Вторник, 10 апреля — четверг, 12 апреля 1894 года
Взрыв насилия, случившийся вечером 9 апреля, доставил инспектору Кроу немало забот. Помимо тех, кто давно переступил черту закона, пострадало и немало невинных людей. Как всегда, толку от задержанных в смысле получения каких-либо полезных для расследования сведений не было никакого.
Ясно было одно, причиной взрыва стало столкновение двух банд. А поскольку за столкновением просматривались черты организации, забеспокоилось даже руководство Скотланд-Ярда.
Но еще больше заботило Кроу давнее дело, привлекшее внимание в связи с причастностью к нему Драсковича. Не желая упускать эту важную ниточку, инспектор передал расследование понедельничных событий подчиненным, наказав им по возможности лично присутствовать на допросах, отмечать реакцию на упоминание имен Мориарти и Морана и вести протоколы, которые он изучит на досуге.
Передав бразды власти, Энгус Маккреди Кроу приступил к собственному расследованию деятельности трех бывших детективов, Драсковича, Майклджона и Палмера, и той незавидной роли, которую они сыграли в скандале, связанном с делом мадам Гонкур.
Дело было запутанное, и Кроу потратил немало времени на ознакомление с имеющимися документами. В начале 1870-х по стране прокатилась волна мошеннических операций, связанных со скачками и будто списанных одна с другой.
Использовавшийся тогда метод применяется и сейчас. В газетах — как британских, так и заграничных — помещаются объявления о том, что некая компания — в списке совета директоров которой значатся несколько известных имен — готова помочь желающим поклонникам истинно королевского спорта. От клиента требуется только одно: присылать деньги. Компания будет делать ставки от его имени и в случае удачи быстро, без проволочек отправлять ему выигрыши.
Желающие клюнуть на такого рода обещания и расстаться с собственными денежками находятся всегда. Во многих случаях люди получали квитанцию, в других — не получали. Нечего и говорить, что выигрышей не получал никто.
Кое-кто жаловался, но когда полиция начала расследование, обнаружилось, что офис по указанному в объявлении адресу пуст.
К 1883 году мошенники собирали, по приблизительным подсчетам, около 800 000 фунтов стерлингов в год. Сумма была слишком большая, чтобы полиция продолжала бездействовать. Вести дело поручили старшему инспектору Кларку, человеку аккуратному и не страдающему избытком воображения. Вскоре стало ясно, что мистер Кларк нашел неприятности на свою голову. В какой-то момент ему почти удалось схватить банду, но когда нерасположенные к откровениям жертвы наконец назвали нужный адрес, мошенники уже покинули насиженное гнездышко, не оставив никаких следов, если не считать пепла от сожженных бумаг.
В конце концов, старший инспектор пришел к неутешительному выводу: преступников предупреждает кто-то из его собственной команды.
Как ни неприятно было это признавать, но подозрение пало на сержанта Джона Майклджона. Однако собрать убедительные доказательства его виновности, как и получить ключик к личностям остальных мошенников, не удалось. Кларк и его люди продолжали работать, тщательно проверяя всех сотрудников детективного отдела.
Мало-помалу такой основательный подход начал давать результаты. Под подозрение попали два осужденных преступника — некий Уолтерс, владелец «Виноградной грозди» в Хиллборне, и Эдвин Мюррей. В конце концов, какой-то мелкий уголовник выдвинул против них обвинение в избиении и в ходе расследования дал показания, связывавшие Уолтерса и Мюррея с мошенничествами, а также с человеком по имени Курр, стоявшим за всеми этими махинациями.
Собранные против Майклджона доказательства посчитали неубедительными, дело против Уолтерса и Мюррея тоже развалилось. Обоих выпустили под залог, и они тут же исчезли — по слухам, сбежали в Америку.
Между тем старший инспектор получил информацию от некоего мистера Джонга, жителя острова Уайт. По его словам, некоторое время назад Уолтерс обратился к нему с просьбой перевести объявления для размещения в иностранных газетах. Речь, разумеется, шла о тех самых объявлениях.
Никаких карательных действий в отношении Майклджона предпринято не было, но на всякий случай его перевели на должность инспектора в полиции «Мидленд рейлуэй».
Вторую голову гидра мошенничества подняла зимой 1877 года, когда базирующаяся в Париже юридическая фирма обратилась к суперинтенданту Уильямсону, главе детективных сил столичной полиции. Их клиентом была графиня де Гонкур, у которой, как подозревали адвокаты, английские мошенники обманом выманили 10 000 фунтов стерлингов. Первым с соответствующим предложением к ней обратился некий мистер Монтгомери, в силу непонятных причин — а скорее всего по собственной глупости — назвавший графине свой лондонский адрес.
Старший инспектор Кларк, не говоривший ни на одном языке, кроме родного, передал дело старшему инспектору Нату Драсковичу, эксперту-лингвисту отдела уголовных расследований.
Драскович отправился арестовывать Монтгомери, но вернулся один и в весьма удрученном состоянии. О намечаемом аресте Кларк не сказал никому, однако ж, подозреваемого снова предупредили, причем на сей раз без какого-либо участия Майклджона, боровшегося с преступностью на железной дороге.
Тень сомнения в данном случае могла пасть только на одного человека — Драсковича, оставленного продолжать расследование. В течение нескольких дней старший инспектор восстановил утерянное было доверие, отследив путь банкнот, полученных по выписанному графиней чеку. След вел в Эдинбург, где банкнотами расплатился человек, похожий по описанию на уже известного полиции мистера Джонга, проявившего себя законопослушным гражданином во времена ареста Уолтерса и Мюррея. Джонг, за которым установили наблюдение, привел детективов в отель «Куинс», где состоялась его встреча с другим подозреваемым, инспектором Майклджоном. Произвести арест вновь поручили Драсковичу, который уже во второй раз упустил преступников, ускользнувших у него буквально из-под носа.
Кларк и суперинтендант незамедлительно потребовали от Драсковича и Майклджона письменных объяснений. Первый заявил, что данные криминальные элементы отличаются именно своей неуловимостью; Майклджон настаивал на своем полном праве бывать где угодно, в том числе и в отеле «Куинс», куда его привели в указанном случае поиски пропавшего чемодана. Обедая с Джонгом и Гиффордом, он и понятия не имел, что делит стол с разыскиваемыми полицией людьми.
Вероятно, пытаясь доказать свою невиновность, Драскович предпринял действия, которые и привели его к падению. Он представил в Скотланд-Ярд три улики. Первой была промокательная бумага из курительной комнаты отеля, на которой отпечатались следующие слова: «Уберите хромого». Из всех проходивших по делу хромым был Джонг.
Второй уликой стала телеграмма, адресованная мистеру Гиффорду в отель «Куинс»:
Если Шэнкс недалеко от острова Уайт, пусть срочно уезжает и повидается с вами. Ждите письма. У. Браун. Лондон.
