел — один в один, как престарелая придворная модница: голова его была замотана шарфом, а широкий балахон и того более напоминал утренние пеньюары дам. Только-то и разницы, что сшит был не из легкого батиста и кружев, а из тяжелой ткани, затканной разноцветной нитью.
И говор его, присюсюкивающий, сглатывающий твердые окончания слов и превращающий их в мягкую текучую патоку, до того насмешил Льнянку, что она хохотала до слез пока они объяснялись и подбирали духи.
— Мальсик хотеть аромать? Хвоя, табякь, лесьние трави, а можеть манардь? — бойко предлагал дядечка.
— Для девушки, пожалуйста, уважаемый, — улыбаясь, поправляла его Льнянка.
— О! Мальсик иметь подрюжка? Я поздрявляй — такой юний и ужё подрюжка имей!
— Да, для подружки! — смеялась в ответ Лёнка.
— Для юний девюшкя не надо розя, не надо лиля, толькё хостя, беля хостя, цветёк апельсина и немнё-ёжкя мятя! — и тут же принимался хватать разные флакончики с полок и капать из них в один, мешая масла, а готовое творение совать девушке под нос: — Ну, кяк? — интересовался он.
— Великолепно! — хвалила его Льнянка: — Может чуточку остренького добавить, оттенить?
— Пряносьти?!! Фю! — возмущался торговец.
— Не-е, зеленый лимон, всего пол капельки, — поясняла, уже не сдерживая смех, девушка.
Дядька с интересом на нее смотрел и опять лез перебирать пузырьки по полкам, а найдя искомый, капал из него, тряс и нюхал.
— О! Мальсик уметь сосьтавлять аромать! Эльфя кровь! — уважительно кивал головой он.
Так что уже и без монет Ленка умудрялась проводить весело время. Вот только граф все испортил. Подкрался тихо сзади и, поглаживая под прикрытием своего плаща Льнянкину попку, вкрадчивым голосом заговорил:
— Маленький эльф купил сладенькие духи? А не хочет ли он, чтоб ему подарили и мыльце для ванны с таким же ароматом? Мы бы могли его опробовать вместе. А после наведаться в ювелирные лавки и скупить там все, на что у милого мальчика денежек не хватило… — Льнянка, кривясь от омерзения, слушала-слушала, терпела-терпела, но… не вытерпела! Протиснув свою руку между их телами, ухватила оглаживающую ее ладонь и с силой вывернула первый попавшийся палец. Граф вскрикнул и отдернул руку.
Больше ничего случиться не успело — рядом с ними нарисовался Лион и оттер девушку от графа. А вытаскивая ее из тесной лавки, он громко так заговорил, явно работая на публику:
— Лён, скорее пошли в соседний магазин! Там такое оружие! — так что неприятный инцидент в очередной раз по-тихому был исчерпан еще до начала всеобщего скандала.
Но вот настроение Льнянкино все же пострадало. И как всегда бывает в таких случаях — то неприятное, что минуту назад казалось несущественным, стало важным и определяющим — сразу вспомнилось, что деньги закончились и магазинчики потеряли свою притягательность, впереди ждала тягомотная служба в Храме, а граф-гадина никуда в ближайшее время не денется! Ладно, хоть вскоре стали сворачиваться с прогулкой — что теперь более соответствовало ее кислому настрою.
Только и успел в завершенье гадкий Паль указать им на пару приличных Доступных домов, по дневному времени тихих и наглухо зашторенных. Ворон вполне ожидаемо возрадовался, Тай к этому делу отнесся индифферентно, а Ли покраснел, как маков цвет. Реакция же Вика на это предложение осталась для Льнянки непонятной — его взгляд, брошенный на заведения, был внимательным, но без большой заинтересованности. Сама же она, ясное дело, к сообщению осталась равнодушна — ей эти радости, уж точно без надобности.
А потом они, как и было положено, направились в храм.
Там, расположившись позади Виктора, слушали сначала Благодарственную службу Светлому, а потом наблюдали такую же затянутую и нудную церемонию обручения.
Стоять спокойно Лёнке было трудно. По храму плыл вполне себе аппетитный аромат — это на жертвенном огне служки сжигали пшеничные колосья и птичью кровь. А бедная Льнянка совершила большую глупость — поддавшись эмоциям, в течение всей долгой прогулки по городу ни чего так и не съела. Сначала слишком занята и заинтересована была, а потом расстроена и зла.
Все остальные, поумней ее оказались — натрескались каких-то местных пирожков с луком и мясиком, что им всучили назойливые мальчишки разносчики, и теперь стояли себе спокойненько и в ус не дули.
Она же, бедненькая, была вынуждена битый третий час вдыхать зазывный аромат поджаренного зерна и копченого мяса, глотать слюну и слушать как в стройное пение хора вклинивает свой немузыкальный голосок ее пустой животик. И злиться, злиться, злиться… попеременно, то на мерзкого графа, то на храмовых служителей, то на собственную беспечность… и даже на короля Ричарда и его невесту, которые все никак не могли обручиться…
Правда к вечерним развлечениям она немного отошла — сытно поела, повалялась чуть-чуть в постельке, и самое главное, почти до самого выхода не наблюдала возле себя графа-гадину.
А ламарский дин распорядитель, видно после долгой и эмоционально утяжеленной церемонии в храме, на которой присутствовали оба двора, решил на сегодня разнообразить вечерние развлечения. И вместо привычных балов или торжественных трапез во дворце организовал… пикник в парке.
Прямо на подстриженной травке, между цветочными клумбами и искрящимися фонтами, настелили ковров и накидали подушек.
Ламарские дамы с довольными улыбками в грациозных позах рассаживались по тем коврам, подставляли личики под свежий вечерний ветерок и распускали волосы, пользуясь редкой при дворе непринужденной обстановкой.
Мужчины их тоже не упустили момента и воспользовались простотой мероприятия — пришли в тонких полотняных сюртуках, лишь чуть украшенных галуном или кружевом, шляпах, не обремененных перьями и легкой обуви без бантов и высоких каблуков.
И правильно, изысканные драгоценности не раз всем продемонстрированы, пышные наряды, шитые к приезду эльмерцев, одеваны, а вот вольный вечер на лоне природы, да после жаркого насыщенного событиями дня, должен быть использован для отдохновения.
А вот эльмерская знать была не столь рада такому времяпрепровождению. Все же эти дамы и господа давно были в пути и бивуачных радостей, что называется — накушались сполна! Но… как говориться, со своим уставом в чужую обитель — не ходят, так что пришлось эльмерским графьям да баронескам натягивать на лица радостные улыбки и рассаживаться по предложенным подушкам.
Льнянку же, не успевшую особо привыкнуть к дворцовому комфорту, эта проблема не волновала. Ей что бал, что застолье человек на двести, что пикник у фонтана — все одно было интересно. И теперь, когда вся знать обоих дворов уже собралась, а короли еще не прибыли, она вышагивала, на пару с Ли, перед Наследником Эльмерским и предвкушала новые развлечения.
Сам Вик и как пришитый к его камзолу «лучший друг» Паль шли следом. А уж за ними и оборотни.
После их делегации на крытые коврами поляны проследовал его светлейшество в компании с местным иерархом и в окружении служек в белом.
И в завершении, под приседы и поклоны присутствующих, по ковровой дорожке прошествовали король Эльмерский с нареченной невестой и Ламарское семейство со всеми своими чадами и приближенными домочадцами.
Как было уже сказано, все эти дворцовые церемонии: проходы нарядных людей, шарканье ножек и порхание ручек сотенной толпы, пока еще Лёну не утомили. Поэтому, пока все прибывали да по шатрам рассаживались, она вполне себе развлекалась. Но через полчасика, откушав перепела в смородиновом соусе и закусив его печенькой с миндалем, да послушав манерные речи окружающих ее людей, девушка поняла, что ей становится скучно и, недолго думая, потихоньку слиняла в парк, «подкинув» свои обязанности услужливому лакею, что так кстати стоял рядом. Вик, думается, и не заметит…
Конечно, когда начнутся танцы, ей придется вернуться и отыграть свою роль примерного пажа, но пока народ еще насыщается изысканными яствами и ведет под них неспешные беседы, Льнянка вполне может позволить себе насладиться одиночеством и набраться душевных сил от живой природы.
Здесь, в глубине парка, хоть и отошла-то она от толпы всего на полсотни саженей, шум многолюдного пикника казался далеким и еле слышным. И даже легкая музыка, сопровождавшая едальный процесс, долетала сюда только наплывами, приносимая нестройными порывами вечернего ветерка.
А вот другие, более милые ее простому уху звуки, слышались здесь отчетливо. И, улегшись на мраморную скамью, девушка наслаждалась другими песнями: звонким журчанием воды, доносившимся от ближайшего фонтана, треском запоздавшего сверчка и утробной руладой загулявшей лягухи. Глазами она меж тем следила, как в темнеющем небе все сильнее наливается серебряным светом почти полная луна.
Когда небо совсем почернело и на нем стали видны россыпи звезд, а стрёкот сверчка сменился птичьим протяжным посвистом, Лёна решила продвигаться ближе к людям — отдохнула от них, нужно и меру знать…
Но не успела она и полшага сделать от скамьи, как услышала ненавистный вкрадчивый голос:
— Вот ты где малыш! Далеко забрался… — и к Льняне из черноты кустов вышел граф-гадина, собственной персоной. — Ты, наверное, меня ждешь? Хочешь извиниться за свою грубость? Не стоит сладкий, я сам виноват — не сдержался, не учел твой стеснительный нрав, — медовым голосом продолжал вещать Паль, а сам тем временем надвигался на девушку.
— Я не стеснительный! Ты мне противен Паль! Отстань от меня! — воскликнула она и, как в прошлый раз, решила применить испытанный прием.
Но… ее коленка, как ни странно, в этот раз встретилась не с мягким увесистым мешочком, а с твердой жилистой графьей ляжкой. А движения самого графа из плавных и неспешных вдруг стали стремительными и точными. За долю мгновения он перехватил Льнянкины запястья и завел их ей за спину. Молниеносно одной рукой жестко зафиксировал их там, а другой дернул за стянутые в хвост волосы, откидывая ей голову так, что бы она ни смогла отвести глаза. А потом всю ее такую скрученную и зажатую, давя своим тяжелым телом, стал заваливать на ту самую скамью, которую она покинула минуту назад. При этом потерявшим всякую сладость голосом он приговаривал:
— Ты думаешь, маленький засранец, я не знаю, что ты сотворил с бароном? Я все знаю и вполне готов к твоим выкрутасам! Я-то, как порядочный человек, из уважения к твоему хозяину, хотел, что бы все у нас случилось мило и ласково, но раз ты мерзавец любишь пожестче — будет тебе пожестче! — и, почти уложив девушку на скамью, впился губами ей в рот.
В общем-то, Лёна не испугалась, видно подспудно все-таки ожидала чего-то подобного, но мыслишки в голове заметались: «— Чё делать? Чё делать?! Только за кинжалы не хвататься и магию не применять!»
Тут граф сам, если можно так сказать, предложил ей выход из ситуации — протиснул свой язык меж ее зубов. Ну, она их и сомкнула, зубы, то есть, да с усилием, да поелозила — тут же рот Льнянки наполнился его соленой горячей кровью. Граф дернулся и на мгновение ослабил хватку.
Несмотря на рвотный позыв, толкнувшийся в горло, девушка не растерялась и гибким движением вывернулась из под насильника. А оказавшись сбоку от него, со всего маху пнула крепким мысиком туфли куда-то по голени и рубанула ладонью по шее. И кинулась бежать.
Пролетев саженей десять по прямой, девушка свернула в первую попавшуюся боковую аллею, рассчитывая затаиться в темноте за деревьями. Но… неожиданно на кого-то налетела и опять оказалась в цепких объятиях. От неожиданности и очередной безвыходной ситуации она закричала и стала вырываться.
— Тихо Лёна, тихо! Это я, Ли! — услышала Льнянка напряженный шепот знакомого голоса: — Что, опять граф? — раздалось, так же чуть слышно, над самой головой, когда она перестала трепыхаться и расслаблено привалилась к крепкому плечу.
— Угу… — только и успела она ответить, как с той стороны, откуда она прибежала, раздался треск веток. Это, по всей видимости, услышав ее крик, прямо сквозь кусты к ним ломился граф-гадина.
Когда кроме шума ломающихся ветвей послышалась и смачная брань, притом довольно близко, Ли и Льнянка, схватившись за руки, кинулись наутек. Сначала прямо, потом налево, потом через веранду какого-то флигеля снова прямо… потом, кажется, опять налево… или нет, направо…
В общем, поплутав по полутемным дорожкам, в результате они оказались на самых задворках парка перед резной каменной ротондой увитой розами. Перед самым порогом той стоял маленький фонтанчик, основным элементом которого была вульгарно исполненная мраморная русалка с огромными отсвечивающими в лунном свете грудями. Прямо из торчащих сосков этой хвостатой красотки били струи воды, попадая в подставленную чашу, сделанную в виде плоской ребристой ракушки. Шум празднества сюда уже не долетал, и единственным явственно слышимым звуком было журчание воды в этом фонтане. Не обращая внимания на непристойность сего сооружения, Льнянка наклонилась к самой чаше и зачерпнула воды.
Рот она полоскала долго, еще и пытаясь периодически тереть рукавом сюртучка передние зубы — все ей казалось, что вкус крови графа так и стоит на языке. Ли не выдержал и, взяв ее за руку, повел в беседку, где вытерев ей лицо собственным платком усадил на скамью. Потоптавшись чуть-чуть рядом, уселся и сам.
