Меня никто не называл «ангел мой». Но мне казалось всегда, что мой ангел – он со мной. Ангел мой… Так можно назвать любимого человека. Так можно назвать самого-самого любимого своего, самого чудесного.

Побудь со мной, ангел мой!.. Побудь…

Я давно поняла, что в мире ничего не бывает случайного. И даже моя фамилия-псевдоним хотя и является реальной (в девичестве так звали мою бабушку – Нину Ивановну Ганьшину), но словно тоже дана мне не случайно. Я училась в Москве в аспирантуре. И что у меня было написано из прозы? Совсем пустяки! И тем не менее я самонадеянно отправила свои рассказики Юрию Нагибину, и он ответил мне: «Может быть, Вы и станете писателем, но вопреки тому, как Вы пишете теперь». Вот тогда я и записала в своем дневнике: «Мой псевдоним будет Ганьшина!» Мне не исполнилось в то время и двадцати пяти лет. И только недавно в Интернет-развалах нашла я интересную запись: «Основой фамилии Ганьшин послужило мирское имя Ганьша. Наличие второго, мирского, имени было своеобразной данью древней славянской традиции двуименности. Ее целью было сокрытие главного, церковного имени от «нечести» и «злых духов». Фамилия Ганьшин была образована от имени Гавриил. В основе фамилии лежит его уменьшительная форма – Ганя, Ганьша. Само имя Гавриил имеет древнееврейские корни, а на русский переводится как «божественный воин». В древности это имя носил Архангел Гавриил, ангел, открывавший тайное знание Бога, сообщивший Деве Марии благую весть о Рождении Иисуса Христа (Благовещение) и её смерти, а Мухаммеду – Коран (Ночь предопределения). Архангел Гавриил часто изображался на северных дверях иконостаса. Также он – один из щитодержателей на Гербе Российской империи».

Вот где соединились две ветви – славянская и восточная. Они соединились в фамилии моих предков. И я в юном возрасте интуитивно или по предопределению либо уловила это из духовного пространства, либо знала заранее, как знаем мы иногда свою Судьбу. Ангел мой был со мной.

И когда я недавно оказалась в Архангельске, я поняла, что это тоже не случайно. Ангел мой позвал меня.

Прямо под окном гостиницы «Двина» – небольшой храм. Можно молиться в светлое небо и смотреть на сверкающий купол.

Архангельск – приятный, вежливый, открытый северный город. В самолете Москва-Архангельск летели белоголовые и светлоглазые дети и взрослые. Мне вспоминался давний рассказ К. Паустовского «Колотый сахар». Я помнила его почти наизусть – этот рассказ мастерски проанализировал профессор А.И. Горшков, у которого я писала две диссертации и который научил меня видеть слово. Я чувствовала Слово, я ощущала его энергию – но у профессора я научилась строгости научного анализа. Суха теория… А зеленеющее древо жизни всегда живое. И вот оно – Живое Слово К. Паустовского, которому я посвятила первую свою диссертацию: «Городок уходил в солнечный тусклый туман, в тишину и даль летнего дня, и низкорослые леса уже охватывали нас темным кругом. Северное лето стояло вокруг – неяркое, застенчивое, как светлоглазые здешние дети».

В самолете около нашего ряда не было иллюминатора – мы пересели с китайскими аспирантами на первый ряд – и увидели широкую могучую реку – Северную Двину. И лес, лес вокруг. И вдалеке – невидимое нам, но ощущаемое – Белое море, в которое впадает широкая река.

…В Архангельске много высоких домов. Причем это русская архитектура, а не то что у нас в городе – смешение стилей. Иногда и не поймешь даже, где же ты находишься – в России ли, в Китае ли…

Выделяется только архангельский небоскреб – самое высокое на Севере страны здание, в котором расположен офис. Здание это недалеко от гостиницы. И мы его хорошо рассмотрели.

Много здесь и красивых деревянных домов. Они тоже отличаются от нашей деревянной Читы. Наши дома приземистые, с завалинками, с окнами низко над землей, с палисадниками. Поморские дома – крепкие, высокие, окна находятся высоко над землей. Достойные дома – так, наверное, и должны выглядеть сдержанные северные жилые постройки.

Город Архангельск основан в 1584 году, по указу Ивана Грозного. Город заложили недалеко от Михайло-Архангельского монастыря, который и дал ему название. Все здесь связано с именами Петра I и М.В. Ломоносова. Памятник М.В. Ломоносову стоит около университета, который носит великое имя.

Дай Бог нам удачи в Архангельске! В городе, где живут архангелогородцы, то есть люди, которых хранит архангел… Герб города – архангел Михаил, повергающий дьявола.

…В парке около университета растут дубы и огромные рябиновые деревья с ярко-красными гроздьями ягод. Рядом – Северная Двина. И улица, на которой стоит университет, называется Набережная Северной Двины. Река видна издали, надо только перейти дорогу. И сразу начинается набережная. Река широкая – мы видели ее сверху, когда снижались на самолете. Но теперь здесь, внизу, в городе, она кажется безграничной, как море. Мы вышли к причалу, и я в первый момент не поняла даже, что у причала в реке стоят настоящие корабли, настолько они нереально огромные. Я видела корабли в далеком детстве. И даже один раз плавала на корабле по Черному морю.

Но сейчас лишь когда заметила черный якорь, поняла, – это настоящие речные теплоходы, носящие имена ученых, капитанов, писателей. И мы летели в Архангельск на самолете, носящем имя К. Симонова. Мне кажется, это правильная традиция.

Защиты наши состоялись. Научное общение было настолько заинтересованным, что я даже забывала записывать вопросы. Мне было очень интересно! Аспирантам, конечно, было сложно… Не представляю, как бы я, например, сумела бы написать и защитить диссертацию на английском языке! Мало того что написать – надо еще суметь услышать и понять вопросы членов совета.

Через меня словно проходили все энергетические нити, я держала их, боясь ослабить. Мне казалось, от меня зависит исход дела. Мне казалось, я держала в руках всю энергию. Мне удалось удержать.

В этот же день на сайте университета появилась информация о защите:

В САФУ защитились аспиранты-филологи из Китая

Сегодня в Северном (Арктическом) федеральном университете имени М.В. Ломоносова состоялось заседание диссертационного совета по специальности «филологические науки», на котором защищали кандидатские диссертации аспиранты Забайкальского государственного университета Лю Гопин и Чжоу Чжунчэн. Оба аспиранта – граждане Китайской Народной Республики.

Обучение молодые ученые из Поднебесной проходили в аспирантуре Забайкальского государственного университета при кафедре русского языка как иностранного, по специальности «русский язык». Их научный руководитель – Галия Дуфаровна Ахметова, доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка как иностранного Забайкальского государственного университета, член Союза писателей России.

Тема работы Лю Гопина, представленной на соискание ученой степени кандидата филологических наук по специальности «русский язык», была сформулирована следующим образом: «Языковые традиции в современной русской прозе: композиционное развертывание текста». Диссертационная работа Чжоу Чжунчэна называлась «Языковое пространство современной русской прозы: интертекстуальность и графическая маркированность»

Цель диссертационного исследования Лю Гопина заключалась в выявлении и анализе композиционного строения и динамики художественного текста на материале разных эпох. Материалом послужили, главным образом, художественные тексты разных исторических периодов (Борис Пильняк – Александр Рекемчук – Захар Прилепин). Языковая структура в текстах этих авторов дает возможность проследить направления традиций композиционного развертывания произведения и выявить традиции в организации художественного образа.

