…Центральный космопорт Посейдона встретил транзитных пассажиров пасмурным, сочащимся мелким дождем, небом. Темные свинцовые тучи висели так низко, что, казалось, подними вверх руку, сожми одну из них, как губку, – и вместо противной мороси вниз хлынет не менее противный холодный ливень. Лайнер на Новый Эльзас отходил только через три часа, которые предстояло провести на планете, правда, не покидая территории посадочного комплекса, что Лику вполне устраивало: так было меньше шансов нарваться на лишнюю проверку. Конечно, Марта уверяла, что ее гражданский жетон ни у кого подозрений не вызовет, но рисковать – учитывая, что она с собой везла – не хотелось. Как не хотелось и выходить на улицу. Узнав, от какого терминала отойдет орбитальный челнок и когда начнется посадка, журналистка зашла в уютное и совершенно пустое кафе на втором этаже. Устроившись за столиком возле огромного окна из небьющегося стеклопласта, выходящего на завешенное моросью бетонированное поле, по старинке называемое «летным», она заказала себе горячий обед – есть хотелось просто неимоверно, видимо, все еще сказывалась трехдневная лесная эпопея. Официантка споро принесла заказ и безропотно – спасибо Марте, настоящего имени которой она так и не узнала! – приняла к оплате карту «Галактического кредита». Планета жила своей жизнью, будто и не было никакой войны и интервенции, и командование Второй ударной не отрабатывало на виртуальных тактических симуляторах планов вторжения на Посейдон… и родной Сережка Чебатурин не сходил с ума от неизвестности по пропавшей невесте на борту далекого «Мурманска». Война ощущалась лишь в одном: пассажиров и туристов в здании космопорта было на несколько порядков меньше, нежели в мирное время. Кстати, насчет Чебатурина – получил ли он ее последнее сообщение, отправленное перед неудавшейся командировкой на «мирную» Адору? Поверил ли в то, что своенравная невеста вовсе не по своей воле вляпалась в очередную авантюру? Ох, Сережка, знал бы ты, каково мне сейчас…

Механически поглощая заказанный обед, между прочим, достаточно вкусный: похоже, недостатка в продуктах на оккупированной планете вовсе не существовало – или новая власть просто пускала пыль в глаза нечастым пассажирам? – Лика, совершенно неожиданно для себя, вдруг стала вспоминать, с чего у них все началось…

… – Ну что, господин контр-адмирал, пожалуй, начнем?

Лика встряхнула короткими кудрями. Нет, все-таки хорошо, что волосы у нее вьются! Чуть пригладила, и прическа готова. По крайней мере на мокрую курицу и на нечесаную козу она никогда не походила, а ведь в детстве, глупышка, не раз пыталась распрямить волосы. Сама она этого не помнила – мама рассказывала, как Лика потешалась над младшей сестренкой, усердно смачивающей и расчесывающей такие же непослушные и такие же рыжие, как и у нее, волосы.

Против обыкновения, адмирал сегодня был угрюм. Что же такого случилось? Нечто, о чем неплохо было бы выведать, а то штаб, как обычно, очень однобоко освещает события. Вот и поди, напиши что-нибудь, что было бы интересно читателям!

– Задавайте вопросы, – буркнул контр-адмирал, разглядывая свои руки. «Красивые руки, сильные. Наверное, когда тебя обнимают такими руками, чувствуешь себя в полной безопасности», – неожиданно для самой себя подумала Лика и, смутившись, резко покраснела. Хорошо еще, что свет направлен на Чебатурина, авось не заметит. «Задавайте вопросы!» Ну, ладно… Лика достала список. Контр-адмирал был человеком неразговорчивым, к тому же зачастую прерывал интервью на самом интересном месте, а если и не прерывал, всем своим видом показывал, что делает журналистке, пристающей со своими глупыми вопросами, большое одолжение. Вот бы и сейчас прервал! Вызвал бы его кто-нибудь, что ли! Никогда еще Лика не ощущала себя так неуверенно. Она, «акула пера», по мнению коллег, не боявшаяся даже самого грозного Главкома, адмирала Политова, сейчас отчего-то чувствовала себя не в своей тарелке. Лика крутанула в пальцах авторучку – она обычно предпочитала записывать ответы на бумагу, хотя таким способом интервью не фиксировал больше никто. Да и действительно, зачем, если в комме есть встроенный диктофон и мини-камера? Но отсутствие автоматической записи отчего-то позволяло интервьюируемым расслабиться, избавиться от необходимости каждую секунду держать себя «в рамках». Соответственно, и говорили они более охотно, не боясь, что неверно сформулированная или высказанная фраза будет превратно истолкована и станет предметом насмешек. Кроме того, во время записи Лика ухитрялась еще поглядывать тайком на своего респондента, делая выводы о его характере.

Ручка, словно издеваясь, выскользнула из пальцев и улетела куда-то в угол, по закону подлости закатившись под шкаф для документов, и девушка снова покраснела. Ох, щеки и уши уже такие горячие, что впору яичницу жарить! Чебатурин без тени улыбки тут же протянул ей собственную ручку. Смотри-ка, видать, и он тоже периодически бумагой пользуется! «Да, и не только для подтирания!» – произнес в голове грубый внутренний голос; произнес – и омерзительно хихикнул вдогонку.

Механически зачитывая вслух вопрос, стоявший в ее списке под первым номером, и так же механически фиксируя ответ – много лет назад, когда она только записалась на курсы стенографии, младшая сестра пришла в полное недоумение: зачем изучать что-то, чем уже вторую сотню лет никто не пользуется?! – Лика думала о том, как бы не показать адмиралу своего смущения. Но, задавая второй вопрос, она уже думала только об интервью – профессионализм взял верх над непонятной робостью. Чебатурин отвечал, Лика искала и находила в его объяснениях слабые места и, как водится, цеплялась за них. Но контр-адмирал, обычно реагировавший на ее «подколы» довольно бурно, в этот раз был подозрительно тихим и задумчивым, и к концу интервью Лика окончательно утратила азарт.

– Ну, вот, пожалуй, и все. Спасибо! – Она поднялась.

– А знаете, что вы моя должница? – Поди разбери, что таится в этих серых глазах и что он вообще имеет в виду. – Лика недоуменно вздернула брови. – Вы меня интервьюируете уже восьмой раз.

– Так не в десятый ведь! Вот будет десятый, честное слово, куплю вам торт… и цветы, – не удержавшись, она все-таки поерничала.

– Я на полном серьезе. Еще ни один из репортеров так долго не выдерживал, одно интервью, максимум – два…

– Что ж, в таком случае мой должник – это вы! – сощурилась Лика, в глубине души подивившись такому обороту разговора. – Сладкое я не люблю, а цветы на линии фронта вы вряд ли достанете, так что с вас, Сергей Геннадиевич, маринованные грибы. Земные!

Чебатурин неожиданно серьезно кивнул.

– Договорились. Но в таком случае вам придется сделать мне одолжение, причем нужны вы мне именно в качестве, гм, женщины.