Опять просвистела, вспугнутая было их беготней и шумной возней у фонтана, какая-то пташка, вторя своим нежным голоском тихому мелодичному плеску воды. Розы, накрывшие маленькое строеньице почти сплошным пологом, в преддверии наступающей осени хоть и негусто цвели, но одуряюще пахли, вплетаясь своим сочным ароматом в пряный запах начинающей желтеть травы и немного пыльное тепло нагретого за день камня. Казалось спокойствие, тихие ночные звуки и чистые природные запахи окутали их маленький уютный мирок, отгородив его от остального большого мира.
Льнянка, как будто только сейчас осознав, что находится далеко от противного графа, встрепенулась и огляделась, а потом вдруг уткнулась носом в грудь Ли и заревела.
— Лён, ты испугалась, что ли сильно? — недоуменно спросил ее тот. Тем не менее приобнял и успокаивая, стал гладить девушку по спине.
— Не-ет! Да-а! Я испугалась, но не графа-а! А своей беззащитности-и! Не могла, ни кинжалы доста-ать, ни магию примени-ить. Я помню наш разгово-ор… — ответила ему Льнянка, всхлипывая и подвывая на каждом слове.
Ну что мог сказать на это Ли? Да ничего! Только продолжать молча поглаживать вздрагивающую в его руках спину и заодно терпеть и не чесаться в том месте, где текущие слезы и дрожащие ресницы щекотали его шею.
Нарыдавшись вволю и успокоившись, Льнянка и не подумала выныривать из этих ласковых нежных рук. Ей было хорошо так, как не было с тех дней, когда она была маленькой, и ее брали на руки кто-нибудь из родных. Хотя нет, немного не так, но все равно — хорошо!
Ей вдруг вспомнилось, как она увидела Лиона в первый раз.
Она сидела и рыбачила на прилидском затоне, как делала это много-много раз. И ее совсем не волновала суета, разгоравшаяся где-то совсем рядом, из-за большой флотилии, приставшей к их берегу. От всего этого шума и беготни ее отделял высокий склон, и она могла спокойно позволить себе продолжать и дальше, в свое удовольствие, заниматься любимым делом.
Но, в какой-то момент, она поняла, что на нее смотрят. Да не просто смотрят, а прямо таращатся — разглядывают, как невиданное чудо чудесное. Она было хотела сначала не оборачиваться, но, конечно же, не выдержала. Вот тогда-то она в первый раз Лиона и увидела. Да и их всех — нынче уже родных и любимых ее спутников.
Конечно же, первой тогда в глаза бросилась мощная, даже в спокойном состоянии выдающая хищника, фигура Тая. Рядом с ним стоял, почти такой же высокий, но не столь раздавшийся в плечах, Вик. Впереди, шагах в трех, переминался с ноги на ногу торопыга Корр, с взъерошенными на прибрежном ветру черными кудрями и, как она узнала в дальнейшем, своей вечной белозубой улыбкой. В этом вертлявом и чернявом она также отчетливо разглядела оборотня. В хвосте же маленькой процессии, вытянувшейся по косогору в ряд, стоял молоденький… полуэльф.
Льнянка как-то сразу поняла, что и по возрасту, и по крови они очень близки — что-то родное, понятное, тянущее повлекло ее к этому парню. И это понимание было даже поперед того, что вся компания в целом — ее люди, и она должна следовать за ними.
Первым, кажется, тогда заговорил с ней Корр. Но в тот момент ее занимал только молодой полуэльф, и ей хотелось именно его внимания. А он стоял и ел ягоды — целой пригоршней, жадно, быстро, и было понятно, что он сильно голоден. И на нее, Льнянку, смотрел хмуро и недовольно. Видно она была для него лишь нежеланной помехой, остановившей их на пути к деревенскому трактиру и сытной утренней трапезе.
И из-за этого его взгляда Лёнка тогда обиделась. Почему? Вроде чужой, голодный, злой парень — ну и шел бы себе дальше, ей-то что?! Так нет! Что-то заело ее, закусило и пожелалось девушке и его задеть, да побольнее!
А потом, когда она разглядела главное, ей, ясно видевшей уже, что впереди у них совместная длинная дорога, захотелось от души позаботиться о нем, но теперь уже он на нее дулся и разумных советов не принимал. Ну и Лёнка отступилась — стала воспринимать его как не очень приятное, но необходимое приложение к веселому Ворону, заботливому Вику и надежному Таю.
И вот теперь, здесь, в укрытой розами ротонде, на задворках парка, ей вдруг вспомнилась та их первая встреча. И самое первое впечатление о нем. Ни чего ведь по сути и не изменилось с того первого взгляда — как тогда увиделось, так и случилось. Они все те же юные полукровки, живущие в большом сложном Мире. Как песчинки в волне, маленькие и хрупкие, — ни к людям прибиться не могут, ни к эльфам. Так и гоняла их волна-жизнь до этого дня — то к берегу, то от него. И только теперь объединив, сбила в единый комочек, сделав уж не песчинками слабыми, а камешком крепким и стойким.
Тут она поняла, что они все так же сидят, молча обнявшись, на той же скамье в беседке. Только Лион уже не гладит ее спину, а, видимо тоже задумавшись, машинально и мерно накручивает ее волосы на палец. Ей захотелось прервать этот затянувшийся неопределенный момент. Не зная, что сказать, Льнянка просто потерлась о его шею носом.
От этого, казалось бы, незамысловатого легкого движения Ли дернулся и напрягся, а под своей щекой Льнянка почувствовала моментально вспыхнувший жар и нервно забившуюся жилку.
Он попытался отнять свои руки от ее спины, но накрученные на пальцы пряди так сразу его не отпустили и он стал спешно распутывать их, дергая ее за волосы, при этом злясь, ругаясь и извиняясь.
«О, Многоликий!» — с этим мысленным восклицанием пришло озарение — да он же хочет ее! Хочет так же страстно и сильно, как те парни в деревне, которые, не владея собой в нахлынувшем пылу, норовили притиснуть ее за сараем или повалить в стог! И хотел так всегда! И все его вздорные капризы, и дерзость, и грубость были от этого сдерживаемого желания! Ага, даже тогда — на косогоре, с ягодами!
И тут же пришло другое озаренье, вернее сразу решение, бесповоротное и окончательное, — такое, что только в ранней юности придти и может: «А почему бы и нет?! Да! Да!»
Льнянка отлепила щеку от жаркой шеи и легонько поцеловала трепыхавшуюся жилку. Лион опять дернулся, да так будто это было не мимолетное касание, а удар с размаху! А потом взял ее за плечи, аккуратно, одними пальцами и попытался отодвинуть от себя.
— Лён, не надо… — каким-то чужим хриплым голосом попросил он.
Но Льнянка не остановилась.
Ли продолжал отталкивать ее, но как-то вяло, как будто у него и сил-то не было бороться, и ей ничего не стоило притянуть его ближе. От перепуганной жилки Льняна мелкими легкими касаниями прошлась вверх по шее, по скуле, по щеке, по подбородку и остановилась только у рта. Чуть прижавшись к его губам своими на мгновение замерла, ожидая хоть какой-то реакции от парня.
А он, казалось, даже не дышал.
— Лён, прекрати… — шепотом попросил он. И она прямо у себя во рту почувствовала теплоту его выдоха.
И также, одним дыханием, ответила:
— Нет… — и повела языком между его полуоткрытых губ. Нырнула глубже, встретила его язык и закружила вокруг.
Лиона затрясло и, видимо, уже не имея сил сдерживаться, он стал неловко трясущимися руками тянуть и дергать завязки и пуговицы на ее одежде.
Когда парень расправился с ее камзолом и рубахой, и на Льнянке осталась только полотняная лента, которой она утягивала грудь, он опять отстранился от нее и спросил все тем же чужим хриплым, но таким притягательным голосом:
— Ты уверена?
Девушка не стала отвечать, а просто потянулась к завязкам на его рубашке.
Через мгновение он уже стянул вниз полотняную повязку и вздрагивающими ладонями обхватил ее груди. Сжал. Отпустил. Нашел большими пальцами верхушечки. Толи выдохнул, толи застонал.
«А-ах!» — вторя ему, вырвалось из груди девушки.
Ее хватали крепкие холеные руки графа и барона, вызывая в ней только омерзение и злость. Ее лапали потные заскорузлые ладони деревенских парней, и Лёнка ощущала только раздражение и брезгливость. Руки же Лиона были одновременно и сильными, и нежными, и немного шершавыми от тренировок, и даже слегка влажными от духоты в беседке. Но они давали ей что-то такое чего она, как оказалось, жаждала, но совсем не ожидала. Сначала в груди от его прикосновений зарождалась томная нега. Потом, эта тягучая сладость начинала расплываться, делая тело жарким и послушным его рукам, как горячий воск. И в завершении, золотой рыбкой ныряла вниз, в пах, и уже там трепыхалась и танцевала, наполняя девушку неведомым доселе наслаждением!
Погруженная в эти сладостные незнакомые ощущения, Льнянка не сразу поняла, что Лион отстранился.
«Что не так?!!» — взбунтовалась каждая жилочка внутри, когда она почувствовала, что его ладони соскальзывают с ее тела.
Она открыла глаза, «А они были закрыты?!» — попутно поразилась Льнянка, вглядываясь в темноте в лицо парня, которое было мало того, что отвернуто от нее, так еще освещалось совершенно нелунным теплым светом. Осознав это, Лёна резко повернулась. Перед самым ее носом в воздухе висела Лялька — руки в боки, готовая устроить им нагоняй.
— Ляль, только не начинай! Мне почти шестнадцать! Другие вон уж и замуж выходят! — воскликнула девушка, видя воинственный настрой феечки.
Та на доводы не повелась и, не подумав охладить праведный пыл, гневно заверещала на своем птичьем языке. При этом выразительно жестикулируя: сначала покрутила пальцем у виска, потом обвела ручками беседку и в завершении погрозила пальцем, но, видно не удовлетворившись грозностью этого жеста, потрясла еще и кулачком, сначала перед одним носом, затем перед другим.
В общем-то, все было ясно:
«Совсем ку-ку? Да?! В общественном месте такой срам устроили! Вот уж наподдаю бесстыдникам — сначала одному, а потом другому!»
— Ляль, да ладно тебе! Так получилось… мы сами не ожидали… — просительно протянула Льнянка, пытаясь уговорить фею.
Но видя, что та не уговаривается, а с вызовом встает в позу — складывает руки на груди и поджимает губешки, вынуждена была перейти от обороны к нападению:
— Ты сама-то, что тут делаешь? Тебе ж нельзя выходить из Виковых покоев! Вокруг полно магов, да и всех остальных, кто тебя может увидеть! Вон, у каждого третьего оборотни в охранниках! И из посольств много народу всякого при дворе ошивается! А ты тут прилетела и подглядывала за нами — тоже, между прочим, не особо достойное деяние!
Но феечка от этого выговора не стушевалась, а помотала указательным пальчиком перед Льнянкиными глазами, типа: «Не о том думаешь, подруга!», а потом большим, ткнула себе за спину.
— Лёна, она, по-моему, говорит, что сюда кто-то идет… — пояснил этот ее жест Лион.
«Угу! Угу!» — закивала, согласная с ним, феечка.
Молодые эльфы переглянулись, дружно ойкнули и кинулись собирать разбросанные вокруг вещи. Лион схватился за полотняную повязку и попытался пристроить ее на место, то бишь к Лёнкиной груди. Тут феечка опять взъярилась — заверещала, ручками по Лионовым ладоням замолотила — стала понятно, что так дальше дело не пойдет. Парень смутился и занялся собой, а фея закружилась сама вокруг девушки, помогая ей одеваться.
Успели они, слава Многоликому, вовремя.
Только была завязана последняя тесемка и застегнута последняя пуговица на их одеждах, как в светлом проеме входа нарисовалась знакомая громадная фигура Тая.
— Ну, вы даете, мелкие! Чего в самый дальний-то угол, как крысята, забились? — и тут же отвлекся от эльфят, разглядев висящую над их головами феечку: — А ты что здесь делаешь? Живо обходными путями попархала в покои Вика! — рыкнул он.
Та нисколько не испугавшись, гордо и высокомерно окинула всех взглядом, хлопнула в ладоши и… исчезла. Через минуту, пока все еще пораженные ее исчезновением молчали и оглядывались, она вдруг засветилась сидящей на плече Тигра.
— Ой, даже я не знала, что она так может! — восторженно воскликнула Льнянка.
— Ладно, раз так умеешь, можешь оставаться, — уже более спокойно сказал Тай и опять переключил свое внимание на молодых эльфов, — вас уже там хватились! — сказал он им, мотнув головой назад — туда, где проходило празднество. — Замучился, пока вас искал. Вы чего круги-то по парку наматывали, ели ваш след распутал? — спросил он, подергивая носом.
— К ней опять граф приставал. Она его слегка стукнула, а потом мы убегали, — прояснил ситуацию Ли.
— Понятно. Пора уже с Виком поговорить на эту тему. Пусть отваживает пощелыгу от себя, — и, почесав нос, закончил разговоры: — Так, а сейчас, встали и вышли, а то в этой прожаренной за день каморке, розами прямо так и прет! У меня весь нюх уже отбило, пока я тут с вами торчу, — и прежде чем развернуться и выйти самому, смачно протяжно чихнул.
«Вот и хорошо, что розами прет! А то бы еще что-нибудь унюхал…» — подумалось Льнянке.
Она переглянулась с Лионом и поняла, что его тоже посетила подобная мысль. Хихикнув на пару, эльфята потянулись на выход.
Окинув уже незамутненным эмоциями взглядом мраморную русалку, Льнянка поморщилась:
— Фу, какая гадость! Явно не эльфийской работы! — после этих ее слов Ли, как всегда бывало, когда обсуждение касалось хоть чего-то мало-мальски интимного, тут же покраснел.
Хотя, может и не из-за русалочьих прелестей, а того что произошло несколько минут назад внутри укрытой розами ротонды…
«Главное, Тай ни на что внимания не обратил!» — подумалось девушке.
