Самая романтическая и самая трагическая пара поселка. Даже если у кого-то в Красной Пахре и были причины не любить ее, то восхищались ею все без исключения. Об их любви ходили легенды. Иногда правдивые, иногда невероятные.

Когда Юлия Друнина впервые поехала в заграничную командировку в Германию, Алексей Каплер не стал ее встречать на Белорусском вокзале, а помчался ей навстречу в Брест. Когда он отправлял ее на поезде по Советскому Союзу, то, проводив с цветами на вокзале, отбивал восторженные телеграммы, которые ей вручали на всех крупных станциях, а на последней он уже встречал ее опять-таки с охапкой цветов. Благо, «Аэрофлот» приглашал летать своими самолетами в самые отдаленные города нашей Родины. Из телеграмм, которые он ей отправлял, когда они расставались, можно было написать роман. Взять хотя бы такую: «Джанкой тчк поезд тридцать первый зпт вышедший из Москвы двадцать четвертого декабря тчк вагон тринадцатый зпт место двадцать пятое зпт пассажиру друниной тчк доброе утро тчк каплер». Разница в возрасте между ними была двадцать лет…

Лазарь Каплер родился в 1904 году в семье киевского купца первой гильдии Якова Нафталиевича Каплера. Торговая карьера маленького Лазаря ни капельки не привлекала. Революции, гражданская война, новые виды искусства определили его жизнь на много лет вперед. Театр, кино — вот истинное признание Каплера. С шестнадцати лет он актер в киевских театрах.

Режиссер эстрадного театра, опасаясь предсказуемой реакции местных антисемитов, предложил актерам взять псевдонимы:

— Номер-то годится, но фамилии, фамилии… Ни к чёрту не годятся ваши фамилии! Представляете афишу — Винтер и Каплер. Каплер — это для портновской фирмы, а не для эстрады.

Но его возмущения хватило только на то, что Каплер стал Алексеем, да и то все знакомые звали его сначала Алешей, а потом Люсей.

Алексей Каплер не вылезает из залов киевских кинотеатров. По многу раз смотрит фильмы с участием Веры Холодной. Пятьдесят лет спустя он напишет: «В анкетах, которые мне доводилось заполнять, стояли разные вопросы, но ни в одной из них не было вопроса о первой любви. А если бы он стоял, я должен был бы честно ответить: Вера Холодная. Да что я!.. Вся Россия была в нее влюблена!»

Вскоре Алексей познакомился с будущими знаменитыми кинорежиссерами Григорием Козинцевым и Сергеем Юткевичем, создал с ними вместе молодежный киевский театр «Арлекин». Когда Григорий Козинцев с Леонидом Траубергом организовали в Петербурге знаменитую ФЭКС, «Фабрику эксцентричного актера», он перебрался в Питер и стал одним из ее актеров. Здесь он сыграл свои роли в кино: норвежского моряка в «Чертовом колесе», Значительное лицо из гоголевской «Шинели». К счастью, сам Алексей Яковлевич быстро понял, что актерство на экране — это не его дело.

Он вернулся в Киев, поработал у самого Александра Довженко ассистентом режиссера на фильме «Арсенал», потом поставил пару фильмов самостоятельно, но на экраны они не вышли. Видимо, лучшие сценаристы и драматурги получаются из неудавшихся актеров. Так случилось и с Алексеем Каплером. Хотя сцена его еще долго к себе тянула. Он успел поиграть в Одессе, где очень успешно читал юмористические рассказы собственного сочинения. Послушать их приехал сам Исаак Бабель и остался в восторге.

Первые же сценарии Каплера к фильмам оказались очень удачными. Сценарий к фильму «Три товарища», который был поставлен в 1935 году, создал Алексею Яковлевичу имя в кинематографическом мире. А главное, он дал ему возможность участвовать в конкурсе на лучший сценарий о жизни Ленина, который курировал сам Вячеслав Михайлович Молотов. Близился двадцатилетний юбилей Революции.

Неожиданно победителем конкурса был признан сценарий Алексея Каплера и его постоянного соавтора и жены Татьяны Златогоровой под названием «Восстание». Был найден режиссер Михаил Ромм, который согласился поставить фильм точно к годовщине Октябрьской революции и, более того, сдержал свое слово. Фильм «Ленин в 1918 году» сделал Каплера и Ромма знаменитыми, принес им Сталинскую премию 1941 года, но не уберег от репрессий Златогорову. Выяснилось, что ее настоящее имя Таисия Гольдберг и самое место ей в лагере.