Сердце предательски екнуло, будто в предвкушении чего-то хорошего. Но, как выяснилось, ошиблось:

– Если вы не против, завтра вам принесут платье и туфли, и мы отправимся на одно торжественное мероприятие, нечто вроде вечеринки для старшего комсостава. Понимаете, это довольно важное мероприятие, где будет присутствовать руководство Флота и члены правительства, и мне просто необходимо появиться там вместе с дамой. Так, гм, положено, и я очень просил бы вас прислушаться к моей просьбе. Простите, Лика, я понимаю, что не в вашем характере с ходу отвечать согласием на подобные просьбы, но я бы очень просил вас это сделать, очень! Хотя бы ради тех консервированных грибов, что я вам должен… – Контр-адмирал позволил себе натянуто улыбнуться. – Впрочем, можете записать и это приглашение в мой долг! Гхм, возможно, я говорю несколько сумбурно, но сегодня был тяжелый день…

Лика задумалась. Когда Чебатурин только начал говорить, она хотела возмутиться, дескать, что это такое вы мне предлагаете?! Но, дослушав до конца, поняла, что на самом деле ничего недостойного или, тем паче, непристойного ей не предлагают. Она и сама не раз бывала на так называемых «светских раутах» и прекрасно знала, что там действительно не принято появляться без дамы, причем вопросом «Кто эта дама?» никто особенно задаваться не собирался – дань традиции, не больше. Так отчего ж не развеяться? Тем более что официально ее б никогда в жизни не допустили на такой уровень: журналисты в данном случае автоматически объявлялись персонами нон грата.

– Вечеринка начинается в семь, мы должны быть там без четверти. Мой адъютант привезет платье к половине шестого. Успеете собраться?

Лика едва сдержала смех. Если за время войны она прекрасно научилась одеваться за сорок секунд, так неужели на то, чтобы напялить платье, ей понадобится больше часа?!

– Ваш адъютант может привезти платье и к половине седьмого. Вот только я против того, что без четверти семь мы должны быть на месте. Нет, мы должны опоздать – ненадолго, минут на пять-десять, но опоздать.

Недоумение Чебатурина было написано на его лице большими буквами. Что ж, даже контр-адмиралы не могут знать всего на свете – пусть маленькая, но все ж возможность потешить свое самолюбие.

– Вы ведь попросили меня об одолжении именно как женщину, верно? Вот и извольте принимать меня именно так. Запомните, Сергей Геннадиевич, настоящая, знающая себе цену дама никогда не явится по приглашению точно в срок! Никогда!

Контр-адмирал задумчиво кивнул, видимо переваривая услышанное. Ага, похоже, ей все-таки удалось его удивить! Злорадно ухмыльнувшись – про себя, конечно, – Лика продолжала: – Красивой женщине, желающей произвести на присутствующих должное впечатление, позволительно опаздывать; более того, она просто обязана это делать, хотя бы из уважения к самой себе!

– Но я не имею права появиться на вечеринке позже Главкома. – Голос Чебатурина прозвучал неуверенно.

В следующий миг до него дошло:

– Постойте, а при чем тут, собственно, «произвести впечатление»?! Разве я об этом хоть слово сказал?

– А при том, – спокойно пояснила ошалевшая от собственной смелости (или, скорее, наглости) Лика, – что иначе я просто не согласна. Хотя бы потому, что достаточно высокого мнения о собственной…

– Ладно, я понял… – мрачно перебил ее Сергей Геннадиевич. – Да нет, не злитесь, правда, понял! Что ж, согласен, в конце концов, сам же предложил. Значит, до завтра?

– До завтра, – делано-равнодушным тоном согласилась девушка, хотя внутри у нее все пело – непонятно, впрочем, почему. – Буду ждать вашего Петюнечку, – и, помахав окончательно обалдевшему адмиралу рукой, она торжественно выплыла из комнаты. Впрочем, сразу за дверью на нее напало раскаяние: ну и на кой ляд, спрашивается, она еще и Петюнечку приплела? Решила заставить контр-адмирала поревновать? Так ведь для ревности нужно, чтоб он к ней хоть какой-то интерес проявлял, а так? Вот же дура!..

Вернувшись в отведенную ей комнату, девушка засела за репортаж. Именно в комнату, а не в привычную каюту – Вторую ударную недавно отвели на переформирование за первый пояс дальности, и весь штаб вместе с аккредитованными журналистами уже с неделю обитал на Фриланте, уютной планете-заповеднике. Спать не хотелось, поскольку в голове царил полный бардак – уж больно неожиданным оказалось предложение-просьба контр-адмирала, – и Лика быстро наговорила на комм первоначальный вариант статьи. Стоило бы сразу наговорить и второй вариант, но, если она не выспится, завтра, вернее уже сегодня вечером, будет похожа на кикимору, а не на обворожительную красавицу, как обещала Чебатурину. Отправив статью на комм главного редактора – пускай теперь или сам правит, или отложит до послезавтра, – она улеглась и неожиданно быстро уснула. Во сне недовольный Чебатурин, облаченный в потертый пиратский камзол с нашивками космодесанта на бархатном рукаве, отчитывал ее за то, что к старинному бальному платью на кринолине она надела тяжелые армейские ботинки и черную бандану с черепами. «Так и знал, что у вас нет никакого вкуса!» – кричал он, устрашающе размахивая кулаками, в каждом из которых было зажато по древнему дуэльному пистолету с взведенными курками. Пугающую картину дополняла закрывающая один глаз контр-адмирала черная повязка, по центру которой светился рубиновый лучик лазерного целеуказателя-дальномера…

Когда девушка открыла глаза, часы показывали уже половину десятого. Проспала! Идиотка! Лика подхватилась и принялась лихорадочно одеваться. В этот момент комм запищал, и на нее глянуло необычно серьезное лицо главреда:

– Ликуся, я в курсе, так что отдыхай. Статью получил, все в порядке, не волнуйся, – и, не дожидаясь, пока она что-либо ответит, начальник отключился. Интересно, что ему сказал Чебатурин? И почему комм не разбудил ее в семь, как она запрограммировала? В этот момент коммуникатор запищал снова.

– Приветики! – Адъютант контр-адмирала, как всегда, излучал жизнерадостность. – Как спалось?

– Петька, это ты мой комм заблокировал? Разве это можно сделать дистанционно? – Девушка была знакома с ним уже достаточно давно и могла особенно не церемониться. Паренек обладал уникальной памятью и неплохими аналитическими способностями, за что в адъютанты и попал: ему было всего девятнадцать, и никакая другая должность ему не светила, а Чебатурин, откопав мальчишку в каком-то богом забытом провинциальном училище, забрал к себе с четким намерением «вырастить грамотного начштаба». Штабные женщины, особо благоволившие к молодому симпатичному пареньку, назвали его Петюнечкой или Петюнчиком, и это прозвище, вопреки желанию самого носителя и недовольному ворчанию контр-адмирала, прижилось.

