Позже вечером зашла в хлев, чтобы скормить вкусные остатки ужина Бельке.
Она почувствовала меня еще в дверях, запрыгала, забила копытцем. А когда я подошла к ней и протянула руку, Белька приподнялась и подставила голову под ладонь. Потому и люблю ее больше других козочек, что ласковая.
— Смотри, чего принесла тебе! — протянула кусок булки, недоеденной гостями.
— Бе-е-е, — проблеяла Белька и аккуратно взяла с руки угощение. Затем еще. А когда у меня ничего не осталось, слизала крошки. — Бе-е-е.
— Больше нет. — погладила ее по белой спинке. — Но есть цветы, что Дирк принес. Будешь?
— Бе-е-е! — обрадовала моя козочка, и я протянула ей розы. Хоть какая-то от "жениха" польза.
Пока родители не видели, я достала из вазы букет и унесла. А то мама его поставила посреди залы, на самое видно место. Того гляди, в мою спальню перенесет на ночь, чтобы я прониклась подарком. Розы я обожаю, в палисаднике выращиваю, но не люблю, когда мне навязывают Дирка.
Так-то Белька привередливая, но букет оценила. И пока жевала его, я стояла рядышком и чесала ей бочок.
Зимой, когда скучно, соседка из начесанного пуха сучит нить, а я вяжу носки или теплые безрукавки… У нас, вообще, в Гронвиле скучно. Даже летом.
Вот если бы могла подробнее разузнать про академию, уговорила бы Алифа разрешить мне освоить ремесло, а брат отца… Я бы старательно училась и не ставила семейного клейма на изделиях, пока не набралась бы опыта… Вздохнула.
Да я даже за ювелира вышла бы замуж и выведала все секреты, только чтобы папа гордился мой! Но тут, как назло, вспомнился случай, когда в городе с мамой выбирали брошь у старого мастера, лысого, сгорбленного и почти беззубого… Бр-р! Нет. за такого не пойду, но, может, у него есть сын?
Я снова вздохнула. Не понимаю упрямства родителей. Папа же сам братьев наставлял, что им нужно ремесло, которое будет их кормить. А я, может, тоже хочу! Вот и сижу, придумываю всякие глупости.
Живет же в соседней деревне Греля, кует себе в удовольствие, отцу помогает, правда, плечам ее парни завидуют, зато заработала ого-го! С ее-то мастерством и руками умелыми она без жениха не останется, а я, такая, как говорят родители, красавица пригожая, должна радоваться вниманию поклонника-увальня! Ух.
На улице давно стемнело. Козочки, оживившиеся при моем появлении, успокоились, улеглись. Я и сама зевала под мерное трещание сверчков. И вдруг спохватилась: а почему бы на ярмарке мне не воспользоваться случаем и не узнать про академию? Ведь Дирк все сделает, как захочу! Вот и поведу его прогуляться…
Идея показалась такой замечательной, что спать перехотелось.
Так и сделаю! Теперь главное — дождаться поездки, до которой почти две седмицы!
Ночью я не могла сомкнуть глаз: все вертелась и обдумывала, что скажу Дирку, как улыбнусь, чтобы ничего не заподозрил. Да даже поцелую его!
Никогда не думала, что я такая расчетливая, но если не воспользуюсь этим случаем, другого может и не быть.
Какая академия, например, у Мельны с Келем и мужем? Ребенка не оставишь, поэтому надо сейчас все узнать. А потом… Я не оставляла надежд, что смогу уговорить родителей дать согласие на учебу. Главное, найти подходящие слова, и для этого все нужно хорошенько разузнать.
Утром мама будила меня три раза. Я отвечала в подушку:
— Ага, сейчас… — и снова проваливалась в дрему.
На четвертый раз мама опрыснула меня ледяной водой.
— Тилья! Да что ж такое! Я с утра на кухне хлопочу, слойки делаю, а ты матери не спешишь помогать?
— А давай сегодня… обойдемся чем-нибудь попроще? — зевая, предложила я И в ответ прилетело:
— В доме своем будешь готовить, что пожелаешь. Но, надеюсь, мне не будет за тебя стыдно! — мама обиделась и ушла, хлопнув дверью.
