7 ноября 1952 года жители островной области праздновали 35-ю годовщину Великой Октябрьской социалистической революции.

В Южно-Сахалинске трибуна была установлена на перекрестке улиц имени Ленина и Сталина (теперь — Коммунистический проспект). К собравшимся с приветственной речью обратился первый секретарь Сахалинского обкома КПСС П. Чеплаков.

Солнечные лучи освещали портреты вождя, членов Политбюро, плакаты и транспаранты. Демонстранты размахивали флажками, кричали «ура!», а потом, согреваясь спиртным, пели и плясали.

Никто из них не знал, что на территории области стряслась катастрофа, погибли сотни, а может, и тысячи людей, что в Северо-Курильском районе нет ни самого города, ни Утесного, ни Прибрежного, ни Бабушкино, ни Подгорного с крупным кито- комбинатом, ни Козыревского с двумя рыбозаводами, все смыто и разрушено океанской волной невиданных размеров.

Стоявшие на трибуне многое знали, но не имели права нарушить течение праздника.

Беда нагрянула ранним утром 5 ноября 1952 года.

 

Михаил Альперин

Управляющего Северо-Курильским госрыбтрестом Михаила Семеновича Альперина в 3 часа 55 минут разбудило землетрясение.

Дом трещал, сыпалась штукатурка, валилась посуда, невидимая сила двигала кровати, стол, сбрасывала книги с этажерки. Проснулись жена и дети. Погас свет. Зазвонил телефон: с базы сообщили, что лопнули нефтепроводы, территорию порта заливает горючим, достаточно искры — и вспыхнет пожар. Перепуганной жене и встревоженным детям он сказал:

— Я скоро вернусь.

Ни он сам, ни семья не могли и вообразить размеров беды, тем более подумать, что больше не увидятся никогда.

Его звал долг службы. Он любил жену, обожал детей, семья была для него местом отдыха от трудов и ударов судьбы. А доставалось ему крепко. В 12 лет он пошел работать, в восемнадцать — на Гражданскую войну. Носился в коннице Буденного, потерял правый глаз. В 1937 году попал в «ежовые рукавицы» — спасло то ли чудо, то ли письмо жены, адресованное Сталину. Во время войны ценой ежедневного перенапряжения обеспечивал выполнение и перевыполнение фронтовых заданий — дать больше рыбы!

1952 год оказался для Альперина роковым. После гибели 16 рыбаков его с должности сняли. А исполнял он ее с сентября 1945 года, когда начал создавать трест с десятком сотрудников. За шесть лет на побережье от Горнозаводска до Ильинского выросли рыбокомбинаты, рыбозаводы, где трудились тысячи людей. Солдат партии, удостоенный ордена Трудового Красного Знамени, нескольких медалей, знака «Отличник рыбной промышленности СССР», звания «Директор административной службы рыбной промышленности» I ранга, он оставил Холмск, где выросли его дети, и отбыл к новому месту службы.

В Северо-Курильском районе имелось 19 школ, в том числе 2 средние, 4 больницы, 14 врачебных и фельдшерских пунктов, несколько библиотек, клубов. Госрыбтрест объединял 4 рыбокомбината, 7 рыбобаз, 4 консервных завода, имевших просторные цеха с цементированными засольными чанами. Коллективы рыбообработчиц умели делать по три оборота за путину, засаливая чрезвычайно вкусную курильскую сельдь, которую не стыдно было подать к столу кремлевским тузам.

Мало что успел сделать Альперин за короткий срок, но он кинулся спасать то, что имелось и стоило неимоверных трудов. Тогда он не знал, что трясет не только Парамушир, но и Шумшу, Алаид, Онекотап, что вулканическое извержение произошло в Тихом океане на глубине 7–8 тысяч метров в 200 километрах от Парамушира. Оно выбросило массу воды и погнало гигантскую волну к берегу.

Подземные толчки продолжались примерно полчаса. Затем наступила тишина, такой обычно в природе не бывает, тем более вблизи океана, названного Тихим по недоразумению. Такой тишине люди дали имя зловещая.

Тепло. Матово светит луна. Человеческая душа замирает от непонятной тревоги. Шкипер Алексей Яковлевич Мезис с небольшой группой людей находился в то время на Шумшу. Моряки были поражены и наступившей тишиной, и вдруг обнажившимся берегом пролива. Вода быстро вытекала в океан.

— Братцы, не к добру!

И в самом деле, вскоре стал виден несущийся на острова вал чудовищных размеров.

В Северо-Курильске поднялись крики и стрельба. Первым тревогу забил начальник отделения милиции старший лейтенант госбезопасности П. Дерябин, оповещая людей о большой беде:

— Идет волна! Бегите в сопки!