А потом они стояли спина к спине и играли один на лютне, а другая на фавновой свирельке. И вокруг них кружились в хороводе девушки, подражая танцам дриад… как им думалось.
Но счастливая Льнянка, «Ага, счали-ивая!», была готова не замечать их огрехов, а видеть в бойких движениях только радость и веселье.
Но главное, она была посреди людей и ее спина опиралась на крепкую Лионову спину, а мерзкий граф стоял далеко в стороне. Правда, все еще рядом с Виком. Но вот Тай с Вороном смотрели на него пристально и зло.
«А Корр-то уже знает! Сейчас и Вику расскажут! Будет тебе по мозгам, гадина!»
А через пару часов, когда они с Лионом, проводив сопровождаемых ими дам, влетели в комнаты Вика, столь важный для Льнянки разговор уже был в самом разгаре.
— …а может просто сказать ему, что она девушка — и дело с концом? — произносил принц, начатую до их появления фразу.
— Угу, — поддакнул Тай.
— Видите ли, мои невнимательные друзья… — отвечал им Корр, при этом сложив ладони домиком и глядя на них снисходительно и свысока, как учитель на нерадивых учеников: — Я тут как-то наблюдал его со стороны, в тот момент, когда облюбованный им эльфенок был ему недоступен. Так вот этот назойливый извращенец прекрасно проводил время, клеясь к одной из юных наследниц.
— Ну, так он, кажется, вдовец, а положение и титул обязывают когда-нибудь жениться вновь. Так что к его предпочтениям это отношения не имеет, — ответил на это Вик.
— Угу, — опять односложно согласился с ним Тай.
— Вы меня не дослушали. Уж поверьте мне — с наследницей он был не просто мил и внимателен, как предписывает этикет во время ухаживания. Его очень даже интересовали и ее юные грудки, выложенные напоказ в кружевном вырезе, и те прелести, что пониже их — он чуть что не похлопывал ее по заднице! И взгляды его, которыми он окидывал то, что потрогать не мог, слишком горячи и охочи, для простого мужеложца. Уж прости Лёна за такие подробности в твоем присутствии — ну, так ты у нас девочка взрослая, сама все понимаешь! — кивнул он в сторону Льнянки, толи извинение, толи, так просто, уточнение: — Из всего вышесказанного, следует вывод — что нашему графу поровну мальчик перед ним или девочка. А вот то, что той наследнице на вид не больше четырнадцати было, наводит на мысль, что заводит его не конкретный пол, а юность объекта. Так что, даже если мы обрядим Лёнку в платье, а она со своей эльфийской кровью и в нем на гранд-даму не потянет — граф, все равно не отстанет. Он на нашу девочку уже удила закусил — заиметь любой ценой. Если кто еще не понял, он и к Вику-то прилип из-за нее!
— Та-ак, а что делать-то?! В морду ему мы сейчас дать не можем — этот вариант мы уже обсудили… — недоуменно и растерянно протянул Тай.
— В морду мы ему — сейчас дать не можем. А вот после пересечения границы — очень даже! Пока мы здесь, Вик, кем бы он ни был, просто знатный гость, вынужденный блюсти этикет и соблюдать законы гостеприимства — то есть, сильно не гадить под носом у хозяев. Но стоит нам только попасть в Эльмерию, как он тут же становится единственным и неповторимым Наследником — как ни крути, а вторым по значимости лицом в королевстве! А вот граф-извращенец — просто заезжим аристократом. Так что, в любом случае, правым будет наш Вик. Ну, и мы при нем! — хохотнул Ворон и в конце своей бурной речи добавил: — В крайнем случае Ричард нам легкий ай-яй-яй сделает — и все!
Вик поморщился, представив, как ему придется перед братом изворачиваться, чтоб учиненный мордобой только-то этим самым «легким яй-яем» и закончился, но идею, в общем-то, принял:
— Значит, так и порешим! Завтра с утра я ему дам понять, что в его обществе более не нуждаюсь. А главное, твердо скажу, что не потерплю его домогательств к моему пажу! А дальше будем смотреть на графское поведение. Может, с помощью Светлого, так и до Эльмера доедем без лишних приключений. Так?
— Так, — коротко, как и раньше, согласился с ним Тигр, но сделав паузу, в этот раз все-таки добавил кое что еще, при том в сторону Ли: — А ты Малыш и впредь от Лёнки далеко не отходи. Выглядишь ты уже достаточно взрослым парнем — как раз так, чтоб не привлекать графа, а отпугивать. Жалко вот только, что ты совсем магией не владеешь. Ну, так ведь он и не знает об этом, а проверять, я думаю, не захочет — больно уж ты на чистокровного эльфа похож… окромя глаз, конечно.
Лион на это кивнул и, конечно же, покраснел.
На саму Льнянку он при этом даже не посмотрел, но вот о чем подумал, она вполне могла догадаться… раз запылал ярче лампы, что на столе стояла.
И потекли для Льнянки приятные и спокойные дни.
Граф как с утречка заявился, так почти сразу и отвалил. И на горизонте особо не появлялся… так, издалека, на придворных празднествах, раза два нарисовался…
По утрам, привыкшая вставать с зарей Льнянка поднималась раненько и отправлялась исследовать дворец. Для нее, выросшей в деревне, это был целый новый мир.
Выйдя тихонечко из покоев, она кивала сначала своим стражникам-эльмерцам, а дальше по пути шепотом здоровалась с ламарскими. Жалко ей было мужиков — стой тут в тишине и темени и не смей заснуть. Ну, так служба у них такая…
А сама она с большим удовольствие следовала по тихому и полутемному дворцу. Никто ей не попадался на пути, никто не спрашивал, что она тут делает и, главное, не указывал. Редко когда какая заспанная служаночка шмыгнет мимо или от дружка возвращаясь, или груженая вещичками для глажки, что господам к утренней трапезе понадобятся. Ну, так такая и внимания на маленького пажа не обратит.
Как-то в своих странствиях девушка отыскала галерею с портретами бывших королей и королев и потом долго разглядывала их с большим интересом. Как-то вышла в зал, где балы проходили, который по раннему утру был тих, сумрачно темен и пуст, и кружила по огромному пространству одна, подпевая себе потихонечку. А то просто выходила в сад и слушала, как ночная птичка перекликается с утренней. Но где бы она ни проводила начало своих прогулок, заканчивала она их всегда в одном и том же месте — дворцовой кухне.
Вот и сегодня, наведавшись в королевский зверинец, где ее, дриадову кровь, очень даже любили и ни лев, ни слон от предложенной ею ласки не отказывались, она отправилась туда же.
Основные большие помещения, когда она приходила, тоже еще были в основном пусты. Только вот, как и сегодня, пара поварят позевывая, ворочали в огромных очагах целиковые бычьи туши над огнем. Помахав мальчишкам, Лёнка двинулась дальше — туда, где она знала точно, жизнь уже вовсю бьет ключом — царство тетки Гусёны, главной по хлебушку, да ее помощниц: смешливой Милянки и неудержимой болтушки Сливянки.
Тетка Гусёна, заслышав сквозь треск болтовни девушек, гулкие шаги, отставила кочергу, которой шуровала в поддувале громадной печи, распрямилась и заулыбалась Льнянке навстречу:
— А, наш любитель свежего молочка явился! Ну, проходи, проходи! — и гостеприимно указала она рукой на табурет, стоящий возле большого стола.
Это сейчас она такая добрая. А вот когда Льнянка забрела сюда в первый раз и попросила молока парного, то была встречена довольно недоброй репликой:
— Это ж откудать, скажи на милость, во дворце-то тебе парное молоко возьмется?! Коровы, знаешь ли, на грядках с примулами и розанами в парке не пасутся!
Но Льнянка тогда не растерялась, сначала вроде дурачком прикинулась, даже слезу пустила, на злую тетеньку обидевшись. Потом, на простецком языке, на котором в деревнях разговаривают, извинилась, что, дескать, глупость сморозила, а потом ароматы хлебные нахваливать стала да чистоту полов. В общем, уломала она тогда грозную тетку и молоко свое таки получила.
А потом и очаровала ее — где нарочитым подхалимством, где честной похвалой, а было, что и к слезам возвращалась. А к детским слезам королевская пекарка была явно неравнодушна, и со спокойной душой смотреть на плачущего парнишку не могла — тут уж Лёна свои первые булку и пряник от нее получила.
А вот девчонки-помощницы ее приняли сразу. Вернее не ее, а пажика приезжего принца — красавчика, в деревне, как и они выросшего, да половинчика к тому же. К таким деткам в Ламарисе вообще особое отношение было. Кто ж знает, может это ребятенок твоей соседки аль кузинки троюродной, в эльфийский Лациум когда-то угнанных.
Добыча признания у грозной тетки длился дня три, а потом все и наладилось. К ней привыкли, ее полюбили, а теперь и ждали уже каждое утро. Так что все последующие дни приходила Льнянка в пекарню, как к себе домой — к родным уже людям.
Стол, к которому ее пригласила давно уж добрая к ней тетка Гусёна, был огромен и стоял посреди пекарской. На нем Сливяна раскатывала большие тонкие, как бумага, листы теста.
«Наверное, на какой-то десерт к вечерней трапезе» — подумала Лёна и, выискав место, не запорошенное мукой, уселась к столу.
А Миляна уже успела сбегать в задние комнаты и принести ей оттуда стакан молока и теплую обсыпанную маком витую булку. Потрепав Льнянку по щечке и подмигнув, она ухнулась в бадью с тестом, которая доставала ей до пояса и в результате оставила для всеобщего обозрения только объемный Милянкин зад.
— Что ж ты Лён своего старшего друга-то опять не привел? Уж такой красавец белявенький! Мы бы ему тоже молочка свежего налили да вкусненького чего нашли! — завела свою обычную песню Сливяна, как всегда при упоминании Лиона мечтательно подкатывая глаза.
— Ага, булками-то сдобными не обделили бы его! — раздался веселый голос Милянки из бадьи. Выглянуть из нее она при этих словах не удосужилась, а вот налитыми ягодицами, обтянутыми пестрой юбкой, красноречиво подергала — это видимо для тех, кто не догадался, каких тут сдобных булок пруд пруди.
— Ну-ка, цыц мне, распустёни! При мальчишечке шутки такие шутить будете! — прикрикнула на них старшая пекарка, но было видно, что она не злиться по-настоящему, а сама сдерживает смех.
— Да ладно! — воскликнула Милянка, все-таки выныривая из бадьи и начиная споро метать на противень куски теста.
— Лён у нас совсем уже большой! Всего-то годика два не хватило, чтоб я ему булки-то не сюда носила, а самого выбирать в задние комнаты водила! — и закатилась звонким заразительным смехом.
Тут уж и тетка Гусёна не устояла, и Сливянка вслед за ней, да и сама Льнянка не удержалась. А Милянка, подхватив уж заполненный рядами пышного теста лист, проходя мимо, легонько пихнула пажика бедром и, подмигнув опять, сказала:
— Пошел бы со мной, миленький?! Там-то сладенького — ой, как много! — и поплыла мимо, хохоча во все горло.
Когда она скрылась в закутке за печами, где как знала уже Льнянка у них тесто для хлеба расстаивалось, Сливяна ей в след закричала:
— Ты Миляночка все смеешься! А вот мы на господ-то выходим посмотреть на галерейки верхние, а они-то нас и не видят! Вон только возле Лёна, каких красавцев навыглядывали — и пажика-эльфеночка второго, и принца-красовца, и охранников его. Особенно тот чернявенький хорош! А они, правда, оборотни, принцевы охранники? — затаив дыхание, воззрилась она на Льнянку.
— Угу, — кивнула та, дожевывая булку.
— Вот видишь Миляночка! — видно, не верила та, да спорить пыталась с подругой когда-то. — Этим, что при покоях состоят, больше нашего везет — на глазах у господ чей! Дамы-то, особенно те, что помоложе, все худосочные, а наши-то девушки ладные да справные, так что может какая и приглянется… — продолжала сокрушаться Сливянка.
— Да что вам эти господа-то дались? Простых парней, что ли нет для вас? Щас только съедут все эти заезжие и все везение, которому вы так завидуете, у комнатных-то служаночек наружу и полезет — вместе с пузом! — попыталась девок вразумить тетка Гусёна.
Но те так просто не сдавались:
— Может и так, если уж совсем дуры-то! Надоть же к бабке какой сходить да травки загодя прикупить! А так, правильно Сливяна говорит, будет, что красивого потом вспомнить, — это уже, понятное дело, Милянка в разговор вступила, накидывая тесто на очередной противень. — А простой парень еще будет — вот как замуж выйдем, так всю жизть и будет! Так что ты Лён давай своих-то к нам веди. Ей эльфеночка, а мне чернявого — с ним, я думаю, поинтересней времечко-то проводить будет!
— Ладно, скажу, — пообещала Льнянка, соображая про себя, что своего Лиона она, конечно, им не отдаст, а вот Ворона можно будет и направить сюда. Ничего, он и один их обеих уходит!
В это время тетка Гусёна вокруг большого стола ходила и пальцем в листы теста, раскатанные Сливянкой, тыкала.
— Болтать-то ты горазда, а вон накатала толсто! — недовольно сказала она, после осмотра Сливянкиной работы: — Давай, делай тоньше. А то в печи-то сильно вспучатся, и опять крошева много будет — потом эта ведьма пришлет обратно. Мне этого не надо — с энтой чумой вязаться! Еще наговор какой пустит. После прошлого-то раза хлеб дня три плохо поднимался, а в этот раз можа че и похлеще утварит!
— Это вы про невесту нашего короля? — спросила Льнянка, когда увидела как Сливяна, только плюнув через плечо, не возражая, принялась перекатывать свои листы с перепуганным видом. Ее эта тема очень даже интересовала, но в отличие от трепа о парнях она всплывала крайне редко.
