Рождение (1952–1961)
Советская власть почти с самого своего рождения трепетно относилась к писателям. Они были призваны цементировать чудовищную и непрерывно увеличивающуюся пропасть. Пропасть, которая обнаружилась между светлыми и привлекательными идеями социализма и жестоким, античеловеческим, уродливым строем, который получился при попытке реализации сладкой утопии. При советской власти писатели заняли исключительное положение, многие вошли в высшие органы власти: в Верховный совет страны и в ЦК КПСС. История до того знала только один пример такого влияния деятелей культуры на общество: великих греческих трагиков Эсхила, Еврипида и Софокла.
Впервые сталинская идея вознесения советских писателей над толпой при одновременном полном контроле их мыслей и творчества была реализована в 1934 году в подмосковном поселке Переделкино. Историю возникновения того поселка можно слышать в разных интерпретациях. Одна из наиболее привлекательных изложена в книге Владимира Карпова «Жили-были писатели в Переделкино». «После возвращения Максима Горького с Капри в Россию в 1931 году сам великий и ужасный горец задал классику пролетарской литературы следующий вопрос: «А как живут писатели за границей, Алексей Максимович?» — «На дачах живут, Иосиф Виссарионович, уезжают от городской суеты». — «А у наших писателей дачи есть?» — «Нет, Иосиф Виссарионович». — «Не хорошо. Надо, чтобы были дачи и у наших советских писателей. Пришлите мне список человек на сорок-пятьдесят самых достойных»».
И дело закрутилось. Со спорами и скандалами были отобраны достойные. В 1934 году возник писательский поселок Переделкино по Киевскому шоссе совсем близко от Москвы. Гордость избранных и зависть обойденных писателей блистательно отразил Михаил Булгаков в «Мастере и Маргарите», где привилегированный поселок был назван Перелыгино.
Дачи в Переделкино были государственными, построенными за счет средств бюджета Советского государства. Писателям они сдавались в аренду, как правило, пожизненную, если конкретный творец чего-нибудь антисоветского не отчебучит. Когда же очередной литератор умирал, то его родственники имели право пользоваться дачей всего полгода. Потом их безжалостно и бесцеремонно из нее выкидывали.
Тем самым государство получило отличный рычаг управления творчеством советских классиков литературы.
Героизм и победный порыв Великой отечественной войны родили плеяду новых талантливых писателей, поэтов, журналистов. Достаточно назвать Константина Симонова, Романа Кармена, Маргариту Алигер. Были также обиженные литераторы, которые опоздали к дележке сладкого пирога под названием Переделкино: Семен Кирсанов, поэт и военный корреспондент ряда газет, Иосиф Прут, известный драматург и сценарист, Самуил Болотин, поэт и переводчик, и другие. Таким образом, вопрос о создании нового поселка писателей после окончания войны вполне созрел.
К чаяниям советских писателей, уставших от войны и от городского шума, прислушался Совет Министров СССР, который 2 августа 1948 года издал Распоряжение № 10828 «О выделении Союзу советских писателей СССР земельного участка площадью 25 га в квартале № 80 Десеневского лесничества Краснопахорского лесхоза». На распоряжении стояла подпись Иосифа Сталина. Однако, в отличие от поселка Переделкино, новый поселок должен был возникнуть на совсем иных принципах: в виде дачно-строительного кооператива. Это означало, что желающие войти в кооператив должны были не только являться членами Союза советских писателей, но внести вступительный взнос и строить дачи за свой счет. Нужно вспомнить, что страна лежала в руинах, состоятельных людей, тем более творческих профессий, можно было пересчитать по пальцам. Этим и объясняется, что первые желающие стать членами кооператива стали появляться только к 1951 году, несмотря на то что в Литфонде и Доме писателей висели объявления об организации кооператива и о приглашении в него всех желающих.
Когда же были подобраны первые 18 человек, согласившихся стать первопроходцами дачного кооперативного строительства, выяснилось, что срок действия Распоряжения Совета Министров СССР истек, и Московское областное управление лесного хозяйства потребовало дополнительного указания правительства. Без промедления в Совет Министров СССР была отправлена просьба о пролонгации действия Распоряжения от 1948 года. Бумага была подписана Заместителем Генерального секретаря Союза Советских писателей СССР Константином Симоновым и Секретарем Правления Союза Советских писателей СССР Анатолием Софроновым. Залп столь тяжелой артиллерии удался, и на свет появилось новое Распоряжение Совета Министров СССР № 10056-р от 28 апреля 1952 года, в котором разрешалось в виде исключения сохранить за Союзом советских писателей СССР земельный участок площадью 25 га. Теперь уже писателям отступать было некуда.
Участок был расположен замечательно, хотя тогда казалось, что очень далеко от Москвы: в двух километрах от Калужского шоссе и в пяти минутах хода от берега реки Десны. С севера и востока участок соседствовал с почти девственным лесом, с юга с территорией дома отдыха Минмашстроя. Западная часть территории выходила на поле колхоза имени Тимирязева. Дальше на западе находились деревеньки Жуковка и Батаково. От военного поселка, расположенного на 36 километре Калужского шоссе, до его южных границ почти доходила дорога-бетонка, соединяющая шоссе с домом отдыха.
