Я высадила Пи-Джея у его квартиры. Перед выходом из машины он слегка помедлил, словно хотел что-то сказать. Но он только глубоко вздохнул.

Надо полагать, что сейчас он соберет свои вещи и умчится на мотоцикле подальше от города. Но исчезновение не должно было бы быть непременно физическим. Скорее всего он погрузится в забытье под воздействием либо наркотиков, либо алкоголя.

— Почему ты так смотришь на меня? — спросил Пи-Джей.

— Ты еще такой сопляк. Но мы тебя любим, и ты это знаешь. Так ведь?

Несмотря на то что Пи-Джей выглядел слишком несчастным, ему почти удалось изобразить на лице улыбку.

— Я надеюсь. — Он открыл дверцу, но не выходил. — Когда ты будешь рассказывать Джесси о том, что я натворил, скажи ему, что я раскаиваюсь во всем. Мне не следовало притворяться, что я — это он. И когда я говорил о нем как о хватающемся за тормоза, я был не прав. Я знаю, что он… — Пи-Джей положил руки на колени. — Я знаю, что́ ему пришлось пережить.

— Я так и скажу.

— Как по-твоему, должен ли я извиниться перед Деви?

— Ты сам должен решить. Но сделать это было бы правильно.

— Она милая девушка.

Как мне показалось, Пи-Джею хотелось поплакаться в жилетку. И я взяла его руку.

— Я хочу, чтобы ты отдал таблетки, которые спрятал в карман.

Его спина начала разгибаться.

— Только на сегодняшний вечер. Сделай это ради меня. Только на сегодняшний вечер. Оставайся трезвым. Оставайся в форме.

— Когда ты в последний раз оставалась трезвой, очутившись в крайне сложной ситуации?

— Эта обстановка может осложниться во время похмелья и стать совсем неуправляемой, если Потливый Шон нанесет тебе визит, когда ты будешь во власти наркотика.

— Почему я должен это сделать?

— Считай, что это частичная расплата за твое искупление.

На этот раз он криво усмехнулся, покопался в кармане в поисках таблеток и отдал их мне.

Я же отдала ему телефонный шнур, который ранее унесла из его кухни. Он с удивлением взял его. Отъезжая, я видела в зеркало, что он шел к своей двери, опустив голову. Интересно, долго ли он продержится?

* * *

По возвращении домой я закрыла на замок входную дверь, чего раньше никогда не делала. Потом взяла телефон с собой на диван и присела, не поднимая ног с пола.

Послеполуденный свет мягко проникал сквозь окна и бросал бледное сияние на пол из твердой древесины. Я чувствовала себя совершенно опустошенной. Кости ныли от боли.

Минуту спустя я подняла трубку и позвонила в «Санчес-Маркс». Узнав меня по голосу, секретарь в приемной сказала, что Джесси пришлось уехать домой.

Я взглянула на часы.

— В три тридцать?

— У него сработала охранная сигнализация.

Я села, выпрямившись как стрела.

— И он отправился, чтобы проверить, что произошло?

— Он сказал, что собирается позвонить в полицию.

Я соскочила с дивана и направилась к двери.

Джесси не станет ждать, пока приедут полицейские. Он никогда и ничего не ждал. Я проскочила между других машин на Сто первом шоссе. Повязка мешала движениям руки. Я развязала ее и отбросила в сторону. Нажав на кнопку упрощенного вызова, я еще раз попробовала связаться с ним. Ответа не последовало. О чем он только, черт побери, думает?

Я съехала с главной дороги у Сан-Исидоро и поехала в сторону побережья, едва касаясь тормозной педали, чтобы пропустить поезда на железнодорожном переезде. На уединенной дороге, на которой было мало домов, воры-взломщики могли проникать в жилища совершенно спокойно.

Если не считать, конечно, что скорее всего на этот раз речь шла не о простых домушниках.

