Ди-Ди дала отбой и засунула телефон обратно в карман брюк. Ее взгляд был прикован к психотерапевту.

– Откуда вы узнали имя? – подозрительно спросила Ди-Ди.

– Он мой биологический отец.

– Гарри Дэй? Серийный убийца?

– Мне был всего год, когда он умер. Не могу сказать, что я знала его тогда, однако с течением времени я узнаю о нем все больше и больше. Я видела сегодняшнюю газету, детектив Уоррен, и видела статью об убийстве, произошедшем в ночь на понедельник. Я не могла не задаться вопросом.

Ди-Ди продолжала с подозрением смотреть на доктора. Та все еще стояла в дверном проеме и выглядела такой же спокойной и собранной, как и всегда. Неброские коричневые брюки, клюквенного цвета кашемировая водолазка. Ее каштановые волосы до плеч сегодня были распущены. На ногах были явно дорогие кожаные ботинки. Даже в свои сорок лет стройная и подтянутая, эта женщина, похожая на Энн Тейлор, вряд ли вызывала ассоциации с дочерью известного серийного убийцы.

– Мне нужно с вами поговорить, – сказала Ди-Ди и вернулась обратно в кабинет.

Аделин посмотрела на часы:

– У вас осталось всего десять минут.

– Сеанс окончен.

Доктор пожала плечами:

– Если честно, детектив, то, кроме имени, вряд ли я смогу рассказать вам что-либо еще о Гарри Дэе.

– Спокойно, док. У вас свои методы, у меня свои. Пройдемте?

Ди-Ди указала в глубь кабинета. Еще раз пожав плечами, Аделин проследовала за ней к своему столу, а детектив пока пыталась собраться с мыслями. Учитывая ритуальный характер обоих убийств, ей стоило бы догадаться, что в ПЗООП найдется что-нибудь подобное. Однако Ди-Ди никак не могла учесть, что совпадение будет сорокалетней давности, а убийца, оказывается, уже давно мертв. Это все скорее осложняло дело, чем помогало в его распутывании. Возможно, у Гарри Дэя просто появился подражатель. Одному богу известно, сколько в наши дни фанатов у серийных маньяков, наверное, больше, чем у самых популярных кинозвезд. В этом нет ничего удивительного, если учесть количество сайтов и форумов, посвященных данной тематике.

Мало того, психотерапевт, с которым Ди-Ди встречалась всего дважды, не только знает имя убийцы, но еще и состоит с ним в близком родстве… На этом в понимании Ди-Ди заканчивались простые совпадения и начиналось нечто из области фантастики.

Уоррен не стала садиться на свое привычное место. Вместо этого она осталась стоять напротив Аделин, прислонившись к стене и плотно прижав руку к телу.

– Расскажите мне о своем отце, – попросила Ди-Ди.

– Доктор Адольфус Глен… – начала Аделин.

Детектив закатила глаза и вскинула здоровую руку:

– Да-да-да, это я знаю. Для вас нет другого отца, кроме приемного. Он вырастил вас, дал вам любовь и все остальное, в чем может нуждаться маленькая девочка, включая спасение от психушки.

– Что ж, раз уж вы об этом заговорили…

– Расскажите мне о Гарри Дэе.

Выражение лица Аделин смягчилось. Она вздохнула и откинулась на спинку кресла, не выражая восторга, но покорившись своей судьбе.

– Я знаю о нем только то, что вычитала из старых газет и полицейских отчетов. Когда Гарри умер, мне был всего год. Как я поняла, одной из его жертв, молоденькой официантке, удалось сбежать. Она помчалась прямиком в полицию. К тому времени, когда полицейские собрали группу и приехали, чтобы арестовать его, Гарри был уже мертв от многочисленных порезов запястий. У матери случился нервный срыв, и ее отправили в психиатрическую лечебницу, а обо мне и старшей сестре позаботилась служба опеки. В течение следующих шести недель полицейские переворачивали наш дом вверх дном. Под полом в гостиной они нашли два тела и еще шесть жертв обнаружили на заднем дворе магазинчика Гарри. Будучи плотником, он испытывал особую любовь к разным инструментам.

– Он пытал своих жертв, – безжизненным тоном передала Ди-Ди слова Фила. – Некоторые из них прожили у него несколько недель.

