От Хартума до центра Британской Восточной Африки Найроби по прямой наземной дороге через Джубу немногим более трех тысяч километров.

Хотя Южный Судан совершенно отличен от Северного и несмотря на то, что все африканские экспедиции всегда выбирали дорогу через Джубу, мы выехали из Хартума в необычном направлении — на восток. Мы намеревались пересечь Эфиопию с севера на юг и в Моиале, на южной границе страны, вступить на землю Кении. Нас привлекало великое историческое прошлое Эфиопии и стремление увидеть народ, который в 1935–1936 годах почти безоружный оказал сопротивление агрессорам. Мы сознавали также, что во всей Африке уже не найдем другой такой возможности проверить техническую приспособленность машины к высокогорным условиям, какая представлялась нам в Эфиопии.

Итальянцы в своих предвоенных пропагандистских брошюрах утверждали, что они построили в Эфиопии новую сеть автострад. Мы надеялись, что это обстоятельство существенно облегчит нам преодоление высоких гор и огромных расстояний. Впервые за весь путь нам предстояло подняться на высоту более 3000 метров над уровнем моря.

Мы и не предполагали, что пропаганда, относящаяся к 1938 году, не соответствует действительности на рубеже 1947 и 1948 годов.

 

Альпинистский кроссворд посреди степи

Ландшафт Судана к востоку от места слияния Белого и Голубого Нила резко отличается от ландшафта северных областей. Жилища человека попадаются здесь лишь изредка. На великолепных, наклеенных на коленкор картах, которые мы достали в Хартуме, есть много белых пятен. Не потому, что эти места до сих пор не исследованы. На протяжении многих десятков километров мимо вас тянется одна лишь высохшая степь, однообразная до отчаяния, с разбросанными местами группами колючих седаров с вывернутыми наизнанку зонтами плоских крон. Время от времени песчаную колею пересекает высохшее вади, о котором нас еще издали предупреждает более густая растительность. Долгие месяцы живет она водой, накопленной в период дождей. Неожиданно колея превращается в две полоски укатанного песка, отделенные друг от друга высоким гребнем сухой травы. По обе стороны видна лишь высокая высохшая трава, белая степь, выжженная, изнуренная, которую лишь иногда оживляют одинокие стада полудиких верблюдов. Дорога пересекает ее прямой линией от горизонта к горизонту.

После 100 километров однообразной езды встречаем первую машину. На дороге стоит старый грузовик марки «фиат». Наш естественный долг побуждает нас остановиться и предложить людям помощь. Однако они в ней не нуждаются. Люди отдыхают. Мы было заговорили по-арабски, но наших познаний недостаточно для оживленной беседы, особенно когда мы коснулись деталей машины.

И тут черный шофер грузовика заговорил на безукоризненном итальянском языке. Это был умный паренек, а в моторе он разбирался получше любого европейского водителя такси. Он расспрашивает нас о технических деталях «татры», голова его исчезает то под капотом, то под машиной. По-итальянски он научился в Эфиопии и Эритрее, но он не хуже говорит и на обоих трудных языках эфиопов — амхарском и тигрé. По восточноафриканским дорогам он ездит уже много лет. Мы немедленно используем возможность, чтобы заручиться сведениями о состоянии дорог, расстояниях, о возможностях заправки горючим и маслом. Правда, у нас есть уже печальный опыт со случайными информаторами, но этот внушал нам доверие. Прежде всего мы спросили его о дороге в Кассалу, откуда он как раз ехал. Он определял расстояния с точностью до километра, заявил с полной уверенностью, что реку Атбару мы сможем спокойно переехать вброд прямо за ближайшей деревней Асубри, и точно описал весь дальнейший маршрут до самой Асмары, только что не пересчитал нам по порядку всех зигзагов и дорожных столбов на горной дороге. Семь дней назад он выехал из Асмары.

На первых же километрах мы убедились, что в одном отношении нет разницы между шоферами на суданских и североафриканских дорогах. Знает шофер дорогу или нет, он считает своей святой обязанностью лучше поднять ваше настроение, чем дать хороший совет.

Проехав 400 километров, на заходе солнца мы добрались до реки Атбары, которую мы уже однажды пересекли на севере, подъезжая к Хартуму. Пологий берег реки усеян конусообразными шапками хижин. Это уже не чистые, красивые улицы Омдурмана. Да и люди, населяющие Асубри, существенно отличаются от тех суданцев, с которыми мы познакомились на севере страны, в Омдурмане и Хартуме. Это худые полуголодные скотоводы, беспризорные дети в лохмотьях. Ими суданское правительство уже не интересуется, так как с их скудных пастбищ нечего взять, к тому же они не представляют собой такого воинственного и мятежного элемента, как потомки омдурманских дервишей.

