Как Эшлин ни мечтала лечь в кровать, до спальни она не добралась. После душа у нее только и хватило сил, что натянуть футболку и завалиться на диван в гостиной. Даже волосы сушить не стала.
Пока она мылась, я говорила по телефону с Тессой Леони. Та оказалась добрее и мягче, чем я ожидала. Заверила меня, что лично разберется с Крисом. Разумеется, осторожно. И с благоразумным применением силы. Ее тон вызвал во мне еще больше симпатии.
Я хотела чувствовать себя отомщенной. Как шокированная мать и обманутый друг. Сколько раз я принимала Криса дома. И да, в какой-то момент стало ясно, что он сох по мне, как мальчишка. А после скандала с Джастином начал бывать у нас чаще, надеясь на роль утешителя. Только я выбрала обезболивающие и не плакалась ему в жилетку.
Весь гнев я выместила в душевой, где несколько раз помыла голову, яростно вспенивая шампунь, споласкивая волосы, а потом повторяя заново. Было уже поздно. Третий час ночи. Давно следовало пойти спать. Я нанесла питающий кондиционер, а потом занялась телом так же безжалостно и основательно, как волосами.
Я думала, самый страшный кошмар закончился, но еще во время вечернего допроса поняла, что следственная пытка только началась. Утром опять нагрянут агенты. Будут что-то уточнять, потребуют официальное заявление насчет отношений Эшлин и Криса. А то и медицинское освидетельствование. Может, стоит нанять адвоката?
Какие права у жертв похищения и насильственных преступлений? Какие специалисты занимаются делами по совращению несовершеннолетних? Что, если Эшлин откажется выдвигать обвинения или отвечать на вопросы? Настоять или это только усугубит ее травму?
Потом, смывая кондиционер, я вдруг со всей ясностью осознала: муж умер. Я осталась одна. Без партнера. Навсегда. Больше некому задавать такие вопросы. Забота об Эшлин полностью легла на мои плечи.
Муж умер.
Я стала матерью-одиночкой.
Джастин… нож в окровавленной груди…
Я опустилась на кафельный пол. Вода хлестала по спине. Я задыхалась, жадно глотая воздух.
Замелькали воспоминания о нашей жизни. Все те мгновения, когда я по-настоящему видела мужа. Все те мгновения, когда он наверняка по-настоящему видел меня. Первый раз, когда мы занимались любовью. Священник, объявляющий нас мужем и женой. Джастин с кричащей новорожденной девочкой на руках. А потом он же, умирающий передо мной.
Его взгляд. Джастин знал, что умирает. Чувствовал, как зазубренное лезвие входит меж ребер. В его глазах не было ни злости, ни упрека. Только сожаление.
«Мне будет не хватать нас», – сказал муж. И он был готов уступить и дать мне развод, но ему «будет не хватать нашей семьи».
Я плакала? Трудно понять. Вода лилась на шею, стекала по лицу.
Нужно организовать похороны, подумала я. Как хоронить без тела? Наверное, лучше подождать, пока полиция найдет… труп. Пока детектив шерифа и его помощники не вернут мужа мне. И Эшлин. Она бы попрощалась с отцом. Ей нужно логическое завершение, как и мне тридцать лет назад.
Эта мысль резанула по живому. Столько усилий и жертв, а в конечном итоге я так и не уберегла дочь от самой глубокой раны. Теперь и она потеряла отца. А мне предстояло занять место своей матери, которая пыталась удержать все на плаву. Разбираться с финансами. А они в плачевном состоянии.
Что, если мы потеряем особняк и будем вынуждены переселиться в многоквартирный дом? Что, если Эшлин никогда не пойдет в колледж? Дочь непредусмотрительного отца. Как и я когда-то…
Я не могла дышать. Ловила ртом воздух, но тот не попадал в легкие. Неужели я пережила три дня в заброшенной тюрьме, только чтобы скончаться в собственной ванной?