Речушка Десна упиралась чуть ниже по течению в плотину Троицкой камвольной фабрики, что позволяло поддерживать в ней высокий уровень воды. В ней можно было купаться и даже плавать на весельных лодках. Русло реки было красивейшим. Берега, поросшие лиственными лесами, островки, крутые повороты, темные воды, к концу летнего сезона зарастающие желтыми кувшинками и белыми лилиями. Особенно величественной река представала в период золотой осени: на островах и по берегам реки можно было любоваться всеми оттенками зеленого, желтого, бурого, красного цветов. Грехом было не распорядиться по-хозяйски такой красотой. И министр строительства предприятий машиностроения СССР Николай Александрович Дыгай этим богатством распорядился. У излучины на высоком берегу возникло большое и красивое здание в стиле позднего классицизма с колоннами и чудесной лестницей, спускающейся к самой воде. На островке перед этим зданием были построены беседки из шести колонн с полусферическими крышами. С берегами этот островок соединяли мостики. Самым красивым и запоминающимся был подвесной мост, выполненный по типу моста через Москву-реку, соединяющего Крымскую и Фрунзенскую набережные. Хотя он был в десятки раз меньше своего старшего брата, но у местных жителей носил гордое название Крымский мост. Дыгай успел построить еще здание Дома культуры в таком же псевдоклассическом стиле и разбить парк с липовыми аллеями и статуей вождя всех народов на высоком постаменте. Правда, работникам министерства, которое было переименовано в Министерство строительства, пользоваться Домом отдыха довелось недолго. Никита Сергеевич Хрущев передал весь комплекс Мосгорздраву, который превратил его в детский кардиологический санаторий. Но совсем из этих благословенных мест Дыгай не ушел. Министерство выбило землю поблизости, и там в самом начале 1960-х возникло стандартное невыразительное здание однодневного Дома отдыха или профилактория. Когда же Николай Александрович перешел на работу в Моссовет, он организовал дачный поселок на том месте, где в его бытность министром стояли домики обслуживающего персонала Дома отдыха, то есть вплотную к южной границе поселка писателей.
Хорошее представление о красоте этих мест давал видовой фильм «Золотая осень». В нем, помимо буйных осенних красок, была запечатлена актриса Мария Ладынина, по совместительству жена знаменитого режиссера Ивана Пырьева. По фильму она играла на рояле как раз в центральном зале дыгаевского Дома отдыха. Не случайно в своих воспоминаниях драматург Виктор Розов назвал это место «современным Кусково или Шереметьево».
Но вернемся к истории поселка. В том же 1952 году, 25 июля, увидело свет еще одно распоряжение Совета Министров СССР № 18819-р. В нем разрешалось на выделенном участке земли организовать дачно-строительный кооператив «Советский писатель» для строительства 50 дач за счет собственных средств кооператива. Это был новый шаг развития форм собственности, используемой привилегированной частью общества — литераторами. От государственной собственности в Переделкино сделан рывок к кооперативной собственности в поселке Красная Пахра. Именно такое название неофициально закрепилось за новым оазисом писательской жизни.
Между тем, первые члены кооператива подбирались с большим трудом. Из упомянутых 18 кандидатов реально внесли вступительный взнос в размере 4000 рублей к 14 октября 1952 года только десять человек, включая М. Алигер, С. Болотина, М. Матусовского, К. Симонова, С. Кирсанова, И. Прута и некоторых других. Именно они стали законными членами-учредителями кооператива и были зарегистрированы в Московском Совете. Впрочем, желание вступить в кооператив выразил и еще целый ряд писателей. Вступительный взнос равнялся четырем средним заработным платам в стране того времени. Первым председателем Правления кооператива был избран Иосиф Леонидович Прут.
Поначалу на территории кооператива, помимо территории под дачи, планировались участки общего пользования: торговая палатка, 2–3 спортплощадки, хозяйственный участок с конторой и сторожкой, пожарный сарай, участок для трансформаторной подстанции, стоянка для автомобилей. Кроме того, из площади кооператива выделялся участок для проведения высоковольтной линии электропередач. Жизнь очень быстро начала вносить свои коррективы в первоначальные планы. Линия электропередач в итоге прошла вне территории поселка, а ДСК заключил договор с домом отдыха Минстроя о совместном использовании имеющейся у тех трансформаторной подстанции. От спортплощадок все дружно отказались, в поселке так и не возникла торговая палатка за все почти что шестьдесят лет его существования, хотя ее строительство обсуждалось неоднократно. На высвободившиеся территории сразу же принимались новые члены кооператива, причем часто с нарушениями, которые неизменно вскрывались многочисленными проверяющими комиссиями. Однако, нарушения были не столь серьезными, чтобы делать оргвыводы, а Правление ДСК быстро исправляло выявленные недостатки.
Поселок начинался с дорог. От бетонки, ведущей с Калужского шоссе, прорубили просеку до южной границы поселка, затем просеку по центральной части писательской территории, предназначенную для прокладывания высоковольтной линии электропередач, а потом и по остальным частям поселка согласно планировке. По просекам строили дороги, вначале грунтовые, потом насыпные, а, в конце концов, асфальтированные.
