Ветер кружил вокруг меня. Я стояла на автомобильной стоянке, ладонью прикрывая глаза от яркого предзакатного солнца. Лицо прямо-таки обдавало жаром.

— Дурацкая это была идея. Давай лучше смотаемся.

В сторонке по шоссе прогромыхала гигантская фура, оставив за собой вихрь дорожной пыли. Ее клубящееся облако повисло над колючей проволокой, огораживавшей территорию военно-морской базы.

Джесси посмотрел на меня так, словно я взорвала газовый баллон.

— Ты спятила? Что за дурь? Как же теперь смотаешься?

Поверх «мустанга» я взглянула на тротуар.

— Дурь — это остаться здесь. Пойти туда как раз и будет дурью.

Он снял солнечные очки.

— Погоди, дай-ка я разберусь! Эван Делани боится идти на встречу бывших выпускников?

В пригласительном билете сообщалось: «Наш торжественный вечер пройдет в лучшем ночном клубе Чайна-Лейк». Ночной клуб этот находился между книжным магазином и автомастерской. За ними простирались миллионы акров пустоты — база военно-морской авиации. Миражи дрожали и парили в раскаленном воздухе этой пустоши, и горизонт упирался в горы, багровевшие на фоне бескрайнего неба.

Над входом в клуб хлопало на ветру полотнище — «„Бассет-Хай“, 15 лет спустя. Добро пожаловать на встречу выпускников!». Из окон громыхала музыка. Даже отсюда мне было видно, как внутри толпится народ.

— Да у них тут все серьезно, — сказала я и протянула Джесси приглашение, в котором отдельной строчкой значилось: «Стиль одежды — праздничный, свободный». На клубном языке это выбор «шмоток» на свое усмотрение, только организаторы торжества тут слукавили.

— Да они разодеты в пух и прах! Я вижу блестки.

— Вот черт! Надо было мне напялить бальное платье и каблучищи!

Я состроила ему рожицу. В джинсах и расстегнутой до половины белой сорочке он выглядел вполне презентабельно. Да и я, коли на то пошло, неплохо смотрелась в джинсах и все той же белой сорочке. Боже! И как это я не углядела? Теперь нас наверняка объявят самой привлекательной парой. Нахлобучат на головы картонные короны и начнут расспрашивать, обручены ли мы да почему Джесси выглядит так, будто свалился с крутого обрыва. Я, конечно, стану отвечать, что да, дескать, было дело, и с обрыва тоже падал. Потом со всей дури сообщу, что оба мы юристы, и весь вечер буду объяснять, что больше не практикую, а чья-то там «бывшая» вполне может подать в суд за испорченную тачку на своего экс-благоверного, насыпавшего ей сахара в бензобак, дабы «насолить» на прощание. И какого черта я сюда приехала?!

— А вон Сиси Лизэк раздает именные пропуска, — кивнула я на окно.

Она, помнится, и ученическим советом руководила так, словно это был рейхстаг.

Джесси посмотрел в ту сторону.

— Тогда понятно, откуда эти забавные маленькие усики. Ну пойдем, мне не терпится познакомиться с ней. И еще с тем парнем, что поджег себе волосы на конкурсе талантов. Да, и с девчонкой, которая выпустила из клетки курей, нарисовав им краской номера на спинах.

— Один, два, три и пять. Это была я.

— Твоя смертельная вражина наверняка тоже заявится.

Я тихонько застонала.

— Меньше всего на свете хотела бы видеть Валери.

Я повернулась в сторону гор, выстроившихся в ряд, как зубья гигантской пилы. Сьеррас, Панаминтс, Косос и каньон Изменника, глубоко изрезавший каменную твердыню. Всего один день, проведенный там, всего одна вылазка на природу — и четыре года непримиримой вражды.

— Мы установим стальную клетку, и тогда ты сможешь свести старые счеты, — сказал Джесси. — Намажешься погуще маслицем — и вперед! Победа обеспечена.

Я картинно отшатнулась.

— Тебе надо урезать дозу болеутоляющих и поменьше смотреть спутниковое телевидение.

Он забарабанил пальцами по крышке багажника.

— Прошлой зимой у себя дома ты выпустила целую обойму в убийцу-маньяка. Так неужели теперь покажешь пятки жалкой горстке расфуфыренных снобов?

Я только вздохнула в ответ. Он взял меня за руку.

— И потом, разве тебе не хочется повидаться со своим старым ухажером? Как там его звали?.. Томми Чонг?

— Чанг.

Он усмехнулся:

— Ну да, я помню, как-то так…

Джесси покатил в своей коляске по тротуару в сторону клуба, кивнув мимоходом на автомастерскую:

— Лично я пошел, а ты стой здесь и любуйся вон той гигантской грудой старых покрышек.

Я картинно подбоченилась:

— Эй! Ведь это же не твои одноклассники!

В ответ он озорно улыбнулся:

— А спорим, будут мои? — Толкнул входную дверь и скрылся за нею.

Если выражаться метафорически, никто так прочно не держался на ногах, как Джесси. Все задуманное он мог осуществить, несмотря ни на какие трудности, хотя и был на пять лет младше всех собравшихся, вырос в Санта-Барбаре и далеко обошел моих одноклассников по части талантов, обаятельной наружности и паралича ног.

— Вот черт! — выругалась я и бросилась следом.

