Несмотря на поздний час – по корабельному времени «Мурманска» сейчас было почти три часа ночи, – в ангаре было достаточно людно. Доставивший их челнок уже отшлюзовался и стоял на палубе в потоках яркого света: кто-то из обслуживающего персонала непонятно зачем врубил полное ремонтное освещение. Впрочем, ничего удивительного в подобном приеме не было: пока летели, Баков успел переговорить с пилотами, выяснив, отчего их привезли не на борт родного «Крыма», с самого начала операции по освобождению планеты висящего на геостационаре, а на флагманский БСК, до которого на маршевых движках лететь было почти в три раза дольше. Причина формулировалась просто: «личный приказ контр-адмирала Чебатурина». В принципе, можно было и не спрашивать – не столько из-за Лики, сколько из-за самого бота, оказавшегося не стандартной армейской десантной модификацией, а скоростным пятиместным командным шаттлом типа «Сокол». Не дожидаясь, пока створка внешнего люка полностью уберется внутрь корпуса и техники подкатят и закрепят невысокий трап – привычной десантной аппарели у шаттла не было, сержант выскочил наружу и огляделся. Помимо ангарной обслуги, в огромном помещении находилось несколько незнакомых ему офицеров, заспанная дежурная смена медиков с киберкаталкой для раненого Патрика и – а что, разве кто-то сомневался? – лично сам господин контр-адмирал. Сергей Геннадиевич, которого Данила видел совсем недавно, незадолго до начала операции «Посейдон», сильно изменился, что не укрылось от взгляда привыкшего все замечать диверсанта, осунулся, морщины на лице стали резче, под глазами залегли тени, однако сам взгляд остался прежним – острым, живым, чуть ироничным. И сейчас этот взгляд был направлен отнюдь не на сержанта. Спохватившись, Баков повернулся к проему люка, вместе с одним из техников помогая спуститься Патрику и Лике. Лидка, с негодованием фыркнув при виде протянутой к ней руки, спустилась самостоятельно, едва не столкнувшись при этом с совершенно обалдевшим от всего происходящего О’Нилом, еще в лагере космодесанта напичканным обезболивающими препаратами. Данила начал было оборачиваться в сторону начальства, собираясь изобразить хотя бы видимость доклада, но Сергей Геннадиевич уже вихрем пронесся мимо, по пути фамильярно хлопнув парня по плечу: «мол, узнал, узнал, вольно». Опустив брошенную к голове руку, диверсант смущенно потупился, отступая в сторону и делая соответствующий знак Лидке с Патриком.

– Лика, Ликуся моя! Господи, неужели это ты?! – Чебатурин сделал два последних, торопливо-спотыкающихся шага и остановился в метре от возлюбленной, будто все еще не в силах поверить, что это действительно она, его сумасшедшая, родная, взбалмошная невеста; будто не он послал за ними свой личный челнок и не он отдавал распоряжения командиру подобравшего их батальона космодесанта.

Храбрящаяся из последних сил девушка тихонько хмыкнула:

– Неужели я так сильно изменилась? – И шагнула к нему сама, попросту упав в такие родные объятия. – Осторожно, ты меня сейчас раздавишь! – пискнула она мгновением позже. – Да и люди же смотрят.

– И пускай смотрят! Пускай! Наплевать! В конце концов, я что, не имею права обнять свою жену?

– Ну, положим, юридически я тебе пока еще не жена, – едва слышно шепнула Лика, нежась в объятиях любимого мужчины, – хотя… какая в задницу разница?..

– Совершенно не изменилась! – весело фыркнул Чебатурин, слегка отстраняя ее от себя и, будто увидев впервые в жизни, разглядывая. Лика неожиданно смутилась, представив, как выглядит со стороны: худющая, ребра торчат, волосы – один сплошной комок, валенок просто, даже цвета не определить. Она беспомощно огляделась, встретившись взглядом с Лидкой, прячущейся за широкую спину невозмутимого Бакова.

– Кстати, Сережа, вот это и есть моя сестра, Лида. – Девушка кивнула на младшую Бачинину, которая немедленно выступила из-за диверсанта и козырнула, от волнения позабыв о непокрытой голове:

– Старший лейтенант Лидия Бачинина, комзвена, часть приписки – большой десантный кора…

– Наслышан, – улыбнулся Чебатурин, – еще как наслышан. Вот только никак не думал, что вы, барышня, настолько молоды. Можете смеяться, но у меня уже пятый день лежит представление на награждение вас орденом Воинской Славы второй степени… посмертно. Как чувствовал, что не стоит торопиться его подписывать, – и ведь угадал, верно? Правда, все это вовсе не трудно исправить.

– А что именно вы собираетесь исправлять, а, господин контр-адмирал? – ехидно уточнила более-менее пришедшая в себя Лика. – Приказ – или тот прискорбный факт, что моя сестрица все еще жива?

Сергей Геннадиевич, сообразив, что именно она имела в виду, гулко рассмеялся, а за ним – и все остальные.

– Думаю, приказ исправить будет все-таки куда легче! Уж если вы выбрались живыми из такой передряги, да еще и в состоянии шутить, то гибель в ближайшее время вам уж точно не грозит. Ладно, слушайте приказ: всем в медотсек на осмотр и санобработку, затем три часа сна – и ко мне в каюту. Раненого это не касается, им займутся медики. Бачинина, – теперь Чебатурин смотрел только на журналистку, – тебя это тоже не касается. Гигиеническими процедурами займешься в моем отсеке, там же тебя осмотрит врач, но вот насчет сна… боюсь, сначала нам придется кое о чем переговорить, и этот разговор может затянуться. Ну, если ты, конечно, не против.