"Вот тебе, Тиль, и доброе утро! — расстроилась я. — Не успела встать, уже рассорилась".
Села на постель, опустила ноги.
"Ну и ладно!"
Обула удобные старые туфельки из синей кожи, наспех заплела косу, застегнула домашнее платье и вышла из комнаты.
Когда вошла в душную кухню, мама не повернула головы. Продолжила молча раскатывать скалкой тесто. Наверно, она хотела, чтобы я повинилась, сразу же взялась помогать, но я зачерпнула воды, села напротив и стала ждать, когда она заговорит первой.
— Чего смотришь! Помогла бы лучше, — минут через пять возмутилась мама. Я-то знаю, как от раскатывания ладони краснеют и чешутся, поэтому ну никак не понимаю, что заставляет ее каждые день выбирать сложные рецепты. Ладно бы, гостей ждали…
— Мам, а если я выйду замуж за Дирка, кто тебе помогать будет? — спросила ее, и она растерялась. Замерла, подняла на меня глаза.
— Как кто?! Ты! Ты же рядом будешь жить!
И после ее слов захлопала глазами уже я.
— А Мельну не хочешь попросить помочь? — спросила.
— Ты же знаешь, у нее Кель.
— А у меня тоже будут дети, — возразила я.
— Что, на похвалу напрашиваешься? — пробурчала мама, знавшая, что у сестры постоянно что-нибудь сгорает или недопекается. Не помощница она.
— Нет, — покачала головой. — Но вы с папой постоянно твердите, что я еще маленькая, неразумная, однако Мельне ты и готовку доверить не можешь. Но…
— Хватит! — сердито оборвала мама. — Не желаешь помогать, иди! — произнесла гордо, но с укоризной.
— Хочу, только почему вы с папой думаете, что я могу справиться лишь с кухней?
— Нет! — резко отрезала она, махнув рукой, испачканной мукой. — Дирк — хороший, надежный парень. Он любит тебя, и терять такого — дурость! А я не думаю, что ты глупая. Так ведь? — посмотрела на меня строго и протянула ненавистную мне скалку.
Потянулся очередной нудный день, похожий на множество других. Такой же серый, предсказуемый и никчемный.
Обычно, занимаясь готовкой, мы с мамой разговаривали, обсуждали новости, слухи, но сегодня я молчала. Молчала и мама, считавшая, что еще немного, и я дам добро на брак с Дирком. Но я не хочу!
Он хороший парень. Добрый, трудолюбивый, вежливый, правильный и такой скучный. Если подумать честно, то люби я его, и без попугая бы обошлась. Жалко было бы тратить значительную сумму на птицу, которая зимой в наших суровых краях может застудиться и сдохнуть. Вот тогда и останется разве что сделать из нее чучело, или ободрать и продать перья на дамский веер или украшения…
Зато размышляя, я поняла, что, если не послушаюсь родителей, они расстроятся и огорчатся. Ведь они меня очень любят. А если поступлю, как хорошая дочь, буду всю жизнь сожалеть о слабости. Да и будет ли Дирку приятно видеть дома жену- брюзгу, с вечно недовольным лицом?
«Бьянка для него принаряжается, глаз не сводит, мила и приветлива при встречах. Вот такую ему жену надо…» — подумала и тут же спохватилась: пусть мне попугая купит сначала, а то все в одни руки Бьянке слишком жирно…
— Тилья! — окликнула мама. — Что-то ты сегодня молчаливая. Задумала чего?
— Чего я могу задумать? — пожала плечом, а у самой сердце забилось чаще. Вдруг передумает и запретит ехать на ярмарку без ее присмотра.
— Думалка у тебя знатная, опять придумаешь чего-нибудь! — она подняла палец и погрозила мне. — Смотри! Выпорю!
Я закатила глаза, вздохнула и продолжила чистить тыкву.
Она если только в детстве розгой по моему заду прохаживалась, и то легко. Так что не боюсь, но все-таки, как решить спор? Выбрать мечту или оставаться хорошей дочерью?
