Коул крепче обхватил Анну, когда сани, запряженные лошадьми, подбросило на заснеженной дороге.
Она подняла голову и одарила его благодарной улыбкой и нежным поцелуем, полным обещания.
Кажется, все уладилось, изумленно подумал Коул. Нет, ему никогда не понять женщин!
У него было лишь смутное представление о том, что заставило утром Анну выгнать его после невероятной ночи любви. Еще меньше он понимал, почему сейчас изменилось ее поведение.
Рука в перчатке похлопала его по плечу. Анна тоже обернулась, чтобы посмотреть на Джули, которая вместе с Дру сидела сзади.
— Правда, здорово? — восхитилась Джули, у которой были такие розовые щеки, что она походила на херувима. Губы у нее были еще краснее, но вряд ли от холода, подумал Коул. — Я так рада, что мне удалось уговорить вас поехать с нами!
— Я тоже, — сказала Анна, сжимая руку Коула.
— И я рад, — поддакнул Коул, удивляясь, что это правда.
Езда в горах в холодную погоду никогда не представлялась ему идеальным способом примирения.
Он чувствовал, как от вдыхания резкого морозного воздуха у него замерзают легкие. Снег, непрерывно сыпавший с неба в виде легких снежинок, раздражал его, потому что ему пришлось снять очки.
Рука, которой он обнимал Анну, лежала на толстой пуховой куртке. Даже если бы можно было прикоснуться к ее голой коже, ничего бы не изменилось.
Несмотря на перчатки, он уже не чувствовал пальцев.
Но Анна была счастлива, и для Коула этого было достаточно.
— Не верится, что поездка закончилась так быстро! — с сожалением сказала Анна, когда вдали показалась конюшня и две лошади, запряженные в сани, побежали быстрее.
Коулу не верилось, что поездка так затянулась.
Даже лошади, покрытые густой шерстью, — явно выносливая порода, привыкшая к холодам, — не выдержали, иначе они бы не устремились к конюшне как сумасшедшие.
Коул начал согреваться, только когда они вошли в шале. Даже тогда он сомневался, разумно ли снимать куртку, пока ему не станет по-настоящему тепло.
Джули решила за него этот вопрос, схватив его за рукав и потащив в кухню.
— Похоже, все идет по плану, — сообщила она драматическим шепотом, когда они остались вдвоем у микроволновой печи. — Разве не так?
У Коула мелькнула мысль засунуть руки в печь, но вместо этого он потер их.
— Все прекрасно, — медленно сказал он.
— Я так и думала, — встряхивая каштановыми кудряшками, заявила Джули. Веснушки ярко выделялись на ее белой коже. — Я старалась изо всех сил.
Но, конечно, Анна есть Анна, поэтому иногда я бессильна. Ей не очень везло с мужчинами, но сейчас я могу сказать, что события принимают благоприятный оборот. Просто помни, — сказала Джули, подмигнув ему, — что я на твоей стороне.
— Джули, — спросил Коул, наклоняя голову, как заговорщик, — о чем мы говорим?
Она широко раскрыла глаза.
— О твоем плане. — Не получив ответа, Джули слегка хлопнула его по плечу:
— Покорить Анну. Не говори, будто ты не знал, что мне это известно.
— Что известно?
— Что на самом деле ты не близкий друг Анны.
Коул почувствовал, что у него отвисла челюсть.
— Если тебе было известно это, почему ты пригласила меня сюда?
Джули, обдумывая ответ, поджала губы.
— Раньше Анне не везло с мужчинами, но ты другой. Ты именно тот, кто ей нужен.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты говоришь то, что есть на самом деле, — сказала она. — Кроме того, ты настолько без ума от Анны, что даже терпишь наше семейство.
Коул улыбнулся, и не только потому, что она ошиблась в своей оценке.
— Мне нравится ваша семья. Анна мне тоже нравится, но я не уверен, что мне удастся покорить ее.
