Лондон:

15 января 1900 года

Дэниел Карбонардо не смог толком понять, что это за дом, пока не оказался внутри.

Дэниел убивал. Такова уж была его земная миссия: нести смерть. Он убивал за чинк, вытряхивал душу за презренное злато. Горсть соверенов — и тот, чье имя ему называли, был мертв, а сам Карбонардо исчезал, растворялся, словно утренний туман в дыханье ветра. Другим его любимым (после убийства) делом было извлечение информации. Дэниел задавал вопросы.

Поговаривали, что пыточному ремеслу Карбонардо обучился в семье, прослеживавшей свои корни до Лондонского Тауэра, в мрачных подвалах которого, специально подготовленные люди денно и нощно добывали правду. Один из этих мастеров, предок Дэниела, попал в Англию в составе свиты Екатерины Арагонской, первой из шести жен Генриха VIII.

Екатерина Арагонская, дочь Фердинанда и Изабеллы Испанской, закончила свои дни в монастыре; многочисленная же ее свита рассыпалась, причем большая часть соотечественников осталась в Англии и поступила на королевскую службу. Некоторые из них достигли высот в мастерстве развязывания языков. Такого рода работа — получение сведений посредством пыток, угроз, причинения боли или путем обещаний — ожидала Дэниела и в этот вечер. В данной профессии для него не было тайн, он владел как широко распространенными методами — дыбой, «испанским сапогом», «скеффингтонской дочкой», — так и более эзотерическими. Все шло в ход в деле извлечения правды из тех, кто не расположен был с нею расставаться.

— Она знает, — сказал Профессор. — Она назовет тебе имя. Это кто-то из троих или Спир.

Похожие слова Дэниел слышал много раз.

— Из вашей преторианской гвардии? — недоверчиво спросил он. — Вы ведь не о них сейчас говорите, Профессор?

Мориарти медленно кивнул.

— О них самых. У нас завелся предатель. Где-то наверху, среди самых верных. Изменник, как крот пробрался в мою организацию.

— Но кому… — начал Дэниел.

— Кому мог запродать душу предатель? — Мориарти прищурился.

— Шерлоку Холмсу? — предположил Карбонардо, и Профессор натужно рассмеялся, зло, отрывисто, словно рыкнул раненный зверь.

— Холмсу? Ха-х! Нет… думаю, не Холмсу. Холмс меня почти не беспокоит. У нас были разногласия, но, полагаю, мы достигли определенного взаимопонимания. Сомневаюсь, что я когда-либо еще услышу о мистере Холмсе.

— Тогда кому?

— Есть один. — Мориарти провел ногтем большого пальца по правой стороне лица — от глаза через щеку к подбородку. — Энгус Маккреди Кроу. Опытный и умелый полицейский, поклявшийся поймать меня. Для него это цель всей жизни. Я — его главное и самое большое дело. — Он помолчал. Голова медленно двинулась вперед, как у старой черепахи, и качнулась из стороны в сторону. — Имеются, конечно, и другие. В частности, один из них воспользовался моим недавним отсутствием, чтобы прибрать к рукам мою организацию. Мою семью.

Карбонардо повел плечом в недоумении. В то, что кто-то из ближайших подручных Профессора мог стать на путь измены, верилось с трудом.

Так называемую «преторианскую гвардию» Мориарти составляли четверо: Эмбер, Спир, Ли Ноу и Терремант, включенный в число избранных после исчезновения Пипа Пейджета.

Эмбер — маленький хитрый человечек с неприветливой физиономией — исполнял роль связника между Мориарти и его многочисленной армией сычей, вьюнов, экзекуторов, легионами кидал, черпал, свистунов, вереницами профессиональных проституток и случайных доллимопс, этих ночных бабочек-любительниц, а также всех тех, кто специализировался на драгоценных камнях, скупке краденого, мошенничестве, вымогательстве и убийствах.

Два других преторианца были ближайшими помощниками Профессора: Альберт Спир — крепыш с перебитым носом и характерным рваным шрамом на правой щеке, и Терремант — здоровенного роста и огромной силы верзила. Эти двое предводительствовали над уличными бандитами и вышибалами, участвовали в обсуждении планов и принимали решения; их больше всего боялись на больших дорогах и в темных переулках Лондона.

