ПЛАНИРОВАНИЕ

После долгой паузы Ярун спросил:

— У тебя есть какие-нибудь мысли насчет высадки?

Я размышляла над этим же вопросом — чувство жалости к себе быстро схлынуло, верх взяла выучка.

— Филар Тобит говорил, что Мелаквин больше похож; на Землю, чем сама Земля, — ответила я. — Если он прав, ни к чему брать с собой снаряжение на случай жары и холода.

— А что, если какой-то природный феномен создает резкие вспышки жары и холода?

Я покачала головой:

— Такое возможно… Однако во время высадки на корабле будут вести наблюдения за планетой с орбиты, и если нечто подобное случится, приборы наверняка зафиксируют это.

— Конечно. Но вот скажут ли об этом нам?

— Что?

Ярун не смотрел на меня.

— Даже если Высшему совету известно что-то смертельно опасное о Мелаквине, сообщат ли они нам об этом? Им же не нужно, чтобы миссия прошла успешно — только чтобы адмирал умер.

— Ох, дерьмо!

— Вот именно.

 

ОБДУМЫВАЕМ ВОЗМОЖНОСТИ

Из глубины коридора показались Хакви и Проуп, заметили нас и дружно опустили взгляды.

— Адмирал Чи все еще у медиков? — спросила Проуп, обращаясь к моей груди.

— Да.

— Что-то долго для простого осмотра.

— Доктор Вересиан — человек основательный, — ответил Ярун, — и меньше всего хотел бы ошибиться в отношении адмирала. К тому же этот конкретный адмирал не производит впечатления пациента, склонного к сотрудничеству.

— Согласна. — Проуп взглянула на часы. — Неплохо было бы хоть немного поспать.

На физиономии лейтенанта появилось слащавое выражение, голос зазвучал вкрадчиво.

— Может, капитан, вы попросите доктора поторопиться? В конце концов, этот осмотр — пустая формальность, не так ли?

Он улыбнулся, не столько Проуп, сколько нам — желая убедиться, дошло ли до нас, что он имеет в виду. До нас и в самом деле дошло. У капитана, по крайней мере, хватило благопристойности чувствовать неловкость по поводу всего этого обмана.

— Я поговорю с доктором, — пробормотала она и вошла в лазарет в сопровождении Хакви.

— Испытываю сильное желание перед высадкой выбить лейтенанту зубы, — сказала я. — Чем мне это грозит?

Ярун на мгновение закрыл глаза, вспоминая все, что ему известно по этому поводу.

— Максимальное наказание за побои, нанесенные вышестоящему офицеру, шесть месяцев тюрьмы плюс перевод на менее квалифицированную работу.

— Хм-м-м… — я постучала пальцами по переборке. — Это лучше, чем высадка на Мелаквин.

Мой напарник, прищурившись, на некоторое время задумался, потом покачал головой:

— Это мелкое преступление, и наказание за него может быть отсрочено, если провинившийся должен выполнить задачу первостепенной важности.

— Вроде того, чтобы сопровождать какого-нибудь адмирала к месту его гибели. Уверена, за серьезное преступление наказание не может быть отсрочено.

— Нет…

— К серьезным преступлениям относятся: измена, бунт, дезертирство, убийство, хранение смертоносного оружия на борту космического корабля… что еще?

— Нападение на старшего офицера.

Я задумалась над тем, какой у нас выбор.

— Жаль. Придется вместо Хакви напасть на Проуп. Хотя заняться парнем можешь ты. Коленом по яйцам — как думаешь, подойдет?

— А еще лучше вывихнуть ему плечо. Хочу, чтобы экипаж восхитился моей сдержанностью.

— Тогда поставь ему синяки под оба глаза, — посоветовала я, — и экипаж выплатит тебе премию.

— Где мне ее тратить? На Мелаквине?

Шутливое настроение угасло. Мы снова стояли в тускло освещенном коридоре спящего корабля. И все же перспектива расстаться с жизнью вот так, по-дурацки просто выводила меня из себя.

— Какое наказание за серьезные преступления? — спросила я, хотя знала ответ.

— Изгнание. Других вариантов нет.

— Ближайший мир, куда отправляют ссыльных, Мутикки, верно?

— Точно.

— Мутикки… девяносто процентов поверхности занимает океан, где обитают полуразумные водяные пауки, пожирающие все живое?

— Да, таков Мутикки, — кивнул Ярун.

Пауза.

— Пара пустяков, — улыбнулась я. — Самый зеленый курсант и то не испугается.

— Да уж, мы видели кое-что и похуже, — согласился мой напарник.

Снова последовало долгое молчание. Я прислонилась к переборке, чувствуя, как вспотели ладони. Наконец Ярун очень тихо спросил:

— Мы что, вправду сделаем это, Фестина?

— Высший совет отправляет нас на планету, которая уже погубила черт знает сколько наших товарищей. Они не снабжают нас никакой информацией, даже в пределах стандартного набора. Миссию возглавляет человек явно не в себе, может, даже безумный и наверняка понятия не имеющий о принципах работы разведчиков. По всему выходит, они обрекают нас на смерть, просто чтобы решить свои проблемы. Что такое несколько синяков по сравнению с этим?

— Нам понадобятся свидетели, — прошептал Ярун. Я кивнула на дверь перед нами.

— Если мы нападем на Проуп и Хакви в лазарете, доктор Вересиан и адмирал все увидят.

Еще одна долгая пауза.

— Мы ведь просто выстрелим в них из «станнеров», да? — Мой напарник пристально смотрел на меня.

— Конечно. В наши планы не входит никому причинить серьезного вреда.

 

ОРУЖИЕ

«Станнеры» — оружие, применяемое во время высадки, чтобы остановить чужеземных животных, не убивая их. «Станнер» испускает невидимый конус ультразвукового «белого шума», в течение двух с половиной секунд парализующего нервную систему. Иногда это останавливает того, кто пытается сожрать тебя; иногда нет. Что касается человека, выстрел «станнера» на шесть часов приводит его в бессознательное состояние, сопровождаемое впоследствии сильной головной болью, но серьезного вреда не причиняет.