Несмотря на свою бедность, суданцы из Асубри охотно предложили нам пристанище. Не успели мы и оглянуться, как нам освободили одну из хижин, а в ней — две примитивные кровати, представлявшие собой деревянные рамы, переплетенные тонкими ремешками. Затопленный брод на реке Атбаре спутал все наши расчеты и в значительной степени удлинил наш путь в Эритрею. Единственный мост железнодорожной линии из Эль-Обейда в Порт-Судан переброшен через реку далеко к югу от деревни Асубри. Нельзя было терять ни одной минуты. Только поздно вечером въехала «татра» в обширные саванны в 20 километрах севернее моста через реку Атбару. Усталость от целого дня пути превозмогла страх перед змеями и скорпионами, о которых нас так настойчиво предупреждали европейцы в Хартуме. Два спальных мешка брошены рядом с машиной, петли противомоскитной сетки наброшены на флагштоки, два глотка сгущенного молока, и уже через 10 минут многочисленные впечатления дня переходят в первые беспокойные сны.

Вскоре после восхода солнца под колесами «татры» загремели железные плиты между рельсами на мосту Бутана, и вот машина уже съехала с крутой насыпи на восточный берег Атбары.

Едва переехав мост, мы натолкнулись на небольшой караван кочевников, готовых отправиться в путь. На обвешанных горбах верблюдов среди семейного скарба восседают, как на смотровых вышках, мужчины, женщины и дети. В трех метрах от земли поперек мешков с водой и груд различной утвари привязана длинная доска. Посередине восседает старый бородатый кочевник, а рядом с ним по обе стороны его гордость — двухлетний и трехлетний сыновья. Младшему еще нужно бы сидеть на коленях матери, но он ведет себя на своей живой вышке вполне спокойно.

Караван покидает одно из своих временных жилищ у моста, группу конусообразных хижин из травы и веток. Он направляется через реку, на запад, а наш путь лежит на восток — к восходящему солнцу.

Сразу за мостом перед нами на пространстве в несколько сот квадратных метров открылась как бы миниатюрная рельефная панорама швейцарских гор: глина, смешанная с песком и камнями, изборождена множеством глубоких долин, по которым потоки в период дождей пробивают себе дорогу к реке.

Дорога бежит на северо-восток вдоль железнодорожного полотна, прямая, как линейка. Вдалеке перед нами неожиданно показались контуры гор, которые мы долго принимали за лохматые грозовые тучи. Медленно выступают они из-за горизонта и окаменевают горным хребтом причудливой формы. После многих тысяч километров, пройденных по египетским и суданским равнинам, мы впервые увидели настоящие горы, могучие, фантастически расчлененные, с округлыми вершинами, будто отлитые в одну огромную цельную глыбу краснобурого гранита. Посреди них расположена наша последняя промежуточная цель в Судане — Кассала.

Докладываем о прибытии, нам проставляют печати в паспорта, меняем оставшиеся египетские пиастры на восточноафриканские шиллинги, пополняем запасы бензина, и вот мы выезжаем к границам новой страны — Эритреи.

Бегут километры, солнце уже клонится к западу, но массивные громады Гебель-Кассалы все еще следуют за нами. Еще и еще раз бросаем мы взгляд на эти величественные куполы, выросшие на границах Судана как противовес бесконечным песчаным равнинам и степям, из которых они поднимаются к небу. Их гладкие крутые склоны бросают перчатку самым отважным альпинистам. Несмотря на все усилия, центральная вершина гор Кассала была взята лишь один раз, хотя она на 250 метров ниже Снежки.

 

После четырех тысяч километров пути снова асфальт

За Кассалой дорога делится на несколько веток. Тут уж не поможет ни компас, ни карта. Перед вами на выбор несколько дорог, каждая из которых ведет в Тессеней, пограничный поселок в Эритрее.

С опаской выезжаем мы навстречу горам, которые могучим венцом заслонили от нас весь горизонт. В памяти еще слишком свежи безобидные склоны холмов в Северном Судане с бесчисленными пересохшими руслами, которые превращают дорогу в поле для военных учений с искусственными противотанковыми препятствиями. Кажется, что где-нибудь посреди этих гор дорога заведет вас в тупик, из которого не будет выхода.