Вал похоронил многих жителей, в том числе и Михаила Альперина. Вот как описал его гибель известный журналист Арнольд Пушкарь, чья судьба долгие годы была связана с Сахалином: «Были люди, которые бежали не от волны, а навстречу ей. Одним из них был Альперин. Он бежал к зданию треста. И он еще успел бы спастись, если бы не увидел уборщицу из треста, о которой знал только то, что ее зовут тетя Маша. Она кричала бегущим: «Помогите! Дочку спасите!». Увидев ее, Михаил Семенович забежал в дом, взял ребенка, схватил ее саму за руку и потащил к пригорку. Придя в себя, тетя Маша крикнула: «Нас спасаешь, а твои где?». И тогда Альперин еще раз бросил вызов стихии — повернулся лицом к волне. Семья его спаслась, ей помогли другие, а он погиб».

Люди, успевшие убежать в сопки, были в нижнем белье, босые, они жались к кострам, которые тут наскоро развели. И когда вода отступила, естественным было их движение в город: живы ли родные, уцелел ли дом, можно ли найти хоть какую-то одежонку и обувь, чтобы спастись от холода. Их охватил ужас, когда они, потрясенные увиденным, минут через двадцать услыхали неистовый рев. То неслась новая волна, страшнее первой, она достигала высоты пятиэтажного дома. Подполковник милиции Смирнов в своей записке сообщал: «Как показатель огромной разрушительной силы второй волны характерен пример с кладовой Госбанка, представляющей из себя железобетонную глыбу весом в 15 тонн. Ее сорвало с бутового основания и отбросило на 8 метров».

Третий вал был слабее, он лишь выбросил обломки зданий на пустырь в несколько квадратных километров. О том, что здесь всего два часа назад был город, напоминали фундаменты строений, памятник воинам Советской Армии, центральные ворота бывшего стадиона. Удивительно, что их пощадила волна.

 

Старший сержант Самолюков

Старший оружейный мастер гвардии старший сержант сверхсрочной службы Геннадий Самолюков 24 октября вернулся в Се- веро-Курильск из отпуска. Во Владивостоке только благодаря армейской находчивости он достал на пароход «Крильон» палубные билеты, соорудил навес из брезента, предоставленного по доброте боцманом, однако ветер в Охотском море был силен, и жена Мария простудилась. Сначала отвезли ее в городскую больницу, а потом, учитывая заслуги сверхсрочника, перевели в отдельную палату военного госпиталя. За лечение взялись лучшие врачи, но болезнь пересилила их искусство. Мария умерла. Женсовет назначил похороны на 5 ноября, командир полка дал указание музыкантскому взводу. Обряженная покойница проводила последнюю ночь в квартире. Пятилетний сынишка измучился, и, чтобы он поскорее уснул, Геннадий, сияв сапоги, прилег с ним. Вскоре послышался гул: было похоже на войну, будто несутся снаряды, вырвавшиеся из тысячи орудийных жерл. Домик сильно тряхнуло, гроб заплясал на табуретках. Завыли собаки, истошно завизжали свиньи. Геннадий с тещей сняли гроб на пол.

— Надо уходить в сопки!

Он помог собраться теще, одел сына, взял его в охапку и поспешил покинуть дом. Однако убежать они не успели. Таранный удар сбил их и понес. Вода затмила все, переполнила рот, уши, ноздри. Гвардеец опомнился на крыше собственного дома. Рядом покачивало телеграфный столб с обрывками проводов, какие-то обломки строений. Уцепившись за них, жалобно мяукала кошка. Плавали свиньи, видимо, из подсобного хозяйства, колыхало труп лошади. Серым холмом несло стог сена. Плыли бочки, ящики, сорванные двери, деревянные кровати, набухшие тряпки. Полуобнаженные мужчина и женщина, похоже, чужие, порознь держались на обломках стены. Самолюков нашел в себе силы крикнуть им:

— Придвиньтесь спинами, согревайте друг друга, иначе замерзнете!

Дощечки чудом держали девочку в ночной рубашонке, которая звала маму. Потом установили, что это была трехлетняя Набережная Света. Ветер навевал ее длинные русые волосы на лицо, она озябшей ручонкой отбрасывала их.

Сметены были роддом с роженицами и новорожденными, больница с больными, врачами, медсестрами и нянями, обломки несли по проливу лишь главврача, еле живую женщину.

Разрозненные остатки того, что было городом, растекались двумя рукавами — в Охотское море и в Тихий океан. Самолюкова несло на восток. Мокрый, замерзший, потрясенный, он осознавал свою участь: прежде чем окоченеть, он сойдет с ума.

