МакКиннон позвонила в начале седьмого утра. Я еще не успела уснуть, поэтому быстро ответила. Суперинтендант сообщила, что сестра хочет со мной поговорить.

– Конечно, – пробормотала я. – Буду примерно в восемь.

Я выбралась из глубин гардеробной, где провела всю ночь после телефонного разговора с Уоррен, сообщившей мне о последнем нападении Убийцы с розой. Даже простояв несколько долгих минут под струей горячего душа, я едва ощущала себя человеком.

Что надеть для этой очередной битвы разумов? Я остановилась на пурпурном кардигане. Выбор казался очевидным. Такое ощущение, что на протяжении многих лет мы с сестрой вместе кружились в танце. Шаг вперед, шаг назад, разворот. Только теперь мелодия изменилась. Музыка играет все громче, подходит к кульминации, и в итоге только одна из нас устоит на ногах.

Следуя на юг, к Массачусетскому исправительному центру, я подумывала, не позвать ли с собой Ди-Ди или Фила, но не сделала этого. Я и так знаю, что сказать Шане, знаю, что делать. По части своей сестры я была настоящим экспертом. Ответственность за Шану лежала только на мне.

Я вошла в безлюдный вестибюль, показала охраннику пропуск и убрала сумочку в ближайший свободный шкафчик. В последнее время мне так часто приходилось бывать здесь, что все это я выполнила на автомате. Преступление совершила моя сестра, но почему я чувствую себя так, словно это я провела тридцать лет за решеткой?

Ким МакКиннон уже ждала меня. Мы вместе прошли мимо охраны по длинному коридору. Невысокие каблуки моей спутницы бодро стучали по полу.

– Сегодня без полиции? – спросила она.

– Для них слишком рано. Как там Шана?

– По-старому, по-старому. Тот репортер, Чарли Сгарци… В газетах пишут, что прошлой ночью убили его мать. Якобы это сделал Убийца с розой.

– Да, я слышала.

– Вы полагаете, Шана с этим как-то связана, не так ли? – Кимберли остановилась, резко повернулась ко мне и скрестила на груди руки. Безупречно пошитый черный костюм, собранные в тугой пучок волосы, четко выраженные скулы, жесткий взгляд – все это ей очень шло. – Вчера я созвала всех охранников, чтобы узнать, есть ли хоть намек на то, что Шана общается с кем-то внутри или за пределами лечебницы. Они в один голос утверждают, что это невозможно. По крайней мере, ничего такого не заподозрили.

– Ну, если кто-то ей и оказывает услуги, он вряд ли в этом признается. – Я старалась говорить как можно спокойнее. – Как вы сами вчера заметили, за определенную плату охранники помогают заключенным обмениваться сообщениями.

– Вряд ли есть такая цена, за которую кто-то согласится помогать вашей сестре. Она убила двоих из наших, а здесь такое не прощают.

– Вы уверены? Эти убийства произошли уже давно. В то время многие из ваших сотрудников здесь еще не работали. Если уж на то пошло, даже вы здесь еще не работали.

МакКиннон сурово на меня посмотрела:

– К чему вы клоните, Аделин?

– У Шаны, кроме меня, нет других посетителей и, судя по вашим словам, она совершенно точно не может связаться ни с кем, кто находится за пределами этого здания. Само собой, это навело меня на мысль о том, что ей все это и не нужно. Потому что ее новый друг находится где-то здесь. Кто-то из заключенных, охранников, членов руководства.

Ким помедлила с ответом. Когда она наконец заговорила, голос ее звучал отрывисто:

– Вы подозреваете меня? Я попадаю под определение одного из членов руководства, верно? В свою очередь, и я могу подозревать вас. Шана знает вас уже очень давно, и вы довольно часто здесь бываете. Мы уже настолько к вам привыкли, что иногда даже не замечаем вашего присутствия.