— Угу, о ней! — бросила Сливяна, с остервенением катая скалкой и делая тесто уж ни на лист бумаги похожим, а на шелк заморский — полупрозрачным и невесомым. — Ох, и не повезло же вашему королю! Нет бы та принцесса, что второй идет, ему досталась. Она хоть и не такая красавица, но зато, как говорят, девушка милая и добрая! — продолжила она, берясь за следующий пласт.
— Да ладно, что ты мальчика пугаешь, справятся они там, в Эльмере-то, с ней! У них, рассказывають, и Архимаг посильнее нашего старикашки будет, и второй принц, тот, что служитель при Храме, тоже, вроде, маг неслабый! Правильно Лён я говорю? — вклинилась как всегда оптимистично настроенная Милянка, принявшаяся к тому моменту уж, наверное, за пятый противень.
— Да, верно. А вы-то что все ее боитесь?
Тут опять Сливянка вступила и затараторила, боясь, видно, что тётка Гусёна ей договорить не даст, на запретную-то тему:
— Да ее все бояться! Даже король с королевою, то есть, отец родной с мамашею! Злая она и никогда злость свою не сдерживает. Еще детёй, как рассказывають, чуть пол дворца не разнесла да народу кучу перекалечила. Ее тогда в замок дальний отослали и там до сих пор держали. Вот только зиму назад, как разговоры о свадьбе-то пошли, так в столицу и вернули. А теперь, говорють, люди стали помирать от неизвестной напасти — и все парни молодые да, как я тебе скажу, ладные. Конюхи там, прислужники, подавальщики, у нас вон поваренок был — чуть тебя старше, а миляшка такой — прям, как ты. И все здоровые и сильные вначале — прям кровь с молоком, а потом почаврят с месяцок и все — уже померли! Вот мне одна служаночка, подружка моя, рассказывала, что как ведьма съедет, так башню-то ее и запруть сразу же! И даже никто там и убираться не буде и ни одной вещи не тронуть — так и запруть!
— Эта служаночка, не Вешнянка ли? — спросила меж тем тетка Гусёна, сама, видимо, заинтересовавшись. А дождавшись Сливяниного кивка, добавила: — Ну, раз она, то это точно — так и сделають! Дядька-то у Вешнянки Главный сенешаль — всей прислугой дворцовой заправляет, а приказы от самого короля получает, — пояснила она персонально для эльфеночка-пажика, а то сам-то он, понятное дело, таких тонкостей не знал.
— Это че и вещички там все оставють? У ней же, наверное, и бельишко шелковое на кровати, и камодики резные, и зеркальце изукрашенное да чей не одно! — пораженно воскликнула Милянка уже закончившая с тестом и принявшаяся просеивать муку.
— А ты бы взяла после ведьмы-то вещь какую?! А? — спросила ее Сливянка.
— Нет! Светлый упаси! — воскликнула та и плюнула через плечо.
— Вот и другие не хотять! Так что все запруть в башне как оно есть!
— Так! Рты закрыли и забыли про принцессу! — воскликнула тетка Гусена, опасливо выглядывая в дверь.
И точно, почти сразу как она велела молчать, раздались тяжелые шаги по каменному полу, и в пекарню заглянул Главный повар.
— Что, Гусёна, все чужих пажей приваживаешь… — недовольно буркнул он, увидев сидящую за столом Льнянку, и пошевелив усами, как таракан, ушел гонять своих поварят.
«М-да, неприятный дядька — нашему дину Гульшу не чета!» — в очередной раз подумала Льнянка при встрече с ламарским Главным поваром. Дин-то Гульш и принцевых эльфят, и других ребятишек, что пажиками служили, никогда не обделял ни сладким куском, ни добрым словом. Да и к своим поварятам всяко помягче был…
Тут к ней тетка Гусёна подошла и сверток в руки сунула, от которого шел зазывный ванильный аромат, а сам он был мягким и теплым:
— На вот, малыш, держи. Сам еще поешь и своим дашь. Да беги, давай. Поговорить спокойно уж больше сёдня не получится — раз этоть пришел! — и зло зыркнула глазами в сторону ушедшего Тараканищя.
Как объяснили Лёне девчонки еще в первые дни: их тетка Главного не боялась, пекарка-то она была знатная — каких поискать, но вот сама она очень уж его не любила за высокомерие и спесь, да за то, что поварят гонял нещадно. Потому и цапались они по каждому поводу. А вот находиться близко от них в это время или, упаси Светлый, между ними, лучше не стоит!
Так что, расцеловав всех в разгоряченные румяные щеки и сказав спасибо, Льняна подалась на выход.
Этим незамысловатым развлечениям: прогулкам по тихим покоям, болтовне и сплетням с кухарками, легким перекусам в приятной и необременительной компании, она предавалась с утра.
Днем же, как и положено пажу, сопровождала Вика на всякие дворцовые церемонии. То на подписание брачных контрактов, то на представление и перечисление приданого невесты, то еще на какую-нибудь обязательную нудноту.
А вечерами были праздники! Балы и вечеринки. Собственно, разница-то в них была небольшая — поуже круг присутствующих или пошире, человек так на триста. А все остальное — то же самое: танцы, музыка, легкий треп под масленые улыбки.
Поскакать Льнянка любила. Музыку — обожала. А вот пустой напыщенной болтовни старалась избегать. Тем более, вот что она могла сказать-то? Обсуждать других придворных она не могла, по причине того, что никого и не знала. А тех, кого знала: принца, оборотней, посла да Светлейшего — ни в жизнь бы не стала! А уж короля Ричарда — и подавно. Хотя многие и спрашивали…
В нарядах она почти не разбиралась. Да ей как бы и не положено было — она вроде как мальчик сейчас.
О себе тоже рассказывать не с руки. Какой графине или баронской наследнице будет интересно слушать про ее деревенское житье-бытье? А вот про Дриадов Лес лучше вообще помалкивать, чтоб не напугать чувствительных дам!
А водить разговоры с мужчинами, после истории с бароном и графом, она вообще не решалась. Вдруг опять какой странный попадется?!
Так что вечерами Льнянка обходилась все больше танцами и музыкой. А если привязывался кто с разговорами, то по быстренькому уматывала от такого прилипалы. Желательно в парк… с Лионом…
И длилась такая мирная жизнь… всего-то дней семь. А на восьмой начались переживания.
Все договоры были подписаны, все тонкости обговорены, все приданое представлено и на послезавтра был назначен отъезд.
А вот в последний день, согласно традициям, должен был состояться Большой турнир.
Собственно, на обязательном участии Наследника Эльмерского в нем никто и не настаивал. Все ж хоть и не настоящая битва, но разные беды и на турнирах случаются. Но Вик уперся — хочу сам, дескать, за честь королевства постоять! И ни оборотни, ни Светлейший, ни даже сам король Ричард не смогли его переубедить.
Может, конечно, в чем-то он был и прав, ведь большинство сопровождавших их придворных — дядьки в возрасте. А восемь молодых знатных воинов, что состояли при короле в качестве личной охраны, в развлекательные драки ввязываться не могли — по должности не положено.
Так что Эльмерия по факту на тот турнир могла выставить человека три… от силы пять. А вот представительство в делегации самого Наследника делало все мероприятие не в пример значимей и торжественней. Тем более что Ламарское семейство, по причине малолетства своих принцев, никого равного по знатности выставить на турнир не могло. В общем, Вик один стоил десяти!
Но, опять же, несчастные случаи никто не отменял, а вот использовать магический щит запрещалось. Мда-а! Проблема!
И вот, с самого утра, накануне, в их покоях разгорелась настоящая битва. И Вик, как и на предстоящем турнире, бился один против всех. Оборотни, те больше уговаривали, убеждая его одуматься и не рисковать. Светлейший, тот уже пытался придавить, пользуясь авторитетом. А вот король почти сразу стал угрожать, говоря, что выйдет перед началом и прямо там объявит о запрете:
— И мне плевать, кто там что скажет и что подумает! Имею право! Ты мой Наследник и пока у меня нет детей, так же важен для королевства, как и я! — бушевал король. — И я не позволю каким-то мальчишеским капризам главенствовать в вопросах жизни и здоровья моего Наследника!
Льнянка же, прижухшая на дальнем подоконнике, Вику сочувствовала и хотела бы поддержать… но понимала, что только попадет под горячую руку и выхватит по полной.
И неизвестно, сколько бы это продолжалось и чем бы вообще закончилось: буйство Величества, насмешливое ехидство Светлейшего, согласное с ними бурчание оборотней и упорное противостояние им всем Вика, если бы в самый разгар конфликта личный слуга короля не доложил, что гномы прибыли.
Услышав доклад, Ричард в изнеможении плюхнулся в ближайшее кресло и издал совершенно не подобающее королю «Уф-ф!».
А отдышавшись, как после забега по лестнице вверх, изрек совершенно неожиданное:
— Ну, все, радуйся младший братец — эту битву ты выиграл! — сказал он и довольно потер руки. — А теперь — за дело. Все за мной! — и резко поднявшись, быстро направился к двери.
Как оказалось, предвидя обязательное наличие турнира в программе празднеств, его величество прибавил к этому знанию норов младшего брата, а получив результат, сделал вывод. В итоге, задолго до сегодняшнего дня, еще в Эльмере, был готов к этому конфликту. То есть, еще тогда к гномам был послан гонец с заказом на турнирные доспехи для Вика и их, как оказалось, давно уже ожидали.
А гномы все никак не ехали и Ричард начал изводиться, боясь выпускать брата на ристалище в обычном ритуальном железе. Почему мастера прибыли только сейчас, а не неделей раньше, Лёнке было непонятно, но будучи умной девочкой, она и сейчас не стала влезать в разговор, предпочитая улавливать главное, а тонкости оставив на потом.
А главное было в том, что гномы наконец-таки здесь и король теперь мог дышать спокойно.
Он и дышал полной грудью, а по дороге с удовольствием рассказывал, как еще дома, почти за месяц до отплытия, отослал мастерам один из Виковых колетов и пару сапог для примерки.
Но, видно, не одно только довольство испытывал его величество. Стоило им выйти во дворик, выделенный сенешалем недалеко от конюшен и птичьего двора, и где теперь гномы спешно ставили палатки и мостили переносную кузню, как разразилась буря. Рич, даром что король, не погнушался сам устроить разнос подбежавшему к ним Старшему мастеру.
Гном, которого он отчитывал, хоть и был низок ростом, но широченные плечищи и необъятная грудная клетка выдавали в нем недюжинную силу, а нечесаная патлатось головы и тяжелые нависающие на глаза брови, неуживчивый сложный нрав. Так что разглядывавшая его Льнянка поймала себя на мысли:
«Несмотря на то, что гномище был ладони на полторы ниже ее, ввязываться в драку или пререкания с таким персонажем без велииикой необходимости она бы не рискнула. Как бы хорошо оружием не владела и какой бы острый язычок не имела. Ни-ни!»
Но, с другой стороны, и Ричард ведь не худенькая юная полукровка и не беззащитный подмастерье, а король Эльмерский. А это знаете, какая силища?!!
Вот и гном понимал, так что стоял теперь, повесив голову, и покаянно блеял извинения в лохматую бороду. Что-то про то, что они конечно виноваты, да про вычет неустойки из тех денег, что им заплатили. И еще про какого-то гномьего принца, который из под горы сбежал и которого всем миром искали да из-за этого все работы остановили.
Льнянке еще при этих словах смешно стало:
«Ха! Это ж что они его так долго ловили-то, раз на выполнение заказов сказалось? Найти гнома на человеческих землях, что раз плюнуть — уж больно заметный экземпляр-то!»
А король тем временем высказав все, что думает по поводу их задержки и, увеличив самолично неустойку втрое, приказал побыстрее начинать шевеленья.
Ну, они и начали — зашевелились, быстрее некуда. Тут же к Вику подбежали два гнома и, подставляя табуреточки, стали обмерять его полсаженными лентами.
Другие, принялись подтаскивать какие-то железные штуки и раскладывать их рядочком перед обмерщиками. Как поняла Льняна, это были уже готовые части доспеха, принесенные для окончательной подгонки.
Третьи же кинулись раздувать огонь в том очаге, который был собран. Да и возле второго, только-только еще выложенного кирпичом, народ заметно ускорился — движения гномов примащивающих колосники, стали быстрее, мышцы на их плечах вздуваться чаще, а смачная брань, соответственно, звучать громче.
Когда поднятая недовольством правого клиента суета постепенно перешла в ритмичную деловитость, они все, за исключением принца и Тая, который остался при нем, потянулись на выход.
Да и что тут было делать? Маленьких ардинских горных лошадок увели на конюшни, телеги и повозки растащили, оставив только ту, что с древесным углем, пространство вокруг горнов расчистили и гномы занялись делом, более на разговоры не отвлекаясь.
Но у Льнянки, тянувшейся в конце выходившей со двора процессии, к тому времени появились и свои задумки, как защитить Вика на турнире. И задумки эти требовали скорейшего воплощения. Так что смотреть на работающих гномов и пялиться на понурого принца, крутящегося в руках обмерщиков, было некогда.
Гномьи доспехи, с вложенной в них магией, вещь конечно отличная и от тяжелых и смертельных ран он теперь защищен. Но вот синяков и даже переломов, от сильных ударов копья и меча, ему, скорее всего, избежать не удастся.
Впрочем, в своих лекарских способностях Льнянка не сомневалась, да еще, наверное, в этом случае и принц Рой посодействует. Но все равно, на полное выздоровление потребуется несколько дней, а завтра-то в дорогу. И как пить дать, опять придется им всем ругаться с Виком, запихивая его в карету и уговаривая поберечь срастающиеся кости и сходящие синяки. В общем, решила она постараться уберечь их принца и от этих напастей.
