Люди старшего поколения помнят, какие ходили слухи о роскошной жизни «отцов» рыбной мафии 70-х годов, о золотых ваннах и серебряных унитазах в их московских квартирах. Осенью 2000 года мне удалось познакомиться в Государственном архиве РФ с делом В. Рытова. Читать все сто пятьдесят томов не было времени, пришлось ограничиться обвинительным заключением и приговором. Выслушал я и воспоминания его друзей. Дело оказалось банальным, и я забросил документы в долгий ящик… Но избавиться от них оказалось не так-то просто. Чем больше я раздумывал над драмой Рытова, тем труднее было ответить, в чем он преступник, а в чем — жертва. Это суду все было ясно: используя свое служебное положение, он брал взятки из корыстных побуждений. Мне непонятно было, почему суд, скрупулезно исследуя факты взяток, совершенно не коснулся взяточничества как явления. Какие причины порождали его? Не собираюсь Рытова ни судить, ни оправдывать. Расскажу, как понял, почему незаурядная биография завершилась позорной развязкой.

 

Личность и карьера

В шахтерском крае вырастало смелое племя, опаленное войной, пытанное оккупацией и голодом. Их отрочество и раннюю юность ярко осветила слава Победы. Им было кому подражать: имена краснодонских молодогвардейцев, отважных разведчиков, легендарных летчиков и танкистов, лихих моряков были у каждого на устах. О героях запоем читали книги, с чувством глубокого сопереживания смотрели фильмы.

Белые паруса, о которых грезилось с детства, поманили Рытова из рудника Буров Макеевского района Сталинской области в Таганрогскую мореходку. Рослому юноше, на голову выше тощих абитуриентов, бойко отвечавшему на любой вопрос, поступить не стоило особого труда. Учился он с упоением, о чем свидетельствует документ: «За отличные успехи и примерное поведение в 1946–1947 учебных годах юнга 3-го класса судоводительского отделения Таганрогской рыбопромышленной мореходной школы Владимир Рытов награжден похвальной грамотой». Позже он учился на различных курсах, в Дальрыбвтузе и везде имел хорошие и отличные оценки.

Выпускнику Таганрогской мореходки Азовское море с его килькой показалось мелковатым, и он попросился на Сахалин, где стал работать на промысловых судах. В марте 1955 года он — участник совещания актива работников рыбной промышленности. Совещание, на котором присутствует первый секретарь Сахалинского обкома КПСС П. Чеплаков, должно дать ответ на вопрос: как рыбакам выйти из глубокого провала? В 1954 году только 22 процента общего календарного времени суда находились в море и лишь 12 процентов — непосредственно на лове. И вот выходит на трибуну добрый молодец с кудрявой золотистой шевелюрой и рубит невзирая на лица: «Из-за неумелого, неоперативного руководства флотом Главсахалинрыбпрома и управления активного лова наши усилия не дают желаемых результатов… Следует отметить, что и после слияния Томаринской сейнерной базы, Невельской базы морского лова и управления «Сахалинрыбфлот» в единое управление активного морского лова дело не улучшилось. Реорганизация прошла, а порочный стиль руководства остался. Работники управления тт. Бута, Шкуро и другие руководят флотом с помощью радиограмм и не знают положения на местах».

Молодого капитана заметили. Его посылают в годичную школу усовершенствования плавсостава г. Владивостока. В том же 1957 году начальник Главсахалинрыбпрома А. Бабаев назначает его флагманским капитаном. В 28 лет он занял должность, которую обычно вручали зрелым мореходам. Экспедиции, возглавляемые Рытовым, отличались четкой организацией труда, перевыполнением плановых показателей, отсутствием чрезвычайных происшествий. Правда, как-то случай неприятный вышел. С одного судна доложили: рыбак проворовался, матросов с трудом удержали от расправы. Рытов немедленно прибыл на судно, приказал выстроить команду и привести виновника.

— Я принял решение, — прогремел голос флагмана, — повесить его! Боцман, соорудите петлю!

Боцман вытаращил глаза.

— Выполняйте, я отвечаю!

Когда воришка понял, что зависшая петля и табурет под ней завершают его земные мытарства, он упал на колени и пополз к ногам Рытова, прося прощения. Строй стушевался. Рытов подошел к команде:

— Ну что, простим гада?

— Да не марайте рук! Только уберите его с наших глаз.