На несколько минут нас задержала суданская стража в коротких юбочках, напоминающая шотландских волынщиков. Пограничники тщательно записали номер машины на обтрепанном листе бумаги и поставили нас в известность о том, что через три километра мы покинем территорию Судана. В голове промелькнули цветные кадры наших приключений: первый переезд суданской границы на севере, отчаянные блуждания по пустыне с двумя бутылками чаю в запасе, езда черепашьим шагом по скалистой местности, противопесочные ленты. Со страхом ждем, как-то нас встретит Эритрея.

«Татра» еще несколько раз подскакивает на размытых ухабах, и вслед за тем перед нами появляется дорожный столб. Самый обыкновенный дорожный столб. Но для нас он — первый после Нижнего Египта. За ним следуют первые метры твердой дороги с высокой насыпью, укрепленной против оползней, первые белые бетонные мосты, перекинутые через многочисленные глубокие вади. Первые безошибочные признаки того, что мы снова в одной из стран, где когда-то правили итальянцы.

Налево ответвляется дорога на Сабдерат, направо — на Тессеней. Колебаться не приходится ни секунды. Дорожный указатель с большими цифрами 34 и маленькими — 383 гласит: «Bivio Tessenei». Около 400 километров отделяет нас от главного города Эритреи Асмары, куда как раз прибыла комиссия из представителей четырех великих держав, чтобы решить судьбу одной из бывших итальянских колоний в Африке. Мы невольно вспомнили безупречное шоссе на африканском побережье, связывающее Тунис с Египтом, и что-то подсказывает нам, что в итальянских колониях, собственно, никогда не существовало дорожной проблемы. Дороги были чем-то само собой разумеющимся, даже если их приходилось создавать из ничего, пробивать в скалах и обносить предохранительной балюстрадой над стометровыми обрывами.

Километры бегут под гребнями гор с точностью хронометра. Здесь не нужно неотрывно смотреть на дорогу впереди и все время дрожать от страха за рессоры, шины и шасси.

Солнечные лучи на прощание ласкают круглые вершины Гебель-Кассалы, которые приветствуют нас из Судана, похожие на караван верблюдов, связанных друг с другом невидимой веревкой.

Судан окончательно прощается с нами.

В Тессенее нас приветствуют на хорошем итальянском языке эритрейские таможенники в гарибальдийских фуражках горных стрелков. Они порекомендовали нам перевести часы на час вперед и охотно показали дорогу к полицейскому отделению. Мы бы и без них нашли его, так как огромные указатели с надписями из призматических стеклышек не оставляют сомнений.

Потом мы протираем глаза от изумления: машина бесшумно въезжает на гладкий асфальт, напоминающий лучшие европейские шоссе на французской Ривьере или широкую ленту превосходной дороги в Марокко. Пальмы окаймляют шоссе, и лишь указатели с точным километражем говорят о том, что это не сон, что еще утром мы увязывали спальные мешки на степной траве, а затем глотали облака пыли.

 

Живые трупы на шоссе

В Тессенее у нас сначала возникло такое ощущение, будто мы на Диком западе США. Это типичное колониальное гнездо со всеми следами поспешного роста.

Домики, выстроенные из гофрированного железа, — явное наследство войны. Соломенные крыши. Кинотеатр — это собственно всего лишь бетонная будка для киноаппарата да высокая ограда, окружающая ряды скамеек. Шумит проекционный аппарат, а над головами у вас сияют звезды и темная мягкая, как бархат, африканская ночь отвлекает ваше внимание от старого примитивного итальянского фильма и уводит мысли куда-то далеко за кроны пальм.

Потом вас вдруг ослепляет свет, назойливо, грубо, и открывает перед вами лицо страны, на земле которой вы проводите первые часы. Несколько итальянцев, оборванных, с равнодушными, устремленными в пустоту взглядами, видимо вспоминающих о временах благополучия, надежд и ожидания многообещающего будущего. Остальные зрители — негры в полотняных коротких штанах с военных складов и в «туниках», подпоясанных вокруг бедер ремнем или веревкой. С блестящими глазами напряженно ожидают они следующих кадров фильма, который на европейских экранах демонстрировался, вероятно, два десятка лет назад.

Мы пытаемся угадать, о чем думают люди вокруг нас, и невольно вспоминаем слова таможенника, которыми он встретил нас на земле Эритреи:

— Никогда не останавливайтесь, если увидите на дороге лежащего человека. Закон сострадания здесь не действует. Лежащего попробуйте объехать, а если это не удастся, переезжайте его!

Мы не поняли, то ли это жестокая шутка, то ли серьезный совет.

Только позднее мы узнали, что таможенник говорил с нами серьезно. В Эритрее после войны развелось много банд грабителей, поджидавших автомобилистов в местах, где приходится сбавлять скорость. На ровных дорогах грабители прибегали к несколько рискованным, но по началу эффективным методам.

