Когда зазвонил мой сотовый телефон, небо уже окрасилось в зеленовато-синий цвет и комната погрузилась в темноту. Джесси лежал, вытянувшись, лицом вниз. Его голова была рядом со спинкой кровати, а рука свешивалась с матраца. Он крепко спал. Возможно, впервые за многие месяцы. Я лежала лицом вверх рядом с Джесси и смотрела в потолок. У меня не было никакого понятия, куда подевались постельное белье и подушки. То же самое относилось и к передней спинке кровати. Телефон снова зазвонил. Перекатившись на другую сторону, я нашла его на полу.
— Вы оставили мне срочное сообщение, — заговорила Лили Родригес. — Что происходит?
У меня сразу пропал сон.
— Это о Синсе Джимсон, — сказала я.
Я сообщила ей о признании Пи-Джея и сказала, что за мошенническим использованием моего имени и других данных стоит Синса Джимсон, что Бриттани Гейнс завладела фальшивыми кредитными карточками Пи-Джея в вечер своей гибели.
— И имейте в виду следующее: Шона Катнера в тот вечер на Барбадосе не было. Он был в Санта-Барбаре. Я нашла его авиабилет и посадочный талон.
— Вы думаете, что он тем самым обеспечивал себе алиби?
— Да.
Лили помолчала. Я обнаружила свои джинсы на полу. Прижав телефон плечом к уху, я изловчилась надеть их.
— Я думаю, что он убил Бриттани, а потом уехал в Лос-Анджелес и вернулся сюда самолетом, сделав вид, что возвращается с Барбадоса.
Джесси поднял голову, увидел, что солнце садится, и воскликнул:
— Вот ужас! Мне уже пора на работу.
Он поднялся и занялся поиском своей одежды.
— Я хотела бы увидеть этот билет, — осторожно проговорила Лили.
— Именно поэтому я и извлекла его из мусорной корзины.
Я натянула на себя рубашку.
Свою рубашку Джесси нашел затиснутой между кроватью и стеной. Он надел ее, но обнаружил, что у нее оторваны пуговицы. Я открыла его комод с зеркалом и бросила ему свитер.
— Я привезу все в участок, — пообещала я.
Джесси нашел свои брюки, посмотрел на поломанную молнию и снова бросил на пол. Я кинула ему джинсы.
— Если меня здесь не будет, — говорила Лили, — оставьте билеты у дежурного. Думаю, что возьму с собой Зелински, и мы навестим мисс Джимсон, чтобы побеседовать с ней.
— Спасибо, Лили, — поблагодарила я и дала отбой. — Она занялась нашим делом.
Джесси с трудом натягивал джинсы. Он показал на переднюю спинку кровати и сказал:
— Ну и взбрыкиваешь ты!
Я надела носки и туфли и пошла в ванную комнату, чтобы умыться. Щеки у меня горели. Я была похожа на лишенную девственности жительницу гор. Когда я вышла, Джесси пытался связать себе волосы и расчесывал их пальцами.
— Я выгляжу как…
— Как человек, занимавшийся всю вторую половину дня необузданным сексом.
— Это моя годовая премия.
Через несколько минут мы вышли из дома и готовились отъехать.
Закат окрасил облака в ярко-красный цвет. Джесси закрывал дверь на замок. Снова зазвонил телефон. Это был Марк.
— Я еду домой. Они меня отпустили.
— Совсем?
— Нет, но они отпустили меня, взяв с меня честное слово, что я вернусь на допрос и буду являться по назначенным дням в суд. Надо отдать должное Лавонн. Она боролась за меня. — Голос в телефоне на некоторое время замолчал. — Мне хотелось бы к тебе заехать. Брайан забыл оставить тебе ключи от твоего дома. Могу я передать их?
Джесси не без любопытства наблюдал за мной. У меня не было никакого сомнения в том, что он знал, кто звонил.
— Я буду там через сорок пять минут.
Марк колебался. Возможно, пытался понять, где я нахожусь сейчас.
— Скоро увидимся.
Я положила телефон в карман. Джесси смотрел на меня доверчивым взглядом.
— Делай то, что тебе нужно, — сказал он. — Я приеду позднее.
