– Значит, ты думаешь, что Шана Дэй, заключенная психиатрической лечебницы, которая уже тридцать лет света белого не видит, и Убийца с розой каким-то образом связаны? А если быть более точным, он является ее марионеткой?

– Именно.

– Даже несмотря на то, что она сидит в одиночной камере, на нее практически нет информации в свободном доступе, она ни с кем не переписывается и у нее нет воздыхателей?

– Да.

– Ну хорошо. – Алекс устроился за кухонным столом напротив Ди-Ди, которая сидела, прикладывая лед к плечу. – Может, я всего лишь простой криминальный аналитик, но смущает подобный расклад.

Уоррен только недавно вернулась домой от Сгарци, встрече с которым предшествовал допрос Шаны. Однако, оглядевшись по сторонам, она поняла, что Алекс был занят сегодня утром не меньше, чем она. На двери отливал металлическим блеском новенький замок, деревянные штыри теперь плотно блокировали шпингалеты на окнах. Муж также позаботился об обновлении домашней охранной системы, включавшей теперь несколько камер с датчиками движения, которыми хозяева могли управлять при помощи своих смартфонов. Ди-Ди чувствовала себя участницей реалити-шоу, но учитывая, что всего через несколько часов они поедут к родителям Алекса, чтобы привезти сюда Джека…

– Понятно, – только и выговорила она.

Алекс удовлетворенно кивнул.

Таковы были новые порядки в их жилище. Пока не поймают убийцу, который буквально пару дней назад вломился в дом, чтобы лично оставить Ди-Ди открытку с пожеланиями скорейшего выздоровления, им придется жить как заключенным колонии или участникам телешоу.

– Я понимаю твои сомнения, – сказала Ди-Ди. – Ведь ты всегда работаешь только с реальными уликами, а нам их как раз таки недостает. Ну, я имею в виду настоящие улики.

– Это точно, – согласился Алекс.

– Дело вот в чем. Единственным неоспоримым подтверждением нашей теории могла бы стать только записка, отправленная Шаной предполагаемому Убийце с розой. Однако, по словам суперинтенданта МакКиннон, открытая переписка не слишком уместна в тюремных стенах. Скорее всего, Шана использует шифр. Допустим, определенные книги из тюремной библиотеки, носок на окне, конкретное количество объедков на подносе. Все это, конечно, старо как мир, но тем не менее многие заключенные до сих пор пользуются такими приемами. А учитывая, насколько Шана умна, нет оснований сомневаться, что она способна сообщаться со своим другом.

– Справедливо, – кивнул Алекс. – Вот только… кто он? Говоришь, этот репортер утверждает, что помощник Шаны – ее знакомый из прошлой жизни. Почему же он объявился только спустя тридцать лет? Почему до этого о нем никто не знал?

Ди-Ди пожала плечами:

– Все в один голос утверждают, что Шана на протяжении тридцати лет ни с кем не общалась. Вот почему мы думаем, что они познакомились еще до того, как она угодила за решетку.

Алекс скептически посмотрел на жену:

– И он шпионит для нее?

– Ну а как еще она узнает о том, чего, по идее, знать не должна?

– То есть Шана собирает информацию на свою сестру, на других заключенных, чтобы таким образом сеять вокруг себя страх и ужас, правильно? А что насчет ее воображаемого друга? Ему-то это зачем?

Ди-Ди поджала губы.

– Способ развлечься? Возможность получить острые ощущения? Откуда мне знать. Я ведь в здравом уме, а понять этих маньяков сможет только такой же психопат, как они.

Алекс закатил глаза.

– Ладно, слушай, как там Мелвин? – спросил он, указывая на плечо Ди-Ди.

– Не в самой лучшей форме. Видимо, устал за утро.

Алекс испытующе посмотрел на жену.

– Оказывается, присутствовать на допросе одной из самых опасных убийц штата довольно увлекательно. По крайней мере, я на время почти забыла о боли. Кто бы мог подумать.

Алекс тяжело вздохнул. Вероятно, в данный момент он сожалел о том, что не женился на кондитерше или на библиотекарше, ведущей развивающие кружки для детей.

– Ну что ж, – сказал он бодрым голосом. – Будь по-твоему. Раз уж Мелвин не слишком тебя сегодня достает, а ты не сильно устала… У меня есть еще один вопрос касательно твоей теории о дружке Шаны.

– Какой?

– Почему только сейчас?

– В смысле?

– Почему только сейчас? – повторил Алекс. – Если предположить, что Шана и ее загадочный сообщник знакомы уже тридцать с лишним лет, то почему первое преступление было совершено всего шесть недель назад? Разве таким убийцам не присуща…. как это назвать… жажда убийства? С чего это вдруг спустя тридцать лет их отношения вышли на новый уровень?

