Четверг, 17 мая, 7:50
В кухне у раковины Сэнди рассеянно терла и терла одну и ту же тарелку с цветочным ободком. За окном вовсю светило солнце. Она приоткрыла окно – впустить свежего утреннего воздуха – и теперь слышала доносящиеся от соседей звуки нового дня. Где-то, чуть дальше по улице, работала газонокосилка. Наверное, мистер Маккейб. Вышедший на пенсию бывший директор школы заботился о своем дворе с прямо-таки религиозным рвением. В июне люди приезжали за несколько миль только для того, чтобы полюбоваться его розами.
Неподалеку, в третьем или четвертом доме от Маккейба, залаяла собака. Женский голос, звавший ребенка… Энди? Энтони? А может, Андреа, четырехлетнюю дочку Симпсонов? На последний Хэллоуин девочка вырядилась ковбоем – не ковбойшей, объясняла она всем, а именно ковбоем. Малышка нравилась Сэнди, хотя и называла ее не иначе как миссис О'Грейди, из-за чего та чувствовала себя едва ли не старухой.
Сэнди повернула тарелку и принялась тереть другую сторону.
Приехав сюда одиннадцать лет назад, они с Шепом оказались одной из немногих семейных пар с детьми. С тех пор район разросся, и семьи тоже. В одном лишь их квартале малышей было не меньше пяти. В двух кварталах отсюда жили две одноклассницы Бекки. Мальчиков тоже хватало, вот только большинство были слишком малы для Дэнни. Такая жалость… Если Бекки не составляло труда найти подружек для игр, то Дэнни приходилось отвозить к кому-то на машине. Это уже требовало определенного планирования и присутствия одного из родителей дома – кому-то же надо садиться за руль.
И все-таки Дэнни никогда не жаловался и довольствовался тем, что читал книги, оставался после уроков в школе или играл на компьютере. Иногда Сэнди гуляла с ним вечерами по району. Они махали знакомым. Дэнни высматривал дома с «ДайрекТВ». Бывало и так, что она шла пешком, а он катил на велосипеде, с гордостью демонстрируя такие умения, как езда без рук.
Ей нравились эти прогулки. Она чувствовала себя в безопасности здесь, в их скромном районе, где люди много работали и знали друг друга по имени.
Но сегодня утром Сэнди не хотелось даже выходить за дверь, чтобы забрать утреннюю газету. Что, если прохожие будут останавливаться и таращиться на их дом? Она даже не знала, что было бы неприятнее – злость в их глазах или жалость.
В результате, оставшись в кухне, как под домашним арестом, Сэнди терла, скребла и мыла свою утварь, пока все не заблестело. Потом набросилась на полы, убеждая себя при этом, что ничего такого не случилось, что этот день ничем не отличается от других и что на самом деле жизнь не оборвалась два дня назад.
Утром, ровно в семь, она позвонила в центр содержания несовершеннолетних. Последний раз они с Дэнни разговаривали сорок восемь часов назад, и ей нужно было его увидеть. Как он там? Испуган ли? Понимает, что с ним происходит? Скучает ли по ней? Зовет ли ее ночью?
А если его мучают кошмары? Если он голодает? Если одеяло «кусается»? Господи, она же мать, и ей нужно, необходимо быть со своим ребенком!
Начальник центра, некий мистер Грегори, твердо, но вежливо проинформировал ее, что Дэнни умолял его ни в коем случае не впускать мать. Утром в столовой мистер Грегори первым делом подошел к мальчику, чтобы предупредить о возможном визите родителей. Дэнни тут же разволновался и пришел в столь возбужденное состояние, что сотрудникам центра не оставалось ничего другого, как только вернуть его в комнату.
Похоже, психологическая травма оказалась слишком сильной. Возможно, им стоит подождать неделю-другую.
Ничего столь смехотворного она еще не слышала. Если у сына психологическая травма, тем более ей нужно приехать и повидаться с ним. Привезти его любимые игрушки, испечь любимый торт. Пожалуйста, хоть что-нибудь…
«Не надо так со мной. Я чувствую себя такой беспомощной».
Мистер Грегори напомнил, что ее сын все еще находится под круглосуточным наблюдением. Им пришлось вернуть Дэнни в комнату, поскольку, как только речь зашла о приезде родителей, мальчик выхватил у соседа вилку и попытался проткнуть себе запястье.
О посещении не стоит и думать. Ее и Шепа не допустят к сыну. Всё. Точка.