В это время показался самолет. Самолюков не знал, что по тревоге подняли военные самолеты, дана команда военным кораблям полным ходом следовать в район бедствия. Сталин ограничился коротким звонком в Сахалинский обком:

— Всех людей эвакуировать — под вашу ответственность. Держите связь с Василевским.

Министр обороны Маршал Советского Союза Александр Михайлович Василевский принял самое живое участие в спасении людей. Он звонил через каждый час командующему ДВО, в Южно-Сахалинск, Петропавловск, во Владивосток, Совгавань, выслушивал доклады, отдавал распоряжения, советовал, требовал. Людям, гревшимся у костров, сбрасывали с самолетов палатки, одеяла, одежду, обувь, продовольствие.

Документы сохранили имена отважных спасателей Северо-Курильского госрыбтреста. Экипаж катера Ж-227 в составе капитана Алексея Ивановича Никитина, механика Франца Яковлевича Борна, матроса Адама Кулеева спас 29 человек. «Жучок» Николая Павловича Орлова спас десятерых. Смелый радист катера № Ж-223 Аркадий Алексеевич Попов не побежал с судна вслед за капитаном и механиком. Он завел двигатель, к рулю поставил Раису Акимовну Миргородскую и вывел судно в пролив. Леонид Владимирович Ковалев, помощник капитана рыбпорта, «проявил свою энергию как в спасении катера, так и в самоотверженном спасении жителей города. Он бессменно работал при перевозке людей во время эвакуации». Всего в проливе, в Охотском море и в океане было спасено 192 человека, в том числе 15 детей.

Беда загнала в один кунгас 18 жителей поселка Левашово — мужчин, женщин, детей. Весел в кунгасе не было. Тогда неводчик Федор Александрович Зимовин невероятными усилиями оторвал две верхние доски от кунгаса и приспособил их вместо весел. Через семь часов кунгас коснулся земли, люди были спасены. Мало этого, Зимовин и его товарищ Пузанков мобилизовали своих жен, соседей, собрали по побережью различных материальных ценностей на сумму 150 тысяч рублей и сдали их по акту завмагу Овчаренко. Федор Зимовин не успокоился: он пригнал, пробиваясь сквозь метель, из соседнего поселка брошенный скот.

Самолюкова спас военный сторожевик. В кубрике его переодели в сухое, дали глоток спирту, горячего чаю. Холод и пережитый страх стали выходить сильной лихорадкой — его трясло, зубы громко стучали.

На волнорезе спасенных встречал генерал Михаил Иванович Дука:

— Бегите на Дунькин пуп, там общий сбор, есть горячая каша.

Горькой была встреча. К кострам жались жены без мужей, мужья без жен и детей, командиры без солдат, солдаты без командиров.

Вести передавались одна ужаснее другой: погиб саперный батальон, от двух полков — танкового и самоходных орудий — не осталось ни техники, ни людей.

В тот день старший сержант Геннадий Самолюков поседел.

 

Источники

Источники, которые могли бы глубоко осветить самую ужасную трагедию, случившуюся в области в середине прошлого века, крайне скудны. В Государственном архиве Сахалинской области хранятся всего два документа, в которых описаны события рокового утра. Оба принадлежат перу работников милиции. По горячим впечатлениям написал спецдонесение начальник Северо-Курильского отделения милиции старший лейтенант госбезопасности П. Дерябин. Более обширную справку составил заместитель начальника областного управления милиции подполковник Смирнов, вылетевший в Северо-Курильск 6 ноября в составе комиссии обкома КПСС. Он видел собственными глазами следы разрушений и имел возможность расспросить людей, переживших трагедию. На основе этих документов начальник управления милиции МГБ Сахалинской области полковник Наймушин составил донесение в Москву. Какие донесения ушли по линии обкома в ЦК, найти в бывшем партархиве не удалось.

В упоминаемых папках из областного архива находятся протоколы допросов, телеграммы, рапорты. В суровый час сотрудники милиции твердо встали на защиту народного добра, они ловили мародеров, жуликов, расхитителей. Те по должности должны были беречь государственное и кооперативное имущество, но по зову своего «нутра», используя чрезвычайные обстоятельства, хапали обеими руками. Приведем, опуская фамилии, немногие факты:

«Главбух райпотребсоюза и главбух торгбазы после катастрофы зашли на главный склад райпотребсоюза, оделись во все новое, обмотались дорогостоящими материалами, сверху надели по кожаному пальто, взяли баян и уехали на пароходе во Владивосток».