По неписаному закону в малолюдных районах Эритреи каждый шофер обязан непременно остановиться, встретив застрявшую машину, водитель которой возится с мотором. Может быть, ему нужно помочь советом или даже запасной частью. Вы и не подумаете, что поломка мотора может быть лишь предлогом, чтобы остановить машину и дать тем самым возможность банде грабителей, притаившейся в нескольких метрах, напасть на вас.

Другой, почти непостижимый способ, который в Африке снова напомнит вам Дикий запад США, также рассчитан на чувство сострадания. Трудно проехать мимо, не обратив внимания на человека, который лежит посреди дороги и производит впечатление мертвого или раненого пешехода. Однако мертвый сразу оживает, как только вы остановитесь, чтобы оказать ему первую помощь. Вместе с ним оживает кустарник, окаймляющий большинство дорог западной Эритреи, и банда грабителей преподает вам наглядный урок того, что слово «сострадание» отсутствует в их словаре.

Само собой разумеется, что за действия нескольких таких беззастенчивых индивидуумов расплачиваются шоферы, которые действительно попадают в затруднительное положение. Им трудно надеяться, что водитель другой машины отзовется на их отчаянные призывы и одолжит им ручной насос или кусок резины на заплатку для шины. Хотя за несколько дней пребывания на территории Эритреи нам не пришлось встретиться с живыми трупами, тем не менее мы никогда не останавливались, когда видели на дороге стоящую машину, особенно с тех пор, как после нашего приезда в Асмару все газеты поместили весьма убедительное сообщение о нападении на автобус, ехавший по горной дороге между Асмарой и Массауа. Несколько человеческих жертв было гораздо более реальным фактом, чем успокоение общественности посылкой усиленных полицейских отрядов на поимку преступников, которые с добычей укрылись в горах…

 

На запад от Асмары

Эритрейский Керен — это интересное горное гнездо. Если бы за долгие месяцы мы не привыкли к мысли о том, что находимся в Африке, мы почувствовали бы себя, как на второй день пути в Альпах. Маленький городок, чистый, аккуратный, укрылся в широкой долине, окруженной крутыми гребнями гор. Здесь есть даже церквушка на холме со стройной белой колокольней.

Местность вокруг Керена усеяна большими коричневыми пятнами старых баобабов. Некоторые из них доживают свой век, и их огромные полые стволы постепенно превращаются в труху. Один из них обратил на себя наше внимание необычной толщиной и особым украшением. Ему обязаны жизнью 16 итальянских солдат. Это случилось во время последней войны в дни тяжелых боев за Керен между английскими и итальянскими отрядами. Атака английских самолетов застигла группу итальянцев вблизи полого баобаба. Все 16 солдат скрылись в дупле. Бомба, сброшенная низко летевшим самолетом, пронеслась над их головами сквозь ствол дерева и разорвалась рядом. Два широких отверстия и трещины на стволе свидетельствуют о правдивости этой истории. Все солдаты остались невредимы.

Сейчас в баобабе устроена маленькая часовня, которая стала местом паломничества черных и белых христиан из далеких окрестностей.

Сероватая лента дороги, теряющаяся на востоке среди гор, ведет нас дальше, вглубь Эритреи. Дорога вгрызается в отвесные склоны, скользит с перевала на перевал, а затем снова скрывается в тени апельсиновых деревьев, пальм и папай в глубоких долинах, извиваясь среди пестрых шпалер бугенвиллий. Она чем-то напоминает дороги французской Ривьеры, но ее очарование усиливается обрамлением диких гор Эритреи. В нескольких километрах от Керена за обширными полями белых крестов солдатского кладбища машина взбирается на высоту свыше 2000 метров над уровнем моря, а затем снова резко спускается к извилистому руслу высохшей реки и опять поднимается по горным серпентинам под облака. На обочине дороги, дерзко повисшей над стометровой пропастью, торчат огромные экземпляры Euphorbia candelabris, которые мы сначала приняли за древовидные кактусы.

Но на этой романтической дороге автомобилиста поджидают многочисленные опасности. Много путников трагически поплатилось за излишнюю отвагу. Мы невольно притормаживаем перед каждой черной табличкой, с которой на нас смотрят пустые глазницы черепа над скрещенными костями. За каждой из них скрыта своя трагедия. Понемногу осваиваемся с резкими зигзагами и пропастями под нами. Ведь это еще только начало. Сама Асмара находится на высоте 2400 метров над уровнем моря. А от нее к морю до Массауа ведет знаменитая высокогорная дорога.

