Утром в понедельник будильник зазвонил в семь часов. Джесси выключил его и несколько секунд лежал, потирая глаза. В моей спальне сквозь жалюзи пробивались солнечные лучи. Он заметил, что я наблюдаю за ним, подвинулся ко мне, оперся локтем и приподнялся. Потом он погладил меня по плечу — тому, которое при прикосновении не вызывало боли.
Эти касания были единственным, что я могла терпеть. Все остальные части моего тела болели. Плечо и локоть болели меньше, но были чрезвычайно слабы.
Джесси был со мной с того времени, когда привез меня домой из больницы. Он не оставлял меня ни на минуту. Но до сих пор мы так и не поговорили. Ни о заносе на обочину, ни о нападении на меня, ни о нас, ни о чем-либо другом. Я провела обратной стороной руки по его лицу. Казалось, он пребывал в полусне.
— Я приготовлю кофе, — предложил Джесси.
Он осторожно встал с постели, боясь потревожить меня. Прежде чем пойти на кухню, он подъехал к кровати с моей стороны и натянул одеяло мне на плечи.
— Спасибо, — сказала я.
Минуту спустя я услышала, как закипел кофейник, а также телевизионные новости. Джесси вернулся в спальню и положил на кровать утренние газеты так, чтобы я могла их достать. Вскоре в ванной комнате полилась горячая вода, и я увидела через открытую дверь, что он бреется. Он собрался ехать на работу. Я поджала колени и забралась дальше под одеяло.
Ники сегодня тоже пойдет на работу. Скоро здесь появятся Брайан и Люк, но Брайану нужно возвращаться на службу. Утром они уедут домой.
У моего дома дежурил полицейский в патрульной машине и должен был находиться там еще одни сутки. Солнце светило вовсю. Если открыть окна, то можно было бы услышать, как в кронах деревьев поют птицы. Но открывать окна не хотелось.
Джесси купил пистолет, девятимиллиметровый «глок», но получить его на руки не мог, пока не закончится проверка. Проклятые законы и те юристы, которые этими законами руководствуются.
Марк должен был оставаться в городе, пока полиция не закончит следствие по делу об убийстве Мерлина Минга. Его пистолет лежал в шкафу вещественных доказательств полицейского управления.
Мне была необходима защита.
Сжимаясь от боли, я встала с постели и пошла в ванную комнату, чтобы почистить зубы. Собственный вид в зеркале уже не ужасал меня. Я была покрыта черными и фиолетовыми пятнами, которые постепенно зеленели. У меня была рассечена бровь и распухла нижняя губа. Выглядела я отвратительно, но стала уже привыкать к этому.
Джесси посмотрел на мое отражение.
— Я могу отвезти тебя к дантисту, — предложил он.
— Это не проблема. Я должна сама потренироваться водить машину.
Я скорчила рожицу своему отражению в зеркале. Пять щербатых зубов, включая верхний передний. Ужас, да и только. Я положила Джесси руку на плечо, протискиваясь рядом с ним к раковине. Кожа у него была холодная, моя рука почувствовала выступающую ключицу. В какой уж раз я поняла, что он чрезвычайно худ.
Исхудавший и усталый, неестественно сдержан. Он был здесь, он поддерживал меня, чуть ли не носил на руках. Но был он здесь не весь. Его страстность отсутствовала, и я не знала, по какой причине и вернется ли она вновь. Это крайне тревожило меня.
Он завязывал галстук, когда в дверь постучала Лили Родригес. По утрам в понедельник она чувствовала себя особенно хорошо. Ее лицо так и лучилось от радости. Она была одета в дешевый костюм коричневого цвета, а традиционная челка явно была ей к лицу. Я же все еще была одета в купальную майку Джесси и в его же пижамные штаны.
— Хорошая новость, Эван, — сказала Родригес. — Обвинение в нападении снимается.
— Давно пора, — отреагировал на это Джесси.