«Лю Гопин учился в нашем университете уже несколько лет и уже в своей магистерской диссертации рассматривал некоторые вопросы, которые были затем использованы в кандидатской диссертации. Его научные интересы всегда были связаны с текстом, с языком. Особый интерес вызывало фразеологическое богатство русского языка. Во время обучения в аспирантуре он проявил себя как очень ответственный молодой ученый, вел занятия, выступал на научных конференциях, в том числе и международных. Хочу сказать ему спасибо за работу, за наше совместное творчество», – поделилась Галия Ахметова.

Чжоу Чжунчэн провел анализ процессов, организующих языковое пространство, – интертекстуальные явления, графическая маркировка, композиционно-грамматические сдвиги. Материалом для исследования послужили произведения большого количества современных русских авторов (включая Татьяну Толстую и Захара Прилепина).

В отзыве, посвященном кандидатской диссертации Чжоу Чжунчэна, Галия Ахметова охарактеризовала аспиранта как вполне сформировавшегося научного работника, способного решать поставленные задачи.

В итоге, оба китайских филолога сегодня защитили свои кандидатские диссертации в САФУ».

Я вряд ли алгеброй гармонию поверяю. Но я думаю, если какую-нибудь работу называют провокативной, – то в этом что-то есть?.. И ведь на самом деле ритм прозы – это дыхание живого текста? Или это просто взмахнул крылами ангел мой…

Энергия текста – это энергия автора, которую он черпает извне, как и ритм. Может быть энергия восторга. Или энергия грусти. Читатель явственно ощущает ее при чтении, потому что он находится в том же творческом состоянии, что и писатель. Совпадает их энергия, т. е. ритм (дыхание). В бездарном тексте энергия отсутствует. Этим талантливый текст отличается от текста графомана. В тексте графомана есть, конечно, языковые особенности, но все равно это мертвое произведение, без энергии. Генрих Сапгир в своих стихах (цикл «Дыхание ангела») показал исходную пульсацию, исходный ритм как дыхание: «воздух дышит / за стеной дышат / голуби дышат на крыше / крыши дышат на солнце / листья на солнце дышат / дышат мысли / а это дышу я».

Как можно определить ритм? Можно ли его определить? Ритм – это всеобщая заданность, это своеобразная обреченность. Задача автора – «попасть» в ритм Мира, чтобы совпасть с ним. Вряд ли можно добиться этого осознанно. Ошибка, наигрыш сразу будут видны искушенному читателю. В момент неосознанного озарения совпадает дыхание Человека и Бога.

На следующий после защиты день я впервые, пожалуй, вздохнула почти свободно. Вчерашний день кажется страшным сном со счастливым пробуждением. Но словно ты еще в плену страшного сна, не можешь пробудиться окончательно, стараешься стряхнуть с себя остатки кошмара. И хотя проснулась я в три часа ночи, а часов в пять утра включила телевизор и почти беззвучно смотрела «Вокзал для двоих», смотрела и плакала – но уже знала и понимала, что защиты закончились. Но полного осознания еще не было.

Позавтракали мы с большим аппетитом и занялись стенограммой Бориса. Опять все заново – вопросы, ответы, выступления ученых…

Часа в четыре пошли погулять по пешеходной улице Чумбарова-Лучинского (Чумбаровка), на которой собраны со всего города поморские деревянные дома начала XX века. Улица эта видна из окна нашей гостиницы. Мы живем в самом центре города.

Улица красивая, не слишком длинная – около четырехсот метров. На ней зеленые газоны, цветы. Дома деревянные высокие, и окна высоко над землей, и все это придает воздушность и в то же время устойчивость домам. Вдоль улицы – скульптуры, памятники, металлические фонари, много скамеек. Дождливо, но тепло. Народ гуляет.

На улице Чумбарова много кафе. Мы зашли в молодежный «Subway» и съели очень вкусные бутерброды, или как там они называются! Ребята мои разбираются в них лучше меня. Но это тоже полезные знания.

Архангельск славен писателями – Б. Шергин, С. Писахов. Вот здесь, на пешеходной улице, мы и встретились с ними. Памятник Б. Шергину, скульптуры героев сказок С. Писахова. Понравилась нам скульптура женщины с прялкой. Рядом с ней сидит на полу ребенок, ручки протягивает. А с другой стороны – кошка. Сдержанный северный быт.

Фотоаппарат мой не работает. Камера на сотовом тоже не работает. Айпад остался в мастерской в Чите, потому что, когда я обновляла его по алгоритму, он намертво заблокировался. Я пока не могу объяснить себе, с чем это связано, почему отказала вся моя техника. Может быть, надо мне потом вернуться в добрый город? Я, как всегда со мной бывает, полюбила город, в котором сейчас живу. Я почти всегда начинаю любить город, в который приезжаю. Но любовь к Архангельску особая. Может быть, когда-нибудь я жила уже у Белого моря? Жила, как Сольвейг, как Ассоль… Жила и ждала своего счастья. Может быть, как героиня Любови Якушевой?

Я Вас люблю. Не надо уходить. Со мною может что-нибудь случиться: Вдруг разорвется солнечная нить, Которая в окне моем лучится. Я Вас люблю, я Вас люблю сильней, чем это видно Вам из Вашей дали. Зимой я выпускала снегирей, Которые до Вас не долетали. Я Вас люблю, и в комнате моей, Раскрашивая воздух синим цветом, живут и вянут васильки полей. Я Вас люблю. И холодно мне летом.

И потому врезался в память рассказ К. Паустовского. И потому с особой радостью читала недавно роман «Обитель» своего любимого писателя – Захара Прилепина. И потому стихи С. Есенина, написанные в 1917 г., после поездки на русский Север, звучали для меня совсем по-иному…

Небо ли такое белое Или солью выцвела вода? Ты поешь, и песня оголтелая Бреговые вяжет повода. Синим жерновом развеяны и смолоты Водяные зерна на муку. Голубой простор и золото Опоясали твою тоску. Не встревожен ласкою угрюмою Загорелый взмах твоей руки. Все равно – Архангельском иль Умбою Проплывать тебе на Соловки. Все равно под стоптанною палубой Видишь ты погорбившийся скит. Подпевает тебе жалоба Об изгибах тамошних ракит. Так и хочется под песню свеситься Над водою, спихивая день… Но спокойно светит вместо месяца Отразившийся на облаке тюлень.

Я в красивом северном городе. Получилось так, как мечталось, – я в Архангельске.

Ангел ли мой привел меня сюда, в этот чистый северный город?..

…Мы гуляли под дождем. Было не холодно. Было влажно, весело и свободно. Защиты состоялись.

Олеся прислала мне фотографию Маратика. Чудесное – это когда свершается, наконец, предназначенное. И я смотрю на фотографию своего внука…

…На следующее утро занялись второй стенограммой – Сашиной. Как это обычно бывает, вторая попытка оказалась более успешной. Уже к обеду все было готово – и мы пошли по музеям. В городе опять дождь, но по-прежнему не очень холодно.

Музей изобразительных искусств понравился. Около иконы XIV века долго стояли. И словно ощущали дыхание времени, живую энергию. Вот такая же живая энергия есть в тексте. И как я могу объяснить, что такое живой литературный текст? Как я могу объяснить это людям, которые не ощущают энергию?