Рытов, предупреждая возможный донос, об этом казусе доложил работнику Холмского горкома Б. Касянюку. Тот решил не раздувать кадило, лишь спросил:

— А если бы моряки утвердили твой приговор?

— Во-первых, я был убежден, что они никогда этого не сделают. Во-вторых, запасной вариант решения у меня был. Какой? Капитанская тайна.

Отличался Рытов и тем, что любил «закинуть за воротник». О его ресторанных подвигах ходили легенды, его удар ввергал «противника» в состояние контузии. В вышестоящих инстанциях реагировали так: пьян да умен — два угодья в нем, умеет в лоб дать — так это достоинство мужчины, а не порок. Зато инициативен, трудолюбив, дело знает досконально, костьми ляжет, но слово сдержит, за чужую спину не прячется.

В феврале 1959-го тридцатилетнего Рытова назначают на должность заместителя начальника управления сейнерного флота, где он отвечал за добычу и состояние флота, был ломовой лошадью, которая везла самую тяжелую поклажу. Именно этот трудный период в пять с половиной лет стал стартовой площадкой, откуда он начал стремительный взлет. За труды в этой должности ему вручили орден «Знак Почета». В мае 1965 года его назначают начальником управления морского рыболовного и зверобойного флота, через полтора года — начальником управления океанического рыболовства. В Корсакове он пробыл всего полгода, видимо, ждали, пока получит диплом в Дальрыбвтузе.

В этот короткий период вплетается эпизод, характеризующий деловые качества Рытова. К нему прибыл инспектор областного комитета народного контроля Владимир Григорьевич Немцев:

— К нам поступила жалоба от жен ваших моряков: они не могут получить зарплату мужей…

Пробежав глазами бумагу из комитета, подписанную В. Лобановым, Рытов вызвал секретаршу:

— Меня ни с кем не соединять, ко мне никого не пускать, пусть немедленно придут… Сидите здесь! — обратился он к Немцеву.

Инспектор с интересом наблюдал. В подобных случаях руководящие лица отвечали: разберемся, в положенный срок дадим ответ. Рытов разрешил вопрос в течение двух часов. Он вышел на связь с судами, затребовал документы, выслушал приглашенных, кого-то отчитал, кому-то объяснил, погасил возникший было спор. Логика его была проста, как палка:

— Рыбаки заработали деньги? Заработали! Тогда почему их жены не могут получить? Виноват капитан — спрошу с капитана. Виновата бухгалтерия — спрос с вас. Сегодня после обеда приступайте к выдаче денег. Женщин оповестите по телефону, через сарафанное радио… Товарищ Немцев, сейчас секретарь вам подготовит ответ: с четырнадцати часов сего числа зарплата женам моряков управления океанического рыболовства выдается. Копия приказа о наказании виновных будет направлена в ваш адрес в ближайшие дни.

14 июня 1967 года Владимир Ильич Рытов занимает кабинет начальника Сахалиирыбпрома.

С первого дня сотрудники и рыбаки ощутили твердую руку специалиста и толкового администратора. Прежде всего, он взял на себя утренние переговоры с флотом, которые до него вели начальники экспедиций. Переговоры способствовали оперативному решению многих проблем. Без крутой ломки, без кадровых передряг он подтянул работу всех отделов. Каждый понял: к Рытову ходить без подготовки не следует, «очки втереть» ему невозможно, любой предмет знает досконально, мысль схватывает на лету, требует глубокой проработки любого вопроса. Лиц, прибывающих из командировки, на второй день приглашал к себе, выслушивал, вникая во все детали. Он умел работать в кабинетах, но еще больше стремился к живому общению с рыбаками и рыбообработчиками. В путину 1968 года на вертолете с группой специалистов он посетил все рыбацкие станы северного Сахалина — самые недоступные места, выслушал десятки, сотни людей. В командировках рождались идеи, которые через определенное время облекались в материальные формы. За короткий период с 1967-го по 1971 год включительно добыча рыбы возросла с 4,5 миллиона центнеров до 6 миллионов. Когда министр рыбного хозяйства СССР А. Ишков приехал на Сахалин, В. Рытов приятно поразил его уровнем своей подготовки, глубиной и ясностью суждений, четкостью распоряжений, умением охватить массу проблем, способностью определять пути их разрешения.

