В Египте окончились наши блуждания по североафриканскому побережью без «татры». Из нашей одежды и багажа выветрился запах дегтя, нефти и керосина, запах овец и коз, вместе с которыми мы проделали две с половиной тысячи километров в кузовах грузовиков.

После многодневных блужданий по лабиринту египетских учреждений и бюрократических предписаний перед нами, наконец, открылись ворота Александрийского порта. В дальнем углу одного из складов под грудами ящиков и мешков отдыхали три запыленных ящика с «татрами-87».

«Продолжайте путь на одной из трех восьмерок, которые находятся в порту Александрии!» — так звучало указание пражской дирекции завода «Татра». Прошло, однако, пол дня, прежде чем мы освободили из плена первый ящик. К двум оставшимся мы бы пробирались, по меньшей мере, еще целый день.

В этом первом ящике была упакована серийная машина, на выбор которой не могли оказать влияния ни завод «Татра», ни мы сами. Лишь случай и заведующий складом Александрийского порта определили машину, которая первой должна была пройти одна, без сопровождения другой машины, путь по африканскому континенту от берегов Средиземного моря до самого мыса Доброй Надежды и дальше, по дорогам и бездорожью Латинской Америки.

Неделей позже первоначальная черная окраска новой восьмерки была перекрыта серебряной, а у ее фар на новых флагштоках появились чехословацкий государственный флаг и флажок АКРЧ. На этом закончилась подготовка. Машина была готова к старту. Пробный пробег ей придется пройти на самом тяжелом участке пути — в Нубийской пустыне…

 

Направление — мыс Доброй Надежды

К неизменным термосам с ледяной водой, которые вы найдете почти в каждом каирском отеле и пансионе, в гостиницах Асьюта добавляются противомоскитные сетки над кроватью. Они напоминают балдахины над кроватями времен французской революции. Их защитные качества вы оцените только тогда, когда сможете спокойно уснуть, хотя вокруг вас пищат десятки комаров и мух. Насекомые сопровождают вас здесь целый день, избавиться от них нельзя. Асьют находится меньше чем в 400 километрах от египетской столицы. И все же вы вдруг чувствуете себя в другом мире. Здесь начинается другая Африка.

Мы начали свой путь на юг солнечным октябрьским утром. Старт пришлось отложить на несколько дней, так как суданские власти не удовлетворились даже двумя подтверждениями о противохолерных прививках, сделанных в Праге, и они угрожали нам длительным карантином на суданской границе, если мы не возобновим прививок в Каире с соответствующим контрольным сроком.

Пирамиды в Гизе и минареты под Мукаттамом закрыли от нас горизонт Северной Африки. Глиняная дорога, над которой вздымались облака пыли, определила наше направление вниз, на юг, градус за градусом, параллель за параллелью. За их условной сеткой, далеко за экватором находится конечная цель нашего африканского пути — мыс Доброй Надежды и Кейптаун со Столовой горой. Сегодня мы покинули Каир…

Наряду с несколькими асфальтовыми дорогами Египет имеет густую, постоянно поддерживаемую в порядке сеть глиняных дорог. Узкую извилистую полоску хорошо укатанной глиняной дороги окаймляет почти непрерывный ряд глиняных деревень и обособленных жилищ феллахов. Поверхность глиняных дорог ничем не хуже асфальтированных. Несмотря на коварные повороты, они позволили бы развивать высокую скорость. Однако глиняные дороги в Египте таят иного рода опасность. Каждую минуту на них попадаются группы полунагих дорожных рабочих, которые с утра и до вечера с трудом вытягивают воду из канала возле шоссе и ведро за ведром выливают ее на дорогу.

Сухой фундамент благодаря такому заботливому уходу не утрачивает прочности, а на влажной поверхности легко сглаживаются даже самые незначительные неровности. Однако мягкая глина и илистая нильская вода превращают дорогу в каток, более опасный, чем гололедица. Немало машин окончили свой путь по Египту в каком-нибудь судоходном или оросительном канале. Полив водой и заделывание выбоин нильскими наносами — это, в конечном счете, самый дешевый и эффективный способ поддержания в порядке дорог в стране, где сооружение прочного дорожного фундамента на мягкой глинистой почве было бы связано с невероятными трудностями и расходами.

