Считается, что пословица про то, что время лечит — не более, чем утешающая ложь. Но, как бы то ни было, но любые потрясения утихают. На смену им приходит затишье, которое помогает начать медленно приходить в себя.

Действительно, говоря, что её не отпустят из этого полузабытого миром островка, Дорнот не шутил. И даже намека на то, что его помрачение пройдет, так же не предвиделось. С новыми днями, приходившими на смену вчерашним, Лия понимала, что это, возможно даже шло ей на пользу. В доме была почти незаметная горничная и кто-то еще из обслуживающего персонала, что позволяло делать выводы, что о том, кем был Дорнот, никто в госпитале толком и понятия не имел. А о масштабах его состоятельности — не догадывался и подавно.

Лия изучила целиком то крыло, которое было ближе к её комнате. Провела сутки почти в большой библиотеке, поглощенная книгами от новых изданий до старинных томов, которые до сих пор могла найти лишь в электронных каталогах сети, как раритетные. Её путешествие в дебри книжного леса в первый день закончилось тем, что она заснула на полу, прислонившись к шкафу, с большим томом энциклопедии в руках.

Наступившее утро встретило её пасмурной погодой, от неудобной позы ломило спину. Но вот то, что пледа, которым она была укрыта, не было в библиотеке накануне, и она его не приносила с собой из комнаты — в этом Лия могла поклясться. Значит, кто-то зашел и, сжалившись над сироткой, укрыл её. А судя по тому, что так поздно никто не ходил по дому, напрашивалось только одно вероятное предположение, что это мог сделать Ян.

Порой казалось, что Лия совсем одна в доме. Но время от времени уже знакомое состояние взгляда, направленного на неё, напоминало о том, что обманчивое ощущение одиночества не было истинным. Лия была даже рада, что очевидно безумный Дорнот не появляется. Она и боялась встречи, ожидая о неё новых и неприятных сюрпризов, и не знала — как теперь вести себя с ним.

Почти парк, на территории которого стоял дом, охранялся. Поэтому Лия оценила бессмысленность той смехотворной попытки сбежать, и просто решила радоваться тому, что могла пройтись, вдыхая весенний воздух, по раскинувшейся перед фасадом дома лужайке. Поскольку у неё теперь была масса времени, она могла обдумать то многое, на что раньше просто не хватало времени. В какие-то минуты её охватывала острая боль от того, что ничто не происходит. Что никто даже не звонит узнать — где она.

Но спустя день после того пугающего разговора она убедилась в том, что была неправа. Телефон, который она так и не могла найти, Лия обнаружила на столе в своей комнате. Это только добавило растерянности, примешав к ней долю странного любопытства к тому, что представляет из себя Ян.

Первым делом Лия позвонила домой, и убедилась в том, что он не солгал, сказав о том, что сделал так, что бы её близкие не волновались о ней. Не желая разрушать созданную им картину, она поговорила немного с матерью, сказала, что задержится на некоторое время. Закончив разговор, Лия задумалась. В какой-то мере она и не солгала. Ей и вправду не хотелось возвращаться туда, где все будет словно усеяно лезвиями воспоминаний.

Всё было бы просто замечательным, если бы не гнетущая тишина и отсутствие каких-либо перемен. Лия сидела с книгами, листая старые фолианты. Бродила по молодой траве, упорно пробивающейся навстречу солнцу. Смотрела вечерами на то, как лениво шевелится пламя огня в старинном камине. Здесь жизнь остановила ход времени, а она, как привыкший к суматохе ребенок города, ощущала капающие каплями мгновения дней, останавливающие безумный бег прежней жизни.

Думать о прошлом было больно. Думать о безумном и незаметном хозяине дома было опасно. Словно любая мысль о нём грозила увести в лабиринт, из которого нет возврата. Не потому, что он так опасен, но потому, что с каждым днем ей было всё интересней понять — что же прячет в себе темнота за поворотом.

— Вам не скучно?

Внезапно раздавшийся из ниоткуда голос заставил Лию вздрогнуть. Был уже поздний вечер, а она всё продолжала сидеть на большом ковре, прислонясь к спинке кресла. Оно скрывало говорившего.

— Спасибо, совсем не скучно, — отозвалась Лия, оставаясь на месте. Дорнот приблизился. В комнате царил полумрак, стиравший грани между светом и тенями. Он присел на ручку кресла, оказываясь на расстоянии, но в то же время — рядом. Снова воцарилась тишина.

— Как давно Вы продолжали следить за мной?

Лия спокойно смотрела в небо, темневшее за окном. Где-то далеко у края горизонта его окрашивало нежно-сиреневым цветом уходящее солнце, бросая последние лучи на облака перед тем, как полностью уступить место ночи.

— Я "следил за тобой", как ты говоришь, с первого дня, как ты появилась в госпитале.

Он тоже смотрел в вечернее небо, словно заглядывая дальше облачной короны, раскинувшейся вдоль горизонта.

— Я все равно не понимаю всего этого, — в успокаивающем полумраке слова зависали как светлячки. И Лия почему-то знала, что сейчас ничто не сможет нарушить этого покоя. На небе тихо загорались звезды, сменяя последние отблески заката. Ян повернулся и посмотрел на Лию, ожидая, что она скажет еще.

— Я хотела понять — какой же Вы настоящий. Я вижу только обилие масок, меняющихся постоянно. Но никогда не вижу настоящего человека.

Лия замолчала. Она ждала ответа, хоть каких-либо слов, пусть даже безумных или неприятных. Но в ответ так же было лишь молчание. Дорнот протянул руку, словно хотел дотронуться до неё, и отдернул, так и не коснувшись. Казалось, что на её слова у него не было ответов. Или же то, что он мог сказать, не приняла бы она. На несколько мгновений повисла тишина, пронизанная несказанными словами. Затем Ян поднялся и так же молча вышел из комнаты, оставив её наедине с тишиной и звездами, заглядывавшими в окно.

* * *

Тишину кабинета разрезал звонок, вернувший Эрика из раздумий, которые неожиданно одолели его. В жизни было всё упорядоченно и логично. А всё, что не входило в систему, подлежало уничтожению. Всё, что шло вразрез, что когда-либо было выдающимся за рамки четкого порядка, было отформатировано и удалено.

Жизнь шла своим чередом, ничто не могло выбить его из колеи. Прошло около пары месяцев с того момента, как он чуть было не пустил свою жизнь под откос ради сиюминутных эмоций. Это было закрыто раз и навсегда.

Эрик поднял трубку телефона, сделанного в стиле прошлого века.

— Мистер Маргулис, это Ваш врач. Я думаю, что такие новости Вам стоит узнать.

Спустя час он сидел в пахнущем цветами кабинете и недоверчиво выслушивал безумную фантазию. Это звучало невероятно, нереально и таким маняще. Раньше Эрик бы не поверил, но теперь всё было иначе. Надо было отдать должное тому полугоду эмоций, в который он научился верить в себя. Это было парадоксально, что человек, которому нельзя было доверять, который предал его, помог ему поверить в себя. За это он был благодарен, но надо было двигаться вперед.

— Вы понимаете, что гарантий нет, но всегда есть шанс. И если дефект был не врожденным, то можно надеяться на успех.

Маргулис кивнул. Никто и не обещал выигрыш, но если не поставить всё, бессмысленно даже начинать.

— Я свяжусь с знакомым профессором, проконсультируюсь у него. Затем будем напрямую разговаривать с хирургом, который предложил эту методику.

— Я согласен, — половиной разума осознавая авантюрность предложения, Эрик был уже согласен, он не терял ничего даже в случае неудачи. Поверить в невозможное — разве не этим он занимался несколько месяцев?

* * *

Когда понимаешь, что то, чего ждешь сильней всего, не произойдет — сложно и тяжело принять правду. Хотя разум и шепчет утешающее, что так будет правильней, но сердце упорно стоит на своем. Наверно, если бы Лия могла поделиться с кем-то тем, что клокотало внутри, заставляя терять спокойствие, ей было бы только хуже. Болезнь надо переболеть, а ничто так не лечит, как мысли, что даже если сейчас слишком тяжко, это пройдет в свой срок. И хоть порою хотелось кидать книги, разбивать ни в чем неповинную вазу, свалиться и плакать, ненавидя себя и всех, Лия просто сидела на окне, бессмысленно и бесцельно глядя в никуда, ожидая пока приступ истерики погаснет, не разгоревшись. Или же старалась очутиться на улице, где эмоции, радостно поглощавшие полумрак и замкнутое пространство для своего роста, улетучивались, испугавшись ветра, ворошившего волосы, солнца, гревшего лицо, и запаха жизни, нещадно испепелявшего воспоминания.

Она старалась сначала искать оправдание в том, что найти её Эрику сложно. Но логика доказывала, что нет ничего невозможного для того, кто хочет чего-то добиться. Она предполагала, что завтра всё изменится, но наступало завтра, принося новый день и прежнюю правду. И понемногу Лия свыкалась с мыслью, что просто всё закончено. Единственное, что оставалось прежним и не менялось — доля неприязни к тому, кто ходил по тем же коридорам, что и она, стараясь не пересекаться с ней, и кто был виноват в происходящем. Но это не мешало Лии все чаще ловить себя на мысли, что она пытается понять — что же представляет он из себя?

Дом не был абсолютно пуст — она спускалась в просторную кухню, где улыбчивая пожилая миссис Норис, единственный человек, постоянно находившийся в доме вместе с ними, составляла ей компанию. Она заботливо ставила перед ней, продрогшей после очередной долгой прогулки горячую чашку чая, и создавала ощущение почти сказочного уюта. Лия могла бы задать ей вопрос о виновнике своих злоключений, но что-то всегда останавливало её. Миссис Норис восприняла пребывание Лии в доме так, словно это было чем-то естественным, не проявляя ни удивления, ни задавая вопросов. И это было даже хорошо.

Погода решила, что достаточно побаловала теплом, и неожиданно вернула зиму, принеся вновь заморозки и щедрые дожди. Лия, порядком уставшая от вынужденного безделья, пришла в теплое и ярко освещенное помещение кухни, где так приятно пахло выпечкой и пряностями. Сюда не долетал шум ветра, и не знобило от промозглой сырости, стремившейся проникнуть в дом.

— Моя дорогая, мне придется отойти на пару минут, — миссис Норис ставила на поднос небольшой лазурный чайник, из которого поднимался пар, такую же лазурную сахарницу и чашку. Всё это напоминало Лии очаровательные наборы посуды, о которых она часто мечтала в детстве. — Погода совершенно недобра к нам всем, хозяин простыл и неважно себя чувствует. Я думаю, что ему стоит выпить горячего чаю, чтобы не заболеть серьезнее.

Про себя Лия решила, что это — еще самое малое, чего тот заслужил, но откинув злорадную мысль, решила, что нехорошо заставлять пожилую женщину нести увесистый поднос невесть куда.

— Не беспокойтесь, я отнесу, — предложила она и, видя почти облегчение на лице миссис Норис, добавила, — Правда, я не знаю — куда именно, в доме так много комнат.

— О, это тут, рядом, поднимитесь по лестнице и поверните направо. Вторая комната слева.

Дел у пожилой дамы и без того хватало, предложенная помощь была более, чем кстати. Лия кивнула, надеясь, что не забудет маршрут, и направилась к лестнице, ощущая себя официантом.

Официантом. Это пробудило в памяти один из обрывков воспоминаний.