— Вот поэтому я позабочусь, чтобы Дру не выходил сегодня из спальни, — выразительно шевельнув бровями, сказала Джули. — Горячая ванна в вашем распоряжении. В баре есть бутылка любимого вина Анны — божоле. Оно тоже может помочь. — Она весело улыбнулась и поцеловала Коула в щеку. — Желаю удачи! — сказала Джули и исчезла.
Оставшись один, он, наконец, снял куртку. По его телу распространялось чудесное тепло, вызванное его фантазиями о том, чем бы он занялся с Анной в горячей ванне.
Ему нельзя признаваться, что Артур Скиллингтон — его отец, но в его силах заставить Анну понять, что она уже значит для него гораздо больше, чем работа.
Анна потягивала божоле, глядя, как Коул кладет поленья в камин.
У нее были такие смешанные чувства в отношении Коула, что она ни в чем не была уверена.
— Спокойной ночи, Анна! Спокойной ночи, Коул! окликнула их Джули, стоя у подножия лестницы. Она преувеличенно зевнула. — Мы с Дру ужасно устали и ложимся спать, и до утра мы точно не выйдем из спальни.
— Приятных вам снов! — откликнулась Анна, удивленная ярко горящими глазами сестры и ее радостной улыбкой. Джули отнюдь не выглядела усталой.
От нее исходила такая энергия, что ночной лыжный марафон оказался бы ей вполне по силам.
— Спокойной ночи, — сказал Коул.
Выходя из комнаты, Джули подмигнула ему. Анна быстро повернула голову, чтобы посмотреть, как на это отреагирует Коул, но он, вооружившись длинной спичкой, с непроницаемым лицом разжигал огонь в камине.
Поленья, которые он пошевелил кочергой, весело затрещали. Дым медленно поднимался в дымоход.
Отблески огня танцевали на лице Коула, насыщая его кожу красными и оранжевыми тонами.
— Интересно, где твой дядя Питер? — неожиданно спросил Коул. Джули и Дру ушли наверх, и в шале воцарилась тишина. Только потрескивал огонь в камине и громко тикали напольные часы. — По вечерам он ходит в охотничий домик, но к этому времени обычно возвращается.
— Я, наверное, забыла сказать тебе, — недовольно сказала Анна. Ей хотелось говорить совсем не об этом. — Он случайно встретил своего коллегу и днем уехал вместе с ним.
— Возможно, он собирается помириться с твоей теткой.
— Вряд ли, — она покачала головой. — Он сказал, что у него накопилось много работы и ему надо провести несколько дней в офисе.
Коул поставил бокал на кофейный столик и заглянул Анне в глаза.
— Он глупец, если для него работа важнее, чем его женщина.
Анна замерла. Слова Коула напомнили ей, что они не просто мужчина и женщина, наслаждающиеся отдыхом у камина, а соперники.
— Работа — это важно, — с жаром возразила она.
— Не могу не согласиться с твоим утверждением, но все же считаю, что в жизни есть более важные вещи.
Анна провела рукой по лбу.
— Ты не понимаешь.
Коул сложил руки на широкой груди.
— Ты права. Я не понимаю. Так объясни мне.
Она замялась, раздумывая, как лучше объяснить ему, что значит для нее работа. Картина из прошлого всплыла в ее памяти. Они с бабушкой пекли шоколадное печенье, когда дверь кухни открылась…
— Мой дедушка Шимански был шахтером, — сказала Анна, вспоминая, как он медленно, с трудом вошел в кухню. — Однажды, когда мне было лет тринадцать, я угостила его свежеиспеченным печеньем.
Дедушка откусил кусочек, но не смог проглотить его, так как, надышавшись угольной пыли, очень сильно кашлял. Он сутулился, и я знала, что это вызвано тяжелым трудом. Никто не слышал, чтобы он когда-нибудь жаловался, но я знала, какая утомительная и однообразная у него работа. Я навсегда запомнила, что дедушка сказал мне, когда я спросила его, почему он продолжает работать в шахте.
Анна умолкла, вспомнив смиренное выражение, появившееся на измученном лице деда.