– Приближающаяся годовщина – тридцать лет со дня смерти Донни Джонсона, – предположила Ди-Ди.

– Думаешь? А чем их не устроила десятая годовщина? Или двадцать лет, или двадцати пять? Почему это именно тридцать вдруг стало магическим числом?

– Да откуда же мне знать!

– И почему именно ты?

– Что именно я?

– Убийца с розой, предполагаемый протеже Шаны Дэй, тридцать лет учился у нее мастерству, и вот он наконец собрался с силами и убил свою первую жертву, а затем нацелился на детектива-сержанта Ди-Ди Уоррен. Столкнул тебя с лестницы, а через несколько недель тайком проник в твою спальню, чтобы оставить подарки и открытку с пожеланиями скорейшего выздоровления. Все это не случайно, Ди-Ди, ты не станешь это отрицать…

– Я и не говорю, что это все случайность.

– Тогда почему именно ты? – настойчиво повторил Алекс. – Тридцать лет назад, когда убили Донни Джонсона, ты ведь еще не работала в полиции. Ты никоим образом не связана ни с ним, ни с Шаной Дэй. Зачем им понадобилось втягивать тебя в эту заваруху? Зачем им было втягивать в это дело копа?

Ди-Ди нахмурилась:

– Если ты собираешься и дальше допекать меня своими вопросами, то тебе придется съездить за китайской едой в соседний ресторан.

– Без проблем.

– Ну тогда ладно. Во-первых, мы еще не закончили расследование. У нас пока больше вопросов, чем ответов. Фил сейчас пытается связаться с инспекторами, контролирующими условно-досрочно освобожденных, которые когда-то сидели с Шаной в одном блоке. Вдруг одну из них выпустили три месяца назад, и та, воодушевившись продуктивными беседами с Шаной, тоже решила собрать себе коллекцию человеческой кожи. Может, она ошивается у нас под носом, что, кстати, вполне вероятно. Заранее вижу, какое огромное количество народу нам придется допросить.

Алекс замер, в его взгляде ясно читалась задумчивость.

– Значит, мы снова возвращаемся к теории, что наш убийца – женщина. Это весьма усложняет дело, учитывая количество девушек, которые когда-либо общались с Шаной в течение стольких лет. Если Шана тут ключевая фигура, если это она взяла под свое крыло преемника, то, получается, мы ищем эдакий прототип Шаны, только разгуливающей на свободе.

– Опять же, отсутствие сексуального насилия, компрессионная асфиксия… Все же мы ищем Пэт, а не Боба, – подтвердила Ди-Ди. – Ты прав насчет специального рецидива. Должна быть какая-то причина, по которой преступления стали происходить только сейчас. Поэтому на данный момент версия с условно-досрочно освобожденными кажется мне самой реалистичной.

– Временные рамки, – сказал Алекс. – Мне нужны временные рамки преступлений, мне нужны мотивы, мне нужны доказательства. А еще мне нужно, чтобы моя жена была в безопасности, и это стоит на первом месте.

– Отлично. А теперь поезжай и купи курицу генерала Цзо. Это не для меня, это для Мелвина.

– Черт бы его побрал, твоего Мелвина, – улыбнулся Алекс.

Жена улыбнулась ему в ответ и тихо прошептала:

– Я так тебя люблю.

Алекс ничего не ответил. Все и так было ясно. Он поцеловал Ди-Ди в губы, а затем взял ключи от машины и поехал в ближайший китайский ресторан за курицей генерала Цзо.

* * *

Через пять минут зазвонил телефон. Ди-Ди удивилась, увидев на дисплее имя доктора Глен.

– Послушайте, у меня к вам вопрос, – с ходу заявила детектив.

– Касательно плеча?

– Нет, касательно вашей сестры.

Какое-то время из трубки не доносилось ни звука. Затем, когда Аделин наконец заговорила, голос ее звучал слегка настороженно:

– Я вас слушаю.

– Мы тут обсуждали вероятность того, что у Шаны за стенами лечебницы есть друг. И этот друг убивает женщин, копируя почерк вашего отца, Гарри Дэя.

– Это предположение.

– Но почему именно сейчас? Я имею в виду, если Шана действительно была знакома с убийцей до своего заключения в лечебницу, то почему они решили действовать только сейчас, спустя тридцать лет?