– Ну, во-первых, ничего невозможного нет, – солидно ответил он, – а во-вторых, я тут ни при чем. Но по секрету скажу: один знакомый тебе контр-адмирал лично отключил, даже мне не доверил и твоего кода доступа не дал. Вона оно как, сечешь? Ладно, я буду часиков в шесть, Сергей Геннадьич приказал привезти все заранее! Целую в щечку и ниже! – и, захихикав при виде Ликиного кулака, парень отключился.

«Отдыхай»… А что ей, собственно, делать-то, от чего отдыхать? Статью она отправила, править ее толку нет, а просто лежать и плевать в потолок? Нет, это не для нее. Может, в кои-то веки посмотреть головизор? Головизор в ее комнате был, как, впрочем, и во всех остальных – штаб разместился в корпусах какого-то дома отдыха или санатория, расположенного в живописном сосновом бору, – но все как-то руки не доходили, да и желания особого не было. Лика с ногами устроилась на кровати и щелкнула пультом. На одном канале шли новости, ее же, между прочим, репортаж, на другом – тоже новости, но там передавали нечто столь радужно-патриотичное, что захотелось плюнуть. По третьему начинался какой-то «мыльный» сериал, аж двести двадцать девятая серия. На четвертом, уже сугубо местном, канале жизнерадостная красотка в крохотном купальнике что-то рекламировала с таким видом, будто и не было войны и федеральное правительство не призывало «потуже затянуть пояса» и ввести на местных вещательных станциях соответствующую военному времени моральную цензуру. Разозлившись, Лика выключила головизор и забросила пульт под кровать. Чем же заняться? Поколебавшись, достала портативный компьютер. Мысли, до сих пор как-то туманно бродившие в голове, вдруг обрели небывалую четкость; строчки ложились одна за другой. Ну вот, еще парочку таких незапланированных выходных – глядишь, и напишет что-нибудь стоящее, книгу, например. В три часа она спохватилась, что неплохо было бы поесть. Поскольку на обед она, писательница хренова, безнадежно опоздала, пришлось довольствоваться нашедшимися в крохотной кухоньке продуктами. Доедая вторую пачку галет (саморазогревающиеся концентраты ее не вдохновили) и размышляя, насколько это навредит фигуре, Лика внезапно подумала, что Чебатурин не знает ее размера. Хотя это, конечно, ерунда, ведь выдавали же ей форменную одежду, стало быть, у интендантов есть все необходимые сведения. С другой стороны, форма на ней сидит отнюдь не впритык – вдруг и вечернее платье будет выглядеть как мешок – какого ей тогда рожна позориться на вечеринке? Поскольку ответа на этот вопрос не было, Лика снова засела за компьютер – ее, что называется, «перло». Вот станет она старенькой, выйдет на пенсию, поселится где-нибудь в такой же лесной глуши и будет день и ночь ваять книжки…

Стук в дверь раздался ровно за минуту до назначенного времени.

– Входи, Петюнчик! – крикнула Лика, как раз дописывающая главу. Эх, немного не вовремя, она даже накраситься еще не успела. – Входи же! – повторила она.

Дверь раскрылась, но за ней оказался вовсе не Петюнчик – с пакетами и коробками в комнату ввалился лично контр-адмирал Чебатурин, вызвав у Лики состояние ступора. Почему сам? Все-таки приревновал к адъютанту? Глупости! Вечно она видит не то, что есть, а то, что хочет видеть! Наверное, просто решил проконтролировать…

Меж тем Сергей Геннадиевич с непроницаемым лицом доставал и раскладывал на кровати вещи; Лика глядела со смешанными чувствами. Красиво, конечно, очень красиво, но вот только как она будет во всем этом смотреться? Все эти туфли на «шпильках», короткие и длинные юбочки да шикарные вечерние платья остались где-то в далеком прошлом.

– Я не красилась, – почему-то начала оправдываться девушка, хотя Чебатурин ничего не говорил. – Понимаете, косметика должна гармонировать с одеждой, а я ведь не знала, что за платье мне принесут.

Платьев оказалось целых четыре, и, как ни странно, все они подходили по размеру – по крайней мере, на первый взгляд. Скосив глаза на мрачного адмирала – что там у него опять случилось? – Лика благоразумно решила ни о чем не спрашивать. Итак, четыре платья, такие красивые, будто пришедшие из той, довоенной жизни. Черное, из невесомого, струящегося шелка – этот цвет ей всегда шел… вот только раньше она не была такой, гм, жилистой. А вот это, яблочно-зеленое, прекрасно подошло бы к ее глазам. Ну а вот в синем она, пожалуй, будет казаться слишком бледной. Красное. Какой цвет! Не красный даже, а алый, но не наглый и не режущий глаз… «Красное, конечно же, красное!» – доверительно сообщил внутренний голос, удивительно похожий на голос сестры Лидки. Младшая, так же, как и Лика, тоже очень любила красный цвет; любила и просто так, и оттого, что слишком уж многие говорили, будто рыжим девушкам красное надевать не следует.

Наверное, выбрав платье, ей стоило отправиться переодеваться в санузел, благо там было большое, вполстены, зеркало, но несносный нрав, конечно же, взял свое.

– Послушайте, господин контр-адмирал, я что, должна переодеваться при вас?!

Чебатурин задумался на несколько секунд, помял в пальцах неприкуренную сигару, но все же поднялся и вышел. На одевание ушло пять минут. Прическа? Какую прическу можно соорудить с такой стрижкой, хорошо хоть волосы сами вьются. Девушка подкрасила ресницы и губы, поглядела на себя в зеркало. Нормально. Хотелось бы, конечно, волосы подлиннее, а грудь попышнее, но с этим уже ничего не сделаешь. Зато сидит платье просто идеально, будто она сама выбирала его в магазине. А вот туфли оказались велики: хоть в чем-то Великий и Ужасный Чебатурин ошибся, отметила Лика со злорадным удовлетворением.

– Господин контр-адмирал, я готова, – и, когда офицер вошел в комнату, сообщила: – Только туфли велики, надо на размер меньше.

– Все? – с непонятной интонацией спросил адмирал. – В смысле, все четыре пары?

– Под это платье подходят только две пары: вот эти и вот эти, – пояснила Лика со снисхождением в голосе: все-таки в некоторых вещах мужчины совершенно не разбираются! – Эти большие, а эти – еще больше. Если можно, пускай привезут вот такие, – она показала пару, которая понравилась ей больше. Сергей Геннадиевич коротко кивнул, активируя комм:

– Петя, мигом туфли. Да, под красное, да, вторые и на размер меньше.

После разговора с адъютантом Чебатурин выглядел совершенно обескураженным: адъютант (и большой дамский любимец и любитель) не только догадался, какое платье она выбрала, но и какие туфли.

– Вниз, пожалуй, придется снести вас на руках, – неожиданно заявил контр-адмирал обыденным тоном. Девушку эта обыденность задела:

– Не надо меня нести. Во-первых, у меня ботинки есть, я могу и в них спуститься. А во-вторых, я ведь вам объяснила – красивая женщина на подобные мероприятия просто обязана опаздывать. Так что пускай ваш адъютант тащит туфли прямо сюда, мы подождем.

