Они снова завернули за угол, направляясь к задней двери дома. Поскольку неизвестно, за каким кустом может прятаться телеоператор, это представлялось вполне целесообразным. На этот раз Таня появилась после их первого стука в дверь. С присущим ей добродушным юмором она сквозь застекленную дверь бросила на Фитца испепеляющий взгляд и плюнула.

Гриффин шутливо погрозил ей пальцем. Возможно, обаяние возвращалось к нему, потому что Таня нехотя открыла дверь.

— Если вы, свиньи, пришли сюда по поводу судебного иска, — начала Таня, — то идите поцелуйте друг друга в зад. По словам моего адвоката, я не обязана говорить с вами.

— Цветисто, — обратился к Фитцу Гриффин.

— У меня и еще есть в запасе. Давайте болтайте — и вы услышите их все.

— Здравствуйте, миссис Комо. — Фитц проскользнул в дом за спиной Гриффина, оставив детектива полиции штата между собой и Таней. Миссис Комо опять стояла в кухне у плиты. Похоже, сегодня деликатесом дня была кипящая на плите похлебка из черной фасоли. Разносящийся по дому запах чеснока создавал ощущение домашнего уюта. Впрочем, пахло и отбеливаемыми пеленками.

Эдди-младший на сей раз бодрствовал, лежа в детской корзинке, стоящей на кухонном столе. Он уставился на Гриффина большими карими глазами, засунул в рот цветное кольцо для зубов и самозабвенно заворковал. Гриффин поспешил засунуть руки в карманы, чтобы не отколоть какую-нибудь глупость — например, пощекотать толстые щечки малыша. Предполагалось, что он крупный полицейский авторитет. Часы между тем тикали, тикали, тикали. Мать честная, младенцы воистину очаровательны!

— Может, побеседуем в комнате? — предложил Фитц, дернув головой в сторону Эдди-младшего.

— Не хрена мне с вами беседовать, — заявила Таня.

— Пройдем в комнату, — решительно повторил Фитц.

Таня скорчила гримасу, но подчинилась.

Едва они оказались за пределами кухни, как Фитц открыл боевые действия.

— Мы знаем, что ты сделала, Таня. Давай выкладывай, пока не погибла еще одна девушка, и, быть может, нам удастся найти какой-то компромисс. Эдди-младший уже потерял одного родителя. Хочешь, чтобы он остался круглым сиротой?

— Вы о чем толкуете?

— О пятидесяти миллионах долларов. За такие деньги люди продают родную мать, не говоря уже о каком-то там бойфренде, который тебя обрюхатил, но так и не удосужился свести к алтарю.

— Вы о моем иске, что ли? Имейте в виду: я не намерена говорить о нем. Мой адвокат сказал, что я не обязана обсуждать его с вами, свиньями. Вы угробили моего Эдди. Теперь ваша очередь платить!

— Не будет никакого судебного иска, Таня, — твердо заявил Гриффин.

— Гроша медного не получишь, — с особой выразительностью прибавил Фитц, — если только общественность узнает, как ты на самом деле поступила с Эдди.

Таня была бесподобна. Действительно бесподобна. Сперва она посмотрела на них в недоумении, затем вся подобралась и приготовилась к бою, оскалив зубы и нацелив на них длинные ярко-розовые ногти.

— Вон из моего дома!

— Тебе лучше выслушать нас, Таня. Сейчас нам нужно твое сотрудничество; может, еще не поздно кое-что спасти для Эдди-младшего.

— Жалкие, ничтожные, гребаные, говенные, блохастые ослиные задницы. Выметайтесь из моего дома!

Детективы не дрогнули. Фитц скосил глаза на партнера.

— Вы правы, язык очень яркий.

— Под стать когтям.

— Как по-вашему, она сейчас опять бросится?

— Было бы недурно. Тогда мы могли бы арестовать ее, и ей никогда уже не вдохнуть воздуха свободы.

— Не повезло Эдди-младшему.

Гриффин пожал плечами:

— Знаете, как говорят: родителей не выбирают.

Таня взбивала во рту слюну. Гриффин проворно ринулся на дичь.

— У тебя тридцать секунд, чтобы начать говорить, — объявил он внушительным тоном. — Мы знаем, что ты подставила своего дружка. Мы знаем, что ты замешана в четырех изнасилованиях и двух убийствах. Ты немедленно выложишь нам всю правду, и тогда у Эдди-младшего сохранится шанс не остаться без матери. Но попробуй взбрыкнуть еще раз — и мы арестуем тебя. Мы скрутим тебя на глазах у твоего ребенка. Вытащим из этого дома в кандалах, и ты никогда уже не увидишь своего малыша. Тридцать секунд, Таня. Двадцать девять, двадцать восемь, двадцать семь...