– Конечно, не против, Сережа, – тихонько шепнула Лика, – разговор и вправду будет долгим. Вот только, боюсь, слушать в основном придется как раз тебе! Дай мне полчаса прийти в себя, а затем я все-все тебе расскажу. И, думаю, не только тебе…

Чебатурин удивленно вскинул брови, но вопросов задавать не стал, лишь кивнул, соглашаясь. И, взяв невесту под руку, первым покинул ангар.

* * *

– Вот такие дела, Сережа. – Лика, чисто вымытая и закутанная в толстый махровый халат, сидела в кресле в жилых апартаментах контр-адмирала, устало глядя на Чебатурина поверх чашки с бульоном – ничего другого ей не разрешил врач. Неимоверно хотелось спать, но об этом она старалась даже не думать, по крайней мере до тех пор, пока драгоценный груз не попадет куда следует. Сергей Геннадиевич сидел напротив, отделенный от нее невысоким столиком, на поверхности которого стояла все та же раритетная бутылка коньяка и пепельница с дымящейся сигарой – сегодня он имел полное право закурить, впервые за несколько последних недель, пожалуй самых тяжелых недель его жизни.

– Держи. Ты лучше знаешь, что теперь делать. – Она протянула любимому роум, по-прежнему висящий на цепочке. Чебатурин задумчиво покрутил в пальцах похожий на хрустальную сливу псевдокристалл, размышляя, как ни странно, вовсе не о хранящейся в нем информации, а о том, сколько же всего довелось пережить его невесте. Концлагерь… Господи, какой кошмар! Как она вообще выдержала все это, как?! Ему до боли захотелось снова обнять ее, прижать к себе и, отключив на фиг все системы коммуникации, навсегда остаться рядом. Остаться и никогда больше уже не отпускать. Но проклятый роум жег руку, а значит… его мысли вновь вернулись к сонно моргавшей покрасневшими глазами Лике – бедная девочка, как же ты нечеловечески устала, но я просто не имею права ни на час задерживать это сообщение!

– Лика… Ликусь, ты понимаешь, насколько серьезно все, что ты мне рассказала? Я должен немедленно… – Голос предательски дрогнул, и контр-адмирал, зло дернув щекой, плеснул себе коньяка и залпом выпил. – Ты выдержишь еще несколько часов, девочка? Боюсь, спать тебе не дадут, даже если это будет личный приказ самого Главкома. Понимаешь…

– Глупый, не нужно ничего говорить. Я только потому и сумела все это вынести, что знала: я должна доставить информацию, просто не имею права погибнуть или не дойти. И я дошла и выдержала. Так что не волнуйся, потерплю, на крайний случай мне вколют какую-нибудь тонизирующую гадость. Давай, – она улыбнулась, кивнув на встроенный в стену терминал. – Вас ждут великие дела, мой адмирал!

С любовью взглянув на невесту, Чебатурин вздохнул и поднялся на ноги. Подойдя к коммуникатору (использовать новомодную мнемосвязь он не мог – врачи запретили Главкому в его возрасте вживлять нейроимплантат, так что общаться с ним приходилось по старинке), он решительно нажал клавишу вызова. Несколько секунд никто не отвечал, затем раздался хрипловатый голос адмирала:

– Слушаю. Что там у тебя, Сережа?

– Дмитрий Валерьевич, извините, но мне необходимо срочно с вами переговорить.

– Так говори? – в голосе адмирала Политова послышалось удивление.

– Лично.

Главком тяжело вздохнул, и Чебатурин улыбнулся, представив себе его недовольное лицо.

– До утра, как я понимаю, не ждет?

– К сожалению, нет.

Политов молчал секунды две.

– Нам кто-то еще нужен?

– Да, начальники разведывательного и особого отделов. Оба. Больше никто.

– Даже так? Однако… Добро, Сережа, жду тебя через пять минут, – Дмитрий Валерьевич первым разорвал связь.

Чебатурин обернулся к слышавшей весь их короткий разговор Лике:

– Малыш, ты б пока полежала, а? Думаю, полчасика у тебя есть, а вот потом, когда все завертится…

– Ну уж нет, – Лика решительно помотала головой, – если сейчас засну, то вы от меня уж точно ничего не добьетесь, разве что под гипнозом или после двойной дозы психостимуляторов. Ты иди, я пока оденусь и сварю себе кофе, а то меня от этого бульона уже тошнит. Иди, Сережка, иди…

* * *

– Проходи, присаживайся. – Адмирал указал Чебатурину на одно из кресел, стоявших в его личном кабинете возле стола для совещаний. Главком уже был, что называется, «при параде», разве что без кителя и в расстегнутой на три пуговицы форменной рубашке. В руках он держал что-то маленькое и пушистое – присмотревшись, Сергей Геннадиевич понял, что это крохотный бело-рыжий котенок. Улыбнувшись самым краешком губ – любовь адмирала к кошкам ни для кого из высших офицеров секретом не была, – он занял указанное место. Дмитрий Валерьевич меж тем осторожно уложил котенка на небольшой диванчик, на котором свернулась клубком кошка по кличке Маркиза. Кошка подняла голову, лениво понюхав котенка, осторожно лизнула его и отодвинулась. Никакого желания обихаживать потомство у нее, судя по всему, не было, хотя в том, что котенок именно ее, не могло быть никаких сомнений: он был абсолютной, только уменьшенной, копией своей мамаши.

Политов строго погрозил кошке пальцем:

– А ну займись ребенком, иначе получишь! Под трибунал у меня пойдешь, ксенобиологам в блок на опыты отдам, так и знай! Лентяйка.

Кошка несколько секунд укоризненно глядела на хозяина, затем коротко мяукнула и принялась вылизывать «ребенка». Чебатурин снова улыбнулся: несмотря на трогательное отношение к кошкам и чрезвычайно мягкую манеру общения с подчиненными, пожилой Главком Второй ударной группировки хорошо умел убеждать и славился весьма жестким и решительным характером. Взять хотя бы его обещание уйти в отставку в день подписания безоговорочной и полной капитуляции войск противника, и ни часом раньше – и это при том, что по возрасту ему уже почти десять лет положено было находиться на пенсии!