Исторически первой была оформлена дорога вдоль южной границы поселка. Она получила название «Южная аллея». В ее центре находился единственный заасфальтированный пятачок, где можно было поставить автомобиль. «Центральная аллея» шла по просеке высоковольтной линии. Северо-западная граница поселка стала именоваться «Восточной аллеей», что говорило о понимании писателями трудного положения Страны Советов в мире: Западной аллеи в поселке не было. По ходатайству Правления ДСК «Советский писатель» 12 июля 1958 года эти названия были закреплены решением Исполкомом Троицкого поселкового Совета.
Жителям Южной аллеи поначалу везло больше других. Они получили первую дорогу в поселке, их дачи первыми были подключены к электрической сети. Да и добраться до них было проще. Члены кооператива, их родственники и гости добирались до конца бетонки пешком или на редких тогда автомобилях, переобувались в высокие резиновые сапоги и бодро брели к выделенным им участкам. До остановки «36 км» на Калужском шоссе ходил автобус. Железной дороги в этом направлении не было. В те времена это было большим недостатком, но когда у всех обитателей поселка появились автомобили, это превратилось в достоинство. Калужское направление не было столь густо заселено, как многие другие зоны Подмосковья. Автомобилей почти ни у кого не было. Те редкие счастливцы, что все-таки владели этим чудом техники, обычно не отказывали своим соседям по поселку забрать их из Москвы и довезти до Красной Пахры.
Большую часть территории поселка занимал лес. Деревья вдоль просек и на площадях, предназначенных к строительству дач, выкорчевывали выделенной лесхозом техникой. Западная часть поселка, напротив, располагалась на открытом поле, будущие владельцы этих участков были вынуждены засаживать их деревьями. Большим недостатком поселка было то, что он стоял на суглинистых почвах. Это вызывало повышенную влажность, трудности прохода и проезда по дорогам в распутицу. Этим объяснялось и то, что лес преимущественно состоял из елей, но встречались и лиственные деревья: березы, осины, клены и дубки. Плодородный слой почвы был очень тонким. Это означало, что всем членам кооператива, пожелавшим заняться садоводством и цветоводством, приходилось завозить на свои участки чернозем, песок и навоз и перемешивать все это с землей. Работа была тяжелейшая, но приносила впоследствии плоды, и в прямом и в переносном смыслах. Зато грибов на участках было видимо-невидимо. Белые, подберезовики, подосиновики исчислялись сотнями. Ходить в лес по грибы было совершенно бессмысленно.
Изначально водопровода в поселке, естественно, не было. Вода на участки доставлялась водовозом Петей с помощью спокойного гнедого мерина по кличке Руслан. Дети членов кооператива с удовольствием общались с Русланом. Особую активность проявлял Ваня Дыховичный, впоследствии известный актер и кинорежиссер. Руслан был собственностью кооператива. От его услуг отказались только в 1959 году, когда водопровод подтянули ко всем дачам поселка. Петя был уволен, а Руслан и запасы сена были проданы одному из ближайших колхозов.
Одним из первейших дел писатели справедливо посчитали возведение заборов вокруг своих участков. Сплошные заборы возводить запрещалось, да и стоили они дорого. Как правило, заборы состояли из редкого штакетника, сетки-рабицы или даже из подручных средств типа плетня. Часть участков находилась на лесистых территориях, часть на колхозном поле, а часть на месте молодой поросли, быстро возникшей на месте вырубок военных лет. Так что заботы у дачников были разными. Кто-то выкорчевывал ели, кто-то высаживал садовые и лиственные деревья, кто-то вырубал мелкий лесок, который как назло был очень плотным.
Строительство обычно начиналось с возведения небольших домиков в наиболее удаленных уголках участков, которые получили название времянок. Времянки были разными, кто во что горазд. Обычно они содержали две малюсенькие комнатки и терраску. Отапливались времянки дровяными печками, на которых можно было также приготовить немудреную еду или вскипятить воду в чайнике. Зимой в них было жить, конечно, невозможно, но с апреля по ноябрь они четко выполняли свои функции. Попадались и более солидные времянки в виде щитовых финских домиков. Они были побольше, часто со вторым этажом, обшиты изнутри вагонкой — вполне приемлемые дачки.
В 1955 году в поселке появился некто Георгий Вениаминович Пропер. Несмотря на то что он имел временную прописку, а трудовая книжка у него отсутствовала, он был принят на работу в кооператив в качестве управляющего. К себе товарищ Пропер очень располагал, рассказывал, что до того он работал в районах Крайнего Севера страны. Возможно, это так и было. Только вот в каком качестве? В поселке он развернул бурную деятельность, уговаривая наивных писателей сдавать деньги на строительство времянок.
— Вы подумайте, как это будет здорово: вы будете уже жить во времянке и смотреть из окон, как будут расти стены ваших солидных дач, — этим аргументом он смог привлечь довольно приличные средства, после чего благополучно скрылся. Однако, в тот раз наша доблестная милиция сработала оперативно, Пропера быстро разыскали, арестовали и осудили. Правда, на очень небольшой срок. В октябре 1957 года он освободился и вновь появился в поселке. Наверное, это чисто русская черта: тебя один раз обманули, а ты снова поверил мошеннику. На этом играли успешно впоследствии деятели типа Сергея Мавроди из «МММ» и Валентины Соловьевой из «Властелины». Его наняли в качестве частного подрядчика члены кооператива Матусовский, Александрова, Антокольский и некоторые другие. Опомнились они только через два года. Тогда выяснилось, что их строения потребовали слишком большого количества строительных материалов, а у Георгия Вениаминовича в одном из ближайшем селений по соседству появился двухэтажный домик.