Для реализации сего плана Льнянке требовалось выйти в город. Ее собственные запасы травок и снадобий были невелики, так что нужно было кое-что подкупить, а кое-что и восполнить. Так что, недолго думая, она отпросилась у Ворона, подхватила под руку Ли и, так и не выпуская его ладони, потрепала к конюшням.
Город их встретил все теми же бесчисленными галереями-улицами и… еще более пугающими мостами — теперь-то они были сами по себе, без моральной поддержки всезнающих оборотней.
Но решение помочь Вику, было принято, да и Лион, узнав о причине их неожиданной вылазки, полностью одобрил ее придумку и теперь бесстрашно ехал рядом, вселяя и в нее уверенность. Так что неспешно, где-то даже с зажмуренными глазами и затаив дыхание, но они продвигались к заветной лавке.
Когда они прибыли к заморскому магазинчику, он в это глубоко заполуденное время был уже, конечно же, закрыт. Но, признав в покупателе давешнего «мальсика», дядечка с удовольствием их впустил. А когда он узнал за чем паренек к нему пожаловал, то воспылал к нему таким восхищением, что от его последующих похвал не склонная к смущениям Льнянка, краснела похлеще Ли.
— Ахь, какёй мальсик! И девюська у негё-то есь, и в трявках разбиряеться, и сям зелье готовить будеть! Охь, какёй мальсик! — не унимался он и приговаривал все то время, что подбирал запрошенные Льнянкой травы.
Его восхищение «мальсиком» было столь велико, что он даже допустил «его» в свои закрома. И теперь Лёна, надев вощеные полотняные перчатки, перебирала растения вместе с ним, спрашивая про каждое — когда собрано да как хранилось, вызывая каждым новым вопросом очередную восхвалительную тираду торговца.
Травки она подбирала, в общем-то, самые немудреные, с которыми и не имеющая дара травница взялась бы кости сращивать, синяки сводить да кровь останавливать. Вот только по задумке Льняны, она хотела эти их известные действия совместить с одним заклинанием — тем самым, которым мама и бабуля заговаривали погреба соседских крестьян от проникновения в них воды. По мысли девушки, нужно было сделать отвар из набранных растений, промочить в нем рубаху и подштанники, которые Вик оденет, а потом их заговорить — чтоб каждый удар, полученный им, в глубину-то не шел, до переломов и сильных ушибов не доводил.
Вроде как… все должно получиться…
И вот теперь она с особой тщательностью перебирала стебельки и листики ужжасно ядовитого, но при положенном количестве хорошо сращивающего кости шпорника — для него и перчаточки не помешают, что знающий дядечка ей дал.
И настойчивым глазом рассматривала, не пересушен ли корешок окопника. Что бы хорошо ушибы залечивать он должен быть черным-черным снаружи и белоснежным внутри. И чтоб был сочным и ломался с хрустом!
А вот у крапивы должны быть сережки-соцветия обязательно, да не растянутые — переросшие, а крепенькие толстенькие. Она, крапива то есть, хоть и сорная трава считается, но вот чтоб рану заживить или кровь остановить — самое то. И у нее есть еще одно качество, про которое не очень образованные знахарки забывают — оберег она сильный, от дурного глаза. А в их деле — это тоже момент наиважнейший! Вик-то у них и принц, и красавец, и молод, и силен, да на такого не один десяток завистливых взглядов будет завтра устремлено! Так что его удачу тоже защитить не помешает.
В общем, копалась Льнянка в травяных развалах заморской лавки долго — когда вышли из нее на улицу уже и сумерки подступили.
Ехать обратно во дворец было почему-то ни так страшно. Толи темнеющий воздух обманывал зрение, делая провалы под мостами ни такими глубокими, толи обвыкаться потихоньку стали с этой ездой над пропастями…
Плохо только, что пришлось Лиону отказать и в руки ему не даваться, когда он было попытался ее в темный угол затащить. Тогда уж они шли по коридорам дворца, непривычно тихим и пустым перед завтрашним турниром. Жалко — очень жалко! Но, как она ему и сказала:
— Дел еще много, а времени в обрез! — так, собственно, оно и было…
Потом она травки разбирала, отмеряла да в котелок с кипящей водой закидывала. А для верности и крепости еще и наговор шептала, вплетая витую ниточку его в зелье.
Когда она с этим закончила и принялась бельишко в наваре полоскать, уж ночь вовсю царствовала на улице. Вик, к тому времени, ушел спать. Лион тоже кимарил в кресле. А вот оборотни все не укладывались — ей мешали. Прям по страшному!
Не-ет, они, конечно, ее идею поддержали и полностью одобрили. Но вот теперь, Ворон под ногами крутился, да лез с расспросами в самый неподходящий момент. А Тай и того хуже, носом тянул над котелком и все ныл потихоньку:
— Лёна-а, ты нам не потравишь ли Вика? Оно ж у тебя ядови-итое! Ты точно уве-ерена? А если все-таки потравишь, выходить-то сможешь?
«У-у, носопырка привередливая, унюхал-таки шпорник!» — злилась про себя Льнянка… но, в общем-то, так — по чуть-чуть. Она его понимала — яд он чуял, а как обращаться с ним не знал. И отвечала, чтоб успокоить:
— Уверена. Такую стряпню в каждой деревне на каждый ушиб накладывают. Никто еще не помер, — но когда он вновь затянул свою песню просто отмахнулась от него и пошла сушить вещички. Тоже ведь проблема, когда в запасе у тебя одна ночь, а воздух на улице уже влажен и напитан осенней прохладой.
Сама она веревку на стулья натянула, да на ней штаны с рубахой и развесила, а Корра неуемного послала окно пошире открыть. Когда все приготовления были закончены, потянула ветерок ночной с улицы, и направила его в камин. В первый раз, попав к огню в объятия, свежий воздух возмутился и взметнул языки пламени так, что дремавший Лион проснулся и вылетел из кресла, как пробка из бутылки с игристым вином! Собравшись, вроде как даже, вопить: «— Пожар!».
Корр, так тот с перепугу обратился и выпорхнул в окно, которое сам же и открыл пару минут назад. Но сделав круг с громким возмущенным карканьем вернулся и теперь стоял и, что удивительно, молча ожидал развития событий. При этом одежонку свою он, как обычно, не уберег и теперь его камзол был бы в пору и Таю.
А сам Тигр, недовольно похмыкав, только прокомментировал сие происшествие:
— А нас, подруга, ты, видать, собралась просто спалить, без всяких там сложностей с ядом?!
Но Ленка, не беря во внимание, ни их попреки, ни возмущение, ни даже страхи, снова потянулась за ветерком. Только теперь аккуратненько. В этот раз воздух не стал возмущаться, а послушно проследовал над пламенем, всего лишь сделав его чуть ярче. И повинуясь ее руке, вынырнув из камина, надул теплым дыханием рубаху и штаны, как паруса корабля в несильно ветреный день.
Погоняв его так часик по кругу, и высушив белье, Лёнка сама уже держась на честном слове, отчитала задуманное заклинание.
«Уф! Умаялась!» — говорили же ей и папа, и бабуля, чтоб не ввязывалась она в сложную и затяжную магию в чужих-то землях! Чей не на опушке родного Леса придется ворожить, где и сама земля под ногами, и каждый кустик вокруг, поддержать и помочь норовят.
Но, как говориться, дело было начато и бросать его на полдороге из-за того что магические силенки на исходе Льнянка не собиралась. И вот теперь, доведя его до логического завершения, она умученная, с дрожью в коленях и головной болью, но очень даже довольная, без сил свалилась в ближайшее кресло.
Видя, что она действительно сильно устала, Корр не поленился и сбегал на кухню, принеся оттуда кружку молока, два куриных яйца и меда. Как уж он раздобыл в еще пустой по ночному времени кухне эти ценности, Льнянка не могла даже догадываться. Да она и не стала. Просто все смешала, кой чего капнула из припасенных еще бабулей флакончиков, выпила и завалилась спать.
* * *
Девушка, что сидела сейчас в кресле являла собой картину хрупкой трогательности — отсвечивающие бледным золотом волосы, нежные черты лица, резной бутончик маленького рта. И плавный изгиб от самой шеи, по талии, ладному бедру до тонкой щиколотки. Еще большее очарование незащищенности этому чудному созданию придавали белоснежные кружева и легкий батист пеньюара, в который она была одета.
Так всегда бывало, пока эта красавица не поднимала глаз и не открывала рта. Но вот стоило ей это сделать, как даже самый простой, неискушенный и не имеющий дара человек сразу же начинал понимать, что от этой молодой женщины лучше держаться подальше.
Вот и сейчас, стоило раздаться тихому стуку в дверь, как она подняла на нее жесткий холодный взгляд, совершенно не соответствующий тому нежному образу, который она являла. Казалось бы, дверь от испуга должна открыться сама, столь тяжелым он был.
Она и открылась, только не от взгляда, а от легкого веления руки. Так-то, что она понимала, глупая деревяшка?
В открывшуюся дверь ступил высокий светловолосый мужчина средних лет в роскошном придворном костюме. Глянув на девушку и встретившись с ней глазами, он снял шляпу и низко поклонился. Испугаться он не испугался — видно знал чего ожидать:
— Ваше высочество! — произнес он вполне приятным шелковистым баритоном под свой поклон.
— Ой, уж давай без этих церемоний, Паль! Проходи! — воскликнула Демия, раздраженно и нетерпеливо. И откинувшись на спинку кресла, поманила его к себе пальчиком.
Граф Пальский, как видно и ожидавший такого приема, кинул шляпу на комод и направился через комнату туда, куда его позвали.
— Принцесса! — с придыханием сказал граф и, подойдя к креслу, на котором сидела девушка, склонился над ней.
Его рука меж тем аккуратно спустила с точеной женской колени полу пеньюара и начала свое странствие, придавливая и поглаживая, вверх. Спустя минуту она достигла цели, нырнула в светлые кудряшки и завозилась там, отчего граф задышал тяжелее.
Сама Демия все это время молча, холодно и снисходительно смотрела на него. А услышав частое дыхания мужчины, усмехнулась, оттолкнула его руку и спокойно сказала:
— Успокойся Паль. Не надо разыгрывать, что ты сильно впечатлен. Я прекрасно знаю, что уже не столь юна, чтоб вдохновлять тебя по-настоящему. Те славные времена остались в прошлом — в том самом, в котором ты навещал меня в моем болотном замке, а мне было всего тринадцать зим, — ее улыбка, сопровождающая эти слова, была красива до умопомрачения и опасна, как оскал волчицы. — Я не для этих милых шалостей тебя позвала. Поди, сядь. Поговорим, — указала она ему на стоявшее напротив нее кресло.
Граф, услышав это, тоже рассмеялся и уже с обычным для него выражением лица, высокомерно насмешливым, уселся на предложенное ему место.
— Хорошие были времена, — заговорил он, мечтательно воздев глаза к потолку, — я приехал в свои земли к рождению очередного ребенка. Кругом болота и непролазные леса. Для охоты слишком холодно и дождливо, да и живности маловато. Жена больна и нервозна. Я был зол и раздражен. Пара молоденьких крестьяночек, что я тогда поимел, были слишком толстозады и не так молоды, как бы хотелось. А тут, как оказалось, совсем рядом, в соседнем замке — такое чудо! Запертая строгими родителями маленькая принцесса! И эта принцесса юна, прекрасна и жаждет развлечений. И что бы вы думали?! Те развлечения, что я ей предложил, пришлись той принцессе по вкусу! — хохотнул он.
— Хорошие были времена, согласна. Но они давно прошли, и теперь у нас другие интересы, — усмехнулась ему в тон Демия.
— Да, ты же меня позвала, что бы поговорить, а не старые времена вспоминать, как я было подумал. Слушаю тебя, моя принцесса.
— Ты, как я заметила, одно время был близок к Эльмерскому Наследнику… — начала она.
— Был! — бросил граф, зло сверкнув глазами.
— А потом перестал… как я тоже приметила. Что случилось?
— Да так, не сошлись характерами… отсутствие общих интересов… — неопределенно протянул граф.
Принцесса, не удовлетворившись таким ответом, насмешливо гладя на него, меж тем продолжила свою речь:
— Я понимаю, что тебе не хочется признаваться в своей неудаче. Ну и не надо. Я сама буду говорить, а ты будешь соглашаться со сказанным или поправлять меня, если вдруг я в чем-то ошибусь.
Граф, заинтересованно посмотрев на нее, кивнул.
— Ну, так вот, зная тебя, я в жизни не поверю, что ты без какой-либо для себя выгоды из чистого альтруизма вызвался быть сопровождающим, какого-то заезжего принца. Тем более что об отсутствии общих интересов можно понять сразу — стоит пообщаться с ним ровно полчаса. Кстати, лично я последнему обстоятельству очень даже рада! — весело и беззаботно рассмеялась девушка. — Но рядом с тем принцем я также приметила двух симпатичных пажей. Особенно младшенького. Старший-то уже сильно вытянулся да в плечах раздался. А вот малыш самое то, что ты любишь. И ростом пока не вышел, и плечики узенькие, и движения еще мягкие и гладкие, как у девушки. Волосы, правда, совершенно-мерзкого цвета, но зато личико очень красивое. А еще, для особой пикантности, ушки острые у того малыша имеются. Все пока правильно говорю? — насмешливо уточнила Демия.
— Да, — только и смог сказать в ответ граф, при этом злясь, водил желваками.
— Ну, теперь совсем немного осталось мне догадок строить. И вот, ты решил этого сладкого эльфенка поиметь — где ж еще ты для своих шалостей такого остроухинького-то найдешь? А принц по какой-то причине воспротивился этому и отослал тебя от своей персоны. Вот только одного я не могу понять, как ты, в свое время с легкостью избавившийся от наскучившей жены и новорожденной дочери, смог упустить какого-то мальчишку из своих рук? Да в придачу допустить, что бы вся эта история дошла до его хозяина?! — заинтересованно, с нисходящей с губ усмешкой, спросила Демия графа.
