Утром забирать нас никто не торопился. В узком тюремном оконце светлело небо. Я проснулась, поворочалась и снова задремала. Ко мне тут же вернулись нападающие кобры и оранжевые флаконы с таблетками. Очнувшись второй раз, я заставила себя сесть и посмотреть в глаза шлакоблочной реальности нашей камеры. Наверху металась спящая Эшлин и взволнованно бормотала под нос что-то невнятное.

Джастина на месте не было. Он, как часовой, сидел на полу, прислонившись спиной к стальной двери. Голова поднята, руки на согнутых коленях. Неужели так и провел там всю ночь? Сейчас он не спал. Задумался, машинально барабаня пальцем одной руки по кисти другой. Вид был такой, словно он решал какую-то задачу.

Как и вчера, я пыталась угадать время. Похоже, наступило утро. Часов восемь, девять, десять? Если мы не погибнем сегодня, я запишусь на курсы выживания. Стану самой старшей в мире девочкой-скаутом. Научусь определять стороны света по мху на деревьях и время суток по теням. Пара новых навыков мне не помешает. Потому что старые не очень помогают.

Я подошла к туалету. Джастин отвернулся. На большую приватность здесь рассчитывать не приходилось. Потом, пока он был поглощен своими мыслями, а Эшлин все металась во сне, я оттерла лицо. Пальцами, так как мыла и полотенец не было. Поддавшись порыву, взяла пустой пластиковый кувшин и наполнила его под краном. Затем, над раковиной, вылила половину воды на волосы и энергично промассировала голову. Брызги летели во все стороны, но мне было плевать. Я больше не могла терпеть мерзкий запах собственных волос и постоянный зуд от въевшейся грязи.

Я терла, терла и терла, как будто пыталась сбросить кожу, а вместе с ней и свои злоключения. Или они уже впечатались в мою ДНК? Может, когда-нибудь ее примут на суде как доказательство против Зеда и его команды. Клетки моей мертвой кожи, рассеянные по крошечной раковине в маленькой камере большущей тюрьмы.

Мне не хватало мыла, мягкой пены, бодрящего запаха чистоты. Но я продолжала тереть, медленно поливая оставшейся водой голову и тонкие пряди недлинных волос. Напоследок я ополоснула шею, закатала рукава комбинезона и омыла руки. В итоге мокрым или забрызганным оказалось все: я сама, мой комбинезон и шлакоблочные стены. Но я чувствовала себя лучше. Готовой к предстоящему. Насколько это было возможно.

– А я? – спросила Эшлин.

Она проснулась и глядела на меня со своего места.

Без всяких слов я снова начала набирать воду.

– Для спасателей прихорашиваетесь? – протянул Джастин с пола.

– Красота обезоруживает, – сказала я, передав дочери кувшин.

* * *

Медленное течение утренних часов безжалостно действовало на нервы. Пока я выхаживала между нарами, волосы высохли. Комбинезон – тоже. Не сказать, чтобы теперь я была чистая… По крайней мере, не такая грязная.

Джастин быстро освежил над раковиной опухшее лицо и коротко стриженную голову. Потом заглянул в общий зал. Там по-прежнему было тихо, только чуть слышно гудели люминесцентные лампы. Джастин немного поотжимался, покачал пресс и принялся подтягиваться, держась за верхние нары.

Эшлин смотрела на нас, как на сумасшедших. Она свернулась калачиком у себя в уголке и наблюдала с безопасного расстояния, словно кошка: полурасслабленная и готовая при первой опасности зашипеть или полоснуть когтями.

Я заставила дочь попить, так как она все еще восстанавливалась после вчерашнего выкидыша. Жалко, что у нас не было еды. Я проголодалась и по камере ходила под урчание желудка. Как иронично: ко мне вернулся аппетит именно в тот день, когда нас перестали кормить.

Хотели, чтобы мы ослабли, устали и потеряли уверенность? Опять психологические штучки Зеда. С таким успехом мы к трем часам согласимся сделать все, что угодно, за хлебную крошку.

Или что-то случилось? Наши тюремщики заболели или как-то пострадали? Не могли же они нас бросить? Уехать, исчезнуть? Никто не знает, что мы тут. Мы сдохнем, как забытые животные в клетке. Конечно, первые дни протянем на воде… Но после второй недели без еды…

Вдруг послышался незнакомый звук. Щелчок, гудящие лампы моргнули и, умолкнув, погасли. Ослепительно-белая камера окрасилась оттенками серого. Свет сочился только из щели окна. Общий зал погрузился в полумрак. Как театр, где внезапно потухли софиты.

– Отключают питание, – тихо сказал Джастин.

Я поняла, что происходит. Зед и его команда готовились покинуть тюрьму. Закончить операцию и скрыться.

Который час? Я никак не могла сообразить по солнцу.

Срок близился. Три пополудни.

Расчетный час.

Я забралась на нары к Эшлин и взяла ее за руку.

Через секунду к нам присоединился Джастин. Мы сидели, держась друг за друга, и ждали, что произойдет дальше.

* * *

Тесса открыла глаза в пять тридцать. В спальне было темно. Она проспала от силы три-четыре часа и не могла понять, что ее разбудило. Бесшумно открылась дверь, и на пороге появилась бледная фигурка Софи.

Дочь вошла очень тихо. Тесса даже засомневалась, что та в сознании. У Софи бывали проявления лунатизма. У Тессы тоже. Только она не ходила, а кричала во сне.