Убедившись, что его «распоряжение» выполняется, адмирал неспешно опустился в свое кресло, задумчиво побарабанил пальцами по поверхности стола и наконец кивнул Сергею Геннадиевичу:

– Так что за спешка, Сережа, что там у тебя стряслось? Когда ты в прошлый раз вытащил старика из койки, банкиры со своим, будь он трижды неладен, Золотым Легионом едва не расколошматили всю нашу группировку – надеюсь, сейчас все не настолько плохо? Не волнуйся, защита работает, так что можешь говорить смело.

– Может быть, подождем остальных? – неуверенно предложил Сергей Геннадиевич, однако адмирал лишь махнул рукой:

– За Ильей с Виктором я адъютанта послал, но прибудут они только через десять минут. Сначала я бы хотел узнать, что произошло, от тебя лично, понимаешь? Хотя бы вкратце, просто, чтобы я понял, как себя дальше вести. Ну а там уж, как говорится, по обстоятельствам.

Чебатурин, понимающе кивнув, буквально в нескольких предложениях изложил суть произошедшего и протянул адмиралу доставленный Ликой инфокристалл, предварительно высвободив его из универсального зажима. Дмитрий Валерьевич осторожно, будто бы тот мог разбиться от подобного движения, положил роум перед собой и медленно поднял взгляд. И Сергей Геннадиевич неожиданно понял, что Главком, едва ли не впервые в жизни, просто не знает, что сказать. Таким взволнованным и растерянным одновременно он Политова еще никогда не видел.

Молчал Главком с минуту, потом откашлялся, и его будто прорвало:

– Слушай, Чебатурин, неужели все это правда?! Неужели мы наконец причину этой проклятой войны узнаем?! С ума сойти, еще и этот – как там ты его назвал? – артефакт инопланетный… нда уж… эх, ладно, разберемся. Ну и где, хотел бы я знать, наши вездесущие особисты запропастились?! – неожиданно раздраженно спросил Главком, от волнения, видимо, позабыв, что сам отсрочил их приход. Впрочем, ждать долго не пришлось: пискнул зуммер, и адъютант доложил о прибытии вызванных офицеров. Главком разрешающе кивнул, и в кабинет вошли начальник флотской разведки Виктор Неустроев и начальник особого отдела Второй ударной Илья Неман. Оба подтянутые, в полной форме и с таким выражением лиц, будто вовсе не ложились спать и вообще понятия не имеют, что это такое. Офицеры коротко отрапортовались, после чего Политов буркнул «без чинов» и приглашающе указал рукой на свободные кресла. Когда все расселись, Дмитрий Валерьевич снова вызвал адъютанта, распорядившись относительно чая и кофе, и вопросительно взглянул на Чебатурина:

– Прошу вас, Сергей Геннадиевич! Думаю, вначале мы выслушаем вас и лишь затем приступим, гм, к просмотру материала и опросу… – адмирал замялся, будто не в силах подобрать подходящее определение, – непосредственных, гм, участников… ну, то есть, гм, участницы… Короче, Сергей Геннадиевич, начинай, прошу тебя!

Контр-адмирал кивнул и начал пересказывать все услышанное от Лики менее получаса тому назад. На память он никогда не жаловался, так что рассказ получался достаточно подробным, с множеством мелких деталей, касающихся не только ее приключений, но и похождений Лидки со товарищи – ему не хотелось, чтобы любимую женщину заставляли бессчетное множество раз повторять одно и то же. Хотя при этом он, конечно же, прекрасно понимал, что иначе все равно не будет: доставленные ею сведения были слишком важными. Слушали его молча, не задавая никаких вопросов, и прервались лишь один раз – когда адъютант внес поднос с крохотными чашечками кофе для офицеров и знаменитой пол-литровой чашкой чая для адмирала. Дмитрий Валерьевич кофе никогда не пил, считая его чрезвычайно вредным для организма напитком; алкоголя он, впрочем, тоже не употреблял – правда, совершенно по иной причине: «Я свою флотскую бочку рома еще в молодые годы опростал, теперь разве что за победу выпью!» Дождавшись, пока адъютант скроется за дверью и на настенной контрольной панельке загорится зеленый огонек, оповещавший о восстановлении защитного контура, Чебатурин продолжил. Затем настало время роум-кристалла, и на огромном, вполстены, голоэкране возникли какие-то джунгли. Судя по тому, что изображение постоянно прыгало вверх-вниз, можно было предположить, что съемка велась встроенной в наручный комм камерой. Человек, делавший запись, явно снимал для себя, поэтому узнать, где и когда проводилась съемка, было нереально – для этого нужно было как минимум найти сам коммуникатор, точнее, его микрочип. Никаких особых звуков, кроме обычного лесного шума и шороха шагов, слышно тоже не было – неведомый оператор шел молча, ничего не комментируя и дыша, словно бывалый турист, привычный к долгим пешим переходам… или прошедший специальную подготовку десантник.