Сегодня Алексея Яковлевича обозвали бы «плейбоем», тогда такого слова не знали. Он был красавцем с неистощимым мужским обаянием, очень остроумным. А главное, он не просто любил женщин, а возносил их на высокий пьедестал. Они это в нем неизменно чувствовали, ценили, влюблялись в него всерьез и надолго. Он рано стал седеть, но это только прибавило ему обаяния. С 1938 года Каплер преподает во ВГИКе к восторгу многочисленных студенток.

С началом войны Каплер не поехал в эвакуацию в Алма-Ату вместе с институтом, правда, отдал на Алма-Атинскую студию сценарий своего нового приключенческого фильма «Котовский», который вышел на экраны в 1942 году. А сам Алексей Яковлевич добился, чтобы его забросили к партизанам в качестве военного корреспондента. Результатом его военных впечатлений, помимо многочисленных репортажей, становится сценарий к фильму «Она защищает родину», который был поставлен режиссером Фридрихом Эрмлером в 1943 году, прошел по экранам с громадным успехом и был удостоен Сталинской премии в 1946 году, но, увы, без автора сценария. В этот промежуток произошли события, помешавшие отметить Алексея Каплера, зато вооружившие Владимира Высоцкого прекрасным стихотворным определением для одной из его песен: «пострадавший от Сталина Каплер».

В конце октября 1942 года Василий, сын Сталина, привез на дачу вождя в Зубалово Алексея Каплера. Там и произошла встреча Светланы Аллилуевой, тогда еще Сталиной, с киносценаристом. Потом Каплер приезжал туда в гости неоднократно. Привозил с собой фильмы. Светлане очень понравилась «Королева Христина» с Гретой Гарбо в главной роли. Встречи, разговоры, прогулки. Ей было 16 лет, а ему — почти сорок. Дело дошло до Иосифа Виссарионовича. Впрочем, об этом романе написаны тонны литературы. Каплеру позвонил полковник Румянцев, помощник всесильного генерала Власика, начальника охраны Сталина, попробовал образумить. «Люся» с ходу послал его, бросил трубку. Потом произошел разговор Сталина с дочерью. Вождь кричал, что «Каплер — английский шпион». «Уж не могла себе русского найти!» — особенно его возмутило, что Алексей Яковлевич еврей. Разговор закончился двумя пощечинами, которые дочь получила от папочки, заявив тому, что она Люсю любит!

Каплера без промедления доставили на Лубянку. Правосудие тогда вершилось быстро. Он получил немного, «всего» четыре года. Да и в ссылке Алексей Яковлевич умудрился устроиться фотографом. Ему даже выделили комнатку, где он проявлял пленки, печатал карточки и встречался с женщинами! Одной из них стала Валентина Токарская, знаменитая тогда актриса московского мюзик-холла, которая, к несчастью, будучи в одной прифронтовой актерской бригаде, попала в фашистский плен. Немецкий лагерь ей при случае быстро заменили на советский. Сначала она работала санитаркой, а потом на нее пришла разнарядка из воркутинского лагерного театра, где она и сыграла лучшие роли драматического репертуара. Женщиной она была красивой, поэтому нет ничего удивительного, что ей довелось стать второй официальной женой Алексея Каплера.

Когда у осужденного кончился срок, его отпустили с предписанием не посещать крупные города. Он сразу же его нарушил — заехал в Москву, что ссыльным категорически запрещалось. Второй свой срок Каплер отбывал уже в Инте в гораздо более суровых условиях. Токарской рядом не было, свобода, казавшаяся совсем близкой, исчезла на неопределенный срок. От тяжелейшей работы на каменоломне он дошел до крайней степени дистрофии. Его спасли письма Токарской, полные любви и нежности, которые буквально заставили его снова полюбить жизнь.

Вторично от ссылки его освободила смерть Сталина. В 1953 году он вернулся в Москву, вернулся к жизни. Более того, нерастраченные гонорары за последние очень успешные фильмы позволили ему вступить в члены ДСК «Советский писатель».