Я нашла его в фойе у стола записи. Облаченная в кружевные рюши, Сиси Лизэк рылась в ящичке с пропусками. Густо сдобренная лаком прическа — волосок к волоску. Вид у Сиси был озадаченный.

— Что-то не вижу я вашего пропуска, — сказала она.

Улыбаясь, Джесси оперся локтем о стол.

— Ученический совет процветал, когда вы его возглавляли. Чего только стоит тот шикарный боевой девиз…

— «Воспрянь духом вместе с Лизэк!» — Она перестала рыться в ящике и прямо-таки просияла от воспоминаний. — А может, мне сделать вам новый пропуск?

Нет, ну ты подумай, какой проныра! Я подошла к ним.

— Привет, Сиси.

Она всплеснула руками:

— Ух ты! Эван! Смотри-ка ты, какая стройная и загорелая!.. И такая вся… — она оглядела мою одежку, — вся такая упакованная!..

— А у тебя сегодня потрясающе торжественный вид.

— Да, ты же у нас вроде писательница! — Она вручила мне мой пропуск и пакетик с памятным подарком. — Надеюсь, по старой дружбе пощадишь нас всех и не станешь изобличать в печати секреты родной школы?

— Ни в коем случае. Никаких покровов срывать не буду, обещаю. — Заговорщицки приложив указательный палец к губам, я посмотрела на Джесси: — А твое лицо мне знакомо.

Сиси улыбнулась:

— Это Джесси Блэкберн. Он учился у нас по обмену.

— Нет, я не про школу! — Я прищелкнула пальцами. — Ах, ну да, конечно!.. Передача «Суд идет» по телевизору. Значит, ты тоже из наших.

В этот момент дверь распахнулась и с улицы пыхнуло жаром. На пороге стояла эдакая провинциальная Брунгильда — нескладная блондинка под метр восемьдесят.

— Бог ты мой! Ты все-таки приехала! — Эбби Хэнкинс раскатисто расхохоталась и сгребла меня в охапку. — Значит, я выиграла спор. Ну что, Уолли, съел?

Ее муж неуклюже протиснулся в дверь. Он был выше и объемистее, чем Эбби, — ни дать ни взять сенбернар в кричащей гавайской рубахе. Она перекинула меня ему, словно мячик. Хохоча, он прижал меня к своему крепкому боку.

— Ну спасибо, Делани, раскошелила меня на двадцать баксов! — Он посмотрел на Джесси: — Здоро́во, чувак!

И, стиснув его руку, принялся выдавливать из нее соки. За столом Сиси, сцепив замочком пальчики, выразительно улыбалась.

— А вы сегодня в добром расположении духа, доктор Хэнкинс. — Она взглянула на сарафанчик Эбби: — Какой миленький! Сейчас продают много всяких симпатичных штучек.

Мимо нас прошла женщина в облегающем платье с пропуском организатора праздника на груди, похожая на разукрашенного блестками кабанчика. Сиси жестом подманила ее и что-то зашептала на ухо, кивая на Джесси:

— Вот, для него нет памятного подарка. Не могу же я одна заниматься всем сразу!

— Может, нам позвать Келли?

— Ну уж нет. Ее в последнюю очередь. К тому же ей сейчас наверняка не до нас — небось крутится перед зеркалом, малюет губы помадой. А дело это долгое, ты же знаешь — рот-то у нее до ушей.

Вспомнив про нас, они спохватились, приумолкли и натянули на лица дежурные улыбочки.

Сиси кивнула приятельнице на Джесси:

— Этого выпускника помнишь? Он учился у нас по обмену.

«Кабанчик» озадаченно наморщила лоб:

— Ну да, конечно… И очень хорошо, что вы сегодня с нами.

Тут они прикусили язычки и молча уставились на него. Я поняла, что их озадачила инвалидная коляска. Откуда им было что-то знать? Они не видели газетного заголовка «Один человек погиб, жизнь другого в опасности, виновник дорожного происшествия скрылся». И конечно же, не могли знать, что последние годы Джесси по крохам восстанавливал свою жизнь и здоровье и теперь выглядел несравненно лучше. По милости какого-то сумасшедшего водилы он не мог ходить, и поначалу тяжелые воспоминания, постоянная боль и горечь утраты лучшего друга мешали ему подняться. Когда же Джесси наконец получил необходимую помощь, ему поставили диагноз — посттравматическое расстройство на почве шока. Теперь же, к счастью, он шел на поправку.

Пряча улыбку, Уолли спросил у Джесси:

— Ну, а как обстоит жизнь в…

— В Манитоба. Прекрасно. — Джесси взял протянутый Сиси пропуск. — Я там, считай, срок мотал, как политзаключенный. — Он повернулся и покатил в зал.

Сиси протянула Уолли пакетик с подарком:

— Это тебе на память в честь пятнадцатилетия выпуска. Здесь книжица «В стенах родной школы» и талоны на десятипроцентную скидку в автосалонах Краузе. — Она повернулась к Эбби: — Здесь тоже скидки. На программу «Следим за весом».

Эбби улыбнулась:

— Ну и как их программа? Тебе-то помогает?

Сиси покраснела. Мы с Эбби отправились догонять Джесси.

— Что это с ней? — спросила я.

— Она работает у Уолли. Занимается гигиеной полости рта. Ну и вообразила, что могла бы руководить его жизнью гораздо лучше, чем такая неряха, как я. — Эбби поправила на носу очки. — Уже много лет к нему подкатывает.