– Но вы ведь не из-за этого проводите параллель между Гарри и последними двумя убийствами, не так ли?

– Нет, не из-за этого.

– Тот, кого вы ищете, снимает с жертв кожу, верно? В «Бостонском вестнике» не слишком много подробностей, но, учитывая ваш интерес к Гарри, осмелюсь предположить, что кожа снята тонкими длинными полосками. Более того, вы пытались собрать все фрагменты в единое целое, и у вас это не вышло. Значит, преступник забрал часть кожи с собой. В качестве трофея. И еще. Если вы прочитаете дело Гарри Дэя, вы наверняка подумаете, что фрагменты кожи теперь законсервированы в специальном растворе формальдегида, точную формулу которого так долго совершенствовал с той же целью Гарри Дэй.

Устав стоять, Ди-Ди опустилась обратно на свой стул, при этом она бессознательно оперлась на левую руку, что заставило ее болезненно поморщиться.

– Чертовски странное совпадение. Двое убийц. Разница в сорок лет. Оба с нездоровой привязанностью к человеческой коже. Скольких человек, по-вашему, убил Гарри Дэй?

– Ему приписывают восемь.

– Восемь трупов обнаружили в вашем доме. Как после этого пресса стала его называть? Дом ужасов или что-то вроде того?

Аделин только пожала плечами. Ее лицо не выражало ровным счетом ничего. Ди-Ди уже сталкивалась с подобным, когда члены семьи пытались забыть ужасную правду о своих близких. Или когда жертвы ничтоже сумняшеся пересказывали ужасы, случившиеся, по их глубокому убеждению, с кем-то другим.

– Коллекция трофеев Гарри Дэя, – продолжила Ди-Ди. – Мне сказали, полицейские нашли тридцать три стеклянных контейнера с человеческой кожей. Он спрятал их под полом в шкафу.

Доктор вздрогнула.

– Примерно треть контейнеров составляют обычные стеклянные баночки, – добавила Уоррен. – Но, как оказалось, с течением времени Гарри постоянно совершенствовался. Он не только довел до идеала раствор формальдегида, но также стал использовать для хранения кожи стеклянные пузырьки наподобие флакончиков из-под духов. На каждый он вешал бирку. Не с именем, нет. Он подписывал их в соответствии со случайными деталями, которые могли что-то значить лично для него: цвет волос, место, во что жертва была одета. В общем, такой вот уникальный и абсолютно бесчеловечный идентификатор для каждого лота его коллекции.

Аделин снова вздрогнула.

– Полиции удалось сопоставить фрагменты кожи с телами жертв? – спросила она. – Вроде бы я читала несколько лет назад, что у команды из отдела нераскрытых дел появилась идея произвести анализ… законсервированных фрагментов кожи… на предмет совпадения с данными женщин, пропавших без вести в конце шестидесятых. Полицейские надеялись достать ДНК кого-нибудь из членов семьи этих женщин и сопоставить.

Ди-Ди ничего об этом не слышала, хотя идея была вполне здравой.

– Я не знаю, – покачала она головой. – По крайней мере, это объясняет, откуда в ПЗООП столько информации по делу сорокалетней давности.

– Полицейские также собирались проверить нераскрытые дела об изнасилованиях. Многие маньяки начинают свою деятельность с изнасилований, верно? Извращенная фантазия со временем превращает их из вуайеристов в убийц и насильников. То есть у Гарри могло быть гораздо больше жертв.

– Только те восемь он держал у себя дома, – согласилась Ди-Ди.

«Чтобы проводить с ними побольше времени», – хотела добавить она, но передумала. Бывших серийных убийц не бывает, они не могут остановиться. Таким был Гарри Дэй, маньяк с полным набором инструментов для удовлетворения своей больной фантазии, с личным рабочим пространством и гибким графиком. Если бы та официантка не сумела от него сбежать, кто знает, сколько еще девушек он мог бы убить…

Аделин вдруг негромко заговорила:

– Рано или поздно все приемные дети начинают фантазировать о своих настоящих родителях. Мои мама и папа были королем и королевой, но когда я родилась, им пришлось расстаться со мной, чтобы защитить меня от злого волшебника, который хотел прибрать к рукам все королевство, ну и так далее. Мой приемный отец был генетиком. Добрейшей души человек, но с сердцем настоящего ученого. К примеру, когда я в первый раз попросила его рассказать правду о моих родителях, он рассказал. После этого мне в течение десяти лет снились невероятно реалистичные кошмары, в которых на меня набрасывался монстр и сдирал кожу.