Последним в четверке был зловещий китаец Ли Чоу, работавший, главным образом, с выходцами с Востока и уличной шпаной, державший под контролем многочисленные опиекурильни и вершивший скорый и жестокий суд. Его боялись все. Китаец исполнял любые поручения Мориарти и мог, не моргнув глазом, учинить самую кровавую расправу. Его любимым трюком было калечить жертву, чтобы в дальнейшем та не могла нормально разговаривать.

Профессор поймал взгляд Карбонардо, и убийца не в первый уже раз испытал странное чувство — восхищение пополам со страхом. Эти глубокие, темные, блестящие глаза, видели много зла, а таили еще больше. Дэниел старался не смотреть в них. Взгляд Мориарти обладал гипнотической силой, поговаривали, что он способен, не произнеся ни слова, подавить волю человека, заставив совершить любое преступление.

Профессор улыбнулся и Карбонардо поспешно опустил глаза.

— Думаешь, мои приближенные, те, кто посвящен в мои планы, не способны на двуличие?

Мориарти продолжал пристально наблюдать за собеседником.

— Ну… я…

— Слышал о Пипе Пейджете, которого я когда-то считал едва ли не сыном и который был первым из моих преторианцев? Наверняка слышал?

— Кто же о нем не слышал!

— Пип Пейджет спас мне жизнь однажды. Застрелил подосланного убийцу и спас меня от пули. И тем не менее именно он потом предал меня. — Мориарти стукнул себя в грудь кулаком. — Меня! Того, кто был ему как отец. Кто присутствовал на его свадьбе, благословил его, принял в организацию, в… семью! — Профессор чуть не захлебнулся от ярости, слова сыпались из него как камни с горы, налетая одно на другое. — И это я!.. Я сам позволил ему жениться на Фанни Джонс!.. На этой маленькой вертихвостке!.. Это я!..

Карбонардо кивнул. Он хорошо знал историю Пипа Пейджета, выдавшего инспектору столичной полиции, Энгусу Маккреди Кроу, местонахождение тайного убежища и сведения, едва не приведшие к аресту Профессора.

— Правильно делаешь, что киваешь. Те, что зарабатывают благодаря мне, должны понимать, сколь суров будет мой суд.

Профессор выплачивал Карбонардо некую сумму — он называл ее «предварительным гонораром», — вполне достаточную, чтобы Дэниел мог откликнуться буквально по первому зову. Денег хватало на содержание симпатичной виллы в быстро растущем, процветающем районе Хокстон, рядом с Норт-Нью-роуд, в пяти минутах ходьбы от приходской церкви Иоанна Крестителя. Скромный домик — две приемные, маленький кабинет, три спальни, ванная и кухня в подвале — и имя носил скромное, «Боярышник», хотя никаких зеленых насаждений поблизости и в помине не было.

Семьдесят два часа тому назад к ступенькам означенной виллы подошел пожилой сутулый кэбмен. Он спросил мистера Карбонардо. Ни с кем другим незнакомец разговаривать не пожелал, повторяя, что должен увидеть «мистера Даниеля Карбонардо», чье имя он произносил с раскатистым «р» на итальянский или испанский манер.

Препровожденный Табитой, единственной служанкой в доме, наверх, в кабинет хозяина, гость остановился у порога — сложив руки на груди, склонив голову, в ожидании, пока заговорит Карбонардо. Дэниел принял посетителя весьма бесцеремонно, с первого взгляда проникшись антипатией к этому скрюченному старикану с замызганной физиономией. И как только таким разрешают работать возницами?

— Ну, в чем дело? — спросил Карбонардо. — Я занятой человек и не могу уделить вам более двух минут.

— Вы уделите мне больше, когда узнаете, по какому делу я к вам пришел. — Голос у кэбмена был грубоватый, как у человека чрезмерно увлекающегося спиртным и табаком. Говорил он негромко, спокойно, и Дэниел почему-то вспомнил другого, который разговаривал так же, но которого всегда слушали внимательно.

Присмотревшись получше, Карбонардо кивнул.

— А ведь я вас знаю! Харкнесс, верно?

— Он самый, сэр. Имел удовольствие как-то вас подвозить.

Карбонардо сделал шаг назад.

— Вы ведь работали на Профессора. Теперь я вспомнил. Были его личным возницей, так?

— Так и есть, сэр. Да, личным возницей Мориарти. Но вы сказали «работал». Почему?

— Потому что больше вы на него не работаете, поскольку Профессора нет в Англии. О нем не слышали уже несколько лет.