Джонг жил в Шенклине.
И, наконец, третьей уликой было письмо.
Мистеру Уильяму ГиффордуУ. Браун, бывший с вами в «Дэниел Ламберт»
Дорогой сэр.
Из Эдинбурга поступили новости, о которых вы, вероятно, уже знаете. У них есть адрес заведения. Известно также, что день или два назад вы были в Лондоне. Возможно, вам следует встретиться со мной, поскольку дело приобретает нежелательный поворот. Новости не плохо бы передать на остров Уайт. Вам виднее. Д. отправляется туда завтра. Отошлите это.
Судя по почерку, письмо было написано одним из самых опытных и проверенных офицеров отдела уголовных расследований старшим инспектором Уильямом Палмером.
Несколькими днями позже Джонг, Курр, Мюррей и трое других были арестованы голландской полицией в Роттердаме и доставлены в Лондон, где их ждал суд. Джонга приговорили к пятнадцати годам, Курр и трое других получили по десять, Мюррей как соучастник отделался восемнадцатью месяцами тюремного заключения.
Еще через несколько месяцев Драскович, Майклджон и Палмер попрощались со свободой на два года каждый. Пострадал даже старший инспектор Кларк, едва не ставший жертвой организованного Курром покушения.
Инспектор Кроу засиделся над документами, снова и снова перечитывая некоторые показания. В его распоряжении было всего одно свидетельство, да и то слабое, связи Мориарти с событиями, о которых шла речь в документах. Свидетельство это исходило от Ната Драсковича и было произнесено на смертном одре. Дело требовало серьезного осмысления и тщательного расследования. Не в первый уже раз инспектор пожалел о том, что в его распоряжении нет регистрационной системы наподобие той, которой располагает континентальная полиция. А еще он впервые всерьез задумался о роли Мориарти.
В какой-то момент Кроу понял, что должен как можно скорее поговорить по крайней мере с одним из главных участников давнего скандала. Ни с Джонгом, ни с Курром, ни с им подобными беседовать не было желания. Нет, сначала он попытается воззвать к чувствам Майклджона или Палмера.
Через полчаса ему доложили, что, судя по последним донесениям, Палмеру удалось в свое время открыть пивную в Хортоне. Кроу твердо верил в девиз «куй железо, пока горячо», а потому, не откладывая дело в долгий ящик, отправился навестить бывшего коллегу. Но тут его поджидала очередная неудача. Прибыв на место ближе к вечеру, инспектор узнал, что некоторое время назад, относительно недавно, Палмер продал заведение и эмигрировал в Австралию, дабы начать жизнь с чистого листа. Новость удивила Кроу, поскольку Палмеру было около шестидесяти, а это не самый подходящий возраст для того, чтобы пускать новые корни.
Вернувшись ближе к ночи в Лондон, инспектор забрал поступившие за день рапорты, касавшиеся понедельничных событий, и устало прошествовал домой, на Кинг-стрит, в нежные объятия миссис Сильвии Коулз. Он уже решил, что начнет следующий день с поиска Майклджона.
Во вторник, около десяти утра, Мориарти провел короткое совещание с участием Эмбера, Ли Чоу, Пейджета и Паркера. Спир провел беспокойную ночь и все еще сильно страдал от боли, но беспокоивший его накануне жар, похоже, спал.
Ли Чоу была доверена перевозка захваченной у Тоггера и Кребица добычи. Ее следовало доставить к Солли Абрахамсу вместе с сообщением, что в ближайшие двадцать четыре часа к старику наведается сам Мориарти.
Паркер, продолжавший наводить справки насчет инспектора Кроу, получил сразу несколько заданий: отправить людей в город для выяснения настроений уголовного мира, собрать подкрепление и заняться поисками Грина и Батлера. Эмберу предстояло связаться с воровской тройкой — Фишером, Кларком и Гэем — и передать им приказ: явиться в Лаймхауз для консультаций с Профессором.
— Мне нужно поговорить с ними о том деле в Хэрроу, — сказал Мориарти. — Дело намечается выгодное, и добычи там хватит на всех. — Он повернулся к Пейджету. — Ты там побывал, обстановку знаешь, так что останешься со мной.
Пейджет нахмурился — он до последнего надеялся, что Профессор не станет настаивать на его участии в планируемом ограблении.
— Ну-ну, Пип, не вешай голову. — Мориарти редко обращался к приближенным по имени, особенно в присутствии остальных. — Тебе же скоро жениться. Фанни уже определилась с датой?
Пейджет покачал головой, бросив в сторону Профессора взгляд, который при желании можно было бы интерпретировать как недобрый.
— Что ж, тогда я сделаю это за нее, — улыбнулся Мориарти. — Как насчет следующего вторника? Через неделю. К тому времени у нас всех, надеюсь, будет не один повод порадоваться.
Получив в ответ согласный кивок, Мориарти распорядился предать эту новость широкой огласке.
— Тебя ждет большой праздник. Настоящая свадьба. Свадьба, достойная королей.
Бедняга Пейджет смущенно опустил глаза.
— Нам нужно собрать все силы. — Профессор переключился на другую тему и, слегка переменив позу, потрогал раненую руку. — Я не потерплю, чтобы какие-то выскочки пытались сдвинуть меня с законного места или расколоть мою семью. В пятницу из Парижа, Рима, Мадрида и Берлина прибывают мои люди. Они должны увидеть, что наши позиции здесь прочны и незыблемы. Мне нужно, чтобы к этому времени в Уайтчепел вернулись братья Джейкобс. Эмбер, — он резко повернулся, — после того, как передашь сообщение Фишеру и другим, сходи к Элтону в Стил. Я хочу поговорить с ним сегодня вечером.
Совещание закончилось, и все разошлись. Остался только Пейджет.
— Есть еще какие-то мысли насчет того, что мы вчера обсуждали? — спросил Профессор, убедившись, что дверь закрыта, и их никто не слышит.
— Скорее всего это кто-то из четверых. — Лицо Пейджета отразило сильное беспокойство. — Но о таком и думать не хочется. Надо допросить тех, кого мы взяли вчера на Нельсон-стрит. — Он прикусил губу. — Вы серьезно насчет свадьбы?
Выдержав долгую, в добрую минуту, паузу, Мориарти кивнул.
— Серьезней не бывает. — Его здоровая рука изобразила жест, обозначавший, по-видимому, что эта тема закрыта. — Терремант еще здесь?
— Терремант и еще четверо. Один присматривает за Роучем и Фрэем.
— Хорошо, они нам понадобятся.
— Остальные сторожат тех, с Нельсон-стрит.
— Мальчишку держат отдельно?
— Трое вместе, а мальчишку оставили в соседней со мной комнатушке.
— Хорошо. С ним-то мы и поговорим в первую очередь.