После первой волны кассир Северо-Курильского рыбокомбината совместно с главным бухгалтером и шофером открыли кассу и похитили 85 тысяч рублей. Старшина катера запустил руку в кассу Океанского рыбкоопа, выгреб 300 тысяч рублей и выехал в неизвестном направлении. На пароходе «Норильск», телеграфировал вдогонку Дерябин, следует инструктор-бухгалтер Северо-Курильского райпотребсоюза, похитивший в Шелиховском рыбкоопе 110 тысяч рублей. Член комиссии по эвакуации граждан, начальник отдела труда и зарплаты рыбкоопа, захватив много ценностей, выехал во Владивосток пароходом «Корсаков». В числе расхитителей оказались заместитель начальника райотдела связи, председатель рыбкоопа, работник военторга, старший товаровед, завмаги, зав- складом, завларьком, секретарь сельсовета и парторг. Бдительная милиция вернула государству суммарно 926 тысяч 445 рублей. К уголовной ответственности были привлечены 10 человек.

Покрыли себя позором некоторые военнослужащие, дорвавшиеся до неохраняемого спирта и коньяка — опивались до полусмерти.

Не пощадили в докладной и коллег: «Заместитель начальника райотдела милиции пьянствовал, группа работников милиции, поддавшись общей панике, самовольно покинула остров, на пароходе они пьянствовали, дебоширили».

 

Потери

У каждого были свои потери. Логгер-636 Северо-Курильского рыбокомбината вышел на промысел ночью 5 ноября, едва началось землетрясение. Большая волна догнала судно, подняла его до небес, потом опустила в преисподнюю и вытолкнула в Охотское море. Экипаж наловил 70 центнеров рыбы и стал возвращаться, когда радист Павел Смолин получил сообщение: «Идите спасать людей, волна смыла Северо-Курильск». В пролив вошли 6 ноября около двух часов ночи. На сопках горели огни. С рассветом моряки ужаснулись: города не было. Далее Смолин сообщает: «Около восьми часов утра мы высадились на шлюпке около того места, где был консервный завод. На месте, где стоял город, ходили люди, в том числе военные, собирали трупы. От барака, в котором я жил (улица Советская, барак 49, кв. 13), не осталось никаких признаков. В квартире у меня имелись одежда, швейная машина, сберкнижка с вкладом на 15 тысяч рублей, военный билет, семь медалей». Отнесемся с уважением к этим потерям: добро нажито нелегким трудом, а медали — боевыми заслугами. И все же Смолину несказанно повезло, так как в живых остались жена и сынишка, находившиеся в отпуске.

Иные потери — семейные и производственные — были неизмеримы.

Единственным обстоятельным документом в архиве оказалась докладная директора Океанского рыбокомбината Берникова. Он сообщает, что полностью уничтожены два консервных завода — лососевый в три линии и закусочный, цеха разделки и обработки с посол ьной бетонной емкостью на 4 тысячи центнеров, цеха икорный и жировой, кузнечный, строительный, бондарный, сетепошивочный. А чего стоила хорошо оснащенная механическая мастерская! А новенькая электростанция с двумя двигателями, а одиннадцать котельных с четырьмя резервными котлами! Уничтожен склад готовой продукции, где имелось 5700 ящиков консервов. Только стал налаживаться быт — построили школу на 130 учащихся, детсад на 60 мест, больницу, клуб, баню, три тысячи квадратных метров жилья — и все смыто одномоментно! Океанский лишился всех плавсредств — тридцати катеров и тридцати кунгасов. Вместе со зданием управления погибла вся документация. Но самой большой потерей были люди. Из тысячи жителей погибло 460 человек. Волны выбросили на берег 50 трупов, 29 похоронили, насчет остальных было дано указание бригаде — захоронить. О погибших — кто они: мужчины, женщины, дети — ничего не сообщается.

Вообще, о жертвах северо-курильской трагедии в милицейских документах сказано скупо и весьма приблизительно. Подполковник Смирнов вел пересчет так: в Северо-Курильске проживали около 6 тысяч человек, погибли около 1200 человек, а общее число жертв составило 1790 человек гражданского населения, военнослужащих: 15 офицеров, 169 солдат, 14 членов офицерских семей. Полковник Найму шин сообщает в Москву общую цифру людских потерь — 2336 человек, оговаривая: «по предварительным данным».

К великому сожалению, эта цифра позже пошла гулять по всем публикациям и даже употребляется в солидных научных трудах. Между тем она не вызывает никакого доверия.

Сначала об армейских потерях. Данные о численности личного состава в войсковых частях проходили под грифом «совершенно секретно» и в милицейские сводки попасть никак не могли. Генерал Дука обязан был передать их шифровкой, а затем подтвердить спецсвязью только вышестоящему командованию. Разглашение военной тайны грозило бы ему суровым наказанием. Кроме общевойсковых частей, на островах находились пограничники, имевшие свое командование, и сведения о потерях они доложили по подчиненности.