К тому же содержание глиняной дороги почти не связано с расходами. Нильская вода и ил совершенно ничего не стоят, а труд феллаха сейчас, как и тысячи лет назад, — почти ничего…

 

Разграбленное кладбище священных быков

На границе западной пустыни по левому берегу Нила тянется редкий пояс древних кладбищ и пирамид. Легендарные пирамиды в Гизе, которые для всего мира стали символом Египта, — это лишь начало целого ряда других сооружений.

Завиет эль-Арьян, Абу-Сир, Саккара, Дахшур, Эль-Махарракка, Мей-дум, Хавара — эти названия привлекали к себе в течение долгих тысячелетий сотни тысяч путешественников, хотя их затемнила слава Хеопса, Хефрена и Микерина.

Самое сильное впечатление производит Саккара — некрополь Мемфиса, первой столицы Верхнего и Нижнего Египта. Обширные кладбища тянутся на протяжении свыше семи километров по краю пустыни. Египтологи всего мира открывают все новые и новые сокровища в мертвом городе.

Высоко над пустыней господствует легендарная ступенчатая пирамида, воздвигнутая над гробницей фараона Джосера. Она старше пирамид в Гизе. Вход в гробницу, однако, частично завален обломками. К северо-западу от ступенчатой пирамиды находится Серапеум, кладбище быков, посвященных богу солнца.

Ослики переносят вас по глубокому песку от пирамиды к Серапеуму. Взяв масляные светильники в руки, вы вступаете в длинный темный коридор. В скале попеременно налево и направо высечены просторные помещения; посреди каждого из них находится гранитный саркофаг — высокий массивный каменный блок длиной свыше пяти метров и высотой три с половиной метра. Кочевники из пустыни разграбили саркофаги задолго до того, как их нашли современные египтологи. Остается лишь удивляться искусству грабителей. Они не только обнаружили точное местонахождение саркофагов глубоко под землей, но проникли к ним с поверхности земли и открыли невероятно тяжелые крышки, не повредив саркофагов. Вытащив на свет божий все содержимое, они тщательно замели за собой следы.

Лишь один-единственный саркофаг остался нетронутым. Вероятно, ворам помешали, и они не захотели еще раз рисковать всем дерзким предприятием из-за одного гроба. Этот единственный не доставшийся грабителям саркофаг столетия спустя открыли египтологи. Он же оказался единственным, который был разрушен при вскрытии. Ученые, вооруженные всеми средствами современной техники, не смогли сдвинуть тяжелую крышку и вынуждены были выломать одну стену, чтобы добраться до содержимого.

Не менее удивителен тот факт, что невероятно тяжелые колоссы были доставлены глубоко под землю без малейшего повреждения. Современные исследователи попытались вынести на поверхность один из небольших саркофагов. Он был сдвинут лишь на несколько метров к коридору, где и стоит поныне, отмеченный многочисленными следами неумелого обращения.

После осмотра домика Мариэтта мы вошли в гробницу высокого сановника времен пятой династии. В подземной гранитной гробнице, к которой ведет низкий коридор, мы нашли прекрасные рельефы и барельефы, картины и иероглифические надписи. Трудно отделаться от впечатления, что древнеегипетский мастер только вчера отложил свой инструмент, чтобы сдать властителю готовое произведение.

Над гробницей до сих пор стоит храм, в настоящее время реставрируемый. Большая часть фресок сохранила до наших дней первоначальные краски. Живые и яркие, они поражают современного посетителя той же выразительностью, какой привлекали к себе античных поклонников.

