С каждым шагом, поднимавшим путешественников к подножию Каэр Сиди температура падала всё ниже и ниже. Вдобавок к тому, что горный воздух был слишком разряжен, холод ничуть не помогал справиться с головокружением. Сага уже не скрывала того, что зубы её выплясывают бешеный танец, угрожая прикусить язык. Тепло исчезало так стремительно, что она не сомневалась — ещё немного, и кровь перестанет двигаться по венам.

Киан тоже страдал от холода, но не так сильно как она. Воин явно был закален как хороший металл и двигался гораздо бодрее, чем Сага. Он не скрывал обеспокоенности, не спуская глаз с её попыток ковылять по каменной лестнице. Парой минут ранее она отказалась от его помощи, надеясь, что сможет сама осилить хотя бы половину пути.

Каменные ступени уходили вверх, где клочья облаков укрывали их, скрывая из виду. Эта лестница была вырублена прямо в светлой скале — грубовато, но добротно. Размер ступеней был внушителен, словно они предназначались для существ гораздо выше ростом, чем обычные люди. Сага не сомневалась, что и сами строители Каэр Сиди были такими, и владелец замка относился к их числу.

Они прошли почти треть пути, когда мир у подножия скалы спрятался за облачной завесой. Впереди лежали новые ступени, и сиял мягкий закатный свет. Сколько времени понадобится им для того, чтобы наконец — то подняться к самой вершине?

Ещё в самом начале подъема они с Кианом молчали, переговариваясь лишь по необходимости. Киан старался продемонстрировать ей, что понимает её состояние и дает время на размышление. Сага не сомневалась, что он расценивает их близость как окончательный шаг, который скрепляет их отношения. И черт возьми, он был абсолютно прав.

Сага молчала потому, что собиралась с мыслями. Она обдумывала — что скажет владыке Иного Мира, как обратится к нему и какова будет её просьба. На последних шагах к своей заветной цели она внезапно обнаружила, что так и не придумала фразы, которые помогут дать ей желаемое.

Она попросит отвести смерть от Эдуарда.

И дать ему хорошую долгую жизнь.

Наверно так она и скажет, когда увидит хозяина Аннуина. Если он спросит — зачем ей это нужно, она объяснит, что желает для своего лучшего друга счастья. Пусть он проживет столько, сколько отпущено человеку, получив всё то, что сделает его счастливым. В сердце Саги для него всегда останется место, как для той части жизни, которая связывала её с семьей и домом. Она прекрасно осознавала, что больше ей ничего не надо от него, и что прежняя влюбленность в друга детства улетучилась уже давно.

Если же Повелитель Иного Мира спросит её о чем — либо ещё, она обязательно попросит разрешить ей уйти с Кианом. И пускай она понятия не имеет о том — каков его мир, Сага была уверена, что сможет принять все его странности и обычаи.

Тем более после того, как она побывала в восьми областях Аннуина.

— Тебе надо передохнуть, — обеспокоенно прервал её размышления Киан. Он уже давно видел, как губы Саги становятся всё белее и белее, словно кровь отливает от кожи и старается сохранить свой жар для того, чтобы сердце женщины продолжало биться.

Она успокаивающе положила руку на его плечо, и Киан на мгновение закрыл глаза, вознося короткую молитву богам. Пусть они помогут им закончить начатое и не позволят чему — либо случиться в самые последние их шаги к свободе. После того, как ночью они наконец — то занялись любовью, Киан понял, что если с ведьмой что — то случится, он не сможет жить без неё.

Чувство, что другой человек врос в его сердце и стал частью его самого, было похоже на то ощущение, которое испытывает путник, наконец — то вернувшийся домой. И сейчас, когда каждый новый шаг давался им обоим с невероятным трудом, Киан был готов умереть за них двоих, лишь бы не позволить Саге чувствовать боль, холод и усталость.

Если он начинал задыхаться от нехватки кислорода в кристально — пустом воздухе гор, то ведьма должна была испытывать удушье гораздо сильнее, чем он. Мороз становился всё сильнее, и каждая клеточка тела промерзала насквозь. До вершины горы оставалось еще далеко, но если они остановятся, то больше не смогут идти дальше.

Страх свивал тугие кольца в груди, заставляя Киана усиленно искать выход из ситуации.

— Я понесу тебя, — заявил он, собираясь дать отпор сопротивлению Саги, — так ты сможешь передохнуть, и мы не потратим времени на привал.

Изморозь опускалась на каменные ступени, и её узорчатые отложения напоминали кружевной ковер, который выстилал лестницу. Будь здесь немного потеплее, Сага восхитилась бы тем, как белоснежное ажурное полотно переливается алмазными искрами в закатных лучах.

Но у неё хватало сил лишь на то, чтобы передвигать ноги. Казалось, конца этим ступеням не будет целую вечность.