Я оставила авиабилеты Шона в полицейском участке и поехала домой. Когда я подошла к садовой калитке, уже смеркалось. Вдоль подножий холмов начинали загораться огни. Ветер усиливался. Морозец уже покалывал щеки. На улице Ники и Теа прогуливали Олли. Поводок держала Теа, и это походило скорее на пустое времяпровождение, чем на прогулку с определенной целью. Я помахала им рукой.
Войдя в дом, я включила свет и стереосистему. Прощание с Марком в тишине показалось мне неучтивым. Ладно, я просто струсила. Мне была нужна поддержка, хотя бы в виде песенки «Цыплята с Юга».
Потребовалось пять минут на то, чтобы навести порядок, протереть кухонную стойку, причесать волосы. «Цыплята» с их скрипкой и гитарой, плавно переходящей от одного звука к другому, привнесли в дом элемент тепла. Я начала закрывать ставни на застекленных створчатых дверях. Ники со своими подопечными была во дворике. Она помахала мне рукой и пошла к своей двери, ведущей на кухню, оставив Теа играть со щенком. Закрыв ставни, я села и стала ждать, когда в дверь постучит Марк.
Однако несколько минут спустя я услышала совсем иные звуки. Послышалось, как надавили на газ мощного двигателя. Потом я услышала скрежет тормозов и замерла, ожидая, что кто-то сейчас врежется в мою машину. Но тормоза перестали скрежетать, и автомобиль с шумом уехал.
Пару секунд спустя послышался истошный вопль Ники.
Позднее один сосед опознал машину как «БМВ» с престижными номерными знаками «Джимсонвид». Машина по крайней мере объехала дважды вокруг квартала, после чего вернулась и остановилась в сотне ярдов от моего дома.
За рулем машины сидела Синса. Мелкой рысцой подбежал Шон и сел в машину. Носовым платком он вытирал пот со лба.
— Все ее двери и окна закрыты на замок. Кроме того, у нее есть охранная сигнализация. Там видна торговая марка фирмы, которая занимается установкой такой сигнализации. Как только она услышит звонок, она удерет, — сообщил он.
— Мы не можем возвращаться сюда еще раз. У нас нет времени. — Синса пригладила волосы. — Мы должны сделать это сегодня вечером. Либо мы закончим это сейчас, в зародыше, либо это станет достоянием всех.
— Каким образом я смогу представить это как несчастный случай?
— За ней охотится Мерфи Минг. Все будут считать виновным его.
— А что же нам делать сейчас? — спросил он.
Она посмотрела на запаркованные машины. В домах, стоящих вдоль не очень оживленной улицы, зажигались огни. «Хорошо. Посмотри-ка». У садовой калитки остановились женщина и девочка со щенком. Девочка дергала поводок. Она была совсем маленькой и ходила пока не очень уверенно. Она дергалась и спотыкалась. Походка у нее была такая же, как у Франкенштейна. Щенок казался испуганным. Женщина открыла калитку, и они вошли.
— Иди проверь, — приказала Синса.
Шон перешел улицу и заглянул поверх забора. Вернувшись трусцой к машине, он сел в нее и заговорил:
— Мамочка ушла в дом, а девочка со щенком играют во дворике.
— Я займусь этим, — сказала Синса. — Пойди и тихо открой калитку. Посмотри, нельзя ли будет тебе спрятаться в тени, например, за деревом.
— Что ты собираешься делать?
— Провести отвлекающий маневр, который заставит Делани выйти из дома.
— А мне что делать?
— Отсчитай до десяти и свистни.
Он взял из рюкзака пару кожаных перчаток. Она положила на его руку свою.
— Шон, не шуми. Никакой стрельбы и никаких воплей. Пока ее обнаружат, пройдет много времени, и ты будешь уже далеко.
— Она не сможет кричать, если ее горло будет перерезано.
— Но она может наблюдать.
Он посмотрел на калитку.
— А что, если девочка выйдет со щенком на улицу?
— Это не наша проблема.
Я выбежала из дома и увидела, что дворик пуст. В нем не было ни Теа, ни Олли. Потом я услышала, как за углом завизжали шины, и увидела, что калитка открыта. От удивления я онемела. За калиткой на проезжей части стояла на коленях Ники.