Картины сменяются перед вашими глазами, как во сне. Пирамида Джосера, окруженная развалинами храмов, мощная колоннада, вделанная в стены, тесные проходы и каменные гробницы в пирамиде Вениса, стены которой покрыты иероглифами. Подземные гробницы персидских царей, к которым ведет винтовая лестница в 133 ступеньки. Гробница принца со стенами, сияющими в отблеске светильника свежими приятными красками. Сколько изумительных творений, какое совершенство форм и сколько неизмеримых веков над всем этим.

Опускается занавес над некрополем Царства Верхнего и Нижнего Египта, и вы приближаетесь к местам, где легендарный египетский фараон Мин построил город Меннофер, названный позднее Мемфисом. Город из глины и необожженного кирпича, лишь позднее превратился в резиденцию древнеегипетских фараонов.

Ничтожно мало сохранилось от знаменитого Мемфиса. Посреди пальмовой рощи блестит поверхность небольшого «озерка». Так именуется оно в туристских справочниках. На самом деле это грязная лужа, поверхность которой зарастает зеленью среди развалин строений, некогда олицетворявших величие фараонов. Из воды в беспорядке торчат могучие каменные плиты, развалины храма бога солнца и несколько изуродованных торсов колоссов.

А на берегу феллахи сухими стеблями пальмовых листьев молотят просо, деревянными лопатами и плетенками подбрасывают его вверх по ветру, чтобы очистить от мякины, точно так же, как они это делали столетия назад…

Древний Мемфис покоится под полями хлопка и сахарного тростника, затоптанный и забытый. Лишь камень пережил века и необузданную разрушительную страсть человека. Гранит и алебастр. Туристы не перестают удивляться и с настроенными объективами фотоаппаратов бегают по мосткам вокруг лежащего колосса Рамсеса II, который уставил свои каменные глаза в лазурь египетского неба.

Алебастровый сфинкс посреди пальмовой рощи поет вечернему ветру трогательную песню древнего Египта…

 

«Ява П. О. 2878»

Берега Нила по всему Верхнему Египту окаймлены бесконечными полями сахарного тростника. Его крепкие двухметровые стебли глубоко укоренились в нильском иле, а сочная зелень длинных мечевидных листьев создает удивительный контраст с желтизной пустыни, которая притаилась за границами нильских разливов, готовая задушить все живое.

Под Луксором вы найдете крупнейший в Египте сахарный завод, перерабатывающий одну треть египетского сбора сахарного тростника. Мы застали завод в разгаре подготовки к новому рабочему сезону, который начинается примерно на рождество. Дети вдоль запыленных дорог обламывали и жевали сладкие стебли созревшего тростника, а на сахарном заводе в Наг-Хаммади механики чистили транспортеры, которые вскоре начнут глотать по шесть тысяч тонн тростника в день. Ни на секунду не смогут остановиться колеса огромного предприятия, перерабатывающего за сезон 670 тысяч тонн сырья.

Почти семь тысяч вагонов сахара-сырца отправляется из Наг-Хаммади на рафинадные заводы Нижнего Египта. Завод имеет собственную электростанцию, несколько сот километров узкоколейной дороги, 50 паровозов и более 1200 вагонов для доставки тростника. Самое интересное на заводе — это выработка тепловой энергии. Около 15 лет назад администрация завода закупила две тысячи тонн угля в Индии. Эти запасы остаются почти нетронутыми и по сей день. Уголь служит для топки котлов лишь в течение двух или трех первых часов производственного процесса после начала рабочего сезона на заводе, пока не появится первая партия выжатых измельченных отходов тростника. Эти отходы и используются для топки котлов так же успешно, как и уголь, а кроме того, применяются для производства строительных материалов и калийных удобрений. Тростниковая патока служит таким же ценным сырьем для винокуренных заводов, как патока из сахарной свеклы. В скором времени шведские специалисты должны были закончить подготовительные работы к пуску в Наг-Хаммади предприятия по производству оберточной и газетной бумаги из отходов тростника, остававшихся несожженными и непереработанными.

