Воскресенье, 15 апреля — среда, 18 апреля 1894 года

Инспектор Энгус Маккреди Кроу прочитал рапорт Фроума только в понедельник утром, поскольку, несмотря на все неотложные дела, твердо соблюдал воскресенье как день покоя и отдыха. А еще он знал, что не может больше откладывать решение проблемы, олицетворяемой миссис Коулз.

Миссис Коулз всегда была женщиной милой, любящей, нежной и понимающей, однако в последнее время к ее страсти добавилась требовательность, а ласковые словечки, которые она нашептывала ему на ухо в минуты нежности, щедро пересыпались однозначными, бьющими в одну точку намеками и домогательствами. Не выражая этого напрямую, миссис Коулз давала понять, что готова либо потерять жильца, либо заполучить супруга. Некогда убежденный холостяк, Кроу пребывал в нерешительности: расставаться с уютно устроенным бытом не хотелось, но и обзаводиться женой, которая могла встать между ним и делом всей его жизни — восстановлением справедливости в отношении преступивших закон, — инспектора тоже не тянуло.

Тем не менее, будучи человеком рассудительным, Кроу прекрасно сознавал, что дальнейшее затягивание с его стороны и уклонение от прямого ответа могут привести к неприятностям. И хотя логика подсказывала, что ему следует сосредоточиться на поисках правды относительно загадочной личности Мориарти, вопрос о Сильвии Коулз нельзя было откладывать вечно.

Руководствуясь этими мыслями, Кроу и предложил своей хозяйке провести воскресенье вместе, вдали от суеты. После ланча в доме 63 по Кинг-стрит, они прокатились на кэбе до Марбл-Арч, после чего неспешно прогулялись по Гайд-парку до Серпантина.

День клонился к вечеру, когда пара вернулась на Кинг-стрит, и Кроу, перебравший до того все мыслимые темы, кроме той, что не давала ему покоя, переступил-таки через себя, смирив гордыню и отринув сомнения.

— Сильвия, — грубовато начал он, — я хочу спросить тебя кое о чем. — Прозвучало это до невозможности банально, словно инспектор выдернул слова из какого-то дешевого романа. — Скажи, ты счастлива со мной?

— Энгус, тебе прекрасно известно, что я счастлива, но ты должен также знать, что у меня, как и всех, есть совесть. — Она мило улыбнулась.

— Вот об этом я и хочу с тобой поговорить. Счастье это, моя дорогая, не может продолжаться, если все будет идти так, как идет сейчас.

Засим последовала долгая пауза. Сильвия Коулз внимательно, с легким прищуром посмотрела на своего спутника.

— Да? — холодно, словно ожидая худшего, произнесла она.

— Я хочу сказать, моя дорогая… — Боже, подумал Кроу, я ли говорю это? — Я хочу спросить… Сильвия, окажешь ли ты мне честь, став моей женой?

Ну вот. Вылетело. Боже, сможет ли он когда-нибудь взять свои слова обратно?

— Энгус. — В глазах миссис Коулз блеснули слезы. — Энгус, дорогой. Как пишут в романах, я уже думала, что ты никогда этого не скажешь. Конечно, я выйду за тебя. Таково мое самое сокровенное желание.

И тут вдова убедительно продемонстрировала, насколько велика сила ее сокровенного желания.

Позднее у инспектора Энгуса Маккреди Кроу даже появились мысли, что, может быть, оно и к лучшему, что его холостяцкие деньки наконец-то истекли.

Явившись в воскресенье в Лаймхауз, Сэл Ходжес провела час в обществе Мориарти, потягивая шерри и решая деловые вопросы. Затем она отправилась навестить Спира.

— Бриджет, — ласково обратился к своей сиделке Спир, представив женщин друг другу, — будь добра, оставь нас с Сэл. Нам нужно обсудить с ней кое-какие вопросы.

— А при мне обсудить нельзя? — попыталась было возразить Бриджет.

— Нет, нет, нельзя. У нас приватные дела.

— Я уйду, — бросила сердито Бриджет, — но не забывай, что я не служанка какая-нибудь, как Фанни. Я кусалась, обдирала ногти, дралась и воровала не хуже всех остальных. И если у меня пытаются отнять что-то мое, то я и убить за это могу. — Она порывисто поднялась и, раскрасневшаяся от сдерживаемой злости, вылетела из комнаты.

— Твоя? — полюбопытствовала Сэл, присаживаясь на стул у кровати. В том мире, который назывался семьей Мориарти, Спир был последним мужчиной, который, по ее мнению, мог бы соблазниться хорошеньким личиком.

— Вроде бы да.

— Имей в виду, если когда-нибудь захочешь от нее избавиться, у меня для девочки с норовом местечко всегда найдется.

— Сильно сомневаюсь, что от нее получится избавиться. Она как репей, Сэл, прицепилась крепко. Может, мне на беду. Но давай об этом не будем.

— Тебе уже лучше?

Спир посмотрел на свои перебинтованные руки.

— Пользоваться ими, как хотелось бы, еще не могу, но мне уже лучше. Ты часто бываешь в своем заведении на Беруик-стрит? — Мышца на правой щеке дрогнула, и уродливый шрам проступил лиловым рубцом.

— Пару раз в неделю, а что?

— Я посылал туда кое-кого в прошлое воскресенье. Послушай, Сэл, мне хотелось оказать Пипу Пейджету и Фанни небольшую услугу. Фанни потеряла хорошее место из-за одного охочего до сладкого дворецкого. Звать его Хейлинг. Я думал подловить его, оставил записку — мол, Фанни будет в заведении на Беруик-стрит. Хотел прийти пораньше да приглядеть, чтобы его угостили. А вышло так, что эти дьяволы, Грин с Батлером, по пути меня и перехватили.

— Приходил твой Хейлинг. — Сэл усмехнулась. — Я была там в понедельник и слышала про него от Дельфины. Поначалу, конечно, разозлился из-за того, что девочки ни про какую Джонс и не слыхали, но потом Дельфина его успокоила. Пыжился, как паровоз.

— Если вернется, ты можешь устроить так, чтоб его маленько проучили?

— Придется заплатить ребятам. Да и неприятности мне лишние не нужны.

— Двадцать гиней? — предложил, вскинув вопросительно бровь, Спир.

— Должно хватить.

Спир указал забинтованной рукой на стоявший у окна старый комод.

— Там. В верхнем ящике. Возьми.

Бриджет вернулась ровно в тот момент, когда гостья уже уходила, и элегантная, утонченная мадам не устояла перед искушением выпустить парфянскую стрелу.

— Передам девочкам, Берт, что ты всех их любишь.

— К черту девочек.

— Они очень по тебе скучают.

— Ты просто сделай, что я просил.

— И о чем же это ты просил? — поинтересовалась Бриджет, как только за Сэл закрылась дверь.

— Ты уже ревнуешь, а я ведь мы с тобой еще и джигу на нашем тюфяке не сплясали.

— Ничего, Берт Спир, ты себя еще покажешь, да и я кое-чему тебя поучу. Так что эта сучка должна для тебя сделать?

— Ну, раз ты так хочешь знать, скажу. Готовит свадебный подарок для Пипа Пейджета и Фанни Джонс.

— Я бы и сама приготовила.

— Тебе выходить не разрешается, и ты прекрасно это знаешь. В любом случае подарок особенный, и приготовить его может только Сэл.

Бриджет одарила его сияющей улыбкой.

— И что ж это такое? Что-то, на чем Пейджет сможет попрактиковаться?

— Хватит. Прекрати! — прикрикнул Спир и, тут же смягчившись, добавил: — Не почитаешь мне?

— Могу предложить кое-что получше. — Она соблазнительно выпятила бедро.

— Твоими б ляжками да орешки щелкать.

— А я и пощелкаю, Берт Спир. Твои орешки. Когда захочу, я — большая мастерица по части орешков.

Обращаясь с письмом к Доктору Ночь, иллюзионисту, Мориарти поставил адрес своего бывшего дома на Стрэнде. Письмо было короткое: воздав должное мастерству фокусника, Профессор просил доктора о встрече — «обсудить вопросы, представляющие взаимный интерес». Не уточняя, в чем именно состоит его интерес, Мориарти предлагал выплатить значительную сумму в обмен на некоторые профессиональные секреты Доктора Ночь. Идея захватила его и не отпускала, как будто трюки и уловки иллюзиониста могли укрепить его личную власть. Мечтая об этой власти, Мориарти тем не менее не забывал и о повседневных делах.

Дожидаясь возвращения Эмбера — именно ему было поручено доставить письмо и принести ответ иллюзиониста, — Профессор перебирал в уме неотложные вопросы.

На первом по важности месте стояла, конечно, приближающаяся свадьба Пейджета и Фанни Джонс, но событие это омрачало сознание того, что пробравшийся в Лаймхауз предатель до сих пор не изобличен.

С того самого момента, как Мориарти пришел к заключению, что среди его приближенных завелся отступник, за всеми четырьмя подозреваемыми было установлено наблюдение. Знание человеческой натуры подсказывало, что виновный, по всей вероятности, раскроет себя каким-нибудь необдуманным поступком в самые ближайшие дни, возможно, еще до назначенной на вторник свадьбы.