Отдельные солдаты и офицеры за мужество, проявленное при спасении людей, войскового и гражданского имущества, получили ордена и медали. Но кто удостоился наград, а кто — вечной памяти, мы не знаем. Такие сведения могут дать лишь военные архивы.

Теперь вернемся к цифре Наймушина. Откуда она взялась? Подполковник Смирнов оперирует округленными цифрами и употребляет слово «около», совершенно неприемлемое в статистике. Но даже если пойти ему на уступку и сложить данные им цифры, то не получится и двух тысяч — 1988 человек. Информация обтекаемого характера поступала из других населенных пунктов. Вот сообщение из Подгорного: «Проживало более 500 человек, в живых осталось 97, которые эвакуированы». Как считать погибших? Вычесть разницу? Но что обозначает «более 500»? Это и 501, и, допустим, 537. Вот данные из книги С. Антоненко «Трагедия Океанского», составленные уже знакомым нам Михаилом Александровичем Берниковым, директором рыбокомбината, на пароходе по пути во Владивосток: проживало в Океанском около трех тысяч населения, в живых осталось 390, в их числе рабочие из КНДР. В небольшом поселке Галкино не осталось ни души. Из пограничного отряда, расположенного рядом с Галкино, спасся один солдат-первогодок, которого вынуждены были отправить в дом умалишенных. Сумма только вышеназванных потерь превышает цифру, названную Наймушиным. А как определить число жертв в тех населенных пунктах, где вообще не велось никакого подсчета после катастрофы? А в самом городе, где люди грузились сразу на несколько пароходов? До счету ли было в условиях хаоса, деморализации, массовой эвакуации? Да никто ни перед кем и не ставил такой задачи — достоверно определить число погибших. Оговорка Найму- шина «по предварительным данным» должна была предполагать, что через какое-то время назовут точную цифру. Но ее не назвали да и назвать не могли. Власти не сочли нужным возвращаться к этому вопросу и строго засекретили все, что касалось северо-курильской трагедии.

После публикации 1 ноября 2002 года в «Советском Сахалине» моего очерка раздался звонок Н. Г. Смирнова, работавшего долгое время в Сахалинском обкоме КПСС. Он сообщил, что после перехода на работу в обком обнаружил сейф, часть которого была наполнена фотографиями. Их сделали в Северо-Курильском районе сразу после разрушений. Понимая бесценность этих снимков, он передал их в партийный архив. Куда они девались — неизвестно: нынешние работники архива ничего о них не знают.

 

Дом для пострадавших

Старшину Новикова достали из пролива военные. У него было ранено плечо, повреждена нога, имелась черепно-мозговая травма. В Холмском госпитале лечился он больше четырех месяцев. На прощание военврач, предостерегая от возможных последствий ноябрьской купели, посоветовал определиться в какой-нибудь «тихой» профессии — пчеловода или лесника. И Новиков, отслуживший срочно и сверхсрочно более 10 лет, стал лесником Пятиреченского лесничества. Человеку, можно сказать, повезло, другим пришлось много хуже, особенно тем, кто очутился в Приморье.

Согласно докладу полковника Наймушина, всего в Приморье было эвакуировано 26960 человек. Возможно, это были военнослужащие с семьями. Гражданского населения доставили на 16 пароходах в период с 12 по 21 ноября 7802 человека, в том числе 1358 рабочих из Северной Кореи, хотя по другим данным их значилось 808 человек. Эвакуированные оказались в положении тяжелейшем: у человека ни кола, пи двора, ни документов, ни денег, ни даже запасных кальсон в баню. Приморские власти делали все, что могли — размещали в школах, переселенческих поселках Второй Речки, обеспечивали питанием, постельными принадлежностями. Семья Мезис с большой группой курильчан месяц жила в клубе Уссурийского сахарного завода. Может, самым разумным в тех условиях было бы выписать пострадавшим документы, выдать деньги на проезд к материковскому дому и тем самым в значительной степени разрешить проблему. Но все курильчане были людьми вербованными, то есть обязанными отработать определенный срок в Сахалинской области. 1 декабря 1952 года принимается постановление Совета Министров СССР «О трудовом и бытовом устройстве населения, эвакуированного с островов Курильской гряды, и об оказании дополнительной помощи населению Камчатской области, пострадавшему при землетрясении». Пункт первый этого документа обязывал министерство рыбной промышленности и Сахалинский облисполком «направить всех трудоспособных эвакуированных для работы на предприятиях Сахалинской области, сохранить за ними непрерывный стаж работы». Каждому работнику выплачивали подъемные в размере месячного оклада или тарифной ставки и четверть оклада на каждого члена семьи. Зарплату начисляли с 5 ноября по день прибытия к новому месту работы. Разумеется, что никакой компенсации за утерянное имущество не предусматривалось.