Я свернула на подъездную дорожку. Мимо проносились монтеррейские сосны. Когда я прошла крутой поворот дорожки, то увидела какую-то странную машину, которая стояла перед «мустангом». Боковая дверь, ведущая в гараж, была открыта. Замок был взломан, окно разбито. Внутри весь пол был завален разными вещами. Полицейских не было.

Я выскочила из машины. От напряжения у меня вспотели ладони. Не было слышно ни музыки, ни разговоров, только шум прибоя. Я побежала к парадной двери. Прикрывая глаза от солнца, я заглянула сквозь узкие полоски стекла, обрамлявшие дверь. Все казалось спокойным. Не было ни слышно, ни видно никого.

Входить внутрь не хотелось. Это означало оказаться запертой в ящике, из которого было бы невозможно ни вырваться, ни убежать обратно к машине. Сердце колотилось, я вся покрылась холодным потом. А что, если здесь был Мерфи Минг? У меня задрожали колени.

Если Мерфи там, то он удерживает Джесси. Что мне делать? Спрятаться на полу машины и ждать, пока не приедут полицейские, чтобы остановить его? Я сделала глубокий вдох, посчитала до трех и побежала вокруг дома.

И тут же остановилась как вкопанная.

На краю настила, скрестив ноги, сидел Джесси. У него были закатаны рукава, галстук приспущен и расстегнут воротник. Рядом на песке лежал предмет, извлеченный из гаража, который я не видела уже много лет: доска для серфинга. На доске сидел Рики. Сидел он, неуклюже согнувшись. Его белокурые волосы спутал бриз, а сам он очень быстро говорил:

— В какой-то момент она почти впала в панику, и я уже подумал, что она готова во всем признаться. Потом она успокоилась и попыталась представить случившееся как нечто такое, что не заслуживает ни малейшего внимания. Даже заварила этот дурацкий чай. Но я настаивал, и тогда она, вот мерзавка, набросилась на меня.

Джесси посмотрел на меня взглядом, предупреждающим о том, чтобы я стояла тихо и не встревала в разговор. По его лицу было видно, что он утомлен. Надо думать, Рики рассказал ему о том, как Пи-Джей играл роль адвоката.

В руках Рики без устали вертел морскую раковину. Он был одет в джинсовый костюм. Вокруг глаз у него были красные круги. На лице пылал румянец.

— Она сказала, что я отказываюсь от нее, бросаю ее на растерзание волкам.

Рики продолжал вертеть раковину.

— Синса считает, что я все испортил. Она сказала, что я душу́ ее, подавляю, вынуждая вести скромную жизнь. Вы можете поверить в такое? Стою у нее на пути. Это я-то, Слинк Джимсон.

Он посмотрел на меня. У него были очень большие зрачки, словно их расширил пережитый им шок.

— Она говорит, что, назвавшись вами, она получила возможность дышать, жить полной жизнью. Сказала, что виноват в этом я, поскольку не давал ей иного выбора. — Он поднял руку. — Я знаю, не говорите. Она делала это, желая пощекотать себе нервы. — Его плечи опустились еще ниже. — Я пытался уговорить ее пойти в полицию и рассказать обо всем, чтобы снять с вас подозрение. — Он с сожалением посмотрел на меня. — Восстановить доброе имя этой Бриттани Гейнс, понимаете, добрую память о ней. Успокоить в какой-то мере ее отца. — Он бросил раковину в сторону океана. — На все это ей было наплевать.

— Станет ли она разговаривать с прокурором? — спросил Джесси.

— Она ни с кем не хочет разговаривать, и все тут. — Он повернулся в сторону прибоя. — Она убила меня. Вела себя так, точно я был ничтожество, пустое место, заполненное воздухом.

Джесси расставил руки, явно пытаясь отыскать нужные слова. Рики выпрямился, на лице его появилось задумчивое выражение.

— В этом нет никакой тайны. Я постоянно чувствовал, что вокруг меня крутится некая старуха с косой. И когда должна была настать моя очередь, я был готов не мешкая уйти. Раз — и готово, понимаете?