Сергей Геннадиевич открыл было рот, собираясь что-то сказать, однако ж промолчал. Впрочем, ждать долго не пришлось: ровно через пять минут молодой лейтенант возник в дверях, держа в руках туфли. Без коробки, просто за каблуки, правую туфлю в правой руке, левую – в левой. Лика сердито (а ведь она не возражала бы, понеси ее адмирал на руках – ну и зачем было выпендриваться?!) отобрала у него обувь – туфли оказались в самый раз. Чебатурин вышел первым, Петюнчик, непонятно почему подмигнув ей, следом. Она закрыла дверь и спустилась вниз.

Возле парадного входа в корпус стояла машина. Не гравилет или скоростной флаер – самая настоящая машина, в смысле автомобиль! Длинная, лакированная, сверкающая хромом и затемненными стеклами. Ничего ж себе, где это господин адмирал нашел такой раритет?! Лика удобно устроилась сзади, на широком кожаном диванчике, контр-адмирал, галантно закрыв за ней дверь, сел вперед, адъютант за руль, и они поехали. Всю дорогу девушка ловила себя на том, что ей очень хочется украдкой глянуть на Чебатурина в переднее зеркальце. Хотела – но удержалась, чем немедленно и возгордилась.

Машина плавно затормозила около большого красивого здания с высокой парадной лестницей и мраморными колоннами, похожего на театр. В фойе (здание и на самом деле оказалось местным оперным театром) Чебатурин, галантно извинившись, оставил ее одну. Лика огляделась. Вокруг было чересчур людно и шумно, пожалуй, как в наземном бою. Мысленно хихикнув этому, показавшемуся ей удачным, сравнению, она подошла к огромному зеркалу в бронзовой раме, судя по всему – старинному. Из темного стекла на нее смотрела красивая молодая женщина в красном вечернем платье, возможно, несколько излишне смуглая – на чужих планетах порой бывает такое палящее солнце, что даже белая от природы кожа рыжеволосых приобретает медный оттенок. И, конечно же, чересчур рыжая. Вызывающе-рыжая молодая женщина в вызывающе-красном платье и с вызывающим выражением лица. Мама бы сказала, что для интеллигентной девушки она выглядит слишком, зато сестра бы одобрила.

Вот только что-то не гармонирует с платьем и макияжем, какой-то маленький, но заметный штрих… Лика еще раз скользнула взглядом по своему отражению – ну, конечно же, жетон, стандартный офицерский чип-жетон на шее, который она совсем позабыла снять! Ведь армейские журналисты – такие же солдаты, что и все остальные, а уж собкоры, попадающие в самые горячие точки и в самые крутые ситуации, – тем более… Гм, так говорите, не гармонирует? Ну и фиг с ним: кому не нравится, пусть не смотрит. Девушка сделала несколько шагов от зеркала, выискивая взглядом Сергея Геннадиевича. Где же он? Сбежал, оставил ее одну, вместо того чтобы эффектно прошествовать под руку в зал… С другой стороны, она ведь не курица, боящаяся отойти на полшага от своего петуха! Лика, правда, понятия не имела, боятся ли куры отходить от петухов, но отчего-то такая модель поведения связывалась у нее именно с курицей. «И как давно, дорогуша, ты считаешь этого петуха своим?» – насмешливо осведомился внутренний голос.

Лика подмигнула своему отражению и неторопливо двинулась к большой группе людей, среди которых она заметила одного из членов федерального правительства. С ним журналистка была поверхностно знакома: несколько раз брала интервью – давно, еще до перевода в состав флотской группировки. Встряхнув головой, она смело заскользила по сверкающему паркету: обычно недолюбливавшая каблуки, сейчас Лика вдруг почувствовала себя королевой, феей и роковой женщиной одновременно. К тому же она, похоже, оказалась самой молодой среди собравшихся здесь женщин. И – это уж наверняка! – самой яркой. Нет, конечно, она достаточно критично относилась к своей внешности и понимала, что здесь есть женщины гораздо красивее ее, но не красота является гарантом привлекательности. Окружающие дамы были сплошь одеты в светлое, не режущее глаз – белое, бежевое, серо-голубоватое, кремовое или нежно-бирюзовое. И вели себя соответственно, если выражаться короче, боялись выделиться. Каждая считала, что должна «соответствовать», возможно, даже не понимая, чему именно. Лика же, наоборот, стремилась сделать именно это – ей хотелось очаровывать, околдовывать, стрелять глазами, обворожительно запрокидывать голову. Главное, чтобы это чувство абсолютной власти, несколько раз уже посещавшее ее раньше, не вскружило голову, иначе после можно здорово пожалеть. Однажды она дококетничалась до того, что не могла избавиться от слишком навязчивого поклонника – пришлось в несколько грубоватой форме пояснить ему, что не надо, НЕ НАДО слишком уж настойчиво предлагать девушкам свое общество. Помнится, ей тогда еще здорово влетело от главреда, потребовавшего, чтобы журналистка официально извинилась перед «оскорбленным ею офицером». Бачинина психанула, сообщив, что извиняться не намерена, поскольку «этот дебил» сам виноват. Настаивать редактор не стал: офицер к тому времени уже заработал тяжелую контузию, был комиссован с флота и совершенно неожиданно занялся сочинением музыки, весьма, к слову, неплохой. Его героическая симфония «Оркейл», как назывался один из погибших еще в первые дни войны тяжелых крейсеров, произвела фурор, и Лика даже потратила свой гонорар за серию статей, отправив автору корзину цветов «от безвестной поклонницы».

Она остановилась перед знакомым министром. Целуя ей руку и старательно кося глазом на Ликино декольте, он рассыпался в комплиментах и даже сказал, обернувшись к другим:

– Вот, господа, перед вами ярчайший образец женщины будущего! Не просто красавица, но и высочайший профессионал своего дела, не то что равная мужчине, но и превосходящая его!

«Тебя – уж точно!» – подумала «не просто красавица», лучезарно улыбаясь: чиновник, хоть и достаточно неглупый и интересный как собеседник, был весьма труслив, что ее всегда раздражало. В этот момент заиграл оркестр, и министр, галантно протянув руку, пригласил Лику «на тур вальса». Чебатурина она увидела мельком, проносясь в танце почти по всему залу: вальсировал чиновник довольно неплохо. На лице контр-адмирала застыло задумчиво-непонятное выражение. Когда музыка смолка, девушка даже не успела отдышаться: к ней тут же подошел офицер, судя по погонам – особист. С ним оказалось сложнее, поскольку танцевать он умел плохо, но все же пытался вести самостоятельно, наступая Лике на ноги и беспрестанно извиняясь за это.

– Прощу только при одном условии: следующий танец мы снова танцуем вместе, но вы попробуете полностью подчиниться, хотя бы раз в жизни и хотя бы в танце. – Она одарила его улыбкой. Контрразведчик сухо поклонился, соглашаясь. В этот раз все вышло гораздо лучше, даже на ногу он наступил всего один раз и уже собрался было пригласить Лику и на следующий танец, как перед ними вырос хмурый Чебатурин.