…В краеведческом музее два отдела – природа и советская история. Мне всегда немного жаль убитых животных, убитых и превращенных в чучела. И тем не менее впечатлила нас гигантская челюсть кита. Огромный китовый ус тоже вызвал наше удивление. Немолодая служительница музея много нам всего рассказывала. Она приняла Бориса за школьника. Я сказала, что Борис только что защитил кандидатскую диссертацию. Но слово «диссертация» почти ничего не говорит окружающим людям, просто ничего не значит для них.

И нужны ли науки, неведомые для людей, далекие от них?..

Второй этаж музея – советская история. Военная тема представлена замечательно. Много фотографий, много подлинных предметов, писем. Около афганских стендов тяжело дышать. Как много молодых мальчиков, моих ровесников, не доживших даже до детей. А были бы сейчас уже дедушками. Но никто у них родиться не успел.

…Морской музей стоит на берегу Северной Двины. И хотя ветер, и дождь – но дышится легко и свободно. Речной воздух чистый. И река широкая кажется морем. Оно где-то совсем недалеко – Белое море.

В морском музее макеты кораблей. Макет маяка, на котором загорается красная лампочка. Морские колокола, штурвалы. Все в Архангельске связано с морем.

…Литературный музей был уже закрыт, к сожалению.

Мы зашли в кафе «Трескоед». Это старинное здание XIX века на улице Чумбарова. Говорят, этот дом хранит много загадок и легенд старого Архангельска. Внутри не только кафе, но и самобытный музей. На стенах – фотографии, а также предметы быта поморцев. Мы поели чудесную уху по-архангельски из горшочков и салат «Рыбацкий». Вкуснее я не ела!

Треска считается царицей поморского стола: «Трещочки не поеси – не пообедаешь».

И весь день был хорош! Жаль только, что в каждом музее спрашивали про мой пенсионный возраст. Значит, он на мне уже написан. И никуда от него… И хоть длинные волосы, хоть американские джинсы, хоть спортивная одежда – а уже не скрыть…

Я люблю дождь. Сегодня, в последний день в Архангельске, опять дождь с утра. День у нас свободный. Все дела мы сделали.

Под дождем мы решили съездить в Малые Корелы – славную туристическую деревню, рядом с которой музей деревянного зодчества под открытым небом.

Сели в такси, чтобы ехать на вокзал, но, разговорившись с таксистом, передумали насчет автобусного варианта – и помчались в теплой машине сразу в деревню. Договорились, что таксист нас подождет и привезет потом в гостиницу. До деревни двадцать пять километров, то есть заплатить в одну сторону надо пятьсот рублей.

Ехали мы мимо реки, мимо огромных мостов, мимо густых лесов и полян со скирдами сена. И хотя туман и дождь, но все равно видно, как прекрасна северная русская сторона.

…На территории музея чисто, просторно, красиво. Деревянные неширокие тротуары-дорожки пересекают пространство и ведут туристов от дома к дому. Деревянные качели, деревянные мельницы, деревянный мостик через узкую заросшую речку, деревянные журавли у колодца, деревянные дома, часовни, храмы.

Эту фотографию прислал профессор А.Б. Бушев. Он специально приехал в Архангельск, чтобы выступить на защите Бориса. Александр Борисович – первый оппонент.

В некоторые строения можно заходить. В небольшом храме темно. Когда глаза привыкают, видны иконы на стенах.

Внутри двухэтажного дома женщина в национальной каргопольской одежде – в сарафане и головном уборе. В доме холодно, и сарафан надет на теплую одежду. Я думала, это просто северный костюм. Но женщина, приятно окая, сказала, что это каргопольский. Оказывается, народные костюмы на севере отличаются в каждой местности, кроме того, они подчеркивают возраст и социальное положение человека. Головной убор в древние времена имел важную роль в язычестве. Весь костюм в комплексе представлял собой модель вселенной. А головной убор посвящался небу.

Женщина провела нас по дому, показала внутреннее убранство. Мы увидели женскую половину избы (бабий кут) – там, конечно, кухонная утварь. На границе между женской частью и остальной – лучина, под которой небольшое деревянное корыто с водой. В воду падали с лучины отгоревшие частички. Вдоль стен по всей избе – лавки, на них и спали. Под потолком – деревянные полати. Там тоже можно было спать, но печка топилась по-черному, дым поднимался к потолку, так что предпочитали спать на лавках. Лестницы в доме крутые, потолки высокие, двери низкие, пороги между комнатами высокие. Все это для того, что спастись от холода зимой.

Женщина открыла нам поветь («Вы знаете, что такое поветь?»). Поветь… Это история русской культуры, это история русского литературного языка и русской литературы. Это Сергей Есенин:

Обняв трубу, сверкает по повети Зола зелёная из розовой печи. Кого-то нет, и тонкогубый ветер О ком-то шепчет, сгинувшем в ночи.

На Русском Севере (Архангельская область) поветь – это нежилая пристройка к деревенскому дому. Поветь находится высоко над землей. И хранят здесь разные хозяйственные принадлежности. Тут же находится клеть. Летом в повети тепло, можно спать здесь, а не в избе.

Мы еще прошлись по деревянным настилам. Они ведут через лес к другим постройкам. В лесу замечательно пахнет грибами, мокрыми листьями и первозданной живой жизнью.

Людей мало из-за дождя. На выходе, почти у ворот, приятный молодой человек позволил моим ребятам выковать памятные монетки. Монетки были горячие. Дождь холодный, а монетки горячие и мокрые. Я купила себе две монетки Светлоглазый молодой человек, тоже сильно окая, сказал нам: «Вы меня порадовали».

…Таксист нас ждал. Мы вернулись в гостиницу. Ребята побежали в «Subway» и принесли мне вкусный бутерброд (или как там его?) и горячий кофе с молоком. Я перекусила и сходила по пешеходному проспекту в книжный магазин, купила еще одну книжку сказок С. Писахова – для Ариши. На обложке – рисунок из сказки. Такая же скульптура – на пешеходной улице Чумбарова. Мы оставили там монетки, на другой день монеток уже не было.

До вечера еще далеко. Я купила в маркете теплую ароматную лепешечку. Она называется «Калитка северная с яблоками». «Калитка» была у меня на ужин.

Собрала чемодан. Из-за книг он стал немного тяжелее. Книги я раздаю направо-налево, но они все время размножаются и выживают меня из квартиры.

Завтра утром вылетаем в Москву.

Дай Бог!..

Самолет вылетел из Архангельска в семь утра. Я намеренно купила билеты на самый ранний рейс, чтобы успеть в этот же день съездить в Литературный институт – во вторник там всегда проходят творческие семинары, и мы могли бы встретиться с писателями, о которых ребята писали в своих диссертациях. Добираться до аэропорта Архангельска от гостиницы двадцать минут, утром никаких пробок, так что и выспаться нам удалось. В самолете нас вкусно покормили северной красной рыбой и разной другой едой. Через полтора часа мы уже были в Москве. Нас встретил Леша (Чэнь Лэй), наш магистрант-выпускник. Он уже два года учится в аспирантуре МГУ, успел изучить Москву. Покорить Москву – дело трудное. Я горжусь, что Леша сумел поступить! Пусть у него все получится!

Леша встретил нас на машине. Водитель долго через пробки добирался до центра Москвы, мы подъехали прямо к подъезду гостиницы «Матрешка». Гостиница – в двух шагах от Кремля. В окно машины мы увидели красные зубцы кремлевской стены, Большой театр.

Мы переоделись, умылись, оставили вещи и поехали вместе с Лешей в Литературный институт.