Софи приблизилась к краю постели. Ее широко открытые глаза были сосредоточенны.

– Мам?

– Да?

– Ты нашла пропавшую семью?

– Нет пока, – ответила Тесса и распахнула одеяло.

Софи забралась к ней.

– Ты проверила темные, холодные места?

– Некоторые.

– А в горах? Все дома в горах посмотрела?

– Завтра… То есть уже сегодня… Поедем на север. Посмотрим еще.

– Не забудь печенье.

– Конечно.

– Ты нужна этой девочке, – сказала Софи, прильнув к матери.

Тесса задумалась. Ее дочь отождествляла себя с жертвой. Учитывая возможный исход дела… Лучше было бы перестраховаться и поумерить ее ожидания. Хотя разве это было возможно в их случае?

– Твое исчезновение было самым страшным кошмаром моей жизни, Софи, – наконец сказала она. – Когда я вернулась с работы, а тебя не оказалось дома, мне стало плохо. Как будто в живот ударили.

– Я не хотела уходить. Меня заставили.

– Конечно. Я знала, что сама ты никогда не уйдешь от меня. И надеюсь, ты знаешь, что сама я никогда тебя не отпущу.

– Я и тогда знала, мам. И еще знала, что ты придешь за мной, а их накажешь.

Тесса обняла дочь за худенькие плечи.

– Нам повезло, Софи. Мы поддерживали друг друга. Поэтому и повезло.

– И миссис Эннис.

– И миссис Эннис.

– И Гертруде.

Софи имела в виду свою куклу, которой аккуратно пришили потерянный глаз.

– Я хочу, чтобы этой семье тоже повезло, Софи. И изо всех сил постараюсь им помочь. На самом деле там целая команда детективов, и все стараются помочь. Но без чуточки везения нам не обойтись.

– Темные, холодные места.

– Помню.

– Печенье.

– Обязательно.

– И пистолет.

– Да.

– А потом возвращайся домой. Я скучаю по тебе. Сильно-пресильно.

* * *

Уайетт не спал. Он работал с телефоном: разбирал сообщения и выслушивал новости от своих помощников. В субботнюю ночь в метадоновой клинике Литтлтона произошла кража со взломом. Могла иметь отношение к их делу, а могла и нет. Звонил работник АЗС. В субботу утром к нему на заправку приехал белый фургон. В нем сидели два качка. Парень занервничал, решил, что те перевозят наркоту, судя по убийственным взглядам и отсутствию опознавательных надписей на бортах. Они направились на север по 93-й магистрали. Точнее очевидец сказать не мог. У одного из качков под левым глазом были вытатуированы три слезы. Бывший уголовник, однозначно.

Ребята из управления охоты и рыболовства нашли еще один фургон. Тот стоял на бездорожье у ущелья Крофорд-Нотч. Старая модель темно-синего цвета. На момент обнаружения брошенная. Грузовой отсек завален пустыми банками из-под пива и прокурен марихуаной. Принадлежал фургон, скорее всего, каким-то маргиналам, но вряд ли с военной подготовкой.

И так далее. С десяток стоящих наводок или возможных зацепок. Знать бы еще, куда они вели?

В два часа ночи Уайетт отложил телефон и уставился на карту. На ней он и задремал. Ему снились крестики-нолики и Эшлин Денби, которая просила поторопиться, потому что время было на исходе.

В шесть утра он встал, принял душ, надел вчерашнюю форму и встретился внизу с Кевином. Они выписались из гостиницы, захватили кофе и направились в особняк Денби. И несмотря на то что приехали на полчаса раньше, оказались последними.

Специальный агент Хокс уже взял телефон Джастина, а Николь – картину.

Докладывать было нечего. Агенты все еще разбирались с финансовыми операциями. Пара полицейских дежурила у дома Беннетт, еще несколько федералов – в штаб-квартире страховой компании в Чикаго. Оператор сотовой связи ждал отмашку для трассировки звонка в три часа.

Они знали ровно столько, сколько знали. У них было то, что у них было. Ни больше ни меньше.

Они тронулись на север и в одиннадцать добрались до окружного управления шерифа. К полудню картина Денби висела на стене. Было просмотрено с полдюжины шпаргалок для переговоров о выкупе. Отвечать на звонок готовилась Николь. Остальные сидели на подстраховке.

В полпервого заказали обед.

В час Уайетт закончил совещание с управлением полиции штата и местными отделениями. Было условлено, что выделят специальный канал диспетчерской связи и, как только появится информация, оповестят всех.

Он еще раз осмотрел карту.

Полвторого. Два. Два пятнадцать. Два тридцать.

О чем же они забыли? О чем забыли? Всегда что-то да упустишь. Планируешь, готовишься и все равно в итоге что-то упустишь.

Уайетт снова прилип к карте.

Два сорок. Два сорок восемь. Два пятьдесят две. Два пятьдесят пять.

Что, если никто не позвонит? Что, если так дело и закончится: не блеском славы, а радиомолчанием? Может, похищенные уже убиты, а мошенник вовсю заметает следы? И не будет никакой спасательной операции. Только тоскливые поиски, затянувшиеся на дни, недели, месяцы, а то и годы.

Три часа.

Три ноль одна.

Три ноль две.

Телефон Джастина Денби зазвонил.