Спотыкаясь, я пошла к ней. Во рту у меня все пересохло. Ники стояла спиной ко мне, но было видно, что ее руки в нерешительности повисли над асфальтом, словно она боялась коснуться того, что лежало перед ней. Из других домов тоже выходили люди. По своей подъездной дорожке бежала Хелен Поттс. Одной рукой она придерживала свою кофточку, другой прикрывала рот. Ники замолчала.
На смену ее воплям пришел душераздирающий визг умирающего щенка. Ноги у меня сделались ватными, и я дрожащей походкой заковыляла к тротуару.
Теа стояла у бордюрного камня и держала пальчик во рту. Я взяла ее на руки. Запахло младенцем. Божественная сладость маленькой девочки. Она прижалась ко мне всем своим тельцем. Ее личико выглядело озабоченным.
— Собачка, — сказала она.
— Я знаю, солнышко ты мое.
Олли продолжал жалобно попискивать, теперь более тихо. Хелен Поттс присела на колени рядом с Ники.
— Что нам теперь делать? — спросила Ники.
Еще одна соседка принесла пляжное полотенце.
— Вот, заверните его. Бедняжка. Надо быть настоящим подонком, чтобы сделать такое.
Мы все посмотрели вдоль улицы. Машина исчезла. Ники увидела, что я держу Теа, и едва слышно поблагодарила меня. Она расстелила пляжное полотенце вокруг собачки. Из углового дома прибежал Деннис Хатчинсон. Он был ветеринаром. Я укачивала Теа, а остальные окружили маленький комочек на асфальте. Олли уже не скулил.
Хатчинсон осмотрел его и покачал головой:
— Увы, я сожалею.
Переговорив с минуту с Ники, он завернул щенка в пляжное полотенце и понес его к себе домой. Ники встала, но дошла только до бордюрного камня. Я дала ей Теа, и она опустилась на землю, зажав в руках свою дочь.
Я присела рядом и положила ей руку на плечо.
— Я думала… — начала она.
— Я тоже.
— Этой калитке не хватает хорошего засова.
Теа напряглась в ее руках и показала на уходящего доктора Хатчинсона:
— Собачке плохо?
— Да, малышка.
Мы посидели еще с минуту.
— Это, наверное, самый счастливый день в моей жизни, — сказала Ники.
— В моей тоже.
Жизнь изобилует иронией. От нее иногда тошнит.
Вернувшись домой, я повалилась на диван. Музыка была слишком печальной. Воздух в доме казался спертым. Мне необходимо было выпить.
Позади меня скрипнул пол. Я повернула голову, и мне на рот легла рука в перчатке. Мелькнуло что-то серебряное. Меня держала сильная рука. К моей шее приставили зазубренный нож.
— Не издавай ни звука.
Шон перелез через спинку дивана и сел на подушку рядом со мной. Лезвие оставалось у моей шеи. Его глаза цвета морской волны блестели. Он приблизил свое лицо к моему.
— Будешь вести себя тихо и делать то, что я тебе прикажу. — Он бросил свой рюкзак мне на колени. — Открой его.
Горло мне Шон не перерезал, но это еще не означало, что он и не собирается этого делать. Я таращила на него глаза и не могла отвести взгляд в сторону.
Несколько часов назад я поклялась, что если Джесси не умрет, то Бог может взять меня к себе. И вот тебе пожалуйста.
Нет. Только не так, только не сейчас. Только не в том случае, если я могу еще что-то сделать.
И, глядя на Шона, я с какой-то неземной ясностью вдруг поняла, что мой час еще не настал. Поняла, что у Бога такого извращенного чувства юмора просто нет.
И я открыла рюкзак.
— Достань видеокамеру.
Я извлекла из рюкзака портативную видеокамеру. И осмотрелась в поисках пути бегства. Все ставни были закрыты. Шон выдернул телефонный шнур, а мой сотовый телефон был в другом конце комнаты на обеденном столе. Вместе с тем меня не покидало спокойствие. Возможно, это был шок. Но я знала, что Ники дома. Марк был на подходе. Если бы мне удалось привлечь чье-то внимание, мне могли бы помочь. А было бы еще лучше, если бы я смогла добраться до какого-нибудь оружия. В этом случае я могла бы сама себе помочь. А пистолет Брайана лежал в спальне.