Мы погуляли в саду, около памятника А.И. Герцену и вошли в институт. Все по-прежнему в родном институте. Добрая Надежда Васильевна сразу узнала меня. Я увидела О.А. Николаеву, поздоровалась с ней, сказала, что только что в Архангельске купила ее книжку «Небесный огонь» и начала читать. Конечно, Олеся Александровна не знает меня. Но зато я знаю ее и книжки, написанные ею.

Александр Евсеевич Рекемчук поднялся навстречу мне – и мне показалось, я всегда знала его и даже давно видела. Его чудесная проза – это ведь и сам человек. Конечно, я давно знаю Александра Евсеевича – по книгам, по письмам. Но увиделись мы впервые.

Мы заглянули с ребятами в аудиторию, в которой я защищала докторскую диссертацию в 2003 году. Кафедра другая, а все остальное прежнее. Ребятам теперь слово «защита» о многом говорит…

Пока мы фотографировались около крыльца института, не заметили Сергея Николаевича Есина. Он неожиданно вышел из сада, по которому мы только что гуляли: «Кого я вижу!..»

* * *

«Ангел мой». Так я назову свое повествование об Архангельске и Москве.

Аспиранты мои решили, что Сергей Николаевич совсем молодой. Он и в самом деле очень быстрый, энергичный. У него живые глаза, стремительные движения и чудесная улыбка.

Мы пришли с ребятами на объединенный семинар, которым руководил Сергей Николаевич. Обсуждали рассказы Михаила Тяжева, студента Литературного института. Рассказы его я не читала. Я прочла их позже. Я прочла их – и подумала, как хорошо пишут наши молодые писатели!

Два часа пролетели, промчались. Я с замиранием сердца слушала выступавших, а их слова о дыхании текста, о монтаже, о композиции заставляли сердце мое дрожать. Во мне поселились надежда и уверенность.

Но когда вечером таксист повез нас на Ленинский проспект в китайское кафе и спросил про Пушкина с характерным акцентом «Это писатэль?» (мы проезжали мимо скульптуры поэта с Натальей Гончаровой, и я аспирантам успела показать на нее), я чуточку опять засомневалась в том, чем мы все занимаемся. Но потом сразу же подумала, что этот человек все-таки знает Пушкина, и он задал этот вопрос.

Когда мы с китайскими магистрантами изучаем вставные конструкции, я привожу им пример из «Евгения Онегина» А.С. Пушкина: «Быть может (лестная надежда!), / Укажет будущий невежда / На мой прославленный портрет / И молвит: то-то был поэт!»

Свершилось предвидение гения.

…А пока я на творческом семинаре, которым руководит С.Н. Есин. И я всегда мечтала побывать у него на занятии. И неужели Бог услышал меня и раскрыл мне свое могущество?

Зал переполнен. Студенты стоят в дверях. Нам удалось занять хорошие места. Мы смотрим на происходящее издалека, из провинции… «Почему девушка с мечом?» – спрашивает меня Борис. Девушка первого курса выступает перед нами, стоя на сцене. Она ничего не боится. У нее пирсинг на лице и блестящий меч с левой стороны бедра. Я думаю – нравится ей быть с мечом, вот она и пришла с ним на семинар. Я думаю еще – а как бы я могла работать с такими студентами? Какие тайны творчества могла бы я открыть им? Чем бы могла удивить, чтобы повести за собой?

Студенты первого курса вообще не из стеснительных. Они по-актерски смело ведут себя на сцене, они уверенно разговаривают с писателями, сидящими на первых рядах небольшого зала. Там же сидит их руководитель – А.В. Королёв. Студенты хвалят или ругают прозу Михаила. Они пока слушают только себя в этом мире, только свои слова, свои мысли. Дай Бог! А я – я в провинцию… К детям, не видевшим Москвы. Я, может быть, сумею им что-нибудь передать. Я, может быть, даже пока нужна им. А потом пусть уж они тоже покоряют Москву.

Писатели тоже выступают, говорят о прозе молодого автора. А.В. Василевский: «В рассказе важно не только то, что в нем есть, но и то, чего нет». Да, это «подводное течение», реплики «в сторону», второй план. Это детали, не связанные, казалось бы, с повествованием, но играющие важную роль в раскрытии образов.

Олег Павлов: «Автор увидел человека вообще». А я как раз думаю сейчас о герое в современной русской литературе. Я думаю, это человек обыкновенный. Как много было разных героев в литературе. Был и «маленький человек». Потом пришло время «без героя». О. Павлов еще много и хорошо говорит – не о том ли самом человеке обыкновенном?

Р.Т. Киреев: «В искусстве не всегда идея важна. Чехова ругали, что нет идеи в рассказах». Ах, Чехова и не только за это ругали!.. Он открывал новую литературу, он создавал новую прозу. И до сих пор пользуемся мы его «горлышком бутылки», его звуком струны и его образом вишневого сада… А его шаги по железной крыше… Сколько уж писателей развивали этот образ – но лучше Чехова сказать не смогли. И его «Степь», где точка зрения Егорушки не сразу воспринялась читателями, потому что субъективация повествования, введенная в русскую литературу А.С. Пушкиным, только прокладывала себе путь.

«Ты должен поднять небо!» – сказал редактор молодому драматургу.

Так что будем дерзать – каждый на своем месте. Мы в провинции, а девочка с мечом у левого бедра – в Москве.

Одна из пьес В.Ю. Малягина называется «Ангел мой. Жизнь Федора Тютчева». Премьера состоялась в Брянском драматическом театре. Я читала китайским студентам стихи Ф.И. Тютчева:

Вот бреду я вдоль большой дороги В тихом свете гаснущего дня, Тяжело мне, замирают ноги… Друг мой милый, видишь ли меня? Все темней, темнее над землею – Улетел последний отблеск дня… Вот тот мир, где жили мы с тобою, Ангел мой, ты видишь ли меня? Завтра день молитвы и печали, Завтра память рокового дня… Ангел мой, где б души ни витали, Ангел мой, ты видишь ли меня?

И не ангел ли пролетел, о котором спросил Саша, когда мы гуляли в небольшом сквере Литературного института? Ведь вспомнил он о «Вальсе» А.С. Грибоедова, когда мы приехали на Чистые Пруды в последний наш день в Москве и увидели памятник поэту… Не проходят наши дела даром. И даже если один человек идет за нами – значит, не зря…

Мы ехали с Лешей и ребятами на такси в китайский ресторан. Я вспоминала Литературный институт. Я вспоминала и свою аспирантскую жизнь в Москве – мы как раз ехали в районе Ленинского проспекта, и где-то здесь улица Дмитрия Ульянова, дом пять – там я прожила три года. Я писала много писем родным, друзьям. Среди других мне отвечала иногда моя двоюродная сестра Света. В то время она была деревенской школьницей, а много лет спустя покончила с собой, выбросившись с седьмого этажа из-за несчастной любви. Света не очень хорошо разбирала мой почерк и писала мне в адресной строке «Дом Ульянова» – но письма все равно доходили.

После ресторана Саша и Леша отправились в МГУ по своим мальчишеским-мужским делам, а мы с Борисом поехали в свою «Матрешку».

Но уже в метро передумали ехать в гостиницу и пошли на Красную площадь – и мне захотелось побывать везде одновременно! Прошлись по Александровскому саду. Постояли около надписи «Архангельск – город воинской славы». Постояли у Вечного огня. Потом постояли на нулевом меридиане и бросили монетки. На Красной площади посмотрели и сфотографировали мавзолей, кремлевскую стену, храм Василия Блаженного, лобное место, ГУМ, девушку, сидящую на брусчатке и делающую селфи с бутылкой шампанского и бокалом. Борис сфотографировал меня.