– Почему тогда вы позволили Шане увидеться со мной? – спросила я. – До нашей с ней официальной встречи еще далеко. И все-таки она попросила, и вы разрешили.

Кимберли нахмурилась. Она снова выглядела обеспокоенной.

– Я хочу понять, что происходит, – твердо заявила она. – Вчера… Шана убедила меня. Я не знаю, как, но она каким-то образом связана с этими убийствами. Остается вопрос: действительно ли Шана является своего рода преступным организатором, который руководит убийствами прямо из своей камеры? Или она просто издевается над нами, ведя свою жуткую игру, в которой я подозреваю вас, вы подозреваете меня, а полиция Бостона, по-видимому, подозревает нас обеих? Я хочу понять, что происходит, Аделин. Как начальник этой тюрьмы, черт, да просто как человек, который больше не может спокойно спать по ночам, я хочу знать, что творится в моем учреждении. Очень надеюсь, что детективы скоро здесь снова появятся и все выяснят, но все-таки я делаю ставку на вас, вне всяких сомнений. Если кто и добьется от Шаны правды, то это будете вы.

Мы двинулась дальше по коридору, но не в ту комнату, где обычно проходили наши с сестрой встречи, а в зал для допросов, которым в прошлый раз пользовались детективы. Видимо, суперинтендант планирует подслушать наш разговор. Способ докопаться до истины? Или убедиться в том, что Шана не расскажет лишнего?

А я? Что я чувствовала, думала и чего хотела от всего этого?

МакКиннон была права. Мы все запутались. Бросаемся на собственные тени, подозреваем всех и каждого, всего боимся.

Я вспомнила слова Сгарци, которые он мне сказал буквально на днях. Я не чувствую боли, так чего мне бояться?

Затем я вспомнила, как избавлялась вчера от своей коллекции. Как смывала в унитаз комок человеческой кожи и как несколько полосок всплыли обратно, словно издеваясь надо мной.

И я впервые осознала, что мне в жизни не было так страшно.

Шана уже ждала в комнате, стянутые руки на краю стола. Как только я вошла, она тут же оценивающе на меня посмотрела. Пронзительный взгляд ее темных глаз остановился на пурпурном кардигане. Мне стало слегка не по себе.

Сестра выглядела совсем не так, как я того ожидала.

Она казалась еще более изможденной и бледной, чем вчера. Под глазами залегли темные круги. Плечи напряженно приподняты, словно она еще не до конца отошла ото сна.

Я представляла себе Шану злорадствующей, довольной своей новообретенной властью, которая позволяла ей вызывать меня и сотрудников полиции по щелчку пальцев. Ее предсказание сбылось: она позвала, и вот я здесь, в ожидании, пока мне продиктуют условия.

Однако реальность не соответствовала ожиданиям. Если бы я не знала свою сестру, то сказала бы, что она выглядела глубоко подавленной. Ее взгляд соскользнул с моего кардигана к единственному окошку, через которое она все равно не могла ничего видеть.

– Кто там? – резко спросила Шана.

– Суперинтендант МакКиннон, – помявшись, ответила я.

– А где же детектив Фил?

– Так ты хотела поговорить с ним?

– Нет, с тобой.

Я кивнула и, выдвинув один из стульев, села за стол.

– Полагаю, ты уже слышала, что вчера днем Убийца с розой убил еще одну женщину?

Шана ничего не ответила.

– Он срезал сто пятьдесят три полоски с ее пораженного раком тела. Должно быть, ему пришлось нелегко. Химиотерапия настолько истончает кожу, что она становится прозрачной, как луковая шелуха. Поэтому срезать ее гораздо сложнее.

Шана снова промолчала.

– Как ты это делаешь? – спросила я.

Она отвела от меня взгляд, теперь он был устремлен в одну точку где-то поверх моей головы, а ее губы слились в тонкую линию.