– Сколько вам было, когда Адольфус вас удочерил?

– В три года у меня обнаружили врожденную невосприимчивость к боли. Отец как раз меня курировал. Через некоторое время он решил, что приемная семья не сможет постоянно оказывать мне всю необходимую помощь, и, сделав пару звонков, лично удочерил меня.

– Вам повезло.

– Это точно.

– А что насчет вашей старшей сестры? Вы рассказали ему о ней?

– У нее не было редкого генетического заболевания, – просто ответила Аделин. В ее мире это явно говорило само за себя.

– А ваша мать?

– Она умерла через полгода после смерти Гарри, так ни слова и не сказав. Нервный срыв привел к психическому расстройству, и до конца своей жизни она пребывала практически в бессознательном состоянии.

– Думаете, она знала, чем промышлял ее муж? – спросила Ди-Ди. – Гарри похоронил два тела прямо в доме. Оторвал половицы в гостиной, уложил туда трупы и присыпал их известью. Запах там, должно быть, стоял ужасный.

Аделин покачала головой, ее взгляд был прикован к глянцевой поверхности огромного стола.

– Я не в курсе. Приемный отец в свое время рассказал мне про обоих родителей. Все-таки семья – это часть тебя, и он хотел, чтобы я знала о ней. Так что позднее я сама стала искать информацию. Гарри Дэя соседи описывали как работящего умного парня с золотыми руками. По словам большинства, мои родители были не очень-то общительными, но, по крайней мере, если вы вдруг увидите Гарри на улице, он вполне дружелюбно с вами поздоровается. Одна из соседок, пожилая вдова, даже восторгалась тем, каким приятным человеком был Гарри: он помог ей вставить разбитое окно на кухне и смазал скрипящие дверные петли. Взамен он не попросил ни гроша, только кусочек ее домашнего яблочного пирога. Конечно, когда открылась вся правда, эти рассказы стали чуть ли не легендами: хладнокровный убийца с доброй душой. Но лично я, по правде говоря, во все это не верю.

– Думаете, соседи выдумали эти истории?

– Не совсем. – Аделин снова посмотрела на Ди-Ди своим безжизненным взглядом. – Гарри изо всех сил пытался им понравиться. Вот он высший пилотаж, делающий из простого преступника настоящего хищника, верно? Полагаю, в тот день, оставив в своей мастерской привязанной к верстаку какую-нибудь бедную девушку, он отправился помочь старушке. Даже если бы полицейские что-то пронюхали, то что бы они о нем узнали? Лишь то, какой Гарри Дэй хороший парень, – только вчера поменял соседке разбитое окно…

Ди-Ди кивнула. Она уже встречалась с подобным – «Как? Он ведь такой славный парень!» – так что не могла не согласиться с Аделин. Психопаты не бывают добрыми, они всего лишь актеры, которые хорошо играют свою роль в те моменты, когда им это нужно.

– Вы так и не ответили на вопрос о вашей матери, – с нажимом напомнила Ди-Ди.

– Потому что я ничего о ней не знаю.

– Не знаете или не хотите знать?

– Не знаю. Даже приемный отец, который, к слову, всегда находил необходимую информацию, не смог ничего на нее нарыть. Она была словно призрак. Ни семьи, ни прошлого. Я знаю только, что она переехала в Бостон откуда-то со Среднего Запада. По крайней мере, так она всем говорила. В свидетельстве о браке сказано, что ее девичья фамилия – Дэвис, но этого слишком мало для поисков. Она не отвечала на вопросы полиции, да и соседи, похоже, ее совсем не знали. Бенита Дэвис всю жизнь прожила словно тень, а потом и вовсе исчезла, ничего после себя не оставив.

От этих слов Ди-Ди непроизвольно поежилась.

– Может, это только доказывает, что она знала о том, чем занят ее муж. Она любила его, поэтому и помешалась после его смерти.