Она остановилась на половине лестницы. Администрация ресторана сказала, что кто-то затеял драку. Кто-то из официантов. Картины пролетели перед глазами, словно стая встревоженных птиц, догадки и мысленный вопль негодования — всё смешалось воедино. Лия вернулась к действительности и одолела последние ступени.

Вторая комната налево была пуста, когда она толкнула дверь и вошла. Заваленный бумагами стол — единственное освещенное небольшой лампой место, выглядел маяком в море сумрака. Лия поставила поднос на краешек стола, свободный от бумаг, и огляделась. Вдоль одной стены протянулся шкаф с книгами, соблазнительно темнеющими на полках. Другая стена была спрятана под ковром, приятный орнамент которого наполовину прятал стоявший стеллаж с папками.

Лия взглянула на бумаги, лежавшие на столе. Всевозможные тексты, официальные бумаги, гербы департамента здравоохранения — все словно наскоро собрали в стопку, чтобы не тратить место. Судя по всему, человек, работавший здесь, был крайне трудолюбивым и весьма занятым. Лия провела рукой по столу, словно тот мог рассказать ей о хозяине.

— Вас заинтересовала моя работа? — Она вздрогнула, от резкого движения небрежно сложенные листки бумаги вспорхнули и разлетелись по полу белыми птицами. Ощущая себя пойманной на месте преступления, Лия опустилась, собирая предательские листки. Дорнот продолжал неподвижно стоять, не делая ни шага и наблюдая, как она поднимает документы.

Подобрав последний лист, Лия поднялась и, злясь на непрошеное ощущение вины, кивнула на поднос, уныло стоявший на столе.

— Миссис Норис сказала, что Вам нездоровится. Я принесла горячий чай.

— Спасибо, — Ян чуть кивнул, словно показывая, что принял объяснение.

— Только не стоит думать, что Ваше самочувствие меня заботит, — Лия разозлилась и несла полную чушь, прекрасно понимая, что говорит не то, что следует.

— Прекрасно знаю, что Вы бы вбили мне кол в сердце. И, можете поверить, что разделяю такие пламенные чувства.

Дорнот шагнул наконец в комнату, направляясь к столу. Свет лампы не был слишком тусклым, чтобы Лия не заметила достаточно болезненный вид, запавшие глаза и остроту черт лица, выдававшие, что он действительно болеет и достаточно сильно. Но это не смогло её остановить от вопроса:

— Тот официант в ресторане. Это тоже были Вы?

Ян опустился в кресло, спокойно выдержал взгляд Лии и кивнул.

— И Вы так легко разрушили все в моей жизни, не жалея ничего для этого? — Кончики пальцев похолодели, словно их засунули в зимний снег. Лия готова была убить его, настолько её охватило бешенство. И останавливаться она не хотела. Дело сейчас было уже не в её погибших отношениях, дело было в лабиринте, куда её затягивало желание выбить из него правду вместе с духом, — Что Вам это дало?

— Абсолютно ничего.

Она опешила. Это было похожим, как если бы ей с ходу пришлось врезаться в стену. Дорнот чуть пожал плечами, словно отвечая на её недоумение, и поднял на неё глаза:

— Уверен, что ты прекрасно знаешь ответы на свои вопросы, но зачем-то требуешь их от меня.

Лия поджала губы, заклиная себя промолчать и душа на корню все ругательства, которые просились наружу.

— Вам не стоит долго сидеть, лучше ложитесь, — внезапно сказала она, удивляясь тому, что оказалась способна на спокойный тон.

— Все нормально.

Повисла тишина, как бывало обычно после их неудачных диалогов. Лия развернулась и вышла из комнаты. Поразительно, как можно быть таким самонадеянным, спокойным и почти игнорировать её, будто она напросилась к нему в дом! Но вместе с тем, ей пришлось раздраженно признать, что он действительно нездоров, а это её как-то задевало. Всё же он оставался весьма вежливым по отношению к ней. И ей совсем не нравилось, что даже в этой ситуации Дорнот оказывается положительней, чем она хотела бы его видеть

Вечер был на редкость не похож на весенний. В окно стучал дождь, а ветер заунывно шумел где-то в камине. Лия сидела в углу кровати и раздумывала — как там сейчас, дома? Что делает мать? Жулибо, скорей всего, сидит в кухне, ожидая момент, что бы утащить что-нибудь съестное. А что делает сейчас Он?

На секунду Лия задумалась, позволяя себе такую минутную слабость. Но затем отрезвляюще дотронулась до лица, где уже давно прошел синяк, не проходя при этом в душе. Она поплотней завернулась в одеяло и неожиданно подумала о том, что где-то на другом конце дома наверно по-прежнему не спит Дорнот. Лия почти никого не видела в доме поздно вечером, кроме него, а это означало, что сейчас он так же один. Больной. И в полном одиночестве. Она поежилась. Как бы это не казалось глупым, после того, что происходило, что-то неприятно царапало при этой мысли.

Ругаясь на чем свет стоит, Лия вылезла из теплой постели и, натягивая брюки, убедила себя, что просто проверит — как он? из профессионального долга. Если же всё нормально — вернется обратно.

Казалось, что в доме никого нет кроме неё и тишины. Лия осторожно ступала по полу, словно её шаги могли потревожить сон старых стен. Дойдя до лестницы, она заметила, что камин внизу еще освещает полумрак несколькими языками пламени, лениво лижущими каминную кладку. Это было единственное освещенное место, и Лии захотелось подойти к нему. Она так же осторожно спустилась, стараясь не шуметь, и почти подошла к огню, когда из кресла, стоявшего перед камином, раздался голос Яна:

— Проходите, у огня теплее.

Лия остановилась. Кажется, она говорила, что просто проверит — как он там, и вернется обратно?

— Не уходите, посидите здесь.

Это было необычно. Эта была почти просьба. Лия прошла к камину, опустилась на пол, устланный ковром и прислонилась к стоявшему рядом креслу, близнецу того, в котором сидел Ян.

— Я спустилась узнать — как Вы, — спокойно сказала она, подбирая поудобней ноги.

— Спасибо, что побеспокоились, но всё хорошо.

Огонь в камине плясал, рисуя какие-то известные лишь ему картины, рассыпался искрами в фейерверке и снова продолжал танцевать, лениво поедая поленья.

Впервые Лия вдруг поняла, что ей хорошо. Ей было просто хорошо, несмотря ни на что. Словно тишина и покой наконец-то спустились на неё, очищая от остатков всего, что не давало спокойно дышать.

— Улыбка придает свет лицу, — произнес Дорнот, словно ощущая, что Лия улыбается. Она кивнула и обернулась на него. Ян сидел с книгой, лицо оставалось в тени, не позволяя отчетливо разглядеть его выражения.

— По Вашим словам моё присутствие угнетает, но Вы приходите, что бы проведать меня. Вы так сильно преданы долгу профессии?

— Я не меряю свои поступки долгом, — возразила Лия, — Если кому-то не хорошо, я не могу просто пройти мимо.

— Кто-нибудь счел это ложью или же добротой на грани с безрассудством.

Ложью это сочли. Не так давно. Лия нахмурилась, прогоняя непрошеные воспоминания

— Почему вы всегда один? Или ваши родственники не в курсе, что Вы тут? — Она решила атаковать сама, прежде чем снова специально или ненароком атакуют её.

— Наверно потому, что я не имею родственников, горящих желанием присутствовать рядом.

Дорнот наблюдал за ней, говоря это. Его взгляд ощущался по-прежнему как направленный на собеседника прицел.

— Мать умерла, оставив меня целиком на попечении отца, достаточно рано. Отец умер несколько лет назад. Остальная родня не особо страдает семейной любовью, поэтому мы не поддерживаем никаких отношений.

Лия вновь ощутила укол сочувствия.

— Как Вы правильно догадались, мы не настолько бедны. Но вот только мое желание быть врачом не вызывало одобрения ни у кого. Даже у тех, кто поддерживал отношения с моим отцом. Как и у него тоже, кстати. Он решил, что из меня так и не получилось достойного в его глазах сына, ну и я уехал.

Лия покачала головой, ощущая жалость к нему, которая оттесняла назад прежнюю неприязнь. Она была счастливей его, у неё всегда была семья, которая принимала её любой, не смотря ни на что.

— Но это же неправильно, — она отодвинулась от кресла и повернулась к Дорноту.

— Неправильным было забыть о фамильной гордости и спуститься до уровня обычного человека, стоящего на более низкой ступени общества, — его голос источал сарказм, за которым пряталась горечь, — Особенно когда тебе с рождения выбрана дорога, обещающая перспективы и не выходящая за рамки традиций. А ты решаешь распорядиться своей жизнью иначе.

— Вы были счастливы, распоряжаясь своей жизнью, — возразила Лия, поддерживая последнюю фразу.

— Меня приучили видеть в людях то, что может быть ценным для того, чтобы идти дальше. Ничто не должно остановить, если выбираешь цель. Ничто не должно выходить за рамки. Жизнь — это набор четких правил и условий, которые диктуют положение и семья. То, что в них не вписывается, либо необходимо вычеркнуть, либо обойти, чтобы не нарушить правил.

— Как так можно жить, — почти возмущенно произнесла Лия, — Позволять жизни превращать человека в пешку и лишать всего, что позволяет ему оставаться самим собой!

— Ну, таковы правила. Хотя именно из-за них меня можно считать самоуверенным мерзавцем.

Лия покраснела, не опуская глаз под взглядом Яна:

— Я не считала так.

— Бросьте, мы с Вами прекрасно знаем, что это не так, — он отложил книгу, которую держал в руках, в сторону, — Но это Ваше право считать меня кем Вам угодно.

— Нет, — Лии отчего-то захотелось переубедить его, — Это не так. Я не считала так хотя бы потому, что не знала — что Вы из себя представляете.

Дорнот подошел к камину и облокотился на теплую каменную панель.

— Люди предпочитают видеть то, что снаружи, а не заглядывать глубже.

— Вы требуете слишком много, — её задели его слова.

— Я никогда не требую ничего, кроме того, что могу сделать сам.

— Знаете, каждый раз я видела не самые положительные проявления Ваших требований. Ваши слова о женщинах. Высокомерие — порой достаточно легкомысленное и оскорбительное отношение к людям. И Вы не понимаете, почему о Вас складывается такое впечатление, когда сами всячески только поддерживали его? — Лия поднялась с ковра. От её благожелательного настроя не осталось и следа.

Пламя причудливо плясало, освещая лицо Дорнота, отчего все резкие линии лишь подчеркивались, придавая ему суровое, почти жестокое выражение. Он стоял, глядя сквозь камень и не шевелясь.

— Мне нет дела до того, какое впечатление я произвожу, — Ян отнял руку от панели, на которую опирался, и повернулся к Лии, — Миру нет дела ни до кого, так почему меня должно волновать его мнение?

— Мнение окружающего мира? Нет, — она не собиралась сдаваться, — Но зачем целенаправленно создавать вокруг себя пустоту, прекрасно понимая, что она разрушает самого Вас же?

Дорнот смотрел на неё. Свет пламени все так же превращал его лицо в непроницаемый камень, скрывая мысли и слова, которые рвались наружу на самом деле, как казалось Лии.

— Да, никому нет дела друг до друга. Но зачем же разбивать всё, что может жить само, независимо от мира и его сиюминутного мнения? Зачем уничтожить себя? Ради абсурдных правил, которые ВЫ же сам и разрушили, не желая подчиняться ни им, ни миру?