Каждый разведчик мечтает о более мощном оружии, но в этом вопросе от нас ничего не зависит. Лига Наций запрещает иметь смертоносное оружие любого рода на борту космических кораблей, и, насколько известно, этот запрет никогда еще не нарушался. Никто не знает, как Лига добивается такого результата… хотя ходят слухи, что известные людям расы — это лишь вершина айсберга и существуют гораздо более развитые, таинственные создания, которым просто не интересно вступать в контакт с людьми. Говорят, эти создания незаметно наблюдают за нами, может, даже живут среди нас, хотя мы их не видим, — какие-нибудь газообразные образования или разумные радиоволны — отслеживают наши действия, а может, и мысли.

Ну, факт тот, что Лига добивается своего. В конце концов, убить можно почти чем угодно, от лазерного сверла до простого древнего кирпича. Однако такие вещи допускается иметь на корабле — поскольку Лига гарантирует, что они никогда не будут использованы как оружие. Потому что, если у тебя в голове бродят мысли о том, чтобы убить кого-то любым способом, ты никогда не покинешь родную планету. Каким-то образом Лига просто узнает о подобных намерениях.

Всегда.

Думать об этом неприятно — впрочем, такое ощущение вызывает любая высокоразвитая технология.

 

НАПАДЕНИЕ

Достав «станнер» из шкафа в комнате, где хранилось снаряжение разведчиков, я испытала от прикосновения рукоятки к ладони непривычное ощущение. Мне нечасто приходилось брать оружие голой рукой — во время высадки мы одеты в защитные костюмы, прикрывающие все тело. Даже на планете с пригодной для дыхания атмосферой и сносным климатом существуют тысячи причин, по которым не следует входить в прямой контакт с внешней средой. Теперь и не вспомнить, когда я в последний раз прикасалась к «станнеру» рукой без перчатки.

Стоя у двери в лазарет, мы с Яруном обменялись взглядами. Ни одного слова не было произнесено с тех пор, как мы пошли за оружием. Теперь мой напарник улыбался… жуткое зрелище. Я кивнула и приложила ладонь к входной панели.

Внутри сильно пахло дезинфекцией. Доктор Вересиан увел Хакви и Проуп в свой кабинет и о чем-то негромко разговаривал с ними. Адмирал без брюк сидел в смотровом кресле, барабаня пальцами по ручкам.

Услышав, что мы вошли, капитан обернулась и увидела «станнеры».

— Возникли проблемы, разведчики?

— Можно и так сказать, — ответила я. — Нам не нравится эта миссия.

— Вас можно понять, — продолжала она. — Ни для кого не секрет, что на Мелаквине пропало множество разведчиков. Однако приказ поступил непосредственно от Высшего совета.

— Как-то глупо расставаться с жизнью безо всякой причины, — я вскинула «станнер». — Что бы сделали на нашем месте?

Проуп хладнокровно подняла руку и посмотрела на Хакви с таким видом, будто никто не держал ее на мушке. Тень улыбки мелькнула на ее губах; возможно, она всю жизнь мечтала продемонстрировать, что не дрогнет под дулом пистолета.

— Лейтенант, каково наказание за преступление высшей степени тяжести?

Хакви с ухмылкой процитировал устав:

— Провинившегося высаживают в предназначенном для ссылки мире, с трехдневным запасом пищи и воды, двумя сменами соответствующей условиям одежды и ножом с лезвием не длиннее двадцати сантиметров.

— И какой у нас ближайший подходящий мир, лейтенант?

— Полагаю, Мутикки.

— Однако если в меня выстрелят из «станнера», я буду несколько часов без сознания. Еще час или даже два, с учетом всех формальностей, уйдет на то, чтобы созвать трибунал. Где мы окажемся к тому времени, лейтенант?

— Неподалеку от Мелаквина.

— А Мелаквин, — Проуп снова повернулась к нам, — тоже мир, официально предназначенный для ссылки преступников.

— Его нет в регистрационном каталоге, — возразила я.

— Много чего нет в регистрационном каталоге, — злорадно усмехнулся Хакви.

Я изо всех сил постаралась сохранить спокойное выражение лица, но живот у меня свело. Капитан имела вид старшей сестры, заставшей младшую за неприличным занятием.

— В приказе, полученном мной от Высшего совета, упоминается, что некоторые разведчики различными способами пытались… уклониться от этой миссии; однако все лазейки заделаны, поверьте. Выбирайте сами. Мы можем высадить вас на Мелаквине как преступников, а можем — как разведчиков, обеспечив всем необходимым снаряжением, которым располагает «Палисандр». А теперь, если хочешь стрелять, давай. Сейчас пять утра, и я наконец-то смогу поспать.

Ярун с силой опустил мою руку и тут же вытолкнул меня за дверь. Она закрылась за нами, и я услышала, как захихикал Хакви.

— Я отнесу «станнеры» на место и запру их, — сказал мой напарник. — Это был ребяческий план.

Он медленно зашагал по коридору; на каждом шагу «станнеры» постукивали его по бедру. Привалившись к переборке, я пыталась не думать о том, с каким наслаждением вмазала бы кулаком по чьей-то физиономии.

 

СВИТА АДМИРАЛА

Адмирал Чи высунул из двери лазарета голову. Он все еще был без брюк, в одних лишь голубых спортивных трусах.

— Ты охранник? — спросил он.

— Нет.

Он выскользнул в коридор — наверное, люди по-прежнему находились в кабинете Вересиана, предоставив адмирала себе самому.

— Они думали, я не уйду, — с огромным удовлетворением заявил Чи. — Они думали, что если заберут мои брюки, это остановит меня, — он пренебрежительно фыркнул в сторону лазарета. — Ничего не вышло, так ведь? Знаешь, почему? Потому что я адмирал, и люди гораздо больше смущаются, видя мои голые телеса, чем я, демонстрируя их. Смотри.

Он повернулся и приспустил трусы, демонстрируя свои тощие ягодицы. Я отпрянула, чисто инстинктивно, и старик довольно закудахтал.

— Высокое звание имеет свои привилегии, Рамос! Ты смутилась, а я нет. Ты так ужасно покраснела… почему-то только одной половиной лица.

Я была слишком ошеломлена, чтобы реагировать. Он болен или он просто слишком зол? Адмирал между тем указал на голубые листья, нарисованные на ближайшей двери.