Аделин пожала плечами:

– Маловероятно. Вы не хуже меня знаете, каким страшным человеком был Гарри. Такие люди всегда доминируют. Даже если Бенита и знала правду, то она все равно ничего не могла сделать. Гарри все держал под контролем.

– Ваш отец, – поправила Ди-Ди, пытаясь соблюдать точность.

Выражение лица Аделин ни капли не изменилось.

– Учитывая, что я страдаю от редкого генетического заболевания, никто лучше меня не знает потенциальные ловушки ДНК.

Ди-Ди заинтриговали эти слова, она вся обратилась в слух:

– Могло у Гарри быть такое же заболевание? Есть вероятность того, что он тоже не чувствовал боли?

– Нет. Врожденная невосприимчивость к боли может быть вызвана только двумя рецессивными генами, то есть и мать, и отец должны быть носителями генетической мутации. Не говоря уже о том, что во всех Соединенных Штатах зарегистрировано менее пятидесяти подобных случаев, причем половина детей с этим диагнозом умирает от теплового удара. Такие, как я, кто дожил до зрелого возраста, не потеряв при этом конечностей… скорее исключение, чем правило.

– Каким образом дети умирают от теплового удара? – удивилась Уоррен.

– В силу нашей генетической мутации нам не бывает жарко. Поэтому мы не потеем. Это особенно опасно для новорожденных. Жарким летним днем их организм нагревается до критических пределов, причем внешне это никак не проявляется. Так что к тому времени, когда родители привозят своего ребенка в бессознательном состоянии в больницу, уже, как правило, слишком поздно.

Ди-Ди почувствовала, как по спине побежал холодок.

– Что же вы делаете летом?

– Лежу под кондиционером, пью много жидкости и по пятьсот раз на дню меряю температуру. Я не могу доверять своим чувствам, детектив, поэтому мне остается полагаться только на внешнюю диагностику, а иначе я не узнаю, в порядке ли мой организм.

– Все-таки Мелвин полезен, – пробормотала детектив.

– Мелвин очень полезен. Я в жизни никогда не загорала на пляже и даже просто не гуляла под палящим солнцем. Я даже в душевую кабинку не захожу, предварительно не проверив температуру воды. Что касается активных видов спорта или фитнеса… Мне нельзя бегать, плавать, играть в теннис или в баскетбол. Я могу выбить колено, сломать лодыжку, вывихнуть плечо и не знать об этом, даже не догадываться. Постоянная бдительность и осторожность – вот залог моего здоровья.

Ди-Ди кивнула. Ей показалось, что доктор чересчур будничным тоном описывала жизнь, в которой так много ограничений и лишений. На уроках физкультуры в школе она не могла играть с другими детьми и поэтому была вынуждена все занятие сидеть на скамейке. У Аделин никогда не было возможности солнечным днем прогуляться рука об руку с мальчиком. Или бежать по дорожке со всех ног, просто потому что так захотелось. Или прыгнуть из точки А в точку Б, чтобы проверить, получится ли у нее.

Серьезный взрослый человек, который раньше, несомненно, был не менее серьезным ребенком, вынужденным постоянно контролировать себя и свое тело. Из-за своего генетического отклонения Аделин с самого раннего детства превратилась в изгоя.

Мелвин полезен, но дело не в этом. Мелвин сближает людей.

Вот только Аделин – исключение. Поэтому она посвятила всю свою жизнь изучению ощущения, которое никогда не испытывала. Любопытно.

– А ваша сестра?

– У нее тоже нет моей особенности.

– Поэтому ваш приемный отец не стал ее удочерять?

– Да.

– Должно быть, это ее разозлило.

– Мне было три, ей – шесть. Она была слишком мала, чтобы хоть что-то понять, не то что разозлиться из-за этого.

– Что же с ней стало?

– Она осталась на государственном попечении и за период детства успела сменить много приемных семей.

– Вы поддерживаете с ней связь?

– Да.

– А имя у нее есть?

– Есть.

– Но вы мне его не скажете, верно? – проницательно заметила Ди-Ди.

Доктор поколебалась.

