99 процентов всех приезжающих в Египет сходят на его землю либо по трапам в Александрии и Порт-Саиде, либо по передвижным лесенкам, которые приставляют к воздушным гигантам на каирском аэродроме. Немногие смелые автомобилисты, которые отважатся приехать с юга и проделать по мягким пескам Верхнего Египта путь в несколько сот километров, будут вынуждены из-за тропических дождей задержаться на летние месяцы в соседнем Судане. На востоке, со стороны Азии, Египет почти герметически закупорен кипящим котлом Палестины. Его западные границы у Эс-Саллума пересекают лишь пастухи, приезжающие сюда из Киренаики с козами и овцами на тяжелых грузовиках, да отдельные англичане в штатском, которым египетское правительство в виде исключения выдает въездные визы.
На всей территории Киренаики мы не встречали почти ни одного приезжего европейца. Лишь несколько скупщиков, которым английские военные власти продали остатки военных материалов, наблюдали за их погрузкой в каком-нибудь из портов страны. В полицейском управлении Киренаики в Бенгази мы вызвали немалое волнение, когда попросили поставить визы в наши паспорта. Англичанин, начальник полицейского управления, не мог скрыть своего раздражения тем, что британское консульство в Алжире выдало нам транзитные визы, не запросив предварительно Бенгази. Во все концы полетели телеграммы, и в итоге нам дали понять, что лучше всего для нас будет как можно быстрее исчезнуть из Бенгази…
Сегодня в Киренаике присутствие иностранцев не очень желательно. Видимо, у англичан есть для этого достаточные основания.
Необычный прием
На склоне дня мы добрались до границы Киренаики близ Ридотта-Капуццо. Когда нам навстречу вышли молодые арабские пограничники, солнце как раз садилось за шлагбаум. Формальности отняли немного времени. Первоначальное недоверие уступило место сердечной беседе. А через несколько секунд мы впервые ступили на египетскую землю. Нас не встретил ни вой пароходных сирен, ни напряженный ритм порта, ни шум авиационных моторов.
На пустыню опускалась вечерняя тишина. Сероватая полоска асфальта делила местность на две одинаковые части. В нескольких шагах от египетского пограничного пункта, построенного наподобие длинного полуцилиндра из гофрированной жести, поднимался к небу голубоватый дымок. Помещение было пусто. Закончился дневной пост, и у пограничной стражи было дело поважнее, чем проверять паспорта у двух европейцев, желавших, чтобы были поставлены печати и они могли продолжать свой путь. Когда мы увидели пограничников у открытого очага за выпечкой хлеба, мы не могли уже больше сердиться на их невозмутимое спокойствие. Один из них с довольной улыбкой раскатывал самодельной скалкой кусок теста на грубом куске мешковины и подавал его другому. Тот клал лепешку на ржавую крышку от бензиновой бочки и держал ее над очагом. Слово «спешить» явно не существует в словаре этих смуглых потомков древних египтян, которые едва держат перо в руке, записывая корявыми цифрами номерные знаки проезжающих машин.
В конце концов нам пришлось провести ночь под звездным египетским небом, потому что после захода солнца ни одна машина не может пересечь границу. В Эс-Саллуме, где находится таможня, рабочий день уже окончился. Значит, и там мы были бы вынуждены ночевать где-нибудь на дороге или на влажном песке пустыни. Высоко над нашими головами мерцали миллионы ярких звезд. Фосфорически светился Млечный Путь, образуя как бы огромную неоновую трубку, по которой рассеянный отблеск больших далеких городов переливался с одного конца вселенной на другой. Большая Медведица была здесь крупнее, чем в Европе. Она склонялась куда-то к Бардни, где морские волны разбивались о скалистые берега. Молча сидели у пылающего костра арабские пастухи, отрывая куски жареного мяса от бараньей туши, насаженной на вертел. Остывающий песок выдыхал липкую влагу…
На рассвете мы вышли в пустыню. В утренней мгле белел вдалеке одинокий крест. Мы медленно приблизились к нему, придерживаясь дороги, по которой ездила на верблюдах пограничная стража. Она была очищена от мин. Мы уже дошли до разбитого военного грузовика, когда в нескольких метрах от него нас остановило зрелище, от которого мороз пробежал по коже…
Перед нами был символ, слишком выразительно обобщавший все, что мы видели, проезжая североафриканскими полями сражений. На деревянный крест, с которого уже давно стерлось имя, была надета простреленная каска. Под крестом валялся побелевший от времени череп и несколько костей того, кто когда-то носил эту каску. Вокруг могилы виднелись следы шакалов, которые ночью вырыли из песка погребенные останки.