Затем джунгли закончились, и на экране возникла абсолютно круглая каменная площадка метров тридцати или немногим более того в диаметре. И тут же наступила полная тишина, будто внезапно вырубили звук. Как оказалось, нет – неожиданно появившийся «закадровый» голос негромко выругался, озвучив то, что мгновением раньше удивило просматривавших фильм офицеров: «Странно, тишина просто мертвая, такое ощущение, будто все звуки – вообще все – остались там, за границей круга». Несколько секунд тишину нарушал лишь гулкий отзвук шагов, затем раздалось: «Это базальт, самый обыкновенный базальт, только гладкий и ровный, будто стекло… впечатление, словно он оплавлен, но фон в пределах нормы…» Изображение больше не «скакало» – человек целенаправленно снимал, удерживая камеру горизонтально и медленно поворачиваясь вокруг своей оси, и зрители смогли внимательно осмотреть странное место. Действительно, идеально ровная площадка, с округлым провалом примерно метрового диаметра по центру. Оператор тоже его заметил и подошел ближе; изображение изменило ракурс, наплывая на непонятный предмет, и стало ясно, что это вовсе никакой не провал, как показалось вначале, а вплавленный в камень диск какого-то темного металла, вовсе не отблескивающего в солнечном свете. Оба разведчика ошарашенно переглянулись, и, взглянув в их побледневшие напряженные лица, Чебатурин мысленно усмехнулся: да, нелегко вам придется, ребята! Ведь для него, обычного флотского офицера, все и так уже более-менее ясно – вот она, причина войны: неведомый артефакт Чужих, ради овладения которым МФК и затеяла всю эту галактическую заваруху! А вам теперь придется еще ой как покрутиться, разыскивая и сам артефакт, и всех, кто хоть как-то причастен к его находке! Впрочем, ладно, не будем отвлекаться, ведь просмотр еще не закончен…

Меж тем действие на экране становилось все более и более непонятным и интригующим. Мультисканер, не сумевший даже приблизительно определить материал странного диска, его непостижимое «всасывание» в окружающий камень, разговор с человеком по имени Зак, спуск на чудовищную, судя по ощущениям и негромким комментариям самого оператора, глубину, обнаружение гигантского зала, опутанного металлической «паутиной», и, наконец, находка того, определения чему офицеры придумать просто не могли…

На этом фильм закончился, однако, прежде чем пораженные увиденным зрители успели обменяться хоть какими-то комментариями, голоэкран ожил вновь. Это также оказалась запись, но снятая уже другой камерой, о чем свидетельствовали бегущие в углу экрана цифры отсчитывающего время таймера. Съемка велась внутри дома, все комнаты которого были оформлены в необычном, «под старину», стиле. Из звучащих за кадром комментариев стало ясно, что это дом некоего Ларри Черногорцева. Кто он такой, Чебатурин навскидку вспомнить не мог, хотя имя и показалось ему знакомым, но судя по тому, как снова быстро переглянулись Неман с Неустроевым, разведчикам его личность была хорошо известна. В доме шел обыск – в кадр то и дело попадали офицеры в военной форме Корпорации и какие-то штатские, которые, собственно, и занимались поисками. Что именно они ищут, понять было невозможно – оператор на этот счет никаких комментариев не давал, а попадавшие в объектив голокамеры люди в основном молчали, лишь изредка негромко обмениваясь короткими фразами. Обыск был «мягким» – никто не вываливал на пол вещи, ничего не ломал, не срывал настенные панели и не вскрывал полы: досматривающие, помогая себе многочисленными сканерами и датчиками излучений, быстро и профессионально изучали каждый предмет или деталь интерьера, каждый квадратный сантиметр поверхности. Все делалось так, чтобы хозяин дома даже не заподозрил, что в его жилище кто-то побывал. Сам оператор непосредственно в обыске не участвовал, неотступно следуя за несколькими «штатскими», потому зрители не видели цельной картины досмотра дома, довольствуясь двумя комнатами и коротким коридором между ними. А затем запись закончилась, и потемневший на миг голоэкран показал лицо офицера в звании полковника планетарных войск МФК. Контр-адмирал ощутил скользнувший по позвоночнику неприятный холодок: этого человека он знал более чем хорошо.

– Приветствую вас, господа офицеры! У меня очень мало времени, потому позвольте сразу перейти к делу. Понимаю, что в целом провалил свое задание, и теперь вы остаетесь без резидента в секторе, но я не мог поступить иначе, полагаю, теперь вы уже понимаете, почему. У меня попросту не было времени готовить операцию по своему «уходу», и пришлось действовать именно так. То, что вы только что увидели… Они охотились именно за этим – рискну назвать его артефактом некой инопланетной цивилизации; впрочем, вы наверняка пришли к тому же мнению. Так вот, я считаю, что и вся война была развязана именно из-за этого. Я лично участвовал в розыске и аресте Ларри Черногорцева – думаю, вы в курсе, кто это, – и в обыске его дома, который вы только что видели. Мне посчастливилось первым найти и спрятать сделанную им запись и уничтожить коммуникатор, предварительно скопировав координаты места, где она была сделана. Когда я просмотрел запись, то понял, что должен немедленно и любой ценой передать ее вам. Возможно, цена, которую я за это назначил, покажется слишком высокой, ведь вместе со мной рухнет и вся налаженная агентурная сеть, но другого выхода у меня нет. Тем более что, по моим данным, в руках противника уже находится один из подобных артефактов – увы, это все, что я знаю. К сожалению, больше мне не удалось выяснить никаких подробностей. Насчет Ларри не беспокойтесь – я в курсе результатов всех его допросов и сделаю так, чтобы он не успел сказать лишнего. Теперь главное – IPN-координаты планеты, где Черногорцев обнаружил артефакт, следующие: 730.53.89.HPSC.050.33.5–1.0822. Это было последнее сообщение агента «Рон-107». Конец связи…

Изображение дернулось и исчезло.

– Петька… – тихонько прошептал Чебатурин. И, отвечая на незаданный вопрос, пояснил, глядя куда-то в сторону: – Это Петр Нефедов, крестник покойного Джерома фон Вагнера, моего близкого друга. Я знал его еще восемнадцатилетним мальчишкой, он тогда как раз поступал в офицерское. Очень перспективный мальчик… был. Никогда даже не думал, что он внедрен, почему-то считал, что парень служит где-то за четвертым поясом. Впрочем, простите, зачем я вам это рассказываю, вы ведь наверняка все и без меня знаете?.. – пожав плечами, Чебатурин отвернулся.