Прямо как удар молнии.

— Но при том, как обращается со мной Синса, это уже кажется концом, но концом, растянувшимся в долгую агонию. — Он посмотрел на Джесси. — Я хочу пояснить, какие чувства это вызывает.

— Что?

— Пребывание рядом со смертью.

Ну ладно. Бриз поднял на океане белые барашки. Джесси положил руки на колени. У него не было на лице бесстрастного выражения, как у игрока в покер, но он умел изобразить невозмутимость. Рики наклонился вперед.

— Я знаю множество ребят, которые ушли навсегда. И вот ведь в чем дело. Они ушли и не могут описать это состояние. — Он слегка успокоился. — Но вы выжили и можете рассказать мне об этом.

Джесси был сама безмятежность.

— Пустота. Повсюду, и тебя в нее тянет. Так-то вот.

Рики медленно вобрал в себя воздух и выдохнул его. По его напряженному взгляду было понятно, что это то самое подтверждение, которое он искал многие годы.

— Я не хочу сдаваться, — продолжал Рики, — и вернусь к разговору с ней.

— Сделайте это, — сказал Джесси, глядя на прибой. — Но это все, что вы можете сделать. Ведь она совершеннолетняя.

— Она моя дочь, и я не отступлюсь от нее. Но послушайте, мне страшно за нее. — Он положил руку себе на грудь. — Сердце мое готово вырваться из груди, стоит мне только подумать о ней.

— Самым легким для нее будет пойти и сдаться властям, — сказал Джесси.

— Она не страшится закона, она страшится его.

— Пи-Джея? — Джесси задвигался.

Рики закрутил головой:

— Шона. Он околдовал ее.

По тому, как Джесси сложил губы, было видно, что он подумал то же самое, что и я.

Рики понимал все наоборот. Злой колдуньей была Синса.

Рики встал, отряхнув песок с джинсов. Он потер себе грудь и заморгал, словно ему что-то попало в глаза. На него свалились настоящие неприятности.

Я тоже встала.

— Ждать больше нет никакой возможности. Я иду в полицию.

— Я знаю. Я сделаю все, что могу. — Он пожал плечами. Это был жест побежденного. — Извините за то, что я привел в действие охранную сигнализацию.

— Ничего, — ответил Джесси.

— Я сам не понимал, о чем думал, если не считать того, что увидел на стене гаража висящую доску для серфинга и вспомнил, как пойманная волна когда-то мягко выносила меня на берег.

Джесси склонил голову набок:

— Знаете что? Возьмите ее себе.

Рики удивленно посмотрел на него.

— Если серфинг успокаивает вас, это прекрасно. Она ваша.

Взгляд Рики стал мягче.

— Спасибо, друг мой.

— Я буду в полицейском управлении через час, — сказала я. — Вы с Синсой можете встретить меня там.

— Надеюсь. — Рики поднял доску, взял ее под мышку и потащился вокруг дома.

— Господи Иисусе! — прошептал Джесси и протянул руку к коляске. — Ну и в ситуацию он попал!

— В самом деле.

— Синса оказалась хуже, чем его самые грустные песни. Мрачные хиты «Джимсонвид» воплотились в реальность.

Он поднялся.

— Что произошло? — спросила я.

— Он приехал, чтобы встретиться с нами. Ты ему говорила, что будешь здесь?

— Я сказала ему, что собираюсь поговорить с тобой.

— Скоропалительное решение с его стороны. — Джесси повернулся лицом к дому, и в глаза ему ударило солнце. — Ты прямо выскочила из-за угла. Что ты ожидала здесь увидеть?

— Я не знаю. — Но я таки знала. — Я боялась какой-нибудь неприятности.

Он пристально посмотрел на меня:

— Супердевочка, стремящаяся на помощь. Повязка снята, рукава засучены, кулаки наготове. — Он поехал к дверям, выходящим на дворик. — Добро пожаловать.