Она покачала головой, отказываясь от идеи Киана.

— Так ты устанешь ещё сильнее, — казалось, что даже язык примерз к зубам, и ворочать им было практически так же легко, как тащить тяжелое бревно. — Я могу идти ещё, а когда совсем устану, то как раз твои силы пригодятся.

Сага постаралась, чтобы её улыбка выглядела натурально, но Киана это явно не успокоило. Она прекрасно понимала его. Каждый раз, когда Сага поднималась на ступень выше и ощущала пронизывающий холод, она приходила в ужас при мысли о том, что испытывает Киан. Его одежда давно превратилась в жалкие лохмотья, и убогое подобие плаща больше выглядело изодранной тряпкой, чем тканью.

Они должны дойти до конца.

Казалось, он понял — о чем она думает. Киан остановился и прижал к себе Сагу, позволяя на короткий миг перевести дух и ощутить тепло. Если им придется умереть у самого подножия Каэр Сиди, он до последнего будет стараться защитить её от пронизывающего горного воздуха.

— Мы дойдем, — шепнула ему Сага, и Киан даже не сомневался, что произнёс свои мысли вслух. Его гордость молчала, спрятавшись где — то очень далеко и не страдая от того, что он почти признавал возможность поражения. Ему нечего было скрывать от той, которая стала его женщиной, пусть даже их не связывали брачные клятвы и свадебный обряд.

И они снова принялись карабкаться вверх.

Каэр Сиди был похож на гигантский вращающийся кристалл льда. То свечение, которое излучала вершина горы, исходило от его гигантских граней — безупречно ровных и сияющих.

Подумать только — весь Аннуин озарялся светом этого невероятного сооружения, которое не походило ни на что прежде виданное Сагой. Вокруг лежали облака — ровные, светлые и розовые, похожие на птичьи перья и мягкий хлопок. И ничего более, лишь необъятная голубизна неба, облака и сияющий Каэр Сиди.

Они стояли прямо перед ним. Ступени закончились, переходя в широкую дорогу, которая упиралась в ровную грань стены. Ни входа, ни выхода — ничего. Лишь свет, холод и тишина — звенящая и бесконечная.

Наверно Саге стоило испытывать отчаяние, но все эмоции замерзли вместе с кровью. Она ощущала лишь бесконечную тишину, и в её голове не было никаких мыслей. Слишком долго она шла и надеялась, что здесь обретет простое решение всех проблем; однако Аннуин вновь повернулся к ней своим загадочным нечеловеческим лицом, которое было прекрасно и недоступно.

Киан нашел её руку и сжал в своих ладонях. Сага даже не пыталась представить — какова степень его разочарования при виде кристально — ледяного сооружения. Он оставался пленником Иного Мира без надежды на освобождение, которым его поманили и обманули.

Наверно, будь у Саги такая возможность — она бы не стала ничего просить для себя. Только сейчас, глядя на то, как ледяные стены Каэр Сиди медленно поворачиваются, бросая лучи на пелену облаков, скрывающих вершину горы от всего Аннуина, Сага поняла, что она разгадала смысл своего невероятного путешествия.

Возможно, что её жизнь и была дорогой к этому. Что она должна была сделать это — освободить пленника из многовековой ловушки. Ведь если бог Огма был прав, говоря ей, что следует принять всё таким, какое оно есть, то Сага должна отпереть последнюю дверь и выпустить Киана на свободу.

Что, если Эдуард будет жить и без её просьбы? Что, если она заблуждалась, считая, что случайно встретила ожившего из статуи грифона?

Но тогда возможно, что она — просто ключ, и дорога Киана уведёт его от неё.

Эти мысли были полны спокойствия, и Сага даже не испытывала боли. На какую — то секунду она поверила, что будет всегда вместе с Кианом, но Аннуин играл в свои игры и приготовил для всех определенные роли.

Смирись и сделай то, что должна сделать для Киана.

Алмазные грани Каэр Сиди сверкнули, ударяя лучами прямо в глаза Саге. Она прищурилась, защищая сетчатку от яркого сияния, и неожиданно поняла — вход в замок есть.

Просто он находится прямо за вращающимися панелями.

Киан попытался удержать её, когда Сага сделала шаг вперед. Кажется, она поняла — как попасть внутрь. Сияние было таким ярким, что напоминало её вход в лабиринт, но арка казалась жалким подобием этого неземного света. Сага знала — к любой загадке есть своё решение.

Аннуин требовал платы за вход — всегда, если только входящий не был его обитателем. В паре шагов от непрерывно вращающихся стен, Сага остановилась.

— Что ты делаешь? — Киан был явно встревожен не на шутку, но Сага знала — если она права, то им нечего бояться.