И страдальцев снова погрузили на пароходы и по бурному зимнему морю повезли на Сахалин.

Бюро обкома партии принимает постановление: «Ориентировочно разместить по районам и городам следующее количество работников с семьями, прибывающих из Приморского края: Восточно-Сахалинский район — 50 семей, Александровский район — 220 семей, Широкопадский район — 90 семей, Томаринский район — 360 семей». Всего надлежало разместить 3585 семей.

Как ни странно, но вместо сахалинской дыры иные предпочли Северо-Курильск. Что их там ждало?

После массовой эвакуации по решению обкома партии была создана оперативная группа райкома и райисполкома в количестве 5 человек. Руководил ею первый секретарь райкома Иосиф Михайлович Орлов, избранный на августовской конференции 1952 года.

5 февраля 1953 года председателем исполкома Северо-Курильского райсовета избрали Ивана Александровича Беляева. В чрезвычайных условиях, мобилизуя небольшую часть оставшегося населения и опираясь на огромную помощь военных, курильчане восстановили работу почты, телеграфа, телефона, конторы Госбанка, развернули небольшую часть торговых точек. Удалось вывести на стоянку и ремонт уцелевшие катера и кунгасы, собрать некоторое поголовье скота, значительное количество материальных ценностей, в том числе 126 тонн муки.

Но все это и в сотой доле не удовлетворяло потребности людей, которые прибывали на восстановление разрушенного региона. Обстановку в какой-то мере обрисуют выдержки из выступления И. Орлова перед партхозактивом в марте 1953 года: «Совершенно неудовлетворительно работает рыболовпотребсоюз. До сих пор не закончена инвентаризация в торговой базе и базах рыбкоопа, из-за чего задерживается поступление товаров в магазины. На территории торгбазы до сих пор остаются разбросанные стихией товары, которые приходят в негодность и расхищаются. Снабжение населения хлебом, мукой, сахаром и другими продуктами остается неразрешенной проблемой. Столовая в порту восстанавливается уже больше месяца, там всего четыре стола и полное антисанитарное состояние. Рабочие вынуждены питаться кое-как.

Северо-Курильский госрыбтрест, во главе которого стоит т. Суслов, плохо занимается бытоустройством прибывающих рабочих. Люди вынуждены были несколько дней находиться в необорудованных помещениях, в грязи, без отопления, освещения и прочих, хотя бы минимальных удобств».

15 апреля райисполком принимает решение «О санитарной очистке территории города и населенных пунктов».

Извлечем всего два абзаца, от которых трудно остаться бесстрастным летописцем: «В результате стихийного бедствия территория города и речка сильно захламлены. Под снегом имеются неубранные трупы людей и животных, а также продукты питания. С наступлением тепла трупы и продукты будут разлагаться. В жилых помещениях появилось много крыс, и борьба с ними не ведется… Для захоронения трупов животных отвести район — бывшее место свалки… Просить начальника гарнизона тов. Есина для погребения трупов людей, обнаруженных на территории города и населенных пунктов района, и захоронения трупов животных… выделять военнослужащих».

С генералом Есиным, сменившим генерала Дуку, у местных властей складываются трудные отношения. Гражданских мало, военных много, солдаты пьянствуют и хулиганят, а командование им покровительствует. Сам генерал отличается грубостью. В марте 1953 года бюро райкома партии ставит вопрос «О политической работе в частях Северо-Курильского гарнизона». С отчетом выступает подполковник Карасик, старательно обходя острые углы. Присутствующие реагируют бурно, районный прокурор Валяльщиков разит политработника фразами: «Хождение солдат в выходные дни сопровождается групповыми пьянками, а именно: 7 марта 1953 года вечером большая часть солдат из подразделения майора Лопухова была пьяна. 8 марта на почве пьянки два солдата из части майора Коваля совершили хищение чемодана из частной квартиры; 15 марта группа патрулей напилась до потери сознания, такое же явление было 22 марта».

Обратим внимание, что после смерти И. Сталина, последовавшей 5 марта, страна жила в чрезвычайном напряжении: жители городов и сел были призваны к повышенной бдительности, силовые структуры переведены на особый режим, армия приведена в боевую готовность, страх охватил все общество: как будем жить без Сталина? А в гарнизоне пьянствуют, причем вовсе не от горя.