Архитектор и инженер, занимавшиеся в свое время переоборудованием склада, были большими хитрецами. Апартаменты для Мориарти устроили на третьем этаже, в задней его части и как раз над помещением, ставшим позднее называться «комнатой ожидания», и кухней. Человек, впервые попадавший на первый этаж, видел голое, пустое пространство, никак не используемое и пребывающее в состоянии, близком к полному разрушению.
Лишь очень немногие могли догадаться, что облезлые стены — фальшивка, что за ними скрыты переходы, ведущие в кухню.
Устроенные в этих переходах железные винтовые лестницы вели на второй этаж, представлявший собой огромный улей из жилых и спальных помещений и угрюмых камер, пригодных как для хранения оружия и добычи, так и для содержания пленных.
Комната у Пейджета была большая, окна напоминали те, что можно увидеть в мастерской художника или скульптора. Расположенные под углом к грязному небу, они все же пропускали достаточно света. Лишнего здесь не было, но имеющееся обеспечивало вполне уютное проживание: кровать, письменный стол, еще один стол, за которым Пип и Фанни ели, стулья, кресла и платяной шкаф, с которым соседствовал подобранный в пару комод.
Стены украшали несколько картин, главным образом, дешевых репродукций, напоминавших о былых делах, а на комоде, рядом с серебряным дамским зеркальцем лежали две серебряные щетки.
С двух сторон к комнате примыкали кирпичные камеры — одна использовалась как ружейная, в другой в данное время содержался мальчишка-бегунок, захваченный людьми Паркера возле дома Грина на Нельсон-стрит. В эту камеру и направились Мориарти и Пейджет — ключ от нее Пейджет взял в кухне у Бартоломью Райта, отвечавшего за замки и все к ним прилагающееся.
Мальчишка лежал на полу, подтянув к животу колени, с искаженным болью худеньким личиком. Лежал он неподвижно, и Пейджет, едва взглянув на него, подумал, что в такой же должно быть позе обнаружили Морана надзиратели в камере тюрьмы на Хорсмангер-стрит. На столе — высохшая лужица блевотины и остатки пищи; утром пленнику дали немного бекона, кусок хлеба и кружку пива. В памяти у Пейджета навсегда остались спутанные, жесткие от грязи, похожие на пружинки волосы.
Мориарти негромко выругался, и сердце у Пейджета сжалось и как будто провалилось в живот.
— Яд, — прошептал Мориарти. — Его отравили. Точно так же, как и полковника.
Лицо его спутника застыло, как у гранитного памятника на церковном дворе.
— Завтрак… — мертвенным голосом обронил Пейджет. — Фанни сама отнесла ему завтрак этим утром. Я был на кухне и слышал. Сначала она отнесла завтрак Роучу и Фрэю, потом тем троим, а уже после…
— Я намерен вот-вот взять под свой контроль весь уголовный мир Европы, — ледяным тоном произнес Мориарти, — и при этом не в состоянии контролировать своих людей здесь, в Большом Дыму. — Он нервно перевел дыхание, и Пейджет почувствовал, как закипает в нем ярость. Почувствовал так же верно, как если бы прикоснулся к ней. — Ничего пока никому не говори. Посмотри, здесь ли еще Паркер. Если здесь, приведи его с собой. Фанни разносила завтрак одна?
Пейджет медленно покачал головой.
— По-моему, с ней был кто-то из парней Терреманта.
— Пусть тоже поднимется и подождет в коридоре, пока мы его позовем.
Пейджет тут же отправился на поиски главного соглядатая и экзекутора, сопровождавшего утром Фанни. Мысли разбегались, но в одном он не сомневался: смерть мальчонки — дело рук врага, пробравшегося во владения Мориарти.
Паркер еще не ушел, и уже через несколько минут Пейджет вернулся с ним к камере, оставив экзекутора, как и было приказано, в коридоре.
Переступив порог, Паркер недоуменно нахмурился и тут же склонился над скрюченным тельцем. Выпрямившись, он отступил на шаг и удивленно свистнул.
— Я и не разглядел его вчера… темно было… — Он посмотрел на Профессора. — Это ж младший братишка Слимпера. Слимпер давно приставал — мол, возьми да возьми мальчонку.
— Приведи Слимпера, — бросил Мориарти. — И позови того, что в коридоре.
Коренастый экзекутор не заставил себя ждать.
— Ты сопровождал Фанни Джонс утром, когда она разносила завтрак по камерам? — спросил Профессор.
— Да, сэр, сопровождал.
Войти в камеру ему не разрешили, так что на вопросы он отвечал из коридора.
— Расскажи, как это было. По порядку.
— Ну, сначала мы пошли к Роучу и Фрэю. Потом вернулись на кухню за едой для тех троих. Фанни еще пошутила, мол, на службе и то легче было.
— А разве сейчас она не на службе? — без намека на шутку проворчал Мориарти.
— Потом мы еще раз вернулись, и она взяла завтрак для мальчонки. Я хотел подняться с ней, но Фанни сказала, что и одна справится.
— Кто готовил пищу?
— Миссис Райт, сэр. Как всегда. По-моему, сегодня ей помогала Мэри Макнил.
— Помогала? Как? С жаркой?
— Нет, сэр, только раскладывала. Она и мальчонке еду положила. А миссис Райт еще и пива ему налила.
Мориарти нахмурился.
— А новенькая? Бриджет?
Ответил Пейджет.
— Ее сегодня рано не будили, дали выспаться.
Профессор хмыкнул.
— О том, что мы с тобой разговаривали, никому ни слова. — Он посмотрел в глаза экзекутору и коротко кивнул. — Ступай.
Дверь камеры заперли на ключ, после чего Мориарти возвратился к себе, а Пейджет, оставив у себя ключ, отправился за первым из пленных.
Минут через десять захваченный на Нельсон-стрит пленник стоял перед Мориарти между двумя экзекуторами. Пейджет сидел в сторонке, отчетливо сознавая, что исполняет обязанности, лежавшие прежде на полковнике Моране.
Владельцу довольно неромантичного имени, Зебедия Смит, было около сорока, но выглядел он старше из-за чрезмерного увлечения горячительным и женщинами. Пейджет знал его и наглядно, и понаслышке. Лет десять назад Зебедия Смит жил припеваючи, был членом «Банды щеголей» и считался опытным карманником — на краже он попался только один раз, когда стянул золотые часы возле собора Святого Павла, за что и угодил на два года в Стил. О строгости тамошнего режима говорит хотя бы тот факт, что из тюрьмы Зебедия Смит вышел другим, конченым человеком. Ни на что больше не годный, он за несколько месяцев опустился едва ли не на самое дно и жил только тем, что обкрадывал детей на улице. Потом, правда, времена поменялись, и от воровства у детишек Смит перешел к обучению других детишек основам воровского ремесла.