— Доверься мне, — попросила она его.

И он замолчал, настороженно наблюдая за ней, готовый в любой момент вмешаться.

Как было тогда, во владениях Ланнан Ши, когда Сага наконец — то обнаружила спрятанную в ней силу? Сработает ли это сейчас? Наверняка нет — здесь сосредоточенна гораздо большая мощь, чем Сага могла себе даже вообразить.

Что, если Аннуин хочет принять плату в виде веры — чистой, неразбавленной веры без капли сомнения?

У неё есть только одна возможность узнать это.

Сага шагнула вперёд.

Алмазные вращающиеся стены неожиданно оказались похожими на поток ледяной воды, который вышиб дух из легких Саги. Кажется, от всепоглощающего холода её сердце остановилось — такую острую боль в груди Сага не могла вынести.

Она завопила так, что чуть не сорвала голос, но не остановилась. Если тот, кто правит Аннуином, наблюдает за ней, он прекрасно понимает — она не сдастся. За её спиной остался мужчина, который имеет право на долгожданную свободу, и сама она не для того прошла так много, чтобы отчаяться и разувериться в том, что поддерживало её всё время в дороге сюда.

Саге казалось, что она шла уже несколько минут, пробиваясь сквозь адский холод, превращающий её кости в хрупкие льдины. Ещё несколько шагов, и она даже перестала ощущать боль от проникающего в каждую клеточку морозного кошмара. Прямо перед ней отчетливо виднелась дверь в белоснежном проеме — Сага была уверена, что стены Каэр Сиди сложены не из камня, а из материала, подобного которому нет нигде во всех мирах.

Она сделала ещё один шаг, и холод неожиданно исчез. Воздух вокруг оказался теплым и вполне пригодным для дыхания. Сага жадно вдохнула, наслаждаясь тем, как легкие расправляются в груди. Она ощущала себя гораздо лучше — словно вся усталость свалилась с плеч, а позади не было подъема на головокружительную высоту.

Киан шел к ней, явно не веря своим глазам. То, что казалось вращающимися стенами, неожиданно превратилось в прозрачную стену легкой дымки, которая дрожала в воздухе. Он достиг Саги и первым делом повернул к себе, стараясь определить — всё ли с ней в порядке.

— Ты сделала это, — выдохнул Киан, и Сага поняла — он до последнего думал, что им предстоит умереть прямо у стен Каэр Сиди.

Она обняла его, радуясь тому, что смерть от холода им больше не грозит. Теперь, когда они стояли у самого входа в замок, Сага наконец — то ощущала боль при мысли о том, что всё пошло совсем не так, как она думала. Однако, она была готова отпустить Киана, если такова окажется цена его свободы.

Он не должен ни о чем догадаться.

Поэтому она улыбалась, когда он поцеловал её и прислонился лбом к её лбу.

— Всё позади, — в голосе Киана слышалось облегчение, и сердце Саги обливалось кровью.

Им оставалось совсем недолго быть вместе — последние минуты, а может и секунды. И она хотела видеть его таким — счастливым и любящим. Возможно, что только это воспоминание и останется у неё до конца жизни, и Сага смотрела на Киана так, чтобы запомнить его так, будто его образ выжжен у неё в голове.

Наконец она отстранилась от него.

Пора.

— Ты готов? — Сага оглянулась на дверь в Каэр Сиди, скрывая внезапно подступившие к глазам слезы.

— Постой, — Киан неожиданно стал невероятно серьезным, и Сага на мгновение похолодела, испугавшись, что он обо всем догадался.

Но он заставил её повернуться к себе и пристально вгляделся в лицо, словно собирался с мыслями. Сейчас Киан выглядел так, будто находился на поле битвы и должен был принять решение, от которого зависел её исход.

— Сага из далекого времени и неведомого мира, — заговорил он, заставляя Сагу испытывать ощущение падения с огромной высоты, — я, Киан мак Дара прошу тебя стать моей женой, моей спутницей и хозяйкой моего дома. Согласишься ли ты быть со мной вечно?

Она разбивалась на миллионы осколков, падая и умирая каждый миг. Слова, которые Сага даже не мечтала услышать, казались сотнями кинжалов, протыкающих её насквозь и заставляющих обливаться кровью.

Серые глаза Киана смотрели на неё, и в них она видела обещание вечности рука об руку. Она хотела этого больше всего на свете, но понимала, что Аннуин ничего не делает просто так. За всё, что он дает, придется платить.

— Я согласна, — губы шевелились с таким трудом, что Саге пришлось применить все силы, чтобы произнести эти два слова.

Она согласна быть вечность с ним — пусть даже в памяти и во снах.