Потом в памяти всплыл… гидрокодон. Таблетки в оранжевом флаконе. Они до сих пор в моей сумке на кухонном столе. Впрочем, у меня были и другие заначки. Полдюжины таблеток у задней стенки ящика со столовым серебром, еще десять в дорожной шкатулке для драгоценностей, штуки четыре на донышке хрустальной вазы в серванте. В общей сложности около двадцати таблеток на экстренный случай.
Я встала. Во рту по-прежнему отдавало апельсинами, но мне было все равно. Я собиралась выйти из душа, спуститься вниз и добраться до первой же заначки. Только разок, конечно. После недавних испытаний я заслужила.
Я ополоснула волосы.
Нет, не надо. Я сказала Джастину, что буду сильной ради дочери. Тогда, в камере, он не зря вытянул из меня обещание. Наверное, сомневался в успехе операции и хотел быть уверен, что я смогу вырастить дочь без него.
Всего две таблетки, подумала я. Снять лишний стресс. Все тело ныло. Мне нужно было отдохнуть. После нормального сна я смогу позаботиться о дочери лучше.
Интересно, моя мать чувствовала то же самое, когда в очередной раз смотрела на пачку сигарет? Знала же, что не стоит. Но изнемогала под тяжестью мира, под грузом родительских обязанностей. Она вкалывала как прóклятая. И заслуживала хотя бы немного отдыха.
Джастин ради меня расстался с жизнью.
Неужели так трудно ради него бросить викодин?
Я выключила воду.
Одну таблетку. Всего… одну. Чтобы ослабить симптомы ломки. Разумный шаг.
Да.
Нет.
Выпить.
Завязать.
Я открыла дверцу кабинки, чтобы взять полотенце.
И увидела мужчину, стоящего на пороге ванной.
Я узнала его не сразу. С минуту я стояла в стеклянной ловушке. Вода стекала с обнаженного тела. Мужчина зловеще улыбнулся, и я сообразила. Глаза были другого цвета – карие, не ярко-голубые. Крашеные волосы полностью сбриты. Черный камуфляж сменила элегантная повседневная одежда. Но его гнусное, безжалостное лицо нисколько не изменилось. Над левым глазом красовалась ссадина – несколько часов назад дочь угодила в него рацией.
Я схватила полотенце и выставила его перед собой.
Не самая лучшая защита от убийцы мужа.
– Соскучилась? – протянул Мик и оперся о дверной косяк, перекрыв выход массивной фигурой.
Я была у него в руках. Он смаковал момент.
– Как… – выдавила я, облизнув губы.
Горло пересохло. Мысли крутились вихрем. Эшлин. Внизу на диване. Боже, только бы не проснулась! И ведь просила пистолет. Почему я так и не спустилась за ним в подвал? Надо было сначала достать оружие из сейфа, а потом лезть в душ!
– Я же перепрограммировала систему…
– У нас есть свой антиблокировочный код. Его нужно знать, чтобы отменить, а ты не знала. Никудышные у тебя разведданные. – Он усмехнулся. – Это называется ирония, детка.
– За домом наблюдает полиция, – начала я.
– Ага. Две патрульные машины. Одна спереди, другая сзади. Чередующиеся интервалы. Что не проблема, так как мне понадобилась всего минута, чтобы вбить код, открыть гараж и снова его закрыть. Копы вернутся, увидят, что снаружи тишь да гладь, и поедут дальше.
– Ошибаешься. Сейчас появятся два детектива. В деле новый поворот. Поэтому я и мылась. Готовилась к допросу.
Он замер и склонил голову набок, внимательно меня изучая. Прошло секунды две.
– Ты блефуешь, – объявил. – Неплохая попытка. Приятно, когда ради тебя стараются.
Он ринулся вперед. Так быстро, что я ахнуть не успела. Первой реакцией было отскочить назад в душевую, но я не хотела оставаться в этой западне. И потом вряд ли кафель помешал бы Мику сделать то, что он намеревался.