Символ…
Одинокая могила на египетской границе — предвестница десятков тысяч других могил, разбросанных по обеим ее сторонам. Неизвестный солдат, человек, пришедший за смертью в Киренаику, в страну, название которой в свое время на школьной скамье, возможно, навевало на него романтические видения пальм и бархатистых песчаных дюн.
При помощи саперной лопатки, торчавшей наполовину из песка, мы снова глубоко зарыли череп и кости. Где-то на противоположном конце за дорогой заалел горизонт, и вскоре солнце разбросало свои первые лучи по безликой желтизне песка.
Киренаика прощалась с нами…
Банановые рощи среди домов и трамваев
Дорога от Тобрука медленно, незаметно поднимается на плоскогорье. С левой стороны вдали показались белые стены Бардии между крутыми утесами, спускающимися к закрытой гавани. За Ридотта-Каиуццо перед нами неожиданно открылась чарующая картина. Бесконечная лазурь Средиземного моря убегала вдаль, окаймленная открытой дугой залива Саллум. Изрезанные скалистые обрывы круто спускаются к морю. По склонам, изрытым эрозией и бомбами, острыми зигзагами извивалось шоссе — единственный путь сообщения между Киренаикой и Египтом. Несколько участков дороги во время военных действий было взорвано динамитом. Остатки их и поныне видны глубоко в долине. Рядом с глубокими ямами вздымаются новые временные насыпи. Тяжелые грузовики с прицепами медленно и осторожно спускаются к приморской равнине, на краю которой разбросано несколько разбитых домишек и армейских палаток. Это и есть Эс-Саллум.
Около половины государственного бюджета Египта покрывается за счет доходов от таможенных сборов. Пассажиры, прибывающие самолетом в Новый Гелиополис, подтвердят вам, что таможенный осмотр там проводится чрезвычайно тщательно. Египет испытывает нужду в средствах для покрытия возрастающих государственных расходов. В этом мы убедились в Эс-Саллуме в первый же день нашего пребывания на территории Египта. Таможенники дециметр за дециметром исследовали огромные копны соломы и сена, которые возят с собой на десятитонных «фиатах» торговцы скотом из Киренаики. Десятки изголодавшихся овец и коз, ожидавшие кормежки где-нибудь в Мерса-Матрухе, прежде чем их выгрузят на рынке, безучастно наблюдали за египетскими таможенниками, которые упорно искали в сене контрабанду — опиум. От внимания таможенников не ускользнули даже скромные котомки шоферов под сиденьями кабин.
За Эль-Аламейном окончательно скрылись последние следы войны. Исчезли обломки военных машин, которые сопровождали нас на протяжении тысяч километров. После долгого перерыва мы снова увидели поезд, который раз в день отправляется из Мерса-Матруха и через восемь часов прибывает в Александрию.
Здесь кончилась наша полная приключений одиссея среди вонючих животных, с которыми мы делили кузовы перегруженных грузовиков. После долгих дней езды мы могли расправить одеревеневшие члены и пройтись. Владелец груза, арабский торговец из Дерны, смущенно стоял перед нами на перроне у груды сваленного багажа.