– Может, Шана все-таки познакомилась с кем-то еще? – медленно выговорила Аделин. Голос ее звучал неуверенно. – Или этот Убийца с розой… Возможно, его скрытые садистские наклонности долгое время не проявлялись, а после того, как он пообщался с Шаной…

– Но как они умудрились друг с другом связаться? Вы ее единственный посетитель, верно? А Чарли Сгарци – единственный, кто когда-либо ей писал письма, на которые Шана к тому же ни разу не ответила, почему он и решил выследить вас.

– Ну да.

Ди-Ди подождала дальнейшей реакции. Ей было интересно, обратит ли Аделин внимание на тот факт, что Шану навещала только она. Все-таки доктор Глен тоже, пусть и недолго, жила в доме сумасшедшего Гарри Дэя. Плюс она была психотерапевтом и в свое время четыре года обучалась в медицинской школе. Мало ли…

Аделин больше ничего не сказала, и Ди-Ди продолжила все тем же бодрым голосом делиться своими соображениями:

– Во время разговора суперинтендант МакКиннон упомянула о том, что за последние несколько месяцев поведение Шаны сильно изменилось. Она стала все больше впадать в депрессию. Вам известны причины?

– Нет. Шана не из тех людей, которые готовы за чашкой кофе делиться своими бедами. С клинической точки зрения у Шаны давно уже развилась прогрессирующая депрессия. Просто временами ей становится немного лучше.

– Но должно же что-то было спровоцировать депрессию?

– Скорее всего.

– Но вы не знаете, что?

– Нет. В ее жизни сейчас происходит довольно много… событий. – Аделин заговорила более уверенно. – Приближается годовщина со дня смерти Донни Джонсона, а тут еще объявился Чарли Сгарци с требованием дать интервью… Все это в совокупности определенно могло вызвать у Шаны эмоциональную реакцию. Что бы вы ни думали, ее чувства касательно Донни неоднозначны. Она до сих пор ни с кем о нем не разговаривает, а это верный признак того, что его убийство все еще тревожит ее. Если бы Шана не жалела о содеянном, она бы частенько вспоминала и охотно обсуждала тот день. А мы этого не наблюдаем.

– Понятно, – ответила Уоррен.

Она была сбита с толку. Алекс прав. Временные рамки имеют огромное значение, к тому же убийцам свойственна склонность к рецидивам. Что же такое могло случиться, чтобы Убийца с розой столь внезапно вышел на охоту?

– Вам что-нибудь известно о так называемых групповых убийствах? – спросила Ди-Ди, а затем, вспомнив, что разговаривает с психиатром, а не криминалистом, продолжила: – Явление это весьма редкое. Как правило, убийцами являются муж и жена, парочка влюбленных либо двоюродные братья. В любом случае один из участников тандема является организатором. Он разрабатывает план убийства, руководит его исполнением и так далее, а второй является исполнителем.

– То есть вы полагаете, что Шана и Убийца с розой работают вместе? – резко спросила Аделин. – А точнее, она отдает приказы, а он их выполняет?

– Ну или она выполняет, – добавила Уоррен.

– Сестра? – удивленно переспросила Аделин. – Она же сидит за решеткой.

– Нет, я имею в виду Убийцу с розой. Может, он – это вовсе не он, а она.

– Если так, то это исключительный случай, – мгновенно отозвалась Аделин. – Большинство серийных убийц – мужчины, так как им в большей степени, чем женщинам, свойственно выплескивать свою ярость. Немногие серийные убийцы-женщины попадают под категорию «черных вдов». Ими движет не жажда секса или насилия, а финансовая выгода. Да и почерк у них своеобразный: наемные убийцы, яд и тому подобное. В то время как Убийца с розой лично душит своих жертв, а затем снимает с них кожу…

– Больше похоже на вашу сестру, верно?

В ответ молчание, а через секунду:

– Пожалуй…

– Кстати, своих жертв убийца не насилует, – отметила Ди-Ди.

Конечно, ей не стоило это говорить. В газетах об этом не писали. Получается, она только что официально разгласила секретную информацию. Но Ди-Ди было необходимо чем-то подкупить внимание доктора Глен.

– Ясно. – Голос Аделин смягчился, теперь она, похоже, о чем-то задумалась. – В таком случае, может быть, Убийца с розой – это одна из заключенных? Попав в лечебницу, она познакомилась с Шаной, а дальше сами знаете. По крайней мере, это объясняет, откуда у Шаны мог появиться новый друг, несмотря на то что, кроме меня, она ни с кем больше не общается и не переписывается. Но опять-таки…

Ди-Ди внимательно слушала. Аделин тяжело вздохнула.