Вообще, поселок стал привлекать внимание жуликов и асоциальных элементов с самого начала своего существования. Через несколько лет после случая с Пропером со всей кассой ДСК скроется тогдашний бухгалтер. Проявлением «классовой борьбы» будут регулярные ограбления дач обычно в зимний период, когда жители в них отсутствовали. Свою лепту вносили и военнослужащие ближайшего военного городка, которые устраивали периодические налеты на сады писателей. Очень распространенной была кража цветов с участков жителей поселка, причем часто варварская, с выдергиванием луковиц. Председатели ДСК вынуждены были периодически просить защиты у начальника гарнизона, начальника Московского областного управления милиции, начальника Краснопахорского отделения милиции. В ответ начальники включали территорию поселка в зону патрулирования своими работниками, но реальных результатов это не давало.
Приходилось бороться и со своими ближайшими соседями. Дом отдыха Минмаша не слишком долго терпел езду по своей территории автомобилей писателей, тем более что поток грузовых машин, следующих на дачи, рос. Они поставили шлагбаум и будку с охраной на повороте с Калужского шоссе, которое шло к ним и, соответственно, к писателям. Дело дошло до того, что, как вспоминает писатель Николай Жданов, «роженицу, колхозницу, которую переправляли на санях в больницу, тоже задержали у этого шлагбаума и заставили добираться далеко и в объезд». Этот случай особенно возмутил Михаила Ромма, который славился своей отзывчивостью к проблемам простых людей. Захватив с собой Жданова, Ромм пришел в здание ЦК партии и изложил суть проблемы. Жданов вспоминает, что «в ЦК нас успокаивал молодой человек, и в отношении к Ромму сквозили одновременно почтительное отношение к личности и совершенно искреннее изумленное недоумение, что, дескать, ТАКОЙ человек кипит и волнуется по столь обыденному и не такому уж важному поводу». Тем не менее, нужный звонок из ЦК в Дом отдыха последовал, что вызвало прекращение постоянных распрей у дальнего шлагбаума.
Между тем, пусть трудно и с издержками, но дачи в поселке постепенно росли. Члены кооператива могли выбирать из трех вариантов проектов дачных строений. Первый — небольшой финский щитовой дом с тремя комнатами, кухней, санузлом и верандой общей площадью около 50 квадратных метров. Второй — кирпичное строение с мансардным этажом с пятью-шестью комнатами, кухней, верандой, солярием, санузлом, иногда с гаражом. Общая площадь строения достигала 200 квадратных метров. Имелся еще и промежуточный вариант. Члены кооператива выбирали вариант, исходя из своих средств и вкусов. Правда, нередко им навязывали дома большего размера. Первые дачи в поселке возникли в противоположных углах. На Южной аллее выросла дача Семена Кирсанова, который смог еще и добиться изменения типового проекта: его дом был снабжен колоннадой и выглядел как старинная подмосковная усадьба. Почти в то же время закончили строительство своих дач в разных концах Восточной аллеи кинорежиссер Михаил Ромм и академик Виктор Виноградов.
Затем готовые строения стали появляться как грибы из-под земли после дождя. Писатели стали с удовольствием обживать свои хоромы. Трудно преувеличить гордость, которую испытывал какой-нибудь член кооператива, когда заканчивал строительство и отделку своего жилища.
На торжество приглашались ближайшие соседи и друзья счастливца.
Владимир Абрамович Дыховичный, драматург и поэт, ведущий в известнейшем писательском дуэте Дыховичный-Слободской, завершил отделку своей дачи. Осталось поставить один маленький штрих: в самой большой комнате повесить люстру. В те времена это было не так просто. Владимир Абрамович с женой Александрой Иосифовной хотели повесить под потолком нечто выдающееся — большое, хрустальное, играющее сотнями зеркальных бликов. Были задействованы друзья, которые вывели Дыховичного на один из центральных комиссионных магазинов Москвы. Наконец, из магазина позвонили: «Приезжайте, кое-что есть по вашему заказу». Дыховичные помчались в комиссионку. «О чудо», — только и сказала Александра Иосифовна. На массивном бронзовом основании крепились бесчисленные хрустальные подвески. Между собой их основания соединялись опять-таки хрустальными бусами. Но главным украшением этого произведения искусства был плафон, который подвешивался снизу и оттенял все хрустальные каскады люстры. «Берем», — прошептала Александра Иосифовна, даже не советуясь с рядом стоящим с открытым ртом мужем. Нужная сумма и солидное вознаграждение сразу же перекочевали из кармана Владимира Абрамовича в карман продавца.
— Не посоветуете ли какого-нибудь опытного мастера, чтобы повесил люстру у нас на даче? — поинтересовался у довольного продавца счастливый драматург.
— Конечно, Владимир Абрамович, нет проблем. У нас есть специалист, которого мы привлекаем в сложных случаях. Он и разберет люстру, и промоет все хрустальные элементы, и повесит ее, куда скажете.