— Что это за дерево?

— Палисандр, — ответила я, все еще до конца не придя в себя.

— Палисандр… Что-то знакомое.

— Так называется наш корабль.

— Я знаю, как называется корабль! — рявкнул Чи. — Это была просто шутка.

— Прошу прощения, сэр.

— Что за той дверью?

— Не знаю, сэр.

— Почему не знаешь?

— Потому что я разведчик, сэр. Нам мало куда разрешено заходить на корабле.

— Какой же ты разведчик, если проторчала тут шесть лет и до сих пор не обследовала корабль?

И снова он застал меня врасплох: откуда ему известно, что я уже шесть лет на «Палисандре»? Его мысли, однако, тут же перескочили на другое.

— Ты хоть знаешь, где здесь камбуз?

— Да, сэр.

— Веди меня туда; хочу перекусить. Грибы в горячем шоколаде… ела когда-нибудь? Режешь их, поджариваешь и заливаешь шоколадом. Они похожи на зонтики, утонувшие в грязи. Тебе понравится.

— Не думаю, что нам следует идти на камбуз, сэр.

— Почему?

По какой-то причине было приятно говорить «нет» адмиралу; в особенности этому адмиралу.

— Предполагается, что о вашем присутствии здесь никто не должен знать, сэр. Приказ Высшего совета. Если вы отправитесь на камбуз, вас могут увидеть члены экипажа… ночная смена часто заглядывает туда.

— Ох, брось ты эти глупости, Рамос! — загремел он. — Пять минут назад ты готова была взбунтоваться, а теперь я не могу перекусить из боязни нарушить приказ? Будь последовательна, разведчик! Это первое правило службы в коллективе: будь последовательна! Ты можешь быть садисткой, лодырем, можешь быть тупицей, но если ты последовательна, остальные позволят тебе сидеть рядом, когда играют в домино.

— Адмирал, насчет этого нашего бунта…

— Наполовину глупый ход, Рамос, но только наполовину. Если бы ты чуть-чуть пораскинула мозгами, то сообразила бы, что Совет предусмотрел все случайности. С другой стороны, следовало выстрелить в этого мерзавца Хакви. Он ниже тебя по званию, и тебе это сошло бы с рук.

Чи подмигнул мне и расхохотался, увидев, до какой степени я сбита с толку.

— Не понимаешь, как ко мне относиться? — усмехнулся он. — «Я безумен только при норд-норд-весте; когда ветер с юга, я отличаю сокола от цапли». Кто это сказал?

— Гамлет?

— Чертовски верно. Ты довольна, что я заставил адмиралов ввести курс Шекспира в Академии? — Он посмотрел мне в глаза, и на этот раз я увидела проницательность за внешней невменяемостью его взгляда. — Суть в том, разведчик, что я отнюдь не безумен. Да, время от времени ум у меня заходит за разум, но вообще-то моя болезнь называется «не-дать-дерьму-затопить-все». Высший совет, чтоб они провалились, думает, будто это может быть заразно, вот почему я здесь. Полагаю, ты догадываешься, как они используют Мелаквин?

— Да.

— Ну, скорее всего, ты ошибаешься, но кого это волнует? Полагаю, ты уже обдумывала высадку?

— У нас было слишком мало времени, — ответила я. — И информации.

— Ты не получишь ни того, ни другого. До Мелаквина десять часов, и нам приказано высадиться в пределах двух часов после выхода на орбиту. Давай-ка пойдем на камбуз, выпьем по чашке горячего шоколада, обсудим кое-что, а потом немного поспим.

— Вам, в самом деле, лучше держаться подальше от камбуза, сэр. Приказ…

— Плевал я на приказ, — прервал меня Чи. — Я в настроении сделать абсолютно бессмысленный жест открытого неповиновения. Мы захватим камбуз и станем петь неприличные песни, нарочно привлекая к себе внимание. Мы будем приставать ко всем членам экипажа, которые встретятся нам в коридорах, и рассказывать им свою историю. Соевым соусом мы напишем на стене ЗДЕСЬ БЫЛ ЧИ и вырежем свои имена на столешнице, используя нож, длина которого не превышает двадцати сантиметров.

— Адмирал…

— Да?

— А нельзя все это проделать, надев брюки? Он испустил тяжкий вздох.

— Расслабься, Рамос. Лучший способ кому-то отомстить — это заставить завидовать твоей свободе.

Тем не менее он крадучись направился в лазарет.

 

НАШЕ ПРЕИМУЩЕСТВО

Пока адмирала не было, вернулся Ярун. Глаза у него покраснели, плечи поникли.

— Выше голову, — сказала я.

— С какой стати?

— Это приказ.

— А-а…

Он тяжело привалился к стене рядом со мной. Мы оба слишком устали; хорошо, что было на что опереться.

— И что теперь?

— Я разговаривала с адмиралом. Он предлагает провести небольшое совещание на камбузе, а потом поспать.

Ярун выпрямился.

— Не ожидал таких… разумных… речей от него.

— Чи прекрасно соображает, — ответила я. — Чуть-чуть неуравновешенный, чертовски эксцентричный, но, думаю, он здоровее, чем считает Высший совет. Здоровее в умственном отношении. Физически… Хакви и Проуп все еще разговаривают с Вересианом. Подозреваю, наш добряк доктор нашел какое-то медицинское и, следовательно, законное обоснование, делающее невозможным участие адмирала в высадке, а капитан пытается убедить Вересиана держать свое мнение при себе.

— И кто победит?

— Не мы.

— М-м-м…

Затянувшееся молчание способствовало тому, что сознание у меня начало затуманиваться, и когда Ярун заговорил, я вздрогнула, пробуждаясь от полусна.

— Если мы рассмотрим проблему хладнокровно, то здоровье Чи существенного значения не имеет. У него хватит сил продержаться еще двадцать четыре часа, а этого времени достаточно, чтобы приземлиться и вернуться обратно… если мы сумеем вернуться. Однако чем более ясная у него голова, тем лучше для нас.

— Он не будет обузой, ты это имеешь в виду?

— Гораздо важнее то, что он адмирал, ведь адмиралы Высшего совета — единственные люди, которым хоть что-то известно о Мелаквине. Чи — потенциальный источник информации.