На участке быстро появился небольшой щитовой домик, самый скромный вариант пахринских строений. Вторым строением стал гараж. Алексей Яковлевич был заядлым автомобилистом, одним из первых в поселке. К гаражу с ямой для обслуживания машины были пристроены две небольшие комнатки. В них жила пожилая чета, Павел Андрианович и Агриппина Осиповна, которая присматривала за дачей, топила котел углем, иногда даже готовила какую-то простую еду. Павел Андрианович был попом-расстригой, редкостным красавцем, несмотря на возраст и трудную жизнь. Он сполна отсидел в Соловках, а появившись в Пахре, завел в дальнем углу участка небольшую пасеку на четыре улья.

Каплер тем временем вернулся к преподавательской деятельности во ВГИКе. Именно она в очередной раз перевернула его жизнь…

Через двадцать лет после рождения Лазаря Каплера в Москве появилась на свет девочка, которую родители назвали Юлия. Ее отец Владимир Павлович Друнин был учителем истории в спецшколе ВВС, мать Матильда Борисовна работала в ней же библиотекарем. У редкой фамилии Друнин было исконно русское происхождение. Друня — сокращенное название «дружины», то есть Друнин означало состоящий в дружине.

С дочерью у Матильды Борисовны отношения не складывались. Дочка скорее напоминала сорванца в юбке, что расходилось с материнскими представлениями о правилах поведения девочки из приличной семьи. Правда, она рано начала писать стихи и уже с детства мечтала стать литератором. Юля очень много читала. Первые стихи Друниной были опубликованы в «Учительской газете», пожалуй, только из-за юности автора, а не из-за нехватки мастерства.

На момент начала войны ей было семнадцать лет, не хватало года, чтобы отправиться на фронт законным образом. По совету отца она устроилась работать санитаркой в глазной госпиталь неподалеку от дома. Это ее не устраивало, по крайней мере, по двум причинам. Во-первых, она рвалась на фронт, а, во-вторых, выяснилось, что она боится вида крови, чуть ли не падает от этого в обморок. Этих двух причин хватило для того, чтобы она напросилась на рытье окопов под Можайском.

Ее расчет оправдался. Девушку взяли к себе санитаркой оборонявшиеся там пехотинцы.

Первый бой, первые раненые и убитые рядом, первое окружение, первая любовь. Комбат был молоденьким учителем из Минска, заботился о солдатах, как о детях. Он и стал постоянным героем ее стихов, которые Юля упорно продолжала писать, естественно, в корне изменив их тематику. Выходя из окружения, им пришлось пройти по минному полю. К счастью, большинство мин было противотанковыми, но на беду комбата и двух его солдат нашлись все-таки и противопехотные.

Появившись в Москве, Юля была огорошена тем, что родители должны поехать в эвакуацию вместе со школой. Несмотря на все ее сопротивление, ей пришлось отправиться в Сибирь вместе с ними. Отец еще не оправился от первого инсульта, и она понимала, что если с ним не уедет, то очень быстро его похоронит.

Под Тюменью, куда была эвакуирована спецшкола, она оканчивает двухмесячные курсы медсестер и снова забрасывает военкомат письмами с просьбой отправить ее на фронт. Но восемнадцати лет Юле еще не исполнилось, поэтому в военкомате находят способ хоть на время избавиться от настырной девчонки. Ее отправляют в Хабаровск в школу младших авиаспециалистов. Фронт становится все дальше.

В 1943 умер Владимир Друнин. Командир дал Юле несколько дней отпуска, чтобы та простилась с отцом хоть на кладбище. Сама она потом вспоминала: «Выйдя из поезда, я прежде всего выбросила свой железнодорожный билет. Потом, не заходя домой, пошла на кладбище». Далее Друнина добирается до Москвы и добивается назначения санитаркой в часть на Второй Белорусский фронт.

Она попадает в санитарный взвод лейтенанта Леонида Кривощекова, будущего поэта. Тот отлично запомнил бесстрашную девчонку, которая его поразила презрением к смерти и любопытством ко всему происходящему вокруг. Но в начале 1944 года Юлия Друнина получает ранение осколком в шею. Вначале даже не осознает его тяжести, просто перематывает кровоточащую рану бинтом.