— В свете того, что произошло с вашим братом, это является…
— Что насчет моего брата?
— Он невиновен. — Она спохватилась. — Я полагала, что он сказал вам об этом.
Он не общался со своими родственниками со времени свадьбы. Холодная война между ними все еще продолжалась.
— С Пи-Джея сняли обвинение в убийстве? — спросил Джесси.
— Криминалистическая лаборатория обнаружила свидетельства, которые привели нас к этому заключению.
— Что это за свидетельства?
— Этого я не могу сказать.
Должно быть, они нашли какие-то улики на месте преступления и на теле Бриттани Гейнс, имеющие прямое отношение к убийце, — волокна, волосы, ДНК, которые не соответствовали данным Пи-Джея.
— Вы отдали приказ на взятие Мерфи под стражу? — спросила я.
— Он обвиняется по различным статьям. Но не по обвинению в убийстве.
Мы с Джесси переглянулись. У них либо не было достаточных улик, либо они считали, что убийство совершил не он.
— А как насчет Синсы? — поинтересовалась я.
— Синтии Джимсон? Ничего.
— Вы проверили данные, которые я вам сообщила?
— Нет никаких свидетельств, дающих повод для того, чтобы связать ее с убийством. Ничего того, что могло бы послужить доказательством ее причастности ни к украденным чекам, ни к фальшивому счету Эван Делани, ни к мошенническому использованию индивидуальных данных Делани.
— Лили, она во всем этом замешана.
— Я допускаю то, что она знала Бриттани Гейнс. Но мы можем установить только деловые связи. Она записывала для нее рекламные диски. Не прослеживается ничего, что связывало бы ее с Тоби Прайсом. Nada.
— И это все? Вам больше нечего сказать?
— Она поймала букетик.
Мы с Джесси переглянулись.
— На свадьбе. Да, и есть еще одно обстоятельство, касающееся не Синтии, а ее машины, «БМВ». И обстоятельство весьма странное. Кто-то положил ей на блок цилиндров мертвых воронов.
И она рассказала нам об этом. А я подумала, что это могли бы сделать либо Шон Катнер, либо братья Минги, а то и сама Синса.
Лили похлопала меня по руке.
— Мне нужно идти. Вообще-то я просто хотела зайти и посмотреть, все ли с вами в порядке.
— Со мной все отлично. Можете возложить мне на голову тиару и провозгласить Мисс Вселенной.
Никто не засмеялся.
— Есть какие-нибудь зацепки относительно Тоби и Мерфи? — спросила я.
— Они объявлены в федеральный розыск. Рано или поздно их найдут.
— Боюсь, что это случится на пороге моего дома.
— У вас есть моя визитная карточка. Звоните мне в любое время.
Мы попрощались, и я посмотрела ей вслед, размышляя над фразой «в любое время». Когда Мерфи влезет в окно моей спальни, никакая визитная карточка уже не поможет. Моя кожа еще хранила о нем память. Язык, вонючий пот, мясо.
Джесси положил мне руку на спину. Я невольно вздрогнула от этого прикосновения.
— Извини, я не хотел касаться больного места.
— Тебе не за что извиняться. — Я погладила себя по рукам сверху донизу. — Мне надо принять ванну.
— Тебе помочь?
— Не надо.
Мне нужно было спешить, необходимо было очиститься.
Согнуться и повернуть кран, чтобы пустить воду, оказалось слишком болезненным. Но мне хотелось именно принять ванну, а не душ, потому что не должна была мочить бинты над сломанными ребрами. Я присела на корточки рядом с ванной и попыталась выпрямиться, но я стояла очень неуверенно.
Джесси протиснулся в ванную комнату.
— Дай-ка я.
Я сидела на краю ванны. Ванная комната была мала, и мы вдвоем в ней едва помещались. Так что Джесси пришлось наклоняться над раковиной, чтобы достать до кранов. Он проверил температуру и наблюдал, как наполняется ванна. Скрючившись, я сидела на своем насесте.