Только теперь Пейджет вспомнил ходивший одно время слушок, будто Зебедия снова пошел в гору — обучая мальчишек, бывалый карманник, похоже, завоевывал их симпатии, и они с удовольствием исполняли все поручения наставника.
Первым с пленным заговорил Мориарти. Голос его резанул по ушам, как секач мясника, глаза опасно блеснули, голова исполнила ритуальное покачивание.
— Нам все о тебе известно, Смит, так что врать и юлить бесполезно. Мои ребята вчера могли бы превратить тебя в отбивную, но я человек справедливый.
Если Смит и испугался, то ни голосом, ни жестом страха не выдал.
— Дело свое ты знаешь хорошо, но раз работал с Грином, придется отвечать. Грин уничтожен, раздавлен. Но у тебя еще есть шанс получить работу у меня — если честно ответишь на вопросы и докажешь со временем свою преданность.
— Таким, Профессор, доверять нельзя. — Играя свою роль, Пейджет сплюнул и отвернулся. — Этот и дьяволу готов свечку держать.
— Я знаю, что делаю, Пейджет. Этот конь еще попашет. — Мориарти повернулся к Смиту. — Знаешь мальчишку Слимпера?
— Я многих мальчишек знаю.
— Да что с ним разговаривать. Так и будет ловчить да темнить. Поставить на нож — да и дело с концом. — Пейджет даже фыркнул, выказывая неудовольствие тем, как ведет себя патрон.
— Я спрашиваю про мальчишку, которого звали Слимпером. Знаешь его, Зебедия? — повторил вопрос Мориарти, не обращая внимания на реплики и тон Пейджета; эту часть разговора они отрепетировали хорошо.
— Да. Слимпера я знаю, — неохотно признал Смит.
Мориарти кивнул Пейджету, который поднялся из кресла, вышел в коридор и вернулся с тем Слимпером, который работал на Паркера.
— Этот?
Смит покачал головой.
— Похож, но не он. Тот помельче будет.
— А ты, Слимпер, знаешь этого джентльмена? — ласково обратился Мориарти к испуганному парнишке.
— Нет, сэр. Ни разу его не видел.
— Что ж, можешь идти. — Отпустив паренька, Профессор обратился к Смиту. — Итак, есть другой Слимпер. Он работал на тебя?
Короткая пауза…
— Да. Какой-то Слимпер на меня работал.
— Что делал?
— Воровал и все такое.
— Больше ничего?
— Для меня он больше ничего не делал.
— Тогда, значит, для Грина. Так? Не забывай, Культяшка мертв и помочь тебе не сможет.
— Да, мальчонка выполнял для Грина кое-какие поручения.
— Какие?
— Не знаю. Был на посылках, разносил сообщения.
— Вчера тоже доставлял сообщения?
— Да.
— От кого и кому?
— Не знаю. Ей-богу, не знаю.
— Вчера утром он принес сообщение на Нельсон-стрит.
— Да.
— И вечером вы его тоже ждали?
— Культяшка ждал.
— С сообщением?
— Да.
— Но он не пришел?
Вопросы сыпались один за другим, и Смит нервничал все сильнее. Казалось, еще немного — и он сорвется. Пейджет решил, что пора и ему подтолкнуть пленного к краю.
— Хватит, Профессор. Толку никакого, только время теряем. Я сам его прирежу.
— Не знаю я, от кого оно было! — взвизгнул Смит, и слова посыпались с губ, как горох из лопнувшего стручка. — Знаю только, что сообщение касалось вас, Профессор, и что оно было от какой-то женщины. Мальчишка доставил его утром, и Грин с Батлером сразу взялись за Берта Спира. К вечеру должно было прийти второе. Грин с Батлером все ждали, ждали, места себе не находили… А когда не дождались, послали меня за мальчонкой. Тогда-то ваши парни меня и сцапали. Больше я ничего не знаю. Истинную правду говорю, Профессор.
— Я верю тебе, Смит.
Пейджет хмыкнул, показывая, что у него еще остались сомнения.
— Пейджет! — Мориарти добавил в голос стали. — Отведи Смита в отдельную камеру. Лучше держать его подальше от остальных.
Двое других пленных не знали ничего. Обычные громилы, встревоженные тем, что оказались на стороне проигравших, они жутко перепугались, впервые столкнувшись лицом к лицу с великим Профессором Мориарти. Страху нагонял и Пейджет, встревавший в разговор с кровожадными репликами. Ничего нового к рассказу Смита они не добавили и в результате были возвращены в ту же камеру в еще большем смятении.
— Вы понимаете, как рискуете сейчас? — спросил Пейджет.
Мориарти снисходительно, словно смышленому ребенку, улыбнулся ему.
— Разумеется, Пейджет, я прекрасно понимаю, какому риску себя подвергаю, а потому мы должны проявлять особую осторожность, чтобы усыпить бдительность врага, и в то же время ничего не пропустить.
— Надеюсь, вы не ждете, как те восточные владыки, что я стану пробовать вашу еду.
— Эта должность подойдет нашему доброму другу Смиту. — Мориарти все еще улыбался, но в уголках губ и глаз залегла грозная тень. — Нет, я думаю, здесь требуются более решительные меры.
Они поговорили еще минут десять, после чего Пейджет вернулся в камеру младшего Слимпера, прибрал тело, завернул в одеяло и обвязал прочной веревкой. Вечером к нему добавят цепи и железки, а потом предадут реке, где мальчик и обретет вечный покой.
Спустившись позже в кухню, Пейджет увидел, что Мэри Макнил ушла. Как они и условились, ее вызвал к себе Профессор. Ему же предстояло поговорить с Фанни, что было очень и очень нелегко. Подозревать любимую девушку в таком убийстве да еще не всколыхнуть подозрений в ней самой… Он окликнул Фанни от двери, извинившись перед Райтами за то, что забирает на минутку помощницу. Пейджет с удовлетворением отметил, что Терремант и один из его людей уже находятся в «комнате ожидания» — Мориарти, несомненно, предупредил их и дал четкие инструкции на все случаи.
— Что случилось, Пип? — спросила Фанни, когда они подошли к его комнате. — Ты такой серьезный.
Пейджет улыбнулся и поцеловал ее в губы.
— Есть новости. Одна хорошая, другая — не очень. Какую хочешь услышать раньше?
Она откинула голову и рассмеялась.
— Думаю, про твою хорошую новость я уже знаю. Надо мной уже подшучивали на кухне. Так это правда? Профессор сказал, что мы поженимся на следующей неделе?
— Ровно через неделю, считая от сегодняшнего дня. Будем праздновать по-королевски, так сказал Профессор.
— Ох, Пип.
— И как ты на это смотришь? Хочешь стать миссис Пейджет? — Он схватил ее своими крепкими руками, оторвал от пола и закружил. Фанни счастливо пискнула. Но уже в следующее мгновение лицо его посерьезнело. Пейджет мягко опустил девушку на пол. — А теперь неприятное.