– Господин адмирал, господин контр-адмирал, – поднявшись на ноги, капитан первого ранга Неман поочередно кивнул каждому из офицеров, – если позволите, мне хотелось бы…

– Я же сказал – «без чинов», – перебил подчиненного Политов, – присядь, Илья, мы не на плацу.

– Простите, Дмитрий Валерьевич! Я просто хотел сказать, что времени у нас намного меньше, чем кажется, поэтому необходимо срочно опросить всех непосредственных участников. В первую очередь, конечно, госпожу Бачинину, затем остальных. Хотя пилота О’Нила можно из списка исключить – насколько я понял из вашего рассказа, – особист вежливо кивнул Чебатурину, – он вряд ли принимал в случившемся хоть сколь-нибудь активное участие. Думаю, будет правильным сначала показать ей запись – она лично общалась с Черногорцевым, и просмотр может натолкнуть ее на какие-либо полезные воспоминания или мысли. Остальных я хотел бы пока изолировать друг от друга и поработать с каждым индивидуально.

– Тогда уж пускай и остальные смотрят, а изолировать ты их после станешь, Илья, – неожиданно встрял в разговор начальник разведотдела, – на дом этого Ларри ведь именно они наткнулись, да еще и несколько дней там провели, значит, вполне могли обнаружить что-то интересное. Кроме того, старший сержант Баков, так уж получается, по моему ведомству проходит, а он парень внимательный, подготовленный, на любые мелочи внимание обращать обучен. Да и вообще, нет у нас сейчас времени на все эти штучки с индивидуальной разработкой каждого, понимаешь? Просто физически нет. С учетом всего, что мы только что узнали, у нас буквально считаные часы, максимум – дни. Все, что нам сейчас необходимо, – это спланировать операцию по захвату этого… этой штуковины, причем сделать это с минимальным числом посвященных. Не знаю, возможно, это и паранойя, но я даже не уверен, стоит ли информировать о наших делах штаб Флота – слишком уж многое поставлено на кон. Ну, в целом, вот так…

– Хорошо, согласен, – поколебавшись несколько секунд, согласился с коллегой Неман. – Может, ты и прав, хотя я и сильно сомневаюсь, что после проведенного контрразведкой Корпорации обыска там могло остаться хоть что-то интересное. Если господин адмирал не против (Политов покачал головой), то пусть смотрят вместе. – Каперанг снова повернулся к Чебатурину: – Сергей Геннадиевич, я прекрасно понимаю ваши чувства относительно госпожи Бачининой и, поверьте, искренне рад, что все закончилось столь благополучно, но поймите и вы меня. Ваша невеста снова ухитрилась попасть в весьма неординарную ситуацию, и особый отдел просто не имеет права…

– Я все прекрасно понимаю! – отрезал контр-адмирал. – Только давайте не будем перегибать палку, хорошо? Надеюсь, моего слова, что Лика не покинет моих апартаментов, пока вы этого не захотите, достаточно?

– Э-э… конечно, достаточно, – неожиданно смутился контрразведчик. – Но, собственно, я не совсем это хотел сказать. То, что все, гм, фигуранты некоторое время останутся на корабле и будут в определенной степени ограничены в свободе передвижения, само собой разумеется. Относительно же госпожи Бачининой – я подразумевал необходимость провести с ней несколько бесед, и начать, боюсь, придется прямо сейчас.

Чебатурин неопределенно пожал плечами:

– Как вам будет угодно. Только с оглядкой на ее состояние – Лика сильно истощена, надеюсь, вы это понимаете?

– Безусловно, – облегченно ответил Неман, похоже, ожидавший более жесткого отпора со стороны начальника штаба. – Вы даже можете присутствовать при наших беседах, если захотите, конечно. Сейчас не время играть в секреты друг от друга.

Сергей Геннадиевич удивленно вскинул бровь, но промолчал. Главком в разговор тоже не вмешивался, пока что предпочитая слушать и периодически делая небольшой глоток чая из своей безразмерной кружки. Принесенный адъютантом кофе так и остался нетронутым – офицерам было не до того.

– Позволите, я вызову наших героев? – дождавшись кивка адмирала, Неман вышел в приемную. Политов неспешно поставил чашку на стол и взглянул на начальника разведки, каперанга Виктора Неустроева (на самом деле и он, и глава контрразведки находились на контр-адмиральских должностях, однако официально числились в ранге капитанов первого ранга):

– Виктор, хочу знать твое личное мнение: что это вообще может быть? Вся эта подземная штуковина. Твоя служба хоть что-то знает, хоть какие-то наметки имеете? Или как обычно: журналисты первыми узнали, а мы – от них? – пошутил он, намекая на профессию Лики.

Не пряча взгляда, Неустроев покачал головой:

– Увы, Дмитрий Валерьевич, увы, мне и всей моей службе! Мы действительно об этом не знали, и, поверьте, я ничего от вас не скрываю… и не думаю, что что-то скрывают от меня, так сказать, на вышестоящем уровне, – счел нужным пояснить он. – Наша агентура работала, но, должен признаться – и это тоже минус нам! – Корпорация не допускала ни малейшей утечки информации. Отдел стратегического анализа просто сходил с ума, но никакой логики в действиях МФК выявить не мог – противник захватывал планеты совершенно бессистемно, некоторые спустя какое-то время сдавал без боя, эвакуируя свои части, на другие высаживался по несколько раз – даже если на поверхности уже находились наши войска. Мы склонялись к тому, что большая часть этих акций – прикрытие каких-то иных, более важных, операций, как оно, впрочем, скорее всего, и было. Но вот в чем суть этих самых основных операций, мы так и не сумели понять.