— Хочешь, я помогу тебе снять рубашку?
Я потрясла головой.
Его взгляд скользил по моему телу.
— Я знаю, что ты скромная девушка-католичка. Но, сладкая моя, я уже несколько раз заставлял тебя вскрикивать.
Мне пришлось сделать усилие. Я быстро придвинулась к нему. И он был прав. Мне действительно была нужна помощь. Мне удалось стащить только один рукав, а поднять поврежденную руку достаточно высоко для того, чтобы снять второй, я уже не могла, несмотря на то что рубашка была большого размера и достаточно просторная на груди.
Он протянул ворот рубашки по моей голове и осторожно спустил ее по руке. Каждое прикосновение его рук к моему телу было подобно подергиванию нервов. Я застенчиво закрывалась от него.
Джесси скомкал рубашку у себя на коленях.
— Если это так болезненно, то тебе следует обратиться к ортопеду.
— Дело не в этом.
Он перекрыл воду.
— Я чувствую себя отвратительно.
— Почему? — спросил он спокойным голосом.
Капала вода. Она капала так же, как капала с моего лица в грязную лужу, над которой Мерлин держал меня за волосы, а Мерфи лежал на моей спине. Я выхватила рубашку у Джесси и пыталась снова надеть ее. Я должна была чем-то накрыться. Я хотела остаться сухой.
— Что с тобой? — удивленно спросил он.
— Мерфи.
Я ничего ему не рассказывала, не говорила никому. Но он понял это по моему лицу. И вдруг он замолк.
— Эван.
Вода продолжала капать.
— Закрой воду, пожалуйста. Это невыносимо.
— Что он сделал с тобой?
Я отвернулась в сторону. Он крепче завернул кран.
— Он дотрагивался до тебя?
Джесси коснулся моей щеки и повернул мою голову обратно. Я смотрела остановившимся взглядом на его грудь.
— Да.
Его рука оставалась на моей щеке. Я смотрела на его рубашку. И я ему рассказала все. О руке, похожей на рукавицу для игры в гольф, о барабанных палочках, о порванных трусиках. О Мерфи.
Я ожидала, что он сейчас разнесет все вокруг или выкатится с отвращением из ванной. Наконец я посмотрела ему в глаза и увидела в них боль. Так, словно он получил физический удар. И гнев, который он гнал от себя. В глазах у него появилось сострадание.
— В чем бы ты ни нуждалась, что бы тебе ни хотелось, чтобы я сделал…
Наконец в какой-то момент я почувствовала себя в безопасности. В безопасности не от всего, что ожидало меня за стенами дома, а в безопасности в отношениях с ним. Я подтянула его к себе и положила голову ему на колени. Он положил руку мне на спину. Я забыла обо всем.
Сколько времени это продолжалось, я не знаю. Наконец я сказала:
— Ты опоздаешь на работу.
— Ничего страшного. Ты хочешь вернуться обратно в постель?
— Я хочу все-таки принять ванну.
Он добавил еще горячей воды и помог мне сесть в ванну, поддержав за руку.
— Если тебе не хочется, чтобы я касался твоего тела, кричи.
Он взял мочалку из махровой ткани, намочил и провел ею по моей спине. Намылил мне руки и ноги, сделав это осторожно, так, чтобы не намочить бинты. Я держала поврежденную руку вдоль тела. Когда Джесси закончил, он крепко ухватил меня за руку и помог выйти из ванны. Мое самочувствие явно улучшилось.
Он обернул меня полотенцем и спросил, нужна ли мне помощь, чтобы одеться. Я сказала, что смогу сделать это самостоятельно. Я вытерлась и надела на себя кое-что из трикотажных вещей. Потом я пошла в гостиную, где обнаружила, кроме Джесси, еще и Брайана. Джесси держал в руках пистолет и вставлял в его рукоятку магазин с патронами.