В декабре 1970 года Рытов и несколько специалистов Саха- линрыбнрома находились в Москве, в командировке. Командировка удалась, все вопросы были решены, и все рвались домой: до Нового года оставалось меньше двух недель. Министр разрешил специалистов отправить, а Рытова попросил остаться до понедельника. Так и сказал: прошу!

Рытов оставил с собой начальника лаборатории Корка, с которым был дружен:

— Юрий Иванович, я не желаю здесь торчать в одиночку!

До понедельника бродили по Москве, сидели у телевизора, делились столичными впечатлениями.

От Ишкова Рытов прибыл в необычном состоянии.

— Что случилось, Владимир Ильич? То ли ты выпил крепко, то ли тебя из-за угла дубиной огрели?

— Ни то, ни другое. Вот только не знаю, лучше это дубины или хуже.

Рытов заметался по гостиничному номеру, издавая тяжкие вздохи. Часа через два он не выдержал:

— Ишков мне предложил пост своего заместителя.

— Поздравляю!

— Не спеши. Я пока согласия не дал, попросил разрешения подумать до утра. И вот думаю, рассуждаю так и так, бросаю на весы и плюсы, и минусы. Посуди сам: на Сахалине я начальник, а тут — подчиненный. Там у меня нормальное, даже хорошее отношение с коллективом, с областным руководством. А тут Москва — грызня, склоки, подсиживания, доносы. Не успеешь охнуть — сожрут и выплюнут. С другой стороны — размах, постижение механизма государственного управления, возможность помочь нашему Сахалину, рыбакам. Ну и скажу так: не тот я человек, которого легко схряпать. Подавятся… А ты мне что посоветуешь?

— Чудак человек! Ничего я не посоветую, потому что ты все равно сделаешь по-своему. Тебе предлагают — ты и решай!

Рытов носился по номеру, как лев, запертый в клетку, долго ворочался в постели, а утром сказал:

— Иду сдаваться. Второй раз не предложат.

Нет, не «лохматая рука», а личные достоинства вознесли его в кабинет заместителя министра рыбного хозяйства СССР. Он занял его в феврале 1971 года.

Сахалинцы Рытова проведывали. Его старый друг Виктор Яковлевич Никулин, не раз водивший экспедиции в Охотское и Берингово моря, к южным Курилам, бывая в Москве по служебным делам или проездом в отпуск, останавливался у Рытовых. Тогда засиживались с хозяином за разговорами далеко за полночь. Однажды Рытов рассказал:

— Прежде чем утвердить меня в должности на заседании Совета Министров СССР, я прошел не одно собеседование в правительственных и цэковских кабинетах. Но самой странной была встреча на Лубянке. Серьезное учреждение! Пришел я туда в назначенный час — пропуск выписан, сотрудник провел в один из кабинетов. Сидят там двое за совершенно пустыми столами: и одежда на них одинаковая, какого-то темно-серого цвета, и возраст неопределенный — то ли им по тридцать, то ли по сорок. Не встали, не подали руки, пригласили сесть. Сидевший за начальническим столом сказал: «Товарищ Рытов, мы о вас знаем все, но вы идите и спокойно работайте!». И больше ни слова! Ну, хотя бы о чем-то спросили, в чем-то упрекнули, задали какой-то вопрос! А я до сих пор не успокоюсь: ведь там держат булыжник за пазухой! Когда же шарахнут меня по башке?

На переезд в столицу друзья-капитаны скинулись и вручили Рытову пять тысяч. В ожидании квартиры его поселили в гостиницу, однако бухгалтерия министерства оплачивала в сутки всего 2 руб. 50 коп., остальные расходы он должен был покрывать из своего кармана.

Деньги утекали, как вода из дырявого ведра. В целях экономии он перебрался в пустовавшую двухкомнатную квартиру Б. Копылевича, директора Холмской жестянобаночной фабрики, которую тот охотно предоставил безо всяких условий. Когда, наконец, выделили четырехкомнатную квартиру по улице Павла Корчагина, расходы резко возросли: помещение надо было обставить, дочерям и жене обновить гардероб. За вычетом взносов и оплаты коммунальных услуг на все про все оставалось триста рублей — на один заход в ресторан.

Между тем в системе рыбного хозяйства крутились нелегально бешеные деньги. У одних был их избыток, но не имелось рычагов управления, у других были рычаги, но не имелось денег. Рано или поздно эти должны были найти тех, а те — этих.