– Все это я в той или иной мере и без тебя знаю, – раздраженно отмахнулся адмирал. И добавил, по-прежнему не повышая голоса: – Неужели вы даже не допускали подобной возможности? – Он кивнул в сторону погасшего голоэкрана, имея в виду просмотренный фильм. – Между прочим, Корпорация еще не один десяток лет назад назначила баснословное вознаграждение за любые сведения об инопланетном разуме! Или об этом наша доблестная разведка вкупе с контрразведкой тоже не слышала? – судя по тому, что на сей раз донышко адмиральской чашки стукнуло по поверхности стола чуть сильнее, нежели раньше, Главком был всерьез раздражен. Лежащая на диване Маркиза подняла голову и с интересом поглядела на хозяина.

– Слышала, – выдержав взгляд Политова, ответил каперанг, – и некоторое время даже целенаправленно работала в этом направлении.

– Плохо работала! – буркнул Дмитрий Валерьевич. – Что, вообще ничего не нарыли?

– Вообще ничего. Помимо множества прочих мероприятий, мы проверили даже все довоенные сообщения о якобы обнаруженных «артефактах Чужих» – полный бред. Правда, с началом боевых действий МФК основательно почистила все свои архивы.

– «Полный бре-ед», – протянул вслед за подчиненным Главком, – ну и откуда такая уверенность?

Начальник разведотдела улыбнулся:

– Мы ведь тоже все предвоенные годы продолжали искать, Дмитрий Валерьевич! И буквально за несколько месяцев до начала войны наш научный отдел пришел к мнению, что за все годы космической экспансии человечество не получило ни одного достойного серьезного внимания подтверждения наличия инопланетного разума.

– И ведь совсем не ошиблись ваши научники, правда? Ну, разве только самую малость, – иронически хмыкнул Политов. – Ладно, демагогия все это. Нам сейчас дается, возможно, последний и единственный шанс все изменить, и нужно хорошо подумать, как его не упустить. Кстати, капитан, ты на мой вопрос насчет этой чудо-пещеры так и не ответил!

– Да что я могу ответить, Дмитрий Валерьевич? – вздохнул разведчик. – Если уж честно, я даже не совсем понял, что именно считать собственно артефактом – сам этот, гм, подземный комплекс – или ту штуку, что нашел внутри Черногорцев? Вот сейчас придут наши герои-соучастники, может, тогда что прояснится? Вы позволите выйти, хочу кое-кому из моих спецов сыграть, так сказать, раннюю побудку?..

– Отсюда свою побудку бей! – голосом, не терпящим возражений, отрезал адмирал, кивая на собственный коммуникационный терминал. – Не мне тебя учить, Виктор, но ты, надеюсь, понимаешь, что лишние посвященные нам сейчас ни к чему. Вполне достаточно, что о нашей находке знаем мы четверо – ну и наши, как Илья выразился, «фигуранты», конечно.

– Дмитрий Валерьевич, неужели вы серьезно?! – слегка опешил разведчик. – Во-первых, это люди, которым я полностью доверяю и за которых готов лично поручиться, а во-вторых, я вовсе не собираюсь посвящать их ни в какие подробности. Они никогда не узнают ни о Лике, ни о том, что у нас есть координаты месторасположения объекта, – мне просто необходим полный анализ записи, поминутный, а если потребуется, то и посекундный. А понадобится, то и разбитый на десятые доли секунды! Аутентичность самой записи, характеристики голокамеры, тип коммуникатора, условия освещения во время съемки, точное расстояние до снимаемых объектов… да мало ли! И, естественно, никаких контактов с коллегами до завершения нашей будущей операции, а возможно, и после… – Неустроев осекся, наткнувшись на взгляд Политова – адмирал смотрел на начальника разведотдела с неприкрытой иронией:

– Господин капитан первого ранга, ну что вы, право! Разве я вас в чем-то подозреваю? Перестань, Виктор, мы сколько лет знакомы? Старикам иногда положено брюзжать на подчиненных… хотя, конечно, какой ты мне, в сущности, подчиненный? Давай, вызывай своих спецов, все равно спать никому из нас сегодня уж не придется. Сергей Геннадиевич, – неожиданно обратился он к своему начштаба, – а ты-то чего молчишь? Ты, Сережа, за Лику свою не переживай, ничего с ней теперь не случится, она у нас нынче герой, так что готовь представление на внеочередное звание… и рапорт о комиссовании в связи с изменившимся семейным положением. Хватит ей в войнушки играть и боеготовность моих офицеров подрывать. А сам не напишешь, извини, лично ее на гражданку выгоню… с правом находиться в расположении штаба Второй ударной до окончания боевых действий, ясное дело! – подмигнув не ожидавшему подобного поворота контр-адмиралу, Политов встал из-за стола и присел на оккупированный кошкой, под боком которой тихонько посапывал вылизанный и насосавшийся материнского молока котенок, диван: – Ну что, Маркиза, взялась за ум, как я погляжу? Вот и правильно, вот и хорошо. Только ты уж смотри, о том, что нынче слышала да видела, никому. А то ведь сама понимаешь, с каперангом Неманом дело иметь – себе дороже! – Дмитрий Валерьевич рассмеялся собственной шутке и кивнул замершему в нерешительности каперангу. – Давай, Виктор, давай, действуй. Времени и в самом деле мало.