Я чуть рот не раскрыла от удивления. Эбби с Уолли народили трех веселых белокурых ребятишек и, похоже, никогда не скучали друг с другом. Всем бы так.

Над оркестровым помостом висели гирлянды из красных огней, изображавших перчики чили. Оркестр наяривал что-то из старого доброго рока, от которого мы тащились в юности. Народ толпился вокруг накрытого стола, накладывая себе салатики и ананасовый десерт. Стандартный простенький закусон, никаких излишеств.

Я улыбнулась, вдруг порадовавшись, что снова здесь.

В Чайна-Лейк расположен военно-морской испытательный полигон. Мне было тринадцать, когда руководство военно-морского флота перевело сюда мою семью. Это оказалась совсем не та Калифорния, о которой я мечтала, — только кристально чистое небо с пронзительно ревущими в нем истребителями, степные зайцы да песчаные вихри. Когда мы въехали в город, моя мать, пережившая множество переездов, чуть не лишилась дара речи.

Отец, заправски руливший одной рукой, улыбнулся и сказал: «Милости просим домой, Энджи. В очередной раз».

Она пригладила растрепавшиеся от ветра волосы и оглянулась на нас с братом. На лице ни следа уныния — дескать, а ну не кисни, мы же семья военнослужащего. И тут у меня разболелся живот. Теперь, по прошествии двадцати лет, я более или менее привыкла считать это место своим родным городом.

Эбби наклонилась ко мне:

— Батюшки! Ты только посмотри на Бекки О'Кифи! Надеюсь, у меня не такая здоровая задница? Ну-ка, скажи мне.

— Раза в два меньше.

— Да ну тебя, врушка ты паршивая!

Я вдруг замерла:

— О Боже, нет!..

На стене позади накрытого стола были развешаны фотографии, увеличенные до плакатных размеров. Джесси в своей коляске с интересом разглядывал их, качая головой.

— Держите меня крепче! Теперь я видел все, — сказал он.

На фото красовалась я посреди футбольного поля в самодельной горностаевой мантии и сбившейся набекрень «бриллиантовой» короне. Я цеплялась за локоть моего кавалера Томми Чанга и вид имела весьма ошарашенный.

Джесси усмехнулся:

— Эван Делани, королева футбольного матча.

— Дай-ка я сначала выпью, прежде чем вы начнете склонять по пням, по кочкам мою персону, — сказала я.

— Ну надо же, ты мне никогда не говорила. Все это время я думал, что ты была девчонкой-сорванцом, разбойницей, пофигисткой…

Эбби закивала:

— Да, рокершей, выдумщицей-писакой, гладиатором в юбке…

— Ему помощь не нужна, он и так все знает, — заметила я.

— А расскажите про какие-нибудь ваши тайные делишки, — предложил Джесси. — Неужели в Чайна-Лейк все как один вели двойную жизнь?

— Да. Как и ты. — Я браво вскинула кулак: — Борись за правду! Свободная Канада!

Он снова перевел взгляд на фото:

— А кто это там на заднем плане?

— Валери Скиннер.

— Твой смертельный враг? — Он подался вперед, всматриваясь в фото. — А почему у нее такой помятый вид?

— Она воевала со мной за корону.

— Да уж, на ротвейлера похожа. Неужели и впрямь так завидовала?

— Хо-о! Еще как! Вцепилась мертвой хваткой. — Эбби откусила дольку ананаса и посмотрела на плакаты: — Жаль, они не повесили здесь ту фотку, где ты отбираешь у нее корону.

Джесси с интересом посмотрел на меня.

— Отняла ее силой, — пояснила я.

— Ты хорошо ей тогда накостыляла. Это надо было видеть! — сказала Эбби.

Я обвела взглядом толпу.

— Да не волнуйся. Последний раз она появилась на выпускном. Так что ты в безопасности. — Эбби помахала через стол дородной даме: — Привет, Бекки! — И, понизив голос, прибавила: — Нет, ты посмотри, она все еще лепит эти домотканые кофточки!

На Бекки О'Кифи и впрямь был розовый свитерок, разукрашенный аляповатыми помпончиками и блестками. Эбби пошла к ней обниматься.

Джесси откинулся на спинку коляски и кивнул на фото:

— Значит, ты обставила эту Валери?!

— К твоему сведению, из меня вышла просто шикарная королева матча.

Он рассмеялся:

— Бог ты мой! Да тебе нравилось быть королевой! То есть ты не насмехалась над школьными устоями, а, наоборот, участвовала во всех мероприятиях?

— Да, я наслаждалась моментом величия и славы. — Я потерла пальцем переносицу. — Только не вздумай обсуждать мою прическу. Если будешь сравнивать меня с Джоном Бон Джови, я тебе надаю по заднице.

— Нет, с ним сравнивать я бы не рискнул. — Он на мгновение задумался. — Скорее, с «Твистед систер».

Я подошла к стойке бара и попросила шардоннэ. Джесси присоединился ко мне, заказал чай со льдом и, постукивая пальцем по колену, выжидательно воззрился на меня.

— А Томми Чанг оказался совсем не таким, как ты его описывала.

— Давай не будем об этом, Джесси.

— Нет, я просто представил себе одну забавную картину — Брюс Ли сходится с Клинтом Иствудом. Только вот…

— Томми не был таким коротышкой.