Потом госпиталь, врачи цокают языками: несколько миллиметров в сторону и оперировать было бы некого. Было больно, было трудно, было стыдно: раненая санитарка лежала в мужской палате, других просто не было. Хорошо, что раненые мужики старались при ней меньше материться да отворачивались, когда ей делали перевязку. Здесь она написала о своих фронтовых впечатлениях, потом долго работала над строчками, пока не появились те, что ее прославили:

Я только раз видала рукопашный, Раз — наяву и сотни раз — во сне. Кто говорит, что на войне не страшно, Тот ничего не знает о войне.

Выписавшись из госпиталя, Друнина едет в Литературный институт, находит там парторга, Славу Владимировну Ширину, дает ей почитать свои стихи. Вот чем кончилась та встреча: «Отнеслась она ко мне очень сердечно. Да и кого могла не расположить к себе и забинтованная ещё голова, и пообтрёпанная, пообгоревшая шинелька, вроде бы случайно распахнутая так, чтобы видна была медаль «За отвагу», и весь юный возраст худущего, бледнющего солдатика? Но… Слава Владимировна была человеком предельно честным. А стихи мои ей не понравились. Они и впрямь были слабыми, хотя в них попадались отдельные удачные строки.

— У тебя есть искренность, теплота.

Но у кого из девушек, пишущих стихи, нет этих качеств? Подавленная или, точнее, раздавленная, ушла я из Дома Герцена. И через несколько дней отправилась в военкомат со слёзной просьбой опять отправить меня на фронт. Я-то знала, как нужны там сёстры и санитарки. А кому я нужна здесь? Я, бездарь, невесть что возомнившая о себе».

Потом бои за Ригу, орден Красной Звезды, тяжелая контузия. В декабре 1944 года, хотя вступительные экзамены уже прошли, комиссованная по контузии Юлия Друнина в шинельке и кирзовых сапогах пришла на занятия в группу первокурсников. Никто фронтовику с ранениями и наградами отказать не смог. Так и началась ее учеба. Как к ней подступиться, сокурсники не знали. Самым смелым оказался Николай Старшинов, тоже москвич, тоже фронтовик, тоже с ранениями. Выяснилось, что в детстве они ходили в одну художественную студию при Доме пионеров, даже спектакль «Том Кенти» в Театре юного зрителя был у них обоих любимым. Стипендию она получала сто сорок рублей, еще и военную пенсию первые пол года, сто пять рублей. Было и голодно и холодно, иной раз в аудиториях замерзали чернила. Но настроение было победным, уже было ясно, что до конца войны остались считанные месяцы, да и учились поэты отчаянно, словно на фронте.

В 1945 году в журнале «Знамя» вышла подборка стихотворений Юлии Друниной. Больше всего она жалела, что отец не дожил до этого дня.

Потом она вышла замуж за поэта Николая Старшинова, родилась дочка Лена. Та первое время часто болела, потом выправилась. Правда из института Юле на время пришлось уйти, позже она в него вернулась, чудом сохранив жизнь и здоровье своим близким, едва не потеряв поэтический дар в жестокой схватке с голодным послевоенным бытом: хозяйством заниматься Юля не умела, семья жила по-фронтовому.

Друнина была очень красивой, загадочной, по-девичьи худенькой, но под лирической внешностью таился подлинный кремень, что лишь осложняло ее жизнь. Маститые поэты, как говорится, «липли» к ней, но получали решительный и очень обидный отпор. Первым был ее преподаватель Павел Антокольский, который вообще очень любил заигрывать со студентками и с молодыми поэтессами, красавцем не был, не обижался, если его ухаживания отвергали. Но здесь получилось все очень серьезно и с далеко идущими последствиями. Отказ последовал на виду у всех, а такое не прощается — на вечеринке, посвященной выходу в свет первой книги стихов Вероники Тушновой, которая пригласила и Друнину со Старшиновым. Они еще не были семейной парой, но все знали, что дело к этому идет. Вот что вспоминает Николай Старшинов: «Где-то между тостами Юля вышла в коридор. Вышел и Антокольский. Вскоре я услышал шум и возню в коридоре и, когда вышел туда, увидел, как Павел Георгиевич тащит упирающуюся Юлю в ванную. Я попытался помешать ему. Он рассвирепел — какой-то мальчишка смеет ему перечить! — обматюгал меня. Впрочем, я ему ответил тем же, но настоял на своем». В результате Антокольский объявил, что Друнина лишена способностей и предложил исключить ее из института. Друниной позволили перевестись в другой семинар, тогда тот стал придираться к Старшинову буквально на каждом занятии.