Мимо ГУМа пройти было, конечно, нельзя. А уж если зашли, то как же без самого лучшего в мире мороженого в хрустящем стаканчике?

Мы гуляли с Борисом, и я испытывала чувство гордости за свою столицу – чистота, порядок, никаких нищих и стихийных рынков.

Потом мы долго шли по пешеходной улице. Уже стемнело, но улица хорошо освещена. Вышли на центральный проспект, на другой стороне которого – Большой театр, а рядом – наша «Матрешка».

В «Матрешке» немного холодно от кондиционера, немного шумно от него – но это свой уголок в огромной Москве.

Слава Богу!

…Завтрак в гостинице неплохой. Небольшое кафе на первом этаже. Маленькие столики с белыми скатертями. Горячие сосиски, омлет, закуска, сладости к чаю. Свободный Интернет только на первом этаже, так что все сидят с телефонами, айпадами, нетбуками либо за столиками в кафе, либо на диванчиках в небольшом холле.

После девяти утра мы уже отправились гулять по Москве. Примерный план прогулок я составила еще в Чите – и теперь мы его начали реализовывать. Вот такой листочек я взяла с собой в Москву:

«Красная площадь

Мавзолей (с 10.00 до 13.00)

Кремль

Александровский сад

Могила Неизвестного солдата

ГУМ

Большой театр

Музей изобразительных искусств

Арбат. Метро «Арбатская» Филевской или Арбатско-Покровской линии

Литературный институт

Третьяковская галерея

Останкинская башня. Адрес – 127427 Москва, ул. Академика Королева, дом № 15 корпус 2, подъезд № 2, Экскурсионный корпус

– От станция метро ВДНХ ехать на троллейбусе № 13 или 69 до остановки Экскурсионный корпус телебашни или на троллейбусе № 36 или 73 до остановки Улица Академика Королёва, затем идти пешком около пяти минут

– От станция метро Алексеевская ехать на троллейбусе № 9 или 37 или на маршрутном такси № 61 до остановки Улица Академика Королёва, затем пешком идти около пяти минут.

Телефон для получения информация об экскурсиях – 8 (495) 926-61-11.

Чистые пруды. Ст. метро «Чистые пруды», «Тургеневская»

Поклонная гора. Метро «Парк Победы», выход в сторону Поклонной горы.

МГУ, Воробьевы горы

ВДНХ

Метро».

Красная площадь у нас вчера уже была. Был и Литературный институт. Сегодняшний день мы начали с Кремля.

Как давно я здесь не была!.. Вход в Кремль теперь такой же сложный, как в самолет. Надо пройти через металлоискатель, военные проверяют содержимое сумок, у входа в Кремль стоят часовые, а на кремлевских дверях нет уже золотистых металлических ручек, за которые я любила подержаться. И впервые в жизни показались мне не такими уж великими и царскими знаменитые Колокол и Пушка. Может быть, многое повидалось уже за эти годы? Может быть, впервые Кремль воспринимался мною не как отвлеченное экскурсионное место, а как нечто святое и священное, глубоко личное. И здесь остались еще мои следы, когда я девочкой впервые смотрела на родину свою и не вполне осознавала, на каком историческом месте России нахожусь. И вот теперь казалось, что Родина – это живое сердце. И совсем не обязательно быть ему огромным, выше всего на земле.

А может быть, все гораздо проще! Я впервые была в Москве в качестве своеобразного гида для своих нерусских молодых друзей. И я понимала, что им, современным, молодым, приехавшим из современной, стремительно развивающейся страны, ведомы и знакомы чудеса света. Я смотрела их глазами – и мне стало вдруг очень жалко не такие уж большие, но очень дорогие для меня – Пушку и Колокол. Они прошли через всю мою жизнь. И вот теперь я словно открываю дверь в свою комнату, чтобы показать сокровенное. И волнуюсь.

Недалеко зеленел парк молодых деревьев. Кремлевские яблоки, которые мы надкусили с сыном более десяти лет назад. Теперь туда пройти нельзя. И яблок я издали не увидела. Вместо яблонь мы нашли огромные каштаны. Мы подобрали холодные влажные круглые плоды.

…С новой духовной радостью ходила я по соборам и храмам, смотрела иконы, смотрела захоронения князей и других известных людей старой Москвы. В Архангельском соборе особое место занимает рака с мощами царевича Димитрия, убитого в Угличе. По существующему поверью, пока мощи святого Димитрия находятся в Кремле, никакой враг не одолеет Россию.

Тропарь святому благоверному Царевичу Димитрию, глас 4

Всеоружеством Духа благодати вооружен быв и необорим столп и утверждение отечеству своему показася, яко агнец незлобивый, от врага неправедно заклан быв и в жертву непорочну Господеви принесеся. И ныне дар благодати от всех Подвигоположника прием, источаеши всем исцеление, достохвальне благоверный царевичу княже Димитрие. Слава Восприимшему тя от земных в Небесная, слава Венчавшему тя венцем неувядаемым, слава Действующему тобою всем исцеление.

* * *

Потом мы пешком пошли по любимому моему маршруту – от библиотеки им. В.И. Ленина к Институту русского языка, где я училась в аспирантуре. Ах, сколько раз ходила я по этим тротуарам!.. И как важно моим молодым друзьям увидеть Москву своими глазами. Их молодость еще настолько в начале пути, что предыдущие исторические события, произошедшие до их рождения, кажутся им единым потоком времени. «Ваш учитель в аспирантуре был В.В. Виноградов?» – спрашивают они меня. Мне смешно, конечно. И в то же время я сержусь на них – сколько уж говорила им на лекциях о знаменитом академике! И вот видим на здании Института русского языка надпись «Имени В.В. Виноградова». «Имени Виноградова!» – опять удивляются мои аспиранты. Мне уже не хочется ничего объяснять. Я уже устала говорить, что учеником академика был А.И. Горшков, у которого я и училась. Великого академика к тому времени давно уже не было на Земле – и мы сидели в актовом зале Института с профессором – прямо под портретом В.В. Виноградова. И вот теперь его имя носит прославленный институт, где я защитила кандидатскую диссертацию о языке прозы К. Паустовского.

…Мы идем мимо Библиотеки. Конечно, зашли в вестибюль. Там все по-прежнему – мраморная высокая лестница, неперебиваемый запах книг.

На другой стороне улицы, напротив метро – кафе. А когда-то там стояла стеклянная пельменная, где продавались вкуснейшие жареные пирожки. Мы выходили из библиотеки, оставив на столе свои конспекты – обедали там и опять принимались за чтение. В те времена в Библиотеку была очередь, и надо было с утра и на целый день занимать стол. Обычно мы сидели на одних и тех же местах. Я чаще всего сидела на месте № 99 – это был номер моего экзаменационного листа, когда я поступала в институт.

Заглянули мы в музей шоколада – там сладкий запах и удивительные шоколадные фигурки.

Не смогли пройти мимо Музея изобразительных искусств. Зашли, и ребята мои сразу же были очарованы увиденным. Почти бегом промчались по залам, чтобы успеть увидеть побольше.

В картинной галерее И. Глазунова я смотрела на картину «Вечная Россия», на убитого царского сына Алексея – и едва сдерживала слезы.

Многое в этой нашей поездке открылось для меня с новой стороны – наверное, после переживаний и испытаний знакомое прежде видится всегда по-новому.