Лия перевела дух. В комнате замерла тишина, огонь словно перестал потрескивать, так же застыв в ожидании. Дорнот молчал, прожигая насквозь Лию лишенным эмоций взглядом. Но при этом, словно за поставленной им же стеной, беспокойным пламенем рвались и горели слова. Сотни слов, мыслей, которым он не давал прозвучать. Что же с ним такое, что он почти превратил себя в маску, пародию на себя настоящего, и не показывает правды?

— Доброй ночи. Надеюсь, что Вас ничто не побеспокоит, — произнес Ян, переводя взгляд на огонь. Лия не ответила, просто развернулась и молча пошла к лестнице.

* * *

Нарисованная картина опасно манила, уговаривая и отравляя логику согласиться. Все, что требовалось — простой осмотр и обследование. Но обманчивая простота таила в себе угрозу. Она могла заставить поверить в чудо. И могла тут же эту веру уничтожить.

Поэтому Эрик испытывал неприятное ощущение дискомфорта, сидя в кабинете врача частной клиники. Его врач заявил, что этот доктор — талантливый специалист, работающий над революционными методами, и во всех случаях они показывали себя с лучшей стороны. Эрик слушал его в полслуха, напряженно ожидая появления этого чудодея, который мог подарить ему шанс на надежду.

В кабинете работал кондиционер, его ветерок касался лица. Кожа удобного кресла еле слышно потрескивала при малейшем движении. Эрик раздраженно вздохнул, заставляя себя не торопить время. Еще пара минут, и он уйдет. Незачем строить иллюзии.

В ответ на его мысли хлопнула открывшаяся дверь. Мимо Эрика стремительно прошел врач.

— Прошу прощения, что заставил ждать. Я только что приехал, — произнес спокойный голос. Эрик кивнул, принимая объяснения, и вновь напрягся в ожидании. Мужчина опустился в кресло и зашелестел бумагами. Судя по всему, он был в возрасте — по скрипу кресла можно было предположить, что врач не обладает утонченной худобой, или же постоянно занимается спортом. А размеренные и уверенные движения были, в своем роде, визитной карточкой профессионала. Или крайне талантливого шарлатана.

— И так, мистер, — он заглянул в карту, что бы посмотреть фамилию и на несколько секунд сделал паузу. В другой момент Эрик обратил бы внимание на эту заминку, но сейчас им всецело владели другие мысли.

— И так, мистер Маргулис, — словно и не было паузы, продолжил врач, — Вы отдаёте себе отчёт в том, что я не могу дать гарантий, но мы можем лишь рискнуть. И то, если убедимся, что Ваша проблема не имеет врожденной формы.

— Я понимаю Вас, — Эрик был готов заорать на него, что бы тот не тратил попусту слов, а переходил к делу, если способен что-то сделать. В возникшей паузе отчётливо ощущалось, что врач смотрит на него. Эрику даже показалось, что он находится под сверлящим его прицелом, настолько острым было это ощущение.

— Хорошо, — словно ставя точку, произнёс врач, — Тогда начнём.

Непривычная пустота, опустившаяся на дом, заставила Лию испытывать ощущение брошенности. Не то, что бы ей было в тягость одиночество. Но дом, лишенный присутствия этого странного человека, словно потерял что-то. Её никто не предупреждал о том, что Дорнот внезапно исчезнет. Просто, пробыв почти весь день на улице, Лия вернулась и поняла, что что-то изменилось.

Как всегда тепло улыбающаяся миссис Норис предложила ей ужин и попутно посетовала, что зря приготовила так много, хозяин уехал ещё до полудня. Почему-то это неприятно кольнуло.

— Как уехал?

Она знала, что её недовольство связано только с тем, что каждый его поступок продолжал раздражать своим упорством, упрямством и независимостью, не считавшимися ни с чем.

Миссис Норис села на плетеный стул напротив Лии и пожала плечами:

— Ближе к полудню, дорогая. Судя по всему, у него срочные дела, — она улыбнулась своим мыслям, — мальчик всегда настолько занят, что мне редко выдаётся возможность увидеть его.

Лия подавила удивленное хмыканье.

— Вы давно его знаете? — Спустя секунду задала она вертевшийся на языке вопрос.

— Давно? Я знаю его с десяти лет, — судя по всему, с Яном у миссис Норис связывались только самые хорошие эмоции, и это было очень странно, что настолько неадекватный и самоуверенный человек мог вызывать добрые чувства. Лия напомнила себе, что миссис Норис может и не догадываться о втором лице Дорнота, и решила продолжить расспросы.

— У него наверно большая семья.

— Моя дорогая, количеством родственников семью не заменишь. Если настоящей семьи нет, то её нет.

— Вы хотите сказать, что у него было сложное детство? — Лия изобразила на лице подлинный интерес, который было не так сложно разыгрывать. Ей действительно было интересно.

— Я бы сказала, что в его детстве отсутствовало то, что нужно любому ребёнку: тепло, нежность. Нет, не подумайте ничего такого, его любили.

— Его мать рано умерла, — вспомнила Лия.

— Да, а отец видел жизнь весьма своеобразно. Наверно Вы знаете, что они принадлежат к достаточно известной в обществе фамилии, в которой мужская половина сплошь была военными и политиками. Так сказать, традиция.

Лия внимательно слушала, стараясь не пропустить ни слова.

— Поэтому мальчик должен был соответствовать семейным требованиям. Он учился в частной школе, где весь упор шёл на то, что бы создавать из молодых людей будущих деятелей для страны. К моменту окончания школы все ожидали, что он примет решение продолжать традиции семьи или в армии, или в политике. Но когда мальчик приехал, в тот же вечер разразился грандиозный скандал.

Миссис Норис вздохнула, словно видя все вновь, и продолжила:

— Он заявил отцу, что собирается стать врачом. И у того, и у другого одинаковые характеры. И само собой, то, что последовало потом, было вполне предсказуемым. Отец настаивал, приказывал и угрожал. Но бесполезно. Всё закончилось тем, что младшего Дорнота вычеркнули из жизни, заявив, что он — гнилая ветка на родословной дереве, не оправдавшая возложенных на него надежд.

Лия настолько напряженно слушала миссис Норис, что затаила дыхание.

— А Ян?

— О, он на следующий же день собрал вещи, уместившиеся в одном чемодане, и уехал. Один, в другой город, за столько миль от родного дома. Я думала, что уже никогда не увижу его, — миссис Норис сокрушенно покачала головой, — Ведь от него не было даже вестей. А потом, спустя два года, умер его отец. Родня, приехавшая на похороны, была крайне обрадована известию, что тот оставил им все, вычеркнув сына даже из жалкого клочка бумаги.

— А этот дом?

Миссис Норис улыбнулась.

— Когда он стал совершеннолетним, оказалось, что судьба о нём не забыла. Мать, словно предвидя всё, оставила ему свою собственность, этот дом, где он рос до того, как его отправили в школу. Я узнала об этом из письма, которое он мне прислал, предлагая поселиться тут. Как же я была рада, что он, вопреки всему стал таким умным и талантливым. Хотя это стоило ему так дорого.

— Не знала, что Дорноты настолько известные люди, — удивилась Лия.

— Что Вы, — возразила миссис Норис, — Это фамилия его матери. После того, как отец фактически отказался от него, он сжег тоже все мосты и взял фамилию покойной матери.

Лия задумчиво смотрела на ажурное плетение соломенной вазочки с печеньем. Странное ощущение сожаления и сочувствия клубились, подавляя возмущение, поднимавшееся всегда при одном упоминании о Дорноте. И, хотя она не хотела простить его поступка, что-то в его жизни стало понятным, а он — как то ближе. Но это было лишь одним фрагментом в запутанных переходах его многоликости, не объясняющим его настоящего лица.

Было далеко за полночь, когда она услышала приближающийся шум машины, говоривший о возвращении Яна. Лия не могла заснуть, уговаривая себя, что так на неё подействовала долгая прогулка, или дает о себе знать напряжение последних дней.

"Да кого, собственно, я пытаюсь обмануть. То, что я узнала, заставило меня пожалеть его. А теперь, как последняя дура, я испытываю заботливое беспокойство, хотя он заслуживает только хорошей оплеухи", — Лия раздраженно перевела взгляд на потолок. Несмотря на логичность рассуждений, что-то непонятное продолжало уговаривать, и она, мысленно ворча, встала с постели.

Лия стянула плед, закуталась в него и осторожно открыла дверь в коридор. Она прошла мимо лестницы — внизу было тёмно. Из приоткрытой двери комнаты падала тонкая полоска света, и Лия направилась к ней.

Освещённая комната, в которой она уже была, представляла странную картину беспорядка, царившего внутри. Заполненная до отказа, и при этом выглядевшая так, словно ее заполняли в непонятной спешке, не позволяя себе остановиться. Бумаги, книги, папки, лежащие на полу, в шкафах, на столе.

Лия осторожно заглянула дальше, отвлекаясь от созерцания хаоса. Щедрость жизни на сюрпризы не заканчивалась, продолжая предлагать самые непредсказуемые аттракционы, которым позавидовал бы любой остросюжетный фильм. Ян находился посреди комнаты. Он стоял на коленях, словно опустился за упавшими бумагами, с отрешенным видом пропуская сквозь пальцы мелкие обрывки бумаги, снова собирая их в ладони и снова просеивая их снова сквозь пальцы. Его лица не было видно, он низко опустил голову, но по неторопливо-механичным движениям было понятно, что Дорнот где-то далеко от этой комнаты, от этих обрывков и от всех сразу.

Вроде ничего особенного, но картина внушала какой-то неприятный безотчетный холодок по коже. Лия поежилась, она ощущала себя лишней в окружавшем Дорнота холодном, пустом пространстве. Секунду она колебалась, часть ее требовала уйти как можно дальше от этого, а вторая не могла уйти, оставив Яна одного с его призраками.

Она отворила дверь, стараясь, что бы он отвлекся, обратив внимание на звуки ее шагов. Но он не поднимал головы, реагируя на ее вторжение. Лия подошла ближе, помедлив, подобрала удобней плед, в который куталась, и опустилась рядом с ним, лицом к лицу, стараясь поймать его взгляд.

В тишине раздавался только шорох летящей бумаги, проскальзывавшей сквозь пальцы и дождем падавшей вниз. Лия молча сидела рядом. Ей придётся сидеть ровно столько, сколько понадобится, пока он не придёт в себя и не станет прежним.

Но Ян не становился. Напротив, он все медленнее повторял движения и наконец, набрав клочья бумаги в ладони, замер, не отпуская их.

— Я не смогу.

Он обращался словно в никуда, если не считать того, что продолжал смотреть на бумагу. Лия набрала воздуху, сейчас или никогда ей придётся что-то сделать. Осторожно, словно дотрагиваясь до дикого животного, она протянула руки и дотронулась до застывших ладоней.

— Я не смогу этого сделать.

Дорнот неожиданно поднял голову, и Лия увидела в них то, чего меньше всего ожидала сейчас увидеть — боль. Новый поворот лабиринта его души приветливо зиял темнотой. Раздумывать было некогда, и Лия спокойно и с теплотой заговорила, молясь, что бы ее силы внушения хватило на то, что бы вернуть Дорнота из зазеркалья:

— Все будет хорошо… Пожалуйста, посмотри на меня…

Он продолжал глядеть сквозь неё, словно оставался на другой стороне зеркала. Лия обхватила покрепче его запястья, стараясь отвлечь от разрушающей концентрации на этих клочьях бумаги, словно именно в них и была причина происходившего.