Еще было время подумать. Дни тянулись невыносимо медленно, и мое настроение менялось несколько раз на дню. То я выбирала академию, то родителей. Из-за внутреннего смятения стала молчаливой, задумчивой. Пыталась вести себя как обычно, но мама внутренним чутьем уловила во мне перемену.
— Тилья, что-нибудь болит? — утром спросила она.
— Нет.
— Точно? Если заболеешь, какая ярмарка? Так и знай, не пущу! — подошла ко мне и коснулась теплой рукой моего лба. — Что-то ты холодная! Озноб?!
— Нет! Со мной все хорошо! — завертела я головой и расторопно побежала в подполье, чтобы принести капусты.
Там было прохладно и темно, но мамин взгляд так и жег спину. Она, конечно, волнуется, однако излишняя опека раздражает, и я опять начинала склоняться к выбору академии
Вот только одно дело строить планы, а другое — окончательно решиться. Да, я очень хотела учиться, но родители…
Выбор был, ох, как непрост. От волнения мне даже начали сниться сны, как я запыхавшаяся бегу по Ботвифулю, ищу академию, а они бегут за мной и кричат вслед: «Нет!»
Еще настроение портил Дирк, ходивший по пятам и звавший прогуляться вечером.
Ага, очень надо! Но пришлось согласиться ради ярмарки, a-то некрасиво выходит: разговаривать с ним не хочу, а на ярмарку поеду.
Но для себя я решила, что принимать попугая в дар, нечестно. Пусть он послужит предлогом для поездки. А в Ботвифуле признаюсь Дирку, ради чего поехала. Пожалуй, так будет справедливо.
Стоило дать согласие на вечернюю прогулку, мама оживилась. Даже освободила меня от обязанностей, чтобы я привела себя в порядок, подобрала по случаю самый лучший наряд.
Я же просто легла на постель, чтобы подремать, и заснула. И когда пришел Дирк, и мама пришла сообщить мне о нем, увидела меня лохматой, в домашнем платье, тапках и хватилась за сердце.
— Тилья! — выдохнула она. — Живо к зеркалу!
Да ей бы быть генералом! За пять минут под ее присмотром я была заплетена, волосок к волоску, обряжена в милое платье с рюшами, надушена мамиными духами.
— Фуф! — она села на стул и довольно оглядела меня. — Теперь всем на зависть! Иди и почаще улыбайся!
— Ага, — ответила я и про себя добавила: «Как же!»
Дирк расхаживал с букетом по зале, рассматривая мамину вышивку, развешанную на стенах. Услышав мои шаги, обернулся и счастливо, как дурачок, заулыбался.
— Тилья, ты такая красивая! — произнес он с придыханием.
Я же, пока мама не спустилась, схватила его за руку и повела к двери.
— Вот! — он сунул мне под нос розы.
— Как мило, — не очень мило ответила я. Швырнула букет на стол и сильнее потянула его к выходу.
— Тилья! — мама спускалась, лестница заскрипела, и я опрометью бросилась из дома. Дирк успел только крикнуть:
— До свидания, госпожа Кален! — и за нами захлопнулась дверь.
На улице даже после полудня стояла духота. Нам бы прогуляться по роще, но я опасалась оставаться с влюбленным поклонником наедине, поэтому вздохнув, повела его по залитым солнцем улочкам.
Наш поселок красивый, основные улочки вымощены камнем. Хорошо идти по нему осенью, когда дожди, грязь и слякоть. Но летом от мостовой исходил жар. Интересно, кто раньше взмолится о пощаде: я или Дирк?
Духота не улучшила моего настроения. Но вдобавок ко всему, на аромат духов, сделанных их дорогих цветочных масел, слетались пчелы, мухи, мошки. Это вызывало неловкость. Обычно они летят не только на мед…
— Тилья, я так рад, что ты согласилась увидеться, — Дирк взял меня за руку. Кажется, домой он вернется с кривой шеей. Все идет и пялится на меня, а мне приходится натянуто улыбаться. И все из-за упрямства родителей.