— Вернулся, сэр, он вернулся. — Гость сделал паузу, словно рассчитывая на драматический эффект. — Профессор вернулся в Лондон. И ждет вас, сэр. Для разговора. Ждет уже сейчас.

— Где? — Голос у Дэниела вдруг сел, в горле пересохло. Услышав о возвращении Мориарти, он мгновенно насторожился. И, пожалуй, немного испугался.

— Неважно, где и зачем, мистер Карбонардо. Мне поручено доставить вас к нему прямо сейчас. Давайте же не будем задерживаться, потому что каждая минута на счету. Профессор может разнервничаться, а нам ведь этого не надо, ни вам, ни мне. Ведь так, сэр?

Дэниел тряхнул головой.

— Нет, нет, мы не будем заставлять его ждать, — пробормотал он и торопливо шагнул к двери. — Если у вас приказ, везите прямо сейчас.

В коридоре Карбонардо накинул на плечи темно-зеленый ольстер, кивнул Харкнессу и вслед за ним спустился вниз и прошел к ожидающему неподалеку двухколесному экипажу.

Путь их лежал на запад, мимо многочисленных безымянных участков, появившихся за последние полвека вблизи дороги на Вестминстер.

Наконец они остановились, и сидевший позади Харкнесс крикнул пассажиру, дав понять, что он может выходить.

— Поднимайтесь сразу на второй этаж, сэр.

Соскочив на землю, Карбонардо увидел перед собой большой, красивый дом с широкими каменными ступеньками, ведущими к солидной дубовой двери. За окнами ярко горел электрический свет, да и весь вид участка свидетельствовал о том, что деньги здесь водятся. Люди в этой части Лондона селились состоятельные, обычно семейные и склонные окружать себя роскошью. Возникавшие здесь дома сменяли прежние, занимавшие большую часть Вестминстера развалюхи, ветхие, жавшиеся друг к дружке, скособоченные халупы, образовывавшие вместе воровское гнездо, известное как «Акр дьявола» и населенное мужчинами и женщинам, с которыми Карбонардо предпочел бы не иметь никаких дел.

— Поднимайтесь наверх, сэр. У него комнаты на втором этаже. Идите и ни о чем не беспокойтесь. Он вас ждет.

Передняя дверь была не заперта, и за ней оказался просторный холл, удививший гостя полным отсутствием меблировки — только голые доски да пустые стены с очертаниями висевших здесь когда-то картин.

Звук шагов по деревянному полу громким эхом разносился по всему дому. Поднимаясь по лестнице, Карбонардо обратил внимание на темные газовые фонари под стеклянными чашами. Очевидно, электрическое освещение установили здесь недавно и еще не по всему дому.

Ступив на площадку второго этажа, Дэниел услышал внизу какой-то звук. Дверь, через которую он только что вошел, скрипнула снова. Кто-то пересек холл и начал подниматься следом. По выскобленным, отмытым добела ступенькам мелькнула тень. Дэниел торопливо шагнул вправо, в начинающийся прямо от площадки коридор, остановился, прижался спиной к стене и затаил дыхание, вслушиваясь в скрип ступенек.

Незнакомец достиг наконец верхней площадки. Карбонардо притих в тени, боясь, что его выдаст стук сердца. Человек слева от него остановился на секунду-другую и шагнул в комнату, выходившую прямо на лестницу. Снова шаги, уже приглушенные… поворот дверной ручки… щелчок замка… звякнула задвижка… Прежде чем дверь снова закрылась, до него долетел короткий смешок.

Он досчитал про себя до десяти. Тревога улеглась и уже не дергала нервы. Карбонардо повернул ручку, толкнул плечом дверь и перешагнул порог комнаты, в которой только что скрылся незнакомец.

Мориарти встретил его улыбкой и с поднятой к подбородку рукой, словно он сдирал что-то с лица. Секундой позже Дэниел понял, что в пальцах у него не плоть, а кусок спрессованной ткани, изменявший форму щеки. Из-под лица Харкнесса как будто проступало лицо Профессора.

— Я же говорил, что ты уделишь мне больше времени, когда узнаешь, по какому делу я пришел, — произнес он знакомым голосом с неизменной ноткой угрозы, голосом столь же характерным, как и взгляд. Голосом, услышав который, многие помнили его годами. — Проходи, садись. Может быть, стакан доброго бренди? Располагайся.