Но Таня не желала вести переговоры. Зарычав, она бросилась на Гриффина. Одним движением он сгреб ее растопыренные руки, подсунул ступню под ее ступни, подсек и аккуратно уложил фурию лицом вниз на вытертый, некогда пушистый ковер. Фитц вытащил наручники. Валять дурака было некогда. Одним рывком они подняли на ноги Таню, шипящую и плюющуюся, и уже приготовились эскортировать ее из дома, когда в дверях комнаты появилась миссис Комо, вытирающая руки кухонным полотенцем.

— Стойте! — сказала старуха.

Некоторые инстинкты заложены в нас очень глубоко: полицейские застыли. Гриффин очнулся первым.

— Миссис Комо, — решительно произнес он, — у нас есть основания полагать, что Таня помогла подставить вашего сына, повесить на него обвинение в изнасиловании...

— Я этого не делала! — взвизгнула Таня и снова начала корчиться и извиваться, стараясь вырваться, потом попыталась лягнуть Фитца, который успел отскочить в сторону.

— Таня — хорошая девочка, — заметила миссис Комо.

— Хорошая девочка, чтоб меня! — прошипел Фитц.

— За пятьдесят миллионов долларов хорошие девочки делали вещи и похуже, — жестко отозвался Гриффин, оттаскивая Таню подальше от Фитца.

— Таня не делать иск, — сказала миссис Комо. — Я делать иск. Мне нужны деньги. Для мой внук.

— Так иск на пятьдесят миллионов — это ваша идея?

— Си.

— Но по телевизору все мы видели Таню, — возразил Фитц.

— Я не любить телевизор.

Фитц и Гриффин в смятении переглянулись и отпрянули от Тани, но лишь слегка. Та же, конечно, не упустила случая плюнуть в них обоих.

— Я бы никогда не сделала Эдди ничего плохого! Я любила Эдди, вы тупые, гнусные...

— Да, да, да! — перебил ее Фитц, заслоняясь рукой и бросая взгляд на часы. — Мы уже знаем.

— Моего сына подставили? — спросила миссис Комо, стоя в дверях. — Мой Эдди не делать плохое?

Гриффин тоже посмотрел на часы Фитца. Было уже почти половина первого. Черт!

— Миссис Комо, вы знаете, что вчера поздно вечером изнасиловали и убили еще одну девушку?

Женщина кивнула.

— Мы сделали анализ проб, взятых с тела жертвы. Они совпадают с пробами, взятыми у Эдди.

— Но этого не может быть! — воскликнула Таня. — Эдди мертв. Неужто у вас, свиней, дела так плохи, что вы охотитесь уже за мертвыми? Даже мертвому латиносу нет от вас покоя. Ничтожные, долбаные...

На этот раз уже Гриффин предостерегающе поднял руку, призывая дикарку к порядку. Он пристально вгляделся в красное, разъяренное лицо Тани. Посмотрел на замкнутое, непроницаемое лицо миссис Комо. Что-то здесь не так, он чувствовал это печенкой.

А проклятые часы тем временем тикали, тикали, тикали.

— Таня, — заговорил он, — тебе известно, что, когда сыщики обыскивали в прошлом году вашу с Эдди квартиру, они обнаружили всевозможные книжки по юриспруденции и следственной процедуре? Также кое-какие газетные вырезки, верно, детектив? Заметки о другом криминальном деле об изнасиловании в Род-Айленде.

— Я говорила полицейским, что этот хлам не принадлежал Эдди!

— Кому же он принадлежал?

— Не знаю! Коробка пришла по почте. В записке говорилось, что это от друга. Он не понял, что это значит, поэтому засунул ее в стенной шкаф. Эдди решил, что кто-нибудь потом зайдет за ней или еще пришлет. Я уже все говорила сыщикам! Я говорила им!

— Когда вы получили коробку?

— Не знаю. Давно уже. В прошлом году. Еще до того, как... — Она нахмурилась. — До того, как все это началось. Не понимаю. Как вы можете думать, что Эдди убил женщину прошлой ночью? Эдди умер, его нет!

— На коробке был обратный адрес?

— Не знаю. Я не открывала ее. Она была адресована Эдди. Гриффин бросил быстрый взгляд на Фитца.