Следующим по значимости считалось планируемое ограбление в Хэрроу. Еще утром один из взломщиков, Фишер, представил список того, что предполагалось вывезти из поместья Пиннера. Помимо прочего, список включал в себя редкие серебряные и золотые подносы, драгоценности на сумму по меньшей мере в 20 000 фунтов стерлингов, хранившиеся в сейфе «кантри джентльмен» работы фирмы «Джордж Прайс Лтд.» из Вулверхемптона, который стоял в кабинете на первом этаже, и несколько ценных предметов искусства, в том числе две картины Каналетто.

Судьба картин уже была решена: через несколько часов после ограбления картинам предстояло отправиться в Италию, где их сбытом занялся бы, согласно предварительной договоренности, Луиджи Санционаре.

Отодвинув все эти проблемы, Профессор переключился на принца Уэльского. Копии «Придворного циркуляра» уже лежали у него на столе. Оставалось только определиться с местом, датой, временем, способом и тщательно все подготовить.

В самом начале десятого вернулся Эмбер, принесший адресованный Профессору конверт. Размашистый почерк отправителя украшали причудливые завитки.

Достопочтенный профессор,

Уильям С. Уозерспун

Вы оказали мне великую честь, проявив интерес к практикуемому мною благородному искусству. Я буду безмерно счастлив познакомиться со столь почтенным джентльменом и обсудить «вопросы, представляющие взаимный интерес». Если вы соблаговолите навестить меня в гримерной «Амальгамы» после моего последнего представления в среду вечером, то есть примерно в одиннадцать часов, я буду крайне рад вас видеть. Если указанное время не устраивает вас, возможно, вы предложите другое, дабы я постарался совместить его с моими планами.

(Д-р Ночь)

Остаюсь, сэр,

Вашим покорным слугой,

Губы Мориарти сложились в кислую улыбку. «Мошенник, — подумал он. — Уильям С. Уозерспун. Доктор Ночь. Дешевый жулик».

«Напыщенный ублюдок», — подумала Дельфина Морчант. Ее клиент, мистер Хейлинг, с такой тщательностью причесывался перед зеркалом, как будто каждая прядь имела свое особенное место на лысеющей макушке. В постели он взялся за дело с похотливой живостью, хотя и в манере, несвойственной большинству мужчин, но, едва надев штаны, снова задрал нос, как какой-нибудь лорд или герцог. Господи, да были у нее и лорды, и герцоги, видные мужчины в отличие от этого стручка сушеного. И дело свое мужское делали получше.

— Можешь, если хочешь, остаться со мной на всю ночь, — соблазнительно шепнула Дельфина.

Сэл Ходжес как-то сказала, что сладкий голосок действует на мужчину так же возбуждающе, как и прочие женские прелести.

— Дитя мое, мне пора возвращаться. — Мистер Хейлинг взглянул на часы и с важным видом вернул их в кармашек. — Так что не получится. У меня свои обязанности перед слугами. Некоторые из них еще совсем молоденькие. На мне лежит большая ответственность. Приватные удовольствия не должны мешать исполнению общественного долга.

«Общественный долг, как же! — подумала Дельфина. — Плевать тебе на долг. И на слуг тоже. У тебя ж на физиономии написано, кто ты такой. Дворецкий и не больше того. Бедные девочки!» — Дельфина знала, каким адом может обернуться жизнь молоденькой горничной, если над ней стоит такой вот похотливый, двуличный, до невозможности придирчивый дворецкий. Напускная респектабельность, как густой клей, скрывает многие грешки.

Часы показывали десять, когда Хейлинг вышел из заведения на Беркуит-стрит и торопливо зашагал в сторону Парк-лейн, дабы укрыться за надежными стенами особняка Брэев. Он свернул налево, пересек Броуд-стрит и направился в сторону Бруэр-стрит. Тумана не было, но над домами висела плотная завеса дыма, а по узким улочкам проплывет и сизые клочья смога.

Его встретили в переулке, неподалеку от Бруэр-стрит. Они появились внезапно, двое грубых парней размером, как ему показалось, с гориллу. Позднее полиция пришла к выводу, что имело место обычное ограбление, но Хейлинг, изувеченный на всю оставшуюся жизнь, имел на этот счет иное мнение. Они быстро сбили его с ног двумя или тремя ударами по голове, забрали бумажник и сорвали с цепочки часы. Хейлинг даже не пытался сопротивляться. Но потом, когда он уже лежал, беспомощный и с пустыми карманами, они не убежали, а нанесли еще несколько ударов ногами — по ребрам и ниже, — лишив остатков мужественности, но сохранив жизнь.

Известие о случившемся, переданное со всеми подробностями, немало порадовало Спира. Справедливость, как он представлял ее, была восстановлена, а тот факт, что Фанни Джонс и Пип Пейджет остались в полном неведении, доставлял ему дополнительное, тайное удовольствие. Больше эта мразь, этот до тошноты приторный мистер Хейлинг, не тронет уже ни одну служанку.

Свинина и говядина, куры, индюшки и кролики — все это доставили в Лаймхауз в понедельник утром. Фанни — на правах невесты — от кухонных работ освободили, а ее место заняла Бриджет, покинувшая своего подопечного с большой неохотой. Спиру наконец-то позволили встать с постели и перебраться в приготовленное специально для него кресло — от участия в празднике он не отказался бы даже в том случае, если бы ему пришлось спускаться вниз на оконном ставне.

Суета на кухне, начавшая с раннего утра, постепенно набирала силу и ближе к вечеру достигла пика — одни готовили, другие неотступно следовали за ними, четко исполняя строгие инструкции и наблюдая за каждым движением поваров.

В полдень начали принимать вина: ящики с шампанским, не дошедшим до места назначения благодаря всевозможным хитростям и приемам, начиная от банальной взятки и кончая откровенным, в том числе с угрозой применения силы, грабежом.

В самом доме с утра трудилась бригада китаянок, привлеченная для тщательной уборки Ли Чоу. Из каморок и кладовых появлялись дополнительные лампы; их чистили, заправляли и развешивали в нужных местах. По всей длине этажа расставляли сколоченные наспех столы, другие спешно устанавливали перед входом в «комнату ожидания».

После мужчин за дело взялись женщины — жены и подруги тех, кто считал себя членом семьи Мориарти, принесли охапки весенних цветов и гирлянды и принялись украшать интерьер, являвший собой дотоле весьма унылую картину. Масштабы происходящего ясно показывали, что Мориарти намерен отметить важное для Пейджета и его невесты событие по всем правилам и с размахом.

Тем не менее бизнес шел своим чередом. Утром Профессор провел совещание с тремя оставшимися «гвардейцами», пригласив также Паркера и братьев Джейкобс, которые явно играли все более значительную роль в структуре власти. Потом ему пришлось разбираться с просителями. Сам Пейджет принимал денежные подношения от сборщиков, сутенеров и всех тех, кто по обычаю выходил на улицы по уикендам — выколачивать положенную дань, поступавшую регулярно в казну Мориарти.

Во второй половине дня Пейджет, выбрав момент, когда Профессор остался один, заглянул в его апартаменты.

— Хочу поблагодарить вас за все, что вы сделали для нас с Фан, — почтительно обратился он к патрону.

Мориарти поднял голову. Взгляд его был серьезным и настороженным.

— Так и должно быть, Пейджет. Как-никак ты со мной уже давно, и сейчас я доверяю тебе больше, чем другим. Надеюсь только, что эта женщина не станет такой же, как большинство из них, и никогда тебя не подведет.

Тень беспокойства на мгновение омрачила лицо Пейджета; предатель оставался нераскрытым, и подозрение, висевшее, в том числе, и над Фанни Джонс, не давало ему покоя.

— Не могу поверить, что это она. — Смелые слова, но в глазах еще пряталось сомнение. — Что касается вашего доверия, то я стараюсь его оправдать, но есть одно дело, о котором я должен с вами поговорить.

Голова Мориарти качнулась, лицо потемнело, оповещая о грозе, которая могла разразиться, если Пейджет бы высказал несогласие с каким-то из задуманных и тщательно разработанных проектов.

— Продолжай. — Голос прозвучал холодно, подстать колючему, ледяному взгляду.

Пейджет собрал в кулак все свое мужество. Промолчать он не мог, это было бы неправильно.

— Я много всякого сделал. Профессор, и еще много чего сделаю. Вы и сами знаете. Воровал, наказывал отступников, долги выколачивал, даже убивал. Но не просите меня выполнить то, что вы пообещали тем джентльменам с континента.

— Почему же?

— Не могу, вот и все. На принца Уэльского у меня просто рука не поднимется.

— Сантименты, — отрезал Мориарти. — Ты такой же, как и все остальные. Воры, грабители, убийцы — однако ж королевская семья — для них святое. Сантименты и предрассудки. — Он коротко усмехнулся. — Но можешь не беспокоиться. Участвовать в уничтожении Берти Уэльского тебя никто просить не станет. Это мое личное дело, и я сам займусь им. А теперь ступай — у тебя сегодня особенный день.