— Вот только не надо делать меня еще хуже, чем я есть на самом деле! — вполне натурально возмутился тот. — Жену я… не убивал. Я всего лишь… помог ей умереть. Она никак не могла оправиться после очередных родов, на дворе стояла ранняя весна, а я просто запретил топить у нее в спальне! А ребенок к тому времени был уже мертв — слабой та девочка родилась и не выжила. Ее бы я не тронул. Что мне с ее смерти? У меня уже было два здоровых сына на тот момент. Так что, пусть бы жила. Выросла бы красивой, я с ее помощью породнился бы с каким-нибудь знатным родом. А нет, так в обитель какую отдал — тоже польза семье. Так что не надо меня совсем уж за зверя-то считать!
— Да я и не считаю! Но жену-то ты все-таки убил. Как это не называй! — рассмеялась, развлекаясь его неподдельной обидой принцесса, да так весело, будто не смерть молодой женщины обсуждали, а новую пьеску заезжих актеров.
— А что прикажешь делать?! Эта дура что-то проведала или подсмотрела из моей нескучной жизни, может даже про нас с тобой! Да истерить стала, угрожать, что как от болезни оправиться — в столицу поедет, самому королю в ноги упадет и все расскажет! Ты представляешь, что бы было, если б она тут про нас растрезвонила?! Ладно, все остальные мои шалости, про них и так каждый, кому интересно, знает! Но это пока в мои руки попадают служаночки разные, да пажики незнатные. А вот принцессу из правящей Семьи мне бы не простили! Да и тебя, наверное, из того болотного замка до сих пор бы не выпустили!
Когда граф эту болезненную тему затронул, тут уж и Демия гневно и мстительно глазами засверкала:
— Да все ты правильно сделал! Я тебя не укоряю, а просто недоумеваю, как такой хитрый и сильный человек как ты, обычного мальчика упустил?!
— Как упустил, спрашиваешь? Да повезло мальцу, просто несказанно! Я решил тогда через хозяина его достать, но и там облом вышел! Запретили мне принцесса, к пацану и близко подходить! Не пойму вот только, жалко ему что ли?! — поморщился от раздражения граф. — Сначала я было подумал, что принц этих лапушек для себя припас. Так ведь нет! Они для него даже и не слуги, вроде… а так, вместо щенков, чтоб побаловать кого было да поиграться! И не криви губы Деми — я ж сказал, не так поиграться! А шуточки там разные, болтовня пустая, скачки на лошадях. Со старшим, видел как-то, на мечах тренировался. В общем, для компании, как будто они ровня ему! Вообще, этот Эльмерский Наследник странный какой-то!
— Не ной, милый. Я думаю, что скоро все изменится… с твоей помощью, — дернув бровкой и пристально глядя ему в глаза, сказала Демия, — завтра Большой турнир, как ты знаешь. Сам ты, будь добр, на рожон не лезь — круг пройдешь, а на втором проиграешь. И не сверкай мне тут глазами Паль, так надо, главное будет впереди. А я тебя защитить не смогу — мне за Наследником приглядывать придется. Там расстояние большое до ристалища, так что боюсь на двоих меня не хватит, — и дождавшись, пока граф переживет полученный приказ, продолжила: — Вон на столе бутыль с вином стоит — хорошее вино, старое, из признанного урожая. Ты возьмешь эту бутылку и завтра, после турнира, пойдешь к принцу мириться…
— Деми! Что ты хочешь от меня?! Сначала в турнире проиграть, потом к этому надменному ублюдку на поклон идти! Нет! Я на такое не подписываюсь! — взбеленился граф.
— А я было подумала, что ты очень хочешь заполучить того эльфенка… впрочем, может мне и самой удастся — вот Наследник турнир с моей помощью выиграет да из чаши, что я ему поднесу, выпьет. Только в этом случае, что мне стоит подсказать потом принцу, что бы и далее тебя к эльфенку не подпускал?! У? — протянула принцесса и выжидательно посмотрела на него.
Граф под ее взглядом покрутился в кресле, покряхтел, подумал:
— Да, хочу мальчишку! Ладно… сделаю. Вот только, что будет с теми, кто вдруг присоединиться к нам за выпивкой? Мне как-то не улыбается, чтоб мой пацан потом за тобой хвостом бегал. Да и мне самому выпить ведь придется…
— Да не бойся ты Паль, там все чисто на него сделано! — рассмеялась Демия.
— Хорошо, — сказал граф, поднимаясь и беря бутылку со стола, — вот только не понимаю, зачем тебе этот Эльмерский Наследник? Не смейся Деми! Понятное дело, он меня не привлекает, но оценить-то его я могу. Тем более что возле него несколько дней терся. Он красив, конечно, в меру обаятелен, королевских кровей, но, в общем-то, ничего особенного! А странностей хоть отбавляй: на приемах откровенно скучает, когда в парадные одежды облачается — злиться и, как я уже сказал, его прислуга никакой субординации не соблюдает. Он не только эльфят распустил — оборотни его вообще борзые, чуть ли не им самим командуют!
— Все изменится, милый! Как только ты выполнишь то, что должен. После этого у принца появятся совершенно другие интересы, и ему не будет никакого дела, ни до оборотней, ни до эльфят. Так что ты сможешь даже и второго прибрать к рукам, если тебе того захочется. Хотя… не советую. Он, возможно, обладает какой-то магией и тебе может непоздоровиться, — сверкнув в улыбке жемчужными опасными зубками, сказала она. — Но, на счет принца ты не прав…есть в нем что-то такое… влекущее. Но, в общем-то, достаточно того, что я его хочу!
— Ну, то, что хочет моя принцесса — она это получит! — граф показательно тряхнул бутылкой, которую держал в руках. — А может и мне, дашь чего такого, чтоб мой мальчишка уж точно больше не кочевряжился?
— Сначала я получу свое, а уж потом посмотрим. Ступай, — махнула она на него рукой, выпроваживая из комнаты.
Граф, поняв, что на этом разговор завершен и большего он от принцессы пока не добьется, с недовольным видом подхватил свою шляпу и спешно откланялся.
А Демия после его ухода не стала звать ни Мустелу, ни Бара, а предалась мечтаниям.
Дело почти сделано. Завтра на турнире она, конечно, постарается сама напоить Виктора зельем, но если и в этот раз он каким-то образом умудрится избежать ее даров, то уж Паль точно не подкачает. Она была в нем уверена. Уж больно сильно желает он этого эльфенка… почти как она своего принца.
Откинувшись в кресле и распахнув кружева на груди, Деми стала себя поглаживать. Она представляла, как синие глаза теряют своё обычное прохладно-отстраненное выражение и, обращаясь к ней, загораются страстью и жаждой. Как сильные руки сжимают ее, крепко, до боли, оставляя красный след — столь неконтролируемо их желание до нее дотянуться. Как мужское мускулистое тело вдавливает ее в пух перины… мрамор пола… пыль и щебень земли…
«А-ах, неважно! Лишь бы скорее это случилось!»
Но в том-то и дело! После того как Виктор выпьет приготовленное ею зелье, не далее чем через день он к ней измениться. И она сможет ощутить и его жадный взгляд, направленный на нее, и его помыслы, устремленные только к ней, и даже жар его тела, если она пожелает приблизиться к нему, но вот главного — полного слияния, она не сможет получить еще долго.
Ну, ничего! Во время их путешествия по Валапийской долине она вряд ли что сможет предпринять. Ей придется все свое время проводить с мужем. Да и Восемь его Всадников будут постоянно окружать их, и это не считая челяди и докучливых придворных.
Но вот когда они поплывут по реке… на корабле-то всяко поспокойнее будет. Вот тогда и придет время! Принц к тому моменту уже станет сгорать от неудовлетворенной похоти, и своих оборотней и эльфят разгонит сам. А уж она постарается отвести глаза Восьмерым, да и другим прилипчивым тоже. И Мустела поможет, если что…
Тем временем собственные ласки, сладостное предвкушение, а потом и осознание, что достижение желаемого откладывается на неопределенный срок, распалили в ней ее вечный голод. Придется звать Барра…
Хмурый воин в черном моментально показался в дверях, стоило ей только коснуться колокольчика.
— Мне сейчас некогда ждать Телка, я хочу, что бы мне услужил ты! И быстро! — прерывающимся от тяжелого дыхания голосом сказала Демия и нетерпеливо замахала рукой, подзывая его.
Довольно и голодно сверкнув глазами, воин стремительно направился к ней. Когда он, подняв ее из кресла, нес в спальню, она тем же хриплым голосом приказала:
— Сделай все так, как любит твоя принцесса!
Ничего не спрашивая, видимо точно зная, чего желает от него хозяйка, Барр отпустил девушку в изножье кровати, резко сдернул с нее батист и кружева, развернул к себе спиной и грубо нагнул. Сам меж тем не сняв ни кожаных доспехов, ни другой одежды, а лишь приспустив штаны, уже готовый к бою, со звериным рыком вошел в нее.
В общем… все как любит его принцесса!
* * *
Проснувшись утром, Лёнка почувствовала себя вполне бодренько хоть и спала-то всего часа три. Может Воронов коктейль вкупе с бабулиным укрепляющим помогли, а может и боевой настрой подействовал, но чувствовала она себя вполне уверенно. Ей же еще Вика на ристалище в качестве оруженосца сопровождать! Не посылать же с ним Лиона, обделенного магией совсем?
Но он тоже отрабатывал свои пажеские обязанности как положено — к Льнянкиному подъему уже успел не раз сгонять на кухню и притащить не один полный поднос еды на всю компанию к утренней трапезе.
Покушали они все вполне плотненько, а Вик — так, слегка, чтоб, значит, не тяжело было в сражении.
Потом последовало традиционное омовение перед турниром — тут, понятное дело, обошлись без нее.
А вот когда стали одевать Вика в доспехи — в этом деле и она пригодилась. Доспех-то, что доставили гномы в их покои за час до этого, состоял, как ему и положено, из огромной кучи железяк.
За неимением соответствующих навыков у них с Лионом, то бишь вздевать сии железки на рыцаря, всю основную работу пришлось проделать оборотням. Сему сложному действу, как сказал им Корр, знатных мальчиков, готовившихся стать пажами и оруженосцами, обучали с раннего детства. Оно и понятно. Они-то с Ли по началу даже толком нужную вещь подать не могли, пока им обстоятельно ее не описывали.
Сначала, поверх заговоренного Лёнкой белья, на Вика надели штаны из толстой кожи и стеганный поддоспешник. Причем пухлый кафтан подмышками был подшит кольчужным полотном. Им нерадивым опять пояснял Корр:
— Так как это турнир, а не настоящая битва, и многие опасные и подлые приемы на нем запрещены, то эти места специальными пластинами прикрываться не будут. А вот для свободы движения это даже лучше. Тем более что заниженные наплечники гномьего доспеха и так неплохую защиту дадут.
Сначала Льнянка, вообще не поняла — какие такие наплечники, где там высоко или низко, почему лучше?! Один Многоликий разберет, что к чему в этой куче! Но по ходу дела — ничего, все уяснила.
И вот, тяжкое дело пришло-таки к своему завершению!
Была, наконец, надета парная пластина, защищающая грудь и спину, с легким щелчком легли на свое место те самые наплечники, соединив меж собой в одно целое панцирь и наручи, и завершающим моментом поверх всего этого установлен горжет.
Льнянка отступила в угол комнаты, чтоб обхватить раздавшуюся фигуру Вика одним взглядом и обомлела — такого великолепного зрелища, какое предстало перед ней, она доселе и не видела!
Весь доспех в целом был сделан из белого полированного металла, а каждая пристяжная пластина, каждый накладной суставчик на нем изукрашены фигурным литьем и гравировкой. И это не считая нагрудника, во весь размер которого разместился герб Семьи Эльмерской, выложенный самоцветными камушками и теперь сиявший на всю комнату, даже в неярком заревом свете! Прямо не доспех для защиты в бою, а произведение искусства, сотворенное для услады глаз!
Вик же в нем, казалось, стал выше и уж точно здоровее Тая. И весь теперешний облик принца поражал воображение, воплощая в себе неимоверную силу и непобедимое могущество!
Только вот боялась Лёнка, что с таким количеством надеванного на него железа, Вик не только не сможет биться на турнире, а и самолично сдвинуться с места.
Она-то подумала и как всегда промолчала.
А вот Лион, в принципе тоже как обычно, высказался вслух:
— Слушай Вик, а ты, вообще, пошевелиться-то сможешь?! — протянул он, с сомненьем разглядывая его полностью упрятанное в железо тело.
Принц на это ничего отвечать не стал, а просто сделал под ля-ля несколько танцевальных па.
Насмешил он их этим, просто неимоверно! Его монументальная, излучающая мощь и силу фигура, ну никак не подходила для мелких подпрыгиваний и плавных вождений ручками!
Но недавние Льнянкины страхи этой несуразной выходкой принца были вполне успокоены. Прежде чем впасть в неудержимый смех она успела приметить, что движения Вика легки и свободны, и он по всей видимости не испытывает ни особой тяжести, ни неудобства.
После того, как все отсмеялись, ее еще заставили несколько раз надеть и снять с Вика шлем, отрабатывая именно то, что она должна будет проделать на ристалище в одиночку и желательно при этом не снеся принцу уши, и не ободрав нос. Потом в карман короткого пажеского Лёнкиного плаща засунули смешной чепец-подошлемник, с наказом не утерять. Ну и в завершении пристегнули к его доспеху длинный плащ в цветах Эльмерии — синий с серебром. И поблагодарив кто Светлого, кто Многоликого, что долгие сборы, наконец-то, подошли к концу, они двинули на выход.
Ристалище, на котором проводились турниры, располагалось за городом и представляло собой продолговатую аркадную чашу, заполнившую собой естественную долину между четырех холмов.