В Храме Христа Спасителя я перекрестилась и поблагодарила Бога за нашу удачу на защитах. И вдруг под куполом засияли солнечные блики, яркие и разноцветные. Но ведь на улице в это время – хмарь, тучи, ветер, дождь…

…Постояли мы возле моего Института русского языка. Внутрь заходить не стали – но я навсегда помню лестницы с металлическими ступеньками, узкие темноватые коридоры, помню крошечные комнатки, где работали ученые.

Потом постояли около метро «Кропоткинская», поглядели на переплетение старых московских улиц и поехали в Третьяковскую галерею. Мне кажется, я с закрытыми глазами могу пройти по залам галереи и показать ребятам все картины. Удивительная энергетика в этих залах. И так много людей. И много школьников. На улице, недалеко от галереи, сидит в инвалидном кресле мальчик, укутанный в плед. Я дала Саше сто рублей, он положил деньги мальчику на недвижные колени. А рядом деревенская женщина продавала самодельные лапти и уверяла нас в их целительной силе. Практичный Саша сказал, что такие лапти сразу же порвутся. Да и в самом деле!

Потом мы добрались до Старого Арбата. Арбат немного разочаровал меня. Или уж я настолько стала взрослой, что розовые очки потеряла безвозвратно?.. Но даже и камни под ногами были новые. Не такие выпуклые и скользкие. В своих «Кремлевских яблоках» я описывала их, я даже специально съездила на Арбат, чтобы точно описать мостовую Арбата. Когда мы с сыном в 2001 году гуляли по Арбату, он был многолюдным, там сидели художники, там продавали сувениры, горячий чай, бублики. Там пели песни. Там не протолкнуться было из-за множества людей. А теперь только несколько художников в начале улицы. И напоминает Арбат то ли Европу, то ли Америку, то ли Маньчжурию… Никаких русских традиций. Никакого Старого Арбата, о котором поет Окуджава: «Ах, Арбат, мой Арбат, / Ты мое отечество, / Никогда до конца / Не пройти тебя!» Мы и не пошли дальше. Пустая улица была длинной, череда фонарей и скамеек уходила вдаль. В кафе «Старбакс», куда мы зашли погреться и посидеть за столиком, я просто испугалась – мне показалось, что я в Беркли, в Калифорнии… А ребята, увидев цены, пошутили, что им больше нравится пить воду! Деньги мы сильно растратили – на гостиницы, на музеи, на поездки…

Мне даже и на Чистые Пруды ехать расхотелось… Что я там увижу? Тоже смесь культур?

На выходе с Арбата стояло желтое такси. За пятьсот рублей мы домчались до своей «Матрешки». Мне кажется, я не одолела бы подземный переход и всякие ступени в метро.

…Домой вернулись едва живые. Я стеснялась признаться, что уже не в состоянии передвигать ноги. Но в гостинице ребята сами сказали мне, что сильно устали, так что договорились прийти на завтрак не в половине девятого, а в девять.

Слава Богу за сегодняшний день!

Новый день задался такой солнечный, яркий, удачный. Но нельзя раньше времени радоваться удачному завершению дел!

Утром поехали на Останкинскую телебашню. Я очень давно не была там. Все сильно изменилось. Меня удивил вход на башню – строгий, по паспорту, с именным пропуском, через металлоискатель. Конечно, это же действующий объект – в отличие от Эйфелевой башни, например.

Но мне понравилось там, наверху! За моей спиной за это время остались три великие башни – в Париже, в Тайбэе, в Бангкоке. И вот я опять на башне Останкино. Здесь нет знакомого мне с детства вращающегося ресторана «Седьмое небо», нет залов – золотого, серебряного и бронзового. После пожара на башне их пока так и не открыли. Но их обязательно откроют!

Пусть высота башни уже не впечатляет, как раньше – 337 метров до смотровой площадки, а потом еще три метра – до открытой, как в Париже, площадки. И еще есть высокий шпиль в несколько метров.

Но сегодня ясный день. И мы видим перед собой всю Москву, все ее высотные здания, всю ее красоту и ширь. Я горжусь своей столицей. Я люблю ее. Пожалуй, я впервые полюбила город искренне, как любила я все другие города, в которых бывала. Мне впервые захотелось жить здесь, в моей столице, в этом красивом современном городе.

Я не была на башне Шанхая, хотя приезжала в Шанхай на конференцию. И потому впервые здесь, в Москве, увидела жуткие и одновременно притягательные окошки в бездну – на трехсотметровой высоте несколько прозрачных окошек, под которыми – земля. Ступить на середину окна я так и не решилась, но по краю чуточку прошлась.

Мы попали на экскурсию вместе с шумными школьниками. Нам повезло, что мы успели на одиннадцать часов – в это время заканчиваются льготные билеты по шестьсот рублей, а все остальные – уже почти тысяча рублей. И если бы мы не взяли такси около метро, потому что не нашли остановку автобуса, то не успели бы. И если бы таксист все-таки убедил нас выйти за пару сотен метров от башни, – мы бы тоже не успели. Нам и без того пришлось бегом мчаться по пружинящим плиткам к башне, чтобы успеть вместе со школьниками втиснуться в узкий лифт и подняться к небу.

Но мы рано порадовались, что сэкономили несколько сотен. Вечером нам пришлось потратить гораздо больше. Но сейчас мы еще не знали этого! На трамвае доехали мы до метро «ВДНХ» – и увидели экскурсионный автобус. Три часа в автобусе за четыреста рублей. К тому же – это совпадает с нашими планами, составленными в Чите. Да и ноги уже опять устали…

И вот мы принимаем решение прокатиться по Москве. Нам вручили листовочку: «В сопровождении опытного экскурсовода, на комфортабельном автобусе, Вы проедете по самым красивым улицам и площадям.

Увидите Монумент Покорителям Космоса, расположенный на Аллее Космонавтики, усадьбу графа Шереметьева, Останкинскую Телебашню, познакомитесь с Храмом Божьей Матери «Нечаянная Радость», театром А. Райкина, спорткомплексом Олимпийский и Старейшим в Москве цирком Ю. Никулина.

В ходе экскурсии Вы сделаете 3 остановки с выходами из автобуса:

– на Воробьевых горах: полюбуетесь панорамой Москвы с высоты птичьего полета, увидите территорию спорткомплекса Лужники, Новодевичий монастырь и Московский Государственный Университет;

– на Мосфильмовской улице: увидите киностудию Мосфильм, посетите аллею звезд Российского кинематографа;

– на Поклонной горе: проедете по территории музея, под открытым небом, где увидите уникальные экспонаты военной техники, принимавшие участие в боях Великой Отечественной Войны.

А также: объедете вокруг Храма Христа Спасителя и Московского Кремля, увидите памятник Петру I на Москве реке, древнее Замоскворечье, Ленинский и Кутузовский проспекты, небоскребы Москва-Сити, дом Правительства Российской Федерации, Садовое кольцо, Бульварное кольцо, Новый Арбат. Проедете через центральные площади города – на Театральной полюбуетесь Большим и Малым театрами, на Лубянке покажем Вам здания ФСБ, и в завершении экскурсии, проезжая по современной улице Проспект Мира, увидим Ботанический сад «Аптекарский Огород», часовню Серафима Саровского, храм иконы Тихвинской Божией Матери и вернемся на площадь, у Главного входа на ВДНХ».