Послушаем прокурора дальше: «Со стороны отдельных военнослужащих имеет место присвоение социалистического имущества, по тов. Карасик на этом вопросе не остановился. Особенно характерен последний случай, произошедший 25 марта, при задержании солдат с ворованной капустой. Майор Лопухов лично содействовал солдатам в оказании сопротивления органам милиции. И тов. Есин встал на путь защиты преступников, угрожая начальнику милиции неприятностями… В вопросе сбережения и сохранения имущества, находящегося под снегом после стихийного бедствия, т. Карасик занял неправильную позицию. Он заявляет: «Что ж тут такого, если имущество подберут и привезут в часть? Имущество и продукты государственные, армия тоже».

Военный прокурор тов. Андреев заявил следующее: «Сколько бы милиция ни возбуждала уголовных дел по вопросу подобранного имущества, я их буду безоговорочно прекращать».

Генерал Есин и вовсе взбунтовался: «Райком партии хочет заняться обсуждением моей деятельности, так я официально заявляю, что райком партии не имеет на то никакого права… Все сказанные выше в мой адрес замечания я воспринимаю как личное оскорбление, попытку подорвать мой авторитет».

Тут бы не амбиции пестовать, а совместными усилиями обустраивать жизнь, в которой непросто и военным, и гражданским.

26 декабря на шестой районной партконференции подводятся итоги 1953 года. Северо-Курильский госрыбтрест сдал государству 28099 центнеров рыбопродукции — 18,8 процента плана. Убыток составил 34 миллиона 506 тысяч. Еще хуже сработало строительно-монтажное управление: план жилищного строительства выполнен всего на 8 (восемь!) процентов.

О причине хозяйственных срывов с болыо говорят делегаты. Печеник, главный инженер Северо-Курильского госрыбтреста: «Хочу подчеркнуть, что сложившаяся обстановка среди кадров плавсостава у нас сейчас самая неблагоприятная. Здесь самая низкая трудовая дисциплина, процветают пьянка и хулиганство, имеются прогулы, часты случаи невыполнения распоряжений и приказов, совершаются аварии. А ведь именно плавсоставу доверяются огромные материальные ценности и жизнь людей…».

Волович, секретарь парторганизации госрыбтреста: «На должность начальника отдела флота временно назначен тов. Судаков, прибывший сюда из Холмска. Судаков, не обладая никакими деловыми качествами, будучи в быту разложившимся человеком, ис способен обеспечить такой важный участок работы. Начальник одного из ведущих отделов треста, тов. Судаков вечно замешан в каких-то драках, лицо его всегда в царапинах и синяках. Недавно он был на Камчатке в командировке и вернулся с таким «фонарем» под глазом, что на него было страшно смотреть. Может ли такой человек пользоваться авторитетом?..».

С гневной речью обрушилась на работников торговли Светлова, редактор газеты «Курильский рыбак»: «Пора сказать о торговле на наших островах ту правду, которой она заслуживает. На первом плане у всех торговых работников — от председателя райрыболовпотребсоюза Литвинова до заведующей ларьком — спирт и выручка от него. До каких пор мы будем позволять беспринципным торгашам спаивать людей? Наше социалистическое государство не нуждается в прибыли от кабаков! Погоня за прибылями от спирта и водки — это погоня торговых работников за легким заработком. Вы разучились торговать! Отнимите спирт от вашего товарооборота, и вы вылетите в трубу через один-два месяца. Зато вам дела нет, что жителям района не во что одеться и обуться, при пашем дождливом климате у нас невозможно купить плащ. У нас постоянные перебои с самыми необходимыми товарами: то нет мыла, то нет спичек, то подолгу не бывает папирос. А как вы поступаете с лучшими товарами? Они расходятся через задние двери магазинов. Благ процветает в пашем РРПС. За примерами далеко ходить пс надо. С последней партией товаров прибыли меховые женские пальто. Кто их приобрел? Самое дорогое взяла жена Литвинова, следующее — заведующая торготделом Мельницкая, добрая половина досталась работницам РРПС, по две штуки отдали на комбинаты, где вещи попали опять-таки «своим» людям. А где больше всего растрат, хищений и убытков? В торговле, где все взаимоотношения основаны на круговой поруке… Я как-то спросила тов. Литвинова: «Почему в продажу не поступает свежее масло?» — «А мы его в продажу не пустим, пока не продадим старое, прогорклое!»…

Обратимся к иным документам. 24 апреля 1954 года на сессии райсовета обсуждаются бытовые условия жителей. «В данный момент, — сообщает докладчик, — в основном весь жилой фонд находится под снегом, попасть в квартиры можно только через снежные туннели, которые ежеминутно угрожают обвалиться. В квартирах большая скученность, большинство квартир текут. В общежитии Северо-Курильского рыбокомбината нет питьевых бачков, ведер, печи непригодные, топливо не подвезено, у 30 рабочих нет матрасов… Рабочие рыбного порта живут в самых тяжелых условиях, у них не только тяжело с жильем, у них нет поблизости питьевой воды, за водой приходится ходить на большие расстояния или прибегать к таянию снега. Поблизости нет бани, отсутствуют места общего пользования… Рабочие СМУ живут лучше других. Бывшая казарма батальона связи находится в антисанитарном состоянии, в общежитии процветают пьянка, игра в карты».