Они сидели друг перед другом, на теплом паркете. До сих пор Лия не понимала — насколько далеко её затянуло в лабиринт темноты Дорнота, но сейчас она была готова пройти до конца, лишь бы не видеть такой пустоты. Словно Ян был каменной статуей, разваливавшейся под влиянием чего-то изнутри на мелкие кусочки, постепенно превращаясь в пыль.

— Я не знаю, что произошло, но я знаю то, что говорю, — она обращалась куда-то за пределы комнаты, вне которой находился он, точнее — его лучшая часть, — Что бы ты сейчас не решил, ты можешь сделать всё. Ну, почти всё. Но ты можешь, я это знаю.

Где-то очень далеко, в глазах Яна словно забрезжила искра, и Лия, не отрываясь от неё ("Давай же, посмотри на меня!"), снова повторила как мантру: — Всё будет хорошо.

Медленно, но верно его глаза заполнялись прежним, знакомым светом. Ладони дрогнули, выпуская дождем обрывки бумаги, и крепко сжали пальцы Лии. Ян шумно вздохнул, прижал её и свои сплетенные пальцы ко лбу, словно наводя порядок после возвращения. Лия облегченно выдохнула — он вернулся из своей непонятной и пугающей прострации. Не хотела бы она пережить вновь такое, словно на её плечи взвалили огромный валун, и от напряжения будто прижало к земле.

Наконец он опустил руки и покачал головой.

— Прости.

— Всё нормально, — Лии не хотелось сейчас возвращаться в прежнюю атмосферу ссор и конфликтов.

— Уже поздно. Почему ты не спишь? — Прежний, спокойный Ян возвращался на место, надежно пряча все свои тайны.

— Не спалось.

Он отпустил её пальцы и поправил сползающий с плеч Лии плед. Этот жест напомнил ей того незнакомого Яна, пришедшего на помощь, когда её обидела жена брата.

— Не стоит бродить по дому так поздно.

Лия поджала губы, не желая отвечать.

— Спасибо, что так думаешь обо мне, — он взглянул на злосчастные клочья бумаги, лежавшие между ними. Судя по всему, это был какой-то документ или договор. Поймав направленный на него взгляд Лии, Ян спокойно смахнул обрывки в сторону так, что бы было невозможно разобрать текст, и спокойно заговорил:

— Раз ты настолько великодушна, что веришь в то, что я могу сделать то, о масштабах чего не упоминал, я возьмусь за это дело.

Он помог ей подняться с колен, ноги настолько затекли, что Лия почти не чувствовала их. Лабиринт был не только темным, но и еще каждый его поворот был острым. И каждый угол можно было миновать, только задев его и ощутив боль. Стоил ли он того? Она знала только то, что хочет пройти его до конца.

* * *

Старый дом медленно оживал. В раскрытые окна врывался свежий воздух, шевеливший ткани штор и ворочавший страницы книг. Звуки птичьих голосов свободно доносились в каждый угол комнат, наполняя всё ощущением причастности к весеннему оживлению. Зеленеющая дымка, появившаяся на деревьях, на глазах вбирала в себя свет солнца, возвращая его изумрудной свежестью маленьких листочков.

Казалось, что даже между Лией и доктором установились более дружественные отношения. Она всё чаще обнаруживала его в библиотеке, погруженным в работу и не отрывающимся от каких-то записей и ноутбука. Сначала Лия немного переживала, что ей придется возиться в шкафу и отвлекать его. Но трезво рассудив, что это по его вине им приходится мешать друг другу, она продолжила изучать содержимое массивного книжного шкафа, достигавшего почти до потолка, не беспокоясь более о докторе.

Как-то в один момент она поняла, что рассматривает Дорнота, сидя на антресоли у самой верхней полки, с которой достала приглянувшуюся ей книгу. Ничто отдельно в нем не привлекало взгляда, слишком резким, словно высеченным умелой, но грубой рукой, было его лицо. Слишком педантичным и бесчувственным казался он сам. Но всё же что-то не давало просто пройти мимо него.

Лия смотрела на то, как врывающийся в окно ветерок ворошит волосы Яна. Перед ней пролетали все его лица, которые она видела за это время. Словно она стояла в зеркальной комнате, а вокруг в отражениях мелькали лица, искаженные маски одного лица, которое тщательно пряталось за ними.

Побеспокоенный её пристальным взглядом Ян поднял глаза. В этот момент Лия поняла, что наверно впервые она не видит в них отвратительного сарказма и непроницаемой насмешки. На неё смотрел спокойный, вопрошающий взгляд, и она неожиданно для себя улыбнулась в ответ.

— Всё хорошо?

— Да, — Лия подняла книгу, демонстрируя подтверждение своих слов, — А чем Вы так заняты?

Дорнот закрыл ноутбук, устало потерев глаза.

— Изучаю все тонкости предстоящей операции.

Лия неопределенно хмыкнула, понимая, что отвлекла его от важного занятия.

— Спасибо, что вернули меня к реальности, — словно в ответ на её слова добавил Ян, — На улице распогодилось, давайте пройдемся, — неожиданно предложил он. Это снова удивило Лию тем, что он сам пытается наладить между ними хорошие отношения. Она положила книгу на место и собралась слезать вниз. Единственное, чего она не учла, это того, что залезть было проще, чем спуститься. Под нею не было ничего кроме книг, а стул, опираясь на который она влезла, находился на неудобном для приземления расстоянии. Лия застыла в нерешительности. Слезть самостоятельно она не сможет, а признаваться в своих страхах было стыдно. Она посмотрела на Дорнота, надеясь, что он не заметил её заминки.

Ян поднялся с кресла, откладывая в сторону ноутбук, и подошел к ней.

— Прыгай.

Лия, не стесняясь, вытаращила глаза, отказываясь поверить в услышанное.

— Ну же, — Ян кивнул, — у тебя вряд ли получится слезть, не сидеть же там весь день? Так что, прыгай.

— Куда? — Голос у неё сорвался на невразумительный писк.

— Вниз, я поймаю, — хорошо, что он не добавил пару слов о её тупости. Но это было легче сказать, чем сделать, высота от этого не уменьшилась. Лия набрала воздуху, решила, что закрывать глаза — постыдно и неуместно, и мешком свалилась вниз.

На удивление, её достаточно бережно и аккуратно подхватили, поставив на ноги. Ян достаточно поспешно отвел руки, словно она была ядовитой или опасной, и шагнул к двери. " Странно", — подумала Лия, — " до сих пор никому никогда не приходило в голову быть настолько тактичным и внимательным, чтобы не отпустить шутку про её страхи, а просто понять и помочь". " Даже Эрик не был никогда таким внимательным", — добавил саркастично разум. Лия мысленно рявкнула на себя от злости на непрошеное упоминание о нём. Незачем портить наконец-то вернувшийся в душу покой тем, что может только причинить боль.

Они не торопясь шли по дорожке от дома, вдоль расцветающей клумбы с первоцветами. Лия раздумывала о том, что ей не хватает работы. Руки скучали по привычным движениям, а голове не хватало в какой-то мере изнурительного процесса трудовых будней.

— Мне придется уехать на несколько дней, — заговорил, нарушая тишину, Ян, — не предупредить тебя было бы грубостью.

— Уезжаешь? — Лия неожиданно поразилась тому, что ей стало неприятно от этого известия. От того, что это восклицание само вырвалось, показывая её мысли, она покраснела.

— Ты можешь считать меня кем тебе угодно, но я попрошу тебя оставаться моей гостьей. Согласен, — предвосхищая её ответ, продолжил он, — просьбой это сложно назвать, но всё же, обещай, что не предпримешь снова попытку сбежать, пока меня не будет.

Лия кивнула.

— Знаешь, — снова заговорил Дорнот, немного помолчав, — Когда я был достаточно маленьким, отец считал, что я стану его гордостью. Его наследником. А потом, выяснилось, что его гордость почти дурак, не способный так же бегло, как его сверстники, овладеть чтением, непонимающий как читать и что от него хотят, заставляя смотреть в книгу. Конечно, мы знаем, что это — вовсе не проблема. Но мой отец, — Ян слегка улыбнулся, — каждый раз я видел в его глазах тень разочарования. А мне так хотелось, чтобы он мной гордился. Наверно, если бы несколько докторов не заверили его, что я просто не такой, как он хочет, но и не идиот, он бы решил, что на мне поставлена точка. Меня отправили в школу, вбили науку, постепенно я стал не хуже других. Хотя, чтение до сих пор дается мне сложновато, не скрою. А потом я понял, что хочу идти своей дорогой.

Лия ощущала себя так, словно её поджаривают на сковороде. От того, что говорил Ян, её бросало в котел, где кипели стыд и сочувствие. Не догадываясь о том, что происходит с его спутницей, он, погруженный в свои воспоминания, продолжал говорить:

— Это я и сказал отцу, вернувшись. Я не ждал, что он поймет меня. Но он сказал, что я как родился ничтожеством, так им и останусь, он не ожидал от меня ничего большего. Потому, что только ничтожный человек стремиться стать игрушкой для всех, не понимая, что его любвеобильность выглядит жалким доказательством того, что он — слабак.

Дорнот поддел ногой плоский камешек, проследил взглядом за его полетом и беззаботным тоном закончил свой рассказ:

— В тот вечер я ушел и больше никогда не видел отца. Он знал, где я нахожусь. Но запретил всем, даже миссис Норис упоминать при нём обо мне. Я даже о его смерти узнал позже всех. Наверно он должен быть доволен такой своей мести.

Ян негромко засмеялся. Если раньше Лии казалось, что её жизнь сложна и нелегка, что выпадающие на её долю проблемы бывали слишком тяжелыми, сейчас она ясно увидела то, что они были в большинстве сущими пустяками. Чтобы не делал Ян по отношению к ней, насколько бы непростительно не было его вмешательство в её жизнь, он не заслуживал такого отношения. Пускай его мотивы были нелогичны, пускай он был неадекватен, но не Лии было его судить. Да, ей почему-то становилось всё сложней держать на него зло. Он не старался её разжалобить или переменить свое мнение, он был всегда ровным. Просто, словно что-то менялось в её глазах, будто она начинала по-другому видеть многое.

Лия ни на секунду не сомневалась в том, что делает, когда справившись с мыслями, негромко произнесла:

— Мне стоило сказать это раньше. Я хотела извиниться за то, как думала. Мои слова, они были необдуманными и глупыми.

Ян остановился и повернулся к ней, почти насмешливо глядя на неё.

— Это потому, что меня тебе стало жалко?

— Это не так, — почти смиренно ответила Лия, она не имела права на возмущение его тоном и словами. Смотря на неё секунду, Ян изменил выражение лица и совершенно другим голосом, спокойным и немного мягким произнес:

— Не извиняйся. Но, пожалуйста, не вздумай никогда жалеть меня. Есть масса других, заслуживающих сочувствия, я в их число не вхожу.

Лия смотрела в абсолютно спокойные глаза, в которых сейчас не было никаких теней и стен. Это были глаза, не прятавшиеся ни за чем, настолько же спокойные, как и гладь воды в штиль, отстраненные как отблеск металла. Он жил своей жизнью, в которой был только его мир. Закрывался тысячью лиц, что бы никто не видел его настоящего — может, это было единственно правильным для маленького мальчика, прятавшегося в глубине темноты его души? Была ли тьма в этом лабиринте тьмой? Или же она была только обманом зрения, ослепленного яркой иллюминацией мира, не желавшего принимать его?