Явившись в понедельник утром в Скотланд-Ярд, инспектор Энгус Маккреди Кроу не стал никого оповещать о своем решении расстаться с холостяцкой жизнью. Узнают и без него, решил он. Тем более что миссис Коулз уже потребовала разместить объявление в соответствующей колонке «Таймс».

Все мысли о будущих матримониальных волнениях вылетели, однако, из головы, когда он увидел на столе рапорт детектива Фроума. В обычных обстоятельствах документ никогда бы не дошел до Кроу, но его заместитель, увидев карандашный набросок, сразу понял, что молодой детектив запечатлел, помимо прочих, самого профессора Джеймса Мориарти.

В том, что ошибки нет, и что Фроум увидел именно Мориарти, инспектор не сомневался — сходство было полное, именно таким его и описал Холмс. Сообщение сильно обеспокоило Кроу, поскольку указывало на возможный масштаб преступной деятельности Мориарти. Рядом с ним в ложе «Альгамбры» сидели Луиджи Санционаре и спутница последнего, Ад ел а Асконта. На лице девушки застыло недоуменное выражение, голову она слегка склонила набок. Остальные, насколько мог судить Кроу, тоже были иностранцами.

Передав дело заместителю, инспектор после недолгих размышлений распорядился сделать с наброска копии и разослать их коллегам на континенте с просьбой провести идентификацию прочих спутников Мориарти. Затем он вызвал детектива, наблюдавшего в день спектакля за Санционаре. Но время было упущено: итальянцы еще утром покинули «Вестминстер Пэлас» и сели на поезд, направлявшийся, согласно расписанию, в Рим через Париж. Как говорится, поздно запирать стойло, когда лошадка сбежала.

Тот факт, что Мориарти открыто принимал в столице неких иностранных преступников, наводил на определенные размышления, и Кроу не понадобилось много времени, чтобы вывести логическое заключение: скорее всего, на встрече обсуждалось какое-то крупное ограбление. Или же, что намного хуже, речь шла о создании союза криминальных элементов всей Европы.

Что же делать? Объявить полномасштабные поиски Мориарти? Схватить его и задержать, предъявив обвинение по старому делу мадам де Гонкур? Соблазн поступить именно так был велик, но Кроу понимал, что любой опытный адвокат без особого труда снимет со своего клиента такое обвинение и вытащит его из-за решетки. В лучшем случае они продержат Мориарти день или чуть больше. Что это дает? Практически ничего. Нет, решил инспектор, его настоящий шанс — продолжать игру и ждать.

Во второй половине дня с докладом явился Таннер. Накопать удалось немного. Согласно собранным данным, профессор Мориарти оставил академическое поприще не по собственному желанию, а в связи со скандалом, в который были замешаны двое учеников. В университете полагали, что уехал он в компании младшего брата, несколько раз посещавшего его на съемной квартире.

О семье Мориарти также удалось узнать немногое. Детство его прошло в Ливерпуле, где он жил с матерью и двумя младшими братьями, тоже Джеймсами. Один из них служил в 7-м уланском полку, о другом известно было еще меньше — вроде бы он ушел из дому и поступил на работу в «Западной железнодорожной компании», где, что удивительно, никаких следов служащего с такой фамилией не обнаружилось.

Возможно ли такое? Как вышло, что младшего брата не смогли найти? И что дальше?

Кроу пришлось вернуться к началу. Если Профессор может появляться в двух обличьях, не следует ли из этого, что тот Мориарти, которого они ищут, есть на самом деле младший брат знаменитого ученого? После недолгих раздумий Кроу отдал Таннеру указание продолжать поиски фактов, имеющих отношение к Джеймсу Мориарти-младшему.

Далее внимание инспектора привлекло сообщение о назначенной на следующий день церемонии бракосочетания с участием небезызвестного Пипа Пейджета. Провести церемонию должен был викарий прихода Святого Андрея. Сообщение поступило от немолодого, около сорока, сержанта с немалым опытом работы в закрытом для посторонних районе доков.

Вполне естественно, что инспектору захотелось разузнать об источнике информации. Разговор с сержантом затянулся едва ли не на целый час, но сержант, как и любой хороший детектив, уперся и имя своего осведомителя не назвал.

— Поймите, сэр, там очень нелегко. Можно работать в самой гуще самых отъявленных злоумышленников и ничего ни о чем не знать. Приходится полагаться на удачу. Могу только сказать, что этот Пейджет — здоровенный парень с большими связями, и завтра его окольцуют. По всем правилам. Как положено. Что до моего осведомителя, то раньше я никогда ничего от нее не получал, но эти сведения, похоже, верные. Мне показалось, что она нервничала, пока со мной разговаривала, боялась, что за ней следят, а еще что у нее вроде как зуб против кого-то, но это уж только моя интуиция, не более того.

— В интуиции ничего плохого нет, особенно если ее подкрепляют здравый смысл и логика.

Сержант рассмеялся.

— Вот только с женщиной логика и здравый смысл плохо совмещаются.

Разговор с сержантом снова вернул инспектора к невеселым мыслям о близком расставании с собственной свободой. Похоже, свадьбы входят в моду, невесело подумал он и решил, что обязательно прокатится в Лаймхауз и посмотрит, как все пройдет у Пейджета и его невесты. В крайнем случае, понаблюдает со стороны, как это бывает у других.

Влияние Мориарти никогда и никем под сомнение не ставилось, и тот факт, что он сумел организовать свадьбу без такой формальности, как троекратное оглашение имен жениха и невесты, никого не удивил и был воспринят как должное. Никто не спрашивал, за какие ниточки и на каком уровне ему пришлось подергать. Никто не задавался вопросом, какие способы убеждения несговорчивых были задействованы. Профессор лишь объявил, что церемония состоится в церкви Святого Андрея в одиннадцать часов, и что присутствовать на ней смогут лишь немногие — в отличие от неофициальных торжеств на первом этаже склада.

Как всегда, распоряжения Профессора были строго исполнены, так что без пяти минут одиннадцать у входа в церковь собралась лишь небольшая группа особо доверенных лиц. Пейджет сидел на передней скамье вместе с Паркером — свежим, прилично одетым, чисто выбритым и вообще имеющим вид почти респектабельный, — выбранным на роль шафера. Спиру прийти в церковь не разрешили, но Бриджет, Кейт Райт и ее муж присутствовали, как и Эмбер, Ли Чоу и пара парней Терреманта. Никакой суеты, никакого хора, никакого органа — дабы не привлекать к церемонии ненужное внимание. Музыка, танцы, шумные поздравления — все это было оставлено на потом, когда запертые двери склада скроют веселье от посторонних глаз.

Паркер заранее расставил своих сычей на ближних подходах к церкви, но никто из них не стал особенно приглядываться к горстке старушек и паре грубоватой наружности мужчин в рубчатом плисе и с красными платками на шеях, сидевших на задних скамьях. Свадьбы, крещения и похороны всегда привлекают любителей порадоваться и поплакать с людьми, которых совсем не знают.

Энгус Кроу чувствовал себя неловко в непривычном облачении — казалось, все только на него и смотрят, — но сопровождавший инспектора детектив заверил шефа, что уж за полицейского его наверняка никто не примет.

Ровно в одиннадцать у алтаря появился викарий. Пейджет поднялся и, подталкиваемый Паркером, занял свое место.

Они шли по главному проходу. Фанни, сосредоточенная, с сияющим лицом за белой кружевной вуалью, в платье — белый шелк, короткий шлейф и закрытая кружевная пелерина, — на которое ушли долгие часы кропотливого труда. Невеста выглядела трогательно хрупкой рядом с мужчиной — высоким, с горделивой осанкой, слегка сутулым, — на руку которого опиралась. Мориарти был без перевязи, которую снял впервые со времени покушения. За ними, заметно нервничая, шла Мэри Макнил, на плечи которой свалились обязанности подружки невесты.

Кроу наблюдал за происходящим во все глаза. В первую очередь его внимание привлек сопровождавший невесту мужчина. Мориарти он видел впервые, и все происходящее выглядело нереальным, словно перед ним разыгрывалась сцена из какого-то романа.

Свадебная процессия остановилась, жених и невеста неуверенно переглянулись, и викарий заговорил:

— Дорогие возлюбленные, мы собрались здесь, пред ликом Господа и сего собрания, дабы соединить этого мужчину и эту женщину священными узами брака…

Не слушая священника, Кроу не спускал глаз с Мориарти, и им овладевало странное, гнетущее и тяжелое чувство. Само присутствие здесь, в священном месте, такого человека ложилось на торжественную церемонию черной тенью. Казалось, Мориарти окружен огромным морем невидимого зла. Зла, исходящего от него самого. В воображении инспектора вспыхивали необычайно яркие картины с громадными, бьющимися о неуступчивые камни волнами. Камни — это церковь, подумал он, противостоящая наступлению злых сил.

Жених и невеста последовали за викарием в ризницу, и в этот момент Мориарти обернулся, и тяжелый взгляд его глубоко посаженных глаз впился в Кроу. В какой-то момент у инспектора возникло ощущение, что взгляд этот проникает в голову и пронзает мозг. По спине как будто пробежали ледяные пальцы.