Пятьдесят лет назад в Египет была завезена первая партия семян сахарного тростника с острова Ява. Высокопроизводительный сорт быстро вытеснил несколько сортов отечественного тростника, который сейчас используется лишь на корм скоту. Египетский тростник «касаб балади» отошел на задний план, а его место занял тростник с другого конца земного шара — «Ява П. О. 2878».

Египет прекратил ввоз сахара из-за границы…

 

В вихре 50 тысяч крыльев

В том месте, где у Луксора большая излучина Нила уходит в северо-западном направлении, вы найдете небольшое селение Эль-Каср. Высокие трубы современного сахарного завода в Наг-Хаммади, находящегося всего в нескольких километрах, немного нарушают библейскую панораму. Однако в Эль-Касре вы увидите картину, о которой не упоминает ни один справочник и которая, несмотря на это, не имеет себе подобной нигде в мире. Она скрыта от любопытных глаз людей за высокими стенами, напоминающими покинутую военную крепость. В нескольких десятках шагов от них вы увидите два круглых домика с конусообразными крышами, спрятанных в тени могучих пальм-дум. Сюда время от времени заглядывает принц Юсуф Камаль эд-Дин, чтобы отдаться своей необычной страсти.

Если вы приедете в Эль-Каср около девяти часов утра или ранним вечером, когда солнце уже заходит за кроны пальм, то увидите тысячи голубей, слетающихся на берег Нила, чтобы напиться перед вечерним кормлением. Затем перед вами откроются узкие ворота таинственной постройки, и в следующий момент вы окажетесь в тайфуне бесчисленных голубиных крыльев. Вы не увидите ничего в двух метрах от себя, так как тысячи голубей будут кружиться у вашей головы, станут садиться на плечи и башмаки, неистово бить крыльями прямо в лицо.

С трудом пробираешься через невообразимое множество голубиных крыльев и напрасно ловишь момент, чтобы в вихре пуха открыть объектив камеры и щелкнуть затвором, прежде чем на линзу сядет слой помета. Но вот на момент наступает затишье, так как в живой массе крыльев и голов появляется фигура работника, который в корзине и огромном переднике несет голубям зерно. Туча крыльев опускается на землю, и просторный двор голубиного дворца превращается в беспокойную, волнообразно перемещающуюся массу. Серые голубиные крылья образуют единый волнующийся поток. Когда вы пробираетесь среди них, голуби не обращают на вас никакого внимания, и приходится быть очень осторожным, чтобы не наступить на одного из них. Знаменитые голуби в Венеции имеют здесь солидных конкурентов.

Вы осматриваете удивительный лабиринт замысловатого строения, которое велел соорудить для своих любимцев принц Юсуф Камаль эд-Дин. В отдельные помещения «голубиных казарм» приходится почти вползать на коленях между глиняными стенами с бесчисленными перегородками и выступами. Тысячи глиняных яйцевидных сосудов, напоминающих снаружи круглые дренажные трубки, вделаны в стены на небольшом расстоянии друг от друга. Получается необычное помещение с экономным использованием площади, так как голубиные каморки расположены с обеих сторон. Голубки, которые сидят на яйцах, не проявляют никакого беспокойства и с любопытством высовывают головки из гнезд. Свыше 10 тысяч голубиных гнезд вделано в стены фермы Камаля. Никто, однако, не знает количества голубей, так как многие гнездятся снаружи и прилетают лишь тогда, когда на дворе появляются корзины и фартуки с зерном.

Когда мы вышли из помещения, чтобы сделать еще несколько снимков с крыши фермы, вновь поднялся ураган голубиных крыльев. Проходя через узкие двери, соединяющие оба двора, нам пришлось защищать лицо от неистовых взмахов крыльев. Голуби здесь предпочитают вылетать наружу через дверь, чем проделывать более длинный путь, перелетая через глиняную стену. Когда мы вышли к Нилу, берег был буквально усеян серыми голубиными телами.