– К четырнадцати годам я стала задавать кучу вопросов о своей биологической семье. Тогда втайне от меня приемный отец нанял частного детектива, чтобы тот нарыл как можно больше информации обо всех трех ее членах. Мне кажется, детектив оказался бывшим полицейским, потому что основная информация, которую он предоставил отцу, – это копии фотографий из полицейских отчетов. Скорее всего, какой-нибудь старый знакомый пустил его покопаться в архиве. Как я уже говорила, данных на отца было много, на мать – мало, а что касается сестры…

Доктор Глен замолчала и лишь примерно через полминуты продолжила:

– В то время ей было семнадцать… Она все еще находилась на попечении, но, несмотря на это, папка с ее делом толще, чем папка отца. Ее преступления стали даже более легендарными, чем его.

Полностью обратившись в слух, Ди-Ди придвинулась ближе к столу.

– Самый красноречивый протокол, который я прочла только после смерти приемного отца, был написан со слов социального работника, который в тот день пришел в дом моих родителей. Именно он забрал нас под надзор государства и немедленно отправил мою четырехлетнюю сестру в больницу. Так вот, по его словам, вся спина, руки и внутренняя сторона бедер сестры были испещрены порезами. Какие-то уже давно зажили, какие-то оказались совсем свежие. В общем, всю ее кожу покрывали тонкие длинные порезы.

– Это сделал он? – опешила Ди-Ди. – Полагаете, Гарри Дэй издевался и над собственной дочерью?

Аделин приподняла одну бровь.

– Вряд ли она могла сама такое с собой сделать.

– Он срезал с нее кожу?

– Доктора утверждали, что нет. Но ведь действительно, зачем ему это? Гарри срезал кожу со своих жертв, чтобы оставить себе какую-то память о них. А моя сестра не была похищенным ребенком, от которого рано или поздно пришлось бы избавиться. Она была его дочерью, игрушкой, которая всегда под рукой. Эдаким небольшим развлечением между более крупными добычами.

Ди-Ди внимательно изучала Аделин. Ее взгляд оставался жестким, лицо ничего не выражало, но на челюсти появился желвак, которого раньше не было. Док старалась держать себя в руках, но это давалось ей с большим трудом.

– Над вами он тоже издевался? – задала Ди-Ди свой следующий вопрос.

– Если верить медицинским отчетам, на мне не было ни царапины.

– То есть сестру он трогал, а вас нет?

– Гарри Дэй умер за неделю до моего первого дня рождения. Интересно было бы узнать, сохранилась бы моя неприкосновенность восемью днями позже.

– Думаете, вас спас возраст? Ну конечно, вы были совсем малышкой. А вот когда вам исполнился бы год…

Аделин пожала плечами:

– Этого мы уже никогда не узнаем.

– Может быть, дело в вашей особенности? – предположила Ди-Ди. – Может быть, Гарри пробовал резать вас, только вы не заплакали. А ему непременно требовалось знать, что он причиняет боль, вот он и оставил вас в покое.

Аделин выглядела удивленной:

– За все эти годы я ни разу об этом не подумала.

– Серьезно? А мне это показалось очевидным.

– Конечно, это возможно, но маловероятно. В то время никто не догадывался о моей особенности. Ее обнаружили, когда мне было три, благодаря сестре. Она порезала меня.

– Шестилетняя сестра вас порезала? – уточнила Ди-Ди.

– Такова ее натура, которая вдалбливалась в нее день за днем: кровь значит любовь. Таким вот своеобразным способом сестра пыталась сказать мне, что любит меня.

– Не рискнула бы я приходить к вам на семейные праздники.

– Она порезала мне ножницами предплечья. Увидев, что я не плачу, порезала снова. На сей раз сильнее. На мой взгляд, это доказывает, что Гарри даже не пробовал меня порезать. Мне кажется, если бы я не заплакала, он бы, как и сестра, резанул еще глубже, и я бы тогда не выжила.

– Пожалуй, вы правы.

– Итак, детектив, вопрос дня: убийцами рождаются или становятся?

– Природа против воспитания.

– Точно. Так что вы думаете?

Ди-Ди покачала головой:

– Нет смысла выбирать. Мне кажется, верно и то и другое.

– Я тоже так думаю.

– Хороший человек может под воздействием внешних факторов стать плохим, а плохой человек – хорошим.

– И к чему вы клоните?

– К тому, что это не касается моей сестры. Над ней поработали оба фактора.