А еще злило, что он прихватил с собой куль с леденцами. Отказываться от конфет нехорошо, но я не люблю сладкое! Он же постоянно предлагает мне съесть еще одну. Думает, что у нас своих нет? У, как же он раздражает!
— Тиль, а какого ты попугая хочешь? Яркого или большого, белого, с хохолком?
Я едва не нагрубила: «И того, и другого», но вовремя прикусила язык и ответила:
— Не знаю. Посмотрим, там и решу. Они дорогие птицы, не хону ошибиться с выбором.
— Только с ними надо быть осторожной. У них видала, клювы какие! Говорят, их даже используют для охраны домов.
— Да быть такого не может! — не поверила я. — Они же не сторожевые псы!
— Их можно научить лаять, — разумно заметил он. — Но лучше научи его петь, — улыбнулся, и на его щеках появились ямочки. Я посмотрела на него и вздохнула. Дирк симпатичный, высокий, с хорошей фигурой. Но нем больше родители давят, тем меньше он нравится.
Неожиданно Дирк щекотно провел пальцем по моей ладони.
— Какие у тебя маленькие, красивые пальники! — стоило ему восхититься, я пробурчала:
— Самые обычные, — и убрала руку.
— Нет! Правда очень красивые! Ты и сама вся такая необыкновенная!
— И что же во мне такого необыкновенного? — поддела его.
— Таких волос, как у тебя больше ни у кого нет! — с жаром затараторил он. — На солнце они, будто янтарные или медовые. А зимой смотришь на них и вспоминаешь о лете! А еще у тебя редкого цвета глаза…
— Тоже янтарные? Или медовые? — посмотрела на него и теперь действительно искренно улыбнулась.
— А еще ты улыбаешься так, что хочется петь!
После его признания, мне стало стыдно.
Человеку за радость пройтись со мной, а я как ледышка… И тут спохватилась: а если обучение в академии столь дорогое, что родителям не по карману, что тогда?
Они решат: раз я хожу с Дирком на свидания, поехала на ярмарку с его родными и приняла дорогой подарок, как пить дать, влюбилась! И утроят усилия.
— Тиль, ты чего? — Дирк внимательно наблюдал за мной и сразу подмечал, как меняется мое настроение.
— Ногу натерла. Болит, — я даже замедлила шаг, изображая хромоту.
Он тут же оживился:
— Я понесу тебя! — уже хотел подхватить на руки, но я ловко увернулась и отпрыгнула.
— Сама дойду! — пробурчала и пошла вперед.
Прохожие на нас смотрели, ведь мы прогуливались вместе, но шли как рассорившаяся влюбленная парочка, поэтому я остановилась.
— Прости, утомилась сегодня. Вот и не в духе.
— A-а! Понимаю! Я сам иной раз из кузницы прихожу, языком ворочать не хочу, — обрадовался Дирк, что я сменила гнев на милость. — Вроде бы не языком кую, а нет сил им ворочать! А мать давай расспрашивать, что да как? Отвечаю ей коротко — она обижается. А у меня на уме одна мысль — притулиться к стене, и дух перевести.
— Так тяжело? — удивилась я. — А вот Греля кует и не жалуется.
— Мы же быстрее работаем, больше, чтобы заказ успеть выполнить, — почесал он от смущения подбородок. — Греля — мастер, но все-таки девица. А у нас заказов много, торопимся, иной раз делимся ими с твоим отцом. Они с нами, если спешка.
Я сердито посмотрела на него и припомнила:
— А кто-то меня учить предлагал?
— И не отказываюсь! Будешь ковать себе потихонечку, — добродушно ответил он. — Не спеша…
— Ага! — вышла я из себя. — Ты считаешь, что у меня прихоть? Чем бы ни тешилась, лишь бы замуж пошла?! — сузила глаза.
— Тиль, ты чего! — расстроился Дирк. — Мне работать надо будет, а одна ты не справишься. Молот-то, знаешь, какой тяжелый?
И он с отцом сговорился! Ух! Вот он как предлагал меня учить! Дать заготовку, чтобы я радовалась и не дулась?!