Через четыре года на собрании в Союзе писателей, посвященном борьбе с космополитами, Юлия Владимировна резко выступила против Антокольского. Из Литинститута того уволили, а ее обвинили чуть ли не в антисемитизме. Когда в 1979 году Антокольский умер, то на панихиде в ЦДЛ Григорий Поженян не преминул в своем выступлении ей об этом напомнить.

Похожая история произошла у нее и с поэтом Степаном Щипачевым. Автор строк «любовь не вздохи на скамейке и не прогулки под луной» пригласил ее в свой кабинет и обещал напечатать ее стихи в подконтрольных ему журналах «Красноармеец» и «Октябрь», если она будет более уступчивой. Говорил он неразборчиво, неправильно выговаривая половину букв алфавита, но Друнина поняла смысл речи и убежала из кабинета классика.

Несговорчивость Юлии Владимировны привела к тому, что в Союз писателей СССР ее приняли поздно, только в 1947 году. Говорят, что к этой задержке приложил руку по каким-то причинам и сам Константин Симонов, а вот Александр Твардовский говорил, что ей уже давно пора быть в Союзе.

В 1954 году с Юлией Друниной произошло событие, изменившее ее жизнь хоть и не сразу, но коренным образом. Она пошла учиться на сценарные курсы при Союзе кинематографистов, которые вел Алексей Каплер.

Любовь вспыхнула почти сразу. Каплер ухаживал красиво, он не умел по-другому. Приглашал на дачу в Пахру. Уже в 1955 году появилось стихотворение Друниной «Верность» с такими строками:

Вы останетесь в памяти — эти спокойные сосны, И ночная Пахра, и дымок над далёким плотом. Вы останетесь в сердце, мои подмосковные вёсны, Что б с тобой ни случилось, что со мной ни случится потом.

Но Каплер был женат, она была замужем, так что понадобилось еще целых пять лет, чтобы пара сочеталась браком. Это произошло в 1960 году. По-другому быть просто не могло. Даже ее бывший муж Старшинов оставил такие строки: «Я знаю, что Алексей Яковлевич Каплер относился к Юле очень трогательно — заменял ей и мамку, и няньку, и отца. Все заботы по быту брал на себя. Он уладил ее отношения с П. Антокольским и К. Симоновым. Он помогал ей выйти к широкому читателю. При выходе ее книг он даже объезжал книжные магазины, договаривался о том, чтобы они делали побольше заказы на них, обязуясь, в случае если они будут залеживаться, немедленно выкупить. Так, во всяком случае, мне сказали в магазине «Поэзия»»…

А поэт Марк Соболь сказал Юлии короче и точнее: «Он стянул с тебя солдатские сапоги и переобул в хрустальные туфельки!»

Сошлись две противоположности. Алексей Яковлевич, остроумный, душа компаний, доброжелательный, мягкий, любвеобильный, и Юлия Друнина, нелюдимая, предельно закрытая, жесткая. Только необыкновенная любовь позволила им сплавить воедино два несовпадающих характера. Вернее сказать, позволила Друниной переделать характер Каплера. Постепенно шумные компании Алексея Яковлевича остались в прошлом, гостей в их доме бывало все меньше и меньше. Все свое время они посвящали друг другу. На даче они очень много работали. Каплер сидел за большим дубовым столом, писал и правил ручкой. Свои сценарии он начал называть киноповестями. Написанное отдавал в печать, правил уже по напечатанному. Юлия Владимировна работала, казалось, незаметно, но постоянно. Могла лежать на участке на раскладушке и писать стихи.

У Каплера появились две машины. Скромный «Запорожец», который он очень любил, и 21-я «Волга» салатового цвета. Друнина почему-то в «Запорожце» ездить стеснялась, Каплер предпочитал с ней не спорить, а возил неизменно в «Волге». Раньше он вел исключительно сидячий образ жизни, ходил очень мало, предпочитал ездить на автомобилях. Юля это поломала со свойственной ей решительностью. Она буквально заставила Каплера ходить все больше и больше, порой дневная норма достигала двадцати километров.