Киан склонил голову, принимая её ответ. Он был так же спокоен и серьёзен, как если бы они стояли перед алтарем, обмениваясь свадебными клятвами при всей Таре и её многочисленных жителях. Сейчас, когда они находились в самом сердце Аннуина, их обеты были принесены перед лицом всех богов, связывая так же сильно, как и обряд, проведенный королевскими друидами.

— Я, Киан Мак Дара, беру тебя, Сага, в жены перед лицом всех богов и клянусь быть с тобой до последнего вздоха, — он держал её руки, ощущая, как время вокруг внезапно остановилось, превращая этот миг в бесконечность.

Она повторила его слова, и глаза её были полны света, который казался ничуть не слабее света Каэр Сиди. Киан смотрел на Сагу, стараясь поверить в то, что наконец — то искупил убийство отпрыска богов, которое вызвало проклятье и в то же время позволило ему найти свою половину. Он был готов принять любое решение владыки Иного Мира, лишь бы быть с ней до конца жизни.

Светлая дверь Каэр Сиди неожиданно отворилась, словно приглашая путешественников пройти внутрь. Магия словно выжидала, давая путешественникам время перед последним рубежом.

Перед тем, как сделать шаг навстречу владениям короля Иного Мира, Киан сжал ладонь Саги, и она улыбнулась ему в ответ. У нее на сердце словно лежала огромная глыба, не позволяющая дышать. Однако, Сага старалась держаться так, чтобы Киан не заподозрил ничего. Не было никакого другого выбора, кроме как оставаться сильной ради него.

Внутри Каэр Сиди представлял из себя огромный четырехугольный зал. Огромный и пустынный, словно заброшенный и позабытый своими хозяевами, он весь был покрыт инеистым узором. Сага осторожно ступала по холодным полам, ощущая, как мороз проникает сквозь потрепанную обувь. Пальцы ног онемели настолько, что она практически не чувствовала их. Как странно — пройдя вращавшиеся грани Каэр Сиди Сага надеялась, что тут будет гораздо теплее. Однако, казалось, что холод исходит от самих стен замка.

Странно, что её тело до сих пор выдерживает такую температуру. Сага покосилась вниз, на свои руки. Синюшняя бледность ногтей намекала на то, что кров в венах явно превратилась в лёд. И всё — таки, они с Кианом ещё пока живы.

Ни души. Прямо посреди зала возвышался белоснежный саркофаг, вырубленный из цельного куска камня.

— Повелитель Араун спит, — произнёс Киан. Разочарования в его голосе Сага не услышала, но поверить в это не поверила. Она осторожно высвободила руку из его ладони и поежилась, стараясь размять закоченевшие мышцы плеч.

— Ты абсолютно прав, воин.

У князя Пуйла в глазах плескался холод. Озера, покрытые льдинами с черной водой — только такая ассоциация приходила на ум Саге, когда она уставилась на вышедшего из — за саркофага мужчину.

Последний, кого она могла ожидать увидеть в самом сердце Каэр Сиди.

Князь выглядел так, словно находился в собственном замке. Он облокотился на гробницу, скрестил руки на груди и прищурился, разглядывая стоящих перед ним Киана и Сагу.

— Араун спит, — Пуйл источал уверенность и удовлетворение, что заставляло Сагу ощущать усиливающееся беспокойство. — Всё, что ты хочешь сказать ему, можешь без смущения просить у меня, воин. Ты ведь знаешь, что я никогда не отказываю тем, кто охотится вместе со мной.

Хмельной дух веселья и разгула обволакивал, затягивал та, что Киан с трудом мог противостоять ему. «А может оставить всё и просто радоваться каждой новой чаше и каждому новому дню, который принесет лишь веселье и удовольствие?» — Услужливо нашептывал голосок сомнений.

Киан знал, что выглядит как последний бродяга, который пришел ко двору короля в надежде на подаяние. Он преодолел путь от логова грифона до замка почти десять дней, хоть и не был уверен в точности своих расчетов. Во время перехода ему пришлось не раз отбиваться от нежити, которая попадалась на пути и явно стремилась если не развлечься с путником как кот — с мышью, так сожрать его. Однако, сказанное грифоном обещание, что Киан сможет найти дорогу домой, если придет в Каэр Веддвид, поддерживало его даже сейчас.

Поэтому он постарался задушить воздействие магии разгула и сделал шаг вперёд, приближаясь к княжескому столу.

— Пей, — Пуйл махнул рукой, и слуга поднёс Киану чашу. Вкус напитка показался Киану слишком странным — он уже позабыл, каково это — пробовать хмельное питьё.

Когда он осушил её до дна, князь хлопнул по столу и расхохотался:

— Если ты проливаешь кровь так же легко, как и пьешь, то моя охота как раз — таки нуждается в тебе.