— В составе тех команд, которые приземлялись раньше, тоже были адмиралы, — напомнила я. — Не очень-то это помогло.

— Однако если наша теория верна, большинство этих адмиралов и впрямь были не в своем уме, — ответил Ярун. — Наше преимущество с том, что у нашего еще сохранились мозги, из которых можно что-нибудь выудить.

Дверь лазарета распахнулась, появился Чи. Он надел верхнюю половину формы, но брюки перекинул через плечо, а вместо них натянул мешковатые розовато-лиловые штаны, которые обычно носят хирурги. Кроме того, на голове красовалась хирургическая шапочка того же цвета, а на руках тонкие резиновые перчатки.

— Только гляньте! Ничего себе видок, да? — просиял он.

— Если мы хотим что-нибудь выудить из его мозгов, нужно поторопиться, — сказала я Яруну. — Они разлагаются прямо на глазах.

 

АДМИРАЛ ДОКАЗЫВАЕТ СВОЮ РАЗУМНОСТЬ (МЫ ИДЕМ НА КАМБУЗ)

Чи: Мне дадут настоящую форму разведчика?

Я: Да, адмирал.

Чи: С торчащими из спины лопастями и всем таким прочим?

Я: Это только для ледяных планет. На Мелаквине климат умеренный, кажется?

Чи: Конечно.

Ярун: Вы уверены?

Чи: Если тебя интересуют технические подробности, могу сообщить, что на полюсах там холод но, у экватора жарко, и между этими точками умеренный климат. Однако по сравнению с ледяными или адски жаркими планетами, погода там незамысловатая.

Ярун: Значит, адмиралу кое-что известно о Мелаквине?

Чи: Кое-что.

Я: Вы хотя бы… примерно представляете, что нас там ждет?

Чи: Почему я должен представлять это?

Я: Адмиралтейство уже не раз посылало команды на Мелаквин. Учитывая, что вы адмирал…

Чи: Рамос, ты хочешь сказать, что я мог бы сознательно послать человека на верную смерть?

Я: Ну, не так высокопарно…

Чи: Слушайте, вы, оба. Лига Наций считает убийц неразумными существами, верно?

Я: Убийство разумного существа является признаком неразумного существа, это так.

Чи: Опасно неразумного, разведчик.

Я: Да, сэр.

Чи: И какое наказание Лига Наций назначает за то, что такому опасному неразумному существу позволяют выйти в космическое пространство?

Ярун: Немедленная казнь всех, принимавших в этом участие.

Чи: Вы когда-нибудь слышали о людях, сумевших обмануть Лигу? О тайно провезенных в космос убийцах, опасных животных или смертоносном оружии?

Я: Нет.

Чи: И не услышите. Черт меня возьми, если я знаю, как они делают это, — но, по моему мнению, Лига целиком и полностью гарантирует, что в космосе ничего подобного не появится, — закон вселенной, столь же безоговорочно действующий, как закон энтропии. Тем не менее я здесь, не так ли?

Я: Конечно.

Чи: Значит, я никогда не посылал людей туда, где, по моему мнению, их ждет смерть. Что и требовалось доказать.

(Пауза)

Ярун: Может, это скорее объясняет, почему Высший совет никогда не покидает Новую Землю?

Чи: Не советую ставить на это свою задницу, сынок. Просто им это слабо, вот и все.

 

НА КАМБУЗЕ

Камбуз был ярко освещен. Войдя туда из полутемных коридоров, мы замигали, словно только что проснувшиеся совы.

За столом рядом с дверью расположились два лейтенанта, обе женщины; одна в темно-голубой форме корпуса связи, другая — в белой, корпуса жизнеобеспечения. Та, что в голубом, смеялась над чем-то, когда мы вошли; она сидела спиной к нам. Другая женщина с улыбкой на лице подняла взгляд, увидела адмирала, нервно вскочила и вытянулась по стойке «смирно». Первая обернулась и тоже последовала примеру подруги.

— Вольно, — приказал Чи. — Чертовски вольно! Это выше моего понимания, зачем флоту нужно, чтобы люди изображали попрыгунчиков каждый раз, когда в комнату входит офицер. Это, знаете ли, настораживает. Могу назвать пять дальних миров, где решат, что ты вот-вот выхватишь пистолет.

— Херрек, Голдинг, Ниневех, Бискейн… — забормотал себе под нос Ярун.

— И Сите, — добавила я, когда стало ясно, что он в затруднении.

— Проклятые разведчики, — пожаловался Чи лейтенантам. — Головы у них набиты всякой ерундой. — Он уставился на женщину, которая смеялась. — Что ты думаешь о проклятых разведчиках, лейтенант?

— Не знаю, сэр. — Она рискнула бросить непонимающий взгляд на его розовато-лиловые штаны.

— Конечно, знаешь. Ты просто слишком лицемерна, чтобы сказать. — Он резко повернулся ко второй женщине: — А что ты думаешь о лицемерных лейтенантах? Не спеши. Что бы ты ни ответила, кого-нибудь обязательно заденешь.

Женщина сделала глубокий вдох.

— Не думаю, что это честный вопрос, сэр.

Чи восхищенно хлопнул в ладоши:

— Чертовски верно, лейтенант. Я сделал глупость, и уже не в первый раз. Не могу понять, почему люди терпят это. Как тебя звать?

— Берта Дирен, сэр.

— Берта Дирен Сэр, у тебя есть задатки человеческого существа. Если тебе когда-нибудь предложат командовать кораблем, соглашайся. А теперь выметайтесь отсюда, вы обе! Сейчас здесь запахнет смертью.

Лейтенанты торопливо отсалютовали и рванули к двери. Берта Дирен покраснела, как рак. Мы с Яруном расступились, пропуская их.

— Сэр, почему вы так ведете себя с людьми? — спросил Ярун, когда лейтенанты вышли.

Чи улыбнулся.

— Ну, допустим, потому, что я пытаюсь разрушить их стереотипы, демонстрируя нешаблонное поведение… Или, допустим, потому, что мне просто нравится морочить людям головы… Думай, что хочешь. Я так веду себя, и все.

Он с усмешкой смотрел на Яруна, тот ответил ему задумчивым взглядом.

