Первым делом нужно избавиться от склянок с формальдегидом.

После беседы с Шаной я позвонила своему секретарю и попросила отменить все сеансы на текущей неделе. Слишком пессимистично? Просто я готовилась к худшему. Приемный отец был прав: то, что я не могу чувствовать боль, не значит, что родня не сможет мне ее причинить.

Сестра что-то знала. Ни сам допрос, ни вопросы детектива – ничто не вызвало у нее удивления. Пожалуй, это было самое важное, что я уяснила из сегодняшнего разговора. Детективы могут погладить себя по головке или даже похвалить меня за то, что я «заставила» Шану выдать секретный номер сто пятьдесят три. Но я слишком хорошо знаю свою сестру. Для нее это была игра. И сегодня она наглядно продемонстрировала, что играть в нее мы будем по ее правилам.

Я сказала правду: понятия не имею, что означают эти цифры. А Шана знала, и если она сказала, что завтра утром мы выпустим ее из тюрьмы и она будет жить в моем доме, носить мою одежду и спать в моей постели, то я не могла ей не верить. Слишком уж уверенно она это заявила.

Вот что привело меня в ужас.

Формальдегид. У меня целая коллекция склянок, наполненных формальдегидом, в котором одиноко плавают полоски кожи. Нужно уничтожить ее. Прямо сейчас.

Вас поражает тот факт, что под половицами в гардеробной я храню свою «коллекцию»? Как профессионал с полной ответственностью заявляю, что даже самые умные люди обычно движимы чувствами более сильными, чем логика. Страсть. Одержимость. Зависимость.

Я направилась прямо в гардеробную. Внутри стоял комод из вишни, который на первый взгляд казался встроенным, но на самом деле его легко можно было отодвинуть. Под ним оказались половицы с ободранными краями. Я лично обустроила этот тайник буквально сразу после переезда в свою новую роскошную квартиру. Честно говоря, это было первое, что я сделала. Весьма красноречиво, не правда ли?

Под половицами была спрятана самая обычная коробка из-под обуви. Ничего особенного. Синевато-серая с черной крышкой, название бренда уже давно стерлось. В таких обычно хранят старые фотографии или другие семейные реликвии. Я вышла из гардеробной, двумя руками плотно прижимая свое сокровище к груди.

Зашла в ванную. Современная комната со шкафами шоколадного цвета, отделанная белым мрамором и серо-голубой плиткой. Я поставила коробку на мраморную столешницу рядом со второй раковиной, предназначавшейся для моего мужа, сожителя или давно утраченной любви всей жизни. Однако за все время, что я прожила в этом доме, раковина не видела ни капли воды.

Я сняла крышку, открыв взору богатую шелковую подкладку, которая заметно контрастировала с экстерьером коробки. Флаконы. Огромное количество стеклянных пузырьков примерно одного размера и формы; все они были закупорены резиновой пробкой. В отличие от Гарри, я не пользовалась обычными банками. Нет, в этом плане дочь превзошла отца.

Мне пришло в голову, что за все время я ни разу не пересчитывала склянки. Даже сейчас я воспринимала их как единое целое, как коллекцию. Я копила их в течение почти десяти лет, но за это время ни разу не задумывалась, сколько их у меня. На подсознательном уровне я и не хотела этого знать.

Я закрыла глаза и решила представить себя на месте одного из моих пациентов. Сколько, по моему мнению, в коробке склянок? Обычно такое упражнение проводят с алкоголиками: как по-вашему, сколько вы выпили прошлой ночью?

Я остановилась на двенадцати. Цифра уже достаточно шокирующая, хотя изначально на языке у меня вертелось число восемь. Прямо как алкоголик, который каким-то образом понимает, что у него есть проблемы, я хочу ответить «три стакана», но говорю, что их скорее было пять… Вынужденная честность. Если я не буду отрицать, что у меня есть проблемы, то можно считать, что их и правда нет.

Я открыла глаза и сосчитала флаконы.

Двадцать один.

Я пошатнулась. Чтобы удержаться на ногах, мне пришлось схватиться за край ванной.

Двадцать один.

Но как? Нет. Этого не может быть. Этого просто не может быть…

Я снова пересчитала все пузырьки. И еще раз.

Странное чувство волной окатило меня с ног до головы. Словно душа, приняв ужасную, отвратительную истину, буквально сбежала из тела. Из головы она рухнула в пятки, а затем смылась через канализационный слив в душевой. Хотя нет, не душа, а темный дух, вернувшийся обратно в преисподнюю, где ему самое место.