– Позвольте?

Лика кивнула и грациозно возложила ему руку на плечо. Заиграла приятная медленная музыка, что-то классическое: оркестр был настоящим, «живым». Танцевал контр-адмирал отменно, но вот окончание танца просто сразило девушку наповал. Так и не произнеся за все время ни одного слова, Сергей Геннадиевич церемонно поклонился, коснувшись губами запястья ее протянутой руки… и ушел. Лика ощутила разочарование и обиду: интересно, зачем он вообще ее приглашал?! А, ну да, она вроде как «его» дама, и если б он с ней не потанцевал, это выглядело бы просто неприлично…

Вежливо, но твердо отказав очередному желающему, Бачинина вернулась в компанию представителя правительства, где как раз говорили о воинской доблести и о том, что «лишь наш героический солдат способен…». От пафоса ее всегда мутило; к тому же среди говоривших явно не было никого, кто хоть раз участвовал в боевой операции, вживую столкнувшись с этой самой «воинской доблестью», равно как и со всеми остальными составляющими реального боя – потом, кровью и летящими в разные стороны ошметками человеческих тел. Поэтому, подхватив с подноса официанта бокал с шампанским, она отправилась «в свободное плавание» – вроде бы куда глаза глядят, а на самом деле к группе старших офицеров, стоявших вокруг Главнокомандующего. Но и там тоже ничего интересного не было, по крайней мере ничего такого, о чем она не смогла бы узнать у Чебатурина во время очередного интервью. Поскольку Сергея Геннадиевича среди офицеров не было, Лика все-таки решила пойти и поискать его, хотя бы на правах «официальной» спутницы.

Но не прошла она и десяти метров, как кто-то жарко прошептал ей прямо в ухо:

– Ай да глазки! А какое тело! Если мы не знакомы, это еще не поздно исправить.

Лика резко остановилась и обернулась. Перед ней стоял молодой капитан в парадной форме авиакрыла, приторно-сладкий, словно леденец на палочке. Наверняка штабной.

– Поздно. А вы, прежде чем обращаться к даме, научитесь себя вести, лейтенант, – лениво процедила Лика сквозь зубы и медленно пошла прочь. Капитан (журналистка, конечно же, не случайно «понизила» его в звании) зло сузил глаза, бросив ей вслед короткое колючее слово, не самое бранное, но достаточно обидное. Сказано было негромко, но так, чтобы услышали многие.

Девушка медленно повернулась. В ней пузырьками закипала злость.

– Повтори мне это в лицо, крысюк, – медленно и не повышая голоса произнесла она, – или твоей смелости хватает только на плевки в спину?

Лицо капитана стало пунцовым. «Крысюками» в действующих частях называли штабных офицеров, и более обидного прозвища на Флоте просто не существовало. Если бы Лика и хотела оскорбить его сильнее, вряд ли ей это удалось бы. Вокруг стало совсем тихо. Любопытные уже сбивались в кучки, чтобы понаблюдать, чем все это закончится. Она же просто молча стояла, слегка наклонив голову к одному плечу, и ждала, пока офицерик на что-то решится (или, что скорее, не решится).

– Я сказал: шлюха! – срывающимся тонким голосом крикнул он. Лика мысленно зааплодировала: смотри-ка, решился-таки! Ну и дурак…

Медленно, словно на подиуме, она прошла несколько метров, отделявших ее от обидчика, на ходу сбрасывая туфли. Ее ничто не останавливало: Чебатурин будет недоволен ее поведением? Переживем. Нет, обидно, конечно, контр-адмирал ей и на самом деле нравился, но не настолько же, чтобы позволить себя безнаказанно оскорблять.

Последний шаг девушка сделала чуть быстрее – и вдруг, безо всякой подготовки, ударила лбом прямо капитану в лицо. Офицер охнул и опрокинулся навзничь, потекла кровь, особенно эффектно смотрящаяся на белоснежном парадном кителе. Похоже, Лика сломала наглецу нос.

– Врача! – завопил истошный женский голос. – Врача скорее!

Вокруг загомонили. Над лежащим наклонился какой-то офицер, приподнял голову. «Сейчас другие набегут, начнут руки крутить, и сидеть мне сегодня на гауптвахте вместо бала», – отрешенно подумала Лика. Сзади раздались четкие шаги, но Лика даже не обернулась. Гауптвахта так гауптвахта, можно подумать!..

– Этого – немедленно в лазарет, – размеренно произнес Чебатурин, и девушка все-таки повернула голову. Контр-адмирал навис над скорчившимся на полу офицером; казалось, что он стал в несколько раз выше и массивнее. – После лазарета – пятнадцать суток ареста. И файл с личным делом – сегодня же на мой терминал. А вас, госпожа Бачинина, попрошу пройти со мной.

На этом бал для Лики вполне ожидаемо и закончился. Дождавшись, пока она обуется, Сергей Геннадиевич молча взял ее под руку, так же молча довел до машины и дал адъютанту указание отвезти девушку домой. Петюнчик пытался расспрашивать, но Лику слегка трясло, к тому же у нее не было никакого желания разговаривать, и он скоро отстал. Дома она первым делом влезла под душ: хотелось смыть с себя всю ту липкую, противную грязь, в которой ее морально измазал похотливый капитан. Выключив воду и завернувшись в полотенце, девушка вышла из душевой – и тут же заскочила обратно: в кресле сидел контр-адмирал и, закинув ногу на ногу, невозмутимо курил.

– Вы… не могли бы временно… э… выйти? – Голос отчего-то прозвучал неожиданно жалобно. – Пожалуйста, мне нужно одеться…

– Одевайтесь, я отвернусь. – Чебатурин так же невозмутимо отвернулся. Лика выскочила из ванной, мысленно прикинув кратчайшую траекторию к кровати, на которой она оставила свой халат. Сердце прыгало где-то в горле. Что сейчас будет? И будет ли?

– Не стыдно, господин контр-адмирал? – осведомилась она наигранно-веселым тоном, когда спасительная деталь гардероба наконец оказалась в ее руках. – Врываетесь к беззащитной девушке…

– Нет, не стыдно, – ответил Чебатурин каким-то странным тоном. – А вот насчет беззащитной девушки – так в свете недавних событий это весьма спорное утверждение. Скажите, Бачинина, а вот если б тот… гм… недоумок вас, к примеру, за задницу ущипнул – вы бы его что, вовсе прикончили?

Лика пожала плечами.

– Тогда еще вопрос, – задумчиво произнес адмирал, – если б вас ущипнул я, что бы вы сделали тогда?

– А вы попробуйте! – запальчиво ответила Лика, впрочем, понимая, что снова нарывается.

– Попробую, – согласился, вставая, Чебатурин. – В конце концов, мне давно хочется это сделать.

– Что, ущипнуть меня? – отступая, девушка задала совершенно идиотский вопрос.

– Нет, поцеловать…

Позже, когда они уже лежали, расслабленно отдыхая, Сергей, глядя в потолок, сообщил:

– Знаешь, я ведь чрезвычайно ревнивый. Тебе придется…

Лика резко села.