Когда счастливая пара вернулась из ризницы, Кроу, присмотревшись внимательнее, с удивлением обнаружил, что, во-первых, жених, Пейджет, наверняка запечатлен на рисунке детектива Фроума, сделанном в зале «Альгамбры», и что, во-вторых, невеста, счастливая и обворожительная, с откинутой назад вуалью, подходит под описание молодой женщины, навещавшей полковника Морана в тюрьме на Хорсмангер-лейн и принесшей в камеру корзинку с отравленными продуктами.

Хотя Кроу и не стал задерживаться в церкви, выйдя, он обнаружил, что вся компания исчезла без следа, растворилась в одном из переулков подобно плывущим в воздухе струйкам дыма. Как будто ее и не было. Во второй раз за утро инспектора посетило ощущение нереальности, призрачности всего случившегося.

Увиденное вполне укладывалось в логику рассуждений, и хотя в облике Профессора Кроу не обнаружил ничего странного — например, использования грима и прочих средств маскировки, — он окончательно уверился, что ответ на одну из проблем кроется в связи между Мориарти, профессором математики, и Мориарти, младшим из братьев. Не сомневался инспектор и в том, что Пейджет служил не только Морану, но и Мориарти. Необходимо, решил он, поговорить и с женщиной, свежеиспеченной миссис Пейджет. В том, что служанка, приходившая в тюрьму на Хорсмангер-лейн, и невеста Пейджета одно и то же лицо, Кроу был теперь уверен.

Но что делать дальше? Какую стратегию избрать? Выбрать было нелегко. Прежде всего, как найти этих людей в запутанном лабиринте улочек и переулков Ист-Энда? И даже если удастся найти, можно ли их задержать? Если Мориарти и впрямь настолько влиятелен, как говорил Шерлок Холмс, то его охраняет едва ли не целая армия. А сколько у него путей отступления? Так что же, ждать, когда он появится снова? Объявить Мориарти в розыск? Нет, такой вариант ненадежен. Мориарти узнает о принятом решении через час и затаится. И тогда его просто не найти.

Пожалуй, решил Кроу, возвращаясь в кэбе в Скотланд-Ярд, лучше всего сейчас ничего не предпринимать. Подождать. Рано или поздно Профессор или кто-то из его подручных должен проявить себя. В сумерках отчаяния забрезжил лучик света. Ответы были рядом, близко. Оставалось лишь набраться терпения. Когда-нибудь злодей поднимет голову, высунется из своего мира и попадет в мир Кроу.

Таким склад еще никто не видел. В воздухе стоял аромат цветов, горели лампы, повсюду царило веселье. Отыскать свободное место было проблемой; казалось, вся огромная семья Мориарти собралась здесь, чтобы засвидетельствовать свое почтение и отметить торжественное событие в жизни Пейджета.

Новобрачные сидели за столом, установленным в «комнате ожидания», вместе с Мориарти, Эмбером, Ли Чоу, братьями Джейкобс, Терремантом и Спиром. Справа на небольшом помосте расположились музыканты — пара скрипок, корнет, два банджо, цитра и аккордеон, — готовые разразиться «Счастливой селяночкой», «Иль Корриколо» и «Моной», а потом, когда веселье будет в полном разгаре, добавить огоньку под «Хмельной Хэмпстед», «Топают ножки по Кентской дорожке» и «Моя старушка — голландская кружка».

Ровно в двенадцать ворота закрыли и заперли — все расселись по местам. После полудня, согласно распоряжению Мориарти, доступ был закрыт.

Растянувшиеся по левой стороне столы ломились от угощений: пирогов и заливного, холодных кур и индюшек, ветчины и пикулей. В центре высился трехъярусный торт. Пили шампанское и эль. Закусывали пирожками, бисквитами и заливным. Человек со стороны, наверное, немало бы удивился, увидев все это — казалось, разношерстная компания пытается копировать манеры, стиль и этикет средних классов.

В еще большей степени это подтверждали и выложенные на другом столе свадебные подарки. Каждый приносил что-то свое, но, кроме одной или двух оригинальных вещиц, на всем лежала печать одинаковости. Золотые цепи соседствовали с браслетами и ожерельями, украшенными жемчугами и алмазами; броши — с представленными во множестве колечками; золотые печатки — с подвесками в виде сердечка и золотыми булавками для шейного платка. Серебряных карандашей набралось бы с дюжину, золотых было четыре. Часы — как мужские, так и женские — со всевозможными приспособлениями. Два набора антикварных ложечек для фруктов. Массивная серебряная щетка для волос — в футляре. Пара полевых биноклей. Флаконы «Ройял Перфьюмерис Шипр» и «Нью-Моун Хей».

В целом почти все подарки имели общее свойство: их можно было легко убрать в карман или же быстро изъять из кармана законного владельца. Крупные преподнес сам Профессор: галантерейный набор для Фанни, включавший в себя так же и все те мелочи, которыми постоянно пользуются женщины, и несессер из марокканской кожи с бритвами и прочими принадлежностями — для Пейджета.

Гости, заполнившие склад, являли собой странное собрание: с одной стороны, модно — а некоторые и со вкусом — одетые мужчины и женщины; с другой, наряженные пестро и даже кричаще. Некоторые выглядели нелепо в деловых костюмах; другие, одетые скромно и с достоинством, могли быть людьми свободных профессий, врачами, банкирами и даже политиками. Две эти большие группы плохо сочетались с остальным народом — грубоватым, в поношенных одеждах и стоптанной обуви, с теми, кого ежедневно встречаешь на улицах как Иста, так и Вест-Энда.

Самым необычным для постороннего было то, что все они, при всех их различиях, легко смешивались, общались, смеялись и шутили. Украшенный синяками задира весело трепался с элегантным джентльменом; легко узнаваемая уличная красотка строила глазки пожилому мужчине, который как будто пришел с Биржи; стройная леди в фасонистом платье чокалась с молодым человеком, в котором даже неискушенный признал бы личность с весьма сомнительными привычками.

Пейджет и Фанни словно и не замечали толпы, отвлекаясь только тогда, когда кто-то из служащих Мориарти — а здесь все в той или иной степени служил ему — подходил к столу с поздравлениями, засвидетельствовав прежде свое почтение самому Профессору.

И все же где-то в уголке сознания Пейджета застряли и не давали покоя, как двурогая колючка, тревога и отчаяние. С одной стороны, их с Фанни окружала необыкновенная атмосфера тепла, доброжелательности и нежности; с другой, он никак не мог отделаться от мысли, что его невеста может быть той, которая, подобравшись так близко к Мориарти, уже предала однажды и готова сделать то же самое еще раз. А еще Пейджета никак не оставляло ощущение беспокойства, впервые проявившегося в Хэрроу и с тех пор присутствовавшего в форме постоянно крепнущего понимания, что нынешняя жизнь никогда и ни при каких обстоятельствах не приведет к тому счастью, которого он страстно желал для них обоих.

Сидевший рядом Мориарти принимал подходивших к столу гостей на манер великодушного отца-покровителя: пожимал протянутые руки или принимал объятия, выслушивал любезности или просьбы, сохраняя при этом ту твёрдую, непоколебимую концентрацию, которую демонстрировал всегда. Однако же за привычной маской спокойствия крылась глубоко проникшая тревога. Похоже, никто не обратил внимания на двух мужчин, сидевших во время церемонии на задних скамьях. Он заметил. Заметил и учуял опасность. Это седьмое чувство, способность чуять опасность, пробуждалось в нем и раньше, когда Холмс подбирался слишком быстро. Мориарти не сомневался — эти двое из полиции, и один из них, вероятно, и есть тот самый Кроу.

Он прошел взглядом по приближенным, сидевшим вместе с ним и молодоженами. Спир, похоже, веселился вовсю, но на лице еще темнели синяки, и руки выглядели далеко не лучшим образом. Потребуется еще какое-то время, прежде чем он сможет пользоваться ими должным образом. Профессор вздохнул. Пейджет… Несомненно, лучший из всех, но эта сияющая от счастья юная леди, Фанни Джонс, взяла его, как говорится, за яйца, а мужчины, увы, слишком легко становятся рабами женщин. Хорошо бы Спир поскорее поправился.

Веселье продолжалось, музыка вливалась в головы, еда и вино наполняли животы, вселяя обманчивое ощущение безопасности. Расслабились даже экзекуторы, а расставленные Паркером снаружи соглядатаи понемногу уставали, с завистью и досадой косясь на двери, за которыми гуляли счастливчики.

За столами начали петь, кто-то вышел танцевать, и вскоре весь этаж задрожал, повторяя ритм музыки и топчущихся ног.

Женщина пробивалась через разгоряченную толпу, останавливаясь на секундочку, чтобы переброситься парой фраз с одним, обменяться шуткой с другим, чмокнуть в щеку третьего. Никто не обратил внимания, когда она подошла к двери в надежно запертых воротах; никто не забеспокоился — даже если бы и увидел, — когда она отодвинула засовы и открыла замок.

Ближе к вечеру к затянувшему улицы дыму добавился туман; все, что было дальше двух ярдов, скрылось в густой колышущейся мгле, искажавшей звуки шагов, заглушавшей эхо и сбивавшей с толку пешеходов.