— Ничего! Хочу домой!
Домой я залетела стрелой.
Мама понеслась следом, чтобы разузнать, как прошла прогулка, но я, перепрыгивая через ступени, поднялась к себе и закрылась.
Как раз успела укрепить дверь. Мама, желавшая услышать отчет, постучалась:
— Тиль, ты ему не нагрубила?
— Хуже, мама! — будучи не в духе, крикнула ей. — Сказала, что ни за что не выйду за него замуж! — Это было неправдой, однако мама этого не знала и поверила. От того начала стучаться настойчивее.
— Как?! Неужели?! Да как ты могла?! Вот женится он на Бьянке…!
— И пусть! Ненавижу его! Ненавижу замужество! Я хочу учиться!
Раздался грохот. Я испугалась, что мама упала в обморок, на цыпочках подошла к двери и услышала ее всхлипы:
— Как ты могла?! Мы так с отцом надеялись, что у вас все сложится…
Я даже препираться не стала. Упала на кровать, накрылась подушкой, чтобы не слышать укоров, и долго так лежала.
* * *
Ярмарка уже завтра. До Ботвифуля нужно ехать целый день. Но отец Дирка благоразумно предложил выехать с вечера, ночью проделать весь путь, тем более что из деревни на ярмарку поедет целый обоз, и ранним утром оказаться у городских стен. Такой вариант все поддержали, поэтому родители отпускали меня со спокойной душой. Папа не поехал, потому что на прошлой ярмарке в Ивленте, до которого ехать больше четырех дней, почти весь товар распродал, и пока что ему не было причин покидать дом.
Готовясь к ночной поездке, я выбрала подходящие случаю платье и накидку, вот только маме мой выбор не понравился.
— Да что же такое?! — всплеснула она руками. — Балую дочь, балую — а она для поездки выбирает невесть что?! Люди добрые подумают, что ты беднячка какая-то! И цвет у наряда вороний! Нет, нет и нет! Я тебя в таком не выпущу из дома! — схватила платье и пошла из комнаты. Я кинулась следом.
— Мама! Мне уже восемнадцать! Ты хочешь выдать меня замуж! Но не позволяешь выбрать даже платье! Это нечестно!
Она резко остановилась, повернулась, и я чуть не налетела на нее.
— Да, Тиль, это нечестно. Но когда у тебя будет своя дочь, ты поймешь, что я испытываю, взирая на это старье!
Я понимала ее, но это простое, прошлогоднее платье удобное, не мнущееся и больше всех подходившее для поездки. Немаркое темно-зеленое добротное сукно, в меру пышная юбка без рюшей и стесняющих движения многочисленных юбок. Да и Дирку без разницы, в чем я буду.
— Думаешь, Дирку важно, насколько богатое у меня платье?
— Нет. Но у него есть мать, тетка, сестра, дружащая с Бьянкой, а им до всего есть дело! — привела свои доводы мама. И я начала торговаться:
— Но в нем мне будет удобно, и я буду чаще улыбаться.
— Хотелось бы верить, — вздохнула она, но поняв, что я готова идти на уступки, уже не спешила уходить. И я добавила:
— Еще надену серьги с жемчугом, что тебе так нравятся, и не сниму в дороге!
— Ну, если подумать, — мама окинула меня взглядом, — с хорошей прической и украшениями платье будет смотреться неплохо…
— Ладно, — вздохнула я. — ты выбираешь прическу.
Только после этого я получила зеленый наряд обратно.
Затем ко мне пришла Фейли. После маминой ревизии пришлось все разбирать по сундукам и шкафчикам, но с подругой это делать веселее, тем более что она болтушка и хохотушка.
Не успела я прикрыть дверь. Фейли заговорщицки зашептала:
— Ой, что я, Тилька. слышала!
Одни ее карие озорные глаза намекали, что новость сногсшибательная. Не терпелось ее услышать, но я приложила палец к губам. Из-за любопытства мама иной раз могла и подслушивать. Это, конечно, не очень хорошо, но я и сама не менее пытливая. Сколько раз Мельна в детстве ловила меня на подобном и дергала за уши. Удивительно, что они у меня выросли нормальными!