Экскурсия на самом деле оказалась замечательная. Девушка-экскурсовод рассказывала уважительно по отношению к нам, экскурсантам, а также – по отношению к прошлому нашей страны, в том числе и к советскому прошлому. Я понимаю, что это сейчас является частью политики нашей страны. Но все равно! Все равно можно было бы уловить нотки неискренности или насмешливости. Все было достойно. Мне не стыдно было перед китайскими аспирантами.

Я так давно не была ни в театрах Москвы, да и вообще давно нигде не была просто так, все время только по делам. И вот мы проезжаем мимо театра Советской (Российской) Армии – я когда-то бывала там. А вот театр Дурова, знаменитый уголок дедушки Дурова. И забавный енот-полоскун, поразивший меня в детстве, все еще радует детей. На Аллее звезд я впервые. Кто-то располосовал портрет Л. Ахеджаковой. Места порезов заклеили – но ясно, что был вандализм. Случайно ли?

В этот раз мне даже Москва-Сити понравилась – при солнечном свете. Несколько лет назад была ночная экскурсия в рамках конференции – и недостроенная Москва-Сити меня напугала в темноте.

В музей на Поклонной горе мы, конечно, не попали. Я была там с сыном. Но ребятам было интересно хотя бы и так, сверху, посмотреть на знаменитое место, с которого Наполеон смотрел на Москву в 1812 году.

И вот надо было нам выйти у Большого театра, немного передохнуть в гостинице и съездить на Чистые Пруды. Но захотелось нам всего и сразу! Окончание поездки – ВДНХ. А там – фонтаны, павильоны, пусть и превращенные в рыночные площадки. Вернулись мы к началу маршрута, проехались на микроавтобусе (ах, где те самые открытые трамвайчики?) до кафе «Ласточка», пообедали. И нас не смутило провинциальное название заведения, не смутила назойливость официантки и ее готовность предупредить любое наше желание. Когда принесли счет, у Саши округлились глаза. Я подумала со смехом, что Саша шутит, как всегда. Однако на бумажке написано было почти шесть тысяч – за невкусный борщ и твердоватую красную рыбу. Наличных у нас не хватало, карту здесь не принимали. Официанты сели на выходе, чтобы мы не скрылись. Пришлось звать на помощь Лешу – он как раз собирался погулять с нами.

Фонтан, кстати, не работал. А у Бориса села батарейка, и он не сфотографировал достопримечательность, ради которой мы сюда приехали. Вот и аукнулись нам наши сэкономленные утром сотни…

Но на Чистые Пруды мы все же поехали. Я подумала – ну не может же быть так, чтобы все в Москве бесповоротно изменилось! Как хорошо, что Чистые Пруды остались прежними, чистыми, старомосковскими. И даже утки плавали в воде, задирая кверху лапки и ныряя в холодную воду в поисках еды. И склонялись ивы к воде. И гуляли вдоль пруда мамы с детьми. И сидели люди на скамейках. Спокойно и тихо. Словно звучат в тишине слова песни Игоря Талькова: «У каждого из нас на свете есть места, / Что нам за далью лет всё ближе, всё дороже, / Там дышится легко, там мира чистота, / Нас делает на миг счастливей и моложе».

У театра «Современник» – почти былая театральная суета. Мы рассмотрели афиши и фотографии, изучили репертуар – и вернулись домой умиротворенные.

Вечером я позвонила Александру Ивановичу, но, видимо, было уже поздно, он не взял трубку.

Я позвонила Александру Ивановичу еще раз утром. Голос у него бодрый по-прежнему. Я порадовалась. Нынешние «Горшковские чтения», которые будут через двадцать дней, посвящают ушедшему Льву Ивановичу Скворцову. Я не смогу приехать, к сожалению.

Пусть дела идут как идут. Я полагаюсь на волю Божию. Бог с нами, Бог в нас.

…До двенадцати дня мы сдали ключи от комнат, оставили чемоданы в маленькой подсобной комнатке и пошли на Красную площадь. Она же через дорогу! На нулевом меридиане люди бросали монетки и загадывали желания. Три пожилые женщины ловили монетки и ссорились из-за них друг с другом. Женщины стояли за спиной людей – и монетки иногда залетали к ним в сумку. Интересно, сбудутся ли загаданные желания? Интересно, кем были эти пожилые женщины в пору нашей молодости? Я помню, что когда училась в аспирантуре, смотрела на окружающих меня людей и думала, что через много лет людей, ныне пожилых, уже не будет… А молодые станут старыми… И вот прошло много лет. И почему во все времена жизнь пожилых людей – несладкая?..

В ГУМе мы съели мороженое, сидя на лавочке под искусственным деревом.

В аэропорт нас отвез таксист-кореец, с которым договорился Леша. Всю дорогу он рассказывал о себе, о своей жизни. И это могла бы быть интересная книга. Он вырос в России, окончил университет, занимался своим делом – но теперь вынужден работать на такси. Он рассказывал о книгах, которые прочитал. Рассказывал о Шлимане, о Трое, о том, как можно быстро выучить иностранный язык – для этого всего лишь нужен слушатель, носитель другого языка, который будет говорить, понятно ли ему то, что произносят на чужом языке. Он рассказал, как они когда-то выбирали место для жительства – это было далеко на востоке нашей страны. Отец его наблюдал за собакой, которая перескакивала с берега на берег. Наконец, она вышла на берег – там они и стали жить. Я понимала, что у этого человека – большой потенциал. И мне было немного стыдно за свою ученую степень, за свое звание. Мне было немного досадно, что мои аспиранты защитили диссертации по русскому языку, но не владеют русским языком так же хорошо, как он… Но он все-таки вырос в России. И никогда не был в Корее. Но остался у него небольшой акцент, птому что в детстве он говорил на родном языке со своей бабушкой. А теперь забыл родной язык.

Я рада была, что мы приехали, наконец, в аэропорт и распрощались навсегда с этим случайным знакомым.

В аэропорту мы съели в любимом «Subway» бутерброды (остерегаясь всяких заманчивых кафе!): ребята съели длинные, а я короткий. Они проглотили их и удивлялись, что я тоже наелась. Женщина-уборщица назвала нас молодыми людьми. Это Москва, детка! Мы дождались своего рейса и полетели в Читу. Задачу свою мы выполнили и были готовы к новым испытаниям. Уже в понедельник Борис уезжает в Китай, будет работать в университете. Саша будет работать в Чите, в одной из компаний, а потом хотел бы работать в университете.

Меня ждут дома. У меня тоже много дел.

Вечером Лю Гопин прислал мне кучу фотографий – Архангельск, Москва. Теперь это уже история.

…Утром Галина Васильева прислала молитву, которую написала сама в девяностых:

Боже, Отче, Даруй благодать нам сказать: По воле Твоей мы на добром пути. Замедлить его не могли ни пропасть низин, ни гор крутизна. Да вечно пребудет слава Твоя. Позволь нам себя обрести В доверчивой нежности и любви. Из вида друг друга не потерять И света держаться, даруй благодать. Пусть в любящем сердце пребудут всегда И пылкость, и чистота. Пусть каждым мгновением оно дорожит И неизменность чает и зрит. Да будет воля Твоя излечить от беспечности безнадежности. Отче, даруй, чтобы юность души, страдания опыта  нам помогли мысли раскрыть чистоту по замыслу Твоему. И в звездном сиянии, и в лунном свете, Твой свет и во тьме светит. Твой солнечный замысел о мире Да вечно пребудет с нами. Аминь.