– Дочь серийного убийцы, – подытожила Ди-Ди, – которая на протяжении года подвергалась его садистским ритуалам, а затем затерялась в недрах системы опеки и попечительства.

Теперь, когда пролился свет истины, Ди-Ди прикрыла глаза, пытаясь понять, почему она раньше не смогла собрать все детали воедино. С другой стороны, с тех пор прошло уже тридцать лет, а Ди-Ди в то время была еще подростком, а не одержимым своей работой детективом. И все-таки, учитывая шумиху в прессе…

– Шана Дэй, – вспомнила Ди-Ди. – Вашу сестру зовут Шана Дэй. Самая молодая девушка-подросток, заключенная под стражу за убийство. В четырнадцать лет ее осудили без всяких скидок на возраст. Уже несколько десятков лет сидит за решеткой и отрывается на охранниках и сокамерниках. Та самая Шана Дэй.

Затем на Ди-Ди накатила еще одна волна прозрения:

– Она изуродовала его, верно? Я уже плохо помню все подробности дела, но вроде, задушив парня, она поработала ножом над его лицом. Отрезала ухо. И вырезала несколько полосок кожи… – Ди-Ди посмотрела на Аделин, слегка ошарашенная своим открытием. – Где теперь ваша сестра?

– Она все еще находится в Массачусетском исправительном центре, где и пробудет до конца своей жизни.

– Я хочу поговорить с ней. Немедленно.

– Попробуйте. Правда, она сейчас находится в медицинском изоляторе. Восстанавливается после очередной попытки самоубийства.

– Каково ее состояние?

– Стабильное. По крайней мере, пока. – Аделин замешкалась. – На следующей неделе будет тридцать лет со дня смерти Донни Джонсона. Как выяснилось, из-за этого Шане уделяется много нежелательного внимания. Точнее, ей все время пишет какой-то репортер, добивается с ней интервью.

– Она вам что-нибудь рассказывала об убийстве Донни?

– Абсолютно ничего.

– У нее есть друзья, знакомые? – Мысли Ди-Ди уже галопом скакали в голове.

Может быть, Шана и за решеткой, но Ди-Ди знала, что многие убийцы продолжают вести активную социальную жизнь, даже несмотря на свое якобы заключение в тюрьму. Они влюбляются, женятся. Почему бы Шане не попытаться соблазнить какого-нибудь начинающего убийцу продолжить дело всей жизни папочки Гарри или ее самой.

Но Аделин покачала головой:

– Моя сестра страдает от жуткого диссоциального расстройства личности. Не поймите меня неправильно, она невероятно умна и, пожалуй, чересчур сообразительна, но она вовсе не похожа на отца. Ни одна старушка не пустит Шану в дом, чтобы та поменяла ей разбитое стекло. Да и сама Шана никогда не желала иметь друзей или последователей.

– А как она относится к вам?

– Зависит от настроения.

– Как часто вы видитесь?

– Я навещаю ее раз в месяц. Она бы сказала вам, что я прихожу к ней из чувства вины, а я скажу вам, что она терпит мои визиты, потому что ей скучно. Детектив…

Аделин три раза стукнула по крышке стола указательным пальцем и только затем продолжила:

– Похоже, вы думаете, что так называемый Убийца с розой имеет какое-то отношение к моей семье или действует по наводке кого-то из ее членов. Я бы не была так уверена на вашем месте. Поверьте мне как психотерапевту, имеющему кое-какой опыт общения с психически нездоровыми индивидами.

Ди-Ди скептически посмотрела на собеседницу.

– Если вы сравните два разных дерева, – продолжила Аделин, – вы поймете, что между ними есть сходство. То же самое и с психическими аномалиями. Многие маньяки имеют одни и те же навязчивые идеи, ритуалы и фантазии. Может, этот убийца и прочитал где-то о Гарри Дэе или лично виделся с Шаной. Но разве этого достаточно, чтобы разделять их главное убеждение?

– Какое убеждение?

– Кровь значит любовь. Моя сестра вспорола мне предплечья не для того, чтобы причинить боль, а чтобы показать, как она меня любит. Что касается двенадцатилетнего Донни Джонсона… Я думаю, что Шана никогда о нем не говорит по той же причине: она вовсе не ненавидела его. Он просто слишком сильно нравился ей, и с тех пор она по нему скучает.