— Нет, — ответил тот. — Это была старая картонная коробка с почтовым ярлыком. Признаться, у нас сложилось впечатление, что он использовал эту старую коробку для хранения материалов. Когда мы нашли ее, она была заткнута в глубь платяного шкафа.

— Потому что это был не его хлам! — опять крикнула Таня. — Эдди не знал, зачем ему прислали его!

— Ты когда-нибудь слышала имя Дэвид Прайс?

— Какое?

— Эдди когда-нибудь упоминал Дэвида Прайса?

— Кто такой Дэвид Прайс, блин?

— Ты когда-нибудь слышала о Добряке?

— Извращенец, который замучил много маленьких детей? — немедленно откликнулась она. — Вот уж кому точно надо было оттяпать его колбасу! Или посадить на электрический стул!

Гриффин снова внимательно посмотрел на нее. Ее карие глаза смотрели прямо и искренне. Если она лжет, то уж очень, очень мастерски.

— Таня, у Эдди была другая девушка?

Она мгновенно взвилась.

— Эдди любил меня! Почему вы не верите этому? Что здесь сложного? Эдди любил меня, а я любила Эдди, и у нас все шло хорошо. У него была хорошая работа, сами знаете, а после рождения маленького Эдди я собиралась на курсы косметики и массажа. А теперь, теперь... Ах, чтобы вы все лопнули!

Плечи ее поникли, первая за все время слеза покатилась по щеке, и девушка тут же отвернулась. Крокодиловы слезы? Или же одно из самых печальных откровений, какие Гриффин когда-либо слышал? За последние несколько дней он наслушался столько лжи, что ему было трудно отделить ее от правды. Но Гриффин подозревал, что сейчас жизнь преподносит ему свой полный иронии урок. В этом криминальном деле жертвы и их родственники лгали — с самыми лучшими намерениями, конечно, тогда как главный подозреваемый и его близкие, быть может, говорили правду.

— Таня, — негромко промолвил Гриффин, — мы сейчас теряем время. Скажи мне правду, для меня очень важно ее сейчас услышать.

— Я и сказала вам правду!

— Таня, ты передавала кому-нибудь... э... пробу от Эдди? Может, тебя вынудили это сделать, или это была дружеская услуга?

Она дико и недоуменно уставилась на него:

— Пробу? Вы хотите сказать, пробу? Вы что, совсем свихнулись? Какой дурак будет делать такие вещи?!

— Таня, сперма Эдди была найдена в теле жертвы на другой день после его смерти. А теперь объясни мне, как она туда попала?

Должно быть, до нее что-то неожиданно дошло, потому что глаза ее расширились.

— О нет! — воскликнула она. — О нет, нет, нет...

— Что такое, Таня? Что означает это «нет»? Что вы с Эдди наделали?

Она спала с лица, голос зазвучал глухо.

— Нам были нужны эти деньги, — прошептала Таня. — Я была беременна, и Эдди считал, что надо покупать мне что-то особенное, понимаете? К тому же приходилось больше откладывать...

Ах, черт! Гриффин посмотрел на Фитца и понял, что и до него тоже дошло. Это все объясняло, но кому пришло бы в голову задать подобный вопрос? Кто спрашивает о подобном?

— У Эдди было хорошее здоровье, — продолжала Таня. — Каждые два месяца он сдавал кровь, так что, сами понимаете, у него не было никаких болезней. И с виду он симпатичный. Они там любят иметь дело с симпатичными парнями.

— Где любят иметь дело с симпатичными парнями? — подстегнул ее Гриффин. Ей придется выложить все до конца. И Таня сказала:

— В банке спермы. Эдди сдавал сперму в банк, в Потакете. Пару раз. Сразу после того, как я узнала, что беременна. Они платят наличными, понимаете? — Таня беспомощно посмотрела на детективов. — Они платят наличными.

* * *

Фитц и Гриффин вышли из дома и быстро направились к машине. Часы показывали двенадцать сорок пять. В расследовании наконец появился просвет, но они по-прежнему отчаянно выбивались из графика.

— Нам нужна пара патрульных, — сказал Гриффин.

— Кто-то, кто подержит Таню под замком, пока мы не проверим ее рассказ, — согласился Фитц. Они сели в машину Гриффина, и тот включил рацию, чтобы передать запрос.

— Вам когда-нибудь приходило в голову, что мы тупые, как скунсы? — в сердцах пробормотал Фитц.

— Я не знаю, насколько тупы скунсы.

Фитц наконец немного расслабился и дал волю чувствам, звонко ударив по приборной доске:

— Проклятие! Ведь сержант Наполеон только сегодня упоминал об этом. «Банки спермы постоянно так делают». Почему бы нам не провести себе лоботомию и покончить с этим делом?!