Лика, Данила и Лидка расселись по предложенным им креслам. Никто из них до сего момента не бывал в апартаментах Главкома, и оттого все они, даже непробиваемый диверсант, ощущали некоторую скованность. Проще всего было, пожалуй, старшей Бачининой, которая, во-первых, лично знала адмирала Политова, а во-вторых, общаясь с Чебатуриным, частенько бывала там, куда ее товарищам путь был однозначно заказан. Впрочем, и Баков с Лидкой особенно не робели: старшего сержанта по определению было трудно чем-то смутить, а Лидке, едва успевшей задремать прямо в медблоке, было уже попросту все равно, где и с какой целью она находится. Первым делом их напоили крепчайшим кофе. Лика принюхалась, уловила тонкий аромат: напиток был весьма недурного качества, но… сколько же можно?! И у Сергея в каюте, и здесь. Скосив глаза на сестру, она улыбнулась: младшая тоже косилась на чашку весьма подозрительно. После краткого инструктажа, проведенного главой контрразведки («Мы знаем, насколько вы устали, но после просмотра фильма вы поймете, отчего мы так спешим»), им включили запись. Кроме молодых людей в кабинете находился лишь Главком со своим начштаба и «кап-раз» Неман. Неустроев, поприветствовав при входе Данилу, которого, как оказалось, знал лично, убежал по своим делам, пообещав вернуться через час вместе со специалистами и какой-то необходимой аппаратурой.

Чебатурин издалека наблюдал за «героями», как их окрестил Неман. Запись все смотрели совершенно по-разному. Лика, имевшая к ней самое прямое отношение, – широко раскрыв покрасневшие от усталости глаза и буквально затаив дыхание; Данила, наоборот, совершенно спокойно, будто очередной учебный фильм – и в то же время ни у кого из присутствующих не возникало сомнения, что он замечает даже самую мельчайшую подробность. Лидка же смотрела фильм с таким выражением, с каким школьницы-восьмиклассницы смотрят первый в их жизни «взрослый» фильм: подавшись в кресле вперед, упершись руками в колени и комментируя увиденное себе под нос, чем вызывала на непроницаемом лице контр-адмирала едва заметную улыбку. Надо же, а всего несколько минут назад девушка выглядела такой сонной и безразличной ко всему, что Сергей Геннадиевич даже усомнился, стоило ли вообще вызывать ее на просмотр!

Сказать, что Лика была поражена разворачивающимся на экране действием, – значит не сказать ничего. Нет, она, конечно, знала, что доставленная ею запись содержит совершенно особую информацию, и помнила слова разведчика о том, что все происходящее связано с некой инопланетной цивилизацией, но одно дело слышать, и совсем другое – убедиться, что все это правда. Да и последовавшие за бегством из лагеря события, признаться, порядком притупили ощущение тайны, заставили ее разум свыкнуться с полученным знанием: ну инопланетяне, ну и что с того? Мало ли, может, «офицер Генри» ошибся, может, сделал неправильный вывод из полученных сведений? Девушка неожиданно вспомнила, как когда-то яростно спорила с сестрой, искренне верящей, что человечество не одиноко во Вселенной, доказывая Лидке, что, будь это так, они уже давно нашли бы хоть какие-то подтверждения этому. Получается, они нашли-таки эти самые подтверждения?! Правда, нашли их не они, а противник, но сам факт… Лика несколько раз глубоко вздохнула, буквально хлебнула воздуха, вдруг обнаружив, что от удивления просто забывала дышать.

Разговор с Заком Закхадером тоже оказался записанным, и на этот раз Лика уже не смогла сдержаться:

– Так это же Ларри, Ларри Черногорцев! Тот самый «черный археолог», допросы которого я и переводила! Получается, это именно он обнаружил… вот это, – определения «вот этому» у нее не нашлось, – поэтому его и взяли, поэтому и допрашивали, и пичкали БП, поэтому и… – она хотела сказать «убили», однако, вспомнив, при каких обстоятельствах это произошло, промолчала, с трудом проглотив возникший в горле комок.

– Э… все в порядке? – Чебатурин, пристально наблюдавший за невестой, заметил ее состояние, но не знал, как к ней обратиться: ставшее уже привычным «Ликуся» звучало слишком интимно, а другого обращения в голову отчего-то не приходило. Девушка молча кивнула, больше не проронив ни слова. А действие на экране шло своим чередом, и Ларри, найдя способ воспользоваться инопланетным «лифтом», спускался вниз, чтобы несколькими минутами позже обнаружить таинственный «алтарь» и лежащий рядом с ним крист…

«Нет, этого не может быть! – полыхнуло в мозгу у Лидки. – Ведь это же…»

– Стойте, остановите, господин контр-адмирал, стоп! – закричала она, обращаясь к Чебатурину, как к единственному более-менее ей знакомому.

Сергей Геннадиевич послушно остановил воспроизведение, вопросительно взглянув на младшую Бачинину. Лика вздрогнула, а Неман, мгновенно напрягшийся, словно готовящийся к броску тигр, резко обернулся к ней. Совершенно спокойными остались лишь Главком, сидящий на диванчике рядом со своей кошкой, даже не удосужившейся раскрыть глаза, да сержант Баков.

– Простите, господин контр-адмирал, но мне кажется… кажется… – медленно, будто с трудом выговаривая слова, начала девушка. «Нет, нет, не смей! – зашелся криком в ее голове бесплотный голос. – Не смей, не отдавай меня!» Вдруг сильно закружилась голова, и Лидка, полуоглушенная этим надрывающимся голосом, изо всех сил прижала к ушам ладони и застонала. Политов заинтересованно приподнял бровь, и даже невозмутимый диверсант наконец соблаговолил взглянуть в ее сторону. Очень так задумчиво взглянуть, с прищуром, будто пытаясь увязать увиденное на экране и столь странную реакцию возлюбленной. Шум в голове, ясное дело, тише не стал, и девушка неожиданно разозлилась. – Да ни хрена себе, какая-то фигня стеклянная еще будет мне указывать, что делать, а чего нет! – зло прошипела она, даже не замечая, что говорит вслух. – Тоже мне, телепат долбаный!