— Встань.
Мы поднялись вместе. Шон продолжал держать нож у моего горла.
— Мы идем на кухню, вместе. Медленно.
Он слегка подтолкнул меня локтем, и мы пошли к стойке.
— Поставь камеру на стойку и направь ее в обратную сторону.
Я поставила камеру, направив ее на нас. Неужели он собирается сделать автопортрет?
— Хорошо, — сказал он мне на ухо. — Сегодня мы проводим самую бесчеловечную видеосъемку в Америке.
Потребовалась всего одна секунда, чтобы его слова дошли до моего сознания. Я напряглась. На нем были те же самые брюки военного покроя, как на вечеринке в Исла-Виста, когда он расстегивал ширинку, чтобы помочиться на стоявшую у дома машину.
— Она помнит.
Его голос звучал восторженно.
Я открыла рот, чтобы заговорить, но к моей гортани прижался нож.
— Ну-ну. Слов для твоей роли в этом фильме не предусмотрено. Твое имя будет лишь упомянуто в субтитрах вместе с другими придурками, которые портили мне жизнь. — Он перешел почти на шепот: — Плачущая идиотка — Бриттани Гейнс, бывший рок-певец — Слинк Джимсон. И стерва, сующая нос не в свои дела, — Эван Делани.
Все мои сомнения развеялись. Я поняла, что Бриттани убил он. А здесь он был для того, чтобы убить меня.
— Где твоя клейкая лента?
Она была в кухонном шкафу. Мы пошли за ней вместе, словно исполняя какой-то зловещий танец смерти. В частности, я, с приставленным к моему горлу ножом. Он заставил меня достать пленку и оторвать кусок.
— Себе на рот, — приказал он. Я подчинилась. — Теперь на руки.
Я обернула ленту вокруг одного запястья, потом — другого. Шон проверил, насколько хорошо она держится. Он даже не потрудился отрывать ленту от мотка. Моток покачивался у меня между рук наподобие маятника.
Постучали в дверь.
Шон замер. Нож надавил мне на дыхательное горло. Стук повторился. Прозвучал голос Марка:
— Эван?
Шон сильнее прижал нож к моему горлу. Он еще не делал надреза, но я почувствовала, что начинаю задыхаться, и беспокойно заерзала. Шон крепко держал меня. Его жадеитовые глаза горели.
Стук прекратился.
Шон заговорил вполголоса:
— Включи камеру. Делай то, что я тебе буду говорить. Мы сделаем всего один дубль, так что он должен быть превосходным.
Из-за того, что дубли были невозможны, я поняла, что Шон собирается заснять то, как он меня убивает. Мне нужно было как-то освободиться прямо сейчас, но парадная дверь была закрыта на засов, так что даже если бы мне удалось добежать до нее, Шон все равно успел бы меня догнать, еще до того, как я успела бы открыть ее. Если мне не удастся замедлить его действия, сделать я ничего не смогу. Мне нужно оружие.
На другой стороне дворика я услышала голос Марка. Он разговаривал с Ники. «Ну давай же, Ники. Скажи ему, что я дома. Пошли его сюда».
Держа нож у моего горла, Шон отвел меня на несколько футов назад. Он двигал меня так, чтобы я оказалась в середине кадра. Чтобы приподнять мне голову, он перенес нож на подбородок. Потом он прошел вперед и включил свет над плитой.
— Черт! Так не пойдет, — прошипел он.
Он осматривал гостиную.
— Где у тебя зеркало?
Он начал тащить меня из кухни, отчаянно разглядывая стены.
— Где у тебя зеркала?
Он зло посмотрел на меня. Я показала рукой на спальню, где лежал пистолет.
Он взял камеру и мы зашагали к спальне. Но как я это сделаю? Как мне достаточно быстро схватить пистолет?
Вопрос спорный. Шон протолкнул меня через дверь, и его ноги зацепились за мои. Спотыкаясь, мы миновали тумбочку. У моего горла торчал нож. У меня начало бешено колотиться сердце. Черт бы его побрал!