Она вопросительно посмотрела на него большими, невинными глазами.
— Случилось ужасное, Фанни, и я боюсь, что тебя это расстроит.
— Ужасное? Но ведь не с Бертом Спиром, правда? Он не…
— Нет, милая, с Бертом все в порядке. Жив и здоров. Я говорю о мальчике, которого задержали вчера вечером. О том, что провел ночь у нас за стеной.
— Да, я помню. Такой худенький, испуганный. Бедняжка.
— Вот, вот.
— И что с ним, Пип?
— Его больше нет.
Он впился в нее взглядом, выискивая малейшее указание на неуверенность или страх, но не находил ничего. Она просто смотрела на него широко открытыми глазами.
— Нет? Он?..
— Умер.
— Но я же видела его сегодня утром. Относила ему завтрак.
— В том-то и дело, Фан. В этом самом завтраке.
Ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что он имеет в виду, а поняв, она медленно покачала головой.
— Ты хочешь сказать, что его отравили? Как полковника? О, нет, Пип… Боже. Но ведь Профессор не сделал бы ничего такого с… Нет.
Пейджет взял ее за плечи.
— Нет, Фанни, не Профессор. Просто, так случилось. Профессор поговорит с Кейт и Бартом. Скорее всего, тот яд, которым отравили Морана, попал как-то в пиво или в кувшин, а может, на тарелку. Это просто несчастный случай.
Фанни уже плакала. Плакала тихонько, почти беззвучно. Плечи ее вздрагивали, по раскрасневшимся щекам текли слезы. «Она не виновата, — подумал Пейджет. — А если виновата, то очень хорошая актриса, и тогда ей самое место на сцене».
— Второй раз, Пип. Второй раз я принесла человеку смерть и за это сгорю в аду. Да, сгорю в аду.
Фанни винила себя, а Пейджет утешал ее и оставался с ней, пока она не успокаивалась.
— Послушай, милая, тут сейчас много чего будет происходить, так что ты лучше держись от всего этого подальше.
К тому времени, когда Пейджет вернулся к Профессору, Мэри Макнил уже вышла от него.
— Не знаю, что и думать. — Мориарти смотрел в окно. — Даже не представляю. А ты?
— То же самое. Привести Барта и Кейт?
— Давай покончим с этим. Пока не доведем дело до конца, я не смогу ни есть, ни пить.
Пейджет вышел, но быстро вернулся, ведя с собой Райтов. Загнав их в комнату, он закрыл дверь и остался стоять в грозной позе со сложенными на груди руками.
Мориарти кивком предложил супругам сесть, после чего сообщил о прискорбном случае, и о том, что в пищу мальчика попал стрихнин, с помощью которого они отравили Морана.
— Не понимаю… я всегда держу его в своем буфете, под замком. — Кейт вдруг побледнела от страха.
— Если яд попал к мальчишке, то и во все остальное тоже мог попасть. — Голос у Бартоломью Райта сорвался на фальцет.
— Совершенно верно. — Профессор откинулся на спинку кресла. — Вот почему Терремант со своими людьми уничтожает сейчас все продукты и выливает весь эль и вино из открытых бутылок.
— Но… — начала Кейт и замолчала, заметив что-то в глазах Профессора.
— Я хочу, чтобы ты, Кейт, спустилась сейчас с Пейджетом и отдала ему яд. Он от него избавится. Потом возьмешь Терреманта и сходишь с ним на рынок, купишь свежих продуктов и напитков. Я не хочу рисковать, Кейт. Все тарелки, блюда, подносы, чашки, кружки, ножи и прочее помыть горячей водой. Пусть этим займутся девушки, пока ты будешь покупать продукты. Таким образом мы избежим подобных неприятностей в будущем.
Пейджет спустился с миссис Райт и вскоре вернулся с синим пузырьком, помеченным черепом с перекрещенными костями. Когда супруги наконец ушли, Мориарти снова подошел к окну.
— Отныне с них не спустят глаз. Я уже послал за Паркером. Он приставит к ним своих лучших людей. Как только кто-то из них допустит ошибку, мы сразу об этом узнаем.
Пейджет понял, что их ждут трудные времена.
После полудня они вместе навестили Спира, которого застали сидящим в постели и попивающим специально для него приготовленный мясной бульон. Чашку держала Бриджит. Отдохнувшая, посвежевшая, с чистыми волосами и в чистой одежде, она предстала перед ними совсем другой, симпатичной девушкой и хотя оставалась еще худенькой и бледной, в глазах и выражении черт уже проскальзывали нагловатая задиристость и дерзость. Приятное личико обрамляли густые золотистые волосы, свисавшие до самых плеч.
В ответ на вопрос, как он себя чувствует, Спир слабо улыбнулся и сказал, что через несколько дней будет как новенький. Он негромко выругался, вспомнив про упущенную возможность посчитаться с дворецким Брэев, Хейлингом, и даже осведомился о полученной Профессором ране.
— Боюсь, руками ты сможешь пользоваться еще не скоро. — Мориарти склонился над кроватью, как врач над больным.
— Когда смогу, многим придется жить с оглядкой. — Порезанное и перевязанное лицо Спира походило на странную, жутковатую маску. — Только бы вы не схватили Грина и Батлера, пока я сам до них не доберусь.
— Успокойся, — проворковала Бриджет и повернулась к Пейджету и Мориарти. — Думаю, его сейчас лучше бы оставить в покое.
Мориарти вскинул бровь. Тонкие губы чуть шевельнула бесстрастная улыбка.
— Мисс Найтингел, — пробормотал Пейджет, когда они вышли в коридор.
— Бойкая девица, — задумчиво произнес Профессор. — Будем надеяться, что ей можно доверять.
— Я скажу, чтобы за ней тоже присматривали, — буркнул Пейджет. Овладевшее им хмурое настроение отражало мрачные мысли; он больше не знал, кому доверять, на кого полагаться.
В начале седьмого пришли Фишер, Кларк и Гэй, и следующие два часа прошли за обсуждением планов ограбления Хэрроу. Пейджет поделился своим мнением, составленным на основании непосредственных наблюдений, остальные — все люди опытные в подобного рода делах — подробно рассказали о своих наметках. Внимательно выслушав всех, Профессор одобрил предлагаемый проект, внеся, как всегда, несколько поправок. Он также предложил использовать парный фургон для перевозки добычи и дал указание Пейджету в день ограбления отправиться в Хэрроу.
— На всякий случай нужно убедиться, что все в порядке. Если у твоих клиентов изменились вдруг планы и они неожиданно вернулись, то будет лучше, если ты предупредишь нас заранее. — Перехватив обеспокоенный взгляд Пейджета, Мориарти добавил: — Вернешься задолго до того, как мы вскроем эту коробочку. У меня на примете есть двое. Хочу попробовать их в настоящем деле вместе с этой троицей.