— Sono i miei ultimi piastri, — сказал он и вывернул карманы, показывая тем самым, что обменял на наши фунты последний египетский пиастр. Нигде нельзя было приобрести египетской валюты, а поезд отходил через полчаса.
— Если бы вы остались до завтра, то я обменял бы вам сколько угодно, — сказал Джерби Адзизи, указывая на стадо скота. — После обеда я продам все это и у меня будет достаточно пиастров…
Попробовали договориться с кондуктором поезда, начальником станции, машинистом, полицейским, диспетчером. Никто не хотел брать английские фунты.
— Отдадим вам все пиастры, которые у нас есть, и оставим в залог фунты. На вокзале в Александрии, наверное, есть контора по обмену валюты, — уговаривали мы египтян.
Однако все наши усилия были тщетны. Только за минуту до отхода кондуктор поезда; наконец, смилостивился, разумеется за порядочный бакшиш. Чемоданы перенесли в вагон и на всякий случай посадили около них солдата с ружьем, чтобы мы не сбежали по дороге…
Поезд покачивало из стороны в сторону. По открытым вагонам непрерывно ходили египтяне в длинных галабеях, перекликаясь из разных вагонов. Неожиданно с открытой площадки полетели мешки, котомки и тюки. Мы подумали было, что происходит драка, но оказалось, что багаж выбрасывали египтяне, не желавшие утруждать себя доставкой его от отдаленных станций к своим домам, разбросанным вдоль железнодорожного пути.
В нескольких километрах от Александрии характер местности изменился, как по мановению волшебного жезла. Без всякого перехода исчезла пустыня, и ландшафтом завладела сочная зелень. Поезд въезжал в плодородную дельту Нила. Сразу стало ясно, откуда берутся вошедшие в поговорку богатства Египта. Бесплодная пустыня занимает 96,5 процента территории этой большой страны. Казалось бы, такое соотношение между пустыней и плодородными землями должно было привести к постепенному вымиранию населения. Однако столетиями и тысячелетиями живут феллахи на одной и той же полоске земли вдоль Нила, и семьи их растут. На каждом квадратном километре земли между рукавами реки, которая несет жизнь из озера Виктория, со склонов гор Эфиопии и с бесконечных равнин Судана и Верхнего Египта, умещается 5200 жителей.
Необозримые поля кукурузы и хлопчатника. Финиковые пальмы. Рисовые поля. Гектары насаждений земляного ореха. Фруктовые сады. Банановые рощи. Земля, разделенная на маленькие квадратные поля. Мы увидели оборванных детей, вращающих ручку длинного деревянного барабана, опущенного одним концом в оросительный канал. Винтообразной спиралью поступает внутрь барабана вода, чтобы вылиться за невысокие глиняные насыпи и дать жизнь маленьким квадратикам земли. И тут же рядом на высоком берегу феллах черпал живительную влагу для обрабатываемых им участков земли примитивным журавлем — шадуфом — точно так же, как это делали его праотцы, которые должны были кормить строителей пирамид…
Между сплетениями каналов и лентами железных и шоссейных дорог вдруг с невероятной быстротой стали вырастать глинобитные дома с характерными плетнями из тростника и кучами вонючих отбросов. Предместье Александрии. Неожиданно нашим взорам открылись современные многоэтажные дома. Рядом с электрическими проводами висят гроздья дозревающих бананов, наполовину скрытые гигантскими зелеными листьями. Здесь дорожат каждым квадратным метром земли, так что бананы перебрались в самый центр Александрии. Но оттуда их скоро вытеснит строительная горячка. Находясь рядом с железобетонными наслоениями этажей, они создают такое же необычное для XX века сочетание, как и тяжелые двухколесные повозки, запряженные буйволами, рядом с современными пульмановскими автокарами, которые ежедневно со скоростью до 90 километров в час проносятся в обоих направлениях между Александрией и Каиром.
