— Опять эти! — досадливо сморщился один из них, завидев нас.

— Видите? — взвизгнул другой. — Говорил я, что они к нам цепляются!

— Ага! — подтвердил третий.

Четвертый закашлялся. Кто же они такие? Или, вернее, что они такое? Маленькие, ростом не выше Снаркса, но лицом вовсе не похожи на демонов. Круглоголовые, с кустистыми бровями, которые сообщали лицам странное выражение. Например, у того, кто заговорил с нами первым, на физиономии было написано отвращение. Повисло неловкое молчание, прерываемое лишь кашлем. Кто–то должен был начать разговор. В конце концов, главный я тут или нет!

— Да уж… По–моему, мы никак не можем к вам, как вы выразились, «цепляться», хотя бы потому, что просто не знаем, кто вы такие.

Один из этих недомерков проворно спрыгнул с недостроенного предупреждающего знака и подошел к нам, умильно сложив ручки.

— О, конечно, конечно, досточтимые господа! — произнес он елейным голоском. — Не обижайтесь, пожалуйста, на моих товарищей за их дурные манеры.

— В домовые их точно не взяли бы, — пробурчал Башмачник. — Совершенно не умеют себя вести!

— Простите великодушно! — умолял коротышка, заламывая ручки. — О благородные господа, несомненно превосходящие умом меня и моих бедных собратьев…

— Говори только за себя! — резко оборвал его угрюмый.

Человечек стиснул ручки и извиняюще улыбнулся:

— Мы всего лишь грязь у вас под ногами…

— Вот как? — насмешливо отозвался угрюмый. Вежливый заулыбался еще более виновато:

— А некоторые из нас — даже не грязь, а черви, ползающие в грязи! Но какими бы недостойными и бесполезными мы ни были, полагаю, вам следует все же познакомиться с нами, прежде чем вы примете решение.

— Да уж, — согласился я.

— Вот и славно! — обрадовался человечек. — Как это ни удивительно, но в данном случае я прав. — Он оглядел своих товарищей и предостерег их: — Попрошу меня не перебивать! Пора представиться. Как многомудрые путешественники, вероятно, уже поняли по нашему малому росту и привычке к труду, мы карлики, вернее, гномы.

— Привычке к труду? — возмутился Башмачник. — Да я бы им и набойку поставить не доверил! Стука много, а пользы…

Я призвал Домового сохранять спокойствие.

— Гномы? — переспросил я. Интересно! Я припомнил, что в детстве читал о семи гномах в одной старой сказке. Неужели в Восточных Королевствах они существуют на самом деле? Я решил, что не нарушу приличий, если спрошу об этом:

— Так вы, значит, те самые…

— Нет, нет, многоуважаемый господин! — прервал меня человечек. — Заманчивая, конечно, версия, и все же, боюсь, вы ошиблись. Мы вовсе не те. Мы совсем другие.

— Вот как? Значит, другие…

Человечек быстро–быстро закивал, ужасно довольный моей понятливостью:

— Да! Мы — Семь Других Гномов.

— Хорошенькое дело! — сказал Снаркс. — Других… Не хочет ли он этим сказать, что в окрестностях есть еще кто–нибудь в этом роде?

— А тебе–то что? — огрызнулся угрюмый.

— Проклятие! — ответил ему Хендрик, сделав несколько предупреждающих пассов Головоломом.

— Погодите, погодите! — взмолился вежливый человечек, ломая руки. — Мудрейшие и достойнейшие гости, по сравнению с которыми мы всего лишь черви, пресмыкающиеся в грязи! Умоляю вас разрешить мне представить наконец моих бедных и неразумных друзей! Сделайте такое одолжение! Буду вам вечно признателен!

— Итак? — поторопил его я, вовсе не будучи уверен в том, что хочу вечной признательности или любого другого вечного чувства от этого угодливого субъекта. Тем не менее мне показалось, что, не претерпев мук знакомства с ним, нам никогда не добраться до Матушки Гусыни. И я попросил его продолжать.

— О, я припадаю к вашим стопам! Я вам так благодарен! Хоть я — всего лишь грязь, покрывающая вышеуказанных червяков, которые, как я уже сказал, ползают у вас под ногами… Впрочем, позвольте мне наконец представить вам моих друзей…

— Сколько можно одно и то же талдычить? — рявкнул угрюмый.

Угодливый указал на него ручонкой и сказал:

— Это Грубый. Как благородные господа уже поняли, он вполне оправдывает свое прозвище.

— Теперь моя очередь!

Наш собеседник кивнул на гнома, стоявшего слева от Грубого, и сказал:

— Это Раздражительный.

— А почему меня так кратко представляют? — заныл тот.