Первая его охота запомнилась Киану большими человеческими глазами загнанной в угол косули. Он не участвовал в гоне, стараясь держаться подальше от княжеских охотников, которые отдавались охоте с таким упоением, словно черпали в ней свои силы.

Княжеские гончие не вызвали никаких других чувств, кроме отвращения. Было в них что — то неправильное, что — то искаженное, будто бы кровь животного всячески отторгала кровь Дикой Охоты. Киан научился подавлять эмоции, которые ещё не притупились за время его пребывания в Аннуине, но даже так он не мог равнодушно смотреть на этих тварей.

Косуля бежала из последних сил, с окровавленных боков на траву капала кровь, оставляя за ней яркую дорожку. Гончие не тратили попусту сил, наоборот — их движения стали размеренными, с ленцой. Ей некуда деваться. Охотники с хохотом и улюлюканьем посылали вперёд коней, умудряясь при этом ещё и прикладываться к флягам. Через несколько мгновений одна нога косули неловко подвернулась, и животное рухнуло наземь.

Киан спешился. Он отогнал собак в сторону, не давая им приблизиться к косуле и зажрать её. Князь будет на седьмом небе от счастья, когда вечером станет хвастаться успешной охотой. И лучше, чтобы он всегда был в хорошем настроении.

Косуля приподняла голову, роняя с морды кровавую пену. Киан мог поклясться — она смотрела прямо на него, и глаза её совсем не напоминали звериные. Будто бы на него глядела женщина, спрятанная глубоко внутри зверя.

Наваждения и причуды Аннуина могли свести с ума кого угодно. Киан отвернулся.

— Убей меня, воин, — прозвучал голос, и он был слишком отчетливым, чтобы принять его за морок.

Киан уставился на косулю, которая продолжала из последних сил держать голову на весу и пристально смотреть на него.

— Убей меня сам, — произнесла она, — не хочу быть потехой для него и его сброда.

Когда косуля уронила голову, и с алой кровью из перерезанной шеи вытекала жизнь, Киан ощущал привычную пустоту внутри. Если бы не она, он задался бы вопросом — стоит ли его свобода так дорого.

На скулах Киана дрогнули желваки, но он ничем больше не выдал своих эмоций.

— Так зачем ты пришел сюда?

Судя по тому, как Пуйл целенаправленно игнорировал Сагу, будто той и не было в зале, он явно помнил о том, как служанка Рианнон участвовала в заговоре против него.

Интересно, что сейчас с княгиней?

— Говори быстрее, моя супруга теперь не любит, когда я не уделяю ей должного внимания и отлучаюсь надолго, — Пуйл не смотрел на Сагу, но она могла поклясться, что эти слова были адресованы ей. Князь ничего не забывал.

Голос Киана был абсолютно спокоен и невозмутим, словно он не находился в сердце Аннуина, где решалась его судьба.

— Я пришел просить Арауна вернуть нас обратно.

Пуйл наклонил голову, показывая, что понимает — Киан не договаривает.

— Ты забыл о проклятье, — участливо произнёс он, прижимая руку к груди, словно был глубоко тронут услышанным. — Не правда ли, ты совершенно позабыл о нём?

Сага нашла руку Киана и обхватила холодные пальцы, стараясь из всех сил дать ему понять, что он не один. Сейчас, когда прямо перед ним стоял фактический регент Иного Мира, нельзя было допустить неверного шага, который навлек бы на них беду.

Киан должен вернуться домой.

— Жаль, что ведьме пришлось тащить тебя так далеко, но зато она смогла оправдать ожидания Огмы, — Пуйл подошел ближе, бесцеремонно разглядывая Сагу.

Не обращай внимания.

Сага выдохнула, стараясь сохранять спокойствие.

— Но оправдал ли ты её ожидания?

Пуйл закончил свои слова и остановился прямо перед Кианом. Их разделяла пара шагов, и князь смотрел прямо ему в глаза немигающим, тяжелым взглядом.

Киан замер.

— Ты рассказал ей о том, как прикончил тварь, которая притащила её в Иной Мир? Ведь она явно ценила её, несмотря на те небылицы, что та посулила ей.

Спокойствие, которое с таким трудом удавалось Саге, разлетелось вдребезги. Она чувствовала, как пальцы Киана дрогнули, словно готовясь удержать её ладонь, если она отнимет руку. Золотистые глаза грифона перед их расставанием в княжеском лесу были полны спокойствия, словно зверь знал — что делает. Неужели он изначально шел в угодья Пуйла, чтобы попасться тому в руки?

— Ты сказал ей, что лично убил его, когда мои псы затравили его словно жалкую крысу?

Выложенный камнем загон, наподобие тех, что использовались королевскими псарями для притравки и натаскивания молодых собак, выглядел как поле боя. Темные мазки крови высыхали на серых булыжниках. Одна из собак жалобно поскуливала, отползая в сторону и приволакивая перекушенную лапу. Другие её сородичи разъяренно рычали, скопившись полукругом перед прижавшимся к стене грифоном.