Элтон прибыл в десять. От вечернего холодка и любопытных взглядов его защищали надвинутая на глаза шляпа и теплый шарф. Гостя сразу же провели в апартаменты Мориарти, где уже собрались Ли Чоу, Эмбер и Пейджет. Перед письменным столом поставили еще один, на котором Элтон и развернул большой лист с планом тюрьмы Колдбат Филдс.
Объяснение заняло едва ли не час. Элтон говорил спокойно и четко, останавливаясь только для того, чтобы выслушать тот или иной комментарий Мориарти и ответить на уточняющий вопрос кого-то из «преторианцев».
Усаживаясь в кэб, Элтон довольно улыбался — в кармане позвякивала половина гонорара. Выплата второй части была намечена на вечер четверга, когда на свободу выйдут Уильям и Бертрам Джейкобс.
Отпустив приближенных, Мориарти перекинулся с Пейджетом несколькими словами насчет наблюдения за женщинами и кухней. На следующий день его ждали два дела: разговор с первыми пленниками необъявленной войны, Фрэем и Роучем, и давно откладываемый визит к Абрахамсу, с которым предстояло обсудить детали доставки и сбыта добычи от ограбления в Хэрроу.
Однако для самого Мориарти день еще не закончился. У подножия ведущей наверх лестницы прохаживалась Мэри Макнил. Девушка отчаянно зевала, но, зная плотские аппетиты Профессора, понимала, что на сон в ближайший час рассчитывать не стоит. Мориарти еще днем посоветовал ей готовиться к «долгому восхождению на Пик Наслаждения».
Впрочем, не только Мэри Макнил ожидала Профессора, но и Паркер.
— Я поговорил с нашим человеком в Скотланд-Ярде, — доложил главный соглядатай, устраиваясь в кресле перед письменным столом начальника. — Этот Кроу парень непростой и часто работает в одиночку. Сейчас, судя по всему, нацелился на вас. К нему попали кое-какие документы, а его люди задают много неудобных вопросов.
— Но, как я полагаю, не получают ответов.
— Думаю, нет, но в любом случае инспектор — противник достойный.
Далее Паркер коротко рассказал о карьере Кроу в полиции, его идеях и предложениях по реорганизации детективной работы, из-за которых инспектор и стал в Скотланд-Ярде фигурой весьма непопулярной.
Перейдя от карьеры к личной жизни, Паркер не только подробно описал квартиру Кроу на Кинг-стрит, но и привел интригующие детали его знакомства с миссис Сильвией Коулз.
— А не может ли она послужить тем рычагом, который поможет нам свалить его? — задумчиво пробормотал Профессор.
Паркер хмыкнул и покачал головой.
— Я бы на это не рассчитывал. Легко с ним не будет, сэр. Кроу большой любитель чтения, но предпочтения у него довольно странные для представителя такой профессии. Вы бы видели, какие книжки стоят на его полке.
— И какие же?
Паркер опустил руку в карман, вытащил сложенный листок, развернул его и положил на стол. Он никогда не забывал одного из любимых изречений Мориарти: «Познакомься с книжным шкафом человека и узнаешь его самого». В списке перечислялись все обнаруженные в квартире инспектора книги.
Среди вполне ожидаемых названий два или три указывали на парадоксальное увлечение детектива романтизмом. В разделе специальной литературы Мориарти нашел такие ожидаемые вещи, как «Преступник» Хэвлока Эллиса, «Полиция» Гийо, перевод лекций Пуркинье об отпечатках пальцев, «Инструкции по сигналетике» Бертильона и ряд профессиональных журналов, включая выпуск «Политического и литературного обозрения» от 28 апреля 1883 года.
Что удивило Мориарти, так это присутствие «Опыта о человеческом разумении» Джона Локка, трудов Аристотеля и «О пользе и успехе знания» Фрэнсиса Бэкона. Поразмышляв, он пришел к выводу, что Кроу во многих отношениях напоминает Холмса — та же порода. Меряться силой с инспектором означало бы состязаться с ним в дедуктивном методе логики, сочетаемом с научными навыками, еще не получившими широкого применения в Англии.
— Он где-нибудь бывает или только сидит и морщит лоб? — спросил Мориарти.
— Сегодня ездил в Хортон.
Мориарти вздрогнул, но размышлять о странном совпадении не стал. Он слишком устал, чтобы думать о делах, мысли слишком легко уходили в сторону, а воображение рисовало соблазнительные бедра и прочие прелести Мэри Макнил, чему не мешало нависшее над ней подозрение в предательстве.
Самое лучшее — выспаться, а уж утром, на свежую голову, подумать, какую стратегию и тактику применить против нового противника.
Ускользнуть в сладкие объятия Морфея Энгусу Маккреди Кроу удалось не сразу. Сначала его встретили нежные руки и чудные пальчики энергичной и сладострастной Сильвии Коулз, благодаря стараниям которой усталость быстро сменилась той живостью, что служит движущей силой всего человечества.
Миссис Коулз уснула первой, а Энгус Кроу еще какое-то время наслаждался тем удивительным состоянием опустошенности и удовлетворения, которое наступает после. Постепенно мысли вернулись на привычный круг обращения, в центре которого был Мориарти, скрытно становившийся его невидимым и незнакомым противником. Почерпнутые из различных документов мелкие факты и детали складывались заново, обретали новую форму и значение. Убежденность Холмса в том, что этот человек является вожаком уголовного мира; неопределенные намеки на то, что именно он и есть зловещий организатор большинства совершаемых в столице преступлений — все это позволяло предполагать существование чего-то большего, скрытого от глаз полиции и властей.
Проспав спокойно до утра, инспектор был разбужен в семь настойчивым шепотом неугомонной миссис Коулз:
— Энгус, милый… Ну же, дорогой, еще… Умоляю тебя, еще…
Согласно хмыкнув, немногословный шотландец отринул остатки сна и — к взаимному удовольствию — взялся прокладывать еще одну борозду, результатом чего стал тот факт, что в среду, 11 апреля, инспектор вошел в рабочий кабинет с пятнадцатиминутным опозданием.
В одиннадцатом часу сержант Таннер сообщил, что ему удалось выяснить местопребывание бывшего инспектора Джона Майклджона. К этому времени Кроу уже ознакомился с показаниями задержанных участников бурных событий, имевших место в понедельник вечером. Мориарти упоминался в них несколько раз, наравне с Майклом Грином и Питером Батлером. Как он и думал, картина проявлялась другая, и в ней проступали очертания двух соперничающих криминальных группировок, столкнувшихся в борьбе за влияние и территорию. Точных свидетельств было мало, но Кроу понимал, что если полиции удастся схватить Батлера и Грина — а эту парочку в Скотланд-Ярде знали хорошо, — то они могут вывести к скрывающемуся во мраке призраку, профессору Джеймсу Мориарти.