Он потащил меня в ванную комнату. Отмотав от рулона часть пленки, он прикрепил ее к рейке занавески, ограждавшей душ, «приковав» меня таким образом с поднятыми вверх руками.
Потом он поставил камеру на полочку рядом с раковиной и включил лампочки, прикрепленные рядом с зеркалом.
— Вот теперь хорошо.
Ранка на горле жгла, но я заставила себя не обращать на это внимание. Я потянула кусок клейкой ленты. Рейка затряслась, а рулон закачался туда и обратно. Сломается ли она, если повиснуть всем своим весом? Или я опять вывихну больное плечо?
— Отлично, — сказал Шон.
Его зеленые глаза расширились, дыхание участилось. Он смотрел на себя в зеркало с такой любовью, которую большинство мужчин приберегают для своих любовниц. Он повертел шеей, поправил тенниску и отбросил назад спутанные волосы.
Время не ждало.
Я вскочила, согнув руки в локтях, и сделала движение, напоминающее лазание по канату. Палка для шторы прогнулась и выскочила из своих ячеек.
Увидев меня в зеркало, Шон раскрыл рот от удивления. Он начал поворачиваться, когда я протаранила его всей своей массой. В его руке оставался нож. Я схватила камеру и ударила ею его в лицо.
— Черт!
Он выронил нож и схватился за глаз. Я врезала ему еще раз так, что его голова ударилась о зеркало. Послышался звук разбившегося стекла. Он взвыл и взялся рукой за окровавленную голову. Я отпрыгнула. Он попытался схватить меня, но не успел, и я, спотыкаясь, бросилась в спальню.
Со стороны фасада послышались удары в дверь. Я сорвала со рта ленту и закричала:
— Я здесь!
В дверь продолжали стучать.
— Эван?
— Марк, взломай дверь.
Я добежала до прикроватной тумбочки. Но за мной из ванной комнаты все еще тянулась клейкая лента, и я чувствовала, что она натягивается все больше и больше. Ее схватил Шон. Неуловимым движением я взяла пистолет связанными руками и повернулась. Шон стоял в двери.
— Еще одно движение, и я изрешечу тебя! — крикнула я.
Вдруг — и в это трудно поверить — я почувствовала испуг. Я оказалась в той же ситуации, как тогда, на обочине дороги, с Мингами, когда казалось, что я выкрутилась, а Марк был еще на подходе. Мной овладело чувство отвращения.
Шон понял это. Он самодовольно ухмыльнулся. Он считал, что я не осмелюсь нажать на спусковой крючок, и потянул клейкую ленту к себе, со всей силой затаскивая меня обратно в ванную комнату. Пистолет повернулся в сторону от цели. Я упиралась пятками, но мои туфли скользили по полу, а когда я тоже потянула, то упала на колени.
Он тащил меня к ванной комнате, пытаясь затянуть внутрь. Сам он из ванной комнаты не выходил, поскольку ему хотелось снова поставить меня перед зеркалом. Пистолет теперь был направлен на комод с зеркалом. Я скользила на коленях к ванной комнате, изо всех сил пытаясь направить пистолет в сторону двери. Шон увидел это и захлопнул дверь в ванную комнату.
Я извивалась, пытаясь встать на ноги, но, к моему ужасу, клейкая лента продолжала исчезать под дверью, затягивая меня все ближе и ближе. Вдруг меня поразила мысль: он намеревался придавить мои руки дверью и выбить из рук пистолет. И тогда я окажусь в его руках. Я кое-как направила пистолет в сторону двери и выстрелила.
Звук выстрела оглушил меня. Пистолет подбросило кверху. Я подняла его и выстрелила еще дважды. От двери в ванную комнату отскакивали щепки. Я услышала, как в гостиной разбили стеклянную дверь. Это был Марк.
Натяжение клейкой ленты ослабло. Я почувствовала запах пороха. В ушах звенело. В комнату ворвался Марк. Я сняла палец со спускового крючка, и пистолет повис на нем.
Не говоря ни слова, Марк взял у меня пистолет и направил на дверь.
— Открой ее, — попросила я.
Он открыл. Шона там не было.