Дважды в году пара уезжала в Коктебель в Дом творчества. Весной, в апреле-мае, и осенью, в сентябре-октябре, иногда и часть ноября прихватывали. Вот там и отдыхали и работали. Помногу ходили. Часто от Коктебеля доходили до городка Старый Крым через горы и долины, были буквально влюблены в те места.

Друнина регулярно отказывалась от заграничных командировок, если они приходились на то время, когда она ездила в Крым. Говорила при случае: «Какая, к черту, заграница! У нас прекрасная страна. У нас есть все: и Север, и Юг, и Запад, и Восток!»

Жизнь неоднократно убеждала ее в собственной правоте. Как-то летом долго гостила у них на даче одна известная пара — писатель Митчелл Уилсон с супругой. Писатель он был довольно известный, очень популярный в Советском Союзе. Его перу принадлежали книги «Встреча на далеком меридиане», «Брат мой, враг мой» об изобретении телевидения, он был автором нескольких сценариев по своим романам. Каплер стоял тогда у истоков образования Союза кинематографистов, был обладателем членского билета под номером пять, возглавлял международную кинематографическую организацию, поэтому и пригласил американского коллегу к себе. Организационные тяготы этого приглашения легли на плечи Юлии Владимировны. Со свойственным ей мужеством она в течение двух недель обеспечивала быт американской пары: еду, уборку, прогулки, развлечения, то есть занималась вещами, которые по жизни искренне ненавидела. Но выдержала. Через некоторое время Каплера пригласили в Штаты. Информация о его визите была, казалось, во всех средствах массовой информации, были организованы встречи с десятками заинтересованных людей. Среди немногих, кто не «отметился» у Каплера в Америке, была семья Уилсонов.

Дачная жизнь Каплера и Друниной имела много особенностей. Прежде всего, никакого садоводства, овощеводства, разведения цветов. Друнина категорически препятствовала вырубке любой дикой березки на своем участке. Весь участок был в зарослях тоненьких березок, висели кормушки для птиц и белок. На участке было много грибов — по грибы в лес ходить не надо было. Из спортивных развлечений Юлия Владимировна предпочитала лыжные прогулки. В другие времена года далеко уходила в лес по вырубленной просеке, дальше деревни Фоминское. Однажды в марте во время прогулки по лесу провалилась в ручей по пояс. Выручила дочка Лена. Она отдала ей свое сухое белье, отжала воду из мокрого белья, натянула его на себя, и обе бегом бросились домой. Здоровьем обе похвастаться не могли, часто болели, простуживались, но в тот раз Бог миловал. Обе остались целыми и невредимыми.

Еще одним увлечением Юлии Владимировны, правда не дачным, были лошади.

Она всерьез занималась конным спортом, получила второй разряд по конкуру, но времени не хватало. Зато своей дочке она в полной мере передала любовь к лошадям. В девятилетием возрасте привела ее в Академию имени Тимирязева. Потом были разные конные клубы. Елена чемпионка зимнего первенства Москвы по конкуру 1963 года, кандидат в мастера спорта. Лошади и определили ее профессию. Елена окончила Ветеринарную академию, работала на Центральном Московском ипподроме. Стала судьей Всесоюзной категории по рысистым испытаниям, вышла замуж за мастера-наездника.

Характерно, что с Каплером Елена общалась больше, чем с матерью. Это началось почти с первых дней знакомства. Алексей Яковлевич подарил ей велосипед «Прогресс», мощный, крепкий. Он жив до сих пор, хотя ездить ему приходится по лесу и по полю, а не по асфальтированным дорожкам. А в Крыму на прогулках Алексей Яковлевич рассказывал ей о своей прежней жизни, о времени, проведенном в лагере, в ссылке. Она полностью попала под обаяние личности Алексея Яковлевича.

Алексей Каплер был кинодраматургом с огромным творческим диапазоном — от сценария искрометного «Полосатого рейса», написанного в соавторстве с Виктором Конецким, до трагического фильма «Две жизни» — о судьбах русской интеллигенции на вынужденной чужбине.

Его необыкновенной популярности способствовало также телевидение. С 1966 года он начал вести передачу «Кинопанорама» вместо Зиновия Гердта. Во время эфира улицы советских городов пустели — все стремились увидеть обаятельного ведущего, блестящего знатока мирового кинематографа. Осталась память о том, что в одной передаче, а тогда это был исключительно «прямой эфир» и «живой звук», Алексей Яковлевич вдруг забыл какую-то подробность, запнулся, попытался что-то вспомнить, но не смог. Тогда, ничуть не смущаясь, он обратился к телезрителям: «Подождите минуту, я сейчас вспомню!» И сидел, спокойно помешивая ложечкой чай в стакане. Вся страна его ждала!