— Так это были вы! А я принял вас за Харкнесса. — Карбонардо огляделся. Под ногами — толстый уилтонский ковер, в камине на кусках угля пляшет пламя, мебель старая, полированная, в воздухе запах воска, письменный стол обит красной, с золотистой каймой кожей, мягкие стулья, в углу резной буфет, на стенах хорошие картины, на окнах тяжелые бархатные шторы приглушенного, в тон ковру, кремового цвета.

— Ну вот. — Профессор оторвал накладку от второй щеки, убрал что-то у носа и наконец предстал перед гостем тем, кого Дэниел всегда знал как Джеймса Мориарти. — Мне нравится играть чужие роли. — Профессор выпрямился. Улыбка скользнула по губам и блеснула в глазах. — Но ты же и сам это знаешь. Знаешь, как я люблю влезать в чужую шкуру. — Он потер руки. — Погода никак не установится. Все перевернулось с ног на голову. С Терремантом ты, конечно, знаком.

Профессор кивнул в дальний конец комнаты. Из тени, словно повинуясь воле волшебника, выступил высоченный громила.

— Терремант когда-то командовал экзекуторами, моей славной армией устрашения. — Мориарти снова усмехнулся, словно в самом этом слове было что-то забавное. — Когда потребовалась замена Пипу Пейджету, он подошел как нельзя лучше.

Далее последовал уже знакомый читателю разговор.

А затем…

— У меня есть для тебя работа, Дэниел. Важная. Нужно вытащить правду из одной неразговорчивой особы. — Мориарти повернулся к Терреманту. — Закрой уши, Том Терремант. Закрой уши и заморозь мозги.

— Слушаюсь, Профессор, — проворчал великан.

— Ступай. Жди на площадке. Я никому не доверяю.

Терремант добродушно пожал плечами и вышел из комнаты.

— И держись подальше от двери, Том. Спустись и присмотри за моим Архи.

Верзила добродушно хмыкнул и притворил дверь.

— Архи — мой конь, — улыбнулся Профессор. — Сокращенно от имени Архимеда. Хороший конь, но принадлежит Харкнессу. Подарил, когда уезжал в последний раз… когда же это? Лет шесть или семь назад? — Он приложил палец к носу, на цыпочках подошел к двери и резко открыл — на площадке никого не было.

Снизу донеслись шаги, направлявшегося к выходу Терреманта.

Мориарти вернулся в комнату.

— Хорошо. А теперь, Дэниел, слушай меня внимательно. Завтра тебе нужно пойти в один отель, кое-что там сделать и кое о чем договориться. Потом, на следующий вечер, ты выяснишь, кто предавал меня, кто позволил себе играть со мной. Ты, конечно, слышал о Сэл Ходжес.

— Конечно, Профессор.

— М-м-м. И ты, конечно, все еще думаешь, что это она греет мне постель?

— Ну… Люди говорят, сэр…

— Говорят, что Сэл Ходжес и Джеймс Мориарти выплясывают постельную джигу, и она мать моего ребенка.

— Да, сэр…

— «Да, сэр. Конечно, сэр». Не робейте, сэр. Именно так и говорят. И до некоторой степени так оно и есть. Может быть…

Дэниел Карбонардо молча кивнул.

— Итак, послезавтра ночью ты должен выяснить, кто предатель. Она знает, Дэниел. Попомни мои слова, Сэл Ходжес это знает.

И вот теперь, на вторую после того памятного разговора ночь, Дэниел Карбонардо пересек улицу и легко взбежал по ступенькам отеля «Гленмораг». Остановившись перед дверью, он осторожно отдышался — при этом с губ его слетели крохотные облачка пара — и усилием воли подавил желание откашляться. Где-то невдалеке пробили часы — три ночи. Закутавшись в густой, колючий туман, мир застыл — молчаливый, холодный, враждебный.

Погода в последнее время вела себя странно переменчиво. Сегодняшнее утро, например, выдалось ветреным и сырым, а сейчас над площадью висел плотный туман — вытяни руку и даже пальцев не увидишь.

Побывав в отеле накануне, Дэниел прихватил запасной ключ. Свой визит он объяснил желанием узнать, приехала ли миссис Джеймс. Разумеется, она еще не приехала, о чем ему было прекрасно известно. Сунув ключ в замочную скважину, Дэниел бесшумно его повернул, уповая на то, что мальчишка-чистильщик сделал все, как надо: отодвинул задвижки и снял цепочки. Подтолкнув тяжелую деревянную дверь плечом, он переступил порог, закрыл дверь за собой и остановился, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте.