— Сколько голубей вы еженедельно отправляете на базар? — попытались мы получить от служителя хотя бы одну конкретную цифру после того, как он не смог назвать нам точного количества своих «нахлебников».

Он улыбнулся и изумил нас неожиданным ответом:

— Ни одного. Меня уволят, если принц Камаль узнает, что я хоть одному голубю помял перышко. Это его страсть…

Теперь мы поняли, почему голуби в Эль-Касре такие ручные. Поняли мы также, почему голодающие феллахи в Эль-Касре не любят ни принца Камаля эд-Дина, ни его голубей…

 

Сантиметры, от которых зависят миллионы жизней

Когда проезжаешь по Нильской долине в районе Асьюта во время осеннего паводка, то напрасно ищешь реку как таковую, ибо ее воды простираются повсюду — от золотистых дюн пустыни, отстоящих на несколько километров к западу, до коричневых склонов гор Мукаттама на востоке. Волнистую поверхность вздувшегося Нила пересекает узкая полоса дороги, едва выступающая из воды. Лишь кроны пальм, распустивших зеленые вееры над мутной водой, отмечают берега главного русла Нила.

Наверное, ни одна страна в мире не может похвалиться тем, что на всей ее территории есть только одна река. В Египте к этому добавляется и другой факт: его единственная река является одновременно самой длинной рекой земного шара.

Огромная территория Египта на ваших глазах суживается до размеров ленточки зелени, вклинившейся между скалами и пустыней. Только этим можно объяснить непрекращающуюся отчаянную борьбу египетского феллаха за воду. В период, когда уровень воды в Ниле начинает повышаться, миллионы глаз прикованы к Каиру, к «ниломеру» — этому прославленному индикатору судьбы страны. Газеты систематически помещают сообщения, на сколько сантиметров поднялась вода за последние сутки. Результаты международных футбольных состязаний или доклады на сессии ООН в это время отходят на задний план. Ведь мутная вода Нила — это альфа и омега, от нее зависят жизнь и смерть.

Если в других странах наводнение приносит с собой гибель, то египетские феллахи ждут половодья, как милости. Питательные соки в колосьях хлебов и в тоненьких стебельках риса, сладкий сок манго, аромат апельсиновых деревьев и ослепительную белизну распустившихся коробочек хлопка — все это несет Египту Нил.

Каждый год, когда уровень воды в реке достигает наивысшей точки, вся страна отмечает «Праздник Нила». Радость и признательность проявляются в благодарственных молебнах, торжественных богослужениях, шествиях и пестрых фейерверках. Король, окруженный представителями общественности, отдает почести «священной реке» на ее каирском берегу под огромным шатром, отделанным с восточным великолепием, а толпы бедных людей в это время наблюдают с обоих берегов за волшебным зрелищем фейерверка.

Ни один из этих бедняков, любующихся ослепительным зрелищем, не знает, сколько иностранных монополий заинтересовано в «священной реке» Египта. Редкая река в мире представляет столь прибыльный объект спекуляций, а заодно и такой мощный политический рычаг в руках иностранных империалистов, как Нил.

Когда просматриваешь статистику египетского импорта, наталкиваешься на такой невероятный факт, что Египет вынужден ввозить зерно из-за границы, чтобы его населению не угрожал голод. Как можно совместить это с вошедшим в поговорку плодородием египетской почвы? К объяснению вы придете окружным путем через… Нил.

Английские текстильные промышленники, чтобы избавиться от тяжелой зависимости от американского хлопка, обратили свои взоры к Египту и предприняли в начале нашего столетия строительство нескольких плотин на Ниле. Они не собирались при этом индустриализировать страну. Совсем наоборот! Благодаря строительству плотин, которое потребовало огромных расходов и принесло неслыханные барыши английским компаниям, они еще теснее связали страну как путами процентов по займам и налогов, так и тем, что могли самовольно распоряжаться посевами на орошаемых землях. Они принудили египетских феллахов выращивать хлопок вместо хлеба. И вот теперь хлопок составляет от 80 до 85 процентов всего египетского экспорта, а страна оказалась перед необходимостью ввозить зерно из Индии, Канады и Австралии при посредничестве английских хлеботорговцев и английских транспортных компаний.