* * *
Они замерли на месте, словно дети, которых застали курящими в туалете для мальчиков. На дворе играл Люк, пытаясь освоить катание на скейтборде с помощью трехдюймовой копии этого снаряда. Он был весь покрыт красными пятнами, но лихорадочное состояние уже кончилось, и он выглядел вполне оправившимся от болезни. Я подошла к Джесси и Брайану.
— Прекрасно.
Брайан спрятал руки в карманы джинсов.
— Это мой. У меня есть лицензия. Я просто даю его Джесси взаймы на то время, пока он проходит проверку и…
— Отлично, — продолжала я. — У тебя еще есть патроны?
Они переглянулись.
— Вот эта коробочка, — показал Брайан.
— Там всего двадцать штук. Джесси, ты можешь достать еще? Во время ленча?
— Думаю, что да.
— И оставишь все это сегодня у меня, так?
— Хорошо.
Он проверил, есть ли патрон в патроннике, поставил пистолет на предохранитель и положил его на стол. Я положила на пистолет руку. Пистолет казался солидным и теплым в тех местах, где Джесси держал его. Я так прямо бы и взяла этот пистолет в тир, чтобы попрактиковаться в стрельбе по головной мишени, если бы не страх выйти из дома.
Они снова переглянулись, и Джесси подал мне на прощание руку. Он был задумчив.
— Звони мне. По любому поводу, — сказал он. — Я в пятнадцати минутах езды отсюда. — Потом он выглянул наружу и позвал Люка: — Эй, ты, пятнистый щеголь, я должен попрощаться с тобой.
Брайан проводил его до машины. Когда он вернулся, я поняла, что они что-то обсуждали между собой. Может быть, это касалось меня. Брайан украдкой посмотрел на меня, будто у меня вырос третий глаз с приделанным к нему прицельным приспособлением.
— Если была бы хоть малейшая возможность остаться, я остался бы.
— Я знаю.
Он налил в мою чашку кофе, и я грела об нее руки.
— Сколько времени Марк предполагает еще пробыть в городе? — спросила я.
— По крайней мере еще несколько дней. Разве он не заходил?
Пока Джесси был здесь? Прямо уж. Я пожала плечами и отпила кофе.
Брайан склонился над кухонной стойкой.
— Ты не хочешь рассказать мне, что происходит?
— Ничего не происходит.
— Сестренка, Дюпри — отличный мужчина, но он без ума от тебя.
Я снова почувствовала себя несчастной.
— Марк спас мне жизнь.
— Марк — отменный парень. И он не требует благодарности. А то, как ты вела себя с ним вчера в мотеле, дает ему повод считать, что он близок к тому, чего хочет добиться.
Я избежала его прямого взгляда и посмотрела на Люка. Он надел наушники и слушал свой миниатюрный проигрыватель.
Я помахала ему рукой:
— Эй, где это ты достал такую штуку?
— Это подарок Джесси.
Я узнала проигрыватель. Там были записи Хендрикса, Клэптона и Гриденса. Джесси, похоже, пытался приобщить к музыке Люка.
— Включи его, — сказала я.
Брайан взял стул и сел рядом со мной.
— Я должен уехать через десять минут. Времени на уклончивые ответы у нас нет. Так что я собираюсь обратиться к тебе напрямик.
Я подтянула к себе колени.
— Почему ты не выйдешь замуж за Джесси?
— О Боже!
— Ты его любишь?
— Да.
— Так что же удерживает тебя от замужества?
— С каких это пор ты стал моей свахой?
— У меня осталось девять минут.
— Он постоянно бесит тебя.
— Будь я на твоем месте, я воспринял бы это как сценарий, который не дописан до конца.
Я неловко отодвинулась назад прямо со стулом.
— Давай начистоту. Ты ждешь, когда у него снова заработают ноги?