На этой дороге на протяжении сотен километров встречается очень мало поселений — лишь несколько тукулей да небольшие чистенькие городки Баренту, Агордат и Керен. И больше ничего на всем пути от суданских границ до самой столицы Эритреи. Зато каждую минуту вы встречаете на дороге многочисленных путешественников. Тянутся караваны верблюдов и стада скота. Большинство местного населения ведет в этих районах кочевой образ жизни. Когда-то здесь в долинах были селения оседлых смуглых эритрейцев, но они уже давно забыли о своих старых домах. Их выжили оттуда первые итальянские колонизаторы, создавшие здесь громадные латифундии, где и поныне, после поражения Италии в последней войне, на бывших главарей итальянского фашизма работают сотни эритрейских невольников.

Эритрейцы восточных районов — в большинстве своем стройные высокие люди, с кожей цвета черного дерева. У них узкие, продолговатые лица с очень красивыми правильными чертами, прямой узкий нос, высокий лоб, окаймленный прядями кудрявых волос. В большинстве своем они ходят полунагими и всегда вооружены кривым мачете и длинным копьем. Когда они рассматривают машину или беседуют группами, то стоят обычно на одной ноге, опираясь на ее колено ступней другой ноги. Молодые эритрейцы чрезвычайно пугливы. Стоит им услышать мотор автомобиля, как они испуганно убегают далеко от дороги.

По пути в Баренту у нас случился прокол шины, третий раз за все время после выезда из Праги. Меняя шину, мы вдруг заметили недалеко от дороги молодого эритрейца. Он с любопытством разглядывал диковинную машину. Потребовалось много времени, пока он с нами сдружился настолько, что приблизился к машине и взял сигарету. Кончилось тем, что он стал просить подвезти его.

 

Представители представителей четырех держав

Картины меняются одна за другой так неожиданно, что не успели мы и оглянуться, как перед нами выросли первые белые дома Асмары.

И вот мы в столице Эритреи, бывшей итальянской колонии, временно управляемой английскими военными властями. Широкие современные улицы, белые здания в типичном итальянском колониальном стиле, большой, выстроенный из красного кирпича собор, в котором строитель объединил черты романского стиля с современной архитектурой.

Густые рощи эвкалиптов. На улицах царит оживленное движение. Масса автомобилей, большей частью старых ветеранов итальянского производства. Витрины магазинов полны товаров. Однако при более близком знакомстве убеждаемся, что это все второсортные товары, продающиеся по фантастическим ценам. Худые и оборванные итальянцы и местные жители ходят около витрин и пожирают глазами груды товаров, но никто не покупает их. Магазины зияют пустотой. Все вокруг свидетельствует о застое.

Эритрея ждет. В эти дни решалась ее судьба.

Когда мы приехали в Асмару, смешанная комиссия из представителей четырех великих держав, которая должна была представить в ООН предложения по вопросу о судьбе страны, принимала одного за другим представителей политических организаций и национальных групп, проживающих в Эритрее. За колючей проволокой, опоясывавшей отель бывшей «Итальянской компании гостиниц Восточной Африки», известной по всей стране под сокращенным названием «КИААО», с утра до ночи работала многочисленная группа делегатов Советского Союза, Великобритании, Франции и Соединенных Штатов. Их рабочее время было заполнено совещаниями, беседами с представителями политических групп, выражавших диаметрально противоположные интересы, заседаниями за закрытыми дверьми. Коротковолновые передатчики каждый вечер передавали по эфиру результаты секретных переговоров, в то время как местные журналисты безуспешно пытались заставить членов отдельных делегаций нарушить интригующее молчание и сообщить конкретные сведения о будущей судьбе страны.

Ведущий асмарский журнал «Эритреа нуова» встретил приезд комиссии жалобной и в то же время агрессивной статьей под названием: «Представители представителей Четырех в Эритрее». Мы вспомнили то время, когда итальянские оккупанты не спрашивали мнения эритрейского народа. Теперь, однако, они жалуются: «Бедная, старая, дорогая наша Эритрея! Даже этот аэродром, на котором сегодня приземлились самолеты с делегатами и на котором развеваются флаги английских воздушных сил, — это творение тех самых итальянцев, которые 60 лет назад взяли тебя за руку и с любовью повели навстречу счастливому будущему, которое сегодня становится предметом несправедливого обсуждения… Разместиться в комфортабельном отеле — а ведь и он построен руками итальянцев — это не то, что высадиться с корабля на пустом побережье с двумя литрами питьевой воды в запасе и разбить лагерь посреди Сабергумской пустыни или пробиваться шаг за шагом, оставляя частенько на пути две скрещенные веточки над именем лучшего друга, которого задушило кровавое дыхание хамсина…»