— Что же он сказал? — не выдержал Коул.
— Он сказал мне, что только немногим счастливчикам нравится их работа. Остальные смиряются с ней, потому что у них нет выбора. Если работа доставляет удовольствие, ее уже нельзя назвать работой.
Коул взял бокал и пригубил, глядя на Анну.
— И ты решила стать одной из тех, кому повезет?
Она кивнула.
— Сложность заключалась в том, что я не знала, чего мне хочется. У меня была склонность к творческой работе и хорошее знание компьютера, так что я занялась маркетингом. Я начала работать в компании, которая занималась продажей офисного оборудования. Прошел год, и мне пришлось признаться, что эта работа вызывает у меня такую же ненависть, как кайло у моего деда.
Коул нахмурился.
— Сейчас не похоже, что ты считаешь маркетинг неинтересной работой.
— Ты прав. Я открыла секрет: ты любишь свою работу, если тебе нравится то, что ты продаешь. Зима — мое любимое время года, и я обожаю зимние виды спорта, особенно лыжи. Поэтому компания «Скиллингтон Ски Шопс» идеально подходит мне.
— И поэтому твоя работа важна для тебя?
— Правильно, — подтвердила Анна. — Я не ищу более плодородных пастбищ. Мое и так достаточно зеленое.
Коул поставил бокал на стол и заправил Анне прядь волос за ухо. Этот простой жест вновь вернул им взаимное влечение, которое, как дымок в камине, неуловимо повисло в воздухе.
— Почему ты не можешь разделить свое пастбище со мной? — спросил он.
Она повернула голову, и ему пришлось отвести руку от ее лица. Это опасная тема, потому что у нее нет уверенности, что Коул не отнимет у нее работу. Анна напряженно искала другую тему для разговора.
— Почему Джули подмигнула тебе? — спросила она.
— Мне казалось, что мы разговариваем не о Джули.
— Теперь уже о Джули, — возразила Анна. — И я хочу знать, почему она подмигнула тебе.
Когда Коул перевел взгляд на огонь, она не поняла, скрывает он что-нибудь или огорчен тем, что она сменила тему разговора.
— Почему ты уверена, что она подмигнула? — наконец спросил он. — Может быть, ей что-то попало в глаз.
— Ловко вывернулся, но меня не проведешь, — сказала Анна, с каждой секундой убеждаясь, что ей необходимо докопаться до сути. — Так почему она подмигнула тебе? Она что-то сказала в кухне?
Анна услышала, как Коул перевел дух.
— Я все равно выужу у тебя ваш секрет, так что тебе лучше сразу признаться и покончить с этим, — настаивала она.
— Ну, хорошо, хорошо. Ты победила, — сдался он и в упор посмотрел на нее. В его голубых глазах зажегся огонек. — Твоя сестра думает, что сегодня ночью мне следует попытать счастья с тобой в горячей ванне.
— Не может быть! — вскричала Анна, вскочив с дивана. Она подошла к камину и вернулась назад. Джули такая же, как все остальные члены моей семьи. Всегда пытается сказать мне, что я должна делать.
Коул заложил руки за голову и откинулся на спинку дивана, внимательно глядя на Анну.
— Итак, ты не хочешь заняться любовью в горячей ванне?
Она замерла, вспомнив, как скользило по ней тело Коула прошлой ночью и какое невыразимое чувственное блаженство охватывало ее.
— Желание здесь ни при чем, — сказала Анна. Дело в том, что я не собираюсь делать это.
— Почему? — осведомился Коул с таким видом, как будто это был самый логичный вопрос.
Неужели он не понимает, что происходит?
— Потому что моя сестра хочет этого.
— Удобная отговорка, — заметил он, Анна прищурилась.
— Не понимаю, на что ты намекаешь.
— Не думай, что я не знаю, почему ты так поступаешь, Анна! Ты боишься сблизиться со мной и поэтому используешь свою семью в качестве предлога держать меня на расстоянии.
— Это бессмысленно!