А ведь в годы застоя советское телевидение неоднократно пыталось прекратить «каплеровскую вольницу». Подыскивали ему замену, начальство вело с ним душеспасительные беседы, но ничего не помогало. Громадный опыт, знания и остроумие позволяли ему «раскручивать» самых неразговорчивых кинематографистов, добиваться от них свежих, порой острых высказываний. Когда научились делать записи передачи, то многие выпуски «Кинопанорамы» стали выходить в эфир в урезанном виде. И тогда Алексей Яковлевич вовсе отказался ее вести. После этого он был предан забвению — его новые сценарии оставались незамеченными.

Поэтому лишь после смерти Каплер стал числиться в авторах сценария, как, скажем, в фильме «Возвращение броненосца», снятом в Белоруссии в 1994 году режиссером Геннадием Полокой по одноименной повести Каплера. К таким фильмам относится и картина «Сошедшие с небес» по киноповести Алексея Яковлевича «Двое из двадцати миллионов», где блестяще сыграли Александр Абдулов и Вера Глаголева.

Но и творческая жизнь Юлии заметно обогатилась. Она стала работать гораздо больше, расширился круг ее жанров: она обратилась к прозе, к публицистике. Исследователи ее творчества даже подсчитали, основываясь на ее двухтомнике, вышедшем в 1989 году, что «производительность» Друниной в браке с Каплером в четыре-пять раз выше, чем до него. В 1975 году за книгу стихов «Не бывает любви несчастливой» она получила Государственную премию РСФСР им. М. Горького.

По-другому и быть не могло, если рядом был человек, о котором она не уставала говорить:

Ты — рядом, и всё прекрасно: И дождь, и холодный ветер. Спасибо тебе, мой ясный, За то, что ты есть на свете.

В стихотворении «Кто говорит, что умер Дон Кихот?», а позже в статье с тем же названием Юлия Друнина бьется за его доброе имя, говорит о его благородстве, рыцарстве, любви к человечеству — говорит о Алексее Яковлевиче Каплере.

Счастливая сказка кончилась в сентябре 1979 года, таком горьком для всей истории Красной Пахры. Для Юлии рухнул весь мир. Умер не просто любимый человек. Умер защитник, ценитель, вдохновитель. Исчезла жизненная опора. Говорят, что она понесла двойную утрату: потеряла и мужа, и отца. Ее лучшие строки написаны рядом с ним, посвящены ему. Но Друнина по жизни боец. Нужно было жить дальше.

До какой-то степени она находит себя в общественной и творческой работе. Продолжает много писать. Выходят из печати ее сборники стихов «Бабье лето», «Солнце — на лето». Но пропало душевное спокойствие, добивала вечная бессонница. В ее жизни еще будет мужчина, но никто не сможет сравниться с Алексеем Каплером.

В 1990 году ее избирают в Верховный Совет СССР. Она страстно берется за дело, хотя ненавидит публичные выступления. Каждый раз выходит на трибуну, как будто идет в бой. Страна на рубеже распада. Ей часто задавали вопрос, зачем она пришла работать в Верховный Совет, наконец Друнина ответила: «Единственное, что меня побудило это сделать, — желание защитить нашу армию, интересы и права участников Великой отечественной войны и войны в Афганистане». Поняв, что ничего существенного она сделать не может, Друнина вышла из депутатского корпуса. А через несколько месяцев исчезла великая страна, умер Советский Союз.

Это было последней каплей, это событие замечательный поэт и гражданин страны Советов Юлия Друнина перенести не смогла. 20 ноября 1991 года она покончила с собой в своем гараже в Красной Пахре.

На Старокрымском кладбище есть две могилы. В одной похоронен писатель Александр Грин со своей женой Ниной, в другой — Алексей Каплер и Юлия Друнина. Алексей Каплер хотел быть похороненным здесь, а Юлия Друнина, выполняя его последнюю волю, оставила там место и для себя. Здесь они встретились через долгих двенадцать лет, чтобы уже не расставаться.