— На твоем месте я не обращал бы на них внимания, — сказал гном, стоявший еще левее Раздражительного. — Лично я вообще не хочу иметь с ними ничего общего! — Он задрал нос и отвернулся.

— Это Заносчивый, — пояснил первый гном.

В этот момент другой гном налетел на Заносчивого сзади.

— Да смотри же ты, куда лезешь! — заорал тот. — И почему я должен так жить? — И гном задрал нос еще выше, к самым небесам.

Гном, который нас знакомил, положил руку на плечо наткнувшемуся на Заносчивого. Тот часто моргал и, казалось, был совершенно неспособен сфокусировать взгляд на чем–нибудь.

— А это Рассеянный.

— А? — спросил тот, а потом добавил: — А–а! Первый гном указал на троих, что стояли сзади:

— А это, конечно же, Унылый, Шумный и Болезненный.

Унылый застонал, Болезненный закашлял, Шумный что–то уронил.

— Ах, глубокоуважаемые господа! — воскликнул гном, как будто он только что до этого додумался. — Я ведь не позаботился представить вам свою собственную жалкую, глупую и пренеприятную персону! — Он низко склонился и поцеловал пыль у моих ног. — О, великодушнейшие, чудеснейшие, просвещеннейшие господа, стоящие надо мною так высоко, что я для них — не больше булавочной головки, да что там булавочная головка, не больше…

— Давай закругляйся! — не выдержал Грубый.

— Ах! — Человечек распрямился, расплылся в улыбке, однако в глаза мне не смотрел, — Так вот, господа, я — не кто иной, как Льстивый.

— Я так и думал! — заметил Снаркс.

— Да уж, — сказал я. — Очень приятно познакомиться. Ну а теперь вы нас извините, но нам пора идти.

— О нет! — вскричал Льстивый. — Сто тысяч извинений, достопочтеннейшие господа, но так не пойдет. Теперь, когда вы попали в нашу убогую компанию, боюсь, что вам придется остаться и воспользоваться нашим гостеприимством.

— Проклятие! — Хендрик поднял дубинку. — Вы собираетесь взять нас в плен?

— О, разумеется, нет! — заюлил Льстивый. — Мы никогда не осмелились бы применить силу к таким благородным господам, как вы. Я, недостойный, могу лишь почтительнейше осведомиться, не окажете ли вы нам честь сделаться нашими пленниками?

— Вот как? — Я с трудом удержал Хендрика. — А почему вы предлагаете нам такое?

— Миллион извинений, о проницательнейшие из путешественников, но должен вас заверить, что то, что мы вам предлагаем, каким бы убогим это вам ни показалось, в тысячу раз лучше всего остального.

— Вот как? И что же это за «остальное»? Льстивый улыбнулся еще более виновато и ответил двумя словами:

— Матушка Гусыня.

— Где? — испугался Раздражительный.

— Подумать только, с кем приходится общаться! — брезгливо выдавил Заносчивый.

— А–а… А? — пропел Рассеянный. Болезненный закашлялся. Унылый застонал.

Шумный что–то уронил.

— Проклятие! — пробормотал Хендрик.

— Возможно, вы правы, — с готовностью согласился с рыцарем Льстивый. — Особенно если Матушка Гусыня увидит, как вы безнадзорно бродите по Восточным Королевствам! Поверьте: гораздо лучше будет, если она увидит вас с нами.

Две маленькие, но очень сильные руки схватили меня за плечи. Ко мне придвинулось испуганное, бледное как полотно лицо, обрамленное светлыми волосами.

— Я же говорила, Вунти! — пролепетала Эли. — Нас испекут в огромной печке на обед великанам!

Я осторожно отодвинул Эли, тихо пообещав ей, что мы все обсудим позднее.

. — Да уж, — сказал я Льстивому. — А почему, собственно, вы так уверены, что Матушка Гусыня нас поймает? Разве по–другому быть не может?

Эли вцепилась в мою руку:

— Нас присыплют мукой, добавят дрожжей и… — она разговаривала уже не со мной, а с собой, — испекут хлеб.

Льстивый грустно покачал головой:

— В Восточных Королевствах по–другому быть не может. От Матушки Гусыни не скроешься…

— Это нечестно! — причитала Эли. — Не для того меня растили, холили и лелеяли, чтобы в меня добавили дрожжей и…

Вперед выступил Гакс Унфуфаду, волоча за собой Бракса.

— Давай! — гаркнул он, и Бракс забил в барабан. — Гакс Унфуфаду — бесстрашный демон. Гакс Унфуфаду плевал на Гусыню. Он не боится ее ни капли. Он ее зажарит на ужин!

— Ах вот как! — воодушевился Хьюберт. — Ну–ка, Барышня, номер триста сорок один!