– Я просто не представляю, как это возможно, – сказала она наконец. – И дело не в том, что Шана крайне замкнута, нет. Просто случись что-нибудь подобное – например, появись у Шаны подруга, – суперинтендант МакКиннон обязательно бы об этом узнала. Не принимайте ее скромность всерьез. Как и все руководители исправительных учреждений, МакКиннон всегда в курсе событий. Ничего не происходит в стенах этого здания без ее ведома. Так что если бы Шана завела подругу, она бы нам обязательно об этом сказала.

– Если только суперинтендант не утаивает информацию, – сказала Уоррен.

Она просто не сдержалась. Слова сами вырвались помимо ее воли.

– Что вы имеете в виду?

– Что, если это не заключенная? Что, если это кто-то из охранников? Мужчина или женщина – не важно. Если это выплывет наружу, то разрушит репутацию суперинтенданта. Она определенно гордится тем, что за время ее работы Шана еще не убила ни одного охранника. Если откроется, что вместо этого наша самая опасная убийца штата спит с ними…

Аделин тяжело вздохнула.

– Даже не знаю. Когда дело касается моей сестры, можно предположить все, что угодно.

– Допустим, Шана действительно связана с нашим убийцей, кем бы он ни был: мужчиной или женщиной, заключенной или охранником. Какова, по-вашему, роль Шаны в этом тандеме?

– Шана явно организатор, – без колебаний заявила Аделин. – Ей неведомо сочувствие, она не умеет общаться с людьми. Ее партнеру приходилось бы потакать всем ее капризам, лишь бы она была счастлива. В противном случае Шана немедленно оборвала бы отношения.

– Ваших с ней отношений это тоже касается? – полюбопытствовала Ди-Ди.

– На самом деле она первая пошла на контакт – написала мне письмо.

– Когда?

– Очень давно, детектив.

– То есть… ей все-таки нужно общение?

– Это единственный случай за тридцать лет, когда Шана сама проявила подобную инициативу.

– Но вы нужны ей, Аделин. Это всем известно. Если бы вы внезапно перестали ее посещать, оборвали с ней связь, думаете, она бы так просто с этим смирилась и продолжила тихонько сидеть в своей камере?

На сей раз Аделин долго не отвечала.

– Нет, – все же сказала она. – Шана бы что-нибудь сотворила, что-нибудь вопиющее… а затем потребовала моего возвращения.

– Шана привыкла, чтобы все было так, как хочет она. Она может перестать с вами общаться, а вы с ней – нет?

– Точно. Вопрос главенства. Будучи старше меня, Шана считает себя главной в наших отношениях. Она бы не позволила мне уйти без ее разрешения. Она бы это восприняла как пощечину.

– Осмелюсь предположить, что три месяца назад вы грозились ей прекратить свои визиты?

– Нет. Я не ставлю сестре ультиматумов, детектив. Сделать это – значит опуститься до ее уровня. Конечно, иногда мы… ссоримся. Но я стараюсь делать так, чтобы ссоры не перерастали в битву за первенство в наших отношениях.

Ди-Ди кивнула:

– Значит, Шане необходимо чувствовать себя главной. Если у нее и правда есть друг за стенами лечебницы, то действует он в соответствии с ее указаниями. Но как? Она же живет в одиночной камере. Как она с ним сообщается, откуда она знает, выполнил ли он ее приказы и так далее?

Через минуту раздумий Аделин снова заговорила:

– Должно быть, у нее есть то, что нужно второй стороне. Или, возможно, у нее есть над ним или над ней какая-то власть. Угроза разоблачения отношений, просто прямые угрозы жизни или здоровью. Шана может внушать ужас, если захочет. Поэтому вполне вероятно, что Убийца с розой находится под ее влиянием. Он или она выполняет приказы Шаны, потому что боится ее и в то же время ею восхищается.

– Ваша сестра прямо Чарльз Мэнсон, – вставила Уоррен.

– Боже упаси, – вздохнула Аделин. – Нет, Шана не так харизматична. Точнее, она вообще не харизматична. Однако это вовсе не исключает возможности – так уж устроена любовь, – что тот человек просто в восторге от нее. Этого, полагаю, вполне достаточно.

Ди-Ди задумчиво кивнула.

– Кстати, – продолжила Аделин, – я узнала, что значит число сто пятьдесят три. Полистала дело Гарри Дэя. В одном из полицейских отчетов сказано, что в его коллекции насчитывалось сто пятьдесят три фрагмента человеческой кожи.

Глаза Ди-Ди расширились от удивления.

– Так вот что это. Гарри Дэй в свое время собрал коллекцию из ста пятидесяти трех полосок человеческой кожи, и с тех пор это любимое число его дочери? Как думаете, откуда она об этом узнала? Может, вычитала в какой-нибудь газетной статье?