Это было сложно. Но не признать этого было бы так же подло, как и равнодушно пройти мимо.

— Я не буду в отъезде долго, — словно ничего и не было, сказал Ян. Незаметно за разговором они подошли к дому, — Надеюсь, что без меня тебя будет свободней. А теперь извини, мне нужно подготовиться к отъезду.

И он пошел вперед, оставив её смотреть ему вслед.

* * *

Признаваясь самому себе, Эрик мог сказать, что никогда не испытывал такого волнения. Хотя логика и объясняла, что ничего особенного не произойдет, но сердце колотилось как бешенное, ударяясь о ребра и отдавая в виски. Сегодня все должно или начаться, или закончиться.

Вошел врач. Эрик замер, боясь, что стук его сердца слышен по всему кабинету.

— Я могу Вас порадовать, — голос доктора раздражал своей невозмутимостью, — как показало обследование, Ваша ситуация — не врожденный дефект, а последствие неправильного развития, и при успешном ходе вполне возможно, что это поправимо.

Ему казалось, что он падает куда-то в пропасть с огромной высоты.

— Если Вы все так же готовы рискнуть, мы поместим Вас сегодня в палату, а на завтра назначим операцию.

— Завтра? — Эрик был готов хоть сейчас лечь под скальпель, раз чудо было на расстоянии вытянутой руки.

— Да. Вы должны понимать, что никакое дело не делается второпях.

— Значит, я могу видеть? — Перебил его Эрик.

— Безусловно.

Казалось, что доктор смотрит на него, Эрик ощущал пристально направленный взгляд, под которым становилось далеко не уютно. Вероятно, необычность его ситуации заставляла врача так разглядывать его, как некий подопытный экземпляр. Но, ради такого шанса, Эрик был готов потерпеть.

Он не мог заснуть, лежа в палате. Мир, стоявший так далеко столько лет, приближался к нему с каждой уходящей минутой. Это было и пугающе и волшебно. Он сможет видеть. Он сможет больше, чем мог до сих пор. Часы неспешно отмеряли секунды, приближая этот миг. Чем ближе он был, тем беспокойней становился Эрик. Не испытывавший никогда нерешительности, он ощущал себя словно на краю пропасти.

Он не закрывал глаза, когда его везли на каталке в операционный блок. Если он будет видеть — пусть этот миг темноты останется таким. Он будет видеть — как молитву повторяя вновь и вновь эти слова, думал Эрик до тех пор, пока мозг не отключился в безвременье наркоза.

Темнота неохотно покидала позиции. Она никуда не девалась несколько дней, продолжая окружать Эрика. И это его злило. На глазах была повязка, не дававшая ему открывать их, хотя порядком надоевший своей невозмутимостью врач и повторял, что даже если её снять, Эрик ничего не увидит, глазам нужна адаптация к новым условиям после вмешательства.

И лишь спустя некоторое время наступил долгожданный момент. Последнее препятствие в виде тонкой салфетки упало с глаз. Эрик моргнул. Казалось, что ничто не изменилось. Но спустя пару секунд даже доктор, похоже, перестал дышать, наблюдая за ним. Эрик разочарованно опустил по-прежнему незрячие глаза и неожиданно замер. Повторил движение, отказываясь поверить в происходящее.

— У Вас что-то блестит, док?

— Это часы.

В голосе врача скользнула непонятная нотка.

— Значит, я вижу, как они блестят, — хрипло произнес Эрик, отказываясь в это поверить. Он послушно дал вернуть на глаза повязку, вновь и вновь вспоминая искру света, блеснувшую перед ним.

В мире нет ничего невозможного. Невозможно только понять человека. Лия никогда не обладала интересом к изучению психологии. Она сдала курс в колледже, но на этом её познания заканчивались. Дальше следовал неведомый океан, в котором ни одна аксиома не срабатывала, или же работала, но слишком искаженно, что бы быть понятной.

Она бродила по дому, мерила шагами большую гостиную с потухшим камином. Проводила рукой по мягкой ткани шторы. Возвращалась в библиотеку. Было что-то, не отпускавшее её. Позволявшее возродиться, назло всему. Поддерживавшее её тогда, когда всё было против. Незаметное, но привычное, как тень за спиной. И оно имело имя, обладало своим мнением и собственными тайнами.

Из зеркала на неё смотрела прежняя Лия. Та, что жила до появления в её жизни красивых слов и воздушных замков. В ушах не звучал больше голос Эрика, болотным огоньком звавший в иллюзорное будущее, которого не было. Она вынесла урок, и в этом помог ей человек, который учил свои уроки в одиночку. Их нельзя было сравнивать, жизнь Эрика была почти такой же беспросветной, как и жизнь Дорнота. И если один не справился с минутной трудностью, а другой вовремя подал ей руку, это не давало права сравнивать их. Лия ощущала некоторую долю благодарности Дорноту даже за его нелепые поступки.

Дни тянулись невыносимо долго и тягостно. Лия начала сомневаться, что Дорнот сказал правду о том, что вернется. Это очень неприятно задевало, словно ей хотелось бы, чтобы он вернулся. Она не ждала его. Она вообще не видела смысла в том, что он делал. Но, как бы то ни было, Дорнот вел себя как друг. А исчезать бесследно из жизни, да еще и оставив её невесть где, было не честно.

Она могла бы уйти, если бы сильно хотела. Но Лия не хотела. В какой-то момент этот дом стал для неё надежным убежищем от разрушенных иллюзий, поворота в никуда и спасением от ещё больших ошибок. И она не смогла бы бросить всё, не попрощавшись с Яном. Пусть даже он не поймет, какую роль сыграл во всем.

Однажды вечером он вернулся. Лия знала, что он возвращается, еще не видя, что его машина подъезжает к дому. Она просто знала, что он близко. Каким бы ужасным собеседником Дорнот не был, какие ненормальные мысли не роились в его голове, Лия была рада, что они вновь под одной крышей. Она кубарем скатилась с подоконника, дождавшись, когда по её расчетам он войдет в дом, и вышла навстречу к лестнице, зная, что он направится в свою комнату, минуя её.

И не ошиблась. Ян поднимался по ступенькам лестницы, медленно преодолевая каждую как препятствие. Лия смотрела на него, чувствуя, что перед ней словно другой человек, на плечах которого лежал тяжелый груз, отдававшийся в каждом шаге усталостью. Словно поддернутое тенью лицо, осунувшийся и усталый вид. Что произошло с ним за эти две недели отсутствия? Лия сделала еще шаг навстречу, но он, как тень, прошел мимо, даже не взглянув в её сторону. Она вскинула голову, ущемленная тем, что её порыв пропал впустую. Какая-то часть её не могла не продолжать задаваться вопросом — что с ним? Но Лия прикрикнула на себя, не желая лезть в это еще глубже. Всё же это не её дело. Они друг другу никто, чтобы она лезла со своим участием. А он — не маленький мальчик. Сам справится.

Лия ворочалась, пытаясь заснуть, а из головы всё не выходили навязчивые мысли. Устав вертеться на кровати, она уставилась в потолок, надеясь, что так сон скорей придет в распухающую от вопросов и размышлений голову. Но сон не шёл. Вместо этого раздался негромкий стук, почти царапанье в дверь. Она прислушалась — стук повторился. Вылезая из-под одеяла и путаясь в пижаме, Лия добралась до двери.

— Кто там?

Вряд ли кто-то, кроме заблудившейся мыши, которая внезапно решила попробовать пробраться в дверь. Но в ответ раздался голос Яна:

— Прости. Я надеялся, что ты не спишь. Хотел поговорить.

Недоумевая, что могло опять найти на него, Лия осторожно открыла дверь и выглянула. Ян сидел на полу коридора, прислонившись к стене, и выглядел так, словно давешний груз продолжал давить его. Она никогда не видела его таким, и это было непривычно

— Я не спала, — Лия помедлила и опустилась у стены напротив Яна. Она видела его безумным, самоуверенным, саркастичным, злым, но никогда — подавленным и отчаявшимся. Дорнот не торопился начинать диалог, оставаясь со своими мыслями. Свет из окна падал на его лицо, освещая синяки под глазами, легкую щетину, непривычно обрамлявшую скулы, словно он не брился несколько дней, и резко очерчивающую и без того жесткие линии, отчего лицо приобретало вид, будто он смертельно устал или болен.

— Я сделал то, что не смогли бы сделать другие. Несмотря на то, что не хотел этого делать, что всё внутри было против. Я сделал эту чертову операцию.

Ян выплевывал слова так, словно они были острыми иголками и давались ему с трудом.

— Меня разрывает изнутри, — он взглянул на Лию, — половина рада, что я сделал нужное. Осуществил то, что другие еще не делали. Дал человеку шанс. А вторая половина ненавидит меня за то, что я сказал себе, что никогда этого не сделаю, но сделал.

Он смотрел на Лию, словно ища у неё ответов. А ей было нечего сказать, поскольку словами тут было не помочь. Видимо что-то касалось настолько лично Дорнота, что тут она была бессильна что-либо сделать. Она даже не знала — о чем идет речь. О какой операции. О ком именно, и что стояло между этим и Яном. Будь эта ситуация в госпитале, она бы, как любая операционная сестра нашла бы самое верное средство, которое лечило хирурга в самую трудную минуту. Да, она бы просто налила ему хорошего, крепкого виски, который выжег бы то, что смог. А остальное вылечили бы время и сам Ян.

Но это не был госпитальный случай, она не была частью его операционной бригады, а он не пил. Да и судя по нему, виски бы тут не помог. Вид Яна не примирял её с этими доводами, она хотела не вот так молчать, а сказать ему что-то теплое, хорошее, чтобы вернуть покой.

— Ты поступил так, как поступил бы доктор Дорнот, которого я знаю. Сделал то, что подсказал разум, а не эмоции.

Ян поднял голову. Он сидел, обхватив руками колени, и в свете луны выглядел большой серой тенью. За окном посвистывала какая-то ночная птица, равнодушная к человеческим страстям и эмоциям.

— Ты сделал то, что делал каждый раз после того, как выбрал эту дорогу. Не сомневайся в себе, я не знаю — что произошло, но верю, что твой поступок достоин уважения.

Почти прежняя, насмешливая полуулыбка вернулась на лицо Яна, когда он произнес:

— Не подумал бы никогда, что ты скажешь так, словно гордишься мной.

Лия пожала плечами:

— Да, представь себе. Я горжусь тем, как ты верен своим принципам.

Он пристально посмотрел на неё, словно ища подвох, но потом расслабился и закрыл глаза.

— Я не ожидал, что вернусь, а ты все еще будешь тут.

Лия фыркнула, не желая объясняться или ядовито интересоваться — не будет ли он доволен, если она уйдет из его дома прямо сейчас? Но всё же ответила:

— Я не очень разбираюсь, где находится твой дом, что бы уехать. Да и вряд ли меня отпустил бы кто-то.

— Верно, — прежний, невыносимый Ян вернулся, и Лия мысленно закатила глаза. Хорошо, что его душевное состояние вернулось к отметке — невыносим и невозможен. Это было привычней, такого Дорнота она знала лучше.