Один из гоголевских персонажей взяточничество обосновал убийственной логикой: «А пусть к тебе повадится черт всякий день иод руку, так вот и не захочешь брать, а он сам сует. А тут Прасковью Федоровну наградил бог такою благодатью, что год, то несет: либо Праскушку, либо Петрушку». Такою благодатью Мария Васильевна Рытова не обладала, она родила лишь двух дочерей, но денег катастрофически не хватало. А тут все чаще и все назойливее завертелись возле ее мужа начальник объединения «Мосрыба» Э. Плохотников и его заместитель, он же генеральный директор торгово-производственной фирмы «Океан» Е. Фельдман. Рассказывали, что в те времена Фельдман был в Москве человеком номер один, он мог все достать, разрешить любой вопрос. Фельдман после деловых бесед неоднократно приглашал Рытова на важный строящийся объект — рыбный магазин «Океан» на Комсомольском проспекте. Система магазинов «Океан» создавалась по всей стране, она должна была открыть новую страницу в потребительском деле и продемонстрировать ЦК, народу достижения минрыбхоза и советской торговли. Именно во время таких посещений, как позже установило следствие, «сложились хорошие отношения, принявшие доверительный характер…». Фельдман умел тактично спросить совета, тонко польстить, придать всему разговору тон искреннего расположения, незаметно оказать мелкие услуги. Наконец он доставил на квартиру Рытову перед майскими праздниками набор продуктов, где оказались мясные и рыбные деликатесы, фрукты, ранние овощи, кондитерские изделия, шампанское, водка, импортное пиво в баночках, тонизирующие напитки. Набор избавлял хозяйку от предпраздничных хлопот о столе, хозяина — от финансовых расходов, поскольку тянул на 250 рублей.

Продукты привез шофер. Рытов, всегда щепетильный при ресторанных расчетах, воспринял подношение как должное. Какой в том криминал, если кто-то кому-то принес гостинцы к празднику? Далее подношения стали регулярными: к дню рыбака, к 7 Ноября, к Новому году. В 1974 году был сдан в эксплуатацию магазин «Океан» на проспекте Мира, где директором стал Фишман, прекрасно осведомленный о взаимоотношениях Фельдмана и Рытова. Теперь и от Фишмана стали поступать наборы: к праздникам — стоимостью 100–150 рублей, к выходным дням поскромнее — на 20–30 рублей.

Не Фельдман и не Фишман изобрели подношения. Во многих столичных магазинах комплектовались заказы для «нужных» людей. Допрошенный в качестве свидетеля заведующий отделом фирмы «Океан» А. Каневский показал, что все их магазины ежегодно комплектовали наборы к праздничным датам с последующей доставкой на дом согласно списку, составленному Фельдманом.

— Так полагается! — утверждал Фельдман, который знал лучше других начальственную Москву, подпольное движение товарных и денежных потоков, великолепно налаженную систему покрытия этих расходов за счет массового покупателя. Позже следствие подсчитало, что только от Фельдмана за несколько лет Рытов получил таких наборов на общую сумму 3750 рублей. Нет никакой возможности подсчитать, сколько таких наборов комплектовалось по всей Москве, по всем городам государства, каков был размах всесоюзной обираловки.

Рытову предстояли командировки в Польшу, Норвегию, Аргентину для деловых переговоров по проблемам рыболовства. Фельдман и здесь оказался незаменимым. У него в столичном ателье № 7 по Художественному проезду был свой человек — Ган- зман, портной, работавший на европейском уровне. Комплекция Рытова требовала высокого мастерства, чтобы скрыть неприличную полноту. Ганзман сам подобрал материал, сам раскроил и сшил. Со временем он стал оказывать постоянные услуги, сшил Рытову еще два костюма, два пальто. Стоимость материала и работу оплачивал Фельдман. Он же при каждом выезде снабжал Рытова подарками: по три бочонка красногорской сельди, по 30 банок черной и красной икры, другими деликатесами вкупе с наборами отличной столичной водки.