Город с крупнейшим морским портом Африки
Тысячи лет назад в древнем Египте обелиски с позолоченными шпилями встречали первые лучи восходящего бога Ра, а на склоне дня приносили к ногам фараонов его последние приветствия.
Сегодня гостя Александрии встречают не золотые шпили обелисков, а неоновые рекламы, которые брызжут светом с высоты двенадцатиэтажных зданий великолепной набережной Корниш. С последними лучами солнца начинают появляться на небе рекламы на арабском, английском и французском языках. Они гаснут поздно, уже в утренние часы, ибо Восток живет и ночью. Огромная реклама напитка, который, как половодье, залил весь Египет, — неоновая бутылка кока-кола — сияет в темноте ночи: выразительный предвестник Америки в стране пирамид.
На каждом углу можно увидеть красные киоски, торгующие этим напитком, который появился в Египте во время последней войны вместе с английскими и новозеландскими солдатами и американскими предпринимателями, выполнявшими тогда функции организаторов разведывательной службы. Продавцы этого универсального коричневого напитка протискиваются между пешеходами с жестяными ведрами, полными бутылок и льда, жонглируя запотевшими стаканами. На подножках переполненных трамваев висят египетские мальчишки в длинных галабеях и выкрикивают свое бесконечное «кука-кулааа…». Они постепенно вытесняют с улиц египетских продавцов местного лимонада и пива, получая за целый день труда лишь несколько жалких пиастров. Между тем американские акционеры вместе с крупными промышленниками удовлетворенно потирают руки, ибо Египет был первой страной на африканском континенте, куда проникла их «кока-колонизация», после того как она прочно обосновалась на четырех остальных материках земного шара.
Облик Александрии напоминает Нептуна, владыку морей. Порт живет шумной, вечно беспокойной и торопливой жизнью, составляющей несколько странный контраст с невозмутимым спокойствием, царящим за его воротами. Александрия — это самый оживленный порт Африки. У его причалов можно увидеть пеструю картину: флаги всех стран мира, представителей всех рас и самые разнообразные товары. Высокая плата за хранение грузов на складах и еще более высокие неустойки за задержку и простой — вот та невидимая дирижерская палочка, которая регулирует быстрый ритм портового муравейника.
Днем и ночью прибывают сюда все новые и новые суда: американские — с грузом машинного оборудования, чилийские — с селитрой, польские — за хлопком. Гигантские подъемные краны разгружают из трюма одного из судов сорокатонные пассажирские вагоны, которые всего за несколько недель до этого отбивали монотонный ритм по рельсам, увозившим их от родного завода к какому-нибудь из английских портов. Стенки их еще пахнут свежей краской. А рядом портовые рабочие осторожно освобождают из объятий крановых цепей огромные плиты итальянского мрамора, которые через некоторое время заблестят на одном из александрийских или каирских бульваров.
На причалах растут и исчезают громадные кучи строительного железа и траверс, горы мешков с цементом, километры труб для оросительных сооружений и плотины на Ниле, строительный лес, облицовочные материалы, тысячи плоских ящиков с оконным стеклом. В гигантские ящики, превосходящие размерами железнодорожные вагоны, упакованы гидротурбины, электромоторы и судовые агрегаты.
Египет сильно разбогател во время войны. Он стал кредитором Англии, платил своим поставщикам твердой валютой, широко открыв свои двери иностранным товарам, необходимым для промышленного строительства.