— Горячий шоколад готовят вон там, — вмешалась я.

 

ГРИБЫ

Ломтики грибов плавали на поверхности горячего шоколада, словно обломки кораблекрушения в океане. Я пила осторожно, стараясь, чтобы грибы не попадали в рот. Проклятые кусочки упорно тыкались в губы, точно желая быть проглоченными.

Никто из тех, кто служит в глубоком космосе, не может долго избегать грибов. На каждом корабле, станции и аванпосте они растут в огромных количествах, растут быстро и энергично в условиях, в которых растения на основе фотосинтеза погибли бы: необычные гравитационные эффекты, искусственная атмосфера, отсутствие необходимых веществ. По контрасту с синтезированной пищей, составляющей основу нашей диеты, грибы выступают в роли «свежего угощения». Флот рассчитывает, что мы будем плакать от счастья.

Я не люблю грибы. Нельзя сказать, что я их ненавижу. Давно прошли те времена, когда меня выворачивало наизнанку при одном виде такого блюда (что-то, фаршированное грибами, грибы au gratin , вареные грибы с жирным сливочным соусом). Теперь я достигла находящегося на большой высоте плато безразличия к этим мерзким серым комочкам. Однако во время высадок я получала истинное удовольствие, срезая грибы всякий раз, когда требовалось собрать биологические образцы.

 

ГОРЯЧИЙ ШОКОЛАД

Горячий шоколад у нас всегда получался тепловатым, потому что герметический котелок использовался для кофе. Этот котелок необходим, чтобы компенсировать более низкое по сравнению с нормальным воздушное давление на борту корабля. Низкое давление означает, что вода кипит при более низкой температуре, и поэтому кофе получается хуже по вкусу, как, впрочем, и чай, и горячий шоколад. Чтобы компенсировать этот недостаток, нужно готовить их в герметическом котелке, где вода нагревается до нужной температуры и напиток приобретает хороший вкус.

Конечно, в таком котелке неудобно готовить то один напиток, то другой. На борту «Палисандра» имелось три комплекта двигателей на случай поломки, два запасных генератора для создания поля «сперматозоида» и пять резервных, полностью автономных компьютеров.

Однако у нас был лишь один герметический котелок — ив нем всегда варили только кофе. Если кипятить шоколад дольше, он получится еще холоднее.

— Из вас двоих ты старше по званию, — сказал мне Чи. — Выкладывай свои соображения.

Мы непринужденно сидели за столом… или, может, следует сказать — не соблюдая никаких формальностей. Адмирал так далеко откидывался в кресле, что каждые несколько секунд скрипели пружины; более тяжелый человек попросту сломал бы зажимы, крепившие сиденье. Ярун развалился в кресле, локоть одной руки на столе, другая теребит салфетку. Я обеими ладонями сжимала кружку, как бы греясь, хотя на самом деле надеялась, что тепло моих рук согреет шоколад.

— Ладно, — кивнула я. — Все согласны, что климат на планете умеренный?

Оба мужчины проворчали «да».

— И что она похожа на Землю?

— Не стоит исходить из того, что она слишком похожа на Землю, — отозвался Чи.

— Обучение разведчиков на восемьдесят процентов нацелено на то, чтобы штамповать именно подобного рода суждения, — сказала я. — Конкретные характеристики планет отличаются друг от друга, но существует ряд общих направлений. Например, как по-вашему, — Мелаквин имеет флору и фауну?

— Должен, — ответил Чи. — Если этот мир официально предназначен для ссылки, он просто обязан быть таким, чтобы дать человеку возможность выжить. В противном случае изгнание туда было бы равноценно убийству, и Лига Наций объявила бы внеземной флот сборищем неразумных существ. Любой из предназначенных для ссылки миров обязательно предоставляет серьезный шанс выжить — включая Мелаквин. Там должны быть пригодная для дыхания атмосфера, пригодная для питья вода и пригодная для еды пища.

— Выходит, на Мелаквине почти как дома, — сказала я. — Почему, в таком случае, он убивает людей?

— Может, микроорганизмы? — предположил адмирал. — На планете, где существует жизнь, наверняка имеются бактерии, способные вызвать тысячи болезней, к которым у нас нет иммунитета.

— Несомненно… Однако мы будем дышать воздухом из баллона и носить защитные костюмы, — возразила я, — сквозь ткань которых не может проникнуть даже самый мелкий известный нам вирус; к тому же давление внутри костюма выше наружного, и если какой-нибудь микроб хотя бы попытается проникнуть внутрь, его просто выдует наружу.

— А как насчет микроорганизмов, способных переваривать защитные костюмы?

— Существует пять типов защитных костюмов, — начал пространные объяснения Ярун, — изготовленных из разных материалов. Стандартная процедура высадки предполагает, что все члены команды надевают костюмы разных типов. Чрезвычайно мала вероятность, что микробы способны прогрызть разные костюмы с одной и той же скоростью. Поэтому если у одного из нас костюм пострадает, другие узнают об этом до того, как аналогичное произойдет с их костюмами. И конечно, смерть от болезни не бывает мгновенной; даже самым страшным известным нам вирусам требуется, по крайней мере, час, чтобы размножиться до уровня летального исхода. И на протяжении этого часа сенсоры костюмов будут, несомненно, подавать сигналы тревоги — не говоря уж о том, что любой человек в состоянии догадаться о своей болезни безо всякой электроники.

— Однако тогда уже может быть слишком поздно, — заметил Чи.

— Почти наверняка, — согласился Ярун. — И все же у нас хватит времени, чтобы связаться с кораблем и сообщить о проблеме. Болезнь — весомое основание, чтобы потребовать возвращения; и тогда нужно будет продержаться всего пять минут до того, как нас доставят обратно. Даже если мы умрем на борту корабля, наши тела должны быть доставлены в Академию для проверки, где правда выйдет наружу.

— Нет, если Высший совет утаит эту информацию, — пробормотала я.

Ярун пожал плечами:

— Тайна — вещь хрупкая и перестает быть тайной, если становится известна слишком большому числу людей. Может, об одной высадке Совет и мог бы утаить информацию… может, даже о нескольких. Однако если люди пропадают постоянно, кто-нибудь да проговорится. Адмирал, скольких людей Совет отправил на Мелаквин?