…Ангел мой! Не эти ли слова повторяет не слишком еще пожилая женщина, которая везет после операции безногого молодого парня? Каждый день толкает она жесткую каталку с помертвелым человеком – из операционной или в операционную, по длинному коридору больницы, где весь воздух, кажется, страдает и плачет от боли. Монитор с цифрами горит за спиной во время операции. Чуточку видны острые зеленые линии на экране, их можно увидеть, если сильно запрокинуть голову назад. Во время операции рождаются мимолетные фантасмагорические сны. Ярко-цветной мокрый бок огромной акулы… Ночью все болит особенно сильно. Надо дожить до рассвета.

…Стучится воробей клювом в оконное стекло. Это хорошо или плохо? В больнице – плохо, плохо… Не надо, чтобы стучался. Пусть улетает!

Косточка рыбья попала в верхнее нёбо и не вытаскивается. Ах, опасно, опасно! Вот однажды один человек от этого даже умер. В больнице все опасно. В больнице всем больно и страшно.

И этой женщине тоже больно. Она оставила когда-то своего ребенка в роддоме – и не знает, что девочка выросла в чужой семье, носит чужое имя и что она сильно похожа на свою родную маму, которая каждый день толкает по длинному коридору тяжелую каталку. Ангел мой…

…Ангел мой! Не эти ли слова говорил молодой муж своей молодой жене, целуя ее крепко в губы? Она даже рассмеялась: «Ты что целуешь так, словно прощаешься?» Он разбился на машине спустя пару часов.

Собачка спала под гробом всю ночь. Ее отдали соседям на время. Она, пытаясь выбраться, порвала подушку, разгрызла все вокруг. Потом вырвалась, побежала к могиле, сама нашла ее. Ангел мой…

…Меня преследуют странные сны. Снился Кремль, но он выглядел не совсем таким, как в реальности. Снились храмы Москвы. Снились склепы, чудеса, фантасмагории. Снился Царевич Димитрий, убитый в Угличе. …Снилась высокая комната с колоннами. Выхожу оттуда и попадаю на Красную площадь. Там – Борис.

Красная площадь часто снится мне. Может быть, на самом деле Красная площадь – это сердце нашей Родины?

Под утро приснилось, что читаю присланную Лю Гопином статью. Мне надо ее исправить, переписать…

…Приснился сон, будто идет группа людей, среди которых я замечаю свою знакомую. Я присматриваюсь, и вдруг оборачивается морщинистая грубая женщина и говорит мне: «Одним гвоздем два яйца?» Я во сне не знаю такого выражения, почему-то немного пугаюсь, разворачиваюсь и иду во двор. Я и наяву не знаю такого выражения. Разве что эпатажный художник со своим примитивным перформансом на Красной площади явился невольным прообразом? Потом, после сна, я прочитала, что есть такое вульгарное, жаргонное выражение «Яйца гвоздем к полу», что означает легкое членовредительство и спасает заключенного от этапирования.

Я иду во сне во двор и чувствую, что женщина идет за мной. Я поднимаю с земли камень, он крошится в руках, поднимаю второй и понимаю, что теперь сумею защититься.

…Утром наяву я пошла на работу. Около ограды парка стоял парень. Потом отделился от ограды и медленно пошел впереди меня. Я тоже шла медленно. Он и вовсе замедлился, почти остановился. Я свернула на проезжую часть – парень стал оглядываться, вроде бы искать меня. Или у меня очень богатое воображение, или он за сумкой решил поохотиться. У меня и денег-то там нет, но ведь телефон, ключ, паспорт…

Прав был М.В. Ломоносов, создавая теорию трех стилей. Она была несколько «высока» для существующих норм. Но именно эта ее «приподнятость» заставляла подтягиваться до уровня литературной нормы. Теперь же планка опустилась слишком низко. Просторечие и грубость стали нормой. Люди забыли нормальный литературный язык. Выхожу из университета – навстречу охранник. Вежливо просит меня: «Подержите, пожалуйста, дверь». И тем же вежливым голосом добавляет: «Кота, б…ть, накормить надо». Охранник нес тарелку с едой для бродячего кота.

…Мужчина в коридоре больницы, очевидно, был очень пьяным, попав в аварию. Весь день кричит, ругается. Зовет к себе сестер: «Проститутки! Шестерки! Крысы!» Это еще самые ласковые из обращений. Его привязали к кровати. Разговор с такими пациентами короткий. Грубить же им нельзя. А ответные действия необходимы, иначе он разгромит все отделение.

…Котенка Ваську, которого приютили в поликлинике, главный врач требует выгнать. Но Васька пока бродит по коридору, трется об ноги и не знает, что жить ему больше негде, а на улице уже зима.

В кабинете хирурга врач буднично спрашивала сестру, почему не пришла на прием укушенная свиньей женщина. Я живо представила себе хищную свинью и кровавую рану, оставленную ее зубами… Наверное, пришлось рану зашивать. Наверное, пришлось ставить уколы от бешенства. Наверное, теперь эту свинью точно съедят еще до Нового года… Или не съедят? Она же попробовала человеческое мясо…

Бродячие собаки растерзали кошку из четвертого подъезда. А эту кошку Ирина подобрала на улице, выходила ее. И все равно судьба кошки осталась трагической, как, видимо, и была задумана с самого начала.

И я просто благодарю Бога за прожитые дни, за свою жизнь.

Господи, не оставь нас!

Спаси и помилуй нас, Господи Милосердный!

Спаси и помилуй!..

…У меня порвалась и слетела с правой руки истончившаяся желтая веревочка – последняя из трех, повязанных мне в Камбодже. Осталась только белая веревочка, на левой руке, – из Таиланда.

Читала весь день книгу в Интернете – Талбот Майкл «Голографическая вселенная». Необыкновенно интересно! Из книги: «Во вселенной, в которой все вещи оказываются бесконечно взаимосвязанными, взаимосвязаны также сознания всех людей. Несмотря на кажущиеся внешние рамки, мы – существа без границ».

Я думаю, то, что пишет автор о Вселенной, подходит и Тексту как явлению живому.

Прошел первый день в новом времени. Накануне вечером я уже перевела все часы – и вечер тянулся, тянулся. В результате заснуть мне удалось только после двух. Утром отец встал в пять часов, вместе с ним проснулись собачки. Я заснула опять – и проснулась почти в восемь. Я никогда при летнем времени не просыпалась так поздно! Лежала и думала, что времени никакого нет, а есть наше эмоциональное отношение к нему. Я как раз отношусь к тем наиболее эмоциональным людям, которым казалось, что главное – это жить по солнцу. Ну да, сегодня я проснулась по солнцу, оно уже светило в окно, и птицы пели. Но сильно я была обескуражена своим поздним подъемом. Например, жила я в гостинице «Матрешка», где окон нет – и мне было все равно, что там на улице, день или ночь. Я просыпалась, когда мне было надо. Засыпала тоже по требованию организма.

…Пока не могу понять – хорошо или плохо, что перевели стрелки. Все-таки мне кажется, что два часа – это слишком! Одного часа было бы вполне достаточно.

…Время идет. В аптеке пожилая женщина покупала лекарства. Долго, немного занудно. Я сначала нервничала – а потом подумала, что и сама-то недалеко ушла от этой женщины. А она повернулась ко мне (лицо у нее было красивое, видимо, когда-то) и стала говорить, как сама себе уколы ставит…

Вот и я подхожу к опасной жизненной черте – к старости. Но я благодарю Бога, что дошла. Хочу идти дальше!

Ангел мой, будь со мной…

18 ноября – 26 ноября 2014 г., Архангельск – Москва – Чита.