Александрийский порт и кипучая жизнь у его причалов могли бы многому научить всех тех, кто отправляет свои товары за границу. Нас ужаснуло, как небрежно зачастую упаковываются товары. Из разорванных мешков текут потоки зерна. Египетские портовые рабочие сгребают в кучу муку и пыль, потому что иностранные экспортеры забыли про ту цепь рук, кранов и транспортных средств, через которую должен пройти их товар. Валяются поломанные плиты асбеста. Стоят разбитые ящики со стеклом, слишком тонкие стенки которых не могли спасти стекло, несмотря на надписи на многих языках, предупреждающие о легко бьющемся товаре. В хрупкие ящики из тонких дощечек без необходимых креплений были упакованы отполированные до блеска автомобили. Огромные ящики были смяты, как спичечные коробки, и через многочисленные трещины можно было увидеть и машины, и вмятины на них. Экспортеры снова забыли о том, что ящики кладут один на другой как в трюмах кораблей, так и на таможнях. Вечная качка на море довершает дело, и в результате нагромождаются горы переписки между страховыми обществами, транспортными компаниями и потерпевшими. Мы видели партии фанеры из редких сортов бразильской древесины, от которой остались лишь кучи ненужных отбросов только потому, что хозяин производства хотел сэкономить на упаковке. Душа болела при виде смятых тюков дорогой меловой бумаги, которая превратилась в ничего не стоящий брак только из-за неряшливости или неопытности заморского экспортера.
Мы покинули Александрийский порт, но в наших ушах еще долго раздавалось гудение пароходных сирен и нескончаемое монотонное скандирование арабских рабочих, которые подбадривали себя, поднимая громадные тяжести:
«Маши, маши, маши…»
Волшебное слово, преодолевающее законы тяготения…
Угрожаемое положение А, Б, В
Над Александрийским портом уже давно нет сети тросов, на которых во время войны укреплялись аэростаты заграждения, охранявшие эту ахиллесову пяту воюющих армий от неприятельских налетов. С роскошной набережной Корниш, как и с портовых причалов на противоположном конце города, исчезли все зенитные батареи. Ушли из Александрии и английские войска. Их переместили немного подальше — в «выделенную» для них зону около Суэца.
Политическая жизнь Египта напоминает европейцу поверхность озера, расположенного где-нибудь среди гор. Время от времени из внешнего мира через высокие хребты к озеру проникают буйные ветры и будоражат всю поверхность. Другой постоянный возбудитель волнений — невидимые течения, скрытые в глубинах озера. С бешеной силой сталкиваются волны посреди озера, но круги на его поверхности постепенно расширяются и успокаиваются, а затем и совсем исчезают, чтобы на другой день появиться вновь в совершенно ином месте. Центры бурь — Александрия и Каир. В воздухе непрерывно чувствуется напряжение.
В 11 часов вечера мы вышли пройтись по александрийской набережной. Из открытых дверей кафе струились потоки света, и розовые блики плясали на белых гребнях волн, уходя далеко в море. На белоснежную шею Александрии набросили гирлянду сияющих огней, унизанную рубинами, сапфирами и смарагдами неоновых трубок. Шарбатли — уличный продавец — в длинной галабее с большой стеклянной бутылью охлажденного лимонада отбивал в такт шагам великолепные синкопы двумя медными тарелками.
Неожиданно перед нами объявился полицейский с дубинкой и на неразборчивом английском языке попросил как можно быстрее вернуться в гостиницу.
— Положение А, ожидается демонстрация… — пояснил он. — Опасно для европейцев.
Набегающий прибой доносил до нас дыхание моря за каменным барьером, которое смешивалось с ритмом джаза. Холодный ветер бросал в лицо миллионы мелких водяных брызг. Море катило тысячи тонн воды, неутомимо бросая волну за волной на глыбы бетона перед дамбой. Удар за ударом. Вспененная вода взметалась на десятиметровую высоту.
— Положение А. Немедленно возвращайтесь в гостиницу, сегодня власти не ручаются за вашу жизнь…
Мы уже пробыли некоторое время в Египте и поэтому хорошо понимали, о чем шла речь. Все начинается с небольшого скопления людей, перед которыми, обернувшись к ним лицом, шагает ведущий, выкрикивая лозунги. Собравшиеся с жаром подхватывают их. Через короткое время улицу затопляет стремительная лавина, которая останавливает движение и сметает все, что встанет у нее на пути. На арене появляется полиция с длинными дубинками и щитами, а на другой день читаешь в газетах краткое сообщение о столкновении полиции с демонстрантами в квартале Кармуз с указанием цифры убитых и раненых.