 

В «разбойничьем вертепе»

Первые «живые» деньги Рытов получил осенью 1972 года от Федорченко. Знали они друг друга с шестидесятого года, со времени рыбацких успехов на Сахалине и удалых набегов на рестораны Холмска и Невельска. Ко времени их московской встречи Федорченко был начальником управления «Аз- черрыбсбыт», по служебным делам приезжал в министерство и рад был встрече с Рытовым. И совершенно естественным было его приглашение в ресторан «Ново-Арбатский» на Калининском проспекте. В один прекрасный вечер их там ждали Кохреидзе, Рейндам и Ларин. Состоялось знакомство. Застолье было приятным: старые друзья вспоминали сахалинскую молодость, новые — восхищенно внимали, выражая восторги витиеватыми тостами. Вечер повязал их тугим узлом. Рытов пообещал оказывать помощь в отгрузке рыбной продукции. Договор скрепили первым скромным взносом. Позже Рытов показал: «Это произошло в туалете. Деньги были без конверта, купюрами по 25 рублей. Эти деньги я положил в карман. Федорченко сказал, что он даст команду ребятам, чтобы они помогали мне и давали в месяц по тысяче рублей». Кохреидзе хорошо запомнил этот случай: «Когда мы выходили из ресторана, то я, Рытов, Федорченко и Рейндам пошли в туалет. Там никого не было. Я видел, как Федорченко положил Рытову в карман пиджака деньги. Я тогда подумал, что Федорченко сделал это демонстративно, чтобы показать мне и Рейндаму, что он сам несет дополнительные расходы».

Похоже, взяткодатель демонстрировал, помимо расходов, свою власть над Рытовым. Отныне выходило, что не Рытов, не Совет Министров становятся хозяином в стране, а те, кто их купил. Словно оправдываясь, Рытов отзывался о столице близкому другу так:

— Это не город, а разбойничий вертеп. Все там берут по-черному. Шайки грабителей с вежливыми мордами сидят в каждом учреждении и с нетерпением ждут, кого обчистить. Иначе не проживешь.

Эпизод с трехсотрублевой взяткой привлек внимание следствия как первый шаг в последующей цепи преступных деяний. Далее события развивались по классической схеме: Рытов подписывал документы, делал звонки, отдавал устные и письменные распоряжения, направляя потоки рыбной продукции в пользу взяткодателей. Вот лишь некоторые фрагменты. В начале августа 1977 года Фельдман вручил Рытову в его служебном кабинете 5 тысяч рублей. Рытов тут же позвонил заместителю начальника объединения «Каспрыба» Покровскому в Астрахань и дал указание об отгрузке фирме «Океан» двухсот тонн осетровых балыков.

Получал взятки Рытов и от Н. Кохреидзе, начальника объединения «Грузрыбпромсбыт». В сентябре 1973 года Рытов с женой отдыхал в Сочи. Кохреидзе посчитал долгом, чтобы у дорогих гостей было вдоволь фруктов, вина, чтобы и деньжата водились для развлечений. Кохреидзе и Асатиани подарили семье винный деревянный набор из восьми предметов на шесть персон, панно- чеканку и золотые серьги. Грузины давали деньги на покупку дома для родителей Рытова, которых он собирался перевезти из Донбасса в Подмосковье, на служебную поездку по Дальнему Востоку, на свадьбу дочери. Рытов звонил на Сахалин начальнику Сахалинрыбпрома Г. Полякову, директору Южно-Сахалинского рыбозавода Н. Ли и требовал отгрузки рыбопродукции по указанным адресам: «Срочно! Самолетом! С нарочным!».

Рытов на одном из допросов показал: «В начале 1973 года Кохреидзе приехал в министерство, попросил у меня помощи: Полякову я дал команду об отгрузке одной тонны красной икры. Ее доставляли в Тбилиси через Москву на самолете с сопровождающим… Кохреидзе передал мне 2000 рублей. Деньги были в конверте, я положил их в стол».

Летом 1975 года Кохреидзе и Асатиани были у Рытова дома. Обсуждались вопросы материально-технического снабжения, в

том числе о выделении грузового автомобиля для Кутаисского рыбозавода. Рытову передали три тысячи рублей, за что Кутаисский рыбозавод получил от «Дальрыбсбыта» 156 тонн 655 килограммов пристипомы и 136 тонн 800 килограммов горбуши.

Рытов вошел во вкус. Толстяк Кохреидзе после московского звонка жаловался жене:

— Он требует от меня сапоги-чулки для жены. Да ведь у меня не обувной магазин!