Через несколько минут Дыховичный уже договаривался со специалистом. По счастью, тот оказался свободным, и через час приехал в комиссионный магазин. Была найдена подходящая тара, мастер быстро и умело разобрал хрустальное чудо, завернул каждый элемент в газетную бумагу и сложил все в деревянный ящик. Он даже вытащил этот ящик на улицу и помог погрузить его в машину. В багажник разобранное чудо не влезло, и его аккуратно расположили на заднем сидении.
В ближайший выходной день мастер прибыл на дачу. Владимир Абрамович встретил его на автобусной остановке и довез до дачи. Ящик с люстрой уже его дожидался посреди самой большой комнаты дачи Дыховичных. Мастер потребовал лестницу, снял пиджак, надел синий халат и забрался на деревянную стремянку. Дело пошло споро. Он закрепил на вбитом в потолок солидном крюке бронзовое основание люстры и начал ловко подвешивать к нему бусы и подвески, которые подавала ему из ящика привлеченная к процессу домработница. Осталось только закрепить плафон. Что в этот момент произошло, осталось только гадать. То ли качнулась стремянка, то ли пальцы мастера уже устали, но он не удержал плафон. Тот выскользнул из рук, сверкнул всеми цветами радуги, рухнул на деревянный пол и раскололся на сотни хрустальных осколков. Несколько секунд стояла гробовая тишина. Потрясенные хозяева, трепетно взиравшие на процесс сборки люстры из кресел, потеряли на несколько секунд дар речи. Мастер, осознав, что произошло непоправимое, вихрем скатился со стремянки, внимательно посмотрел на груду хрустальных осколков и взглянул на супружескую пару:
— Что я еще могу для вас сделать?
На этом заканчивается одна из легенд поселка, которыми он за шестьдесят лет существования оброс с ног до головы.
На период строительства в поселке появились десятки мастеров-работяг, часть которых даже осталась в Красной Пахре и после окончания основных строек: работы для них хватало. Легендарной личностью был Коля-жестянщик по фамилии Луковкин, иначе Колька Тепленький, прозванный так из-за своей пагубной привычки. Он был маленьким, сухоньким, вечно навеселе, но виртуозным мастером. Основной его специализацией были колпаки на трубы, чтобы в них не затекала дождевая вода и не валился снег. Довольно сложные развертки Коля не вычерчивал, а резал прямо по металлу на глаз. Потом сгибал в нужных местах, фиксировал молотком, и водружал готовый колпак на трубу. Тот сидел как влитой. Иногда Коля давал волю своей фантазии, например, на даче у гроссмейстера Котова колпак был украшен шахматным конем.
Как-то раз Тепленький появился у Сергея Петровича Антонова с жалобой:
— Беда, Петрович, беда!
— Что такое, Коля?
— Дружки в ухо дали!
— Больно?
— Не, не больно…
— А что?
— Так, ребята издеваются. Говорят в правое ухо, которым я не слышу!
— А что говорят?
— Спрашивают, не хочу ли я выпить…
Антонову осталось только искренне посочувствовать Тепленькому.
В те годы городские жители страны Советов были лишены, по меньшей мере, двух естественных человеческих достояний: собственности вообще и земли в частности. Нужно вспомнить, что в трудные послевоенные годы у части жителей поселка не было отдельной квартиры в Москве, только комната-две в коммунальной квартире. А здесь… Раздолье, много больших комнат на двух этажах, участок, заросший лесом, из-за чего летом даже соседские дачи не видно. Делай, что хочешь. Отделывай свое жилище в соответствии со своими вкусами и финансовыми возможностями, сажай на участке цветы, яблони и вишни, кусты смородины и крыжовника, малины, выращивай клубнику и огурцы, картошку, в конце концов. Жителями поселка быстро овладевало всепоглощающее чувство собственности. Они в одночасье становились хозяевами своей жизни. Могли ложиться спать, когда хотели, а вставать после полудня. Но большинство из них обладало такой внутренней организацией и дисциплиной, что с раннего утра садились за свои письменные столы, отрываясь от них только на завтрак и обед.
Тяга к земле у части писателей также проявилась очень остро. Большинство высадили садовые деревья, кусты смородины, крыжовника и малины, разбили небольшие огороды. Но находились отдельные жители поселка, которые занимались цветоводством почти профессионально. Виктор Розов, Олег Писаржевский, жены Михаила Ромма и Ильи Кремлева выращивали красивейшие цветы, приглашали к себе на участок соседей, чтобы те полюбовались их цветочными достижениями. Писаржевский даже получил от Правления ДСК разрешение на строительство на своем участке оранжереи в обмен на обещание помочь в тонком деле цветоводства всем желающим жителям поселка. Розы, тюльпаны, нарциссы, пионы всех оттенков, флоксы, анютины глазки, гиацинты, настурции и маргаритки и, в особенности, гладиолусы от белых до почти черных стали визитной карточкой наиболее продвинутых в цветочном отношении участков.
Одновременно с переездом в новые шикарные дачи члены кооператива освободили свои времянки. В те времена местная власть строго контролировала количество строений на участке. На одном участке должно было находиться одно жилое помещение. Можно было надеяться получить разрешение на строительство гаража, но не более того. Что делать с построенными времянками? Сносить? Творческая писательская мысль, умноженная на консультации юристов и специалистов по кооперативам, нашла выход из сложившегося положения. Что нужно писателю для успешной и безотрывной работы? Правильно, библиотека. Там можно расположить справочники и энциклопедии, подшивки газет и журналов, книги классиков и конкурентов, черновики собственных рукописей. Помещение нежилое, но важное, просто необходимое для писателей. Композиторы и художники могли хранить там свои ноты и картины, опять-таки все обосновано. Короче говоря, все дружно оформили свои времянки как библиотеки или архивы.