— Нет, — ответила я, глядя себе на руки. — Это никогда не произойдет.
— В таком случае тебя, может быть, пугают трудности, сопряженные с вступлением в брак с таким человеком?
— Его инвалидность тут ни при чем.
Он обдумывал сказанное, утвердительно кивая головой.
— Сказать тебе, что я сам об этом думаю?
— Как будто я смогу тебя удержать от этого высказывания.
Он подвинул свой стул ближе к моему.
— Я думаю, что у тебя аллергия на постоянство.
У меня от удивления поднялись брови. Слышать такое было больно.
— Что?
— Посмотри на то, как ты строишь свою жизнь. Ты работаешь внештатно. Ты живешь одна. Ты прыгаешь с одной работы на другую.
— Ты думаешь, что я являюсь кем-то вроде цыганки?
— Можешь винить в этом наше детство, проходившее в постоянных переездах, развод родителей, меня, наконец.
— Не нравится мне твой девятиминутный диагноз проблем любви.
— Я хочу сказать, что ты постоянно думаешь о бегстве, так чтобы в любой момент можно было смыться. Прочь одно, прочь другое, прочь третье.
— Это просто смешно.
— В самом деле? Ты выбрала единственного человека, от которого можно в любой момент избавиться.
Я встала.
— Ты просто негодяй.
— А когда ты оглянешься назад, что увидишь? С кем ты стоишь рядом?
— Я не хочу тебя больше слушать.
Я пошла на кухню.
— Пилот, который исчезает из виду на двойной скорости звука.
Я нагнулась над стойкой и опустила голову. Брайан обошел стойку и подошел ко мне.
— Возможно, я в самом деле негодяй, но я не идиот. — Он обнял меня за плечи. — Обстановка сейчас и так достаточно напряженная. В дополнительных жизненных передрягах ты отнюдь не нуждаешься. Тебе необходимо успокоиться.
Я пыталась сопротивляться объятию, но потом сдалась и положила голову ему на грудь.
— Но я не могу успокоиться, пока существует «Авалон». — Я невесело засмеялась. — Ты это понимаешь? Меня преследует свадебный джаз-банд.
В три часа я вышла из дома, чтобы попасть к назначенному времени к своему дантисту. В саду было тихо. Солнце бросало ласковые лучи на кусты гибискуса. Из школы на противоположной стороне улицы слышались крики играющих детей. Я почувствовала отсутствие Люка. А на фоне этих криков я слышала шепот — голоса Мерлина и Мерфи, которые, крадучись в темноте, окружают мой дом и говорят: «Она замышляет какую-то хитрость».
Я включила систему охранной сигнализации и никак не могла разобраться со своими ключами от дома.
С левой рукой на поддерживающей повязке дверь пришлось закрывать одной рукой.
Открылась садовая калитка, я вздрогнула и уронила ключи. Я подняла их, отчаянно пытаясь открыть дверь.
В калитке появился полицейский, охраняющий дом, с поразительно красивым букетом цветов.
— Надеюсь, вы не возражаете, — сказал он. — Их принес торговец цветами, и я позволил себе перехватить его.
Я стояла и тряслась.
— Ничего. Прекрасно.
Цветы были самые разные: красные львиные зевы, белые лилии, желтые розы. И все это в вазе, обернутой черным бархатным бантом. Я даже не могла смотреть прямо. Полицейский внес их в дом и поставил на стол. Я поблагодарила его и закрыла дверь на замок.
Львиные зевы выглядели зловеще. Глядя на лилии, я вспомнила о смерти. Все мое тело с ног до головы охватила дрожь. А что, если их послал Тоби в качестве предупреждения?
Я позвонила дантисту и отменила свой визит. Потом я перенесла пистолет Брайана в свою спальню и положила его на тумбочку, закуталась в свое стеганое одеяло, легла на кровать и стала прислушиваться. Я все еще была на кровати, когда Джесси повернул свой ключ в дверном замке. Было шесть тридцать вечера.