Ни одна из крупных египетских плотин не используется для выработки электроэнергии, даже самая большая из них — Асуанская, построенная в 1903 году и позднее усовершенствованная. И это несмотря на разницу в высоте между Каиром и Асуаном, составляющую 76 метров. Такой разницы более чем достаточно, чтобы миллионы тонн падающей воды превратились не только в питательный сок растений, но и в киловатты энергии, которые впряглись бы в машины и насосы и зажгли бы электрические лампочки.

Ничего подобного не произошло! Английские капиталисты предоставляют египетскому феллаху возможность любоваться фейерверком в день праздника священной реки, следить за делениями каирского «ниломера», смотреть на водную поверхность, уровень которой в октябре начнет спадать. На остальное время года, до наступления нового паводка, они оставляют феллаху только его мозолистые руки.

Вода, задержанная во время паводка плотинами, растекается по миллионам метров каналов, оросительных канав и узких глиняных лотков к квадратам и прямоугольникам полей. Однако она не приходит к ним сама. С утра до вечера у оросительных каналов вы увидите исхудалых и оборванных детей, стоящих по пояс в воде и вертящих рукоятку винта Архимеда. Эти дети тоже понятия не имеют о том, что коварная болезнь — бильгарциоз — проникает в их организм из грязной воды.

По спирали внутри деревянного барабана более пяти метров в длину вода из оросительного канала поднимается на несколько дециметров выше, к тростниковым полям, ненасытная глинистая почва которых днем и ночью поглощает воду, смешанную с потом. У феллаха здесь нет ни осла, ни коровы. Человеческие руки, главным образом руки детей и женщин, доставляют почве воду таким же способом, как и тысячелетия назад, когда никто не знал еще ни турбин, ни дизелей.

Чем больше удаляешься от Нижнего Египта, от плоской дельты Нила, тем чаще встречаешь другой образец водного черпака. Здесь тоже единственной двигательной силой служат мускулы человека. Монотонный, бесконечный, изнуряющий труд. На высоких, поднимающихся зачастую на несколько метров берегах оросительных каналов вбиты два столба, слепленные из глины и стеблей тростника. Об их концы опирается поперечное бревно, на котором укреплены два длинных коромысла. Примитивные кожаные мешки и глиняные сосуды, подвешенные к одному концу коромысла, при каждом напряжении мышц поднимают наверх несколько литров воды. На отлогих берегах каналов вы увидите египетские журавли-шадуфы, расположенные в два и три этажа. Глубокая яма под средним шадуфом служит примитивной промежуточной станцией, где вода остается лишь до тех пор, пока феллах, стоящий у самого высокого коромысла, не зачерпнет ее кожаным мешком и не выльет в канаву, ограничивающую его поле.

Если вы услышите резкие звуки сакий, это будет означать, что вы попали в более богатый край, где хотя бы у черпаков буйволы или коровы заменили труд человека. От восхода солнца до заката механически, до изнеможения ходят они с завязанными глазами вокруг деревянного зубчатого колеса. В сосудах, подвешенных к ободу другого, вертикально поставленного колеса, из глубины постепенно поднимается вода, капля за каплей…

В осенние месяцы, когда уровень воды в Ниле начинает резко повышаться, шадуфы и сакии на время утихают. Наступает момент, которого феллах ожидает долгие месяцы. Его поле на несколько недель исчезает под водой. Огромные шестерни сакии на время перемещаются на высокие насыпи вдоль дорог и жилищ, чтобы их не унесло водой. Стройные стволы пальм кокетливо любуются собой в покрытом рябью зеркале воды. Далеко отсюда на берегах «великой реки» под хрупкими минаретами Каира в присутствии короля отмечается «Праздник Нила».

Сакии молчат…