— И лишить себя на будущее всего этого удовольствия? Ладно, время не терпит. Давайте все обсудим, — заводя машину, сказал Гриффин.

— Эдди был донором в банке спермы, — начал Фитц.

— Теоретически там соблюдается анонимность.

— По отношению к реципиентам. Но самому банку известны имена доноров, ведь банк должен сначала проверить их. Уж не знаю, сколько анализов надо сдать, прежде чем вам вручат пластиковый стаканчик и отправят в комнату, наполненную порнографией. Счастливчик!

— Значит, кто-то из персонала, — продолжал рассуждать Гриффин.

— Тот, кто имел доступ к замороженным образцам.

— И к имени донора.

Дэвид Прайс сказал, что этот тип встречался с Эдди. Что Эдди, возможно, и не помнит его, но тот с ним встречался.

Гриффин досадливо повертел шеей, пожал плечами. Ему было отвратительно придавать значение любым словам Дэвида Прайса, но с чего-то приходилось начинать.

— Возможно, он тамошний лаборант. Кто-то, кто работал в один из дней, когда приходил Эдди, и немного поболтал с ним. Может, заметил, что Эдди примерно того же роста и сложения и у него тот же самый крэнстонский выговор. Решил, что он подходящий кандидат.

— Значит, тогда он уже начал подбирать себе козла отпущения, — подхватил Фитц.

— Иными словами, к тому времени он уже познакомился с Дэвидом Прайсом.

— А это означает, что к тому времени он уже побывал в тюрьме. По крайней мере содержался в следственном изоляторе, обвиненный в каком-либо правонарушении.

— Стало быть, его данные содержатся в системе, — проговорил Гриффин. — Не это ли ключ к разгадке всего дела? Он совершил преступление на сексуальной почве, и ему это известно. И даже если его вина и не была доказана, он, во всяком случае, уже подвергался аресту. Следовательно, он знает, что его отпечатки и ДНК содержатся в базе данных. Как знает и то, что не оставит своих попыток, поскольку те, кто совершает преступления на сексуальной почве, никогда не останавливаются. Они становятся более изобретательными в своих злодеяниях.

— Он знает, что, когда выйдет на волю, новое преступление для него — только вопрос времени.

— Поэтому он свел дружбу с Дэвидом Прайсом.

— Который, вероятно, думает, что это все чертовски забавно.

— Кроме того, Прайсу приходит в голову, что он тоже может кое-что поиметь с этого. Кто-то там, на воле, будет работать на него. Тот, кого он сможет однажды обменять на свободный пропуск из тюрьмы.

— И тогда родилось их партнерство.

— Итак, кто у нас вырисовывается? — спросил Гриффин. — Некто, кому было предъявлено обвинение в сексуальном преступлении. Некто, кто сидел в следственном изоляторе одновременно с Прайсом. А это дает нам период с ноября по март. Потом этот человек выходит на свободу и устраивается работать в банк спермы.

— Неограниченный доступ к порнухе, — пробормотал Фитц. — Что еще надо сексуальному маньяку?

— Однако же он не может быть лаборантом, — заметил Гриффин. — Они досконально проверили бы его биографию, узнали о его криминальном прошлом и занервничали.

— Тогда кто-то, занимающий более низкое положение в иерархии, но с неограниченным доступом. Имеет ключи от комнат с замороженным материалом, и то, что он находится в этих помещениях в неурочные часы, не вызывает подозрений.

Оба догадались одновременно.

— Вахтер! — воскликнул Фитц.

— Или уборщик, — мрачно добавил Гриффин. — Что-то вроде этого.

Щелкнув крышкой телефона, он вызвал Уотерса.

— Извини, Грифф... — начал Уотерс.

— Мы знаем, кто это, — перебил его Гриффин. — То есть знаем, как это было проделано. Нам нужно только имя. Встречай меня через десять минут возле банка спермы в Потакете.

— Где-где?

— У банка спермы. Там, где работает Насильник из Колледж-Хилла.

— Понял, — сказал Уотерс, но почему-то голос у него был совсем не такой радостный, как ожидал Гриффин. А потом сержант услышал звуки, доносящиеся из трубки, из шумного бара, где находился Уотерс. Женский голос бодро о чем-то вещал. Там, на большом телеэкране бара. Морин Хэверил представляла почтенной публике Дэвида Прайса. Сыщики глянули на часы. Был час дня. Время, отведенное Фитцу и Гриффину, истекло.