— Эван?
— Я здесь.
Он заглянул в дверь, и на его лицо упал свет моего ночника.
— Какие прекрасные цветы. Кто их прислал?
— Я не знаю.
— Сейчас посмотрю, — сказал он.
Это заставило меня встать с постели. Ой, как больно! Когда я достигла гостиной, он уже держал в руках конверт. Увидев меня, Джесси вопросительно поднял бровь, прося разрешения. Я согласно кивнула. Он вскрыл конверт и, скривив губы, прочел визитную карточку.
— Мы в безопасности, — сказал он и подал карточку мне.
«Скоро я буду чувствовать себя лучше. С любовью. Пи-Джей».
На следующее утро полицейский, охранявший мой дом, закончил дежурство. Я слышала, как он сел в машину и уехал.
Я прибралась в гостиной, застелила кровать и поставила на плиту еще один кофейник. И все время прислушивалась, для чего пришлось выключить и телевизор, и стереосистему. Никакого шума, который мог бы заглушить шаги приближающегося к дому человека.
Дыхание, например. Дыхание — это источник шума. «Так что задержи дыхание, Делани».
Ники пришла к ленчу и принесла мою почту. Щенка она держала на поводке. Он натягивал поводок и в конце концов обернул его вокруг ее ног. Выглядела она непривычно странно.
— У меня новость, которая поднимет тебе настроение. Мы собираемся оставить щенка у себя.
Она заулыбалась и нагнулась, чтобы почесать Олли за ушками.
— Ты настоящий друг, — сказала я.
— Я собираюсь заняться им по всей программе. Подать на него заявку на участие в выставках собак, связать ему небольшой плед и тэм. Он очень понравился Теа. Спасибо, Эван.
Непривычно странная улыбка все еще играла на ее губах.
После того как она ушла, я стала просматривать почту. Это были нежеланные счета, требования их оплаты и, разумеется, уже порядком надоевшие предложения подписаться на новые кредитные карточки. Я разобрала конверты. Одна макулатура. И светлый желто-коричневый конверт. Он был адресован Роуэн Ларкин. Я тщательно прощупала его на предмет подозрительных проводов и вскрыла.
Это был экземпляр моего романа в бумажном переплете, в котором Тоби Прайс обнаружил какие-то противоречия. Книга была изуродована, иллюстрация на обложке — испоганена, а мое имя было соскоблено ножом. Большинство страниц вырвано, но те страницы, где было написано о ликвидации солдат Роуэн, сохранились. Страница, на которой описано, как их убили, была очерчена толстым красным фломастером. А стрелкой указывалось на самое страшное злодеяние. Крупными буквами было написано: «Ты сука!»
У двери послышалось движение, потом раздался стук. Я вскочила от страха.
Это был Марк. В руке он держал букет фиолетовых ирисов. За его солнцезащитными очками скрывалась загадочная улыбка. Когда я открыла дверь, улыбка исчезла.
— Что-нибудь случилось? — спросил он.
Я подала ему желтый конверт и свой роман, сжала руки в кулаки и приложила их к своему лбу. Марк повесил очки на ворот рубашки и с серьезным видом прочитал надписи на конверте.
— Почтовый штемпель Лос-Анджелеса.
Я колотила себя по лбу кулаками.
— Господи! Господи! Господи!
Марк отвел меня к дивану и усадил на него. Я слышала, как он позвонил в полицию. Потом он пришел и сел рядом.
Я сидела, зажав руки между колен.
— Дело не кончено. Мерфи сказал, что дело не кончено, и добивается того, чтобы я это поняла.
Марк обнял меня за плечи. Я почувствовала его силу и тепло, от которого у меня внезапно начался озноб. Взгляд его карих глаз был хладнокровен. Это было лицо бесстрастного игрока.