Двое мужчин вышли из запряженного парой серых аккуратного экипажа в трех сотнях ярдов от арки и ведущего к складу переулка. Двигались они бесшумно, держась в тени, прижимаясь к стенам, проскакивая между темными сгустками дыма и тумана наподобие бестелесных призраков.

Достигнув наконец арки и пройдя еще немного по переулку, они оказались перед складом.

— Как думаешь, ключ она уже раздобыла? — шепотом спросил один, вглядываясь сквозь мглу в лицо спутника.

— Если нет, придется подождать, — ответил другой.

Проскользнув неслышно на открытое место, они приблизились к воротам. Первый прижался к доскам и, вытянув руку, сжал железное кольцо задвижки и осторожно дернул. Из-за дверей, окон и даже стен доносились звуки веселья.

Задвижка поддалась. Дверь чуточку приоткрылась.

— Как войдем, действовать быстро, — выдохнул тот, что держал задвижку. — Готов?

Напарник кивнул, и они сбросили пальто, под которыми обнаружились модные, длинные, ниже колен, серые сюртуки. Оба носили бороду, волосы обоих тронула седина, и выглядели они почти прилично.

Первый оглянулся, еще раз кивнул, перевел дыхание и резко толкнул дверь. Через несколько секунд они уже были внутри и быстро, так что заметили новых гостей лишь немногие, смешались с шумной толпой.

Бородачи поели курицы, выпили по паре стаканов вина и незаметно просочились мимо танцующих и беззаботно болтающих, достигнув наконец удобной для наблюдения позиции справа от главного стола. Момент был выбран верно — Мориарти живо обсуждал что-то с двумя мужчинами, в которых новые гости узнали взломщиков, Фишера и Гэя. Как и прежде, крадучись, пара чужаков прошмыгнула в дверь, ведущую из «комнаты ожидания» в апартаменты Профессора, и, бесшумно ступая по деревянным ступенькам, поднялась наверх.

Между тем гулянка продолжалась, и Мориарти знал, что если пустить дело на самотек, веселье затянется до утра. Будучи, однако, человеком, у которого на первом месте стоят интересы организации, он намеревался закончить все к восьми вечера. Часы уже показывали семь, а потому Профессор наклонился к Пейджету и, не привлекая внимания, посоветовал ему удалиться с супругой в брачные покои.

Пейджет, в обычных обстоятельствах сдержанный и немногословный, на этот раз не удержался от грубоватой шутки и заметил, что все, полагающееся новобрачным, они давно уже выполнили. Реплика эта была встречена с явным неодобрением. Мориарти ответил холодно, ясно дав понять, что независимо от всего прочего, официально это их брачная ночь, а потому им, из уважения к заключенному добровольно союзу, надлежит хотя бы исполнить, как он выразился, «положенный постельный ритуал».

— Если я не выставлю отсюда этих гуляк, все они перепьются, и никакой работы завтра не будет. Так что отправляйтесь, оба.

Попытка новобрачных откланяться вызвала, однако, такой взрыв смеха, сальных шуточек и восторга, что прошло еще добрых полчаса, прежде чем они распрощались наконец с гостями, пробились через заполнившую «комнату ожидания» толпу и прошли по коридору к винтовой лестнице, что вела на второй этаж и в комнату Пейджета.

Мориарти тут же сделал знак Терреманту, и те из экзекуторов, которые еще не слишком накачались, принялись понемногу подталкивать гостей к выходу.

Многие из постоянных обитателей склада уже достигли определенных договоренностей с присутствовавшими на празднике дамами, и это означало, что отыскать свободное помещение в предстоящую ночь будет пожалуй, невозможно.

Общая атмосфера вкупе с выпитым подействовала даже на Сэл Ходжес. Раскрасневшаяся, она подошла к столу Мориарти и, наклонившись, прошептала ему на ухо:

— Ты говорил, что был бы не прочь сплясать со мной джигу, так почему бы не сегодня? Избавься от этой куколки Мэри, и я покажу тебе такое, что ты не скоро забудешь.

Мориарти похотливо усмехнулся.

— Сэл, по-моему, мы слишком давно не играли с тобой в две руки. — Он оглянулся и, поймав взгляд Кейт Райт, жестом подозвал ее к себе.

Кейт торопливо подошла.

— Убери Мэри, — негромко сказал Профессор. — Пусть ее возьмет сегодня Терремант или кто-нибудь еще. Разведи огонь и зажги лампы в моей спальне.

Лицо домоправительницы выразило некоторое удивление, но уже в следующую секунду она понимающе усмехнулась, кивнула и, повернувшись, прошла мимо Спира, поднимавшегося со своего места с помощью не отходившей от него ни на шаг Бриджет.

В то время как гости мало-помалу и весьма неохотно покидали склад, Пип Пейджет на своей кровати обнимал уже не любовницу, а законную жену.

— Знаешь, Фан, я, наверное, люблю тебя, — прошептал он. — И как оно тебе теперь?

Она подняла голову и нежно поцеловала его в щеку.

— Вообще-то, дорогой, я пока еще ничего не почувствовала. Попробуй еще раз, а я постараюсь быть повнимательней.

Оба рассмеялись.

— Нет, правда, — сказал он через какое-то время, — тебе нравится здесь? Ты хотела бы здесь остаться?

Она ответила не сразу.

— Да, мне здесь нравится, и я хотела бы жить здесь с тобой, заботиться о тебе. Но меня беспокоит то, чем тебе приходится заниматься. Думаешь, это навсегда? А вдруг с тобой случится что-то? Как со Спиром? Что тогда? Я просто не представляю. А если тебя схватит полиция? Меня, после того как побывала на Хорсмангер-лейн, до сих пор кошмары мучают. Если ты попадешь в тюрьму, я этого не вынесу.

Пейджет промолчал, так и не решившись поделиться с женой своими тревогами и мыслями.

Не прошло и нескольких минут, как кто-то забарабанил в дверь, а в коридоре послышались громкие крики. Склад уже почти опустел, когда миссис Райт, спустившись, сообщила Профессору, что в его спальне все готово.

— Я положила на кровать чудесную батистовую сорочку.

Она многозначительно взглянула на Сэл Ходжес, которая лишь улыбнулась в ответ.

Профессор поднялся и, предложив Сэл руку, повел ее к лестнице.

Что-то не так… Мориарти понял это, едва переступив порог спальни. Запах опасности. Особое, седьмое чувство, отточенное за годы двойной жизни, сработало как сигнальный колокольчик. Этот «звонок» и дал Профессору некоторое преимущество: он прыгнул вперед, и два ножа рассекли только воздух.

Они поджидали его, встав по обе стороны от двери, и, промахнувшись, на мгновение потеряли равновесие.

Воспользовавшись замешательством двух своих противников, Мориарти с удивительной живостью метнулся к письменному столу, рванул на себя ящик и схватил выкованный в Толедо стальной кинжал, подаренный испанцем Зегорбе. Наверное, он предпочел бы холодному оружию автоматический пистолет, но тот, к сожалению, хранился под замком.

В следующее мгновение он уже повернулся лицом к врагам и замер в классической позе: правая, ударная, рука опущена, ноги расставлены и слегка согнуты в коленях.

— Ну, теперь-то вам конец, — прошипел Мориарти, узнав за приклеенными бородами физиономии Майкла Грина и Питера Батлера, которые медленно расходились от двери с явным намерением взять своего противника в клещи и атаковать одновременно с флангов.

Мориарти отступил, выигрывая пространство для маневра, ограниченное, впрочем, находящимся у него за спиной камином.

Батлер и Грин наступали молча — первый, хищно пригнувшись, второй — с улыбкой, перебрасывая нож из руки в руку с расчетом смутить противника. Отступая и понемногу забирая влево, к двери, Мориарти приходилось наблюдать за обоими.

И тут с лестницы донесся грохот.

Миг растерянности и неожиданный для врагов прыжок Мориарти вперед дали Сэл Ходжес возможность подумать и принять правильное решение. Мозг ее, слегка затуманенный шампанским, отреагировал не так быстро, как сработал бы в иных обстоятельствах, так что какие-то секунды она потеряла. Оценив наконец ситуацию и сообразив, что от нее требуется, Сэл повернулась и устремилась вниз по лестнице.

Она почти добралась до подножия, когда увидела стоящую посредине «комнаты ожидания» и прислушивающуюся к доносящимся сверху звукам Кейт Райт.

— Кейт! Кейт! — закричала Сэл. — Быстрей! Профессор. Они его убьют!

Но вместо того чтобы предпринять какие-то действия, по крайней мере позвать на помощь, Кейт повернулась и направилась к лестнице, сжимая в правой руке подсвечник.

Сэл оставалось пройти еще две ступеньки, когда до нее дошел смысл происходящего, но к этому моменту Кейт уже преодолела разделявшее их расстояние и, вскинув руку, изготовилась нанести удар.

— Заткнись, подстилка. Что заслужил, то и получит.