Я стегнула его полотенцем и, видимо, задела рану на лице, потому что он вскрикнул. Я хлестнула еще раз, но он поймал конец и потянул меня к себе. Тогда я отпустила. От неожиданной потери противовеса Мик отшатнулся. Улучив секунду, я бросилась к двери, выставив локти и пытаясь на ходу опять задеть его по голове.
Он схватил меня за талию. К счастью, мокрая кожа выскользнула из его пальцев. Я пробежала через спальню, кидая за спину что ни попадя. Куда теперь? Что делать? Интуиция подсказала спуститься вниз. В переднюю. На улице разъезжали патрули. Мне было плевать, что я голая. Лишь бы выскочить за дверь…
Нет. В гостиной спит Эшлин. Нельзя ее оставлять.
Позади загромыхал Мик. Подавив всхлип, я поднажала. Быстрее, быстрее, быстрее. Опять гонка. Неужели я снова ее проиграю? Я зарулила на нижнюю площадку, метнув взгляд наверх, и мельком увидела лицо Джастина. Каменное. Мрачное. Решительное. Стоп, не Джастина, Эшлин. Моей дочери Эшлин…
– Пригнись, – твердо сказала она.
Я послушалась. Эшлин замахнулась отцовской клюшкой для гольфа. В последнюю секунду Мик с ревом обернулся. Удар пришелся ему в плечо. Взвыв от боли, мерзавец вырвал клюшку из дрожащих рук дочери и занес над головой. Я бросилась на него и обхватила за колени. Он пошатнулся на ступеньке, выронил клюшку и вцепился в перила.
Мы с Эшлин опять рванули. Но не к парадной двери – слишком много возни с замками. Мы устремились в кухню. Какой-то первобытный инстинкт повел нас в помещение, забитое подручным оружием.
Я где-то читала, что женщине ни в коем случае нельзя хвататься за нож. Мужчина с легкостью отберет его и пустит в ход против нее же. Лучше взять пресловутую чугунную сковородку. Чтобы огреть ею по голове, особых навыков не нужно. Мне такая досталась от матери. Я распахнула нижний шкафчик и начала нервно разгребать посуду.
Эшлин вскрикнула.
Она притормозила у обеденного стола, выдернула из кучи вещей мою сумку и запустила ею в Мика. Он ловко увернулся и схватил Эшлин за край футболки. Не собираясь уступать без боя, дочь из всех сил завизжала и замолотила локтями и босыми ногами.
Мик наслаждался каждой секундой.
Я нащупала тяжелую сковороду, вцепилась в ручку и медленно выпрямилась перед врагом.
Мик прошелся взглядом по моему обнаженному телу, отшвырнул Эшлин к столу, как мешок с мусором, и двинул вперед.
– Молодец, соображаешь, – протянул он. – Я люблю, когда сопротивляются.
Дочь ударилась головой о гранит, обмякла и сползла на пол.
Не смотреть. Не отвлекаться. Один враг. Единственный шанс сделать все правильно.
Мик кинулся ко мне.
Слишком резко, слишком быстро, подумала я. Мик сделал обманное движение влево. Вместо того чтобы махнуть сковородой, я бросилась вправо и пулей выскочила из кухни в гостиную. Переверну лампу или еще что-нибудь. В окно будет видно. Может, проезжающий полицейский поймет и остановится, чтобы проверить.
Мик постоянно двигался. Шаг вправо, шаг влево, прогиб, выпад. Бесконечная смена маневров запутала. Вверх, вниз, вправо, влево. Я держала сковороду перед собой, готовая ко всему. Он низко нырнул, схватил меня за талию и повалил на пол.
Падение было тяжелым, но я не отпустила своего оружия и заколотила мерзавца по голове. Теперь он использовал мой же прием: прижался ко мне вплотную. Я не могла шандарахнуть его со всей силы и осыпáла слабыми ударами. Уткнувшись лицом мне в грудь, он давился от смеха.