В комнате было тепло, мягкий ковер под ногами послушно уступал резиновым подошвам тяжелых сапог.

Сэм, чистильщик обуви в отеле, назвал номер комнаты — восемь. Там она и будет, миссис Джеймс, в номере восьмом — первый этаж, прямо по коридору, первая дверь справа. «Остановится на одну только ночь, — сообщил Сэм. — Потом уедет повидать сына. Бедняга, попал в Рагби».

Подумать только, сын Профессора в Рагби, среди отпрысков всех этих важных шишек! При необходимости о мальчишке могли бы позаботиться и другие; как-никак он был наследником огромной организации и громадного состояния. Работа Дэниела состояла в том, чтобы напугать женщину и заставить ее признаться. Миссис Джеймс. Она же Сэл Ходжес. Он хорошо помнил ее по добрым старым временам — Сэл была женщиной Профессора.

Минут через пять Дэниел видел в темноте почти так же хорошо, как днем. Он подошел к лестнице, сунул руку за пазуху и вытащил кинжал. Пальцы привычно сжали костяную рукоять, большой уперся в гарду, девятидюймовое, заточенное с обеих сторон лезвие с двумя канавками для стока крови отнесено от тела. «Ты с ним поосторожней, — предупредил Миссон. — По остроте не уступает скальпелю. Как тебе и нравится».

С женщинами работать легко. Пригрози порезать лицо, сделай небольшую царапинку — и они сломаются. А вот мужчины — дело другое. Главное правило — целься в самый ценный их орган. Покажи бритву или раскаленные щипцы, пусти кровь — и они уже скулят и пищат. Нет, орут и воют.

Он уже поднял ногу, чтобы ступить на лестницу, когда услышал шум подъезжающего кэба. Господи, что же делать? Но кэб, постояв недолго, двинулся дальше. Возможно, возница просто ошибся номером — никакой вывески на фасаде отеля «Гленмораг» не было. «Нас рекомендуют наши постояльцы», — хвастливо заявлял мистер Моут, здешний управляющий.

А ведь кэбов становится все меньше, размышлял Дэниел, поднимаясь по ступенькам. Все только и говорят про самоходные коляски. Лично ему в скорые перемены не верилось: уж слишком эти штуки шумные, вонючие и ненадежные. Да и управлять ими трудно.

Дверь, как и ожидалось, была не заперта, хотя и замок его бы не остановил. Дэниел управлялся с замками так же ловко, как и с оружием.

В комнате его мгновенно обволокло сладковатым запахом женщины, всем тем, чем она пользовалась, дабы замаскировать свои естественные ароматы. У кровати он остановился на секунду, всматриваясь в ее лицо, вслушиваясь в ровное дыхание, зная, что сейчас спокойный сон оборвется — по его желанию. Обычная работа для того, кто считает себя вершителем судеб, подручным смерти, палачом, тем, кто развязывает языки. Некоторые называют его чревовещателем, другие, которым больше по душе религиозные термины, исповедником.

Левая рука метнулась к лицу, широкая ладонь накрыла нос и рот, чтобы она проснулась сразу — в ужасе и полной темноте. Нож скользнул по телу, взрезав ночную сорочку снизу вверх. Острие задержалось на мгновение на щеке, под правым глазом.

— Я задам тебе один вопрос, — прошипел Карбонардо. — И когда уберу руку, ты не станешь кричать и шуметь. Ответишь на мой вопрос или попрощаешься с правым глазом. Имей в виду, шутить не стану. Поняла?

Он видел ее расширенные страхом зрачки, видел, как она старается кивнуть. Он еще раз предупредил, что убирает руку, и в этот самый момент чьи-то железные пальцы сомкнулись на его запястьях. У него вырвали нож. Его руку оторвали от ее лица. В следующее мгновение в комнате вспыхнул свет, и Дэниел Карбонардо увидел, что на кровати лежит не Сэл Ходжес, а его окружили незнакомые люди. Негромкий голос посоветовал не сопротивляться. Дэниелу не потребовалось много времени, чтобы понять: он имеет дело с людьми обученными, привычными исполнять приказания с военной быстротой и четкостью.

Мир вдруг качнулся в сторону, и Карбонардо коротко и зло выругался.

Чиркнула спичка. Кто-то поднял фонарь.

— Привет, Дэниел, — сказал Беспечный Джек, чья улыбка в тусклом свете смахивала на волчий оскал. — Надо поговорить.

Карбонардо схватили сзади и тихонько вывели из комнаты.