Меланхолическая статья заканчивалась многозначительными словами, которые сразу квалифицировали всю обстановку «временной» оккупации: «Никому до сих пор не пришло в голову убрать с величественного дворца губернатора, стены которого будут единственными свидетелями закрытых заседаний представителей представителей Четырех, итальянскую надпись, высеченную при закладке здания итальянским вице-королем: «Народы и земли царства Абиссинского поставлены под абсолютный и непоколебимый суверенитет Итальянского Королевства». Кто знает, умеет ли хоть один из членов комиссии читать по-итальянски…»

Мы вспомнили об этой статье ведущего итальянского журнала несколько дней спустя, проезжая через городок Декамере, расположенный в нескольких десятках километров от эритрейско-эфиопской границы. По обе стороны дороги тянутся бесконечные ряды казарм. Выцветшие итальянские надписи «Zona proibita». Эта территория была закрыта от всех глаз, так как именно здесь фашисты Муссолини построили мощную базу для военного нападения на безоружную Эфиопию. Отсюда в 1935 году перекатилась через границу волна итальянских войск раньше, чем мировая общественность познакомилась с географическими названиями на карте Эфиопии и узнала о самолетах, танках и бомбах с отравляющими газами, брошенных против войск негуса.

С одной стороны — превосходные дороги, кое-где школы для эритрейского населения, а с другой — типичная колониальная эксплуатация невольников на плантациях избранных переселенцев и строительство военной базы для нападения на соседа, — таков итог шестидесятилетнего господства итальянцев в Эритрее. Смешанная комиссия четырех великих держав прибыла сюда подвести баланс. Впрочем, и в ее составе были представители трех великих держав, в колониях которых еще и поныне нет даже ни школ, ни дорог…

 

Споры об Эритрее

В Эритрее, занимающей примерно такую же площадь, как Чехословакия, по официальной оценке, насчитывается около 800 тысяч жителей. Но даже официальные источники подчеркивают, что речь идет только об оценке, ибо в этой горной стране с многочисленными кочевыми племенами просто невозможно получить надежные статистические данные.

На территории Эритреи наряду с европейцами проживает около дюжины различных народностей, которые отличаются друг от друга не только племенными особенностями, но и языком. Только нилотская группа полуязычников говорит на нескольких диалектах. На низменностях Бени-Амер проживает примерно 60 тысяч скотоводов-мусульман, говорящих на языках тигрé и беджа. На восток от этого племени в горах передвигаются с места на место кочевники-мусульмане. На берегах Красного моря вы услышите чистый арабский язык, но уже в нескольких километрах дальше вглубь страны вдоль залива Зула вы не поймете ни одного слова, ибо племена в этой местности говорят на своем языке сахо. Кочевое племя данакиль, копты-христиане, племя билин около Керена, потомки смешанных браков европейцев и арабов — вот лишь краткий перечень прочих расовых и языковых групп страны.

Политическое положение в Эритрее настолько сложно, что трудно провести точную грань между интересами отдельных групп, не желающих и слышать о компромиссе. Наряду с либеральной партией, программой которой является достижение полной независимости страны, существует многочисленная Мусульманская лига, стремящаяся забрать власть в свои руки даже в тех районах, населению которых ислам совершенно чужд. Наряду с этими партиями претензии на участие в решении судеб страны предъявляет и партия, поддерживаемая правительством Эфиопии. Приводя в качестве довода исторические справки, она требует присоединения всей Эритреи к Эфиопии. Позже на арену вышла новая партия, которую поддерживают итальянцы, и она требовала восстановления итальянского господства. Когда решалась судьба страны, свое мнение старались высказать и четыре неэритрейские группы населения: итальянская, греческая, индийская и еврейская.

Мы присутствовали на пресс-конференции представителей отдельных партий и были свидетелями тех методов борьбы, которые применяют друг против друга политические противники в Эритрее. По их мнению, дважды два — это ни в коем случае не четыре. Представитель Мусульманской лиги с абсолютной уверенностью утверждал, что за программу его партии стоят ровно 731260 приверженцев. На замечание о том, что во всей стране насчитывается лишь 800 тысяч жителей, он ответил, что статистические сведения неверны, а у него есть точные данные.