Он ответил мне ослепительной улыбкой, способной довести до исступления.

— По-моему, это мило. Фродо завоевывает руку королевы.

Я получила свое шардоннэ.

— Послушай, неужели тебе в твоем Манитобе не над кем было поиздеваться?

— Почему, было над кем. Хватало с лихвой.

Я залпом осушила полбокала.

К стойке бара подошла женщина.

— Эван?..

Я поставила свой бокал и пожала ей руку.

— Здравствуйте, мисс Шепард.

— Шепард-Кантуэлл.

Ей было сорок с хвостиком, и ее хоть сейчас можно было отправлять в Вудсток. Ее платье могло сойти за экспонат из Гугенхайма — сплошь газетные заголовки вперемешку с клочками искусственного меха и стеклянными шариками-глазками. Она одарила Джесси ослепительно-снисходительной улыбкой.

— Жаль, что мы не были знакомы, когда вы учились здесь по обмену.

В тоне Джесси прозвучали язвительные нотки.

— Ничего страшного. Зато теперь я гораздо лучше говорю по-английски.

— Вы вообще, кажется, герой. Это ж надо приехать из такой дали! — Шепард-Кантуэлл повернулась ко мне: — Я слышала, вы все еще пишете. Ну что ж, прекрасно. Это замечательно, что вы нашли выход своему воображению.

— Благодарю, — сухо ответила я, про себя обозвав ее дурой.

— А как ваши родители?

— Родители в порядке. Развелись.

— Ай-ай-ай, какая жалость! — тряхнула она волосами. — Ваш папа всегда был такой импозантный мужчина! Даже когда приходил поругать нас, учителей, мы не могли им не восхищаться. Передайте ему от меня привет, ладно?

И Шепард-Кантуэлл величественно поплыла прочь. Я залпом опрокинула остатки вина. Нет, ну надо же, я, видите ли, нашла выход своему воображению! Вот курица!

— Дай-ка попробую угадать, — сказал Джесси. — Преподавательница по изобразительному искусству?

— Она самая. Это на ее уроке Валери сперла мой дневник.

В Чайна-Лейк всяк развлекался как мог — одни упирали на спорт, другие собирались в гаражах поиграть в доморощенной рок-группе, третьи «бухали» в подворотне, чтобы скоротать время. Моим увлечением были литературные записи. Любимым занятием Валери была месть.

В школьные годы я заносила в личный дневник не только собственные стишки, но и каждый потаенный порыв своей половозрелой души, и вот однажды, когда мисс Шепард вышла из класса, Валери вытащила дневник у меня из ранца.

Этот факт она отрицала громогласно и настойчиво, а во время обеденного перерыва зачитывала вслух в девчачьем туалете куски из моего дневника, в том числе и те места, где я фантазировала по поводу Томми Чанга и Киану Ривза и отзывалась о самой Валери как о вульгарной слащавой вертихвостке.

— Мисс Шепард спросила тогда у студента, проходившего практику в нашем классе, был ли он свидетелем такого поступка и готов ли подтвердить. Я, как сейчас, вижу этого прыщавого щуплого юнца и помню, как он бормотал что-то невнятное, утверждая, будто я поторопилась с выводами.

— И мисс Шепард решила, что у тебя разыгралось воображение?

Мисс Шепард никогда не зрила в корень и видела только то, что находилось на поверхности. Она всегда руководствовалась первым впечатлением, а свое первое впечатление обо мне составила в первые две недели моего пребывания в этой школе, а точнее, в тот день, когда наш класс выбрался на прогулку в каньон Изменника.

— Она обвинила меня в том, что я якобы разжигаю в классе вражду.

— Ага, значит, в довершение ко всему ты была и нарушительницей спокойствия? Интересно, что еще имеется у тебя на счету в твоем туманном прошлом? Жертвоприношения животных?

— А ты правда хочешь знать?

В тот день я вышла из душного школьного автобуса на палящее солнце, низко надвинув на лоб бейсболку. Нас увезли за пятьдесят миль от города на дальнюю окраину военного полигона изучать доисторическую наскальную живопись в каньоне.

Мисс Шепард поманила нас к себе:

— Давайте-ка все сюда. И возьмите свои альбомы.

Прикрывая рукой глаза, я шла, опустив голову. Солнечные очки остались в школьном рюкзаке.

Каньон тянулся на многие мили, черные скалы там и сям пестрели малиново-желтыми проплешинами лишайника. Первобытные рисунки украшали скалистые стены как граффити. Змеи. Олень. Горный баран. Причудливые фигурки людей с перекошенными лицами зловеще взирали на нас с высоты шестидесяти футов. От нестерпимого зноя дрожал воздух.

Мисс Шепард, ступая по шуршащему песку, манила нас за собой.

— Представьте себе молодых охотников, притаившихся за камнями. И шамана, высекающего на скале эти рисунки во славу удачной охоты.

Я уставилась на фигуру рогатого человека, чьи ноги скорее напоминали когти. В этот момент кто-то прошел мимо, больно задев меня по плечу. Противный ехидный голосок прожужжал над ухом:

— Сопли красные подотри!

Рука моя мгновенно метнулась к верхней губе. Валери злобно усмехнулась и отошла в сторонку.

Мисс Шепард нахмурилась. Я нащупала в кармане пачку бумажных платков, но оказалось, что с носом у меня все в порядке, никакой крови. По рукам пробежал холодок. Валери снова задела меня за живое.