Чи на мгновенье задумался.

— Возможно, одного-двух в год. И они делают это по крайней мере лет сорок. Конечно, так долго утаивать серьезные улики невозможно.

— А это означает, что серьезных улик нет, потому что Мелаквин расправляется с людьми слишком быстро.

— Есть идеи насчет того, каким способом это может происходить? — спросил адмирал.

Я чувствовала себя словно курсант, отвечающий на вопросы преподавателя:

— На Канопусе IV есть растения, разбрасывающие семена с помощью сильного взрыва. Если оказаться там в соответствующее время года, даже вибрации одного шага достаточно, чтобы такой взрыв произошел. Пять команд погибли, прежде чем у парней из очередной хватило ума разбежаться на расстояние сотни метров друг от друга. Тогда погиб только один разведчик. Остальные вернулись, доложили обо всем, и в конечном счете Канопус IV был освоен.

— По-твоему, нам следует держаться подальше друг от друга?

Ярун насмешливо фыркнул.

— На планете Серафар обитает раса полуразумных существ, способных менять форму. Они нападали на разведчика сзади, принимали его облик и занимали его место в команде. Держаться там далеко друг от друга значило просто облегчить им работу. Погибли шесть команд, прежде чем следующая докопалась до истины.

— Какое решение ни прими, все сопряжено с риском, — подытожила я. — Однако нет смысла чересчур напрягать мозги. К этому моменту на Мелаквине высадилось уже столько команд, что они наверняка перепробовали все стандартные варианты овладения ситуацией. И ни один не сработал. Значит, мы свободны поступать как хотим.

Последовало долгое молчание; наверное, все размышляли о том, что нам делать с этой свободой.

 

ОБРЫВ СВЯЗИ

— Конечно, — сказала я наконец, — существует более приятная альтернатива.

— Жажду услышать о ней, — отозвался Чи.

— Если верить словам моего старого инструктора Филара Тобита, не все обследовавшие Мелаквин команды уходили в «Ох, дерьмо»; с некоторыми просто обрывалась связь. Предположим, на планете есть нечто, способное оборвать связь, — ну, типа поля помех.

Ярун задумался.

— Разве Тобит не говорил, что какое-то время передача велась и только потом обрывалась? Если планета обладает полем помех, оно должно было обрывать связь мгновенно.

— Не обязательно, — ответила я. — Допустим, Мелаквин и впрямь обладает каким-то стационарным полем помех. Однако когда корабль опускает «хвост», чтобы высадить очередную команду, то нарушает это поле. Разведчики высаживаются, «хвост» отводится… и на протяжении нескольких минут связь нормальная. Потом поле помех восстанавливается, и связь прерывается.

— Совершенно неожиданно? — спросил Чи. — Никаких тебе статических помех или чего-то в этом роде, пока поле оживает?

— Если поле нарушается достаточно быстро, это не имеет значения, — ответил Ярун. — Чтобы подобрать команду, корабль должен опустить хвост туда, куда требуется. И достигается это одним способом — поймать сигнал, испускаемый магнитным якорем, который захватывает «сперматозоид» и подтягивает его к месту расположения команды. Если сигнала нет, корабль не может устойчиво «зацепиться» хвостом за поверхность.

— Значит, по-вашему, — Чи пристально смотрел на меня, — существует какое-то поле…

— Нет, адмирал, — перебила я его. — Я просто допускаю такую возможность. Прерывание связи может происходить по множеству других причин: какая-то химия в атмосфере, разъедающая передатчик; бактерии, которым «нравятся на вкус» микросхемы; разумные существа с оборудованием, способным заглушить передачу; периодические вспышки позитронной энергии, которые передатчик притягивает, словно громоотвод молнии…

— Ты решила меня доконать, Рамос.

— Надеюсь, — я криво усмехнулась.

— Скорее поверю в наличие феномена, способного глушить связь, чем убивать целую команду во мгновение ока, — сказал Ярун.

Я про себя согласилась с ним. С мыслью о разрушении техники еще можно было смириться.

 

ЧЕМ ХОЛОДНЕЕ, ТЕМ ЛУЧШЕ

— Знаете, — сказал Чи, — может, нас ждет не такое уж мрачное будущее. Мы знаем, что планета похожа на Землю. Погода не создаст проблем, если мы точно рассчитаем место высадки. Пища, вода, пригодный для дыхания воздух, как я уже говорил, нам гарантированы.

Его наивность удивила меня.

— Если мы и в самом деле рассчитываем выжить, нужно высаживаться у края вечной мерзлоты, надеясь, что имеющейся там скудной растительности хватит, чтобы прокормиться.

— Почему это? — едва ли не возмутился Чи.

— Потому, — объяснил Ярун, — что чем холоднее регион, тем ниже там активность микробов. Когда мы приземлимся, у каждого будет запас воздуха на двенадцать часов; после того как он закончится, нам придется дышать местной атмосферой. Специальные костюмы в максимальной степени защитят нас от проникновения микроорганизмов внутрь, но все же не на сто процентов. Теоретически мы проживем намного дольше там, где плотность переносимых по воздуху микробов ниже.

— Теоретически?

— Реальных доказательств нет. Ни один разведчик не вернулся, чтобы рассказать, так ли это.

 

ВРЕЗАТЬ ЛЬВУ НОГОЙ ПОД ЗАД

— Мы что, у полюса будем высаживаться? — безо всякого энтузиазма уточнил Чи.

Ярун не дал мне ответить.

— Фестина просто пошутила. После того как мы приземлимся, «Палисандр» должен зависнуть точно над нами, чтобы иметь возможность подобрать нас в нужный момент. «Палисандр», однако, задуман как корабль для полетов в дальнем космосе, и его обычные двигатели не слишком эффективны. Если он зависнет близко к поверхности — а только при этом условии нас можно подобрать — ему придется поддерживать большую скорость относительно центра гравитации планеты и затратить много энергии, чтобы оставаться на заданной высоте. Близко к полюсам это очень сложно осуществить. Поэтому лучше высадиться в районе, скажем, сорока пяти градусов северной или южной широты.