Партия, поддерживающая требования итальянцев, которая была основана за 40 дней до прибытия комиссии представителей четырех держав, не менее тщательно подсчитала своих приверженцев. Она не допускала, что их меньше 300 тысяч…

«У лжи лишь одна нога, — сухо заметил один из противников, — потеряв ее, она перестанет бегать». Эта пословица тигрé, произнесенная спокойно и обдуманно, немедленно стала поводом для резкого спора. Вершиной всего был аргумент Мусульманской лиги, представитель которой, нападая на члена проэфиопской партии, заявил: «Знаем мы ваших приверженцев, вы причисляете к ним всех асмарских проституток и покойников…»

Эритрея оказалась как раз в том состоянии, в каком ее желали видеть английские военные власти. В стране не было ни единства, ни общей цели. Ее раздирали трения, драки и споры между политическими группами, которыми в большинстве случаев руководят честолюбцы или прислужники жадных соседей и колониальных держав. Английские военные власти всячески поддерживали это состояние, чтобы, в конечном счете, остаться единственным авторитетом в стране. А большинство эритрейского народа, ведущего примитивный образ жизни скотоводов-кочевников, осталось без настоящего представителя, разобщенное эгоистичными спорами эритрейских лидеров.

 

2500 поворотов на 113 километрах

Столица Эритреи Асмара расположена среди живописных гор на высоте 2400 метров над уровнем моря. А ведь расстояние от нее до берегов Красного моря не превышает 70 километров по воздушной линии. Даже в Швейцарии, стране, которая славится прекрасными горными дорогами, вы не увидите такого захватывающего зрелища, какое представляется автомобилисту, едущему из Асмары к эритрейскому порту Массауа.

Современная улица быстро выросшего города сменяется прекрасной аллеей высоких эвкалиптов. Дорога поднимается еще на несколько десятков метров вверх, и затем внизу неожиданно открывается панорама, от которой на секунду захватывает дух. Вдали, куда ни бросишь взгляд, видны хребты гор, окутанные легкой дымкой, сквозь которую пробиваются солнечные лучи. В крутых склонах гор высечена узенькая ленточка асфальтированной дороги, которая бесконечными петлями кружит над отвесными пропастями. Под одним отрезком дороги на расстоянии нескольких сот метров ниже виден другой отрезок. Ящерицей проскользнул по высоким изящным аркам моста дизельный поезд и сейчас же скрылся в туннеле.

Покрытая росой паутина телеграфных проводов, сверкая в лучах утреннего солнца, спускается глубоко в долину, а через минуту вы уже видите, как близ дороги она легко взбирается по склонам между огромными эвфорбиями, зачастую под углом более 60 градусов. На телеграфные провода не распространяются законы архитекторов и строителей дорог о максимально допускаемом подъеме, радиусе поворотов и углах наклона. Они выбирают прямое направление, не считаясь с пропастями, горными склонами, туннелями и растительностью.

На дороге между Асмарой и Массауа протяженностью 113 километров вы насчитаете свыше двух с половиной тысяч поворотов. Это серьезное испытание для нервов и для машины.

В самых опасных местах, где внизу зияет пропасть глубиной в несколько сот метров, край дороги защищен массивными столбами и железной изгородью. Тем не менее вам не хочется думать о том, что произойдет, если откажут тормоза или управление. Повороты в некоторых местах превышают дугу в 180 градусов, так как дальше своего крайнего пункта петля дороги продолжает вгрызаться в ту же скалу, по которой вы только что ехали несколькими метрами выше. Склоны гор у дороги хорошо защищены от оползней и тропических ливней. Здесь построены бетонированные отводные каналы и защитные стены против обвалов. В тех местах, где дорога на время вытягивается в прямую линию, она гладка, как стол. Эти отрезки сменяются наклонными поворотами, заставляющими быстро проводить по ним машину; у вас такое впечатление, что машина с высокой посадкой непременно опрокинется, если остановится посреди петли.

В Судане водитель часто может выбрать себе дорогу, свернув на 10–20 метров вправо или влево. Не нравится ему дорога, он свернет на несколько метров в сторону, так как местность всюду одинаково ровная, одинаково изборожденная пересохшими речками. На дороге же между Асмарой и Массауа, если вам попадается встречный грузовик, то приходится рассчитывать сантиметры с обеих сторон. Заметные издали черные таблички с нарисованными на них белым черепом и скрещенными костями не редкость на этой горной дороге. Подъехав поближе, вы увидите английскую надпись: «Slow down! Fatal accident here 12.06.1944». Даты меняются, но слова остаются все теми же, все такими же печальными: «Сбавьте скорость! Здесь тогда-то произошел роковой случай». Невольно прислушаешься к скрипу тормозов и поскорее отворачиваешься от бездонной глубины, открывающейся внизу. Может быть, на ее дне погиб шофер, который недостаточно точно рассчитал радиус поворота или у которого не выдержали нервы. Несмотря на все это, на дороге от Асмары до Массауа царит оживленное движение. Из-за поворотов часто выскакивают встречные машины. Их водителям нет никакого дела до того, что мы едем здесь впервые: они проезжают этим путем на тяжелых грузовиках в сотый раз…