Мисс Шепард повернулась к нам, взметнув старомодной крестьянской юбкой, ее похожие на канделябры серьги плясали, играя на солнце.

— Такими рисунками шаманы вселяли боевой дух в сердца охотников. Посмотрите на эти изображения и попытайтесь представить себе, как это было.

Стены украшали в основном бараны. Охотники, пронзающие копьями баранов или целящиеся в них из лука, собаки, нападающие на баранов, бараны с раскроенными черепами — в общем, сплошное баранье истребление.

— А теперь взгляните вот на эти символы. Змея олицетворяет плодородие. А вон та спираль не что иное, как пуп матери-Земли, откуда появился человек.

У меня за спиной послышались смешки, хихиканье и шепот.

Валери, Эбби и Томми отделились от остальной группы. Украдкой глянув на мисс Шепард, Валери шмыгнула за валуны. Эбби озиралась по сторонам и вдруг поймала на себе мой взгляд.

За стеклами ее очков я разглядела предупреждение: «Эй ты, новенькая, только попробуй заложить меня!» Потом она шепотом предложила:

— Пойдешь с нами?

Стоявший рядом с ней Томми кивнул мне. У этого тощего жилистого парня был такой повелительный взгляд, источавший невозмутимость, что у меня защемило под ложечкой. Он шепнул: «Пошли!» — и шмыгнул за камни. Я последовала за ними.

Эбби неслась как ракета — только волосы развевались на ветру. Мы с Томми догоняли ее бегом. Он мимоходом улыбнулся мне, и я, радостная и возбужденная, ответила ему улыбкой, подумав: «Меня приняли в компанию».

Сквозь скалистую расщелину вела тропа. Ярдов через сто мы догнали Валери. Она смеялась. Смеялась, пока не увидела меня.

— А этой что здесь надо?

Грудастая и задастая Валери носила плотно облегающие маечки и джинсы ниже пупка и вечно пахла духами и табаком. Она умела командовать, держать сверстников в подчинении и страхе и за две недели учебы в заново сформированном классе умудрилась стать настоящим предводителем. Обойти ее стороной у меня просто не получалось, потому что, куда бы ни повернула, я постоянно встречалась с ней лицом к лицу.

Так случилось и на сей раз.

— С какой стати ты за нами поперлась?

— Это я ее пригласила, — объяснила Эбби, поправив на носу очки.

Валери подступила ко мне вплотную, и я боязливо съежилась. Она тряхнула каштановыми волосами, а я, наивная, не распознала вовремя коварства в ее глазах.

— Ладно, можешь пойти с нами, но при одном условии. Сначала ответишь на вопрос.

— Хорошо.

— Если бы у тебя не было ног, ты бы носила обувь?

— Нет.

— Тогда почему ты носишь бюстгальтер?

Я заморгала. Нутро словно обожгло кипятком, а Валери с хохотом побежала вперед.

— Это жестоко! — крикнула ей вдогонку Эбби и, взяв меня за руку, потащила с собой. — Пошли!

Я не сопротивлялась и на дрожащих ватных ногах поднималась по крутой тропке, пряча лицо от Томми. Валери произнесла слово «бюстгальтер», заставив его подумать о моих… О Господи!..

— Ну и где это? — крикнул ей Томми.

— Там, впереди. Уже скоро. Мой папа ездит туда пострелять. У него там и мишени расставлены.

Протиснувшись в щель между громадными валунами, мы вышли к обрыву, внизу простиралась долина. Небо походило на синее стекло. Песок искрился на солнце. Внизу узкая дорога вела к каким-то постройкам из бетона, возле которых стояли в рядок военные джипы.

— И мы тащились сюда ради этого? — возмутилась Эбби, картинно подбоченившись. — Обычные бетонные бункеры. А где же обещанные самолеты? И мишеней никаких!

Валери вглядывалась в даль.

— Я вообще-то думала…

Из бетонных бункеров выскочили солдаты в камуфляже. Несколько человек запрыгнули в джипы. Один говорил по рации. Другой приложил к глазам бинокль, осматривая горы.

Потом он что-то крикнул своим товарищам и указал на нас.

— Ого!.. — сказала я.

Военные теперь смотрели в нашу сторону, жестикулировали и кричали, потом одни бросились к джипам, другие к бункерам.

— По-моему, нам нельзя было здесь появляться, — заметила я.

По земле заметались яркие оранжево-белые вспышки. Над бункерами взрывались снаряды, грохот пальбы эхом пронесся по скалам.

Валери закрыла уши ладонями. Томми упал на землю, накрыв голову руками. Эбби от страха выругалась.

Огненные языки вздымались в небо. Бункеры заволокло дымом, и они исчезли из виду. Один из джипов горел, опрокинувшись вверх тормашками, как беспомощная черепаха.

— По-моему, там что-то произошло, — сказала я.

Столбы пламени и дыма поднимались к небу. Еще через секунду в носу защипало от ядовитой удушливой вони. Внизу в долине разбегались в разные стороны солдаты.

— У них что-то стряслось. Интересно, всем ли удалось спастись? — не унималась я.

Один из джипов повернул в нашу сторону и начал подниматься в гору, вздымая столбы пыли. Какой-то голос у меня в голове предупредил: «Это секрет. Вы не должны были видеть».