Он устроился поудобнее, и в луче ночника, светившего в открытую дверь её комнаты, Лия увидела на его плече достаточно большой шрам. Он никогда не появлялся перед ней в одной спортивной майке, как сейчас, и поэтому она никогда не замечала этого. Шрам был вроде старый, но достаточно уродливый, уходивший вниз с плеча. Наверно, на восстановление и лечение ушло много времени. Заметив, что Лия смотрит на него, Дорнот машинально провел рукой по плечу, словно закрывая рубец.

— Было очень больно? — Не выдержала Лия.

— Я думал, что у меня не осталось руки, — качнул головой Ян, — пока оттаскивали в безопасное место, я твердил — где моя рука?

Лию передернуло.

— Авария? — Она попробовала представить — что же должно было так покалечить его.

— Нет, боевые действия.

Она удивленно воззрилась на него. Такой поворот был, мягко сказать, неожиданным.

— Ты воевал? Где?

Он назвал конфликт, не так давно бывший главной новостью страны.

— Если думаешь, что я вру, лучше просто вернись к себе.

Лия промолчала. Она не думала, что он лжет, но новая частица мозаики его жизни с трудом укладывалась на место. Молодой, амбициозный и желающий доказать далекому отцу, что он может многое. Она попробовала представить себе Дорнота в двадцать четыре года.

Между ними было расстояние в несколько шагов, и она преодолела их одним движением, оказавшись перед ним. Шрам белел неровной полосой, он уже прошел ту стадию, когда был розовеющей кожей, еще не так бросающейся в глаза. Перед глазами Лии проплыло воспоминание — Ян, застегивающий верхние пуговицы черной рубашки, сбегает вниз по лестнице, кивая ей.

Она коснулась пальцами шрама, который словно просил сделать это. Под пальцами грубая ткань, неудачно стянутая в свое время в некоторых местах швами, напоминала о том, что она ничего не знает об этом человеке. А все её мысли и домыслы — лишь только верхушка айсберга, по которой нельзя судить о самом айсберге.

Лия отдернула пальцы, опомнившись, и почувствовала, как краснеет. Удивительно, что Дорнот ни словом не прокомментировал её поступок. Она взглянула на него — он пристально смотрел в её лицо, словно наблюдая за реакцией. И Лия на секунду поняла, что скрывалось за всем. Одиночество, стремление доказать всем, а главное — самому себе, что он может. Пустота. Он не заслуживал этого. Она вновь перевела взгляд на шрам и положила руку на его плечо.

— Мне жаль, что ты был там один.

Неуклюжая фраза.

— Я рад, что ты не ушла, — он дотронулся ладонью другой руки до её пальцев. Они сидели на полу пустынного, темного коридора и молчали. Это было глупо. Но в эту минуту между ними словно появилось что-то общее, объединившее их. Хрупкое, что стоило бережно хранить. Кажется, это называлось доверием.

Кажется, что то, что вчера было одним, сегодня превратилось в нечто иное. Незаметно для самой Лии её жизнь наполнилась присутствием еще одного человека, с которым неожиданно она ощущала себя настолько легко и спокойно. Вчера еще она могла решить, что это маловероятно. Но сегодня время незаметно пролетало, обходя стороной этот дом и этот причудливый мир, в котором жил непростой человек с тысячью лиц, скрывающих одно настоящее. И оно было таким, каким может быть ребенок, оставленный в темной комнате и забытый там.

Лия не хотела ломать голову над тем — был ли лабиринт, или же темнота обманывала, превращая прямую дорогу в запутанные повороты. Человек, протягивающий ей книгу, или подхватывающий, когда она спотыкалась, этот человек был просто Яном. Просто Яном, с которым она чувствовала себя легко. Этот Дорнот умел заразительно смеяться, заставляя и её присоединяться к нему. Он умел до хрипоты спорить, отстаивая свою точку зрения, и не пряча свои мысли под непонятной улыбкой, опровергать её доводы. Он мог внимательно слушать всё, что она говорила — от пустяковых мелочей, до продолжительных тирад, которыми она разражалась, высказывая свое мнение. Она засыпала, свернувшись в большом кресле, и это он укрывал её пледом, стараясь не разбудить.

Рядом с ним она чувствовала себя самой собой. Настоящей, наконец-то, после лет школы, колледжа, работы, где можно было быть или частью общества, навязчиво диктовавшего свои условия и правила, или оставаться в одиночестве, если не был готов пожертвовать своей индивидуальностью. Будто им обоим дали по чистому листу и позволили начать всё сначала. Неважно, что готовит завтрашний день, спасибо за сейчас и сегодня. За мерцающее небо. За этот вздох. За покой в душе. За то, что даже в наступившее ночной темноте её будто продолжает освещать и согревать незаходящее солнце. И за то, что таким непростым путем Доронт показал ей, что главное — не потерять себя.

Лии не хотелось думать, что однажды это закончится, и придется вернуться в прежний мир, к прежней жизни. Всё было слишком хорошо, но даже оно не могло длиться вечно.

* * *

За все эти годы он так много потерял. Если бы зрение не было так несправедливо отнято у него еще в детстве на столько долгих лет, он свернул бы горы. Удвоил бы созданную им корпорацию и был бы одним из тех немногих, имеющих в своих руках почти всё, что может дать жизнь. Свет давал власть. Силу.

С неутомимой жаждой Эрик старался наверстать упущенное. Его не останавливало ни то, что следовало беречь еще слабые глаза, ни то, что мозг не успевал воспринять нескончаемым потоком поступающую информацию. В один прекрасный день он чуть не потерял сознание, как чувствительная женщина. Шум улицы, разноцветные баннеры рекламы, проносящиеся мимо машины — всё это закружило вихрем, унося с собой. Эрик закрыл глаза. Нет, он никогда больше не вернется в темноту. Ни на секунду.

Внезапно, при одной из деловых встреч, он понял — насколько его представления о жизни были неполными и узкими, и как много он пропустил бы. Эрик наслаждался всем — вспышками фотокамер журналистов, цветом браслета часов, всполохами огней ночного города, светом глаз Нины, остававшейся вечерами с ним. Ему приносило удовольствие то, что он может забрать обратно то, что у него должно было быть по праву. Теперь Эрик видел, как вслед ему оборачиваются с призывом женщины. Видел выражение уважения и настороженности в глазах тех, кто пожимал ему руку.

Он стоял поздно вечером перед зеркалом, снимая рубашку и глядя на свое отражение. Сколько лет ему пришлось быть цирковым уродцем, ощущая себя пустым местом, и знать, что над ним можно только сочувственно посмеиваться? Никто этого не говорил вслух, но он знал, что за его спиной на него должно быть смотрели только так. Теперь Эрик знал, что в нём всё хорошо настолько, насколько это может быть. Он победил.

Приближающееся лето настойчиво распространяло дух отпуска, который отвлекал от работы, напоминая, что все так давно трудятся. Так устали. Так истощены зимой. Мила лениво двигалась, борясь с желанием всё бросить и сбежать. Отсутствие Лии так же напрягало — некому было помогать, и никто не был в состоянии слушать Милу так долго, как выслушивала она.

Вместе с тем, из госпиталя словно испарились все молодые мужчины, начиная с врачей и заканчивая пациентами. Это приводило в уныние, напоминая, что сама Мила пока в активном поиске. Словом, внезапно оказалось, что она предоставлена сама себе. Коротая время, Мила наводила уборку, приводя в порядок пост. Это отвлекало от размышлений и отдаленно напоминало гимнастику.

Мила потерла панель шкафа, и тут произошло чудо. Панель заговорила голосом доктора Дорнота, который, кстати, не появлялся в госпитале уже давно. Ходили слухи, что он уволился. Мила затаила дыхание, потерла шкаф ещё раз. Или ей от скуки уже начинает казаться невесть что, или шкаф волшебный. Приятно разочаровав её, из шкафа никто не появился, а вот голос доктора не исчезал, оставаясь реальным. Мила прислушалась — кажется, доктор обсуждал какой-то вопрос с коллегами. Во всяком случае, день обещал быть не таким скучным, заполнив голову медсестры приятными мыслями.

На какой-то момент Мила отвлеклась, воюя с последним разводом моющего средства на панели столика. Оно упорно не смывалось, оставляя новые и новые полосы. Раздосадовано дунув на челку, Мила потерла лоб и неожиданно замерла, боясь пошевелиться. Казалось, что она снова слышит голос того, кошмара, который надеялась забыть. Ведь Лия уже с кем-то встречается, а, значит, этому чудовищу возвращаться к Миле со своими вопросами нет смысла. Но слух подсказывал, что говоривший приближается. Она постаралась услышать то, о чем он говорит. Он выговаривал кому-то за неправильно оформленные документы.

Миле с одной стороны не хотелось шевелиться, чтобы не привлечь к себе. А с другой — она должна была увидеть того, кто испортил ей несколько дней жизни. Мила осторожно отодвинулась от стены и сделала шаг вперед. В этот же момент говоривший вышел из-за поворота коридора, и Мила поняла, что либо глаза, либо слух её обманывают. Доктор Дорнот тем временем, не замечая Милу, смотревшую на него почти с открытым ртом, прошел мимо. Его голос становился тише, а когда он вышел за дверь, исчез вовсе. Мила же по-прежнему стояла столбом, и способность мыслить понемногу возвращалась к ней. Как же так? Рядом с ней столько времени ходил маньяк, может он уже успел кого-нибудь убить! Он столько спрашивал про Лию… Мила вздрогнула. Во всех, прочитанных ею книгах, говорилось, что если маньяк выбрал жертву, он будет преследовать её до конца. Лия не появлялась уже столько времени, а её телефон был недоступен. И когда Мила заходила к ней домой, её мать сказала, что Лии нет уже месяц в городе. Неужели он сделал с неё что-то ужасное? Или хочет сделать, а Лия именно поэтому внезапно исчезла?

Мысленно Мила заметалась, пытаясь решить — что ей делать. Не идти же в полицию, в самом деле! Там ей никто не поверит, а маньяк хитер. Оправдается, а потом прикончит её… Лия говорила, что собирается замуж. Миле еще пришлось сказать об этом маньяку. Может он и с ним что-то сделал? Ею овладела самая настоящая паника, от которой можно было потерять голову. Мила бросилась в сестринскую, закрыла дверь и прислонилась к ней, словно за ней мог кто-то гнаться. Она должна что-то придумать, чтобы не чувствовать себя виноватой и хоть как-то помочь Лии. Ведь Мила догадывалась, что доктор какой-то странный, у него не было компании, он вообще был словно с другой планеты. О том, что не далее как десять минут Мила предвкушала очередную попытку флирта с маньяком-инопланетянином, она уже забыла.

Как хорошо, что она не имеет привычки удалять набранные номера! С её телефона Лия как-то звонила своему парню, когда забыла свой телефон дома. Всё это надо решать мужчинам, а не Лии, и тем более — самой Миле. Она вытащила украшенный стразами телефон и попыталась вспомнить все странные вещи, происходившие за последнее время.

Эрик стоял у окна, наслаждаясь видом города, бегущего по своим делам, где-то внизу, у подножия высокого здания. Если дела пойдут так и дальше, через месяц он уже оставит этот город и займет место в кресле одной из ведущих корпораций в качестве члена совета правления. А потом, при умелой игре, получит большее.

Он не жалел, что оставит места где провел почти треть жизни. Ни к чему нельзя привязываться. Чтобы идти вперед ничто не должно держать позади. Он был готов к новому шагу.