— Ах ты тварь! — взвизгнула Сэл и, поддернув повыше юбки, выбросила вперед обтянутую шелковым чулком ногу. Острый мысок сапожка угодил противнице в живот.

Удар достиг цели. Кейт охнула и завалилась на спину, а Сэл, потеряв равновесие, кувыркнулась и рухнула на нее сверху.

Между тем наверху Мориарти нащупал дверную ручку и, резко ее повернув, сделал шаг назад. Грин и Батлер прыгнули, но Профессор снова был проворнее и, уклонившись, отскочил в сторону. Его бородатые противники снова столкнулись в дверном проеме.

Быстро оглянувшись, Мориарти отступил к уже расстеленной кровати, поперек которой лежала батистовая, вся в кружевах и оборках — как и говорила Кейт Райт — ночная сорочка. Подхватив ее левой рукой, Мориарти повернулся навстречу Питеру Батлеру, выбравшему именно этот момент для решающего выпада. Направленный под ребра нож, однако, пронзил лишь нежную ткань, усладу для Сэл Ходжес.

Воспользовавшись тем, что лезвие запуталось в сорочке, Мориарти резким рывком вынудил Батлера сделать шаг вперед и прямым ударом от плеча вонзил острую, как бритва, толедскую сталь противнику в живот.

Батлер успел лишь вскрикнуть, пронзительно и коротко, и отшатнулся. В следующий момент в горле у него заклокотало, и Мориарти вырвал кинжал из раны.

Тем временем схватка продолжалась и внизу, на полу «комнаты ожидания», где сцепились Сэл Ходжес и Кейт Райт. Отчаянно барахтаясь, женщины демонстрировали не только ноги, но и подвязки, а Сэл даже белые панталоны с кружевными оборками. Сопя, пыхтя и мутузя друг дружку, соперницы сражались за единственное подручное оружие, которое все еще сжимала в руке Кейт Райт.

Наверху, в спальне, Мориарти и Майкл Культяшка замерли один против другого по обе стороны от притихшего Батлера.

— Ну же, Культяшка, смелей! — подбадривал врага вдохновленный победой Мориарти.

Грин сохранял спокойствие и переходить к активным действиям не спешил. Пригнувшись, изготовившись к прыжку, он понемногу смещался влево, чтобы не оказаться спиной к двери, шум за которой становился все сильнее.

Вцепившись в руку противницы пониже запястья, Сэл изо всех сил пыталась удержать ее, не дать Кейт Райт размахнуться и использовать тяжелый бронзовый подсвечник не по прямому назначению. Другой рукой Сэл старалась схватить Кейт за горло, но та успешно отбивалась свободной левой, не стесняясь пускать в ход зубы и ногти. В какой-то момент домоправительница, собравшись с силами, рванулась в сторону, высвободилась, отбросила Сэл и занесла руку для последнего удара. Понимая, что все кончено, Сэл изловчилась и, выгнувшись, схватила Кейт за ногу и дернула.

Кейт вскрикнула и выпустила подсвечник, упавший на каменный пол в дюйме от головы Сэл. За ним, но с гораздо большим грохотом, приземлилась домоправительница.

В ту же секунду Сэл оказалась сверху и пустила в ход свои маленькие, но крепкие кулачки.

Донесшиеся снизу грохот и вскрик на долю секунды отвлекли Грина, и Мориарти, внимательно наблюдавший за противником, не преминул воспользоваться шансом.

Но на этот раз ему не повезло — Грин успел повернуться и выставить руку, блокируя выпад, так что испанский клинок лишь разрезал рукав.

Враги отпрянули друг от друга и снова замерли, отдуваясь, с горящими глазами, как два хищника, схватившихся из-за самки.

Сэл не знала, что с домоправительницей, но та лежала без движений, и она поднялась, выждала секунду и, убедившись, что миссис Райт не шевелится, бросилась по коридору. Она неслась так, словно весь ад мчался за ней по пятам. Коридор… дверь… лестница… Спотыкаясь и падая, не переставая звать на помощь, Сэл взлетела по винтовым железным ступенькам, свернула к двери, за которой вроде бы находилась комната Пейджета, и принялась колотить по ней.

Пейджет скатился с кровати. Судя по крикам и отчаянному стуку, там происходило что-то, требовавшее его незамедлительного вмешательства. Не удосужившись даже одеться, он открыл дверь и предстал в таком виде перед запыхавшейся Сэл Ходжес, которая выпалила с десяток не связанных между собой слов. Пейджету понадобилась еще секунда, чтобы схватить штаны и старый пятизарядный револьвер.

Грин снова перешел в атаку, и Мориарти, уклоняясь от летящего по дуге ножа, упал на постель. Лезвие прошло мимо.

Мориарти скатился с кровати и моментально повернулся. Теперь их разделяло широкое препятствие. Профессор начал уставать. Ремни сковывали движения, а раненой руке недоставало прежней ловкости.

Грин на секунду замер, не зная, какой путь выбрать — напрямик, через кровать, или в обход. Взгляд его метался из стороны в сторону. Мориарти стоял неподвижно. Впрочем, замешательство длилось считанные секунды, и вот уже Культяшка метнулся вправо, вынуждая Профессора повернуться ему навстречу. Оба одновременно вскинули руки, и те сомкнулись. Пальцы сжали запястье. Теперь все зависело не от сноровки или ловкости, а исключительно от силы — кто кого пережмет.

Мориарти казалось, что состязание в силе продолжается целую вечность, и эта самая сила уходит из него с каждым выходом. Дважды он пытался ударить Культяшку ногой по лодыжке, но тот был настороже, и чаша весов постепенно клонилась в его сторону. Враг не поддавался, а вот рука Профессора понемногу опускалась. В какой-то момент Грин резко нажал и, высвободив руку, занес нож для смертельного удара.

Раздался выстрел. Эхо отскочило от стен и ударило по ушам с такой силой, будто рядом бабахнула пушка. Лицо Грина перекосилось, рот расползся, рука, словно подрезанная, вяло упала.

Пуля угодила в грудь, и из раны ударил фонтанчик крови. В следующее мгновение тело шмякнулось на пол, воздух наполнился запахом пороха. Мориарти поднял голову — полуголый, растрепанный, Пейджет стоял в дверном проеме, опустив револьвер, из дула которого лениво выползала змейка дыма.

Грин прожил не больше двадцати минут, и ему еще повезло. Дыхание причиняло боль, с губ срывались мольбы о помощи, но Мориарти удалил из комнаты посторонних и, опустившись на кровать, молча смотрел на несчастного, пока тот не испустил последний вздох.

Пейджет привел наверх четырех экзекуторов, полусонных и плохо понимающих, что происходит. Тела убрали. Кейт Райт связали и заперли в одной из комнат под охраной Терреманта.

Разбуженные суматохой, прибежали Эмбер и Ли Чоу. Фанни занялась ушибами и царапинами Сэл Ходжес, которая, воспользовавшись моментом, проглотила два стаканчика «Хеннесси» 1840 года, приберегаемого Профессором для особых случаев. Как только тела унесли, Ли Чоу и Эмбер взялись убирать в комнате: оттерли кровь, вымыли пол и перестелили постель.

Мориарти, закутавшись в длинный шелковый халат, сидел у камина, потягивая бренди. Пейджет, уже полностью одетый, стоял у стола.

— Не могу поверить… Кейт Райт… — Он покачал головой.

Мориарти угрюмо смотрел на пылающие угли.

— Где ее муж?

— Мы держим его внизу. Говорит, что ничего не знал.

— И наверняка клянется в вечной преданности.

Пейджет кивнул.

— Пусть его приведут сюда. И вот что… Пейджет…

— Да, Профессор?

— Не знаю, как и благодарить тебя. Если бы не твой револьвер…

— Это мой долг, Профессор. Любой на моем месте сделал бы то же самое.

Бартоломью Райта привели наверх. Лицо его было бледное как мел, в глазах и уголках рта прятался страх. Говорил он, как человек, сраженный внезапно обрушимся горем, сломленный потерей кого-то из близких и не вполне понимающий, как такое могло случиться.

Проведя с мистером Райтом несколько минут, Мориарти раздраженно распорядился увести его, а потом позвал Ли Чоу. Китайцу было приказано взять бутылку дешевого бренди и посидеть с Бертом, пока тот не уснет. Ли Чоу кивнул и без лишних слов удалился.

Настала очередь миссис Райт. Терремант и Пейджет привели ее в комнату Профессора. Женщину трясло после схватки с Сэл Ходжес, все ее лицо расцвело синяками и царапинами, но держалась она совсем не так, как ее муж.

— Вот, значит, как, Кейт. — Мориарти посмотрел на нее с нескрываемым презрением.

— Значит, так.

Пейджет мог бы поклясться, что она усмехнулась.

— Итак, это ты продала меня Батлеру и Грину?

— И нисколько не жалею. А довелось бы опять, поступила б так же.

— Мальчишку Слимпера тоже ты?

— И мальчишку тоже я. Он рассказал бы тебе, что носил записки от меня на Нельсон-стрит.

— Да. — Мориарти отвернулся к камину. — Но почему, Кейт? Разве я не заботился о тебе? Разве обижал? Почему?