Большой зверь в лучшие дни мог бы с легкостью раскидать псов, однако сейчас бока его тяжело вздымались при каждом вдохе. Когти угрожающе поблескивали на свету, но псы отлично понимали — зверь вот — вот сдастся. И это вселяло в них смелость. Крики захмелевших придворных Пуйла подзадоривали животных.

Киан не понимал смысл в происходящем. Он узнал золотистые глаза зверя, которые сейчас были совсем не так ярки, как в те дни, когда им приходилось делить один кров. Воину стоило бы вмешаться, но он выжидал, понимая, что грифон знает, что делает. Такое большое животное не будет просто так ждать своей смерти, он явно что — то задумал.

Однако, когда гончие Пуйла двинулись вперёд, вынуждая грифона оскалить зубы и отодвинуться от стены, Киан увидел, что его крылья безжизненно волочатся по камням. Там, где они переходили в спину, багровели кровоподтеки. Князь приказал перебить крылья грифона, чтобы уравнять счет между ним и своей охотой.

Киан отвёл глаза в сторону. Он должен что — то предпринять.

— Мне становится скучно, — Пуйл хлопнул в ладоши, покачнувшись. Перед вечерним пиром князь уже успел не раз и не два опорожнить несколько чаш с вином, и сейчас глаза его блестели чересчур ярко, — давайте закончим с этим затянувшимся боем. И раз мои собаки слишком трусливы, то придется им помочь.

Он ткнул пальцем в сторону Киана:

— Ты, — князь прищурился, стараясь сфокусировать взгляд на высоком воине, — прикончи его.

Киан не сдвинулся ни на шаг. Впервые он открыто выказывал неповиновение, но идти на поводу у набравшегося под завязку самодура он не собирался. Не стоило ему приходить в Каэр Веддвид, где разгул плавно перетекал в безумие.

Грифон поднял голову, сверкая золотым ободком радужки. Сейчас он смотрел на Киана, игнорируя рычащую свору и свои раны, кровь с которых всё еще капала на камни. Он смотрел так же спокойно, как и та чудесная косуля с женскими глазами, словно понимая всю неотвратимость своей гибели; и Киан на секунду задумался — может ли в Аннуине кто — то умереть? Распространяется ли власть смерти на Иной Мир?

— Что ты замер, — нетерпеливо крикнул Пуйл, щелкнув украшенными кольцами пальцами, — прикончи его, чтобы мы могли наконец — то вернуться и продолжить пир!

Ноги Киана с трудом делали каждый шаг, который приближал его к грифону. Он видел, что зверь изможден, истощен и только лишь благодаря последним усилиям продолжает удерживать свою оборону. Собаки недовольно подались в сторону, позволяя Киану пройти.

— Не беспокойся, — едва разобрал Киан полу — голос, полу — клекот, — ты должен убить меня, если хочешь получить свободу.

Это было сложнее всего, что он делал за свою жизнь… Киан смотрел на то, как меркнет золотой свет в глазах грифона, и ему казалось, что за свободу он платит огромную цену.

— Не слушай его, — сквозь зубы произнёс Киан.

Пуйл захохотал.

— Никто не может избежать смерти, ведьма, — он даже не смотрел в её сторону, — тебя обманули. Смерть приходит всегда в свой час, и никому не дано её отодвинуть в сторону.

Князь поправил рукав, будничным тоном произнося свои слова. Он определенно хочет, чтобы Сага поверила ему.

— Можешь мне не верить, — Пуйл улыбнулся, — можешь верить. Но я открою тебе тайну, так и быть. Ты и твои пожелания не интересовали зверюгу, сделка с тобой была пустым звуком, и выполнять её он с самого начала не собирался.

— Не верь ему, — почти прошептал Киан. Казалось, что слова даются ему с огромным трудом, словно он сам признает правоту Пуйла.

Тот не стал возражать или затыкать Киану рот. Вместо этого Пуйл подошел к белоснежному саркофагу и легко сдвинул каменную крышку вбок. Князь наклонился, опуская руку внутрь, и Сага нервно сглотнула комок в горле. Она ожидала чего угодно, но не того, что Пуйл повернется к ним и бросит ей под ноги россыпь золотистых перьев грифона.

— Араун спит и будет спать долго, — насмешливо произнёс он, — глупая ведьма, Араун считал, что ты поможешь ему пробудиться, но никак не собирался слушать твои жалкие просьбы.

Внутри Саги что — то словно выключили. Вихрем пролетающие перед глазами картины — начиная с ожившей статуи грифона и заканчивая их уверенной дорогой к цели, которую грифон проходил так легко, будто знал каждый шаг, — все они неожиданно стали складываться в определенную мозаику.