– Я все проверила, о Гарри не так уж много писали, и тем более ни в одной из статей, которые я прочла, не было такой детальной информации. Я даже в «Гугле» искала «Гарри Дэй сто пятьдесят три», и ничего.

– Может, ваша сестра каким-то образом получила доступ к полицейским отчетам?

– Сомневаюсь. Хотя мы можем узнать у тюремного библиотекаря, к какой литературе она проявляет наибольший интерес.

Ди-Ди поджала губы, чувствуя, что запуталась окончательно, и в конце концов просто пожала плечами.

– Под конец разговора, – сказала она, – Шана сообщила нам число, связанное с ее отцом. Но и что с того, верно? Она знает, сколько полосок кожи было в коллекции у Гарри. Теперь и мы это знаем. Уверена, здесь не о чем беспокоиться.

Аделин не отвечала. Прошла минута, другая. Молчание затянулось настолько, что у Ди-Ди появилось плохое предчувствие, а Мелвин отозвался жгучей болью в плече.

– Убийца с розой, – начала Аделин, а Уоррен надеялась, что она не будет продолжать, – тоже срезает полосками кожу со своих жертв. А судмедэксперты знают, сколько именно этих полосок?

Ди-Ди лишь молча закрыла глаза.

– Конечно, это только догадка, но если цифры вдруг совпадут…

– Ваша сестра буквально подтвердила, что между ней и Убийцей с розой есть связь. Это только лишний раз доказывает ее причастность к убийствам.

– Полагаю, после разговора со мной вы захотите связаться с судмедэкспертами.

– Ну, я бы не была столь в этом уверена.

– Детектив, Шана ничего не делает просто так. Вопрос не в том, какую выгоду от этих отношений получает ее подельник. Вопрос в том, какую выгоду от них получает Шана. Чего она вообще хочет? И я уверяю вас, найти ответ на этот вопрос будет непросто. Если бы сестра была просто маньяком-убийцей, было бы куда проще. Но это не так. Она умна, у нее есть план, ее слишком… трудно понять. Она провела за решеткой уже тридцать лет, и если это такой стратегический ход, чтобы мы выпустили ее из тюрьмы хотя бы ненадолго в обмен на сотрудничество, как она предложила сегодня утром…

– То?

– Обратно она не вернется, Ди-Ди. Я знаю свою сестру. Она считает, что совершила всего одну ошибку, когда была ребенком…

– Какую? Убила другого ребенка?

– Нет. Попалась на его убийстве. В тюрьме жизнь Шаны кончена. А на свободе… Что бы ей ни было нужно, чего бы она ни искала, нельзя ей дать возможность это найти. Иначе она победит, а мы проиграем.

– Вы сейчас говорите как психотерапевт или как ее младшая сестра?

– У вас есть братья или сестры, детектив?

– Нет, я была единственным ребенком в семье.

– Вот и я большую часть жизни была единственным ребенком. Поэтому я рассуждаю с профессиональной точки зрения. Так вы позвоните в отдел судмедэкспертизы?

– Позвоню. А до тех пор не будем торопиться с выводами. Мы абсолютно точно ни при каких обстоятельствах не позволим Шане пудрить нам мозги.

Ди-Ди практически почувствовала, как появилась эта усталая улыбка на лице Аделин.

– Дайте мне знать, когда что-нибудь прояснится. Я же пока пройдусь по магазинам. Немного шопинга – самое то для снятия стресса.

И доктор повесила трубку. Ди-Ди набрала номер отдела медэкспертизы. Ей пришлось ждать десять минут, пока Бен возьмет трубку. Тот совсем недавно закончил анализ кожи, срезанной с первой жертвы. Он насчитал сто пятьдесят три полоски.

– Вообще мне кажется, что срезано было сто шестьдесят полосок, – оживленно продолжил он. – Семь из них убийца забрал с собой на память. Хотя доказательств этому у меня, конечно, нет. Просто сто шестьдесят – хорошее круглое число, да и очевидно, что определенное количество фрагментов отсутствует.

Ди-Ди поблагодарила Бена и попрощалась. «Это все не важно, – подумала она. – Не важно, сколько всего полосок кожи срезал Убийца с розой: сто шестьдесят, сто пятьдесят пять или сто шестьдесят одну. Важно было то количество полосок, которое он оставлял для следователей. Сто пятьдесят три».

Эдакая дань уважения Гарри Дэю, прямо как и предсказала его дочь.

– Я абсолютно точно ни при каких обстоятельствах не позволю Шане пудрить мне мозги, – пробормотала она и затем добавила: – Вот дерьмо!