– Послушайте… послушай, Сережа, то, что нас с тобой друг к другу тянет, еще не означает, что ты можешь качать права в отношении меня. Во-первых, я бы не хотела, чтобы о наших отношениях кто-то знал. Мне по фигу, что будут думать о моей нравственности, но я не хочу, чтобы кто-то усомнился в моем профессионализме, решив, что я единственная аккредитованная при штабе журналистка только потому, что являюсь любовницей контр-адмирала. Во-вторых…

Что именно «во-вторых», она и сама еще не знала, но Чебатурин уже шутливо поднял вверх руки:

– Сдаюсь, сдаюсь! Пускай все идет, как идет, по крайней мере, пока.

«А свое я потом наверстаю», – послышалось в его интонации, и Лика усмехнулась. Что ж, пускай наверстывает, если, конечно, получится. Да, она его любит, по-настоящему любит, но ему об этом знать совершенно не обязательно, иначе он начнет проявлять в отношении ее деспотизм – туда не ходи, этого не делай. Лучше пусть не знает, что для нее все это очень серьезно.

* * *

Все произошло в тот момент, когда Лика протянула руку к ароматно дымящейся чашечке кофе, только что принесенной услужливой официанткой. Сначала завыла и осеклась сирена воздушной тревоги, и тут же во всем трехэтажном здании посадочного комплекса погас свет. Помещение кафе погрузилось в полутьму: на улице уже начались местные сумерки, тем более темные от нависших над головой низких туч. Что все это означает, девушка, как ни странно, поняла сразу: началось вторжение на планету федеральных сил. И если в любой другой ситуации она бы только порадовалось столь удачному стечению обстоятельств, сейчас лишь скрежетнула зубами от досады: как же не вовремя! Ну почему именно сегодня, почему?! И что теперь делать ей, обязанной доставить, возможно, самый важный в человеческой истории груз? Ведь она просто не имеет права погибнуть, ни под ударами федералов, ни от рук защитников планеты, не имеет – и все тут! Эх, а ведь как все могло здорово получиться: добралась бы до тихого, удаленного на многие десятки световых от линии фронта Эльзаса, вышла на связь с командованием Флота, благо, как это сделать, даже используя обычные каналы связи, она знала, и сообщила о себе Чебатурину или Главкому…

На этом ее грустные размышления прервали самым невежливым образом: в помещение влетел один из местных охранников, уже успевший обрядиться в бронекомплект, и, не слушая никаких возражений, потащил и ее, и официантку за собой. Понимая, что сейчас самое разумное – это тупо подчиниться, Лика позволила себя увести. Дальше был безумный бег по служебной лестнице: эскалаторы остановились в тот же миг, когда на всей территории космопорта вырубили энергию. По пути охранник сообщил о том, что Бачинина знала и без него: федеральные войска начали высадку, первым делом применив техноблокаду. И у нее, мол, есть считаные минуты на то, чтобы укрыться в убежище, поскольку вскоре последует орбитальный удар, и от космопорта останется лишь остекленевшая от жара воронка. С последним Лика была склонна не согласиться. Во-первых, вряд ли Флот ни с того ни с сего шарахнет по гражданскому объекту, во-вторых, если уж шарахнет, то никакое убежище не спасет. Ни от ядерного или плазменного удара, ни, тем более, от гравитационного. Впрочем, своими умозаключениями она ни с кем делиться не собиралась, твердо решив при первой же возможности сбежать. В конце концов, снаружи у нее будет куда больше шансов спастись и спрятаться, нежели в железобетонном мешке бомбоубежища, куда больше напоминавшем оборудованную системами жизнеобеспечения комфортабельную братскую могилу. Нет, в орбитальный удар она и в самом деле не верила, а вот относительно всего остального? Как именно будет проходить высадка, она примерно представляла, так что дело оставалось за малым: дождаться, пока Флот снимет блокаду, угнать с местной стоянки любой рабочий гравилет и пересидеть где-нибудь в пригороде активную фазу боевых действий. Желательно не повторяя при этом всех своих прошлых ошибок, начиная от канализационного коллектора и заканчивая концлагерем…

Возможность сбежать представилась на удивление быстро, на предпоследнем лестничном пролете, погруженном в полную темноту, разрываемую лишь лучом слабенького химического фонарика охранника, который совершенно неожиданно (хоть и не без Ликиной помощи) споткнулся на ровном месте, весьма удачно врезавшись в стену головой, судя по звуку, надолго отключившись. Официантка так и вовсе ничего не поняла, вжавшись в стену и тихонько заскулив от страха, так что бегство журналистки осталось, можно сказать, незамеченным, тем более что фонарь она забрала с собой.

Несколькими минутами позже Лика, задыхаясь, выскочила из погруженного во тьму здания. Кое-как сориентировавшись, она побежала к стоянке гравилетов, благо ее расположение оказалось стандартным – центральные космопорты всех более-менее развитых планет удобства ради строились по типовому проекту. Ее никто не преследовал – да, собственно говоря, вокруг никого и не было, лишь вдалеке, где-то за пределами купола техноблокады, уже грохотали первые взрывы, отбрасывавшие на низкое небо огненные всполохи. Ну, это не страшно, под куполом все равно никакое оружие не действует, ни энергетическое, ни обычное, снабженное даже простейшими электронными блоками, так что можно не бояться погибнуть от своей же бомбы или ракеты. Подходящий флаер из числа бесплатных такси для прилетающих тоже нашелся сразу – кабина не заперта, панель управления активируется стандартным гражданским инджетоном и «сервисным» кодом 3-2-1. Лика заползла внутрь и, тихонько прикрыв за собой дверь, легла между сиденьями с таким расчетом, чтоб ее не было видно снаружи. Оставалось дождаться окончания блокады и убраться подальше от города, надеясь, что по дороге ее не собьют ни защитники планеты, ни высаживавшийся на Посейдоне космодесант. Того, что ее будут искать, Лика особенно не опасалась – охранник наверняка придет в себя куда позже, чем снимут блокаду, а какой-нибудь гадости со стороны официантки бояться и вовсе не стоило. Девчонка настолько напугана, что вряд ли сумеет внятно объяснить, куда подевалась ее единственная клиентка, и была ли она вообще, эта клиентка…

Томительно потекли минуты. Делать было абсолютно нечего, и Лика просто лежала, гипнотизируя взглядом окольцовывающий запястье навигационный браслет, на поверхности которого не светился даже базовый индикатор. Браслет гипнозу поддавался плохо, и девушка, совершенно неожиданно для себя, вдруг почувствовала, что ее клонит в сон – видимо, в очередной раз сказалась усталость от лесной эпопеи и съеденный недавно горячий обед. Лика встряхнулась: только этого не хватало, вот уж, поистине, нашла время! Она пару раз хлестнула себя по щекам, прогоняя сон, и уставилась в темное небо сквозь залитое дождем стекло. Вспомнились давным-давно вычитанные на просторах пангалактической виртуальной сети строчки:

Чего мне надо здесь, за тридевять аэропортов? Чего мне надо здесь, где чей-то черный вечер в чьем-то поле? Где жизнь моя – страницы заграничных паспортов, В афишах виз моих дурных гастролей…

А ведь и вправду: что ей, в конце-то концов, здесь нужно? «Дурные гастроли»: хорошо сказано, честное слово, хорошо! Прямо про нее, гастролершу малахольную, еще и с чужим паспорт-жетоном в кармане! Может, правда хватит? Самое смешное, что где-то там, на высокой орбите, очень даже может быть, сейчас парит ее родной «Мурманск», флагман Второй ударной, которая и должна проводить операцию по освобождению планеты. И от Сережки Чебатурина ее сейчас отделяют вовсе не световые годы, как думалось недавно, а считаные тысячи километров. Что ж, наверное, это судьба, всегда быть рядом – и далеко друг от друга. И, возможно…

Додумать эту, так и не сформировавшуюся до конца мысль Лика не успела: индикатор навигатора вспыхнул алым, затем зеленым, и тут же мягко засветилась панель управления флаером: Флот снял блокаду. Девушка подскочила на месте, перебираясь на водительское сиденье – нельзя было терять ни секунды. До начала массированной высадки оставалось всего каких-нибудь пять-семь минут, вряд ли больше. Возможно, она и совершала очередную в своей жизни ошибку, но все же это было лучше, нежели сидеть в убежище, неизвестно чего ожидая. Контрольная панель безропотно приняла ее жетон и код – космопортовский сервис работал в обычном, довоенном, режиме, – и гравилет мягко поднялся над землей. Так, бортовая сеть в порядке, зарядка энергоблока – почти сорок процентов, отлично! Удовлетворенно хмыкнув, Лика плавно тронула машину – сейчас главное просто убраться подальше отсюда, неважно куда, главное – подальше. И лететь желательно, прижимаясь к самой поверхности, иначе можно попасть в прицел какого-нибудь излишне ретивого «вольного охотника» – вражеская ПВО ей не страшна, наверняка все местные летательные аппараты занесены в память боевых компьютеров охраняющих город комплексов. Если последние вообще уцелели – недаром же грохотало в пригороде. Меж тем флаер все быстрее и быстрее скользил в десятке метров над землей, меньше чем за минуту оставив далеко позади территорию посадочного комплекса. Пока все шло как задумано, лишь немного раздражали мигающие в углу курсового голоэкрана тревожные предупреждения – с точки зрения бортового компьютера, скорость машины была слишком велика для подобной высоты, и он настойчиво предлагал подняться выше или перейти на автопилот, воспользовавшись одним из заложенных в память стандартных маршрутов. К сожалению, Лика понятия не имела, как отключить эту функцию и можно ли это вообще сделать: системы безопасности гражданского транспорта, как наземного, так и атмосферного, как правило, надежно защищались от любых попыток изменить настройки бортсети. И если пассажир излишне пренебрегал собственной безопасностью, она вполне могла заблокировать ручное управление, насильственно перейдя на автопилот, а то и вовсе отказаться подчиняться. Вспомнив о последнем, Лика выругалась про себя и тут же подняла гравилет выше, тем более что ничем не застроенная зона отчуждения космопорта заканчивалась, и впереди виднелись какие-то невысокие здания с плоскими крышами, явно нежилые. Космопорт Посейдона, как ему и положено, располагался на окраине, в промышленном районе, занятом в основном автоматическими заводами, городскими хранилищами, энергетическими подстанциями и прочей инфраструктурой. «Тревожных» индикаторов стало на порядок меньше, однако погасли не все – теперь виртуальная сеть предупреждала, что этот район закрыт для индивидуального пассажирского транспорта. Лика даже поняла почему, едва успев увернуться от высоченной ажурной мачты, не то антенны атмосферного передатчика, не то какого-то местного ретранслятора. Снова выругавшись, Лика с ненавистью взглянула на появившееся поперек экрана предупреждение о насильственном переходе на автопилот в случае повторения опасной ситуации и поднялась еще выше, одновременно отворачивая в сторону. Запретный район остался далеко внизу, и компьютер перестал донимать ее своими предупреждениями, но и о скрытном полете теперь можно было смело позабыть – на высоте нескольких сотен метров незаметной при всем желании уже не останешься. Девушка злилась на саму себя: за годы войны она и на самом деле совершенно позабыла об этой особенности гражданского транспорта. Нет, СБП, система безопасности пассажира, вещь, однозначно, нужная и спасшая не одну тысячу жизней, но только не в том случае, когда ты крадучись пытаешься пересечь район боевых действий. Ведь системе наведения атмосферного истребителя или штурмового модуля абсолютно все равно, что за отметка появится на экране радара – совпадения на запрос «свой-чужой» нет? Нет. Дополнительных сведений о пересекающем зону воздушной ответственности «объекте» в оперативной памяти нет? Тоже нет. Значит, можно снять блокировку с оружия и открыть огонь в автоматическом режиме, даже не отвлекая на подобный пустяк и без того занятого пилота. Вот и выходит, что остается только сжать зубы и переть вперед, успокаивая себя надеждой, что и в этот раз пронесет…