В общем-то, как слышала Льнянка, подобные арены были почти во всех городах, доставшихся людям от эльфов. Даже в Золотом Эльмере. Но она-то и там не была! И теперь, спускаясь по галереям и мостам на нижний ярус, она выглядывала меж домов и старалась сверху рассмотреть занятное сооружение.
А пока они ехали к арене по запруженным нарядной толпой улицам, Корр ей рассказывал о правилах сего турнира и попутно давал кое-какие наставления:
— Турнир-то в честь свадьбы, так что привычный распорядок изменен. Групповой битвы не будет — наших-то мало. А выставлять ламарцев против друг друга, чтоб уравновесить отряды, вроде как, тоже не дело… кто ж их знает, как они себя поведут супротив-то своих? — разглагольствовал Ворон, попутно успевая махать рукой и не забывая при этом скалиться каждой симпатичной горожанке стоящей в толпе. — Бои оруженосцев, как ты знаешь, тоже отменили, чтоб не затягивать турнир до полуденного солнца, — этому обстоятельству, кстати, Льнянка была очень даже рада.
Защитить-то себя она бы смогла, но вот выставляться неумехой ей очень не хотелось. Меч, не кинжалы и не лук со стрелами — им она владела слабовато. А при таком положении дел на ристалище лучше и не соваться. Да и короля… и Вика со Светлейшим… да и всех своих подводить не хотелось.
— Так что будут обычные сшибки с копьями, а потом, когда часть народа повыбьют, поединки на мечах, — продолжал Корр, — тебе только и придется в самом начале на общий смотр Вика на коне вывести да с его шлемом походить на жеребьевки. Зачем шлем-то тащить надо, знаешь? — спросил он ее.
— Угу. У каждого перья-то на нем разные — в цветах рода. Наши вон синие с белым — ну, типа с серебром, — отбарабанила Льнянка давно выученный ответ.
При этих ее словах Ворон оторвал взгляд от проплывающих мимо девиц в толпе и посмотрел на Вика, продолжая меж тем свои поучения:
— Да, если принц наш выиграет, еще надо будет ему помочь этот шлем снять да венок победителя принять от дамы, что королевой турнира назначена. А он вполне может даже и выиграть. Тренирован он отлично, да еще и в гномьих доспехах! — а потом, усмехнувшись, добавил: — Да может твой заговор еще сработает и Светлейший своей молитвой подмогнет! — и заржал, как конь необъезженный! Обидев Льнянку до глубины души ржачем своим, а более неверием в ее магические усилия. Впрочем…что касается второй части высказывания… зная Светлейшего… ей в его молитву тоже как-то не особо верилось…
А Корр, посерьезнев, добавил:
— Но если, упаси Многоликий, Вика свалят, тут уж будь добра не тушуйся и не на кого не оглядывайся — все свои магические силенки на его защиту пускай не жалея. Ты ж у нас ближе всех к нему будешь! А то какой урод в пылу битвы не сможет остановиться и ринется на поверженного врага!
— А разве это не запрещено на турнире?! — удивленно воскликнула Льнянка.
— Запрещено! И нарушителя обязательно накажут — вплоть до лишения его рыцарского звания. Но ведь это будет потом! И нам-то от этого не легче будет, если он успеет Вика покалечить. Так что — блюди подруга!
После последней фразы о том, что Лёнка у принца единственная защита от всяких случайностей, девушка решила простить Корру его недоверие и насмешку. Не совсем, конечно! Но все-таки…
А там они вскоре и приехали.
Расстались на въезде в воротах — Льнянка с Виком двинули на арену, а все остальные, сдав конюхам лошадей, в предоставленную принцу ложу.
Так как в этот раз Большой турнир был приурочен к королевской свадьбе и проходил не совсем в традиционное время, то начало его было назначено на несусветную, по дворцовому расписанию, рань — восемь часов утра. Оно и понятно — солнце днем еще жарило вполне по-летнему и никому не улыбалось, чтобы знатные бравые рыцари живьем запеклись в своих доспехах, и вместо того, чтоб устроить захватывающее зрелище, стали подопечными магов и знахарей.
Так что, когда они своей компанией прибыли на ристалище, погода была очень даже приятной. Лучи осеннего солнца хоть и сияли довольно ярко, но бороться со свежестью, приносимой ветерком с гор, они, по утреннему времени, пока не могли.
Турнир начали вовремя — и все полилось согласно традициям и расписанию.
Герольды оглашали список участников, а Льнянка стояла в ряду таких же, как и она оруженосцев — поперед рыцарей. Держа под уздцы закованного в железо и укрытого цветной попоной Здрава, на котором восседал принц, она, стараясь не ворочить головой, краем глаза рассматривала участников.
Пятеро эльмерцев, стоящих рядом с Виком, понятное дело, были ей знакомы. Но вот большинство участников, она знать не знала, и видеть не видела никогда. Впрочем, если кто и попадался ей на глаза на дворцовых церемониях, то сегодня, в железе и насупленные, знакомыми они ей не глянулись.
Но вот в отдалении, человек через десять, она рассмотрела две вполне узнаваемые морды — графа-гадины Пальского и барона-говнюка Незапомнившегося. Настроеньеце, до этого момента в честь праздника довольно приподнятое, пошло на спад…
«Ну, да ладно. Я здесь по важному делу — Вика поддерживать и оберегать! А не с этими уродами общаться!» — напомнила себя девушка и, отвернувшись от участников, стала разглядывать арену.
Продолговатое ристалище было окружено примелькавшимися уже в этом городе многоярусными открытыми галереями. Верхние пять ярусов, невысокие и не деленные, были отданы под простую публику — народ там стоял кучно и шумно колготился, напирая друг на друга. Нижние же два яруса состояли из отдельных лож, в которых вольготно разместились знатные господа и дамы.
На втором этаже и слева, если смотреть от ворот, а для строя, в котором стояла Льнянка, то по центру, находилась необъятная убранная коврами и флагами королевская ложа. В ней восседали два правителя — Ламарский, приятный такой дядечка, и их Ричард, как всегда с чуть приметной ироничной улыбкой. Естественно, тут же присутствовали и все многочисленное ламарское семейство, и ближняя прислуга, и охрана. В общем, огромная ложа была забита до отказа.
По правую руку от нее располагался чуть меньший балкон, который полностью заполнили служители Храма в белых мантиях. На первом плане выделялись сияющий хитрой физиономией принц Рой и не менее довольный местный иерарх Светлого.
По левую же руку от королей разместились в ложе дорогие и любимые: Тай, Корр и Лион. С ними почему-то рядом вырисовывался кругленький низенький силуэт посла Эльмерского. Толи оборотням скучно стало в ожидании начала и они его пригласили, толи у того ложа была с худшим видом и он сам напросился. Да, собственно, Лёнке и неважно это было. Главное чтоб им с Виком места хватило, если того в каком-нибудь туре выбьют.
А вот снизу, прямо под королевской ложей, размещался подиум для дамы, выбранной хозяйкой турнира, и расположилась на нем всего одна единственная персона! И кто бы вы думали?! Принцесса Демия! И хотя она была в ложе практически одна, если не считать два едва видимых силуэта в тени за креслом, не заметить ее было невозможно. Ярко-красное с золотом платье, казалось, сияло в лучах утреннего солнца, притягивая взгляды со всех концов арены.
«Ха! Однако! Королева-то любви и красоты уже выбрана! Не иначе в честь ее свадьбы! Сидит тут теперь как напоказ, одна-одинешенька. Конечно, этой ведьме и охрана-то не нужна! К ней по доброй воле не один человек не подойдет!» — неприязненно думала Льнянка, разглядывая красивую светловолосую девушку, одетую в цвета Ламариса.
Да-а! Льнянка, так бы и пялилась на нее, в очередной раз поражаясь несоответствию ее видимой всем красоты и незаметной большинству глаз грязи в ауре. Но в какой-то момент она вдруг поняла, что из-за своего пристального внимания к сей недостойной особе, чуть не проворонила вызов к герольдам. Подхватив Виков шлем, похожий на хорошо отмытый походный котелок, и стараясь мимоходом не обломать перья плюмажа, она ринулась следом за другими мальчишками.
Герольды турнира, как оказалось, стояли тут же под королевскими ложами и даже держали в руках длинные белые шесты обвязанные лентами, долженствующие привлекать к ним внимание с любого места ристалища. Вот только Льнянка, увлекшаяся мысленным злословием в сторону принцессы, их поначалу как-то и не заметила!
Сообразив это девушка чуть не плюнула через плечо по старой деревенской привычке, чтоб отвадить от себя привязавшуюся нечисть, но представив как это будет выглядеть со стороны, да посредь арены все-таки не решилась.
Герольды, как и положено по традиции, выбирались из разных сословий. Первый шел от знати. Второй из военных. Третий избирался купечеством. А четвертый от простых горожан — его, как правило, выдвигали из уважаемых всеми ремесленных мастеров. На мантиях представителей были вышиты крупные рисунки, которые были призваны оповещать от какого сословия каждый из них избран.
На толстом пузе первого была стилизованная корона на фоне пустого герба, а толстощекое лицо несло на себе отпечаток неистребимой спеси:
«Это однозначно граф какой-нибудь, от господ», — догадалась Льнянка сразу.
На поджаром животе второго мантия висела свободно, но девушка разглядела в складках две перекрещенные алебарды. Да еще усы его были столь браво закручены вверх, что все это вместе говорило:
«Эт военный!»
Третий, крепкий и плечистый, имел на мантии вышивку колоса и молота. А весь вид мужчины, несмотря на физическую мощь, был до того простецкий, что распознать кто он тоже не составляло никакого труда:
«Простолюдин — как пить дать!»
А вот с четвертым вышла загвоздка. Лёна никак не могла понять, что это такое у него на пузе красуется! В этот раз, просто на необъятном животе, в натяг и хорошо видимые, были изображены собака и три здоровенных желтых кругляша над ней:
«Понятно, что это купец, раз тех распознала, но собака-то тут причем?!»
Недолго думая Льнянка сунула локтем в бок рядом стоящего парнишку и шепотом спросила:
— Это че у него нарисовано-то?
Мальчишка, даром, что на пол головы ниже, высокомерно поглядел на нее недогадливую, но все-таки ответил:
— Это монеты и лошадь, которая символизирует дальнюю дорогу.
«О, как!» — только и смогла мысленно воскликнуть девушка и после пояснений тщетно пытавшаяся разглядеть там хоть что-нибудь кроме собаки.
В первом туре участвовало порядка тридцати рыцарей, поэтому целая толпа мальчишек, потихоньку переругиваясь, толкаясь и норовя продвинуться ближе, сгрудилась у возвышения герольдов. При этом каждый из них держал в руках объемный тяжеловесный шлем своего господина, делая этим толкотню еще теснее, а полученные тычки, гораздо болезненней.
Льнянке же лезть в эту свару не хотелось, и она осталась в последних рядах, приготовившись к долгому ожиданию:
«О-хо-хо, пока всех переберут, времени уйдет много, тут главное от скуки ушами не прохлопать, когда имя нашего Вика выкрикнут».
Но, хотя Лёна и стояла одной из последних, как выяснилось, в жеребьевке это не играло, никакой роли. Здесь правил бал — Его Величество Случай! И по его велению имя принца Эльмерского прозвучало одним из первых. Тот же всемогущий Господин Случай распорядился и назначил их пару второй, а в соперники дал совершенно неизвестного Рыцаря Дальнего Озера.
«Видать, недавно сей вояка к знати-то прибился, раз имя не от древнеэльфийского названия вотчины происходит. Да нам-то поровну — главное, чтоб Вика не покалечил», — рассуждала девушка, возвращаясь на свое место.
Как прошла первая сшибка, и кто вообще в ней участвовал, Льнянка не видела — она нервничала, боялась и переживала.
И вот, настал и их черед. Принц упер в стремя турнирное копье, языкастый флаг с гербом Семьи расправился на ветерке и засиял серебром, сине-белые перья на шлеме всколыхнулись и поплыли вслед ему.
«Красота! Если б не было так страшно…», — думала Лёна, выводя Здрава к барьеру.
— Лён, прекрати дергаться! Все будет хорошо! — прогудел Вик сверху, вводя своими словами девушку в еще больший страх. А заодно и в стыд, от того, что это он ее поддерживает, а не она его, как предполагалось…
Ей не нравилось все — и его голос, звучащий как в пустом ведре, и его бравада, как ей казалось не дающая ему трезво смотреть на ситуацию, и даже его плащ, который он отказался снимать при конных сшибках, потому, что так красивее.
Да, еще это странное турнирное копье! У него, этого копья, на месте острого боевого навершия сидел какой-то тупой трехрогий тычок, призванный якобы не протыкать, а валить с коня рыцаря. А вот по разумению Льнянки, острый-то конец с гномьих доспехов соскользнул бы — и все, а вот этот как бабахнет, так бабахнет — пол грудины сомнет!
В общем, к началу Викова поединка Лёна находилась в сплошных расстроенных чувствах. И чтоб не показывать окружающим свои страхи и недовольства она волосы стряхнула вперед покучней, а шляпу натянула пониже.
И правильно — не успели соперники сорваться вскачь, как глаза ее сами собой зажмурились. И только когда раздался грохот удара, а за ним следом лязг доспехов свалившегося с коня рыцаря, они открылись. Тоже, в принципе, сами собой…
«Уф! Не Вик!» — выдохнула она, осознав, что к закрытым глазам в придачу она оказывается еще и не дышала. И заскакала на месте, дрыгая ногами, махая руками и крича вместе со всей толпой:
— Эге-гей! Принц Эльмерский! Принц Эльмерский!!!
А потом они с Виком сидели в затененном прохладном закутке под трибунами. Конечно, в лучших турнирных традициях для участников были приготовлены и шатры, но, понятное дело — где-то там, за пределами арены, на лоне природы. Но никто, пока его не выбивали из турнира, так далеко от ристалища предпочитал не удаляться. Так что все те, кто прошел во второй тур, так же как и они, ютились по маленьким комнаткам здесь, вблизи арены.