Смущенно краснея, я пошла за ним в дом. На кухонном столе лежало что-то новое — его «глок».

— Так ты все-таки получил его?

— Да.

Я знала, что Джесси способен защитить себя. Он был в хорошей форме. И я справилась со своим смущением.

— Ты знаешь о Пи-Джее? — спросила я.

— Хотелось бы не знать. — Он нашел ключи. — Я не верю Синсе. Мы не знаем, на что она еще способна. Тебе следует ехать в полицию как можно скорее.

— Конечно. — Я внимательно посмотрела на него. — Ты тоже поедешь, так ведь?

— Мне нужно дождаться полицейских. Я приеду потом. — Моя рука уже была на дверной ручке, когда он окликнул меня. — Я это несерьезно. Со своей шуткой насчет супердевочки.

Он подъехал к столу, его волосы светились в лучах солнца, а на лице появилось выражение усталости.

— Я знаю.

— Как это здорово — видеть тебя снова готовой к борьбе!

Я подошла обратно к нему и поцеловала.

— Звони мне.

Сев в машину, я развернула ее на подъездной дорожке. Бриз с океана покачивал монтеррейские сосны. Подавая назад, я посмотрела в зеркало заднего вида, чтобы ненароком не задеть машину Джесси, и остановилась. В заднем окне «мустанга» красовалась надпись: «Продается».

Черт побери, Джесси собирался избавиться от него! Он наконец внял моим мольбам.

Почувствовав облегчение, я выехала на дорогу. На этот раз, прежде чем пересекать железнодорожные пути, я притормаживала и смотрела в обе стороны. Горы уходили в голубое небо. Я двигала вперед и назад свое больное плечо. Несмотря на отсутствие повязки, боль утихла и из прежней, острой, превратилась в тупую. Я поправлялась.

Выехав на автостраду, я поддала газу и включила приемник. Песню «Юбилей» пела Мэри Чапин Карпентер. Ее интонация была ласковой и печальной, когда она пела о том, как ей хочется, чтобы ее любимый добился избавления, чтобы он оставил боль позади — в развалинах прошлого. Музыка была медленной. Звуки гитары ласково обволакивали все существо. Гэльская флейта пронизывала всю песню, словно настоящая сердечная боль.

Очиститься от свалившихся на нас несправедливостей — как этого достичь?

Впереди по ходу движения на небе собирались перистые облака. Прямо передо мной пролетела стайка воробьев и взвилась вверх навстречу голубому небу.

Мысли мои снова прорезало черное крыло. Казалось, небо вот-вот разверзнется.

Машину стало заносить вправо и вынесло на грунтовую обочину. Я направила ее обратно на асфальт. В горле у меня пересохло, в висках стучало.

Джесси не просто очищался от свалившихся неприятностей. Он очищался вообще. Готовился оставить боль позади, отдавая Люку свой проигрыватель вместе с записями, которые он собирал в течение долгого времени. Отдавая Рики свою доску для занятий серфингом, продавая свой автомобиль.

Он говорил о смерти. Сообщал, что он рад тому, что я чувствую себя лучше и могу постоять за себя. Я нажала на тормоз и смотрела, где можно съехать с автострады. Он думал, что я больше не нуждаюсь в его помощи. Он мог освободиться. «Пустота. Повсюду, и тебя в нее затягивает».

Меня душили слезы. Бог мой! Я выехала на полосу скоростного движения. Машина передо мной еле тащилась. Я помигала ей фарами. Она остановилась, а я на полной скорости промчалась мимо. Выход, мне нужен был выход. Я больше не могла слушать музыку, мои уши воспринимали только пульсацию крови. Я видела, как под ударом черного призрака рушится мир. Я видела спокойное лицо Джесси. Я видела солнце, сверкающее над океаном позади него. Сверкающее на окнах. В его бесконечно далеких голубых глазах.

Сверкающее на пистолете.