— Боже мой!.. — крикнула Эбби и бросилась обратно к тропе.

Томми вскочил на ноги и побежал за ней. А между тем джип, прыгая по песчаным ухабам, приближался.

Я схватила Валери за руку:

— Бежим отсюда!

На бегу я слышала, как она меня догоняет.

Мы неслись вниз по тропе, куда ветер уже успел пригнать дым. Я старалась не хватать воздух ртом. Все вокруг теперь покрывала красноватая пелена — из-за дыма, застлавшего солнце. И вдруг сквозь этот дым я разглядела еще более неприятную вещь — военный вертолет, круживший у нас над головой.

Я перепугалась до смерти. Теперь мисс Шепард надерет мне уши и вызовет родителей. Я сбежала по тропе к каньону и там остановилась как вкопанная.

Вертолет сел на землю, поднимая винтами вихри песка. Мисс Шепард сгоняла класс к автобусу. Военные в камуфляже отвели Эбби и Томми в сторону. У Эбби был перепуганный вид.

В общем, мы попались.

Валери с разбегу врезалась в меня и, увидев вертолет, даже вскрикнула. В нашу сторону уже шел военный.

Впрочем, я еще надеялась всех нас выгородить.

— Послушайте, я могу объяснить. Я…

Под носом и на губе я почувствовала кровь, отерла ее рукой, и рука осталась красной. И тут Валери, посмотрев на мисс Шепард, сгоняющую ребят к автобусу, ткнула пальцем в меня:

— Эта красноносая соплюшка сказала, что покажет нам самые лучшие наскальные рисунки, если мы пойдем с ней.

У меня прямо-таки челюсть отвисла от этих слов.

Все повернулись и смотрели в нашу сторону: военный, мисс Шепард и весь класс — все смотрели на меня. Внутри словно все занялось огнем. А Валери, сжавшись в комочек, разрыдалась.

— Я не виновата! — крикнула она и повернулась ко мне, ее губы дрожали. — Зачем ты заставила меня сделать это?

Я смазала ей кулаком по лицу…

Я встряхнула вино в бокале.

— Валери потом винила меня, что я испортила ей внешность — у нее якобы изменились черты лица. То есть я, оказывается, виновата в том, что она отрастила себе эту здоровую ряху. Она даже угрожала, что сделает себе пластическую операцию носа и заставит меня оплатить ее.

— Ты могла оспорить это в инстанциях, потребовать обстоятельного разбирательства, — усмехнулся Джесси.

Музыку перекрыл чей-то залихватский свист. На другом конце зала, засунув руки в карманы, стоял мужчина и улыбался мне.

— Ну, вот и свиделись, — сказал Джесси.

— Томми! — засмеялась я и помахала рукой.

Он был все такой же дохляк. Клубная рубашечка — впервые со времен школы я видела его в чем-то кроме кожаных рокерских штанов. Из-под ковбойской шляпы весело сверкали карие глаза. Как всегда самоуверенно, он сдвинул ее на затылок и бросился мне навстречу, ворочая во рту жевательную резинку.

— Здоро́во, Рокки! — Схватив мою руку, Томми тряхнул ее со всей сердечностью.

— Шикарно выглядишь, — сказала я.

Он задрал рукав и показал мне никотиновый пластырь:

— Вот, начал новую жизнь.

— О-о… Ну теперь табачные компании разорятся. — Улыбаясь, я представила его Джесси. — Вот, познакомься. Борец за свободу или мой возлюбленный — это уж как тебе больше понравится.

Томми пожал ему руку.

— Ясно. Ну а чем занимаешься?

— Так, все больше по мужской части. А ты?

— Я тоже по мужской. — Он поворочал во рту жвачкой. — Работаю детективом в полицейском управлении Чайна-Лейк.

По лицу Джесси я поняла, что это сообщение его впечатлило.

А между тем в дальнем конце зала Сиси Лизэк взобралась на оркестровый помост, махнула музыкантам и подошла к микрофону:

— Друзья! Прежде чем начнется неофициальная часть нашего праздника, мы хотели бы вручить награды. — Под «неофициальной частью» она имела в виду тот момент, когда школьная футбольная команда, налегавшая на коктейли, начнет швыряться стульями. Сиси расправила на себе кружевные рюши. — Прежде всего необходимо подвести кое-какие итоги. Многое, конечно, есть в буклете «В стенах родной школы», но я хотела бы отдельно упомянуть некоторых людей.

Томми наклонился ко мне:

— Ну как, уже «уделала» кого-нибудь?

Я рассмеялась. Джесси с загадочным лицом наблюдал за нами. Повода для ревности, конечно, не существовало. Томми всегда был мне просто дружком-приятелем и вообще не крутил романов с девушками дольше двух недель.

Сиси читала по бумажке:

— За тринадцать лет четыре пары успели пожениться, и об этом мы еще поговорим. — Голос ее звенел. — А сейчас давайте поздравим тех, которые вступили в брак раньше всех. Это Уолли и Эбби Хэнкинс!

Стоявшая в центре зала Эбби заулюлюкала и вскинула руки.

Сиси поменяла бумажку.

— Награда самому многодетному выпускнику вручается Томми Чангу за пятерых детей.

Наши футболисты затопотали и застучали ладонями по столу с криками «ура-а!». Я повернулась к Томми с нескрываемым изумлением.