Однако становилось обидно, что вполне приличное жилое помещение простаивало. Сейчас уже трудно установить, кто из членов кооператива стал первым сдавать времянку под жилье другим семьям. Как правило, вначале это были близкие хозяину люди, друзья, причем лица творческих профессий. Например, писатель Климентий Минц сдал свою времянку главному режиссеру Московского мюзик-холла Александру Конникову, а писатель Жданов — писателю Виктору Драгунскому, автору «Денискиных рассказов» и отцу означенного Дениски. Отдел контроля за ДСК и ЖСК Мосжилуправления был успокоен соответствующими ходатайствами Правления. В дальнейшем времянки у членов кооператива снимали и далекие от культуры и искусства лица.
Наличие времянок запустило и еще один процесс развития поселка. Принять нового члена кооператива можно было только при наличии на участке строения. Оно было собственностью писателя или музыканта. Землей безраздельно владело государство, поэтому нельзя было просто разделить участок пополам и продать часть новому члену ДСК. Продать можно было только свою собственность, то есть строение. Времянки в этом процессе стали ощутимым подспорьем. Правда, нужно было вначале вернуть им статус жилого помещения, но затем можно было получить хорошие деньги.
Первые примеры такого увеличения числа пайщиков кооператива появились в конце 1959 года. Вначале Константин Симонов продал пристройку к своей даче и часть участка Абраму Юрьевичу Долинскому, архитектору и строителю, который очень много сделал для поселка в целом и для Симонова в особенности. Его сын, тогда еще маленький Володя, сейчас превратился в очень известного и популярного актера Владимира Долинского. Второй пример — это дирижер Кирилл Кондрашин, став членом кооператива, он уступил гараж и часть участка своему другу знаменитому пианисту Эмилю Гиллельсу.
Налаживалась инфраструктура поселка. Члены кооператива получили воду от централизованного водопровода. Были полностью протянуты линии электропередач. Дороги совершили довольно быстрое преобразование от грунтовых к асфальтированным. Первыми смогли отказаться при приезде на свои участки от резиновых сапог жители Южной аллеи, что вызвало у них вполне объяснимую гордость и зависть жителей других аллей.
В дачах были проведены системы водяного отопления. Нагрев трубопроводов отопления и подачи горячей воды производился от водогрейных котлов, которые топились углем. В этом для обитателей поселка таились две серьезные трудности.
Первая состояла в том, что в котлы дважды в день нужно было подбрасывать уголь и выгребать из них шлак. Это делало необходимым постоянное проживание на даче либо дальних родственников членов кооператива, либо чаще домашних работниц. Все они приехали в Московскую область из отдаленных областей средней России и даже Сибири. Своего жилья у них не было, поэтому они с удовольствием жили на дачах, присматривали за ними, топили, убирали, занимались огородами и садами.
Они были прописаны на площади конторы ДСК, что строго контролировали местные органы власти. Обычно их звали по имени, а так как имена часто повторялись, то присваивали им фамилии хозяев тех дач, в которых они жили, например Аня Крепс или Нюра Котова. Их наличие, впрочем, не всегда избавляло от необходимости нанимать истопников. В поселке появилось несколько представителей этой профессии, часто это были семейные пары. Истопники и домработницы тщательно следили за тем, чтобы котлы не погасли. Растапливать их было трудно. Конечно, можно было на зиму слить воду из системы отопления и заглушить котел, но на подобные эксперименты мало кто решался. Дом очень быстро отсыревал, вздыбливались полы, отставали от стен обои, сыпалась с потолков штукатурка. Только в самые жаркие летние дни угольные котлы тушили.
На участках размещались небольшие сарайчики, в которые один раз в год завозили уголь, а образовавшимся шлаком посыпали дорожки, излишки шлака рассыпали вдоль заборов.
Именно с углем была связана вторая проблема отопления. Этот самый уголь где-то нужно было доставать. В условиях победившего социализма уголь частное лицо купить не могло никакими силами. Из воспоминаний Виктора Розова: «Уголь в то время выдавался пайками, да еще этот паек надо было вовремя получить. Сначала талон на Большой Бронной, а потом хлопоты по доставке». Но и этот тернистый путь далеко не все жители поселка могли успешно пройти. И тем не менее, котлы в дачах не выключались. Правдами и неправдами, за взятки и по знакомству писатели выбивали у государственных структур уголь, который по бумагам предназначался для каких-либо вполне легальных котельных, но до них не доходил, а привозился в поселок. Все это было на грани, а часто и за гранью криминала, но иного выхода родное советское государство частникам не оставляло.
Газ в поселок завозили в виде баллонов, и он использовался только для газовых плит, на которых готовили еду. Баллоны устанавливались снаружи у стены кухни в специальном металлическом ящике, куда влезали два баллона и редукционная аппаратура для понижения давления газа. Ящик в обязательном порядке запирался на замок. Баллоны с газом, в отличие от угля, можно было купить официально. Можно было обменять пустые на полные, отстояв огромную очередь в соответствующем загородном пункте.