 

Нападение обезьян

На карте Эритреи есть городок Нефазит, обозначенный таким же шрифтом, как и любой другой населенный пункт, насчитывающий несколько сот жителей. От него отходит боковая дорога на Декамере, продолжением которой служит автострада на Аддис-Абебу. Если вы увидите это безвестное местечко по дороге из Асмары на Массауа, оно врежется вам в память раз и навсегда. В обратном направлении, от Красного моря, городок, вероятно, и в самом деле не интересен и привлекает внимание лишь живой изгородью из эвфорбий да полунагими ребятишками. Если, однако, вы увидите Нефазит с высоты птичьего полета, то невольно затормозите на ближайшем ровном куске дороги, подъедете осторожно к краю и достанете бинокль. Возможно, только вид с самолета может сравниться с этой захватывающей картиной.

Глубоко внизу вы увидите маленькие коробочки домов, выстроившихся в ряд вдоль блестящего ручейка асфальта, извивающегося бесконечной змеей. Время от времени он скрывается за серой массой скал, ныряет в тучную зелень деревьев и кустарников и снова выходит на свет, как Пунква в Моравском красе. Иногда по асфальтовой речушке скользнет миниатюрное каноэ, но линзы бинокля превращают эту загадочную лодочку в прозаическую стандартную американскую восьмицилиндровую машину или в военный грузовик. Никак не наглядишься на этот вид; нет никакого желания спускаться в долину.

Но вот машина начинает медленно облизывать бесконечные петли дороги, а затем мы долго едем туннелем из эвфорбий по дну долины, окаймленной с обеих сторон отвесными скалами. Их вершины тонут в облаках, проносящихся с невероятной быстротой. За Нефазитом минуем небольшую площадку среди скал, на которой скотоводы из окрестностей как раз собираются на рынок скота. Мы ожидали, что за долиной Нефазита дорога опять начнет подниматься, однако увидели, что ниже рынка с лежащими верблюдами и бегающими кочевниками в ущелье между торчащими к небу скалами открывается еще одна бездонная долина, к которой ведут новые десятки смелых серпентин.

Неожиданно мы увидели на склонах у дороги стадо существ, движения которых издали напоминали походку человека. Но они быстро вскочили на деревья, и вслед за тем рядом с машиной упало несколько камней, чуть было не задевших капот. На нас напали обезьяны. Мы подумали, что этому дурному обычаю они научились у банд грабителей, которые время от времени находят приют в этих скалах, когда спасаются от полицейских отрядов. С деревьев падают большие коричневые тела обезьян и скрываются в густом кустарнике; от их быстрых скачков срывается несколько камней. Они увлекают за собой другие, а через минуту где-то за нами обрушивается вниз каменная лавина. Наше счастье, что первая встреча с африканскими обезьянами не окончилась хуже.

После трехчасовой езды перед нами затрепетала сверкающая поверхность Красного моря. Мы в Массауа, в самом жарком восточноафриканском порту, и задерживаемся, к нашему счастью, лишь на несколько часов, необычно прохладных для этих мест. Термометр показывает всего лишь немногим больше 30 градусов в тени.

В Массауа европейцы обычно не задерживаются. Дело не только в высокой температуре, достигающей нередко 60 градусов, но прежде всего во влажности воздуха и в совсем незначительной разнице между дневной и ночной температурой, которые у менее выносливых белых уже через несколько месяцев вызывают полное физическое и духовное истощение.

Все же и Массауа привлекает своим особым обаянием, столь типичным для восточноафриканских портов. Легкие лодки мягко покачиваются на голубоватых волнах, белые гребешки которых ласкают мол пристани. Поодаль стоят на якоре под парами океанские пассажирские пароходы. Завтра они отправятся в путь за Столовую гору или в узкую полоску соленой воды между Суэцом и Порт-Саидом. Бесконечное море…

За равнинными подступами к Массауа, в нескольких десятках километров от него, горные орлы кружат над отвесными стенами пропастей, где неутомимо ползут вверх к облакам петли горной дороги.

А за скалистыми гребнями скрываются зубчатые грозные горы Эфиопии, через которые наша «татра» должна пробиться к сердцу Африки.