— Вовсе нет. Ты уже сделала так сегодня утром.
Ты не хочешь признаться, что тебя тянет ко мне, и поэтому изо всех сил пытаешься убедить себя, что твоя семья сводит нас.
— Но они действительно делают это!
Коул расцепил пальцы и выпрямился. Он смотрел на Анну так напряженно, что ей показалось, будто он видит ее насквозь.
— На этот счет у меня есть одна теория, — сказал Коул. — Ты слишком сильная и независимая для того, чтобы твое семейство могло заставить тебя поступать против своей воли.
— Что ты хочешь сказать?
— Только то, что вчера ты занималась со мной любовью по собственному желанию, а не потому, что они хотели, чтобы ты делала это.
Анна не сознавала, что стоит совсем близко к Коулу, пока он не протянул руку и не схватил ее. Он так сильно привлек Анну к себе, что она потеряла равновесие и упала к нему на колени.
— Знаешь, что еще я думаю? — спросил Коул, наклоняясь к ее губам.
— Что? — Анна тщетно пыталась рассердиться.
Она уютно устроилась у него на коленях, и грудь Коула, к которой ей так хотелось прильнуть, была всего в нескольких миллиметрах от нее.
— Единственная причина, по которой ты сейчас поцелуешь меня, заключается в том, что ты сама хочешь этого.
— Я не собираюсь целовать тебя…
Большая рука опустилась ей на спину, подтолкнув Анну так, что ее груди прижались к груди Коула.
Дрожь возбуждения сотрясла ее тело. Она не могла отвести взгляд от его губ, которые были слегка приоткрыты и так красиво очерчены, что у нее возникло желание провести кончиками пальцев по их мужественному изгибу.
Анна попыталась подавить свой порыв, но ее рука поднялась сама собой. Она отвела взгляд от губ и, увидев в глазах Коула жгучую страсть, поняла, что погибла.
Он прав. Поцелуй неизбежен.
Страсть, которая начала зарождаться у них в сочельник, загорелась ярким пламенем так, как произошло прошлой ночью на огромной кровати в ее спальне. Сердце Анны глухо забилось и сладостным жаром затопило глубины ее существа.
Коул прав еще кое в чем.
Поцелуй не имел никакого отношения к ее семье, так же как приглашение на ужин, восхитительный вечер, проведенный в его обществе на Рождество, и ее согласие на пребывание Коула в их шале.
Поцелуй означает только то, что она хочет его.
С тихим стоном Анна уступила неизбежности и поцеловала его. Страсть вспыхнула, испепеляющая и непреодолимая. Ее поцелуй сделался более глубоким. Она ласкала язык Коула, упиваясь его дыханием. Желание, воспламенившее ей кровь, стремительно разносилось по всему телу, сжимая сердце в тиски.
Ее пальцы нащупали шерстяной свитер — досадную преграду, мешавшую ей насладиться божественным ощущением кожи Коула. Анна нетерпеливо задрала его, и ее рука заскользила по твердой волосатой груди. Коул втянул в себя воздух, и она осмелела. Кажется, она не может насытиться им. Возможно, этого никогда не произойдет.
Анна оторвалась от его губ, но только для того, чтобы выразить обуревавшее ее желание.
— Я… передумала, — прошептала она. — Я хочу… заниматься любовью в горячей ванне.
И тогда Коул улыбнулся медленной, неотразимой улыбкой. Сняв Анну со своих коленей и пересадив ее на ближайшую диванную подушку, он быстро поднялся с дивана и подхватил ее на руки.
— Детка, я с превеликим удовольствием дам тебе то, что ты хочешь, — сказал он, широко шагая по лестнице. — Если захочешь, я даже куплю тебе пузатенькую свинку.
Анна хмыкнула и уткнулась лицом ему в грудь, пока он бежал вверх по ступенькам, неся ее на руках как пушинку. Почему, подумала она, ей казалось раньше, что такой рослый мужчина, как Коул, не в ее вкусе?