Канализацию каждый член кооператива устраивал на своем участке самостоятельно. Она состояла из двух ям. Первая из них соединялась с дачным туалетом канализационной трубой. В нее попадали и твердые фракции жизнедеятельности человека и вода. Жители пристально следили, чтобы гости не кидали в толчки бумажки, вату и марлю, предшественников женских прокладок, дабы не засорить канализацию.
Писательский труд не давал стабильного заработка. Авторы жили на гонорары от издания их произведений, а гарантировать их постоянство никто не мог. Этим объяснялись те случаи, когда строительство дач замораживалось, более того, иногда даже не было средств на оплату членских взносов кооперативу. Тогда Правление было вынуждено даже направлять исполнительные листы по месту работы должников. В большинстве случаев такая угроза срабатывала, и должники гасили свои задолженности. В число должников попадали даже самые известные писатели.
Этим обстоятельством отчасти было вызвано то, что в члены кооператива стали принимать не только членов Союза советских писателей СССР, но и известных композиторов, музыкантов, художников, режиссеров. Часть членов кооператива, которые были в числе его учредителей, не смогли дальше нести бремя финансирования строительства и продали свои паи. Членами кооператива стали композитор Дмитрий Кабалевский, дирижер Кирилл Кондрашин, пианист Эмиль Гилельс, художник Орест Верейский, шахматист гроссмейстер Александр Котов. Пришли в поселок и новые писатели, произведения которых становились все более популярными: Григорий Бакланов, Олег Писаржевский, Алексей Каплер, Юрий Нагибин, Евгений Воробьев, Сергей Антонов, Михаил Маклярский.
Не оставляло государство деятелей искусств без своего бдительного ока. Одним из членов кооператива стал полковник КГБ Георгий Шнюков, имеющий к писательству весьма опосредованное отношение. Зато детский писатель Юрий Яковлев по совместительству также являлся полковником КГБ.
Жизнь обитателей поселка до конца трудно было понять без учета тех процессов истории и социальной политики, которые имели место в советской стране. Хотя Иосиф Сталин сыграл положительную роль в появлении ДСК «Советский писатель», но он очень вовремя оставил белый свет. Ранние годы развития поселка связаны с разоблачением культа личности Сталина, с началом хрущевской оттепели, периодом относительной свободы общества. В соседнем парке Дома отдыха Минмашстроя, где стоял памятник советско-грузинскому вождю еще в начале освоения территории поселка, с 1956 года остался только сиротливый постамент. Скульптурное изображение вождя долго валялось на клумбе рядом с ним, олицетворяя верную линию партии. Вначале постамент был покрыт гранитной плиткой, но очень скоро жители окрестных деревень нашли ей более полезное применение. В отличие от Переделкина, где попадались в тридцатые-сороковые годы пустые дачи разоблаченных врагов народа, Красную Пахру практически миновала эта участь. Здесь преследователи и преследуемые жили по соседству.
Возьмем, к примеру, Михаила (он же Исидор) Борисовича Маклярского. Родился он в 1909 году в Одессе в семье портного. Однако, довольно рано в нем проявились совсем другие способности, не связанные с искусством кройки и шитья. В 1927 году вступил в ряды ОГПУ, да так и шел по этой линии, набираясь опыта и знаний. В 1932 году он окончил юридический факультет Среднеазиатского университета в Ташкенте, оставлен при кафедре. Через два года переведен в Москву сотрудником секретно-политического и контрразведывательного отделов Главного управления ГБ НКВД, однако, 1 мая 1937 года Маклярский сам был арестован по обвинению в причастности к троцкистской организации. По каким-то причинам ему повезло, и уже в августе он был освобожден за недоказанностью обвинения, и его даже вернули на службу. Во время войны способности Михаила Маклярского развернулись в полной мере. Его назначают главой одного из отделений управления НКВД, ведавшего действиями разведывательных и диверсионных групп на оккупированных территориях. На счету этого отделения ликвидация Вильгельма Кубе, гаулейтера Белоруссии, организация радиоигр с немецкой разведкой. Войну он закончил в чине полковника госбезопасности и был уволен в запас. В мирной жизни Маклярский занялся литературой и написал пьесу о разведчиках «Подвиг остается неизвестным». По ней сняли ставший знаменитым фильм «Подвиг разведчика». Михаил Маклярский был одним из авторов сценария этого фильма. Он по сути открыл детективный жанр в советском киноискусстве. В 1947 году фильм вышел на экраны, стал необыкновенно популярным во многом из-за блестящей игры Павла Кадочникова, а на следующий год принес своим создателям Сталинскую премию. Вторую Сталинскую премию Маклярский получил за сценарий еще одного фильма о разведчиках — «Секретная миссия» — три года спустя.
Но злоключения разведчика на этом не прекратились. Сталин начал свою антисемитскую кампанию делом еврейского антифашистского комитета, потом последовало дело врачей-вредителей и, наконец, разоблачение «сионистского заговора в МГБ». Министр государственной безопасности Виктор Абакумов в 1951 году был снят со своего поста, арестован и обвинен в организации «сионистского заговора в МГБ». Через полгода арестовали и Маклярского. Он оказался очень удобной фигурой для обвинения в сионистском заговоре. Припомнили его гэбистское прошлое, связали его литературную деятельность с еврейским антифашистским комитетом, «назначили» ближайшим сподвижником Абакумова. Парадокс состоял в том, что именно из-за неприязни к нему Абакумова Маклярский был уволен после войны из органов. Кроме того, министр госбезопасности не простил Михаилу Борисовичу то, что фильм «Подвиг разведчика» вышел на экраны страны, несмотря на возражения главного советского гэбиста.