Некоторое время она молчала Потом выпрямилась и гордо подняла голову.

— По личным причинам.

Профессор вскинул брови.

— Чувства, Кейт? А я думал, тебе не до этого.

— Вот и супруг мой так же думал, а я ему три года рога наставляла.

Мориарти нахмурился, словно пытаясь разгадать какую-то загадку, но потом лицо прояснилось, будто ему открылась некая истина. Губы разошлись в недоброй улыбке.

— Моран… Так это был Моран?

— Да. Себастьян обращался со мной, как с королевой.

— Конечно. Когда уставал от своих шлюх.

— Шлюхи у него были. — Миссис Райт держалась спокойно и полностью себя контролировала. — Но полковник всегда возвращался ко мне. Те три года, что тебя не было, были для меня самыми счастливыми за всю жизнь.

— Но… Послушай, ты же сама собрала ту корзинку для Морана. Ты ничего не сделала, чтобы спасти его.

Она пожала плечами.

— Какой смысл? Да и готовил все Барт, не я. А для Себастьяна так было лучше, чем ждать виселицы. Быстрее. Потом, когда его уже не стало, за дело взялась я. И мы почти прикончили тебя. — Кейт Райт вдруг рванулась вперед и смачно плюнула Мориарти в лицо.

— Уберите ее. — Профессор отвернулся, сделав вид, что не слышит проклятий, которыми сыпала в его адрес Кейт, пока Тееремант вытаскивал ее из комнаты.

Пейджет задержался в ожидании распоряжений, которые не замедлили последовать.

— Мне все равно, кто из вас это сделает, — бесстрастно сказал Мориарти. — И как это будет сделано, меня тоже не интересует. Я лишь хочу, чтобы от нее избавились сегодня же. Потом пришли мне Фанни. И Ли Чоу тоже пусть придет, как только накачает Барта бренди. Мы не можем сейчас рисковать.

— Вы не… — начал Пейджет и не договорил.

— Что, Пип? Я не должен поступать так с Бартом Райтом? А разве я могу поступить иначе? Считаешь, на него можно положиться? Думаешь, я могу ждать от него уважения и верности? Разберись с женщиной. Берта оставь Ли Чоу.

Пейджет вышел от Профессора не в самом лучшем настроении. Ночь выдалась беспокойной, смертей хватало, и убийство женщины его отнюдь не прельщало, но Профессор доверял ему, полагался на него, и переложить неприятную обязанность на кого-то еще вряд ли бы получилось. Если он что-то и мог, то лишь постараться, чтобы для Кейт все закончилось быстро.

Фанни предстала перед Мориарти, старательно скрывая тревогу, которая тем не менее проступала в каждой черточке ее милого личика. Она вовсе не была дурочкой и догадывалась, что будет дальше.

Профессор держался скованно, но Фанни сочла такое его состояние естественным результатом перенесенного испытания. Ей и в голову не приходило, что скопившееся напряжение готово разорвать его изнутри, как пар котел паровоза.

Схватка с Грином и Батлером, разоблачение Кейт Райт и необходимость в скорых и жестоких мерах — все сыграло свою роль, к тому же Профессор не мог избавиться от беспокойства, гвоздем сидевшего у него в голове с тех пор, как он увидел двух незнакомцев в церкви.

Кроу был человеком упрямым и цепким, но при этом здравомыслящим, рассудительным и логичным. Мориарти не потребовались ни хрустальные шары, ни другие атрибуты ясновидцев и предсказателей, чтобы открыть для себя правду. Он знал — это знание пришло к нему само собой, как приходит откровение в моменты просветления, — что Кроу открыл сезон охоты и уже вышел на след. Воображение рисовало жуткие картины: полицейские выслеживают его, наблюдают за ним, выжидают, плетут свою паутину, и во главе всего этого — он, Кроу, тот, кто организует, просчитывает, предугадывает, используя ум и интуицию.

— Миссис Пейджет, — устало заговорил Мориарти, и Фанни испытала что-то вроде шока, в первый раз услышав свою новую фамилию. — Миссис Пейджет, у нас возникли некоторые проблемы, о которых вы, несомненно, наслышаны.

— Да, — едва слышно пробормотала она.

— Наши добрые друзья, Кейт и Барт Райт, вынуждены покинуть нас… довольно неожиданно. Я оказался в весьма неудобном положении, без домоправительницы. — Его голова задвигалась из стороны в сторону в характерной манере. — Без домоправительницы, — повторил Мориарти. — Так что место свободно. Работа нелегкая, но оплачивается хорошо. Впрочем, вы и сами это знаете. — Он вздохнул и провел ладонью по лбу. — Я пытаюсь сказать… не хотите ли вы принять обязанности на себя?

Фанни смутилась — ей и в голову не приходило, что разговор может пойти об этом. Наконец она открыла рот, но Мориарти ее опередил.

— Понимаю, вам необходимо посоветоваться с Пейджетом. Такие решения в одиночку не принимаются. На вас ляжет большая ответственность, но, если вы согласитесь, я позабочусь о том, чтобы вы не пожалели. В любом случае я буду признателен, если вы замените миссис Райт по крайней мере на ближайшее время. — Он снова замолчал, как будто задумался о чем-то, потом продолжил: — Возможно, нам придется изменить образ жизни. Я имею в виду, что мы вскоре сменим местожительство. Если вы примете мое предложение, заботы, связанные с переездом, также лягут во многом на вас. Поговорите с Пейджетом.

— Да, профессор. Конечно. Обязательно поговорю. И обязанности Кейт… миссис Райт… я выполнять буду… пока.

Мориарти вяло махнул рукой, показывая, что больше ее не задерживает.

Растерянная и смущенная, Фанни покинула апартаменты. Все так закрутилось и запуталось. И хотя память об ужасах прошлой ночи была еще свежа, замечание Профессора о переезде странным образом ее обеспокоило.

Беспокойство не оставляло и Мориарти. Склад был идеальной штаб-квартирой, он располагался в самом сердце его империи, здесь было все необходимое как для него лично, так и для организации. Ему нравились апартаменты, заново отделанные за время его вынужденного отсутствия. Однако присутствие двух полицейских на свадебной церемонии Пейджета заставили Профессора всерьез задуматься о запасных вариантах. Предвидя подобную ситуацию, Мориарти уже давно принял меры предосторожности и купил поместье в Беркшире. Все это время оно содержалось в прекрасном состоянии, хотя большая его часть пустовала, а меньшую занимала пожилая пара, нанятая исключительно для этой цели. Впрочем, пустовало поместье не всегда — довольно часто оно использовалось как убежище для тех, кого искала полиция, или в особых случаях, когда нужному человеку требовалось затаиться в ожидании отправки за границу. Может быть, рассуждал Мориарти, приближается время, когда ему придется перебраться туда со всей свитой. С другой стороны, такой шаг мог иметь и катастрофические последствия для организации, поскольку база в Лондоне всегда считалась необходимой.

Мориарти прождал еще час, прежде чем в комнату заглянул Пейджет, бледный, усталый и хмурый. «Дело сделано», — коротко доложил он и добавил, что Ли Чоу получил соответствующие распоряжения и отчитается утром. Насчет последнего Мориарти не беспокоился: в вопросах жизни, смерти и лояльности китаец угрызений совести не испытывал. Если бы Мориарти приказал Ли перерезать горло своей матери, тот сделал бы это без малейших колебаний.

Разделить с Мориарти остаток ночи пришла Сэл Ходжес, но постель стала для них не полем празднества плоти, а прибежищем для ищущих покоя и утешения душ. Для большинства приближенных Профессора ночь прошла в беспокойном забытье, расцвеченном кошмарными фантазиями и неприятными снами.

Вырезки из «Таймс» от 18 апреля 1894 года

ПОМОЛВКИ

Кроу — Коулз. Объявлено о помолвке между Энгусом Маккреди Кроу, инспектором столичной полиции, сыном покойных доктора Джеймса Маккреди Кроу и миссис Кроу, Кейрндоу, Аргайлшир, и Сильвией Мэри Виктория Коулз, дочерью покойных мистера и миссис Ферридоул, Честер-Мэншнс.

ПРИДВОРНЫЙ ЦИРКУЛЯР

Их королевские высочества, принц и принцесса Уэльские устраивают небольшую вечеринку в Сандринхеме [69] с четверга 26 по понедельник 30 апреля. На званом обеде в пятницу, 27 апреля, гостей будет развлекать знаменитый иллюзионист Доктор Ночь.

В среду утром инспектору Кроу довелось выслушать немало язвительных комментариев и ответить на добрую дюжину насмешливых поздравлений. Большинство старших офицеров читают за завтраком «Таймс», так что к моменту его появления в кабинете новость уже разлетелась по Скотланд-Ярду.

Тем временем в доме 63 по Кинг-стрит миссис Коулз, едва получив «Таймс», почистила перышки, принарядилась и отправилась купить еще дюжину экземпляров, чтобы разослать вырезки своим многочисленным родственникам.