Настойчиво зазвенел телефон, напоминая о себе, и Эрик вернулся к действительности. С первой секунду он понял, то его оглушил стрекочущий по-сорочьи голос. Разобрать смысл почти было невозможно, пока он не уловил отчетливо несколько слов, которые заставили его нахмуриться и внимательней вслушиваться. Эрик поблагодарил эту девицу и пообещал прозвонить.

Неприязненно глядя на светящийся экран, он снова повернулся к окну. Если этот бред, который он услышал — правда… С одной стороны, всё это — и та его влюбленность, и те эмоции остались далеко в прошлом, возврата к которому не было. Но с другой стороны если это и правда, то кое-что оставалось не в прошлом. И это раздражало еще сильней, требуя разобраться во всем. Эрик нажал кнопку вызова и попросил секретаря позвать начальника службы безопасности.

* * *

Поздний вечер встретил их в гостиной, куда Лия спустилась еще засветло. Сегодня она позвонила матери, сославшись на то, что была сильно занята и испытывая вину за ложь, необходимую для спокойствия близких. Узнала последние новости, умело избежала расспросов. Но услышав лай собаки, Лия поняла, что соскучилась по дому. И ничто не может заменить ей его. Да, ей хорошо тут, но она не может вечно находиться здесь. Ей нужно вернуться.

Незаметно вошедший Ян не нарушал её размышлений, оставаясь в тени у окна. Когда Лия пошевелилась в кресле, меняя положение, он шагнул к камину, будто до сих пор старался не беспокоить её своим присутствием. Странно, за всё это время Лия так и не поняла — чем было продиктовано его стремление, привезти её сюда. Ей постоянно приходили в голову эти мысли, много раз. Но любое предположение казалось неправдоподобным, разбиваясь о факты, противоречащие ему чуть более чем полностью. Дорнот не выказывал ей чересчур навязчивого внимания, не пытался с ней заигрывать. Так что, обвинить его в каких-то планах на неё, просто не было основания. Ян обходил эту тему тогда, когда они опасно приближались к ней, словно её и не существовало, и Лия на какое-то время тоже забывала о своих мыслях.

— Тебе не холодно? — На его лице редко, но всё же чаще, чем раньше, появлялось выражение тепла и чего-то еще, освещавшего его изнутри. Впервые Лия увидела его таким давно, зимним вечером, когда они встретились в парке. И поразилась, что это было будто в другой жизни.

— Нет, — она вспомнила разговор с матерью, — Послушай, я хотела бы попросить тебя.

— Да, конечно, — Дорнот повел плечом, наблюдая за ней. Кажется, он не был уверен в том, что она попросит что-то, что он воспримет нормально.

— Я хочу домой, — прямо сказала Лия.

Пальцы Яна, лежавшие на каминной доске, сжались, и Лия, заметившая эту деталь, напряглась. Не хватало, чтобы они вернулись опять в стадию конфликта.

— Да, я понимаю, — кивнул он, — Ты ожидаешь чего-то вроде: "Нет, и думать об этом забудь".

Лия заинтересовалась узором на ковре, спеша скрыть улыбку. Да, именно это она и ожидала, если не чего похуже. Дорнот покачал головой.

— Конечно же. Я отвезу тебя в город тогда, когда ты скажешь.

— Спасибо, — какая добрая муха его укусила? Чтобы он, делавший только то, что сочтет нужным, отдал инициативу кому-то? Что с ним?

— Я хотел, чтобы ты здесь поняла саму себя. Отдохнула, а не превращалась в тень, мечась между работой и, — он осекся, не желая произносить дальше имени или намека на её отношения, — Прости, что так вышло. Я не предполагал, что всё будет выглядеть так отвратительно.

Дорнот провел рукой по волосам, скрывая неловкость. Он просил у неё прощения. Лия подумала, что она всё время так мечтала заставить его произнести это. Но сейчас, когда желанные слова прозвучали, она не испытывает удовлетворения. Напротив.

За окном пели птицы, напоминая о том, что весна уже закончилась, а через несколько дней в свои права вступает лето. Опускающаяся ночь внесла в тишину момент, когда непроизвольно возникшее чувство доверия усиливается настолько, что, кажется, что весь мир готов быть открытым для тебя, не пряча никаких камней за спиной. Лии захотелось подойти к Дорноту, дотронуться до него и сказать спасибо за то, что он сделал для неё. И хрупкое, как снежинка, но при этом сильное, как поток воды, доверие становится только крепче, связывая их вместе.

Она смахнула с колена несуществующую пылинку и, стараясь говорить спокойно и отстраненно, как сам Ян, произнесла:

— Спасибо, за то, что сделал, — прозвучало как-то коряво, на его лицо вернулось прежнее, непроницаемое выражение, словно он ожидал негативного продолжения. Стараясь снять напряжение, Лия улыбнулась ему. На его лице дрогнул мускул, словно он расслабился, и, смотря ей в глаза, Ян тоже улыбнулся.

Кажется, она ждала чего-то еще, но чего — не могла объяснить. Возможно, каких-то невысказанных слов, повисших в воздухе?

Солнечный луч пощекотал Лию по носу, заставляя открыть глаза. Она потянулась, испытывая ощущения из детства — когда наступает что-то очень хорошее, и мир так добр к тебе, будто на земле наступает рай. Зажмурилась. Завтра она попросит Дорнота отвезти её домой. Ей будет не хватать его в какой-то мере, но ведь он не исчезнет в один миг как призрак? Возможно, они смогут даже встречаться изредка, чтобы посидеть где-нибудь.

Это ощущение не покидало её все утро, заставляя причесываться, дурачась перед зеркалом. Не ушло оно и тогда, когда Лия спустилась вниз. Миссис Норис так же улыбнулась ей в ответ, ставя на стол тарелку со свежеиспеченными булочками и кофейник.

Лия с аппетитом хрустела румяной корочкой булочки, когда её внимание привлекла папка, лежавшая на краю стола.

— Моя дорогая, — заметив её интерес, спохватилась миссис Норис, — Вам не сложно отнести потом папку хозяину? Он оставил её тут вчера, поздно вечером, вероятно забыв. А документам не место на моей кухне.

Лия кивнула, допивая кофе. Выбралась из-за стола и, подхватив папку, двинулась к кабинету. Дурное любопытство внезапно разыгралось в её голове, когда она подошла к лестнице. Никто не заметит, если она одним глазом заглянет на то, чем занимается Дорнот. Лия остановилась на ступеньках и открыла папку. Внутри находились какие-то бумаги, а сверху лежала сложенная газета. Заголовок на первой странице заставил Лию глубоко вздохнуть, словно из её легких внезапно улетучился весь кислород, а к горлу подкатила дурнота. С фотографии на неё смотрел Эрик. Да, именно смотрел. Она моргнула, осознавая, что под руку его держит та самая блондинка из театра.

Но то, что было написано в заголовке статьи, удвоенно вернуло Лии ощущения предательства и осознание того, что, то доверие, которое, как ей казалось, начало крепнуть, рассыпалось вдребезги.

" После уникальной операции миллионер вернул зрение. Врач совершил чудо".

Стараясь унять дрожь в руках, Лия стала искать нужную страницу. Каким-то чутьем она знала — что увидит. И, глядя на фотографию Дорнота, подтверждавшую её догадки, поняла, что её в очередной раз предали.

Дорнот сидел, сосредоточенно печатая что-то на ноутбуке, когда Лия вошла в кабинете. Он удивленно вскинул бровь, когда она подошла к столу и, почти швырнув папку, неприятным хриплым голосом произнесла:

— Отвези меня домой. Как обещал.

— Что случилось? — его лицо выражало абсолютное недоумение и озабоченность. Чем дольше Лия смотрела на него, тем сильней становилось желание ударить его. Но она, стиснув зубы, старалась держать свои эмоции под контролем. Хватит и того, что от сдерживаемых слез, щипавших в носу, она смогла прокаркать пару слов.

— Объясни, что случилось, — Ян подался вперед, вглядываясь в её лицо. Чтобы не сорваться, она криво улыбнулась:

— Мне надо сегодня же оказаться дома.

Он позволял себе и дальше играть с ней, изображая очередную маску участия. Бережно, словно это была колба с ртутью, Лия подвинула к нему папку. Он перевел взгляд на неё, словно догадываясь, что в ней прячется ответ, придвинул к себе и открыл. Как и она, несколько минут назад, Дорнот словно споткнулся о заголовок статьи. Пробежался взглядом по строчкам. Лия не отрывала глаз от выражения его лица, а в душе у неё затухал недавно возрожденный огонёк веры и спокойствия. Отчего-то это было даже больнее, чем тогда, когда Эрик равнодушно закатал её в грязь. Это проникало глубже, чем она могла себе представить.

Дорнот поднялся и шагнул к ней. Лия подалась назад.

— Послушай меня. Послушай, пожалуйста.

Зачем? Он хочет оправдаться или снова убеждать её в своей правоте? Она не претендовала ни на что. Она почти всё это время жила с мыслями об Эрике, а он знал. Знал и ни разу не удосужился рассказать ей правду, чтобы избавить её от ненужных страданий. "Я сделал то, что другие не смогли бы". Он рассказывал ей о том, как делал эту операцию, о том, что чувствовал, когда делал её!

Судя по всему, мысли на лице Лии читались без труда потому, что Дорнот сделал еще шаг к ней, успокаивающе протягивая руки, будто она была ополоумевшей кошкой.

— Ты должна выслушать меня…

— Нет, — заорала неожиданно она, — Я уже выслушала предостаточно! Хватит с меня, ясно?

Удивительно, как они поменялись ролями — она, постоянно державшая себя в руках, вопила как ненормальная. А вчерашний психопат Ян неожиданно мягким и ласковым голосом заговорил с ней, пытаясь остановить:

— Ты всё неверно поняла…

— Да всё я поняла! Ты ничем не лучше его, всё это время знал, как мне больно, и молчал, не говорил ничего. Тебе нравилось это!

Дорнот покраснел. Затем краска внезапно схлынула с его лица, отчего кожа приняла землисто-пепельный оттенок. Он сжал кулаки. Неожиданно Лию пронзила мысль — сейчас всё повторится, как тогда, в квартире Эрика. И она инстинктивно зажмурилась.

— Ты действительно считаешь, что я могу ударить тебя?

Он задал этот вопрос прежним, спокойным тоном, и Лия открыла глаза.

— Такой же, как он?

Дорнот метнулся к шкафу, выхватил стопку журналов и кинул их Лии. Глянцевая россыпь, разноцветная, как стая диковинных попугаев, пестрела заголовками: " Новый роман миллионера Маргулиса", "Глава корпорации посетил выставку с новой подругой".

— Ты собирал журналы, следя за его похождениями? — с Лия не могла оторвать глаз от кучи сплетен в глянцевом переплете. Сейчас она не могла представить — как её угораздило поверить во все слова Эрика. Но самое удивительное — его вид больше не вызывал прежнего дрожания сердца.

— Значит, такой же, как он? — Спокойный голос Яна исчезал, уступая место скрежещущим по ушам нотам. Лия оторвала взгляд от бумажного топора, разрубившего её надвое — на глупость и реальность, и взглянула на Дорнота. Казалось, что ему не хватает воздуха. Он дернул воротник рубашки, отчего пара пуговиц отлетела прочь, выдранная с корнем.

— Я верила тебе! — крикнула Лия, не задумываясь, что он может неадекватно отреагировать на её слова.

— Когда я тебя увез, ты разбивалась на куски. Ты что, хотела, чтобы я собственными руками уничтожил тебя полностью?