Я села на постель, похлопала ладонью рядом, приглашая подругу сесть поближе, и приготовилась слушать.
— Ох, знала бы ты, как Бьянка на тебя злится! Стоит упомянуть тебя, как гусыня шипит! А когда вы с Дирком шли вместе — за вами тайком бежала!
От новости я расхохоталась до слез. И только успокоившись, фыркнула:
— Делать ей нечего! И не лень же?!
— А разве ты Дирка к ней не ревнуешь? — удивилась Фейли.
— Нет. — покачала головой. — Зачем?
— Ну да, чего тебе ревновать? Он с тебя глаз не сводит, на ярмарку позвал, — подруга вздохнула. — А меня никто не зовет.
— Разве? А Садин?!
— Ой, сравнила тоже Дирка и Садина! — обиделась подруга.
— Хочешь, на следующую ярмарку, когда поеду с родными, возьму тебя с собой?
— К следующей ярмарке ты замуж выйдешь, и никуда мы не поедем! — пробурчала она с досадой и вытянула губы уточкой.
— Не выйду! — взяла ее за руку.
— Выйдешь! Зела тоже отпиралась, а потом вышла!
— Но я точно не хочу замуж. Совсем-совсем! Ты еще вперед меня успеешь! — я долго утешала подругу, рассказывая, что смотрю на сестру и понимаю, что замужем ничего интересного нет. Вроде бы глупости какие-то рассказывала, но Фейли смеялась до слез и домой уходила в хорошем настроении.
Я же, проводив ее, легла спать. Вдруг в дороге не удастся сомкнуть глаза, а проспать ярмарку не хочу.
Вечером, пока сонная сидела на стуле и клевала носом, мама заплела мне косы, уложила их. Затем я поела, оделась. Как раз успела без спешки собраться, и пришел Дирк.
Родители встретили его приветливыми улыбками, пожелали хорошей дороги и много покупателей, и когда мы сели в телегу и тронулись, замахали руками. Мама даже от умиления вытирала платком слезы.
Я села на постель, похлопала ладонью рядом, приглашая подругу сесть поближе, и приготовилась слушать.
— Ох, знала бы ты, как Бьянка на тебя злится! Стоит упомянуть тебя, как гусыня шипит! А когда вы с Дирком шли вместе — за вами тайком бежала!
От новости я расхохоталась до слез. И только успокоившись, фыркнула:
— Делать ей нечего! И не лень же?!
— А разве ты Дирка к ней не ревнуешь? — удивилась Фейли.
— Нет. — покачала головой. — Зачем?
— Ну да, чего тебе ревновать? Он с тебя глаз не сводит, на ярмарку позвал, — подруга вздохнула. — А меня никто не зовет.
— Разве? А Садин?!
— Ой, сравнила тоже Дирка и Садина! — обиделась подруга.
— Хочешь, на следующую ярмарку, когда поеду с родными, возьму тебя с собой?
— К следующей ярмарке ты замуж выйдешь, и никуда мы не поедем! — пробурчала она с досадой и вытянула губы уточкой.
— Не выйду! — взяла ее за руку.
— Выйдешь! Зела тоже отпиралась, а потом вышла!
— Но я точно не хочу замуж. Совсем-совсем! Ты еще вперед меня успеешь! — я долго утешала подругу, рассказывая, что смотрю на сестру и понимаю, что замужем ничего интересного нет. Вроде бы глупости какие-то рассказывала, но Фейли смеялась до слез и домой уходила в хорошем настроении.
Я же, проводив ее, легла спать. Вдруг в дороге не удастся сомкнуть глаза, а проспать ярмарку не хочу.
Вечером, пока сонная сидела на стуле и клевала носом, мама заплела мне косы, уложила их. Затем я поела, оделась. Как раз успела без спешки собраться. — и пришел Дирк.
Родители встретили его приветливыми улыбками, пожелали хорошей дороги и много покупателей, и когда мы сели в телегу и тронулись, замахали руками. Мама даже от умиления вытирала платком слезы.