Услышав, что его вызывает комиссар, Кроу, естественно, предположил, что тот хочет добавить к массе сердечных поздравлений и свои несколько слов. Так и случилось. Комиссар пожелал инспектору всего хорошего, но развивать тему не стал, а предложил поговорить о ходе расследования по делу Мориарти. Причиной пробудившегося вдруг интереса были тревожные сообщения (поступившие из различных источников) о том, что в последние несколько дней Лондон посетили несколько крупных преступников из европейских стран. Судя по всему, речь шла о некоей встрече больших фигур криминального мира.

К тому, что он уже доложил заместителю комиссара, Кроу смог добавить немного. Изложив логику рассуждений, определивших направления расследования, инспектор не стал скрывать, что поначалу, получив задание, и сам был настроен весьма скептично, но полностью поменял точку зрения в ходе следствия.

Согласившись с тем, что задерживать Мориарти прямо сейчас было бы неразумно, комиссар тем не менее не одобрил тактику выжидания, предложенную Кроу.

— Я бы сказал, что это скорее тактика бездействия, — недовольно заключил он.

В ходе длившегося не менее часа обсуждения все пришли к заключению, что Мориарти скорее всего использует в качестве оперативного штаба какое-то убежище в районе Ист-Энда, возможно, Лаймхауз. Комиссар согласился предоставить в распоряжение Кроу еще десять детективов, которые, должным образом замаскировавшись, поработали бы в названном районе, имея перед собой две цели: установить точное местонахождение Мориарти и выяснить, какие силы он имеет в своем распоряжении.

— Не нравится мне, что мои люди будут водить компанию с криминальными элементами, — посетовал комиссар, — но ничего другого нам, кажется, не остается.

Кроу воздел очи к небу (разумеется, мысленно). Ну как еще можно получить информацию о преступниках, если не общаться с ними, не проникать в их среду? Увы, прогресс в приемах расследования движется в Лондоне с черепашьей скоростью, вздохнул он про себя. Чуть позже Кроу подумал о том, что и его собственные дедуктивные методы, даже в сочетании с традиционной полицейской работой Таннера и других, похоже, не слишком-то ускорили расследование.

Подкрепление прислали во второй половине дня, и все тут же получили детальные наставления: смотреть и слушать, ничего не упускать, имея в виду, что их главная цель — арест профессора Мориарти по обвинению в серьезном преступлении и полное уничтожение контролируемого им преступного синдиката.

Большую часть дня Мориарти занимался тем, что решал обычные повседневные проблемы, снова и снова возвращаясь к нерешенному вопросу: переводить ли штаб-квартиру из становящегося опасным Лондона в тихий зеленый уголок Беркшира. А вот еще один вопрос, с домоправительницей, решился сам собой, когда за ланчем к нему подошла Фанни и сказала, что готова занять место Кейт Райт. Профессор поговорил с ней, подробно рассказал о своих предпочтениях в еде и напитках, проинструктировал относительно ее обязанностей, распорядка дня и передачи ключей.

Кейт вела хозяйство на пару с мужем, и Мориарти пообещал Фанни, что при первой возможности подыщет двух работников, а пока ей придется рассчитывать на Бриджет и — в меньшей степени — на Мэри Макнил, которая, посчитав себя оскорбленной накануне, все еще дулась.

От внимания Мориарти не ускользнуло и сообщение в «Таймс». Мозг его уже работал наперед, выстраивая план исполнения обещания, данного коллегам с континента.

С приближением вечера волнение овладевало им все сильнее. Думая о встрече с загадочным Доктором, Мориарти чувствовал себя мальчишкой, ожидающим чуда.

Поужинав в одиночестве — ужин старательно приготовила и подала Фанни, — он в половине одиннадцатого вышел, не прибегнув к маскировке, из склада и отправился в «Альгамбру».

Смотрителя у служебного входа предупредили заранее, и мальчик-посыльный провел гостя в довольно тесную уборную Доктора Ночь. Следуя за мальчуганом по узким коридорам, Профессор думал о том, что сейчас, после последнего вечернего представления, за кулисами мюзик-холла уже не ощущается никакой магии.

Уильям С. Уозерспун, в отличие от Доктора Ночь, на волшебника тоже походил мало. Вблизи он оказался человеком невысокого роста, с вкрадчивыми манерами и абсолютно лишенным той магической ауры, что окружала его на сцене. В уборной было жарко и душно, пахло рыбой и жареной картошкой, гримом и элем, который иллюзионист, судя по числу пустых бутылок, потреблял в огромных количествах.

— Большая честь, профессор. Принимать вас — для меня большая честь. — Руки Доктора совершали странные движения, он как будто вытирал одну о другую. Пестрый клетчатый костюм выглядел неуместно.

— Удивлены? — усмехнулся иллюзионист, перехватив взгляд гостя. — Я одеваюсь так умышленно. Иначе пришлось бы крутиться в этом шоу двадцать четыре часа в сутки. Некоторые из моих коллег ведут себя иначе, но я достаточно выкладываюсь на сцене, чтобы не изображать из себя иллюзиониста еще и после выступления. То, что вы видите, моя собственная маленькая иллюзия, маскировка, если хотите. Пожалуйста, садитесь. — Он смахнул пару газет с ближайшего стула, явно нуждавшегося в помощи плотника.

Мориарти готовился к встрече с совсем другим человеком, и теперь ему пришлось напомнить себе, какое блестящее впечатление производил иллюзионист на сцене.

— Спасибо, Доктор Ночь, — любезно сказал он.

— Билл. Пожалуйста, называйте меня Билл. Доктор Ночь — это для них, там. — Иллюзионист кивнул в сторону двери.

— Хорошо, пусть будет Билл. Ваше выступление произвело на меня сильное впечатление. Весьма и весьма сильное.

— Вы очень любезны. Спасибо. Похоже, мне удалось произвести впечатление не только на вас. — Он понизил голос. — Случайно не видели объявление в сегодняшней «Таймс»?

— Вообще-то, видел.

— Большая честь. Такое случается нечасто. Насколько мне известно, его королевское высочество проявляет немалый интерес к трюкам и всяким чудесам. Наверное, и сам кое-какие карточные фокусы знает, а?

Мориарти кивнул. Вступление закончилось, пора переходить к делу.

— Сколько вам здесь платят, Билл?

— Ну, знаете, не думаю, что мне…

— Не беспокойтесь, Билл. Я сам имею контрольный пакет акций в нескольких мюзик-холлах — признаюсь, конечно, не таких шикарных, как этот, — и готов заплатить вам втрое больше того, что вы получаете здесь.

Уозерспун вскинул голову. Глаза его алчно вспыхнули.

— До следующего месяца я занят, — быстро ответил он, и Мориарти понял, что задел нужную струну.

— Неважно. Если вы примете предложение, которое я намерен вам сделать — а мне представляется, что вы его примете, — то выплаты пойдут со следующего понедельника.

— Что? Даже если я не буду выступать? Э… мне нужно поговорить с агентом и…

— Поговорить с агентом? — рассмеялся Мориарти. — И потерять десять процентов? Вашему агенту знать о нашей договоренности вовсе не обязательно. По крайней мере, до начала ваших выступлений в одном из моих залов. А пока пусть все останется между нами двумя.

— Между нами? А как же Рози? Это девушка, которую я… с которой я выступаю.

Мориарти хитро улыбнулся и заговорщически подмигнул.

— И только, Билл?

Уозерспун ухмыльнулся.

— Ну, всякое бывает. Иногда. Но обычно я с такими не связываюсь. Нет, нет, профессор, это не про меня. А вы, как я вижу, человек знающий.

— Да, можно и так сказать.

— Так что за предложение? Выкладывайте.

Мориарти с улыбкой откинулся на спинку стула.

— Я скажу вам, чего хочу…

Он говорил около получаса — мягким, вкрадчивым, завораживающим голосом. Говорил и не мог поверить, что великий Доктор Ночь может быть таким легковерным простаком.

Из театра Мориарти направился в сторону Лейстер-сквер, где остановился ненадолго, вдыхая запахи дыма, копоти и лошадей и глядя на площадь с ее кустиками, цветочными клумбами и статуей Шекспира, еще не утратившей своей первоначальной белизны. Взгляд его неторопливо скользил по ярким афишам, спешащим пешеходам, громыхающим омнибусам и кэбам. Куда они спешат? Что знают о жизни все эти люди? Что знают о мире? Они живут в другом обществе, не ведающем тех темных тайн, что известны ему. Как будто смотришь на две стороны монеты. Да, монеты. Верное сравнение, потому что деньги и есть то единственное, что соединяет два мира. Одна сторона не имеет представления о другой, и как бы ни старались эти недалекие, честные людишки, как бы ни напрягали воображение, проникнуть в его владения им не под силу. И когда его время истечет, никто, даже историки, не смогут попасть в его мир, распутать завязанные им узлы.

В течение следующей недели приближенные Мориарти приметили любопытную закономерность: каждый день, после полудня, Мориарти исчезал часа на три. Харкнесс, когда к нему подступили с вопросами, только нахмурился.

— Не мое дело, — проворчал он. — Вы меня знаете. Мне платят, чтобы я его возил и не трепался.

Они знали, нажимать бесполезно — Харкнесс слишком давно служил Профессору, чтобы поддаться соблазну после стольких лет.