Ворочая во рту жвачку, он пояснил:

— Два раза близнецы и два развода. Теперь ты понимаешь, почему я отказался от сигарет?

— Выпускница, активно поддерживающая связь со школой, — это… я. — По толпе пробежал смешок. — А теперь давайте узнаем, кто из наших школьных товарищей забрался дальше всех!

У себя под боком я услышала:

— Ой, черт!..

— Так поаплодируем же этому человеку, проделавшему такой длинный путь из Канады. Давайте дружно похлопаем Джесси Блэкберну!

К десяти вечера ананасовый десерт уступил место гигантскому, размером с диван, торту, на котором красовалась пластмассовая собаченция породы бассет-хаунд и выведенная зеленым кремом надпись: «Удачной охоты!» На оркестровом помосте наш школьный квартет наяривал на электрогитарах, солисты Стэйси Уилкинс и Бо Краузе превосходили остальных нетрезвой прытью. Когда дело дошло до «Писая на ветру», Эбби сорвалась с места и потащила Уолли на танцпол.

Возле двери корячилась Сиси, пытаясь водрузить на мольберт огромный щит. Я рассеянно наблюдала за ней и вдруг, будто что-то почувствовав, оглянулась на только что вошедшую женщину.

Вид у нее был нездоровый. Она несла свое хрупкое, словно бумажное тело так, будто боялась малейшего прикосновения. В лучах мозаичного диско-шара под потолком каштановые волосы ее парика отливали медью. Глаза угольками мерцали на алебастровом лице. Она выжидательно оглядела зал, но никто с ней не поздоровался.

Точно так же люди иногда обращались с Джесси, и меня это всегда бесило. Поэтому я направилась к ней через зал. И хотя с трудом искала подходящие слова, это все-таки было лучше, чем проигнорировать ее совсем.

— Эван Делани, — протянула я ей руку. — Ты уж прости, но я тебя что-то не узнаю.

Из-за бледности кожа ее казалась почти прозрачной. На висках проступали голубые жилки. Рука была холодной.

— Ну здравствуй, соплюшка.

Я раскрыла рот, но язык так и присох к небу, когда я прочла на ее нагрудном пропуске имя — Валери Скиннер.

Голос дребезжал, и она глотала окончания слов.

— С мозгами проблемы. От этого и речь такая, — тронула она себя за голову.

— Искренне сочувствую, — сказала я. — Нет, в самом деле искренне.

— Не сомневаюсь. Ну а как тебе мой новый внешний вид? — И, повернув голову, Валери продемонстрировала свой профиль. — Я пришлю тебе счет за пластическую операцию носа. Телеса свои я, правда, растеряла, зато хоть умру худой.

— Слушай, да ты выглядишь…

— Ладно, не парься. Лучше закрой рот, а то мух наглотаешься.

К счастью, я успела заранее прикрыться дежурной улыбкой, иначе имела бы сейчас плачевный вид.

Она огляделась по сторонам:

— Ну что ж, видимо, пора выпить и засвидетельствовать всем свое королевское почтение. Ведь это мой последний шанс увидеть всю эту деревенщину у своих ног. — Валери надменно улыбнулась: — Примадонна всегда остается примадонной.

И пошла прочь шаткой походкой восьмидесятилетней старухи. Мне же почему-то сразу захотелось помчаться в католическую церковь и исповедаться священнику во всех своих грехах.

Ко мне бочком подрулила Сиси.

— Это что, опухоль?

Я нахмурилась — меня неприятно кольнула такая откровенность.

— Не знаю. Рентгеновских лучей на лбу не видно.

Она сцепила руки замочком.

— Нет, просто я подумала, ты общалась с ним весь вечер и, может, он поделился с тобой, рассказал, в чем там дело.

— Не поняла.

Она кивнула на Джесси:

— Ну… эта инвалидная коляска. У него что, рак?

— Нет, спина сломана. Его сбило машиной. А с чего ты взяла…

— А-а! Ну тогда ладно! — Сиси заметно расслабилась. — Нам ведь не нужны новые имена в скорбном списке.

Она продолжала держать руки замочком, поглядывая на щит с надписью: «Наши усопшие», который только что установила.

— Извини, Сиси.

Я подошла к щиту. Под заголовком «Светлой памяти» помещались фотографии, газетные некрологи и список умерших. У меня стало покалывать пальцы, когда я начала их разглядывать.

Ко мне подъехал Джесси.

— Что это ты тут делаешь, Эв?

Я не могла оторвать глаз от щита, а Джесси вдруг откинулся на спинку своего инвалидного кресла и воскликнул:

— Боже мой! Как же это получилось? Будто снайпер поработал!

Билли д'Амато. Автокатастрофа.

Шэннон Грубер. Пневмония.

Тэдди Горовиц. Авиакатастрофа.

Линда Гарсиа. Тяжелая продолжительная болезнь.

Шэрлин Джексон. Осложнения при родах.

Я схватилась за голову.

Марси Якульски. Несчастный случай на дороге.

Рядом с фотографией Марси была приколота газетная заметка из «Цинциннати инкуайерер» под заголовком «Четверо погибли в серьезной автокатастрофе».

Рак.

Тяжелая продолжительная болезнь.

Осложнения при родах.

Джесси внимательно посмотрел на меня:

— Можешь считать, что тебе повезло.

Лучи от диско-шара плясали по доске, прыгая с одного имени на другое. Я прочла последнее и почувствовала, как к голове волнами прихлынула боль.