Вспышка ярости, как ни странно, помогла, и голос поутих, хоть и не до конца: если мгновение назад она ощущала себя сидящей внутри огромного гудящего колокола, то теперь в голове словно работал небольшой трансформатор, на одной ноте зудящий: «Нет, нет, нет…»

– Возможно, – встряхнув головой, Лидка рывком расстегнула карман выданной в санблоке формы, куда она незаметно переложила драгоценный «волшебный фонарик», – наш противник – и все мы – ищем именно… это? – Она разжала мгновенно ставшую влажной ладонь, на которой лежал тускло отблескивающий кристалл. Присутствующие в каюте замерли, и девушка, машинально вытирая рукавом невесть отчего вспотевший лоб, пояснила: – Я нашла его на чердаке в доме посреди леса, где мы ночевали… наверное, это и был дом того человека… – Она кивнула в сторону замершего на паузе голоэкрана и вдруг с болью в голосе простонала. – Да заберите ж его, пожалуйста… кто-нибудь заберите… я… я не могу сама его отдать!

Среагировавший первым Данила сделал два плавных, слившихся в один шага, взял с Лидкиной раскрытой ладони кристалл и молча отдал его Неману, оказавшемуся ближе всех. Девушка сделала шаг назад и обессиленно опустилась, практически рухнула, в кресло, на подлокотнике которого уже сидел Баков. Парень ободряюще подмигнул и обхватил ее дрожащую кисть своей широкой теплой ладонью, которую Лидка благодарно сжала своими тонкими пальцами, и диверсант вдруг почувствовал огромный прилив нежности к этой сильной – и одновременно такой слабой девушке! А Лидка удивленно прислушивалась к своим ощущениям: ее отпустило. Вообще отпустило, будто и не было никогда ни этого голоса, ни непонятной зависимости от кристалла, ни самого этого идиотского кристалла. Осталась лишь пустота и необъяснимая, до головокружения, легкость в голове. Было ли это следствием того, что она отдала кристалл, или того, что Данила был рядом? Неважно. Просто хорошо, что он есть, что она больше не одна. Наверное, если бы он все время держал ее за руку, у нее и вовсе не возникло бы этой дурацкой зависимости от, как выяснилось (с ума сойти можно!), чужого устройства…

Контрразведчик, выйдя на освещенное место, внимательно осмотрел странный предмет, едва ли не против воли прислушиваясь к своим ощущениям, однако ничего необычного при этом не испытал. Просто кристалл – или, скорее, нечто, чему придали форму кристалла, зачем-то еще и оплетя и снаружи, и внутри какими-то тоненькими блестящими проволочками. Неужели девчонка права, и противнику нужно было именно ЭТО?! И неужели ЭТО может изменить ход войны или даже вовсе положить ей конец?! Или главное все-таки сам подземный зал, координаты которого у них – спасибо агенту «Рону» – теперь есть?

И тут Лику пробрало. Она смеялась так, как, наверное, не смеялась никогда в жизни; смеялась и не могла остановиться. Ее смешило обеспокоенное лицо Чебатурина, решившего, что у нее началась истерика; смешили вытянувшиеся лица сестры и Данилы; смешил растерянный взгляд контрразведчика и непонимающий – Главкома; смешила испуганно приподнявшая голову Маркиза, из-за спины которой выглядывала мордочка крохотного бело-рыжего котенка…

Однако больше всего ее, конечно же, смешил идиотизм ситуации в целом: у нее, старшей сестры, была с собой информация о том, из-за чего началась война, а у младшей – то, с помощью чего ее можно прекратить. Обе они по много раз могли погибнуть, попасть в плен или даже просто потерять драгоценные вещицы, но этого не случилось, они доставили их куда следует, и…

…и за все это время они так и не раскрыли друг другу всех подробностей, разведчицы хреновы!!!

Лицо у Чебатурина стало совсем уж озабоченное – похоже, контр-адмирал всерьез решил, что его невеста двинулась от перенапряжения мозгами. Лику это в какой-то мере даже обрадовало, а то прямо было немного завидно: Данила вон глядит на свою Лидку, а ее Сережа – исключительно на Главкома. И озабоченность его тоже выглядела очень смешно, но, пожалуй, пора было остановиться. Да и Неман как-то уж больно нехорошо нахмурился… Ладно, действительно хватит – Лика, сделав над собой титаническое усилие, перестала смеяться.

– Ничего… со мной… все… в порядке, – пробормотала она, стряхивая набежавшие на глаза слезы и стараясь не особенно разжимать челюсти, чтобы не рассмеяться вновь. – Н… нервы, наверное…

– Господин капитан первого ранга! – неожиданно раздавшийся голос адмирала Политова звучал непререкаемо-твердо. – Довольно. Сейчас мы досмотрим запись, и молодые люди отправятся спать, все трое. Все, о чем мы говорили, естественно, остается в силе, но – ровно пять часов сна, и ни минутой меньше. Формально твоя служба все равно находится под моим командованием, поэтому выполняй. Размещай их где хочешь, хоть в моей спальне и под охраной отделения десанта, но они идут спать. Все ясно?

– Так точно! – четко ответил контрразведчик, совершенно сбитый с толку подобным напором. – Дмитрий Валерьевич, да я, в общем-то, и не спорил бы…

– Господа офицеры, – продолжил Главком, не обратив на последнюю фразу никакого внимания, – через двадцать минут я снова жду вас у себя для продолжения совещания. Все свободны.

Последнее, что расслышала более-менее успокоившаяся Лика, покидая адмиральские апартаменты, было негромкое: «Вот видишь, Маркизуля, как оно бывает? Разве мы с тобой еще вчера о чем подобном думали? Нет, кошечка моя, не думали. Ну, да ничего, похоже, скоро мы всех этих банкирчиков так при…»

Дверь в каюту Главкома плавно скользнула вбок, закрываясь и обрывая окончание фразы.