— В Александрии сегодня положение А! Немедленно покиньте улицу!.. Вчера было положение Б. На языке египетской полиции это означает, что по европейским кварталам можно ходить спокойно, но если необходимо посетить арабскую часть города, то следует брать с собой переводчика, который совмещал бы и обязанности проводника, то есть мог защитить, когда это потребуется. Без провожатого в арабских кварталах можно появляться лишь при положении В.
Ночная Александрия, казалось, выглядит вполне нормально. На набережной возле куч мусора спят дети. Проходят шарбатли с большими стеклянными бутылями и призмами льда. Лавочники поджаривают на раскаленных углях колосья дурры. Стоят продавцы с длинными бумажными пакетиками, наполненными жареным миндалем. Двухэтажные современные трамваи почти пусты. В полумраке улиц виднеются стройные минареты. На площади среди «американских гор» и качелей слышатся визгливые звуки арабской музыки. Над вращающимися каруселями развеваются зеленые государственные флаги с белым полумесяцем и тремя звездами. Бесконечные потоки автомобилей. На 25 километров протянулась асфальтированная мостовая, по одну сторону которой пенилось море, а по другую — возвышались фешенебельные отели.
Через час, а может быть, и через десять минут все вокруг остановится и стихнет, а затем улицы наполнятся суматохой и звоном стекла.
В Александрии сегодня положение А…
Чехословакия в Египте
Мы сидели в небольшом проекционном зале компании «Кодак» и готовили сопроводительный текст к кадрам, снятым во время пройденного пути.
— Не одолжите ли вы нам карандаш? — попросили мы молодого техника армянина, после того как безуспешно обшарили все карманы. Тот с улыбкой протянул нам карандаш. Начал работать проекционный аппарат, и при затемненной лампе листки стали заполняться стенографическими значками. В перерыве во время смены катушек, когда на минуту вспыхнул свет, мы увидели на карандаше надпись «Made in Czechoslovakia».
— Много ли здесь покупают чехословацких карандашей? — нарушили мы молчание.
— Конечно, только их почти и покупают. Они хорошо зарекомендовали себя и в Египте, собственно говоря, не имеют конкурентов…
— Эти карандаши с нашей родины…
— Вы чехословаки? — услышали мы удивленный вопрос. — Ваши товары вы найдете здесь повсюду. Загляните только на александрийскую пристань, сколько их там всегда выгружают…
Чехословацкий карандаш помог завоевать доверие молодого армянина. Он рассказал нам, что через несколько дней из Египта отправится большая группа армянских переселенцев в Советский Союз. Более 800 человек, которые прожили здесь долгие годы и добились определенного положения, изъявили стихийное желание возвратиться в Армянскую республику, чтобы своим опытом и знаниями способствовать послевоенным созидательным усилиям своей советской родины.
— Вы не могли бы рассказать немного о послевоенной русской кинопродукции?
Помолчав немного, он пояснил свой вопрос.
— В Египте вы не увидите русских фильмов. Сюда они не попадают. Египтяне пишут хвалебные статьи в газетах, когда советская делегация в Лейк-Саксессе поддерживает египетские требования, но русские фильмы в Египет не пускают.
Мы слушали с интересом.
— Я видел после войны единственный русский фильм, который показывали в советском посольстве. Он назывался «Каменный цветок». Мне хотелось бы знать, все ли русские фильмы так великолепны…
Завязалась беседа.