— Что оставляет нам очень большую свободу выбора, — успокоила я Чи, — среди самых разных типов местности. В интересах безопасности садиться нужно на равнине, но там, где мало растительности и животных…

— Хотя и не слишком мало, — вставил Ярун. — Не очень-то приятно застрять в центре пустыни, если связь внезапно оборвется.

— Поближе к пресной воде, подальше от океана…

— Мне нравится океан! — запротестовал адмирал.

— И тысячам животных тоже, — напомнила я. — Ко всему нужно подходить с позиции обороны, адмирал. Мы не знаем об этой планете ничего — только то, что она опасна. Если мы сядем рядом с океаном, нам придется думать о защите не только от сухопутных, но и от океанских животных. Чем беднее окружение, тем меньше опасность и больше вероятность оказаться завтра на этом же самом месте и лакомиться теплым шоколадом с грибами. Правильно?

— Ни к чему огрызаться, Рамос, — нахмурился Чи. — Я преклоняюсь перед твоим опытом во всем — и это, заметь, очень великодушно с моей стороны, учитывая, что на Мелаквине стандартные методы разведчиков ни черта не срабатывают.

— Адмирал, — спокойным тоном начал Ярун, — согласен, в данном случае стандартные методы явно оказываются неадекватны, и все же не следует отбрасывать их целиком и полностью. Иногда никакие процедуры, изложенные в наших руководствах, не способны защитить от опасностей планеты. Тем не менее это не повод, чтобы, нарвавшись, к примеру, на льва, врезать ему ногой под зад.

— Напротив, — глаза Чи заблестели. — Допустим, первое, что я сделаю на Мелаквине, это врежу под зад какому-нибудь крупному зубастому зверю. И что тогда произойдет?

— Это зависит от его экологической ниши, — ответила я. — Он либо убежит, либо нанесет ответный удар, либо откусит вам ногу.

— А что вы станете делать?

— В зависимости от размеров его зубов, либо убежим, либо рассмеемся, либо выстрелим в него из «станнера».

— А со мной что будет?

— Невозможно предугадать. Как быстро передвигается животное? Насколько смертоносно его нападение? Какое воздействие окажет на него выстрел «станнера»? Повредит важную артерию или причинит всего лишь поверхностную рану? Ядовита ли его слюна для человека? Как быстро мы сможем доставить вас в корабельный лазарет?

Я замолчала, осознав смысл только что сказанного.

Адмирал закивал с довольным видом и заявил:

— Стандартные требования таковы, что в случае ранения одного члена команды вы должны потребовать немедленного возвращения.

Все задумались.

— А что, если Адмиралтейство приказало Проуп ни в коем случае не подбирать нас?

— Это невозможно! — воскликнул Чи. — Зарубите себе на носу — Адмиралтейство, Технократия, вся проклятая галактика постоянно отслеживаются Лигой Наций. — Он внезапно смолк и потом заговорил спокойнее. — Давайте я расскажу вам одну историю.

Что он и сделал.

 

ИСТОРИЯ ЧИ

— В системе Карсонала есть планета Карсонал II, где живут существа — гринстрайдеры. Они похожи на шестирукие арбузы размером с человека, с длинными, тонкими ногами.

— Гринстрайдеры, — продолжал адмирал, — вступили в Лигу Наций задолго до людей, но они не относятся к древним расам. У них все еще есть физические тела, они все еще едят и выделяют экскременты… другими словами, они все еще мелкие ребятки по сравнению с большими парнями Лиги. Однако гринстрайдеры — создания претенциозные. Довольно долго контакт между ними и человечеством сводился к поступавшим от них время от времени сообщениям типа: «Вы пытаетесь колонизировать планету, находящуюся на территории гринстрайдеров. Пожалуйста, немедленно освободите ее».

Когда это произошло впервые, Технократия ответила «Извините» и покинула планету. Во второй раз мы сказали: «Ладно, мы уйдем, но предоставьте нам карту территории, которую вы считаете своей, чтобы такое не повторилось». В третий раз мы заявили: «Этой планеты нет на вашей карте, и пора нам поговорить в присутствии арбитров Лиги».

Вот так я там и оказался, потому что в случае разбирательства с участием Земли Адмиралтейство всегда старается послать как можно больше людей. Не для того, чтобы принимать участие в работе арбитража, а чтобы наблюдать. Или шпионить, если вы предпочитаете более колоритные выражения. Некоторые шпионили за гринстрайдерами, но, в основном, мы не сводили глаз с трех арбитров, с целью собрать как можно больше информации о фактических боссах Лиги. В данном случае суд вершили облако красного дыма, мерцающий куб и кресло, которое выглядело чертовски пустым. Ладно, это не имеет значения.

А имеет значение вот что. Во время слушания арбитры задавали уйму вопросов и в итоге пришли к выводу, что гринстрайдеры действовали слишком своевольно. Им дали по всем шести рукам, а мы получили право на колонизацию нескольких новых планет.

Адмирал Февкес, представлявший нашу сторону, попытался смягчить удар в добром старом дипломатическом стиле. «Очень жаль, — заявил он, — что в прошлом имело место отсутствие взаимопонимания, но теперь, когда проблемы улажены, между людьми и гринстрайдерами можно наладить дружеские дипломатические взаимоотношения…». Ну, и дальше в том же духе. И потом Февкес протянул руку для сердечного рукопожатия.

Учтите, что это был первый случай прямого общения между людьми и гринстрайдерами. В прошлом мы поддерживали отношения лишь по радио и сверхзвуковой связи, а во время слушания люди и гринстрайдеры не контактировали между собой согласно требованиям трибунала. Февкес задумал это рукопожатие как достопамятный момент, первый контакт, который фотографы запечатлеют, чтобы порадовать людей у нас дома. Однако как только главный гринстрайдер сжал протянутую руку, через пять секунд адмирал лежал на полу, хватая ртом воздух, а через десять был мертв.

Мы с Яруном мрачно закивали головами.

— Кожные выделения гринстрайдеров, — сказал Ярун. — На людей действуют как нервно-паралитический токсин. Нам объясняли в Академии.

— Спасибо Февкесу за эту информацию, — продолжил Чи. — Она дорого ему обошлась. Судя по испускаемым им крикам, в последние мгновения парень испытывал адские муки. Такое случалось и раньше — я имею в виду, что различные расы оказывались смертельно опасны друг для друга. Просто трагическая случайность.