– Вот так, да, бей, бей!
Было бесполезно тягаться с этим специально подготовленным верзилой. Мои отчаянные усилия только забавляли его.
Внезапно он сжал мне правое запястье так, что чуть кости не хрустнули. Я вскрикнула. Чугунная сковородка оказалась на полу.
Вот и всё.
Мик встал и за плечи подтянул меня наверх. Его карие глаза были такими же сумасшедшими, как и голубые. Ему нравилось каждое мгновенье происходящего. И от предвкушения возможностей лицо Мика светилось.
За его спиной раскрылась дверь, ведущая в подвал. Из тени вышел второй верзила и бесшумно ступил в кухню, прижав к губам палец. Зед. Без камуфляжа и татуировки кобры.
Я замерла, потеряв дар речи и ощущая только боль в запястье и плечах. Зед тихонько пробрался вперед, поднял малокалиберный пистолет и выстрелом в упор прошил Мику голову.
Мик повалился в сторону.
Зед спустил курок еще два раза.
В доме наступила тишина.
* * *
Зед вложил мне пистолет в правую ладонь и загнул мои пальцы на рукоятке.
– Соседи слышали выстрелы, – сказал он твердо. – Вызовут полицию. Те приедут моментально.
Он стянул с дивана плед и накинул его на мои голые плечи.
– Меня здесь не было. Ты сама с ним справилась. Молодец.
– Ты убил его.
– Он принял условия договора: тебя и Эшлин не трогать. Он нарушил их дважды. В нашем деле невыполнение требований имеет последствия.
– Ты… ты знал, что он вернется?
– Подозревал.
– Не понимаю. Можно было убить Джастина, но не нас с Эшлин?
– Условия договора, – повторил Зед, а потом сунул мне сложенный лист бумаги. – Радар просил передать. Никому не показывай. У тебя есть двенадцать часов, потом будет поздно.
Он повернулся и направился к двери в подвал.
– Подожди.
Зед не отреагировал.
– Назови антиблокировочный код, – выпалила я. – Код, который вы все используете, чтобы проникать в мой дом!
Зед не отреагировал.
Пришел, увидел, победил. И сразу на выход. Я закипела негодованием из-за постоянного чувства бессилия, но в последнюю секунду вспомнила, что уже не беспомощная пленница в тюрьме.
Я подняла пистолет и прицелилась Зеду в затылок.
– Стой. Стой, говорю!
Зед полуобернулся.
– Твоей дочери нужна помощь, – заметил он.
– Мне осточертело быть заложницей!
– Тогда спусти курок, – спокойно ответил он.
Руки дрожали. Хотя нет. Меня трясло всю. Внезапно усталость ушла. Ее сменила злость. На этого человека, который ворвался в мой дом, в мою семью. На себя, потому что я уже собиралась проглотить таблетку. Но самая сильная и ядовитая – на Джастина, потому что он дал себя убить, а я все еще любила его – и ненавидела. Что мне теперь делать со всеми этими противоречивыми чувствами? Как поставить точку?
Зед терпеливо и чуть ли не с интересом смотрел на меня. Я не должна была стать проблемой. По его данным.
Я нажала на спусковой крючок.
Затвор щелкнул вхолостую.
Ну конечно. Всемогущий Зед, как всегда, оказался на шаг впереди. Он вставил ровно три патрона. Все три выпустил в голову Мика, а потом вручил бесполезное оружие мне. Я ожидала увидеть насмешливую улыбку, однако он заявил:
– Вот и славно. Первый шаг к освобождению ты уже сделала.
И удалился.
Дочь начала приходила в себя. Я осмотрела ее, отыскала телефон, набрала 911 и вызвала полицию со «Скорой». Потом поднялась наверх, достала халат и, все еще сжимая пистолет, сунула под подушку записку Радара. Что бы ни произошло дальше, я была готова.