В половине одиннадцатого Кроу и Таннер сели в кэб и отправились с визитом к Майклджону, проживавшему теперь на Сити-роуд.
Около одиннадцати утра Мориарти и Пейджет вышли из Лаймхауза, сели в кэб и отправились к Солли Абрахамсу. День выдался теплый и ясный, но Пейджет уже понял, что к разговорам хозяин не расположен; казалось, мысли его где-то далеко. Дел хватало, и первейшее место среди них занимала запланированная на пятницу встреча с эмиссарами из европейских столиц. Профессор намеревался выступить перед ними и готовил небольшую речь; именно от результатов предстоящего совещания зависело осуществление его давней мечты — стать господином криминального мира всего континента.
Занятый всеми этими мыслями, Мориарти ощущал тень страха. Источником беспокойства была неустраненная до конца угроза со стороны затаившихся где-то Грина и Батлера и опасность, исходившая от присутствия в Лаймхаузе их неопознанного агента.
Беспокойство вызывал и еще один фактор, представленный в тайниках подсознания фигурой инспектора Кроу, — фигурой, олицетворявшей собой закон и правосудие. Этот враг уже препоясывал чресла, готовясь выступить в поход против всего, что ценил, защищал и ради чего так долго и упорно работал Профессор.
Разговор с Солли Абрахамсом занял не больше часа и прошел в приятной обстановке за бутылкой доброго портвейна. (Старый еврей держал винный погреб и, по слухам, даже нанял однажды команду опытных взломщиков, поставив перед ними одну-единственную задачу: почистить погреба знати.) Договорившись по Хэрроу, гости откланялись и вернулись в Лаймхауз. По пути Мориарти наказал Пейджету явиться после ланча в его кабинет, где он намеревался сообщить Роучу и Фрэю, что время ожидания истекло, и им придется сделать выбор между смертью и жизнью под угрозой тюремного заключения.
Было и еще одно дело, не дававшее Мориарти покоя. Решение пришло уже в Лаймхаузе. Миссис Райт — теперь ее неотступно сопровождал угрюмый экзекутор — уже готовилась подать ланч, когда Профессор вызвал Ли Чоу и отдал ему короткий приказ.
— Зебедия Смит. — Голос его прозвучал ровно, не выдав ни малейших эмоций.
— Вы хотите, чтобы я…
— Да. Нам он больше не нужен, а знает слишком много. Перережь ему горло и избавься от тела. Сделай это сегодня же.
Китаец чинно поклонился и удалился с улыбкой на губах. На войне нет места сантиментам; возможно, размышлял он, такая же участь уготована и двум другим пленникам.
Джону Майклджону было за шестьдесят, но обстоятельства сложились так, что ему все еще приходилось работать. Контора его, тесная и просто обставленная, находилась на втором этаже здания, расположенного неподалеку от пересечения Сити-роуд и Олд-стрит. Латунная табличка на двери оповещала, что здесь трудится «Джон Майклджон. Частный сыск и судебные расследования».
Кроу постучал и, не дожидаясь ответа, толкнул дверь. Старина Майклджон сидел за большим, заваленным бумагами столом. В углу, возле единственного, закопченного окна, некий молодой человек старательно вписывал что-то в здоровенный гроссбух.
Кроу представился, и улыбка, с которой встретил гостей хозяин, сошла с усталого, расчерченного морщинами лица.
— По судебному вопросу или что-то личное? — спросил детектив, пряча беспокойство в блеклых, слезящихся глазах.
— Боюсь, скорее личное, — доброжелательно уверил его Кроу.
— Хотите, чтобы я уладил какие-то ваши дела?
— Нет, — твердо отрезал Кроу. — Речь идет о ваших прошлых неприятностях, и я надеюсь, что сможете нам помочь кое в чем разобраться.
Майклджон печально кивнул и повернулся к молодому человеку в углу.
— Бернард, у этих джентльменов ко мне личное дело. Буду признателен, если ты оставишь нас на несколько минут. — Он усмехнулся, невесело, но беззлобно. — Почему бы тебе не перейти через улицу и не попробовать познакомиться с той молоденькой продавщицей?
Когда смущенный Бернард выскочил за дверь, Майклджон жестом предложил гостям садиться.
— Полагаю, ваш визит как-то связан с гонкуровским делом. Обычно так и бывает.
— Обычно? — насторожился Кроу. — Что вы имеете в виду? Как это — обычно? К вам часто по нему обращаются? Я думал, дело давнее и о нем никто уже не помнит.
— Я, пожалуй, не совсем точно выразился, но время от времени кто-то вспоминает. Чаще всего в связи с каким-нибудь похожим мошенничеством. Тогда и приходится принимать гостей. Что, еще одна шайка завелась?
Кроу мягко улыбнулся.
— Мистер Майклджон, я не хочу напоминать вам о прошлом. Что прошло, то прошло, и не стоит ворошить былое. Вы сглупили, но, как и двое других, по счетам расплатились. — Он оглядел голую комнатушку. — Или, как я понимаю, все еще продолжаете платить.
Детектив вздохнул.
— Было нелегко, но я выкарабкался. Сейчас, знаете ли, на частные расследования большой спрос, хотя, думаю, следовало бы уехать в Америку. Там, говорят, можно по-настоящему заработать. Вот один ваш соотечественник открыл агентство и неплохо справляется.
— Да, Алан Пинкертон.
— Вот и мне бы уехать. Не стоит оставаться там, где запачкался. А я вот по глупости остался.
Кроу понимающе кивнул.
— Наверное, вы правы. Но ведь дело и впрямь давнее. Вы знаете, что Палмер перебрался в Австралию?
— Нет. — Детектив даже присвистнул. — Вот так новость. Что ж, он вовремя слинял, скажу я вам. И старина Нат тоже ушел… Можно сказать, эмигрировал.
— Из-за Ната Драсковича мы и приехали.
Майклджон горько усмехнулся.
— Только не говорите, что он оставил завещание и мне достанется две тысячи фунтов. Это было бы уж чересчур.
— Драскович умер бедняком, но вы и сами знаете. Есть, однако, кое-что еще, о чем мы не знали до последнего времени. Точнее, знали, но не обращали на это внимания. Рассчитываем на вашу помощь.
— Конечно. Сделаю все, что смогу.
— Тогда добавьте еще одно имя к тем трем, что я сейчас назову. Джонг, Курр, Мюррей.
Детектив как будто растерялся, и Кроу показалось, что лицо его слегка посерело.
— Еще одно имя? Но вы их уже знаете. Ведь взяли всех.
— Уолтерса так и не поймали.
— Ну да, этот улизнул. Говорили, смылся в Америку.
— То же говорили и о Мюррее, но его нашли.
— Про Уолтерса я ничего не знаю.
Кроу перевел дух.
— А как насчет Мориарти?