Но, даже признавая, что ей приятно то, как он подхватил ее на руки, Анна понимала, что возникшее в ней желание не зависит от роста и силы Коула.
Она хочет Коула просто потому, что он — Коул.
Анне казалось, что она плывет по воздуху, когда он пронес ее через холл и их спальню к застекленной створчатой двери, которая открывалась на веранду. Когда Коул опустил ее на пол у двери, Анна не могла заставить себя оторваться от него. Она ласкала его широкую спину, пока он неловкими пальцами отпирал дверь.
— Волнуешься? — спросила Анна.
— Нет, скорее сгораю от нетерпения, — проворчал он, вызвав у нее смех.
Открыв дверь, Коул взял ее за руку, и они устремились на холод.
— Какой мороз! — воскликнула Анна, обхватывая себя руками.
— Скоро согреешься, — уверил ее Коул. Наклонившись, он снял с ванны покрытый снегом брезент, положил его на полку рядом с кранами и включил воду. Горячие струи хлынули в ванну. Вода пузырилась, и в холодное ночное небо поднимались клубы пара.
— Кто последний — тот ледышка! — воскликнул Коул и быстро снял толстый свитер.
Снегопад закончился вскоре после их возвращения с санной прогулки. Стояла ясная ночь. Полная луна заливала снег холодным светом, который, отражаясь от белоснежного покрова, освещал веранду мягким сиянием.
Анна подняла замерзшую руку к воротнику свитера и замерла. Грудь Коула была уже обнажена.
Закусив нижнюю губу, она наслаждалась великолепным зрелищем. Мышцы у Коула выделялись четко, как у культуриста, но они не были слишком накачаны и раздуты, как у участников шоу, демонстрирующих свои мускулы с невероятным апломбом.
Они были глаже и поэтому красивее. Небольшая поросль темных волос покрывала мускулистую грудь. Его кожа была немного смуглее, чем у Анны, как будто у него еще сохранился летний загар.
Коул быстро разулся, снял носки и джинсы, оставшись в одних простых белых трусах, которые показались Анне невероятно сексуальными.
Он снял и их, а она все смотрела. Ей приходилось видеть обнаженных мужчин, но ни один из них не шел ни в какое сравнение с Коулом…
Он скользнул в воду, расположился на одном из встроенных сидений и удовлетворенно вздохнул.
Анна принялась быстро стягивать с себя одежду.
Коул наблюдал за ней такими горящими глазами, что у нее задрожали пальцы. На ней оставались только бюстгальтер и трусики, когда по веранде пронесся порыв ледяного ветра.
— Брр! — вырвалось у Анны, и она, перевалившись через край ванны, бросилась в воду.
Коул, смеясь, поймал ее, и Анну окутало чудесное тепло.
— Я не могла больше ждать, — сказала она, запустив руку в волосы Коула и притягивая к себе его голову.
У него были холодные губы — волнующий контраст по сравнению с горячими подводными струями. Его руки заскользили по скользкой коже Анны.
Ладони Коула обхватили холмики ее ягодиц, и она оказалась у него на коленях.
Горячие потоки пузырящейся воды вспенивались вокруг них, но жар, выделяемый их телами, был сильнее. Они ритмично двигались в унисон, как любовники, хорошо знающие друг друга. Коул, казалось, знал, когда усилить толчки или изменить положение, чтобы доставить ей наибольшее наслаждение.
Анна вцепилась пальцами в его спину, чувствуя, как внутри нее нарастает напряжение. Она не сводила с него глаз. Его глаза тоже были открыты, и ей почудилось, что под великолепной внешностью она видит человека.
Прекрасного человека.
Сознание этого подтолкнуло ее к краю. Оргазм ослепляющей вспышкой взорвался в самых чувствительных клеточках ее существа, и волны острого, неописуемого удовольствия одна за другой начали разливаться по телу Анны. Секундой позже у Коула вырвался вскрик. Движения их тел становились замедленными и тягучими, и, наконец, когда на Анну снизошел блаженный покой, она, оглушенная страстью, затихла в его объятиях.