– Сто пятьдесят три, – напомнила я. – Ровно столько полосок кожи было в коллекции нашего отца сорок лет назад. Именно столько полос кожи оставляет после себя на месте преступления Убийца с розой. Это доказательство того, что ты действительно обмениваешься посланиями с маньяком? Скармливаешь ему информацию о нашем отце? Ну и каково это, Шана, убивать на расстоянии? Ощущения те же или все не так, как ты себе это представляла? Все-таки ты сидишь здесь, а твою работу делает марионетка. Орудует ножом, вдыхает аромат крови…

– Ты сама не знаешь, о чем говоришь, – наконец произнесла она.

– Серьезно? Кстати, я сегодня специально надела кофту твоего любимого цвета.

На челюсти Шаны выступил желвак. Она посмотрела на меня, и я увидела, сколько гнева в ее глазах. Однако сестра не проронила ни слова.

Я откинулась на спинку стула, руки положила на колени и принялась внимательно изучать едва знакомую мне женщину, которая, однако, была моей сестрой.

Сегодня на ней по-прежнему оранжевый тюремный комбинезон, цвет которого практически сливается с цветом ее лица. Волосы по-прежнему жидкие и немытые. Хотя, может, это все, что ей удалось с ними сделать, учитывая слабый напор в тюремных душевых.

Сурового вида женщина с жилистым, как у нашего отца, телосложением. Держу пари, она регулярно тренируется в своей камере. Отжимания, приседания, выпады – в общем, те упражнения, которые можно выполнять в камере размером три на четыре метра, чтобы держать себя в форме. Все это отчетливо читалось в жестких чертах ее лица со впалыми щеками. За все эти годы Шана не позволила себе обмякнуть или разжиреть на тюремных полуфабрикатах.

Столько лет спустя она продолжала ждать…

И вот этот день наступил.

– Нет, – сказала я.

– Что – нет?

– Нет – это мой ответ на твою просьбу, в чем бы она ни заключалась. Нет – на любые предложения, сделки, переговоры или обмен информацией. Если ты действительно контактируешь с убийцей и обладаешь информацией, которая поможет его поймать, обратись в полицию. Так обычно поступают. Мы помогаем друг другу, поэтому и зовемся людьми.

Шана посмотрела на меня. По ее взгляду было трудно понять, о чем она думает.

– Ты приехала сюда не для того, чтобы сказать мне «нет», – равнодушно бросила она. – «Нет» можно было сказать по телефону, необязательно ехать сюда. А ведь ты, как никто другой, ценишь свое время, Аделин.

– Я пришла, потому что у меня есть к тебе вопрос.

– Значит, ты будешь устраивать переговоры?

– Нет. Я просто задам вопрос. Отвечать или нет – дело твое. Когда папочка впервые тебя поранил?

– Я не помню. – Подобные фразы уже вылетали у нее на автомате.

Поэтому я ей больше не верила.

– А когда он впервые поранил меня?

На сей раз она ухмыльнулась:

– Тебя он не трогал. Ты же была совсем маленькой.

– Ложь.

Шана нахмурилась, медленно моргнула.

– Он поранил меня. Я это знаю. Но я даже не заплакала, верно? Не отдернула руку, не вскрикнула. Я просто смотрела на него. Я пристально смотрела ему в глаза, и это до чертиков его испугало, не так ли? Вот почему меня запирали в шкафу. Не для того, чтобы защитить. Не потому, что наша мама меня любила, и не потому, что я была совсем крошкой. Он запирал меня в этом гребаном шкафу, потому что не хотел, чтобы я снова так на него посмотрела.

– Так вот в чем дело? – протянула сестра. – Вот из-за чего ты злишься? Бедняжку запирали в шкафу? Расслабься, у меня, знаешь ли, побольше причин для злости.

Она закатала рукава, чтобы показать мне свою коллекцию шрамов, которые отец и сама Шана наносили на протяжении многих лет. Огромные рубцы и тонкие следы, извивающиеся розовые линии и едва заметные белые полосы. Я уже видела их прежде. Ничего нового.