— Видите ли, — сказал наш собеседник в заключение, — вам, может быть, покажется странным, что я обо всем этом расспрашиваю. Но на следующей неделе на теплоходе «Победа» я возвращаюсь домой… то есть домой… я никогда там не был, я родился в Египте. Мне хотелось бы работать там в какой-нибудь кинолаборатории, потому что в кино я кое-что понимаю. Но если это и не удастся, я с охотой буду хоть щебень дробить на дорогах. Только бы быть среди своих…
Когда мы отправляли несколько авиапосылок на аэродроме в Новом Гелиополисе, перед таможенным складом остановился грузовой автомобиль и несколько служащих начали быстро выгружать тюки. Гора росла.
Один, два, пять, десять тюков со знакомой маркой «Тесла» и надписью «Made in Czechoslovakia». Образцы украшений из Яблонеца. Образцы продукции чехословацких текстильных фабрик.
«Attention! Do not drop! Glass ware!» «Осторожно! He бросать! Стекло!»
И снова: «Сделано в Чехословакии». Мы тщательно осмотрели названия городов, куда направлялся товар. По одну сторону росла гора тюков, предназначенных для Египта. Другая была значительно больше: Иоганнесбург, Найроби, Дурбан, Кейптаун, Момбаса, Аддис-Абеба. И снова Иоганнесбург…
Мы узнали, что несколько минут назад на аэродроме приземлился самолет «Чехословацких авиалиний», как всегда полностью загруженный. Весь он был заполнен грузом товаров, искавших новых путей к богатому материку, испытывавшему в них огромную нужду. Дорогостоящие воздушные перевозки легко окупаются. Лишь несколько часов остаются тюки на таможенных складах. Их подхватывают другие руки, снова гудит мотор самолета, и вскоре от земли отрывается серебристый гигант. Это англичане стартуют на Кейптаун, увозя с собой товары, которые несколько часов назад им передали чехословацкие летчики. Оставшиеся тюки забирают на следующий день самолеты французской авиалинии, конечным пунктом которой является Мадагаскар. О нескольких тюках с надписью «Аддис-Абеба» позаботится авиационная компания Эфиопии.
Тесен мир…
Через четыре дня после того, как служащий в Рузине приложит печать к накладной, тюки уже вскроет получатель на прилавке магазина, перед окнами которого будут останавливаться кудрявые жители Эфиопии с черными, как эбеновое дерево, лицами.
Александрийский порт — настоящая выставка товаров с клеймом «Made in Czechoslovakia». Автомобили, машинное оборудование, стекло, ювелирные изделия, бумага, текстиль, кожевенные изделия. Множество ящиков всех размеров, содержание которых нельзя угадать. Наши товары здесь известны. Получение грузов из Чехословакии в Египте так же обычно, как получение бразильской фанеры, американской пшеницы, английских железнодорожных вагонов или чилийской селитры.
И все же мы услышали два упрека. Еще за год до нашего приезда в Александрию прибывали грузы из Чехословакии с надписью «Nient sturzen». Надписей на английском языке не было. Немецкие надписи вызывали злорадные комментарии у немцев-военнопленных, работавших в порту. Второй упрек был нам не менее неприятен, чем предыдущий. Случалось, что на партии товара чистый вес, указанный на ящиках, расходился на несколько килограммов с весом, проставленным в счете. Последовало трудоемкое перевешивание ящиков, потрачено было напрасно несколько дней, а в фактуре появилась значительная статья расходов за задержку, за оплату труда рабочих по доставке ящиков на склад, за распаковку, перевешивание и новую упаковку. И это все потому, что где-то в бухгалтерии большого завода кому-то показалось трудным снять телефонную трубку и узнать в экспедиции точный вес отправляемого товара. Таможенные органы во всех странах мира недоверчивы; нельзя, однако, оправдывать собственную небрежность этим недоверием.
Чехословакия ищет путей к заграничным рынкам, которые в течение шести лет были закрыты для нее войной. И она нашла их несмотря на все многочисленные препятствия, которые ставит перед ней политика дискриминации, проводимая западными конкурентами.