Кохреидзе доставал не только сапоги-чулки, но и деньги из кошелька, чтобы Рытов помог ему занять должность начальника объединения «Грузрыбпромсбыт». Гагуа платил, чтобы его родственник был назначен директором магазина в Гаграх. Мелу шев платил, чтобы Вороши л овградскому рыбозаводу выделили рефрижератор. Разные лица оплачивали стоимость финских спортивных костюмов, билетов на концерты, швейной машины «Веритас», золотых серег, мужских сорочек нестандартного размера, пошитых на швейном объединении «Москва», и каждый преследовал свои корыстные цели. Однако, как свидетельствуют документы, дело заключалось не в Рытове.

 

К высшей мере

«Прокуратурой Союза ССР произведено расследование по уголовному делу о взяточничестве и служебных злоупотреблениях некоторых ответственных должностных лиц системы Министерства рыбного хозяйства СССР: Рытова В. И., Кохреидзе Н. Д., Бондаренко В. П. и других.

При этом установлено: обвиняемый Рытов В. И., работая с февраля 1971 года по сентябрь 1978 года заместителем министра рыбного хозяйства СССР, вошел в преступную связь с рядом подчиненных ему руководящих работников подведомственных организаций и, используя свое ответственное должностное положение, в период 1972–1978 гг. неоднократно получал от них взятки за свое содействие в отпуске сверхплановой рыбной продукции, в том числе деликатесной и пользующейся повышенным спросом, в ускорении поставок разной рыбы, выделении транспорта, технического оборудования, строительных материалов, покровительстве по службе, назначении или перемещении по должности, а также в благоприятном решении некоторых финансово-хозяйственных вопросов и оказании иных услуг.

В числе тех, от кого Рытов неоднократно получал взятки, были: начальник объединения «Мосрыба» Плохотников Э. А., его заместитель, он же и. о. генерального директора торгово-производственной фирмы «Океан» Фельдман Е. Б., заведующий объединенным отделом № 4 той же фирмы Фишман С. Е., начальник управления «Азчеррыбсбыт» Федорченко В. Г., начальник областного производственного объединения «Ворошиловградрыба» Рейндам, директор Ворошиловградского рыбозавода Ларин И. И., заместитель директора гагрского фирменного магазина «Океан» Гагуа А. П., а также привлеченные к уголовной ответственности по настоящему делу: начальник производственно-сбытового объединения «Груз- рыбпромсбыт» Кохреидзе Н. Д., его заместители Шургая И. Ш. и Асатиани А. Г., директор сочинского магазина «Универсам» Скосарев А. С., директор сочинского магазина «Океан» Пруидзе А. С., директор сочинской оптовой базы «Рыбпромсбыт» Бондаренко В. П., начальник производственно-сбытового объединения «Куйбышеврыба» Прокопьев А. Л., начальник рыбоперерабатывающего цеха Донецкой базы-холодильника Милушев Ч. X., директор комбината «Грузрыбхоз» Нацвлишвили О. П., начальник объединения «Узрыбпромсбыт» Осипянц Р. Г. и другие.

В указанный период обвиняемый Рытов от них и некоторых других лиц разновременно получил в качестве взяток деньгами 123 тысячи 800 рублей, а также разных ценностей, промышленных и продовольственных товаров на сумму свыше 37 тысяч 900 рублей.

Кроме того, Рытов в 1974–1978 годах, вопреки интересам службы, занимался поборами, принимая от подчиненных, а также от представителей иностранных фирм разного рода подношения и ценные вещи, чем причинял существенный вред интересам государства, компрометируя свое высокое должностное положение.

Установлено, что обвиняемые Кохреидзе, Шургая и Асатиани на протяжении ряда лет давали взятки и. о. начальника объединения «Союзрыбпромстрой» Рогову А. И., начальнику управления «Союзрыбпромсбыт» Денисенко И. Ф., начальнику управления «Азчеррыбсбыт» Федорченко В. Г., начальникам отделов комплектации объединения «Союзрыбпромсбыт» Фатьянову А. С., Маку шину Ю. М., начальнику объединения «Краснодаррыб- промсбыт» Артамонову А. С., его заместителю Островерхому Н. Н., директору Адлерского рыбозавода Вайнштейну. От обвиняемых Бондаренко, Скосарева и Пруидзе взятки получал в числе других и председатель исполкома Сочинского городского Совета депутатов трудящихся Воронков В. А.».