– Я знаю, как тебе больно, Шана, – тихо сказала я. – Пусть я и не могу почувствовать всего этого, но я знаю. Такова моя судьба, я всегда была совестью нашей семьи. Вот чего так испугался наш папочка сорок лет назад. Он заглянул в мои глаза и увидел не ужас, смешанный с болью и страданием, к которым он так привык, он увидел себя. Просто самого себя. Неудивительно, что после этого он стал запирать меня в шкафу. Быть монстром несложно, но увидеть монстра в своем отражении…

– Я что, на приеме у психиатра? Ты целый час несешь подобную чушь и дерешь за это деньги? Нормальные люди называют это хренью собачьей, если ты вдруг не в курсе.

– Прощай, Шана.

Несколько минут висела тишина, а когда смысл моих слов окончательно уложился в ее голове, Шана снова заговорила:

– Уже уходишь? Серьезно? Ты приехала сюда… из самого центра Бостона… чтобы, типа… бросить меня?

– Я любила тебя, Шана. Правда. Когда я после стольких лет получила твое письмо… Я словно все это время сидела в шкафу, а ты наконец меня из него выпустила. Моя сестра… семья, которой у меня никогда не было.

Губы Шаны вытянулись в нитку. Она беспокойно постукивала пальцами по столешнице.

– Я сказала себе, что справлюсь с этими ежемесячными беседами. Я убедила себя в том, что смогу поладить с убийцей. Но главным образом я просто хотела видеть тебя. Я хотела хотя бы на час в месяц обретать сестру. Ведь остались только мы с тобой. Только ты и я.

Шана продолжала барабанить пальцами по столу.

– Но на самом деле мы ничуть не близки, ведь так? Суть в том, что ты страдаешь от диссоциального расстройства личности. Я для тебя не существую, так же как суперинтендант МакКиннон, местные охранники или другие заключенные. Ты никогда не сможешь любить меня, заботиться обо мне. Ты не можешь испытывать этих чувств, подобно тому как я не могу испытывать боли. У нас обеих есть свои особенности, мне давно уже пора с этим смириться. Прощай, Шана.

Я отодвинула свой стул и встала.

Когда сестра наконец заговорила, голос ее звучал так низко, что скорее напоминал рычание, чем человеческую речь:

– Ты чертова идиотка!

Я уже подошла к двери.

– Он попросил меня заботиться о тебе! Вот что папочка сказал в тот день. Полицейские сирены уже завывали на всю улицу. Тогда папочка разделся и забрался в ванную, сжимая в руке этот гребаный аспирин. Он улыбался. Представляешь, лыбился, передавая бритву матери. Я испугалась, Аделин. Мне ведь было всего четыре. Мама плакала, за дверью кричали какие-то люди, а отец все улыбался, улыбался и улыбался. Даже я понимала, что ничего хорошего эта его улыбка не сулит.

«Позаботься о малышке, – сказал он мне, забравшись в ванну. – Что бы ни случилось, помни: ты ее старшая сестра и обязана ее защищать. Поверь мне, Шана, жизнь без семьи не имеет абсолютно никакого смысла». А затем он протянул руки к матери, и она той самой бритвой вскрыла ему вены…

Люди, которые кричали снаружи, взломали входную дверь. До этого они стучали, звонили в звонок, просили открыть, но папочка был слишком занят своей смертью, а мамочка – его убийством, я же просто не знала, что делать. Я не знала, что делать, Аделин. Я была всего лишь маленьким напуганным ребенком, в то время как все взрослые слетели с катушек, как и весь окружающий мир.