Лёнка обтирала лицо принца мокрой тряпочкой, а Вик глохтал холодную воду.
Второй тур и начался, и прошел так же, как и первый, всего с парой небольших отличий: девушка пережила его с открытыми глазами, а принц выступал в шестой паре, а не во второй. Даже соперник им достался такой же — неизвестный ни Льнянке, ни Вику мелкопоместный ламарский рыцарь. И сшибка была одиночной.
Льнянка, благо в этот раз зрячая, только и успела заметить, как копье противника скользнуло по плечу Вика. Но испугаться она так и не успела, потому что в следующий миг уже, вместе со всей ревущей в экстазе толпой, наблюдала как их принц на свой тычок подцепил того бедного рыцаря, как шмат мяса с тарелки, и сбросил с коня.
При следующей жеребьевке им достался какой-то ламарский барон. Какой именно Льняна не запомнила — главное, что не тот, которого она про себя Говнюком называла.
В первой сшибке, когда кони на бешеном скаку сблизились и копья, направленные рыцарями в грудь друг друга, достигли цели, Лёна все-таки вздрогнула, но копья соскользнули и оба воина усидели на своих конях. В итоге, промчавшись мимо друг друга. Собственно этого и следовало ожидать, ведь шел третий тур и всех неумех и новичков уже повыбили.
Со вторым заездом получилось то же самое. Только в этот раз досталось не Вику, а Здраву. Но его нагрудник также был сделан гномами и конь, казалось, даже не заметив удара и не сбившись с шага, пронесся на всем скаку вдоль барьера. Только и дел-то, что нарядную попону порвали!
Но и Вик соперника тоже не достал — всего-то чуть задел по руке.
В третьем заезде противник принца целился уже лучше, и его тупое копье вроде бы даже угодило в самый центр груди принца.
«Ох, больно-то, наверное, как!» — задохнулась от такого зрелища девушка, думая, что оно достигло своей цели.
Но звука удара не последовало, а Вик молниеносно отклонился — практически лег на спину коня и пропустил копье поверху. Сам же он тоже, из-за этого маневра опустив копье, попасть по барону не смог, а вдарил ниже — по лошади. Та, в отличие от Здрава в предыдущей сшибке удар почувствовала и от барьера отшатнулась, а потом и на дыбы взвилась. Но барон усидел на ней и, приведя ее к послушанию, ускакал верхом с ристалища.
«Теперь-то что? Три раза, вроде, уже сходились…»
А дальше был поединок на мечах. Тут уж Лёна сильно не переживала. На лошади-то с копьем она Вика ни разу не наблюдала, а вот в поединках на мечах — не раз и не два видела!
Толи барон был, не так умел в мечах, как на копьях, толи просто выдохся уже, а может и из-за случая с лошадью перенервничал, но поединок длился совсем недолго. Принц почти сразу взял инициативу на себя, а барон только отбивался. И, естественно, Вик вскорости его завалил и, приставив меч к его груди, спустя всего минуты три от начала поединка уже слушал объявления герольдов о своей победе и радостные вопли толпы.
Для четвертого завершающего тура жеребьевка была не предусмотрена — осталось-то всего четыре человека. Теперь каждый из оставшихся рыцарей должен был участвовать в трех поединках. И уже по числу побед в них оглашался победитель турнира.
Среди участников последнего тура Льнянка не увидела ни одного из своих недругов. И граф, и барон были к этому моменту уже выбиты. Чему с одной стороны она была очень даже рада. Но с другой, меньшей, с гаденьким таким голоском сторонки — не очень. Эта меньшая ее часть, тихонечко так, подзуживала:
— А не плохо бы было, чтоб Вик им задницу-то надрал прилюдно! — в поединках-то на мечах он воин — хоть куда!
Но на нет и суда нет — не судьба значит.
А из трех последовавших поединков, только один и заставил ее понервничать.
Воин, который вышел против принца последним, был тоже в гномьих доспехах и не уступал ему ни в росте, не в силе. Бились они долго, по сравнению с другими поединками, минут двадцать. Попеременно вел то один, то другой. Вик был немного быстрее соперника, видимо, тот оказался дядечкой в возрасте. Но вот мастерство было на стороне бывалого воина, что даже на Льнянкин не очень-то знающий взгляд выглядело вполне очевидным.
В какой-то момент она оторвала свои глаза о поединщиков и посмотрела на ложу, где сидели друзья. В общем-то, они и не сидели — Ворон с Таем перегнувшись через поручни, что-то кричали Вику и размахивали руками. Но сквозь гвалт, поднятый возбужденной толпой, он их, скорее всего, и не слышал.
Лион тоже свесился с балкона. Но молча. Замершим не отрываемым от принца взглядом он следил за каждым его выпадом, за каждым ударом. И, казалось, ни все более расходящийся шум вокруг, ни руки друзей, мельтешащие перед ним, не могли сейчас оторвать его внимание от этого зрелища.
Посол Эльмерский тоже не сидел, а с напряженным видом стоял тут же. Он, как и Ли не кричал и не махал руками, а одну из них держал возле рта.
«Ногти он грызет, что ли от нервов или просто рот себе зажимает, чтоб не орать, как простолюдины сверху?» — подумалось Льнянке, но не задержалось — в следующий момент она уже отвернулась от ложи и переключила свое внимание на бой.
Вик к этому моменту уже, видно, понял, что в мастерстве ему с соперником не тягаться, а в его арсенале нет таких приемов, которыми можно было бы застать того врасплох. И он положился на свое единственное преимущество — скорость. Он скакал вокруг рыцаря, как блоха, заставляя того вместо четкого и прямого удара, разворачиваться в процессе и слегка мазать. А в таком деле как поединок, слегка — это, считай, почти все! Тем более, когда на противнике гномий доспех.
И вот, во время одного такого поворота, рыцарь, противостоящий сейчас Вику, не успел толи довернуть торс, толи в своих тяжелых железных сапогах не так переступил, но в результате его клинок только задел принца. А вот Вик смог воспользоваться заминкой противника и, перехватив меч двумя руками, со всей силы воткнул тому в бок.
Проткнуть вот так гномий доспех, даже острым боевым клинком, практически невозможно, а уж тупым турнирным — тем более. Но вот долбануть хорошо — очень даже можно! Что Вик сейчас и проделал. Удар, пришедшийся в бок в тот момент, когда рыцарь выполнял прием и был в движении, и в то же время стоял неустойчиво — просто повалил его. И принцу оставалось только успеть приставить к шлему или груди упавшего свой меч, давая тем самым понять противнику, что он повержен.
Тот, правда, в пылу боя не сразу это понял и попытался продолжить, но рев толпы, поднявшийся над ареной, восхваляющий принца Эльмерского, привел его в чувства.
Тут забили в барабаны и задудели в трубы. Лёнка откричавшись вместе со всеми, вприпрыжку понеслась к Вику, чтоб помочь ему освободиться от шлема.
Герольды, на разные голоса славили победителя. А принц, в это время, держа в одной руке шлем, чтоб все видели цвета его Семьи, другой потрясал мечом. Потом пришло время получать награды и надевать венок победителя. И Вика, под белы рученьки, герольды повели к ложе Королевы турнира. Ну, а она, Льнянка, потрепала уж следом.
Лёна смотрела на молодую женщину, спускающуюся к ним. Хороша, ничего не скажешь! Как положено по традиции, длинные волосы распущены и золотистым плащом развеваются за ее спиной на ветерке. На голове венок из алых поздних роз, а шелковое платье в тон им, струится по ступеням.
Но не только это разглядела Льняна. Она увидела и пульсирующие красные крапинки в ауре красавицы «Взбухают, как будто крови напитываются!», и цепкий жадный взгляд, которым та, казалось, впивается в Вика.
«Что-то тут не то!» — завопили в один голос все инстинкты девушки.
А между тем принцесса уже подошла к ним, и по бокам от нее остановились два пажа. Один держал в руках бархатную подушечку с таким же розовым венком, как и у нее. А второй, поднос с золоченым кубком.
Вик, при их приближении, опустился на одно колено.
Принцесса, что-то говоря — Льнянка не вслушивалась, взяла венок и возложила Наследнику на голову. А вот когда та потянулась за кубком, и ее взгляд полыхнул торжеством — тут-то Лёнка все и поняла!
«Да она же зачем-то хочет опоить Вика! Что делать? Что дела-ать?!»
Да то, что первое в голову пришло — девушка наклонилась, чтоб значит освободить руки победителю, а забирая шлем, как наподдала им по подносу! Вроде случайно — маленький неуклюжий паж, что с него возьмешь? Но дело было сделано — чаша упала, покатилась и грохнулась с подноса, при этом, конечно же, разлив все свое содержимое.
А Льнянка, успев перехватить благодарный взгляд Вика «А он-то, оказывается, все знал!», типа со страху рухнула на колени и склонила голову. И теперь вполне спокойно слушала, как он нарочито грозно ругает ее и нарочито покаянно извиняется перед принцессой.
Та в ответ ворковала — что ничего страшного, что мальчик сам наказал себя своей неловкостью… еще какой-то бред. А когда Льнянка подняла на нее глаза, ожидая увидеть под всей этой напускной сладостью злость, то неожиданно для себя встретила злорадный и вполне себе довольный взгляд.
«Че не так-то?! Я ж все пролила. И Вик ничего не выпил. Почему она еще не злиться?!»
Между тем вокруг бушевала радостная толпа, нисколько не расстроенная пажеской неловкостью, а скорее еще более раззадоренная этим происшествием.
Потом был торжественный объезд вокруг ристалища. Слава Многоликому, что Королева любви и красоты была не выбрана победителем, а назначена по причине ее предстоящей свадьбы да принадлежности к королевской Семье, и Вику не пришлось сажать ее впереди себя в седло! Он просто, со всеми положенными случаю поклонами, проводил ведьму на ее место и отправился один наматывать традиционные три круга, чтоб каждый желающий мог рассмотреть его во всех подробностях и выкрикнуть свое приветствие.
Потом еще Лёнка приняла от герольдов поднос с символическими трофеями и совсем не символическим призом. Поднос был просто непреподъемным! Кроме увесистого кошелька с золотом на нем лежали обломок пера от плюмажа, две шпоры и еще несколько непонятных Льнянке частей от доспехов поверженных соперников.
«Чё было перьями-то всем не обойтись?!» — досадовала девушка, надрываясь под тяжестью призов, пока Вик не увидел злющую раскрасневшуюся от натуги мордашку и не забрал у нее поднос.
Когда они вырвались с ристалища, отбившись с горем пополам от почитателей, и направлялись в шатер, он ее попросил:
— Лён, ты особо нашим никаких подробностей не рассказывай, а то оборотни потом изведутся от беспокойства. Случилось и случилось — и ладно. Завтра в обратную дорогу уже выезжаем. А там будем держаться от принцессы подальше. Ей же придется в пути все время проводить с женихом, а потом и с мужем, — так и порешили.
А в шатре их встречали радостные друзья. И стоило ступить через порог, как Корр им всучил полные бокалы.
«А вот из этих рук, можно и выпить!»
Но когда откушав праздничного винца они с Лионом приступили к разоблачению Вика от доспеха, и только и успели, что снять верхнее железо да стеганную поддевку, как за входной занавесью раздался ненавистный вкрадчивый голос:
— Тук-тук, есть кто дома?!
Недолго думая и ища место Льнянка схватила Ли за руку и утащила за штору, которая отгораживала приготовленную для Викова купания лохань. А куда было еще деваться, в этом маленьком походном шатре?
— Принц, хочу поздравить вас с победой на турнире. Давайте разопьем бутылочку доброго вина и забудем прошлое — нам ведь еще вместе ехать. А дорога-то дальняя! Мы с вами и вашими людьми щас выпьем, и я перед вами извинюсь за свое непотребное поведение, — заливался соловьем граф.
— Нет! — в один голос ответили ему Вик и Корр. А Тай к этому добавил недобрым голосом: — Перед мальчиком надо бы извиниться…
— Извинюсь и перед ним обязательно, когда он появиться, — отчего-то довольный граф легко согласился и с этим.
После его последних слов Вик все-таки не смог отказать ему, но оборотни и в этот раз отмахались от предложения… вроде бы — Льнянке в тот момент было уже не до происходящего.
Расшитая парусина, что укрывала турнирный шатер, давала тень и прятала людей, находящихся в нем, от нескромных взглядов, но совершенно не спасала от жара полуденного раскаленного солнца. А наоборот, вбирала его в себя, собирая и замыкая меж своих тяжелых складок. Закуток возле лохани был тесен, а вода в ней все еще исходила горячим дыханием.
Льнянка стояла, прижатая крепким телом Лиона к доскам высокой купальни и боялась отодвинуться. Она чувствовала, как от взмокшего в такой жаре парня, сквозь хвойный аромат благовония слегка пахнет потом. Ее, как ни странно, это волновало… и подталкивало к действию.
Попутно раздумывая над вопросом: «— Когда это ей начали нравиться потные мужики?!», она оттянула распущенный ворот его рубахи и поцеловала во впадинку на груди — прямо над солнечным сплетением. На языке чуть защипало соленым.
Лион задрожал, вминаясь в нее еще сильнее.
Захотелось большего…
Не сдержавшись, она протиснула между ними руки и приласкала его восставшее мужское естество. Ладонь парня в ответ скользнула за завязку штанов и нашла ее. Губы же его, что-то шепча, уткнулись ей в макушку, щекоча и дразня тяжелым дыханием. Почувствовав ласковые пальцы, Лёнка вцепилась зубами в его рукав, чтоб не застонать.
Уж, какие тут посторонние проблемы? С кем там пьет Виктор… что пьет…
А ведь зря…