Дана Уэст. Военно-морской флот. Хирургическая сестра. Погибла при пожаре госпиталя.

— Мне нужно выйти! — Я бросилась к двери. От подступившей тошноты ужасно хотелось на воздух.

«Мустанг» мчался по Триста девяносто пятому шоссе на север от города, пожирая дорогу фарами. Я изо всех сил давила на газ.

— Я хорошо знала Дану Уэст. Ту медсестру, что погибла.

Я знала и все остальные имена на той доске скорби, но лицо Даны Уэст особенно четко врезалось в память. Я помнила ее теплую улыбку и этот смех, звонко разносившийся над конвейером в школьной столовке, и ее вечную готовность утешить любого, кто испытывал боль. Она жила за три дома от меня. Джесси погладил меня сзади по шее.

— Пожар в госпитале. Она погибла, исполняя служебный долг. Как несправедливо устроен этот ужасный мир, иногда я просто…

Я провела тыльной стороной ладони по глазам. Двенадцать человек из нашего класса уже распрощались с жизнью. И Валери Скиннер была на очереди.

Пустынная ночь дышала безмятежностью, небо походило на черный бескрайний парус, расшитый звездами. Дорога постепенно выбиралась наверх, на открытую равнину, и каждый подъем и поворот был для меня теперь, спустя пятнадцать лет, сюрпризом. Я гнала на полной скорости до самого верха и там наконец нашла поворот.

Мы выехали на вершину созданного природой амфитеатра, обращенного к западу, где высились хребты Сьеррас. Вдалеке мигали огни Лоун-Пайн. Стояла мертвая тишина. Я вышла из машины и обошла ее.

Джесси распахнул дверцу.

— Руку дашь? А то ведь я не брал своей амуниции.

Он мог немножко ходить, только вот не взял костылей. Я подняла его за локти. Я всегда любила этот момент — когда он стоял во весь рост. Он был все так же строен и гибок и не растерял своей стати пловца — двукратного чемпиона страны и члена национальной сборной Соединенных Штатов. Он подтянулся на руках и сел на багажник.

В небе клубилась белесая дымка. Неприступной черной стеной высились над нами хребты Сьеррас. Я прижалась к Джесси.

— Отец привез меня сюда на другой день после того, как я заехала Валери по носу. Тогда мне казалось, что жизнь разрушена навеки. Из школы меня временно отчислили, и родители решили заниматься со мной сами. А мне хотелось только одного — запереться у себя в комнате, забравшись с головой под одеяло. Но отец не давал мне разнюниться. Усадил в машину, привез на эту пустынную равнину и стал учить стрелять. Сухой и поджарый, он произносил слова с оклахомским протяжным выговором, его коротко стриженные волосы посеребрила седина. Он говорил со мной, пока расставлял в рядок пустые консервные банки и заряжал дедушкино старое ружье, не умолкая ни на минуту: «Человек может разозлиться, когда нужно постоять за себя. Вчера ты разозлилась и вот теперь расхлебываешь последствия».

Он показал мне, как правильно приложить к плечу приклад и прицелиться.

«Но это все ерунда. Главное, что ты постояла за себя, и я горжусь тобой, дочка. Нельзя пресмыкаться перед хамами. Просто все надо делать с умом. Ну а теперь, Котенок, смотри в оба и помни, что у ружья бывает отдача».

Я прицелилась в банку и выстрелила. Меня оглушило грохотом.

«Ты убила вон тот кактус. Конец кактусу. — Отец взял у меня ружье и перезарядил его. — Когда вернешься в школу, не вздумай стыдиться своего поступка. Спокойно учись, да и все. Смело иди вперед».

«А я бы хотела стать невидимкой. По мне, так лучше уступить и отойти в сторонку».

Он опустил ружье.

«Нет, Котенок, никогда не уступай! Кто угодно, только не ты! Ни за что!»

И вот теперь я стояла на этом месте и вглядывалась в ночную мглу. Джесси обнял меня за талию.

— А что было дальше? — спросил он.

— Все обошлось. Мне разрешили вернуться в школу, и никто ко мне не приставал. — Я усмехнулась. — Кроме Валери. Но тогда я уже знала, что могу дать ей отпор, к тому же у меня были друзья, и они стояли за меня горой. Я не стала уступать и убираться с ее пути.

— Да уж, слово «уступить» совсем не вяжется с твоим образом. «Уступить», «подчиниться», «сдаться» — ни одно из этих слов.

Я взяла его за руки. У нас за спиной восходила луна, мерцающая и огромная. Ее призрачный свет уже накрыл долину и теперь подбирался к гранитным стенам гор. На их вершинах светились снежные шапки.

Джесси заговорил совсем тихо:

— Я понимаю, как тяжело узнать, сколько твоих одноклассников уже умерло.

— Все мы там будем рано или поздно. Обидно только, если рано.

— Да, гарантировать ничего нельзя. Но я сделаю все, чтобы твоя жизнь никогда не подверглась опасности.

Эти слова вселяли успокоение и даже нечто большее. Они прозвучали обещанием и неким вызовом судьбе. И слишком походили на предложение, к которому я была еще не готова. Я повернулась к Джесси и положила руки ему на плечи. В лунном свете глаза его казались абсолютно синими.

Я ничего не ответила ему — только прижалась губами к его губам и поцеловала.