Далее в документе подчеркнуто, что взяткодатели и сами получали взятки «от подчиненных им работников специализированных и фирменных рыбных магазинов, содействуя отпуску для них дефицитной рыбной продукции, пользующейся повышенным спросом».

10 октября 1978 года Владимира Ильича Рытова вызвали в генеральную прокуратуру, и домой он больше не вернулся. Следствие шло долго. В тюрьме он встретил свой полувековой юбилей. К его чести, перед следствием и судом он не юлил, от ранее данных показаний не отрекался.

18 августа 1981 года судебная коллегия Верховного Суда СССР огласила приговор: по совокупности совершенных преступлений на основании ст. 40 УК РСФСР окончательным наказанием Рытову В. И. назначить смертную казнь с конфискацией имущества.

Никто не знает, о чем он думал в тягостные дни, ожидая ответа на просьбу о помиловании, направленную в Президиум Верховного Совета СССР. Просьба была отклонена. В марте 1982 года на очередной запрос семьи пришел лаконичный ответ: «Рытова Владимира Ильича, рождения 29 октября 1929 года, считать умершим».

Остальные получили различные сроки тюремного заключения. Итак, порок был наказан, но это вовсе не означало торжества добродетели. Разве что какой-нибудь обыватель в глухомани, куда доходили ущербные слухи о расправе над взяточниками, злорадствовал:

— Так им и надо! Вот бы еще наших прищучили!

А умный человек понимал: ну посадили Плохотникова, упекли Фельдмана, законопатили Фишмана, загнали в зону вечной мерзлоты Федорченко, но ведь система, породившая их, осталась нетронутой! И их преемникам суждено будет делать то же самое: составлять списки, комплектовать наборы, развозить их по домам, приглашать нужных лиц в рестораны или на пикники, давать на лапу. Иначе не пойдет дело. Деликатесный продукт был «смазкой», без которой экономика страны плохо работала. Фельдман нисколько не преувеличивал, говоря, «так делают все». По выражению Брежнева, на одну зарплату в Советском Союзе никто не жил, включая самого генсека!

В своей книге «Они правили областью» сахалинский историк Н. И. Колесников, работавший более десяти лет в аппарате обкома, тесно общавшийся с первым секретарем П. А. Леоновым, описывает следующий эпизод: «Однажды (это было уже ближе к концу работы Леонова в Сахалинской области), войдя к нему в кабинет, я заметил, что он чем-то сильно расстроен… Оказалось, что он только что прочитал закрытый документ ЦК КПСС, в котором давалась острая оценка ряду вскрытых фактов взяточничества, воровства и пьянства среди руководящего состава некоторых территорий СССР. Его это сильно огорчило. Несколько успокоившись, он не без гордости заметил: «Но наш руководящий состав, наш актив этими болезнями не заражен».

Может, это и так. Но каждый раз, когда Павел Артемович (а еще чаще его жена) вылетал в столицу, «комендант Кремля», как именовал Леонов заведующего общим отделом, въезжал на обкомовском «газике» прямо на полосу аэродрома и загружал в багажный отсек увесистые коробки с дарами моря. Вполне возможно, что эти дары способствовали продвижению в высоких кабинетах сахалинских вопросов и именовались мелкими презентами, да ведь, как заметил еще городничий судье Ляпкину-Тяпкину, борзые щенки — тоже взятка.

И беда была не в скудости зарплаты. Ее можно было увеличить вдвое, втрое, но на производственные порядки это не повлияло бы никак. Был утрачен движитель трудового процесса. «Умение жить» оказывалось важнее умения трудиться. «За что нам дают заработную плату? — вопрошал въедливый читатель «Литературной газеты» тех времен. — За должность, за выслугу лет, за диплом, за звание, за разряд, за отдаленность, еще бог знает за что, но не за работу!». У более пытливого человека возникали еще более дерзкие вопросы: «Что это за страна, если заместитель министра вынужден продаваться лавочникам за сапоги для жены? А как тогда жить рядовому человеку?».

Напрасно казнили Рытова. Через пятнадцать лет после суда над ним известный журналист В. Белоцерковский написал: «Разгул коррупции и мафиозности на всех уровнях власти и бизнеса представляет собой, возможно, самый негативный результат реформ и самую большую, может быть, смертельную опасность для страны».

Дело взяточников живет и побеждает.