Под пытками Маклярский дал нужные показания. В частности, оговорил своего близкого знакомого Льва Шейнина. Лев Шейнин был очень заметной фигурой в довоенной Советской прокуратуре. Автор популярных тогда «Записок следователя» Лев Шейнин совместно с недоброй памяти Вышинским, Генеральным Прокурором СССР, составлял обвинительное заключение по делу о покушении на С. М. Кирова в 1934 году. На следующий год он подписывает приговор Каменеву, Зиновьеву и еще семнадцати их сторонникам. Начальник следственного отдела Прокуратуры СССР был арестован, на недолгое время оказался в лагерях, но быстро был отправлен в Москву, где и был освобожден. Затем у него оказалась масса свободного времени для успешного писательского труда. В 1951 году он также оказался в числе арестованных по делу Абакумова. Он, впрочем, не отстал от своего коллеги, следователи выбили из него компрометирующие Маклярского показания. Друзей оправдывает только то, что в подвалах Лубянки за редким исключением все давали «признательные» показания. К их чести нужно отнести то, что после своего освобождения, последовавшего после смерти «вождя» в 1953 году, они продолжали поддерживать дружеские отношения и простили друг другу оговоры. В 1957 году они даже стали соавторами сценария вышедшего в 1957 году на экраны фильма «Ночной патруль».
После освобождения Маклярский продолжил свое литературное творчество и вступил в члены ДСК «Советский писатель» в Красной Пахре. Заработанных средств ему вполне хватило на постройку большой дачи. В 1958–1959 годах он даже был председателем Правления кооператива.
В 1961 году он продал свою дачу все тому же Льву Романовичу Шейнину.
Неподалеку от него жили Николай Эрдман и Владимир Масс, авторы сценария фильма «Веселые ребята». В 1933 году они были вместе арестованы, их фамилии были сняты из титров знаменитой кинокартины. Только в 1941 году на имя директора МХАТ Ивана Москвина (театр был эвакуирован в Саратов, где с ним сотрудничал Эрдман) пришло письмо, подписанное Берией, с предложением Эрдману стать автором сценариев концертов ансамбля песни и пляски НКВД. По этому письму Эрдмана отправили в Москву, где он стал автором сценариев ко многим популярным фильмам и мультфильмам, успешно работал с театром на Таганке. Война помогла выйти на свободу и другу и соавтору Эрдмана Владимиру Массу. В 1942–1943 годах он руководил фронтовым театром Московского военного округа, затем вместе со своим соавтором Михаилом Червинским написал множество замечательных пьес и сценариев к фильмам. Такие противоположности, как Шейнин с одной стороны, Эрдман и Масс с другой стороны, могли существовать в одном поселке.
Поселок почти сразу стал и площадкой дружбы и общения следующего поколения пахринцев: детей членов кооператива. Сохранились очень трогательные воспоминания Саши Кармена, сына Романа Лазаревича, о начале дружбы с Андреем Мироновым и Владимиром Долинским. Мария Миронова со своим мужем Александром Менакером со строительством своей маленькой дачи немного запоздали и снимали на лето дачу у Червинского, ближайшего соседа Романа Кармена. Саша с Андреем познакомились на встрече Нового 1957 года на даче Дыховичных и сразу прониклись взаимной симпатией. Андрей летом того года поступал в Щукинское училище, иной судьбы для него ни он, ни родители не видели. Друзья, а помимо Саши, в компанию входили Андрей Кеменов, Рома Шейнин, Володя Долинский, Ваня Дыховичный, делали все от них зависящее, чтобы не мешать поступлению Миронова в училище, то есть давали ему несколько свободных часов для подготовки. Способности Миронова были видны уже тогда. Александр Кармен вспоминает, что «Андрей, действительно, был артистом «от Бога». Да он и не мог быть иным. Ведь он с пелёнок вращался в этой среде, его окружала элита нашей культуры, нашего театра, эстрады, кино. Он вырос на этой благодатной, плодородной почве, в этом климате». Но и Володя Долинский проявил свои способности комика уже в то время. Кармен: «А я вспоминал, как он, тогда вроде бы толстенький и неуклюжий, «вставлял перо» всем нам, доказывая, что может не хуже любого, в том числе и Андрея, и танцевать, и декламировать стихи, и даже петь, и лучше всех бесстрашно нырять в реку с высоченного моста, и наравне со всеми дурачиться, забавляя всех нас и себя самого. «Бодя, — помню, то и дело восклицал Андрей, корчась от хохота после очередной выходки Володи, — вы убиваете меня!» Да, «Бодя» Долинский тоже был прирождённым артистом».
Конечно, состав членов кооператива постоянно менялся на протяжении всей жизни поселка Красная Пахра, но к 1961 году поселок сложился, обзавелся всей необходимой инфраструктурой, включая прямую дорогу к поселку Ватутинки на Калужском шоссе, и был готов вступить в период поздней оттепели в СССР.