Потом я услышала, как ты плачешь, хотя раньше из тебя и слезинки было не выдавить. Ты сидела в шкафу, и из твоих больших темных глаз градом лились слезы. Ты права, Аделин. Отец с матерью боялись тебя. Но только не я. Я открыла шкаф, взяла тебя на руки и крепко к себе прижала. Ты перестала плакать, а затем посмотрела на меня и улыбнулась. И тут распахнулась дверь, и в дом вбежали полицейские. «Закрой глаза, – прошептала я тебе на ухо. – Просто закрой глаза, не бойся. Я позабочусь о тебе. Мы же с тобой сестры, а жизнь без семьи не имеет абсолютно никакого смысла».

В тот день… я не хотела тебя ранить. Я всего лишь сделала то, чему меня научили, а они забрали тебя, и я осталась совсем одна. Ты даже не представляешь, Аделин, насколько мне было одиноко. Но я тебя не забыла. Я не забыла данное папочке обещание, поэтому и нашла тебя, чтобы за тобой присматривать. Ты моя младшая сестра, поэтому я должна тебя защищать. Я дала обещание, и что бы ты обо мне ни думала, я всегда была человеком слова.

Голос Шаны затих. Я все еще стояла у двери, но теперь мой взгляд был прикован к сестре. Лицо ее выражало эмоции, которых раньше я у нее не замечала. Она была не только серьезной, но и искренней.

– Ты в сговоре с убийцей, – тихо сказала я.

– Каким образом? Чтобы иметь контакт с внешним миром, мне бы понадобилась помощь кого-либо из местных. Но здесь меня терпеть не могут, и мы обе это знаем.

– Тебе многое известно. Скажем, цвет моей новой кофты.

– Я просто наблюдательная. Неудивительно после тридцати лет одиночества. Я увидела на твоей рубашке несколько ниток, они ярко выделялись на сером фоне. Логично, что до этого у тебя поверх была надета пурпурная кофта, которую тебе пришлось снять из-за дурацких правил. Я здорово… разозлилась. Это место даже тебя делает какой-то депрессивной.

– Сто пятьдесят три, – проговорила я.

Сестра вздохнула и опустила лицо вниз.

– Я все помню, – прошептала она. – Может, это и к худшему, но я все помню. Если бы я только могла так просто забыть… Я стала искать информацию о нашем папочке уже в довольно взрослом возрасте. Понимаешь, меня мучила жажда крови. Постоянно. Мне везде мерещилась кровь… ее запах, вкус… В голове роились страшные картины убийств… Только это были не обычные фантазии. Скорее, это были… воспоминания. Во всем виноват отец, Аделин, он меня разрушил изнутри. И дело тут не только в генах. Я его вылитая копия. Папочка умер, а его дух вселился в меня. Вот почему я решила узнать о нем побольше. Я отправилась в библиотеку и прочла каждую статью, где упоминалось его имя. В его коллекции было сто пятьдесят три полоски человеческой кожи, сохраненной в банках из-под джема. Согласись, неплохо для дела всей жизни.

– Но Убийца с розой…

– Явно копирует нашего папочку. И словно выполняет домашнее задание. Уж коли ты считаешь себя учеником мастера, надо отдать ему дань уважения.

– Ты говоришь, что не контактируешь с убийцей. Ты просто… думаешь как он? Ну или как она.

Шана улыбнулась:

– В это трудно поверить?

– Ты знала заранее, что Убийца с розой вчера кого-то убьет?

– Точной даты я не знала, но рано или поздно это должно было случиться. Как только ты осознаешь свои возможности… бороться с собой становится все труднее.

– Так убийца все-таки мужчина или женщина? Скажи мне, раз уж ты у нас такой эксперт.

Сестра пожала плечами:

– Понятия не имею, я об этом еще не думала. Убийцами обычно становятся мужчины. Не все женщины, знаешь ли, могут быть так же хороши, как я.

Я пристально посмотрела ей в глаза:

– Может, это и есть ты. Снова взялась за старое.