Майклджон побледнел.
— Что? — Голос его дрогнул, глаза заметались по комнате, словно высматривая запасной выход.
— Мориарти, — повторил Кроу.
Детектив покачал головой.
— Впервые слышу. По крайней мере в связи с тем делом.
— А с каким-то другим?
— Ну… — Майклджон заколебался. — Знаете, слухи всякие ходят. В таком бизнесе нельзя…
— Послушайте, за тем мошенничеством, в котором вы были замешаны, стоял Мориарти. Мы это знаем, и вы тоже знаете. Нам нужно лишь ваше заявление под присягой.
— Мориарти вам не взять. Никому его не взять. И вам, инспектор, об этом известно.
— Не знаю. Мне нужно от вас данное под присягой заявление о причастности Мориарти к афере Курра и Джонга. Мне нужна правда.
Прошла, наверное, минута, прежде чем Майклджон покачал головой.
— Кто говорит, что он имел к тому делу какое-то отношение?
— Например, Драскович.
— Не верю. Если бы Нат заговорил, вы носились бы как ошпаренные.
— Он заговорил уже перед самой смертью. К сожалению, его словам не придали значения.
— У вас есть подписанное им заявление?
— У нас много чего есть.
— Сомневаюсь.
— Того, что у нас есть, вполне достаточно, чтобы доставить вам серьезные неприятности. Вряд ли они нужны человеку вашего возраста. Да что говорить, вы и сами знаете.
Снова молчание.
— Предположим, я что-то расскажу, что потом?
— Мы оставим вас в покое, мистер Майклджон.
— Может быть, но… — Детектив не договорил, и пауза повисла невысказанным вопросом.
— Вас тревожит вопрос собственной безопасности?
— А вы что думаете, мистер Кроу? Что вы на самом деле думаете?
— Я ничего не думаю, мистер Майклджон. Знаю только, что у нас имеются убедительные свидетельства того, что одно имя было изъято из дела. У меня есть основания полагать, что вам известно это имя. Ваш общественный долг состоит в том, чтобы дать сейчас официальные показания. Мне важно получить неопровержимые доказательства.
Майклджон тяжело вздохнул.
— Другими словами, вы даете понять, что загоните меня в могилу, если я ничего не скажу.
— Я бы не употреблял такие сильные выражения.
— Речь идет именно об официальном заявлении?
— Боюсь, что да.
— Хорошо. Я расскажу, что знаю, только вот знаю я немного. Насколько мне известно, организаторами той серии мошенничеств были Курр и Джонг. Мне заплатили за то, чтобы я предупредил их, когда полиция выйдет на след. Детали имеются в судебных протоколах. Ближе к концу я понял, что они действуют не одни, что за ними стоит кто-то другой. Имя я слышал несколько раз, но его самого видел только однажды, в доме Джонга в Шенклине. Этого человека звали Мориарти. Джеймс Мориарти.
— Сможете его узнать?
— Дело давнее, лет прошло немало, но, думаю, узнаю.
— Даты помните?
— Никаких записей я не вел, дневников тоже, а память уже не та, что в молодости.
— Иначе говоря, когда в суде дело дойдет до опознания, память может вас подвести?
Детектив позволил себе улыбнуться.
— Возможно.
Скрывая раздражение, Кроу кивнул Таннеру, который записал заявление и передал бумагу на подпись Майклджону, без особого энтузиазма исполнившего заключительный акт.
Выходя, инспектор обратил внимание, что за последние полчаса, пока они были с ним, детектив как будто состарился сразу на несколько лет. Кроу предпочел бы задержаться еще на полчасика, порасспрашивать, проверить некоторые теории, но это могло подождать. Полученный документ, при всей его незначительности, мог при определенных обстоятельствах послужить тараном, пробивающим защиту Профессора. Вторую половину дня инспектор намеревался посвятить изучению рапортов о событиях понедельничного вечера и, возможно, поговорить с некоторыми их участниками.
По возвращении в Скотланд-Ярд он поручил Таннеру заняться второй линией расследования: самым внимательным образом изучить и проверить факты и даты жизни, карьеру, друзей и родственников покойного полковника Морана.
Со страхом и даже ужасом Роуч и Фрэй ожидали того часа, когда Профессор вынесет им окончательный приговор. Они уже поняли, что пропустили какое-то важное событие, некое решающее сражение, в котором их сторона, сторона Грина и Батлера, потерпела поражение. Теперь им оставалось только принять наказание от человека, жестокость которого давно стала притчей во языцех среди членов криминального братства.
Сопровождаемые Пейджетом и одним из экзекуторов, они вышли из тесной камеры, спустились по винтовой лестнице, пересекли «комнату ожидания» — там уже сидели около дюжины просителей — и поднялись в апартаменты, где и остановились перед большим столом, видом своим и позами напоминая заключенных, покорно, но с замиранием сердца ждущих вердикта суда.
Восседавший за столом Мориарти — пострадавшая рука все еще покоилась в белой перевязи — и впрямь производил впечатление сурового вершителя правосудия, а когда он заговорил, роняя слова, словно увесистые камни, пленникам показалось, что они уже слышали этот голос в зале суда.
— В других обстоятельствах я бы поступил с вами так же, как поступаю со всеми, кто пренебрег моим покровительством и предал меня, — начал Мориарти. — Но я обещал дать вам возможность самим определить свою участь. — Он помолчал, как будто добиваясь драматического эффекта. — Выбор прост: вы можете либо умереть — сегодня же, быстро и без лишнего шума… — Мориарти выразительно провел ладонью поперек горла, — либо сделать то, что вам скажут, и отбыть три года в Стиле.
Принять такое нелегко. Профессору хватило нескольких слов, чтобы окружавшие его легенды ожили и стали явью. Он предстал перед ними в образе всемогущего повелителя криминального мира, посылающего виновных в одну из самым суровых лондонских тюрем и тем самым использующего силу закона в собственных целях.
Да, принять такое трудно, но Роуч и Фрэй вовсе не были глупцами. Три года тягот и лишений — малая плата за возможность сохранить жизнь. Пауза заняла считанные секунды, после чего оба выразили согласие с предложенным решением.
Мориарти кивнул, показывая, что они поступили мудро.
— Вам следует понять, — голос его упал почти до шепота, — что любое нарушение нашей договоренности означает для вас смерть. Вы знаете меня. Я смогу достать вас везде, куда бы вы ни подались. Воздаяние будет скорым.
Разговор закончился. Им сказали возвращаться в камеру и помалкивать. Все инструкции будут даны утром.
Когда Роуча и Фрэя увели, Мориарти послал за Ли Чоу и отдал распоряжения относительно собравшихся внизу. Остаток дня предстояло провести за разбором жалоб, раздачей милостей и выслушиванием просьб — такова была обязательная составляющая образа жизни, сопутствовавшего занимаемому им положению.