Я не могла…

Я взяла наугад флакон. «Программист», значилось на этикетке. Перед глазами у меня внезапно поплыла полицейская фотография, на которой была запечатлена коллекция моего отца. На одной из банок была надпись: «Рубашка в цветочек». Одна-единственная деталь, напоминавшая о женщине, которой некогда принадлежала полоска кожи, что хранилась в растворе формалина.

Меня всю трясло. Я хотела присесть, но, поборов желание, осталась стоять на ногах. Так будет проще противостоять собственному чувству вины.

– Но они ведь даже не почувствовали боли, – услышала я свой шепот словно со стороны. – Лидокаин. Они ведь совсем ничего не почувствовали.

После отрицания наступает стадия логического обоснования. Я ведь не такой монстр, как мой отец. Он разделывал юных девушек, держал их в заложниках и пытал в течение нескольких дней. А я всего лишь срезаю тонкую полоску кожи с партнеров по сексу, пока те спят. Ни один из них ни разу даже не вздрогнул и ничего не почувствовал. Невинная плата за проведенную вместе ночь. Между прочим, некоторые из них могли добровольно согласиться на такие условия: ночь безумного страстного секса без последствий и без обязательств взамен на тонкую полоску кожи, которая через несколько дней восстановится.

Не выпуская из рук флакон с этикеткой «Программист», я уставилась на свое отражение в зеркале. Только посмотрите на эту симпатичную и, очевидно, успешную женщину. Интересно, что у нее в руке…

Затем я вспомнила измазанный кровью детектива палец. О, это чувство. Этот запах. Это непреодолимое желание попробовать на вкус.

У меня подогнулись колени, и я опустилась на холодный кафель. Как человек, страдающий редким генетическим заболеванием, я знала, что одного только воспитания недостаточно. Все мы продукты природы. И такова была моя природа, отраженная в этой заполненной формальдегидом и человеческой кожей склянке, которую я плотно прижимала к груди.

Моя сестра не могла об этом узнать. Никто, абсолютно никто не должен об этом знать. Я совершила огромную ошибку, уступила своей слабости, пошла на поводу у генетической одержимости. Но я обязательно справлюсь с ней. Без сомнений. Почему бы и нет, в конце концов? Только для начала, конечно, нужно будет пережить эту странную пугающую неделю, когда призрак моего отца снова носится по Бостону и убивает женщин, а моя сестра проявляет поразительную осведомленность в вещах, о которых знать ничего не должна.

Сперва необходимо избавиться от улик: коробка, склянки, формальдегид, полоски человеческой кожи. От всего этого надо немедленно избавиться.

Вот только как? На самом деле формальдегид – это бесцветный газ, который растворяют в воде, чтобы в получившемся растворе сохранять различные опытные образцы. Он не только обладает ядовитыми свойствами при высокой концентрации, но также негативно сказывается на верхней респираторной системе, раздражает кожу и развивает некоторые виды рака. Нет нужды говорить, что утилизация формалиновых растворов должна осуществляться в соответствии с определенными правилами, и в домашних условиях производить ее довольно опасно.

Однако у меня нет другого выхода.

Проще всего было бы вылить формалин в раковину или смыть в унитаз, в надежде на то, что городская система водоснабжения успешно разбавит относительно небольшое количество формальдегида. К сожалению, я не уверена, безопасно ли это с криминалистической точки зрения. К примеру, может остаться резкий запах, который вряд ли перепутаешь с запахом туалетного очистителя. Кроме того, вдруг по наводке сестры ко мне в дом с обыском придут полицейские? Что, если они найдут следы формальдегида где-нибудь, скажем, под ободком унитаза или в сливе раковины? Честно говоря, я не знаю, возможно ли это. В медицинской школе это не проходят.

Нужно вынести формалин из дома. Отнести куда-нибудь подальше, а там уже избавиться и от него, и от кожи, и от стеклянных пузырьков, где она хранилась. И от самой обувной коробки.

Торговый центр. Место с огромным скоплением народа, где я смогу заходить в различные магазины и общественные туалеты, не вызывая подозрений. Одну склянку выкину здесь, другую – там. А потом, может, загляну в супермаркет. Ничего особенного, просто женщина делает покупки.