Волшебный зверь не стал бы лгать, заключив сделку. Но если им был сам Хозяин Аннуина, то кто поручился бы в этом?

— Как Араун мог быть этим зверем? — Голос Киана был сух и холоден, и Сага догадывалась о том, какая буря бушует сейчас внутри него. Сперва он убил потомка старых богов, а теперь узнает о том, что причинил вред самому Арауну.

Она нашла руку Киана, и, казалось, что холод его кожи прямо — таки обжигает.

Пуйл пожал плечами:

— Араун решил, что будет проводить время так, как сочтет нужным. Он оставлял Аннуин, бросал свои владения, не выполняя своих обязанностей владыки. Лишь то, что я был его названным братом, позволяло хоть как — то сглаживать хаос, который воцарился бы, оставь он всё на самотёк. Я не мог не вмешаться, и Араун получил свою долгожданную свободу от бремени власти.

Пуйл спокойно встретился взглядом с Сагой, позволяя ей увидеть абсолютную безмятежность в своих глазах. «Да, ведьма, ты правильно всё поняла», — говорили они. Пуйл лишил Арауна власти. Араун принял облик грифона. Грифон вернулся, чтобы встретиться с Пуйлом.

Бессмертные разбирались между собой.

Сделка с Сагой не играла никакой роли.

Свободу для Киана не у кого было просить.

— Я буду справедлив и разрешу ведьме вернуться в свой мир, — Пуйл наслаждался произведенным эффектом. Он прекрасно понимал, что Киан погружается в бездну отчаяния, осознав невозможность освободиться из своего заточения, — ты останешься моим охотником. Не скорби, на земле, где живет ведьма, уже никто не помнит твоего имени. Или же ты хотел вернуться в прекрасную Тару?

Киан дышал так, словно воздух с трудом проходил в его легкие. Несмотря на то, что Сага была практически раздавлена осознанием бессмысленности пройденной дороги, она ужасно хотела хоть как — то повлиять на происходящее. Но само присутствие Пуйла будто бы сковывало, и Сага не была уверена, что даже её колдовская сила и метка Кошки Палу сейчас хоть как — то сработают. Она хотела бы просто обнять Киана и утешить, то понимала, что этого будет слишком мало, чтобы облегчить его состояние.

Пуйл протянул руку и ободряюще похлопал Киана по плечу.

— Тебя там ждет участь королевского пса, — в голосе его звучало искреннее сочувствие, — разве ты действительно хочешь и дальше служить тому, кто убил твою семью?

Когда казалось, что хуже быть уже не может, всё становилось ещё мрачнее. Киану почудилось, что его мозг плавится в огне, ибо то, что он услышал, никак не укладывалось в голове. Пуйл наложил на него чары, которые не позволяли ему шевельнуться всё это время, что было весьма предусмотрительно — князь понимал, что воин может в любой момент броситься, защищая свою ведьму. Стоя перед ним, Киан ощущал ярость от собственного бессилия и неспособности успокоить Сагу, пораженную услышанным.

Сейчас же даже ярость потухла в нём, как пламя в очаге, залитое водой.

— Что это значит? — Прохрипел он, холодея.

Выражение лица Пуйла стало бесстрастным, словно князь надел ледяную маску.

— Король Тары Кайрпре был так уязвлен тем, что твоя мать предпочла ему твоего отца, что так и не смог простить предавшую его любовь женщину. Его друиды вызвали наказание, которое обрушилось на дом твоего отца, становившегося всё более сильным и богатым, причиняя гордости короля удар за удром. Ты выжил чудом, и Кайрпре решил, что раз так стало угодно богам, то он будет удовлетворён, воспитав тебя своим сторожевым псом.

Казалось, что земля под ногами Киана пошла рябью, угрожая сбить его с ног. Он мог поверить во что угодно, но в то, что король, которому он служил верой и правдой, король, который относился к нему, как к сыну — король наслал на его дом ту ночь с хищными тенями, которые разорвали его отца, братьев и не пощадили маленьких сестер, Киан просто не мог поверить.

— Я не верю тебе, — Киан стиснул зубы, угрожая сломать их. Это невозможно.

И всё же в глазах Пуйла он читал правду.

Король Кайрпре уничтожил его дом, лишил его семьи и навсегда посеял в нём страх, что он не сможет защитить любимого человека.

— В моей охоте ты будешь бессмертным, свободным от боли и сомнений, — произнёс Пуйл, наблюдая за его внутренней борьбой.