Ян перешагнул через валявшиеся на полу журналы и направился к ней. Лия помотала головой, стараясь вернуть себе способность здраво мыслить. Кому теперь верить, если все лгут, все предают и используют в своих интересах? Только мать, которая так далеко — единственный оплот надежды. Для всего остального она просто игрушка. Дорнот напряженно смотрел в её глаза, словно пытаясь понять — о чем она думает.

— Отвези меня домой. Сейчас же, — больше она не повышала голос. Она больше не хотела ничего выяснять и слушать. Ян схватил её за плечи:

— Лия, выслушай меня. Просто выслушай. Мне надо много тебе сказать. Просто выслушай меня, хорошо? — он смотрел на неё с прежним, почти безумным выражением, которого, будь Лия в состоянии адекватно соображать, она бы испугалась. Но сейчас её утягивало то самое ненормальное безразличие, которое уже приходило однажды. Его и увидел Ян потому, что в следующий момент отдернул руки, словно Лия обжигалась, и опустился перед ней на колени, схватив себя за голову, словно та нестерпимо болела. Сейчас он видел в ней наверно приз, уходивший из его рук. И, вероятно, боялся, что приз хочет вернуться к прежнему владельцу. И Лия не могла найти в себе хотя бы капельку сочувствия. Ей было даже сложно смотреть на него. Тогда как она, казалось, поняла его, пустила в свою жизнь, привыкая и принимая таким, он попросту её предал. Пусть даже его жизнь и заслуживала сострадания и понимания, но это не меняло ничего. Она сделала еще шаг назад и вышла из комнаты в коридор. В этот раз он не будет её останавливать — она знала это.

Через полчаса Лия сидела в машине, которую миссис Норис уводила по дороге. Старый дом еще виднелся за деревьями, но Лия не оборачивалась. В глубине души она знала, что если обернется, то не сможет вырваться из этого заколдованного лабиринта.

* * *

Тонкими ручейками в нужном направлении стекалась информация, складывавшаяся в странную картину. Эрик сам не мог объяснить, что руководило им, заставляя искать всё больше сведений о том, что происходило за его спиной. Но вглядываясь в фотографии, переданные ему в папке с досье, в голове возникала лишь одна мысль, пока еще не до конца оформленная. Этот человек был хорош собой, он был талантлив. И по мере того, как он узнавал больше, она разрасталась, принимая четкие очертания и занимая почти все его мысли. Все больше новых фактов заставляли его поражаться такому упорству, безрассудности и фанатичной преданности. И в то же время это приводило его в неизъяснимое бешенство. Эрик не мог не признаться себе, что чувствует себя хуже него, что ему кажется, будто тот лучше его во всем, что он незаслуженно имеет над ним превосходство.

На сегодня Эрик договорился встретиться с этой, похожей на трещащую сороку, медсестре. Ему хватало и так нужных сведений, но почему-то он хотел услышать её версию, как человека, видевшего всё своими глазами. Уютный ресторан, тот самый, в котором он собирался сделать предложение Лии, не был таким чарующим при свете дня. Если честно, Эрика не волновали воспоминания связанные с рестораном, его больше занимало то, что он хотел услышать. Нетерпеливым движением посмотрел на часы. Неужели эта девица решила, что может позволить себе опаздывать?

Словно в ответ на его мысли она появилась в зале, увидела его и направилась к столику. Эрику хватило секунды, чтобы оценить её, пока она усаживалась напротив и с некоторой долей любопытства и страха оглядывала его телохранителя. Абсолютная пустышка.

— Так значит, это вы мне звонили, — не тратя времени попусту, перешел к делу Эрик.

Мила, справившись с растерянностью, кивнула. Её поразило буквально всё, она и представить себе не могла — каким окажется парень Лии. Размах его возможностей покорял.

— Расскажите мне всё, пожалуйста, — Эрик скучающе взглянул в окно, но спохватился и с деланным интересом стал смотреть на неё. Мила откашлялась.

— Вы знаете, мы с Лией дружим еще с первого дня работы в госпитале. Она всегда такая тихоня, серьезная. Ну, одним словом, у неё не было парня, насколько я знаю. Поэтому, я так обрадовалась, когда узнала, что она встречается с Вами, — неуверенно договорила Мила. Эрик нетерпеливо дернул плечом, всё это было не так важно, как то, что он хотел узнать. Мила одернула себя, словно угадав его мысли, и продолжила, — Доктор Дорнот работал в госпитале года полтора, еще раньше нас. Он всегда был каким-то непонятным, сам по себе. Тогда у него была девушка — Таня, из интенсивной терапии. Вообще, мы о нём мало, что знали.

Эрик мысленно усмехнулся. Немудрено, кроме как интереса затащить в постель, таким девицам, как сидящая перед ним пустоголовщина, не было ничего нужно.

— Потом всё как-то изменилось, — воспоминания заставили Милу поежиться. Эрик заметил это движение и стал слушать более внимательно. — Лия ходила озабоченная, но довольная, говорила, что у неё всё отлично.

— А он?

Мила неосознанно потерла шею, и Эрик запомнил этот жест.

— Доктор? — с фальшивой бодростью уточнила она. Эрик протянул руку и накрыл ладонь Милы, доверительно произнеся:

— Вы можете рассказать мне всё. Это для блага Лии. Ведь мы оба с вами заботимся о ней.

Мила кивнула и с облегчением стала рассказывать. Слова лились наружу без остановки.

— Я испугалась, страшно испугалась, когда он чуть не придушил меня, спрашивая — с кем она. Если бы Вы его тогда видели, Вам тоже стало бы страшно. Я сказала, что не знаю. Я его даже не узнала тогда, только этот ужасный голос… Потом всё было, как и раньше. Только доктор работал очень много, иногда его не было на сменах подолгу. А, ещё он хорошо разбирается в компьютерах, наш системный администратор Влад говорил, что он настоящий программист.

Она перевела дыхание и затараторила дальше:

— Как то я случайно увидела, что он выходит из процедурной, а там была Лия. На полу — Кровь, и с ладони у него кровь текла. Лия была, словно не в себе, сказала, что ничего не случилось. Мне следовало еще тогда догадаться.

— Они часто встречались? — мягко перебил её Эрик.

— Нет, — удивилась Мила, — Лия всегда уходила к своему парню. То есть к Вам.

Эрик нахмурился. В его хорошо построенном логикой здании словно появилась большая трещина. Значит, она его не обманывала?

— Я узнала, что Лия помолвлена, когда пришла к ней. Тогда она и сказала про Вас, — Мила поправила волосы и нервно взглянула в окно, — вечером я пошла в клуб. И там снова был он. Мне пришлось ответить на его вопрос.

— А что он хотел узнать?

— Кто жених Лии, — она замолчала, но наткнувшись на выжидающий взгляд Эрика, продолжила, — Затем всё стало еще запутанней. Доктор работал во внеурочные смены. Лия была такая радостная, как все невесты — нотка зависти скользнула в голосе Милы, — И всё было хорошо. Неожиданно она увольняется. И больше не звонит, не приходит.

Кажется, она действительно беспокоилась настолько, насколько позволял ветер в её голове.

— Но причем тут этот доктор? — придавая голосу озадаченный вид, недоумевал Эрик. Мила отдернула руку, лежавшую до сих пор под его ладонью.

— Как причем! Он тоже уволился, но раньше, чем Лия. Я не видела его больше до того дня, как позвонила вам. Все знали, что у него есть еще прием в частной клинике, где он тоже оперирует, — Эрик чуть прищурился, — И вот, я в тот день сижу на посту, и снова слышу этот голос, который мне теперь в кошмарах снится. Думала, что показалось, а тут… появляется доктор Дорнот. Это был он, тогда, это он. Что с Лией? С ней всё хорошо?

Она схватила Эрика за руку и заглянула в лицо. Не хватало только слезной истерики. Он успокаивающе улыбнулся:

— Поверьте мне, с ней всё хорошо.

— Наверно это следует разбирать полиции, — не убежденная его ответом, сказала Мила, — Мне следовало бы…

— Ну что Вы! Поверьте, с этим вполне легко разобраться, когда можно обеспечить охрану, — Эрик кивнул в сторону Ника, — Полиция будет только тратить время своими бумажными проволочками. Если решит, что это того стоит.

— Наверно Вы правы, — неуверенно произнесла она. Кажется, он не убедил её. На какой-то миг ей пришло в голову, что Лия могла быть не совсем счастлива с этим олицетворением мечты любой женщины. Но, какая дурочка будет несчастна, имея и такого красавчика, и такие возможности? Мила успокоилась.

Эрик, внимательно следивший за выражением её лица, на котором ясно читались все её мысли, расслабился.

— Вы должны пообещать мне, что больше не будете ничего бояться. Никто вас больше не побеспокоит. Но, не стоит никому рассказывать такое, зачем волновать людей попусту? Наша цель — обезопасить жизнь Лии.

— Да, да, — горячо поддержала она его. Эрик удовлетворенно кивнул и взглянул на часы. Поняв очевидный намек, Мила поднялась, попрощалась и вышла.

Глядя ей вслед, Эрик ощутил новый приступ бешенства. Этот чокнутый пользовался тем, что он слеп, и считал, что легко смог увести у него девушку. Он что, надеялся, что Эрик — жалкое ничтожество, которое можно оставить в дураках? Решил, что вернув ему зрение, еще и сделал его своим должником? Думал, что через него легко перешагнуть и безнаказанно пойти дальше? Эрик сжал кулак, стараясь не дать себе крушить и ломать всё, что попадется под руку.

Он сотрет его в порошок. Сломает, уничтожит, раздавит, как жалкого червяка. Но сначала придется позаботиться о том, чтобы пустоголовая медсестра не стала причиной проблем.

— Ты записал разговор? — Он не оборачивался к Нику, зная, что тот записал всё, как Эрик и велел ему, на портативный диктофон. Услышав утвердительный ответ, достал из кармана телефон и набрал нужный номер.

Мила ощущала себя в этот момент спокойной и довольной. Она не сомневалась, что этот парень, лицо которого так часто мелькало на обложках, сможет сделать для Лии всё. И она погрузилась в приятные размышления, ощущая себя доброй феей-крестной.

Стояла жаркая дневная пора, и в этой части города было немноголюдно. Мила оглядывалась на витрины магазинов, тянущихся вдоль дороги. По пути как раз был киоск печати, и она завернула к нему, чтобы взять свежий номер журнала. В нём обещалось рассказать о новых модных тенденциях этого лета, и Мила взяла вдобавок к нему еще пару газет. Ей оставалось пройти несколько кварталов, перейти дорогу, чтобы попасть в салон красоты, куда она записалась на мелирование.

Убирая журналы в сумку, Мила мельком взглянула на обложку и от неожиданности споткнулась. На неё смотрели жених Лии и какая-то модель, державшая его под руку. Как так?! Непонятные и сложные мысли тревожно зароились в голове Милы, пока она старалась сложить эту головоломку с каким-то неприятным подтекстом. Кажется, загорелся зеленый свет пешеходам, Мила шагнула на проезжую часть. Усиленно размышляя над нескладывающимися фрагментами — фото в журнале, этот странный разговор, который умело направлялся женихом Лии, его вопросы.

Она слишком поздно услышала рев двигателя. Машина, не сбавляя ход, умчалась дальше. Страницы журнала, шевелились на асфальте, медленно краснея от растекающейся крови.