Арбитры все еще находились в помещении, где происходило слушание, и облако красного дыма заявило: «Это акт неразумности». Оказалось, контакты между людьми и гринстрайдерами уже имели место, о чем красному облаку было известно во всех деталях. Пара ваших ребят встретилась с разведчиками страйдеров, когда и те, и другие обследовали одну и ту же планету на предмет возможной колонизации. И тогда они тоже обменялись дипломатическими рукопожатиями; ваши коллеги погибли до того, как успели сообщить, в чем дело.

— Круто, — пробормотал Ярун. — Если гринстрайдер, который пожимал руку Февкесу, действительно ничего не знал…

— Трибунал заявил, что он должен был знать, — ответил Чи. — Когда погибли разведчики, это действительно была трагическая случайность. Однако потом обязательно нужно было поставить в известность всех. В этом я согласен с Лигой. Кто-то в цепочке руководящих деятелей проявил вопиющую неразумность, сочтя эту информацию недостаточно важной, чтобы распространить ее по всем каналам. Даже Адмиралтейство не проявляет подобной небрежности; каждого разведчика в деталях инструктируют, каким образом нужно взаимодействовать с чужеземными расами в целях максимальной взаимной безопасности. Правильно?

— Надеюсь, что да, — ответила я.

— Правильно надеешься, — хмыкнул адмирал. — И причина лишь в том, что Высший совет хочет избежать судьбы гринстрайдеров. Вся их правительственная система была объявлена неразумной, проявившей преступную небрежность. И всю расу по садили на мель — запретили космические путешествия до тех пор, пока общество не преобразуется в нечто более разумное. Некоторые из них пытались обойти запрет, и на протяжении первых лет наш флот сталкивался с дрейфующими в космосе кораблями-призраками, на борту которых все гринстрайдеры были мертвы, они погибли в то самое мгновение, когда пересекли границу своей звездной системы. Причину смерти установить не удалось — никаких следов на телах. Просто умерли, и все. Лига не испытывает угрызений совести, уничтожая ослушавшихся неразумных в интересах всей остальной галактики.

Чи помолчал, давая нам возможность вникнуть в услышанное.

— Один вопрос, — сказала я. — Если красный дым знал, что рукопожатие убьет Февкеса, почему он ничего не предпринял? Мог хотя бы крикнуть «Остановитесь!», прежде чем…

— Высшие инстанции Лиги не вмешиваются в действия низших видов, — ответил Чи. — Это имеет отношение к свободе воли, говорят они.

— И оставляет в наших руках веревку, чтобы было на чем повеситься, — пробормотал Ярун.

 

ВОЛОНТЕРЫ АДМИРАЛА

— Итак, — снова заговорил Чи, — мы обсуждали Мелаквин, и я своим рассказом просто хотел подчеркнуть, что Высший совет вынужден проявлять крайнюю осторожность. Они могут приказать обследовать планету, где шансы выжить невелики, но никогда не поручат никому однозначно самоубийственную миссию. Вот почему они так часто используют Мелаквин: здесь можно выйти сухими из воды. А они не выйдут сухими из воды, если прикажут кораблю отказать в помощи раненому. Это вопиюще неразумный акт. Лига больше не позволила бы выйти в космос ни одному кораблю внеземного флота.

Последовало долгое молчание. Я обдумывала предложение Чи: сознательно пойти на то, чтобы он пострадал, создав тем самым повод для возвращения на корабль всей команды. Причем пострадать требовалось по-настоящему и достаточно серьезно; мошенничество или ложь квалифицировались бы как нарушение служебного долга, и мы мгновенно снова оказались бы на Мелаквине. Только подлинная угроза жизни могла бы стать основанием, чтобы прервать миссию… вроде смерти члена команды, если уж на то пошло. И будет несущественно, могли мы с Яруном спасти Чи или нет.

— Вы действительно готовы пойти на такой риск? — обратилась я к адмиралу. — Он гораздо больше, чем, возможно, вы осознаете. Инфекция, к примеру. Любая рана, в которую могут проникнуть чужеземные микробы…

— Как мило, что ты беспокоишься об этом! Но мне терять нечего. Если я застряну на Мелаквине, то погибну, как все остальные адмиралы. Даже если мы столкнемся лишь с обрывом связи, мне, к вашему сведению, долго не протянуть без «таблеток молодости». Я чертовски стар. С другой стороны, если я получу рану через три минуты после приземления, есть шанс вернуться на корабль и выжить. При таком раскладе я не только выкарабкаюсь, но натяну нос Высшему совету. Только представьте себе выражение их физиономий, если я вернусь с Мелаквина. Я фыркну им в лицо так громко, что меня услышат на всех кораблях флота. Вы же не хотите испортить старику удовольствие? Я посмотрела на Яруна.

— Честнее было бы тянуть жребий, кто рискнет собой, — пробормотал он.

— Я адмирал, мне не нужно быть честным. Кроме того, если кого-то обгрызут, лучше, чтобы два компетентных разведчика позаботились о пострадавшем, чем один компетентный разведчик и один безумный старый тюфяк. Правильно?

Чи сверлил Яруна взглядом, добиваясь согласия. Тот пожал плечами и посмотрел на меня — нашел тоже время апеллировать к моему более высокому званию!

— Ладно, — вздохнула я. — Высадимся там, где можно ожидать нападения крупных хищников. Что еще?

— Я буду в защитном костюме, но без шлема, — заявил адмирал. — Проведу проверку атмосферы и бактерий.

— Костюм без шлема бесполезен! — взорвалась я. — Это то же самое, как если бы вы высадились нагишом.

— Ты бы, конечно, хотела этого, — ухмыльнулся Чи. — И все же я надену вашу форму — потому что достоин ее. Разве теперь я не разведчик?

— Надо полагать…

— То-то же, — он поднял кружку. — Вот что значит «расходный материал». — Он дождался, пока мы тоже подняли кружки, с хлюпаньем допил шоколад и, продолжая движение рукой, швырнул кружку об стену. Она разбилась, во все стороны брызнули осколки. — А теперь вот это значит «расходный материал».