Киану казалось, что он сейчас упадет на пол, как подрезанный колос в поле. Он пришел в Каэр Сиди за свободой, и Аннуин даровал ему свободу в том своеобразном, извращенном понимании, которое соответствовало его непостижимой логике. Аннуин освободил его от сомнений, позволив найти ведьму и полюбить её, и Аннуин же открыл ему глаза, показав правду о происшедшей трагедии.

Он должен был ощущать облегчение, желание вернуться и отомстить, но Пуйл был прав лишь в одном — возвращаться в Тару не было смысла. Киан не хотел видеть лицо Кайрпре, при всей необходимости получить возмездие, он понимал, что оно и так нашло короля — тот видел каждый день в лице Киана отражение утраченной и погубленной собственными руками любви. И каждое новее утро проворачивало в сердце старика тысячи мечей, изрубая его в клочья.

Месть не вернет близких, но у Киана теперь есть то, что создаст новый дом. Зажжет новый очаг и позволит ему видеть в глазах Саги единственную опору и семью. Ему есть куда уйти, оставив Аннуин и прошлое позади. Да, мир ведьмы будет жесток, но в нём они будут вместе.

Сага незаметно смахнула слезы, надеясь, что Киан не видит этого. Она ощущала его боль как свою собственную и ничем не могла ему помочь. Приподнявшись на цыпочках, она заставила его повернуться к себе.

— Чтобы он не говорил, — прошептала она, игнорируя Пуйла так, словно тот был пустым местом, — помни, что мы вместе. Это важнее всего.

Киан ответил ей слабой улыбкой, затронувшей лишь его губы.

Пуйл взмахнул рукой, и Сагу неожиданно подбросило в воздухе, отрывая от земли. Она взвизгнула, нелепо дергаясь, словно пойманная в паутину муха, и загребая руками воздух, как будто могла ухватиться за него.

Киан яростно боролся с чарами, сковывавшими его. Вены на шее вздулись как канаты, угрожая порваться, но все усилия были впустую. Магия не поддавалась его стараниям.

— Отпусти её, — прохрипел он, ненавидяще глядя на Пуйла.

— Она мне ни к чему, — сообщил тот ему, склонив голову набок и заинтересованно наблюдая за тем, как при очередном движении его руки тело Саги изгибается под самыми невероятными углами. Она парила в воздухе, и её глаза были полны ужаса. — Очевидно, что твоя ведьма хорошо терпит боль, и проверять это мне совсем не хочется, ведь я почти готов быть милосердным и рассмотреть твою просьбу. Однако, я, как владыка Аннуина, должен сообщить, что ты оскорбил богов, убив мятежного Финегала.

Пуйл опустил руку, и Сага резко рухнула вниз. Кажется, что — то она себе явно сломала — пошевелиться было слишком сложно, от боли на глаза наворачивались слезы.

— Поэтому ты не получишь желаемого.

«Когда ты приблизишься к победе, она будет ускользать от тебя вновь и вновь», — эти слова проклятья Киан слышал так, словно Финегал вновь проклинал его прямо перед лицом приближающейся смерти.

— Отпусти её, прошу. Я приму своё наказание и останусь в твоей охоте, — он ощущал всепоглощающий страх, который с каждой секундой становился сильнее. Сердце билось так, что вот — вот сломает ребра. Киан запрещал себе даже думать о том, что захотят от него оскорбленные боги. Они не могли быть настолько жестокими, чтобы посмеяться над ним в тот момент, когда он был готов выпрашивать прощение. На коленях, если это понадобится для безопасности Саги.

Пуйл наклонил голову, разглядывая белоснежный саркофаг. Казалось, он размышлял над чем — то.

Затем он рассмеялся.

— Тогда убей её, чтобы она могла вернуться туда, откуда пришла. Иначе ей не выбраться из Аннуина, ведь больше некому проводить её назад. Только так она может оказаться свободной, если ты готов отпустить её и позволить ей жить человеческой жизнью. Посмотри на себя — ты давно уже стал частью Иного Мира, а она ещё может забыть всё и быть счастливой смертной женщиной.

Киан оглушено мотнул головой, словно пытался отогнать от себя слова князя. По его лицу текли слезы, и он не стыдился их. Как же он был слеп, полагая, что боги способны на милосердие. Они никогда не слушали его, не желая иметь дела с тем, кто их оскорбил.

Пуйл стоял прямо перед ним, и в его руке поблескивал кинжал.

— Только смерть может дать свободу, Первый Меч Тары. Только так ты можешь вернуть ведьму домой, если хочешь, чтобы она прожила остаток своей жизни в безопасности и спокойствии.

— Поклянись, — прохрипел Киан, не отрывая от него глаз, — поклянись Аннуином, что говоришь правду.

Красивое лицо Пуйла оставалось безмятежным, когда он произнёс:

— Я клянусь тебе своей жизнью и Аннуином, что лишь убив её, ты вернешь её на Землю.