Должно сработать. Главное, оставаться спокойной, не привлекать внимания и не забывать, что кругом понатыканы камеры. Если за все эти годы сестра меня чему и научила, так это тому, что лучшая ложь должна обязательно быть прикрыта слоями правды. Прикуплю себе пару платьев от Энн Тейлор, а в супермаркете возьму хлеб и молоко. Ну а почему нет? Я всего лишь поехала за покупками.

Примерный план готов. Я сделала глубокий вдох и принялась за работу.

Натянула латексные перчатки. Теперь нужно слить формалин в один большой контейнер. Может, в стеклянную банку? Хотя это будет выглядеть странно. Если кто-то увидит в общественном туалете женщину с банкой, наполненной таинственной жидкостью… особенно в Бостоне, после взрывов на марафоне. Нет, плохая идея.

Бутылки для воды из нержавеющей стали. У меня таких четыре или пять. Я выбрала свою наименее любимую, цвета синий металлик с черной крышкой, и поставила у раковины справа от себя. Затем взяла сумку для сэндвичей на молнии и положила ее по левую руку.

Полоска кожи отправляется в сумку, несколько миллилитров формалина – в бутылку. Легко и просто. Коллекция, которую я собирала на протяжении десяти лет, была уничтожена за пятнадцать минут.

Я расстегнула сумку, закрутила крышку бутылки и положила в свою сумочку.

Теперь нужно решить, что делать с двумя десятками склянок.

Я могла бы их помыть. Прогнать через посудомоечную машину и отвезти в свой офис.

Стеклянные флаконы в кабинете психотерапевта – в этом нет ничего необычного. Вот только на пробках наверняка останутся следы формальдегида, не говоря уже о моих отпечатках пальцев…

На сей раз мне понадобилась небольшая сумка-холодильник. Я откупорила флаконы и разложила их по дну сумки. Затем взяла металлическую колотушку для мяса и разбила склянки до такой степени, чтобы осколки легко можно было смыть в унитаз, когда буду избавляться от улик.

Сумка-холодильник тоже отправилась к бывшей коллекции. С коробкой обстояло проще. В конце концов, это была обычная коробка из-под обуви. Я вырвала шелковую подкладку, свернула ее и убрала в шкаф, а пенопласт и картон просто выбросила в мусорное ведро.

Даже если полиции удастся установить, кому принадлежали картонки, какая разница? Да, детектив, я узнаю эту коробку. Раньше она лежала у меня в шкафу, но я недавно решила прибраться и выбросила ее. Дело закрыто.

Все готово. Я сняла перчатки и также уложила в сумку. Их я тоже выброшу, но позже и где-нибудь в другом месте. Словно хлебные крошки, которые я собиралась рассыпать по окрестностям Бостона.

Наконец я вымыла руки. И еще раз, и еще, и еще. Меня трясло, я пыталась успокоить себя тем, что все будет хорошо: я возвращаюсь на правильную дорогу, я больше не буду тем человеком, в этом не будет необходимости.

Любой может измениться. Даже самую сильную одержимость можно преодолеть, было бы только время и желание.

Вернувшись в спальню, я села на краешек кровати и заплакала.

Теперь, когда моя коллекция уничтожена, внутри образовалась пустота, которую вряд ли получится чем-то заполнить. Впереди меня ждали полные кошмаров ночи, такие, как эта.

Я осталась совсем одна.

Малышка, пристегнутая к автомобильному креслу и запертая в темном шкафу, где весь мир превращался в одну длинную зловещую полоску света…

Ничего не видно, но слышно, пожалуй, слишком много.

Хоть я ничего тогда не понимала, но те голоса до сих пор прячутся в моей голове, словно призраки, застрявшие на задворках сознания.

– Пожалуйста, Гарри, только не малышку.

Как вдруг… Я соскочила с кровати и бросилась к письменному столу. Уронив на пол книгу, выдернула ящик… Где же, где же, где же…

Нашла. Папка, которую много лет назад собрал мой приемный отец. В ней хранилась вся информация по Гарри Дэю. Я пролистала несколько страниц, фотографий, быстро пробежала глазами по различным полицейским заметкам, пока наконец не нашла нужное. Отчет главного следователя.

153.

Все как предсказала – вспомнила? – моя сестра.

Коллекция нашего отца. Сто пятьдесят три полоски человеческой кожи хранились примерно в трех дюжинах стеклянных банок.

Я сняла трубку и набрала номер детектива Уоррен.