Эли от меня перебежала к дракону, и они запели:

— Хватит! — крикнул я. — Высказались! Теперь вы квиты! Довольно песен и декламаций! Перемирие!

Хьюберт и Гакс обменялись гневными взглядами, но не произнесли больше ни слова. Я снова обратился к Льстивому:

— И все же они отчасти правы. Я сомневаюсь, что Матушке Гусыне раньше приходилось иметь дело с кем–нибудь вроде нас. В конце концов, на нашей стороне демоны и дракон.

— Не поможет! — ухмыльнулся Грубый.

— И почему это все время что–нибудь случается? — неизвестно кого спросил Раздражительный.

— А? А–а! — произнес Рассеянный.

— Если бы я мог, я бы к вам близко не подошел! — заявил Заносчивый.

Шумный что–то уронил. Болезненный кашлянул. Унылый застонал.

— О благородно заблуждающиеся господа, — подал голос Льстивый, когда его собратья утихли. — Не сомневаюсь, что вы способны помериться силами с кем угодно, но только не с Матушкой Гусыней.

— Да уж, — призадумался я. Что–то тут не так. Наша миссия — спасти мир, а вовсе не развязать войну. Наверно, я плохо им это объяснил. — Видите ли, — попробовал я еще раз, — видите ли, последнее, чего бы нам хотелось, — это применять силу. Мы пришли с миром — рассказать Матушке Гусыне об угрозе, нависшей как над Восточными Королевствами, так и над нашей родиной.

Льстивый потер ручки и понимающе закивал:

— Тем более вам лучше объединиться с нами. Когда Матушка Гусыня обнаружит вас, а это неизбежно случится, она поймет, что вы примкнули к нам, убогим, не просто так, а с какой–то целью, и, по крайней мере, помедлит несколько секунд, прежде чем… решить вашу участь.

— Проклятие! Решить нашу участь? — не выдержал Хендрик.

— Вот именно, чурбан! — сказал Грубый. — Если хочешь, можно иначе: «выбрать для вас подходящую смерть»!

— Это кого ты назвал чурбаном? — поинтересовался Снаркс.

Грубый указал на рыцаря:

— А вот этого дылду!

— Это чересчур, — заключил Снаркс. — Вунтвор, одолжи–ка мне на минутку свой меч! Только мне позволено называть Хендрика дылдой!

— Проклятие, — согласился рыцарь, поднял дубинку и для острастки произвел несколько вращательных движений над головой Грубого.

— Послушайте! — воскликнул я. — Спрячьте оружие и умерьте пыл! Нашли повод для драки! Нам сейчас нельзя отвлекаться от нашей главной цели — встретиться с Матушкой Гусыней.

— О, как вы правы, молодой человек! — похвалил меня Льстивый. — Вот почему вам следует остаться с нами. — Тут гном нервно вытер ручки о свои поношенные коричневые штаны. — Но если уж быть до конца откровенным, есть и другая причина. Дело в том, что если мы вас не поймаем, Матушка Гусыня решит и нашу участь тоже.

— С нее станется! — согласился Обидчивый. — О, за что мне все это!

— Вот как! Ну тогда, пожалуй, нам стоит взять вас с собой. А по пути вы расскажете нам о Матушке Гусыне.

— Так вы согласны быть нашими пленниками? — радостно воскликнул Льстивый. — Тысяча благодарностей. Вы не представляете, как много это значит для нас, недостойных… Я в смысле… продолжительности жизни.

— Прекрасно! — сказал я. — Итак, теперь, когда мы в вашей власти, что предпримем?

Льстивый нахмурился:

— Мы должны что–то предпринять? А что, это хорошая идея! Матушка Гусыня называет это «дело делать». Охо–хо! Что же нам делать? В основном–то мы просто стучим молотками и расставляем повсюду предупреждающие таблички. Эхе–хе. — Гном вдруг нахмурился, потом тряхнул головой, затем опять нахмурился. — Боюсь, я совершенно не представляю себе, что нам делать.

Я посоветовал гному подумать над этим. Он с готовностью согласился, сказав, что посоветуется с другими гномами и к завтрашнему утру представит мне план. Я велел своим ставить лагерь. Выходило, что у Матушки Гусыни очень непростой характер. Мне тоже следовало хорошо поразмыслить, а не то быть нам всем сытным обедом для какого–нибудь великана.

— Вунти! — Эли ходила за мной хвостом. — Что–то неладно. Ты такой озабоченный последнее время. Ты переменился ко мне? Из наших отношений ушло волшебство?

Я едва успел повернуться к Барышне лицом, как она кинулась мне на шею.

Ну конечно! Вот и ответ на все вопросы!