— Я буду охранять твой дом семь суток в неделю, — сказал он.
Пришло чувство облегчения, благодарности и влечения к нему, которое возникло, как возникает лихорадочное состояние. Это тоже пугало меня.
— Спасибо. Но мне нужно еще кое-что.
— Что же?
— Я хочу потренироваться в стрельбе по мишени.
Марк согласно кивнул и встал, взяв меня за руку.
— Пойдем.
Он отвез меня на стрельбище, которое находилось в горах у Вест-Камино-Сьело. Зарегистрировавшись, мы пошли на площадку, где Марк выложил пистолет Брайана, магазин и коробку с патронами калибра 9 мм.
— Ты когда-нибудь вообще стреляла из пистолета?
— Конечно. Я же ребенок военных. Я хочу убедиться в том, что способна поражать движущуюся цель. В темноте. Пятьдесят раз подряд.
Он взял пистолет.
— Вот твое оружие. Полуавтоматический пистолет «беретта», — сказал он и вложил его мне в руку. — Подержи его и почувствуй вес.
Я уже таскала его из гостиной в спальню и обратно несколько раз, так что его вес — всего пара фунтов — меня не удивил. Сжимать в руке этот холодный металлический предмет было приятно.
— Хорошо, — сказал Марк. — Ты способна провести час без поддерживающей повязки?
Я старалась. Он помогал. Снарядил обойму, снял пистолет с предохранителя, передернул затвор и дослал патрон в патронник. Помог принять надлежащую стойку: ноги на ширине плеч, колени слегка расслаблены. Я держала пистолет двумя руками, левая рука придерживала правую.
Он притронулся к моему раненому локтю:
— Рука в порядке?
— Да.
— Держи, почувствуй вес, — сказал он. — Через некоторое время он может оказать влияние на точность стрельбы. А если возникнет необходимость в стрельбе, спокойствие тебя покинет.
Терпение. Все это я уже знала. Но то, что он повторял все это для меня, успокаивало.
— Главное — придерживаться раз и навсегда принятого решения. Если ты взялась за оружие, это означает, что ты оказалась в ситуации, когда перед тобой стоит вопрос жизни и смерти. Ты должна стрелять, чтобы убить. Не ранить, не отогнать, не напугать. Понимаешь?
— Вполне.
— В самом деле? Ошибки допускать нельзя. Ты должна придерживаться уже принятого решения. Иногда женщины… — Он поднял руки. — Не обижайся на то, что сейчас тебе скажу. Моя бывшая жена закончила курс самообороны. Инструктор внушал своим курсанткам, что женщины порой позволяют чувству сострадания взять над собой верх. Они могут начать колебаться, отказываться в последний момент от принятого решения, не желая нанести смертельный удар.
— Передо мной такой проблемы не стоит.
Я выставила пистолет вперед. Он поддержал мою руку. Марк излучал такую мощную энергию, что она пронзала меня как огненная стрела.
— Марк, я…
Его глаза смотрели на меня.
Я не знала, что сказать ему, не знала, какие чувства владеют мной, и вспомнила советы Брайана.
Марк все еще смотрел мне в глаза.
— Что?
Я поправила положение пистолета в руке.
— А еще что-нибудь твоя бывшая жена усвоила на занятиях?
Некоторое время он молчал. Потом убрал свою руку с моей.
— При стрельбе на дистанцию в десять футов большинство стрелков в тебя не попадут. Если ты не вооружена, то лучше убежать.
— Я должна быть вооружена.
— Тогда спланируй так, чтобы оказаться в десяти футах от своей цели, чтобы иметь шанс поразить ее.
— Ясно.
Он показал пальцем на бумажную мишень и отступил назад.
— Огонь!
Я прицелилась в силуэт человека, выдохнула и нажала на спусковой крючок. Раз, два, три.
Но это была всего лишь мишень. Она не решала никакой проблемы. Ни с кем.