Газонокосилка наконец умолкла. Что-то щелкнуло. Наверное, мистер Маккейб снял мешок для сбора травы, которую высыпал на цветочные клумбы. Сэнди сотни раз видела его за этим занятием. Измельченная трава восполняла недостаток азота, и старик бережно перемешивал ее с мягкой почвой своими узловатыми пальцами.
Она наконец поставила тарелку в сушилку. С посудой покончено. Все вокруг сияло и блестело. Она даже отчистила плиту и протерла микроволновку. Часы показывали восемь утра, и Сэнди не знала, куда себя деть.
Она повернулась к дочери, серьезными глазами смотревшей на нее из-за кухонного стола.
– Хочешь еще, милая?
Бекки покачала головой. Чашка с овсяными хлопьями «чирьос», поставленная перед ней пятнадцать минут назад, осталась нетронутой.
– Может, немножко фруктов? – ласково спросила Сэнди. – Или оладий? Я могу сделать шоколадные!
Бекки покачала головой.
Сэнди проворно повернулась к холодильнику – какие еще есть варианты. Дочка не ела уже почти два дня.
– Знаю, – бодро сказала Сэнди. – Как насчет салата?
Она сняла с полки чистую стеклянную чашку. Салат вместе с еще тремя блюдами обнаружился на передней веранде накануне вечером. В трех других коробочках были макароны с сыром, картофельная запеканка с беконом и некий «мясной сюрприз». Сэнди впечатлил именно салат, содержавший клубничное желе, яблоки, бананы, грецкие орехи и взбитые сливки – любимое детское лакомство. Такое внимание соседей глубоко ее тронуло – оказывается, о Бекки думают и другие. Видит бог, девочке тоже нелегко.
Сэнди представила салат на одобрение дочери – Бекки всегда нравились взбитые сливки и желе.
После недолгого колебания девочка согласно кивнула. Ага, у нас есть победитель!
Мурлыча довольно под нос – пусть и небольшая, но победа! – Сэнди перегрузила салат в чашку для дочери и налила ей стакан апельсинового сока. Подумав, налила сока и себе и тоже села за стол.
В гостиной посапывал Шеп. Мужа не было весь вечер, и домой он вернулся далеко за полночь, провонявший пивом. Где он шлялся, Сэнди знала не спрашивая. Наведывался к Рейни. Каждый раз, когда возникали какие-то проблемы, каждый раз, когда его что-то беспокоило, Шеп отправлялся к ней.
Когда-то Сэнди изводила себя буйными фантазиями на тему диких оргий в доме Коннер. В городе все знали, какой была мать Рейни. Сэнди представляла мужа в жарких объятиях заместительницы, воображала, как они посмеиваются – нет, хохочут – над ней, этой милой дурочкой Сэнди Сермон, которая ни о чем не догадывается.
Однажды вечером в припадке жгучей ревности она рванула к домику Рейни, прятавшемуся между высоких деревьев. Несясь на полной скорости по грязной дороге, Сэнди уже обдумывала смелые обвинительные формулировки.
Не доехав до места, она вышла из машины и направилась к дому. Шеп и Рейни сидели на темной задней веранде в полной тишине и молча, держа по бутылке пива, смотрели в лес.
Не говоря ни слова, Сэнди вернулась домой.
Постепенно, с течением лет, она поняла, что просто не может представить любовную связь между ее мужем и Рейни. Она не знала, в чем причина этих долгих молчаливых посиделок, этих бессловесных диалогов. Не понимала, почему иногда Шеп как будто больше принадлежит Рейни, а не ей, хотя она родила ему двух детей, а соперница, насколько можно было судить, всего лишь угощала «Будвайзером».
Связь между ними была глубокой, но по крайней мере не сексуальной. Так что Сэнди старалась по мере сил противостоять ноющему, болезненному желанию, чтобы Шеп, когда ему плохо, шел к ней, а не в дом другой женщины, с которой часами просиживал во взаимном молчании.
– Мамочка, что случилось в школе?
Сэнди взглянула на дочь, застигнутая врасплох как вопросом, так и голосом дочери. После стрельбы в школе Бекки по большей части молчала, а когда все же заговаривала, то отделывалась короткими, в одно-два слова, предложениями.
– Ты о чем, милая?
– Сегодня школы нет.
– Нет. Сегодня занятий нет.
– А завтра?
– Завтра в школу тоже не надо. Но ты не беспокойся, милая. Занятий какое-то время не будет.
Бекки не сводила с нее глаз.
– А другие дети ходят в школу?
– Ты имеешь в виду своих одноклассников? Нет. – Сэнди помолчала, осторожно подбирая слова. – Они тоже на какое-то время закончили с занятиями.
– Еще не лето.
– Почти лето.