Но Шана покачала головой:

– Неа. Я тут ни при чем. Столько лет я уже гнию взаперти, за решеткой. Меня и не помнит никто…

– Чарли Сгарци…

– Заносчивый кусок дерьма. Каким был, таким и остался. Брось, Аделин, никому нет до меня дела. Но ты… Тебя убийца знает. Ты дочь его кумира, симпатичная успешная женщина. А невосприимчивость к боли придает тебе дополнительный шарм. Наверняка он уже все про тебя узнал. Возможно, даже наведался к тебе в офис и пронюхал, где ты живешь. Держу пари, что он уже побывал в твоей спальне и лапал подушку, на которой ты спишь. Убийца прикидывается курьером, сотрудником охранной фирмы – в общем, кем-то настолько неприметным, что за все эти недели и месяцы ни разу не вызвал ни у кого подозрений. Зато он знает тебя, Аделин. Он или она, не важно. Убийца с розой изучает тебя, наблюдает, он тобой буквально одержим. Неудивительно. Все-таки ты дочь Гарри Дэя, которая чудесным образом не чувствует боли. Ты для него – как валерьянка для кота. Конечно, он так просто не отступится.

Я почувствовала, как по спине пробежал холодок.

– Но и я тебя знаю, – продолжила сестра будничным тоном. – И я понимаю, что на самом деле невосприимчивость к боли сделала тебя уязвимой. Ты никогда не училась самообороне, не занималась спортом, ведь это было бы очень рискованно. Ты не знаешь, как обращаться с ножом, никогда не держала в руках пистолет и даже по лицу ударить нормально не сможешь. Ты не способна себя защитить, Аделин. Я знаю это, и убийца, уверена, тоже.

– Хватит. – Я хотела, чтобы это слово прозвучало властно и решительно. Не вышло.

– Убийца с розой придет за тобой. Ты его так и манишь. И прекратится это только после твоей смерти. Тогда он докажет свое превосходство, убив дочь своего кумира. Он обязательно убьет тебя, Аделин. Медленно. Ему или ей захочется проверить, действительно ли ты не чувствуешь боли. Предположу даже, что он будет снимать с тебя кожу живьем. Он захочет увидеть твою реакцию, захочет взглянуть тебе в глаза.

Я больше не могла смотреть на сестру. Я резко отвернулась и уставилась в пол. Ее слова напугали меня, как она и планировала. «Шана пытается манипулировать, – напомнила я себе и тут же задалась вопросом: – Какая ей польза от этого разговора?»

Сестра меж тем продолжала:

– Я сижу в своей камере, Аделин. День за днем. Я многое слышу, многое вижу, многое читаю в газетах. Какой-то папочкин фанат хочет отобрать у меня сестренку. Парень это или девка – какая, к черту, разница. Убийца с розой придет за тобой. Он убьет тебя. И тогда я останусь совсем одна. Конечно, тебя это мало волнует, так ведь? Ты пришла, чтобы попрощаться и доказать самой себе, что куда сильнее и умнее меня. Но я не брошу тебя, Аделин. С тех пор как я вытащила тебя из того шкафа, я держала слово, данное отцу. Я заботилась о тебе, защищала тебя. И я готова помочь тебе еще раз…

Голос Шаны надломился.

Я подняла взгляд и увидела, что ее лицо перекошено от горя. Что это, всплеск эмоций или невероятно убедительная актерская игра?

– Если бы… если бы мне удалось каким-то невероятным образом покинуть это здание хотя бы на двадцать четыре часа, Аделин, я бы достала этого убийцу. Я согласна на любые условия, я буду выполнять любые установленные тобой правила. Только дай мне возможность поймать его, дай мне шанс защитить мою сестренку. – Шана улыбнулась, и от ее оскала у меня по спине побежали мурашки. – Как сказал папочка, жизнь без семьи не имеет абсолютно никакого смысла. Ты моя семья, Аделин. Выпусти меня отсюда, и я убью ради тебя. Ты же знаешь, я справлюсь.