Обзорные камеры работали в ночном режиме, поэтому выводимая на голоэкран картинка была не очень четкой, выдержанной в зеленоватых тонах, но девушка сразу поняла, что началась самая опасная часть ее авантюры. Внизу что-то горело и взрывалось, ежесекундно засвечивая экран белым, ночное небо расцвечивали огненные всполохи и похожие на древние трассирующие пули нити гиперзвуковых снарядов, оставлявшие за собой шлейфы вспыхивающего от чудовищного трения воздуха. Что-то полыхнуло совсем рядом, может, в десятке метров, может ближе, и курсовой экран залило тревожно-алым цветом: бортовой компьютер сходил с ума от обилия непонятных, но гипотетически опасных для пассажира факторов. Гравилет ощутимо тряхнуло, повело в сторону и к земле. Противно защекотало в животе и заложило уши – машина проваливалась вниз, словно попавший в воздушную яму самолет. И тут же ударило еще раз, теперь над головой. Лика мертвой хваткой вцепилась в штурвал и неожиданно поняла, что он ее больше не слушается – или управление повредило близкими взрывами, или бортовая сеть все-таки перевела флаер на автопилот и сейчас выравнивала его, одновременно снижая. Картинка прыгала перед глазами как сумасшедшая, не позволяя вообще ничего рассмотреть, а секунду спустя экран и вовсе погас. Лика сжалась в комочек в кресле, прикидывая, выдержат ли привязные ремни и сработает ли аварийный антиграв. А если сработает, хватит ли ему сил скомпенсировать удар о землю – если, конечно, автопилот не удержит машину… или ее не сожгут в воздухе. Принявший управление бортовой компьютер машину удержал, выровняв буквально метрах в тридцати над поверхностью, и, не сбавляя скорости, потянул куда-то в сторону, видимо решив, что для спасения пассажира нужно как можно скорее покинуть опасный район. Вглядевшись в проносящуюся под брюхом флаера темную массу (голоэкран так и не заработал), Лика скорее догадалась, нежели сумела разглядеть, что это деревья, видимо, какой-то пригородный парк или лесопосадка. Снова полыхнуло над головой, но намного дальше, чем перед этим, и она даже не испугалась. И даже успела удивиться этому, но уже через секунду, когда по стеклопласту кабины ударило со страшным грохотом, успела испугаться за оба раза одновременно. Флаер клюнул носом, но выровнялся, и тут же в кабину ворвался ветер, да такой, что на глазах мигом выступили слезы: машина неслась с очень приличной скоростью. Несколько раз сморгнув, Лика оглянулась, осторожно высунув голову из-за подголовника кресла. Одного взгляда хватило, чтобы понять, насколько ей только что повезло: снаряд, надо полагать, выпущенный из электромагнитной пушки, не только снес половину остекления и превратил сиденье в перемешанные с обломками пластика лохмотья, но и полностью вырвал, уже на излете, заднюю дверцу. Девушка присвистнула сквозь зубы: от смерти ее отделяла тысячная доля секунды, та самая, которой гравилету хватило, чтобы пролететь на каких-то пару метров дальше. И, зло щуря слезящиеся глаза, Лика поняла еще одну вещь: все-таки она неисправимая, клиническая, набитая дура! И это называется «не рисковать» драгоценным грузом?! Это называется «не подставляться и не лезть на рожон»?! Прав Сережа, тысячу раз прав, хоть так и не решился высказать это ей прямо в лицо, – идиотка она! Нет, все, довольно! Решено: если вернется живой, если выполнит задание, сама напишет рапорт об увольнении из действующей армии. И будет сидеть в тылу и ждать возвращения своего контр-адмирала, а он пусть ее за это на руках носит и розами осыпает! Или лучше не розами, они все-таки колючие… тьфу ты, какие ж глупости в голову лезут!..

Несколько минут она просто сидела, закрыв глаза, благо бой, похоже, остался позади – или она просто настолько оглохла от последнего взрыва и свиста ветра, что ничего не слышала. Да и какой смысл дергаться? Все равно она ничего не изменит: машина вполне устойчиво идет на автопилоте, и отключать его сейчас просто глупо. Мысли о Сергее и неожиданно принятое решение, как ни странно, успокоили, и девушка огляделась, прикрываясь рукой от режущего глаза ветра. Флаер все еще летел над деревьями, и это при скорости километров под триста – не слишком ли большой парк? Наклонившись к полумертвой панели управления, Лика нашла нужную клавишу и вывела на крохотный дисплей – как же неудобно без работающего голоэкрана! – карту с пройденным маршрутом. Изменила масштаб, вгляделась и задумчиво хмыкнула: ничего себе! Вот что значит предварительно не изучить местность – оказывается, отвернув по требованию бортсети в сторону от промышленного сектора, она все это время летела прочь от города, да еще и в глубину лесного массива, в этом месте наиболее близко подступавшего к городской черте. Гм, не слишком ли много у нее в последнее время лесных приключений? Ну уж нет, на то, чтобы снова бродить голодной по лесу, она вовсе не подписывалась! Нужно сейчас же переключить управление на ручное, развернуть гравилет – и назад. Приземлиться где-нибудь километрах в десяти от пригорода и остаток дороги протопать пешком – если повезет, к этому времени наши уже высадятся, и ее подберут. Если же бой еще не закончится, она просто пересидит его в лесу, выйдя из укрытия только после завершения наземных боевых действий. Главное, не лезть на рожон и не рисковать, а то нарисковалась уже, дура… ну, в общем, смотри выше…

С этой, в целом достаточно здравой, мыслью Лика и наклонилась вновь к приборной панели, намереваясь отключить автопилот. Двух минут ей вполне хватило, чтобы со всей остротой осознать, что очередное дурацкое приключение еще не закончено, а только начинается, вернее, продолжается. Ни переключиться на ручное управление, ни связаться с бортовым компьютером она не могла, вообще не могла. Похоже, во время короткого боя произошел программный сбой сети, ведь гражданский флаер – это вовсе не боевая машина, бортовая электроника которой надежно защищена не только от динамических перегрузок, но и от энергетических воздействий, начиная от простейших электромагнитных импульсов и заканчивая прицельными ударами разнообразных систем РЭБ. Флаер несколько раз чуть плазменным зарядом не накрыло, причем первые два раза совсем близко рвануло. Или он попал под излучение каких-нибудь орбитальных «глушилок» – радиоэлектронная война давно стала привычной составляющей любой другой войны, что пространственной, что наземной. Вот искусственный «мозг» аэротакси и не выдержал. Самое обидное, что сейчас он просто выполнял последнее принятое им же решение, по прямой удаляясь от города…

Лика беспомощно откинулась в кресле: такого она уж точно не ожидала! Нет, попаданием в дурацкие ситуации ее вовсе не удивишь, особенно в последнее время, но настолько?! Неожиданно взгляд девушки остановился на индикаторе зарядки энергоблока, показывающем, что энергии осталось меньше пяти процентов. Ага, а вот это уже куда лучше: помнится, когда она взлетала, он показывал около сорока. Поскольку гравилет просто физически не мог так быстро «сожрать» весь заряд, значит, произошла утечка, наверное, в момент, когда в них в последний раз влепили – Лика едва ли не против воли оглянулась в сторону развороченного снарядом салона. Конечно, опасно лететь с поврежденным энергоблоком, но для нее это просто спасение! Сейчас компьютер получит данные о нехватке энергии, примет решение совершить экстренную посадку – и она свободна! Придется, правда, все-таки погулять по лесу, но ведь не так и далеко они улетят на оставшихся пяти – нет, уже четырех! – процентах. И заблудиться не страшно, благо навигатор есть. Какая-то сотня километров, совсем рядом, можно сказать! Впору помянуть лагерь добрым словом – хорошо она во время побега оттуда «натренировалась».

«Ага, – язвительно сообщил, как водится, не вовремя проснувшийся внутренний голос, – вот именно что экстренную посадку. На лес, прямиком на верхушечки деревьев, поскольку на поиск подходящей площадки у него может энергии не хватить. Или он и вовсе садиться не станет – будет себе лететь, считая, что у него полно энергии, пока сам не грохнется. И на антиграв я б тоже сильно не надеялся, сама подумай, полсалона разворотило, энергоблок поврежден, значит, не факт, что и он уцелел. Вибрацию вон какую-то чувствуешь? То-то же».

«Пошел вон, каркаешь еще тут», – устало отозвалась Лика, привычно загоняя иронического пессимиста поглубже и расслабляясь в кресле. Чего дергаться-то, минут через десять она так или иначе все узнает. Хотя насчет вибрации внутренний голос не соврал – или это просто врывающийся в пробитую снарядом дыру ветер?

Но девушка ошиблась.

Не прошло и пяти минут, как гравилет неожиданно заложил вираж и пошел к земле – бортовой компьютер высмотрел-таки внизу подходящую для посадки прогалину…