Выступающие дополняют докладчика: «Рабочие Подгорного китокомбината живут в палатках. В столовой беспорядок, рабочие часто остаются без обеда», «На рыбозаводе «Бабушкино» в зимнее время баня не работает, имеются перебои с топливом, уголь для рабочих не выписывается, так как его нет в наличии, за дровами рабочие ходят за 8 километров». Слово берет депутат Филатова, и. о. заврайздравотделом: «Общежития судорембазы, рыбпорта не обеспечены постельными принадлежностями, столами, табуретами. Нет сушилок, бачков для кипяченой воды, нет уборщиц, в общежитии грязно. В городе всего одна маленькая баня, нет ни единого санпропускника, приехавшие люди санобработку не проходят, поэтому в общежитии появилась форма-20 (завшивленность)».

Сердобольный депутат Вершинин приводил конкретный пример: «Учительница посетила квартиру неуспевающего ученика Сгшцына- Литвинова. Выяснилось, что мальчик живет в квартире, где нет ни полов, ни печки, ребенок в течение месяца не мылся в бане, не ел горячего… Школьные здания в районе, кроме Шелихово, требуют ремонта — настила полов, потолков, перекрытия крыш».

Главврач райбольницы жаловалась: в помещении постоянный холод, а 17 апреля водопровод придавило снегом, разрушило магистраль, трое суток больница была без воды. Нет лабораторий, рентгенкабинета, даже аппарата для измерения кровяного давления. Вместо 12 медсестер, положенных по штату, работают всего четыре, одна из них пьянствует.

Строители депутатам не сулят ничего хорошего. Кудасов, и. о. начальника ОКСа Северо-Курильского рыбтреста, отвечает: «Весь жилой фонд, оставшийся после стихии, очень ветхий… Отпущено на строительство бани 20 тысяч рублей. Это очень мало, и построить баню с санпропускником мы не сможем. Совершенно не отпущено денег на водоснабжение».

Сессия констатирует: «Госрыбтрест ведет строительство домов хозспособом. Не приступили к строительству бани, школы, клуба, на которые средства давно отпущены. План строительства за четыре года выполнен на 0,4 процента».

Небезынтересно заметить, что в таких условиях партийные организации проводили определенную идеологическую работу. Документы свидетельствуют: агитаторами района только в период предвыборной кампании 1953 года было проведено около тысячи бесед с охватом более 12 тысяч человек. Тематика лекций имела стремление к глобальным проблемам: «Братское содружество народов СССР», «Великий праздник румынского парода», «Две линии в германском вопросе», «Гениальный труд тов. Сталина И. В. «Марксизм и вопросы языкознания», «Борьба трудящихся в странах капитала за свои права». Особенно трогательно выглядели лекции о продлении жизни человека на земле. Не стоит думать, что лекторы были матерыми догматиками. Темы лекций определяли не они.

Так жили курильчане.

Пункт 15 правительственного постановления разрешал военному министерству израсходовать до трех миллионов рублей на выдачу пособий пострадавшим генералам, офицерам, сверхсрочникам, вольнонаемным работникам. Старшина Новиков получил 1500 рублей, на которые можно было купить хороший костюм. Сбережения, накопленные на Курилах, накрылись волной. А их хватило бы на хороший дом. Согласно тому же постановлению пострадавший мог взять ссуду до 10 тысяч рублей на строительство дома сроком на 7 лет, но такой возможностью он не воспользовался, а своими силами поставил у подножия сопки избушку на курьих ножках, в ней и вырастил детей. И только около двадцати лет назад лесник Григорий Викторович Новиков построил себе просторный дом, и тоже на свои кровные. Все награды и документы фронтовых лет пропали при катастрофе, и лишь когда пришли подтверждения из архива министерства обороны, он 9 Мая встал в строй ветеранов. К нынешнему времени строя уже нет, он один идет к памятнику, опираясь на палку.

Описанная катастрофа была самой ужасной в послевоенной истории нашей области. Забыты ее жертвы и страдальцы. Только стараниями бывшего начальника Сахалинрыбпрома Геннадия Полякова в Северо-Курильске поставили памятник Михаилу Семеновичу Альперину. Так у нас прививают «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам». Однако, как понял читатель, трупы, возвращенные морем, хоронили без гробов, без памятников, без надписей на них. Пиловочник там был в дефиците. Впрочем, не только пиловочник.