– Мамочка, еще не лето.
– Бекки… Ты ведь знаешь, что в школе случилось что-то плохое, да? Ты это понимаешь, да?
Бекки кивнула.
– Так вот из-за этого плохого всем не очень хорошо. Тебе ведь тоже не очень хорошо?
Бекки снова кивнула.
– И мне нехорошо, – мягко добавила Сэнди. – Папочке нехорошо. Другим детям нехорошо. Поэтому, пока всем так нехорошо, и уроков не будет.
– Но когда-нибудь они будут?
– Когда-нибудь, доченька, обязательно будут. Но только тогда, когда ты будешь готова и когда мы убедимся, что в школе безопасно. Что то плохое…
– Монстр.
Сэнди замялась.
– Да. Что монстр больше не придет.
Бекки уставилась на нее большими, серьезными глазами. До сегодняшнего дня Сэнди и не замечала, как подросла ее малышка. А когда девочка перевела взгляд на чашку со взбитыми сливками и желе, она поняла и кое-что еще. Дочка ей не поверила. Для Бекки мир перестал быть безопасным. Да и как он может быть безопасным, если в школу приходят монстры?
Сэнди отвернулась к раковине, допила сок и тщательно вымыла стакан. Автоответчик отчаянно звал ее мигающим глазком, но сообщение она прослушала еще накануне вечером. Прежде чем Шеп сменил номер, чтобы избавиться от бесконечных звонков, сюда несколько раз звонил Митчелл. Извинившись за беспокойство, шеф сообщил, что пытается найти отчеты по «Уолмарту». Не могла бы она перезвонить ему и сказать, где искать эти файлы?
Сэнди знала, что ему надо, и хорошо представляла, где находятся файлы. Но трубку так и не сняла, не перезвонила.
Может, Шеп прав. Может, она и впрямь слишком увлеклась работой, отодвинув детей на второй план. Если бы почаще бывала дома, если бы уделяла им побольше внимания, если бы Дэнни чувствовал ее любовь, если бы знал, как он нужен им…
Если… если… если…
Сэнди выключила воду. Руки ее дрожали, в глазах стояли слезы.
Мамочка, что случилось в школе?
Я хочу сделать мир безопасным. О,боже, милая… Как бы я хотела сделать мир безопасным для тебя!
– Мамочка.
Сэнди повернулась к дочери и едва не вскрикнула, увидев на ее лице то, что в первую секунду приняла за кровь. Клубничное желе, с опозданием включился мозг. Это всего лишь клубничное желе.
Но уже в следующую секунду она увидела в глазах девочки слезы.
– Язычку больно.
Сэнди метнулась к ней через кухню и, посмотрев в рот, убедилась, что язык действительно кровоточит.
– Что случилось? Ты его прикусила? Подожди, милая. Сейчас я возьму платочек и кусочек льда. Потерпи.
Сэнди отнесла чашку с салатом к раковине, смочила под краном платок и только тогда заметила, что в желе что-то поблескивает.
Она взяла ложку, копнула салат и обнаружила пять осколков стекла.
Детоубийца. Детоубийца. Детоубийца.
Господи, это же детский салат! Даже если вы нас ненавидите, каким же зверем надо быть, чтобы подсыпать стекло в детский салат?!
С удивительным для нее самой спокойствием Сэнди вернулась к дочери. Вытерла заплаканное личико, дала пососать кусочек льда. Кровотечение уже почти прекратилось. Осколки были маленькие и, может быть, не причинили большого вреда.
Сэнди ласково погладила Бекки по золотистым волосам.
– Как ты себя чувствуешь, моя сладкая?
– Хорошо.
– Ты много съела? – спросила она беззаботно.
Бекки покачала головой:
– Аппетита нет.
– Скажешь мне, если животик заболит, ладно?
Бекки кивнула. Сэнди решила оставить пока все как есть. Дочь была вроде бы в порядке, и пугать ее поездкой в отделение неотложной помощи не хотелось.
– Знаю, – бодро объявила она. – Мы с тобой сделаем печенье «сниккердудл»! Я все приготовлю, а ты поможешь отмерить. Ну как, звучит неплохо?
Бекки равнодушно пожала плечами.
– Вот и замечательно. Я сейчас все уберу, и займемся делом.
Сэнди через силу улыбнулась дочери и решительно взяла себя в руки. Потом вернулась к раковине и вывернула в мусорное ведро салат и все три запеканки, мысленно повторяя, что не должна и не будет, не будет, не будет плакать.
– Мамочка, не дай монстру схватить тебя.
– Доченька, у меня и в мыслях такого не было.